Рохля
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Часть 1.
01.Мы называем их "терминаторами"- обычные боевые машины- бронетранспортеры или танки, но управляемые людьми не непосредственно сидящими внутри, а дистанционно- из бункеров. Сидит себе такой парнишка за компьютером- кнопочками стрелок указывает, куда машине ехать- вперед- назад, влево- вправо, а пробелом открывает огонь.
Для него это как игра, а для нас- смерть, самая настоящая. Говорят даже, что есть моолодцы, которые одновременно умудряются сразу двумя машинами управлять. Во как!
Так вот, атакуют нас штук восемь таких терминаторов- три танка и пять БТР-ов, за ними- уже не терминаторы, а живые люди- идет пехота, мы объявляем всеобщую тревогу, а тем временем вся эта бронетехника разносит почти в упор все наши земляные укрепления первой линии обороны.
Нам и противопоставить нечего. Одно стрелковое оружие, да гранатометы. Одно облегчение- в таких машинах , не смотря на обилие видеокамер, навешанных на броне- обзор плохой, хоть и всеобщий. Получая черно- белое плохого качество видео на свой дисплей сразу с нескольких точек- даже с брюха машины , оператор все же не может уследить за всем и сразу, и, особенно увлекшись поливанием огнем противника, часто не замечает того, как его машина отрезается от пехоты, а после пусть и примитивными средствами- но уничтожается.
02. Но сегодня они решили пойти в прорыв. Не знаю, зачем, но им обязательно нужно захватить эту деревню, хоть и толку от нее- никакого. Просто деревушка о пятнадцати домов, нанизанная- на карте, как одинокая бусинка на асфальтовую дорогу. Дорога- полоса туда, полоса- сюда.
И все!
Звучит тревога, и наши ребята вскакивают из своих гробов, зачастую чтобы потом тут же получить пулю, осколок, или быть погребенным под слоем земли.
Гроб- это специальный звуконепроницаемый ящик с вентиляцией, в котором человек может спокойно спать, даже если снаружи рядом будет пушка стрелять- и ничего не услышит.
Хотя, как сказать- самое страшное, что может случится, как мне кажется- это не то, что вас убьют при том, как вы не вполне еще проснувшись будете вылазить из гроба, а то, что вас завалит землей вашего бункера- пока вы будете еще в гробу.
Я это испытал- и после без "ящика" спал, наверное, полгода! Вы спите, не обращаете внимание на яркий свет тревоги и звонок в вашем гробу- а тем временем, на вашем бункере пляшет танк- и вас заваливает землей.
О том же, что что-то произошло не так, вы узнаете лишь тогда, когда воздух подходит к концу, и вы начинаете задыхаться кондиционер, может быть , еще работает, и вот вы- внутри холодного, безвоздушного ящика.
Сначала соображаете, что делать, затем жмете на сигнал тревога. Но если снаружи бой- кто побежит вас раскапывать?
А еще может быть- бой уже закончился, и вас раскопать просто некому.
03. Два танка обходят наши позиции справа, и с ними еще 3 БТР-а. Один танк- слева, при поддержке 2 БТР-ов. За ними- человек 150 пехоты.
Вся бронетехника интенсивно стреляет, а сверху эту атаку поддерживает огнем из крупнокалиберного пулемета, наверное, такой же "терминатор"- вертолет- наводчик- командир.
На танк легко навесить какую-нибудь взрывающуюся штучку- но для этого нужно, чтобы за ним не шла пехота...
Да что там?
Мы на этой войне как сможем, при всем том, что техники у нас почти на нуле- нанести вред врагу? Сколько бы мы не сожгли дистанционных танков- они наклепают новые, но вот людей...
По этому, не смотря ни на что, в бреши между стройными рядами танков и бронемашин посылаем мощный огонь наших станковых пулеметов.
Класть пехоту- вот наша задача, как можно больше пехоты!
На мой ДЗОТ взобрался тяжелый танк- и стал вращаться, через 4 секунды исчезли бойницы- но на этот случай- они думают, что мы лаптем щи хлебаем- но это далеко не так- у нас все продумано.
Мы перебираемся на другое место, перенеся с собой свой пулемет, прячемся в специальном месте- и взрываем свой родной и любимый ДЗОТ вместе с танком.
Ничего, нам бы лишь атаку отбить, ДЗОТ- то мы построим снова.
Один БТР, видимо ,повредившись от взрыва, уничтожившего танк- останавливается на бруствере нашего окопа, примыкающего к ДЗОТ-у.
Второй же БТР пытается уничтожить один из наших гранатометчиков, но чувак, управляющий БТР-ом так же не лыком шит- и уничтожает нашего парня огнем из крупнокалиберного пулемета, обреченно так, его уже заряженный гранатомет подбирает другой гранатометчик, и приготавливается так же принять пулю, как БТР начинает полыхать оттого, что его облил напалмом огнеметчик из второго левофлангового ДЗОТ-а.
Полыхающий БТР делает задний ход, обращая в паническое бегство нескольких вражеских пехотинцев.
