"Мир не идеальный", - говорил каждый раз Валентин Иванович, пятидесятилетний бухгалтер небольшого строительного ООО "Бобёр", расположенного в глубокой провинции, сталкиваясь регулярно лоб в лоб с гремящим, звенящим и громко фыркающим самосвалом, пахнущим бензином и ещё чем-то непонятным и отпугивающим. Его рифлёные борта надёжно удерживали обстоятельства и события песочной массой, хаотично раскиданной в кузове грузовика. Лёжа под этой железной и чёрствой махиной, бухгалтер рассуждал о настоящем и будущем человечества, смотря наверх, где, по его мнению, должны были находиться манящие и сверкающие звёзды, развешанные на небосводе. Но вместо прекрасных светил Валентин видел только карданный вал и прилипшие к нему куски грязи. Один из них, в один прекрасный момент отказавшийся вечно висеть на днище грузовика, отпал...
Смачно приземлившись на лицо Валентина, грязь издала звук плюхнувшейся коровьей лепёшки. Так самосвал, неприлично рассмеявшись прямо в лицо тому, кто лежал под ним, решил поставить жирную точку в тщетных поисках бухгалтера идеальности существования.
"Ну, будет тебе заниматься ерундой, ë-мое", - тяжёлый, прожжённый голос с хрипотцой вылетел из-под капота и, сделав подъём переворотом через бампер, достиг ушей человека умственного труда.
"Неужели за столько лет не надоело тебе всё искать, высчитывать и пересчитывать, складывать и умножать? Невозможно придумать априори то, чего не может существовать на земле", - продолжил самосвал. Термин "априори" был единственным словом, которое запомнил грузовик из лексикона главного инженера. Ему иногда случалось подвозить начальство в контору со стройки. Так великий Кант, считающийся родителем понятия "априори", задержался надолго в железных мозгах.
Тут сам Бог велел самосвалу, поднявшись на задних колёсах, встать, насколько возможно, в важную позу и с видом всезнающего профессора свысока и сурово посмотреть на Валентина Ивановича.
Увидев печальный взгляд бухгалтера и несколько смягчившись, трудяга - строительный перевозчик протянул ему черенок лопаты, чтобы помочь выбраться из-под себя. Хотя деревяшка была шершавой, да и с заусенцами, Валентин всё же не стал отказываться от помощи и, уцепившись, словно за гигантскую соломинку, быстро вылез из плена. Отряхнувшись, он достал замасленный блокнот и ярко-жёлтым карандашом "Кохинор" сделал пометки на листе.
Белоснежная страница была полностью расчерчена различными наползающими друг на друга фигурами: треугольниками, квадратами и ромбиками. Они весело заплетались с гипотенузами и катетами, зовя на помощь матрицы и дифференциальные уравнения. Только Валентин Иванович в этом математическо-геометрическом беспорядке видел некий смысл, то, что и близко не понимали другие. Немолодой бухгалтер из ООО "Бобёр" хотел переделать мир. Да-да! Он не хотел быть похожим на Ленина или Че Гевару. Революция, классовая борьба, война и захват власти были для него чужды. Валентин мечтал, что создаст некую формулу и подарит её народу.
И люди, все семь с лишним миллиардов, поймут, увидев расчёты бухгалтера, что так больше жить ни в коем случае нельзя. Нужно жить по-другому: по-другому - значит, идеально. Никому в этом случае не будет плохо, всем будет хорошо. Счастье вселится в каждый дом, в сердце каждого гражданина, и наступит мир во всём мире.
Только Валентину нужно успеть, обязательно успеть всё прикинуть, перепроверить и применить на практике в отдельно взятом строительном коллективе. Ведь пенсия не за горами, а там и смерть будет стучаться в окно.
Бухгалтер, склонив голову над блокнотом, задумчиво и медленно побрёл куда-то по пыльной дороге. Самосвал посмотрел ему вслед и, повертев правой дверью у виска, урча, поехал в обратную сторону.
Конечно, где-то в глубине души ему хотелось чуда и знать, что у Валентина Ивановича всё получится. Но грузовик понимал, что чудо лежит в плоскости веры, а не спрятано в скрупулёзные расчёты, даже если они окажутся гениальными. Однако самосвалу очень хотелось в это поверить, закрыть глаза и просто поверить...