Ну вот!
Мы все скопом высовываемся из окопов и начинаем поливать пехоту. Пули летят с плотностью капель воды в первые секунды грозы. Они дрогнули, и с левого фланга атака прекратилась, но все равно ,мы продолжаем уничтожать пехоту- даже стреляя в спину убегающим, а так же добивая их стонущих на земле раненых.
Наша главная задача- как можно больше уничтожить пехоты.
04. Хуже дела обстоят с правым флангом- ведь там атакуют сразу два танка. Вражеские пехотинцы уже врываются на том фланге в окопы- и начинают там "шустрить". Тот фланг смят, и, почему-то видно, что наши там не могут никак противостать врагу. Поддерживаем наших товарищей плотным огнем из всех видов оружия в ту сторону, но все равно, это малоэффективно- но лишь приводит к тому, что враг "заинтересовался" и нами.
Тем временем один из наших ребят достает ПЗРК- и стреляет в вертолет. Стреляет он плохо, и не попадает, но все наши стрелки, специально обученные для стрельбы из ПЗРК- погибли.
Тем не менее, управляющий вертолетом видимо пугается за машину- и вертолет улетает, а на месте пуска ракеты - несколько мощных взрывов.
Один из БТР-ов рвется на противотанковой мине- очень, кстати, хорошо рвется- уничтожена ходовая часть, но от этого нам не легче.
Два танка впереди, два БТР-а по бокам- начинают движение к нашим позициям, по правому флангу, видимо, всех уничтожив. В центре у нас лишь один ДЗОТ, еще две пулеметные позиции- и все.
Они хотят нас взять нахрапом, а мы, даже если вызовем подмогу- ничего не сможем изменить, подмога даже не сможет поглазеть на наши трупы- как будет уничтожена.
Видимо учтя печальный опыт своего металлического собрата - танки не решаются въехать на ДЗОТ в центре наших позиций, и возникает достаточно интересная ситуация, когда бронетехника врага встает на наших окопах, ДЗОТ еще не уничтожен и поливает огнем вражескую пехоту, идущую за танками, а что- либо сделать с ДЗОТ-ом танки не могут по причине того, что находятся слишком близко. Тогда один из БТР-ов сдает назад, и, подъехав близко к "работающему " ДЗОТ-у- в упор расстреливает его защитников.
05. Все. Больше между нами никого. Наша позиция, на которой полыхает один танк и два БТР-а- и перед нами враг, желающий отомстить нам за наш только что произошедший успех.
Мы, увешанные одноразовыми гранатометами, просто гранатами, противотанковыми гранатами, бутылками с бензином, противопехотными и противотанковыми минами- расползаемся равномерно по тому ,что осталось от наших позиций для того, чтобы гордо, сражаясь, принять смерть- как солдаты.
Мне говорили, что это почетно, но сейчас мне просто страшно.
Немного постояв- погазовав, пообстреляв нас фугасами и просто из пулеметов- танки ринулись вперед.
А я вспоминаю, что в центре наших позиций- наш госпиталь, и я видел, как туда спускались вражеские пехотинцы.
06. Они ворвались на наши окопы- и стали вращаться- но потом, столкнувшись боками, эти два монстра останавливаются.
Я даже представляю себе, как один парень у себя в бункере жмет налево- а танк не вращается, другой жмет направо- и его танк то же встал.
У них возникла заминка в несколько секунд . но нам только этого надо! - о, да нас еще с много тут- со всех сторон в танки летят гранаты, бутылки- и в пару секунд это все начинает полыхать.
Аллилуйя!
Теперь же эти два жалких БТР-а для наших ребят- гранатометчиков- не помеха! Мы открываем мощный огонь по пехоте- и она, состоящая в основном из сопливых, 18-19 летних парней- бросается на утек, не смотря ни на какие вопли своих командиров- тут, выделяя их из общей массы- начинают "офицерский" отстрел наши снайпера.
07. Я же по пятам за врагом бегу смотреть, что с нашим госпиталем. И то, что предстает перед моими глазами - ужасно. Враги убили всех наших раненых гранатой- шесть человек, а того парня, который пытался выползти из госпиталя на руках - будучи еще живым- искололи штыками.
Еще я услышал крик нашей девушки- санитарки, которую тащили с собой солдат- рядовой и офицер. Когда же я бросился за ними, уже почти было их настиг, снял пехотинца- рядового, офицер, видя, к чему идет дело, так нагло ухмыльнувшись, прострелил девушке голову из пистолета.
Я стрелял, но офицера загородили пехотинцы, убегавшие с поля боя- и сняв их нескольких -так и не смог попасть в него.
А они садились в машины и улепетывали.
Там за первым краем позиций понимаю, как мало эффективен огонь по отступающему противнику, находящемуся далеко.
Меня успокаивают, что я сделал все, что мог, и что для нее смерть лучше, чем если бы они ее взяли с собой и...
Сам знаешь, что.
А я думаю о том, что же будет, если враг снова нас атакует так, как атаковал сегодня.
Кроме меня, все командиры взводов погибли, и я остался, получается, за главного. Рация разбита, и я приказываю всем приготовится уходить в горы. Иначе отряду не жить.
Тела товарищей зарываем в окопах. Просто заваливая окопы, сделав несколько залпов в небо над ними.
Вечная вам слава.
Спите спокойно, мы за вас отомстим.
У меня в глазах сцена, как эти подонки тащат к себе нашу санитарку, уже на ходу начиная ее щупать и раздевать.
-Она нам была как сестра! - говорю я и старому и молодому у ее могилы- мы должны обязательно за нее отомстить.
Мы три раза вопим что
Клянемся!!!
Утрамбовываем сапогами место ее захоронения- а ее похоронили не в окопах, а отдельно- вырыли специально для нее место "последнего покоя"- вешаем на деревьях несколько трупов федеральных солдат- для устрашения и уходим.
Даже в горах есть места, где есть вода.
08. Жалкие Остатки 1-ого, 2-ого, 3-ого, 4-ого, 5-ого взводов- 45 человек, включая меня. Но слава Богу- без сброда, без случайных людей, без дезертиров, аморалов, маргиналов и сумасшедших -все прошли с боями долгий и славный путь, закалены войной и спаяны воедино.
И вот теперь- вместе гибнем под неумолимым натиском врага.
Их слишком много. Слишком.
И у них слишком много техники. А у нас потери и потери. Две недели назад убили нашего славного командира Проханова. Потом погибли- в том числе и в последнем бою, все командиры взводов.
Остался я один, но я всего два месяца, как командую взводом, да и то, не чувствую, что имею на это право- так, меня назначили, потому что было уже некого.
09. Еще у нас есть старик Черехов- единственный человек, которого я бы не хотел видеть в отряде по причине его дряхлости, немощи и постоянного нытия. Единственное, почему я его не прогоняю- это то, что его, конечно, тут же возьмут федералы - и шлепнут. То есть выгнать его- это было бы то же, как если бы я его застрелил собственноручно.
Он ноет, ах, как же так все с Настенькой произошло. Ах , как же так случилось все с Прохановым!
Я все чаще и чаще вызываю его в сторонку- поговорить, и мне кажется, что может это и жестоко- но нам все- таки придется со стариком расстаться.
А еще, а еще он говорит, что ох, как это я, такой молодой буду руководить таким количеством людей!
Делает вид, что мне сочувствует.
А я обдумываю план нападения на базу, откуда федералы атаковали нашу деревню. И еще я хочу казнить того офицера. Нет, не убить в бою- но казнить, позорно казнить- не по-солдатски - расстрел, а повесить- или как-нибудь еще.
10. Нас посещает Сергей Штракин- с небольшой охраной, хотя сейчас для него как раз тот момент, когда ему совершенно небезопасно передвигаться по горам- там постоянно летает вражеская авиация, и колобродят карательные экспедиции.
Удивительно, но меня он воспринимает, как командира отряда, в отличие от многих остальных. Особенно молодых ребят в отряде.
Сергей говорит мне, что говорил Проханову, что пора уходить в горы- но Проханов все хотел- прежде всего себе- видимо, доказать, что есть еще куски территории, не принадлежащие федералам- как в начале, когда за нами оставались целые области.
Но смерть снимает вопрос правости или неправости командира Проханова. Теперь же для всех нас он просто герой сопротивления товарищ Проханов.
Штракин- лидер нашего сопротивления, и становой его хребет. Он единственный из главных, первых отцов- основателей- лидеров революции, кто еще помнит. Откуда есть все пошло. Тот, кто лично общался со всеми зачинателями движения, которые уже все погибли.
Штракин это отрицает, но не станет его- не станет и нашего сопротивления. Просто он- дух нашей борьбы во плоти. Где бы он не появился- у людей появляется воодушевление к борьбе, слабые становятся сильными, малодушные- храбрыми, а отчаявшиеся- имеющими надежду.
Лишь одними только словами он может "зарядить" отряды в сотни человек на полгода, а то и больше- борьбы.
Штракин осматривает наш отряд, ставит перед нами конкретные задачи- держать в напряжении врага, засевшего в крепости, приказывает нам, чтобы мы держались- передает новую рацию, воодушевляет ребят- и уходит дальше, к другим отрядам.
-Вернусь через месяц!
На какое-то время у ребят снова загораются глаза и снова появляется вера.
Он их зажег.
Лишь у этого Черехова- никаких изменений.
11. Тем временем мы ищем в горах базу- постыдно прячась от федеальных патрулей- в которых обычно всего три человека- отряд в 45 человек пробирается в горы. Найдем брошенную деревню- окопаемся. Главное- чтобы недалеко от замка- а там все будет тип- топ.
Найдя же такую деревню, начинаем в ней окапываться, и я начинаю по утрам- один ходить на вершину горы, которая от деревни очень недалеко- смотреть в мощный цифровой бинокль, что происходит в замке.
Там же я каждый день вижу то, что меня отвлекает от всего остального так, что все остальное мое внимание уже не может на себе привлечь.
Каждое утро солдаты караула выводят из дома, где живет офицер- командующий гарнизоном крепости- девушку, и потом запирают ее в амбар. Одно утро- одну девушку, потом другую, а затем третью.
Ясно, что он там делает с девушками по ночам. А еще видно, что они с ним это делают не по физическому, а по моральному принуждению. Они крайне запуганы.
Целую неделю у него было три девушки- посменно, одна- на одну ночь. Затем, через неделю, прибавилось еще две.
Я чувствую, как от ненависти покрываюсь горячим потом. Одним утром я даже взял с собой снайперскую винтовку, в надежде, что сниму этого гада- но после передумал, потому как тем самым я мог подставить под удар весь отряд.
А в отряде тем временем жизнь шла своим чередом, патрули к деревне подходить побаивались, и нам удавалось на своих химических плитках разогревать еду так, что при готовке почти никаких паров или дымов не было. Заметить нас было трудно. Раз в трое суток в определенное время над нами пролетал разведывательный вертолет- и мы все таились, у нас даже стал на этот счет вырабатываться рефлекс- без часов- в такое-то время, раз в трое суток- заляг, замри, слейся с землей. Меры предосторожности.
Все пылая огнем праведного гнева- приказываю провести операцию по нападению на машины, идущие из замка с утра.
12. Три грузовика, спереди- один БТР, сзади- БМП. На броне БМП- семеро пехотинцев.
Ребята- гранатометчики лихо поджигают передний БТР, затем из пулеметов, стреляя разрывными и зажигательными пулями- начинаем жечь грузовики. Для БМП же у нас приготовлена мина, но она почему-то задерживается, и взрыв происходит с опозданием. Машину несколько подбрасывает вверх- пехота с нее прыгает- и залегает. Затем наши ребята уничтожают колеса БМП- и тот останавливается. Мы со всех ног бежим вниз- нам необходимо уничтожить как можно больше живой силы и- стыдно сказать, но забрать у них все съестное, что есть.
Пехота начинает беспорядочно разбегаться, но один паренек, хиленький- плечи узенькие, в толстых очках - остается лежать в траве, прижав к себе свой автомат.
Не обращая на него внимания- подбегаю к БМП- и открываю заднюю его дверь. Там два солдата, а с ними девушка- одна из тех девушек, которых использовал офицер из крепости- один из парней- на ходу застегивая ширинку- с обезумевшими от страха глазами- вылезает из БМП- и получает от меня пулю в пах. Второй- начинает умолять меня оставить его в живых- плачет, - я его выволакиваю из машины, пускает слюни.
-А девушку насиловать у тебя храбрость была?
-Это не я, это он- продолжает этот подонок- кивая на своего товарища, корчащегося и держащегося за пах.- я ее всего лишь держал.
Ладно, я тебя не убью- говорю я и стреляю подонку в живот. Всего лишь раню- смертельно.
Девушке же одна из наших пуль, попавших в БМП и прошивших насквозь борт- попала в район сонной артерии- некоторое время смотрю на ее обвисшую голую грудь, облитую ее кровью.
-Суки!
Солдаты, спрыгнувшие с БМП- некоторые ушли.
13. Вдруг, откуда ни возьмись- на нашу голову из- за леса, по дороге выворачивает еще один БТР- и сходу из пулеметов кладет несколько наших.
Очкарик бежит к машине- та, видимо, его разглядев- останавливается- вскакивает на броню, но, когда машина с места резко трогается- падает с машины. БТР "дает ходу", очкарик же пустился наутек. Приказываю ребятам в него не стрелять, а сам с пистолетом бегу за ним, парень, пытаясь убежать от меня один раз оборачивается, наставляет на меня ствол своего автомата- но потом, почему-то отбрасывает автомат в сторону- и продолжает бежать, тут уж я совсем почувствовал себя обязанным ему оставить жизнь- просто потому, что он мог бы сейчас меня и шлепнуть- но не сделал этого.
Затем с него падают штаны- что-то происходит с ремнем, да и вообще- в армейских сапожищах бегать очень трудно. На мне же кроссовки. Догоняю его, сваливаю с ног, но потом тут же отхожу несколько назад. Фу! Парень, видимо со страху, обоссался.
Хватаю его за шиворот - и волочу.
-Что? Куда? Дяденька, не надо! Простите! Пощадите! Пожалуйста, ой, мамочка!
Ребята кричат мне, что мы пленных не берем.
Это мне известно, я даже знаю, почему- они не берут пленных. Мы- в отместку.
Но я говорю, что это не солдат, и, стало быть ,пленным считаться не может.
-А кто же он?
Мешок с говном.
Говорю ему, что если будет идти медленно, я его пристрелю.
Он плачет и канючит- но идет. А мы возвращаемся в лагерь.
Где-то над местом нашей засады барражирует вертолет - но до нас уже очень далеко.
Итак, мы начали тревожить этот улей. И улей не хилый- десять танков, пятнадцать БТР-в, восемь БМП и триста человек пехоты. Сколько у них минометов и станковых пулеметов- одному Богу известно. Плюс постоянная возможность вызвать поддержку авиации и артиллерии.
А у нас? Лишь ненависть к ним, и моя персональная ненависть к их офицеру.
Блин, где-то я уже видел этого парнишку в очках - но вот где? Пока не узнаю - не убью.
Еще через какое-то время из патрулирования возвращаются Ира и Андрей- сладкая парочка- они говорят, что федералы повесили мертвые тела наших товарищей на деревьях вокруг места нашей засады- уходя мы давно уже не подбираем не то, что мертвых- ранены. Раненый должен дождаться прихода федералов- и героически умереть- открыв по ним огонь.
То есть раненый, который без помощи сам не может двигаться. А если он не только двигаться- стрелять не может, ему- как товарищу- пуля в висок, как избавление от мук и боли.
Вы отдали жизнь за правое дело. Спите спокойно. Мы за вас отомстим. - строки стихов нашего поэта, погибшего в том бою- в деревне.
14. Так в отряде остается всего сорок человек. Плюс один пленный.
Тогда начинается! У нас есть где-то четыре парочки- парень и девушка. Ведут они себя- как будто бы уже поженились- живут вместе, в одном доме, постоянно просят меня ходить на боевые задания вместе.
В определенный момент, особенно после очередного завывания этого Черехова, что ему
Жалко ребят- эвон, какое время им досталось- не ровен час, убьют- а жить хочется, природа свое берет-
Расформировываю это все на фиг. Запрещаю совместную жизнь вплоть
До победы нашей революции
Ребята протестуют, а эти особо влюбленные- Андрей и Ира- так вообще с катушек съезжают. Андрей- ему 18, начинает плакать и сопли лить, говорить мне что
-Ты сам-то- что? Тебе уже 23- а у тебя никогда девушки не было, онанируешь в кустах- , нам завидуешь- так хоть дай другим нормально пожить, у тебя никогда никого не было, и никогда не будет- но я-то здесь при чем? Сдохнешь ведь, так ни с кем и не потрахавшись...
Делаю вид, что не обижаюсь- знаю его, он хочет лишь того, чтобы я повел себя не как командир- и при всех бы ему расквасил морду- тогда бы они все тут имели бы моральное право пойти на неповиновение- и меня сместить.
Конечно, Андрей говорит сущую правду обо всем, но я
Говорю этим парочкам, что никого здесь не держу.
-Хотите- уходите. Вас там быстро федералы поймают, а ваших баб потом долго- долго будут у вас на глазах пялить, а вас- заставлять смотреть. Идите! Повеселите своими девушками эту солдатню! Но здесь- слушайте сюда- я не допущу того, чтобы весели пеленки- и варилась кашка, а здоровенные лошади- бабищи- которые уже по полгода кладут из пулеметов федералов пачками наравне с мужиками- вместо войны думали о сантиментах. Нет. Кто хочет- пусть идет. Я- никого не держу. И лишь Черехов тяжко вздыхает.
Ох, молодо- зелено, молодежь- молодежь!
Мне даже почему-то показалось, что это он не о них, а обо мне...
15. Тем временем я начинаю заниматься этим пленным. Для начала придумываю работу, какую бы он мог делать. Мы заставляем его дрова рубить. К тому времени мы уже настолько обнаглели, что даже позволяем себе разводить костры. Несколько раз нападаем на патрули, проходящие недалеко от нашей деревни- так они знаете. Что делают в ответ?
Карательная экспедиция? Зачистка? Ничего подобного- они просто перестают ходить рядом с нашей деревней. А однажды даже вертолет над нами пролетал, когда от нас валом дым валил - и ничего не произошло.
Нашего пленного, наверное, разыскивают...
То есть не могу точно сказать.
16. Еще одним утром отправляюсь осматривать крепость - по пути натыкаюсь на Андрея и Ирину- они в траве делают...это. Завидев меня они переполошились и глядя на меня молчат, я то же молча прохожу мимо, покраснев оттого, что видел обнаженную грудь Иры.
Потом наблюдаю за тем, как от офицера уводят новую - еще мною не виданную девушку.
Это, конечно, гадость, но я как-то даже начинаю этому офицеру завидовать. Хоть так, подло, конечно, но у него кто-то есть ночью под боком.
17. Вернувшись в лагерь, застаю нескольких наших ребят за тем, что они бьют пленного. Оттаскиваю, даже делаю несколько выстрелов вверх. Ребят понять можно, у многих из них погибли родственники, у всех поголовно- друзья по отряду, федералы в плен никого не берут, а тут командир- вот что допускает!
Они меня спрашивают, зачем я так поступаю, я же, не желая говорить об истинных причинах, несу им всякую чушь о том, что
Нужно быть все-таки людьми, а то чем мы их лучше...
Ну, и так далее...
С расквашенной мордой, потрясая из стороны в сторону кровавыми соплями очкарик благодарит меня, на что я отвечаю ему, что плевать хотел на его благодарности.
А вечером ко мне приходит Андрей и извиняется за "истерику накануне". Говорит, что я прав. Я же ему говорю, чтобы передал остальным парочкам, что все можно, но так, чтобы никто ничего не видел. Он, несколько обрадованный, уходит.
А я думаю об очередном нападении на какую-нибудь автоколонну, и еще думаю, что всех этих влюбленных нужно отправить на какое-нибудь опасное задание, чтобы им не до амуров было. Чтобы больше о войне думали.
18. А война дело творческое. Сжигаем очередной БТР сопровождения, и, напав на джип, мочим в нем всех. Затем я вытаскиваю из машины чудом живую гражданскую- и за руку увожу ее в лагерь.
Мы смываемся. Вечером на лагерь слабый артналет. Видимо, они знают, что мы здесь, но, по какой-то причине нас здесь терпят.
А этот Черехов, тем временем, придумал себе новую песенку-
Что-то мне не нравится этот твой пленный, что-то мне не нравится этот твой пленный!
Чует его сердце- беда будет!
Ну да, будет. Подловато будет, если в момент, как я отлучусь- они его линчуют. Вот что.
19. Гражданская- девушка 19 лет, ее зовут Надежда. Говорит, что ее отца и брата увезли в город полицейские по подозрению в сотрудничестве с партизанами- а с утра, вот, за ней приехали какие-то военные. Зачем я им нужна?
Я говорю ей, что отведу как-нибудь посмотреть, зачем.
Она, тем временем, активно пытается вжиться в новый коллектив - проявляет во всем активность- и на следующее утро
Будит меня.
-Ну, мы пойдем? Ты же мне обещал!
-Пойдем, но сразу предупреждаю, это не для слабонервных. Тебе точно не понравится.
-Да лааааадно!!- а это мне уже не нравится. Говорю ей, что "да ладно" - это ее слова, но уже из прошлого, хорошо?
Немного смутившись, и даже, по- моему, обидевшись, она отвечает:
-Хорошо- ну мы идем?
Пока идем на вершину- встречаем сразу две наших парочки. Надежда краснеет, смущается и смеется.
-А у тебя девушка есть?
Война идет, Наденька, и нам сейчас не до этого.
-А этим- до этого?
Я замолкаю.
А то, что она увидела- побудило ее просится в бойцы.
-Я хочу сражаться. И они так меня хотели использовать?
-Они всех на свете так хотят использовать, Надя, но мы им этого не позволим.
Сегодня мы видели, что солдаты, отведя девушку в амбар, после долго оттуда не выходили. То есть теперь им это позволяет офицер. Или девушка чем-то его рассердила?
То есть молодец, сопротивляется, но вот платить ей за это приходится- очень уж дорогой ценой.
Я закусываю губы до крови, и у меня непроизвольно сжимаются кулаки.
20. Постепенно все ближе узнаю нашего пленного. Так как он постоянно попадает- на глазах у всех впросак, постоянно все делает не так, да еще и постоянно этой своей неуклюжестью всех смешит, то за ним как-то сразу закрепляется прозвище:
Рохля. И все его только так и называют. Даже я ничего не могу с этим поделать, ив все мои внушения о том, что это- человек, у него имя и фамилия есть- как об стенку горох.
Ко мне подходит Надежда, и говорит, что эта война уже все расстроила у нас в стране. Что для того, чтобы сейчас девушку не изнасиловали и оставили в покое - нужно просто уходить в лес, к партизанам. Мне начинает казаться, что она как-то ищет защиты, человека, на которого можно было бы положиться. По-этому и стрелять так яростно учится- чтобы чувствовать себя больше защищенной.
Для рохли же придумываем еще новую работу- дров он нарубил уже на год вперед, - носить воду. Хоть этот городской интеллигентный парень и настолько нерасторопен- но мне кажется, что работая с таким усердием, как с дровами и с водой- он нас скоро всех просто утопит!
Обращаю внимание на большую сумку Нади - спрашиваю, что там, она смущается, и говорит, что ее очень личные вещи. В основном. Можно я не буду показывать?
Как будто я очень настаивал.
Черехов же мне опять выговаривает- командиру- рядовой -во дожили, а? - что зря я с дровами пленному колун доверил.
А чем ему колоть-то, дурья башка?
-Да хоть хреном- нельзя ему было давать колун- и все! Вдруг че!
Не знаю. а мне этот парень все более становится симпатичен. Начинаю как-то постепенно ему давать нашу революционную литературу.
Научив же Надю каким-то азам- берем ее на задание.
21. Вдали- вдали, но мы уже в полуприседа - ползком начинаем приближаться- идет патруль федералов. Усиленный, пять человек. Нас- семеро, но сегодня мы лишь их попугать хотим.
Ребята располагаются по флангам, а я с надеждой в центре. Говорю ей, чтобы взяла на мушку этот патруль и выпустила бы в них весь пулеметный рожок, вставленный в ее автомат- 72 патрона. Тогда она начинает стрелять- но после первых нескольких патронов , автомат начинает сильно задирать вверх - и она ни в кого не попадает. Патруль в этот раз- видимо, там командует молодой офицер- контр атакует. Вот на этот- то случай у нас и прикрыты фланги. Начинается перестрелка, мы, огрызаясь, уходим. Не знаю как- убитыми, или ранеными - но кладем двух федералов.
У нас же потерь нет.
22. На следующее утро- уже без остальных , беру Надежду пять - обстреливать патруль. Но теперь уже не с автоматом- а со снайперской винтовкой. Она целится- я же наблюдаю в бинокль. Жмет на курок- и глядишь ты! Попала! У нас на винтовке глушитель и пламегаситель, так что патрульные не понимают, откуда огонь, они залегают, их становится плохо видно, но Надя все- таки как-то изловчилась- и попала в лицо еще одному.
Молодец.
Но, когда мы возвращались, у самого лагеря, она что- то захандрила, села на поваленное бревно. Она стала говорить о том, как плохо ей осле этого убийства.
-Это не убийство- говорю я ей на это- это подвиг во имя Родины.
Да, только что она как опытный охотник - в копеечку со ста метров- и вот те на. Но мне почему-то кажется- наверное, я очерствел за последнее время- что эти ее слова какие-то неискренние.
Делаю вид, что пытаюсь ее успокоить.
Тогда же она делает что-то...
Я так давно этого хотел... она кладет мне руку на плечо.
И опять, если бы я чувствовал, что она это делает искренне- наверное, у нас бы что-то было... ну... не как у этой молодежи, конечно, а по серьезней, но было бы.
Я же просто снимаю ее руку со своего плеча и говорю. Что нам надо идти. С тем ее первые активные деньки как-то кончились, увяли. С тем пор она все стремилась быть со мной рядом, ходила вокруг- да около, тяжело вздыхая.
А я, все укоряя себя за то, что вот, наконец, и ко мне это пришло- а я все никак- все таки соблюдал дистанцию, потому что мне это все немного казалось каким-то наигранным, театральным... с ее стороны.
23. Военнопленный же наш меня все радовал- как то вечером он попросился войти ко мне в хижину- палатку... он принес с собой мои брошюры, которые я ему дал, я видел, как во многих местах они были подчеркнуты, на полях стояли знак вопроса, и по всему было видно, что парень заинтересовался нашей революцией.
-Я даже и не знал, что это такое! Нам всю жизнь совершенно иное вдалбливали о вас! А вы... оказывается...
И я был рад- как в некогда добрые, мирные, старые времена "проповедовать" часами перед "сомневающимися" и "новообращенными" о Революции.
24. А тем временем мы пытаемся наладить пропагандистскую работу в нашем районе. Мы наладили худо- бедно работу нашего переносного компьютера- производство и печать листовок.
Посменно, по три- четыре человека- ребята ходят на задания- клеить и разбрасывать листовки в ближайших - еще не опустевших населенных пунктах. По пути обстреливают патрули- да и вообще все федеральное, что только встречается на пути и что еще можно обстрелять, а не нужно от этого прятаться.
Несколько наших человек во время этих рейдов гибнет- но я считаю, что это не зря. После таких акций как у местного населения, так и у врага складывается впечатление, что в районе много партизан и власть, фактически, за ними.
25. Одновременно с этим еще организуем рейды по уничтожению различных людей, сотрудничающих с федералами- и постепенно "предательская" активность начинает сходить до минимума.
Те же люди, которые продолжают свое сотрудничество- живут в страхе ,в постоянной готовности к у дару из- за угла, к террористическому акту.
Самым шиком, конечно было такого "супчика" как-нибудь вывести из его места- куда-нибудь к дороге, вдоль которой ездят все- и, повесив ему на шею табличку с указанием его вины- повесить на близко стоящем к дороге дереве.
А еще - заминировать подходы к этому дереву.
После - эти труперы висят по несколько недель! И все остальные страх имеют.
А я смотрю, как уже несколько раз в такие рейды ходила Надежда- и возвращалась, а все те, с кем она была в этих рейдах - говорили о ней исключительно хорошо.
26. Пока мы разворачиваем такую "широкую" деятельность в нашем районе- федералы решают создать вдоль своей дороги от города- к замку сеть блок- постов и КПП- для облегчения прохода автоколонн по дороге.
Эти же блок- посты для нас - просто наилучшая мишень. Ребята- снайпера ради тренировки своей смены- водят их к этим постам- снимать- по одному- два пехотинца.
И довольно успешно- ведь снайпер работает как- снял одного- и уходит. А ты его теперь ищи- свищи!
Он сделал один выстрел- а на блок- посту потом пехота еще час- полтора вжимается в землю, боясь, что это повторится.
Часть 2.
01. Рохля нам помогает во всем. Он- а сами бы мы до этого не в жизнь не догадались- каким-то почти чудом провел воду от ближайшего горного источника- по трубам- прямо в деревню. Когда тебе нужна вода- ты просто подходишь к мотору- включаешь -и через несколько секунд она начинает течь из трубы.
Так же он нам постоянно помогает с компьютером, а так же с генератором.
Но потом- старик Черехов- показывает мне пальцем , я вижу, как Надя подходит к нашему пленному и разговаривает с ним.
Черехов дудит все в свою старую дуду- что, дескать, Рохля ему не нравится. Я же, увидев такое активное общение- улыбочки- и так далее ,Надежды и Рохли- не знаю, почему, подхожу к ним близко, а когда они меня замечают- делаю вид, что шел мимо.
Надя смущается и уходит. А я укоряю себя за эгоизм- и сам не беру- и другим не даю. Рохля ведь у нас быстро стал уже и не военнопленным, а- как свой.
Иногда меня захлестывают эмоции- мне очень хочется, чтобы Надежда прошла мимо, снова села рядом и стала на меня просто смотреть.
Я становлюсь от этого просто зависим. И это нехорошо.
Потом постепенно Рохлю все перестают именовать Рохлей- а начинают называть более уважительно- Рохлин. Но все равно- это ведь прозвище.
02. Однажды Надежда просит меня "отойти с нею в сторонку" потому как "разговор есть". Она говорит, что у нас может быть что-то?
Я же отвечаю, что мне нужно время подумать.
Я нахожусь достаточно в трудном положении, потому, что с одной стороны- на мне отряд и я, как командир не имею права на слабости- или а то, чтобы их показывать, с другой стороны мне все время кажется, что надежда говорит и поступает со мной, почему-то неискренне, а в третьих, я уже "подсел" на нее, и мне уже кажется, что без ее присутствия, с ее что-то значащими взглядами, вздохами- я уже не обойдусь. Меня разрывает на части.
Вечером же группа ребят- и с ними надежда- уходят на задание. После, вернувшись, командир группы мне жалуется- что сегодня Надежда подставлялась под пули, и вообще вела себя очень неразумно. ее чуть не убили. И ему кажется, что у нее очень испорчено чем-то настроение.
Тогда я вызываю ее к себе и выговариваю ей, что она . если будет так себя вести и в дальнейшем, может крупно подвести нас всех. Она же говорит, что я черствяк.
Нет, мне хочется, чтобы она была рядом. Но иногда мне кажется, что она слишком торопит события. И еще мне кажется, что если бы я не был бы на месте командира...
03. Мы захватываем одного пленного после налета на один блок- пост, затем его допрашиваем, и от него я с удивлением узнаю, что Рохлина он не знает и не видел его в замке не в жизнь. Никогда. Я очень удивлен, мне-то Рохлин говорил, что он был в замке уже несколько недель.
Думаю, что просто пойманный нами пехотинец был просто новобранцем и совсем недавно прибыл в замок. Только я хочу вернуться к этому разговору с ним и поговорить на эту тему- мы слышим выстрел. Когда я и ребята прибегаем на место, откуда слышали звук выстрела- видим нашего- последнего пленного с дырой в груди и рядом стоящую Надежду-
-Убежать хотел! - говорит она запыхавшись- еле догнала!
Но никто ничего не видел и даже не слышал перед выстрелом. А еще прямо при всех, мне в глаза она говорит что мы пленных, по идее брать не должны. Что это за расслабление?
Что за нюни? Ребята- я это вижу- ее поддерживают.
Какие пленные?
Тогда спрашиваю, кто пойдет и принесет мне голову Рохлина? Все молчат, смущенно опустив головы.
Но... де же я его видел раньше. Мне кажется- когда я вспомню- меня ожидает сюрприз.
04. А к нам скоро прибудет Штракин снова. Радостная новость для всех. Рохлин и Надя выказывают искренний интерес к тому, чтобы его увидеть, его послушать и, если получится- даже поговорить, познакомится.
Даже больше того- по ряду причин Сергей пробудет у нас несколько дней. У всех- я вижу поднимается настроение. Нас снова вдохновят на несколько месяцев вперед. И таких, как мы у Сергея- множество. И когда только он успевает со всеми общаться?
05. А тем временем не на нашем- а на моем, персональном командирском компьютере- пишу несколько статей. Когда приедет Сергей Штракин- покажу ему, пусть прочтет- и скажет мне, все ли там правильно, и правильно ли я понимаю линию нашей партии в обстановке нашей вооруженной борьбы. Конечно, я понимаю, что мои статьи наверное, не только политически - но и пунктуационно, но и орфографически безграмотны- но зато они от сердца, от самой моей сути исходят.
Товарищ! Вставай! В тот момент, когда враг уничтожает твою землю, в тот момент, когда твои сестры и братья до крови сражаются в врагом, отдавая на дело революции свои жизни- вступай в наше общенациональное партизанское движение!
По вечерам, чтобы взбодрится, часто у костра поем старую песню: