Я сижу на ветке дерева и смотрю на закат. Два солнца медленно ползут за горизонт, освещая пустынные невысокие холмы, тянущиеся во все стороны, покуда может видеть мой взгляд. Одно из солнц, огромное, красное, занимает чуть ли не четверть неба. Дни его уже сочтены, и теперь, напоследок, оно освещает мир прощальным сиреневым светом. Другое - небольшое, желтое, еще полное сил, но уже вступившее в эпоху своей зрелости - излучает спокойный оранжевый свет, мягко ложащийся на поросшие невысоким кустарником и редкими неяркими цветами холмы. Желтое солнце движется заметно быстрее и скоро совсем исчезнет из виду, а старое красное будет еще долго подкрашивать небо лихорадочным розоватым румянцем.

Очень тихо. И, кажется, кроме меня, здесь нет ни души. Разве что это дерево, на котором я сижу. Оно очень древнее. Возможно, оно такое же древнее существо, как и я. А я живу так долго, что давно уже не обращаю внимания на время. Моя жизнь прошла в странствиях, а в разных местах время течет столь по-разному - где-то замедляется, где-то ускоряется, а где-то и вовсе исчезает, - что измерить его нет никакой возможности и смысла. Поэтому, можно сказать, что со временем мы разошлись очень давно.

Однако я прекрасно помню, что в прошлый раз мне довелось побывать здесь, когда старое красное солнце еще только-только приобретало нежный золотистый оттенок. Тогда на месте этих безбрежных и безжизненных холмов был полноводный Озерный край с густыми лесами и зелеными лугами, среди которых плутали многочисленные озера и речушки, и поля огромных солнечно-желтых цветов убегали за горизонт. А дерево уже росло на этом самом месте, шумело на ветру узкими серебристыми листьями и стремилось своими тонкими красно-бурыми ветвями в самую высь. Да. Уже в ту пору оно было высоким и могучим. Только тогда у меня не было времени, сидя в его ветвях, смотреть на закат.

В то время здесь жили странные забавные создания. Мне трудно сравнить их с собой, потому что за долгое время моей жизни существо, которое было мной при рождении, изменялось столько раз, что теперь мне уже и не понять, что я такое, и не вспомнить, что называлось мной когда-то. В моих странствиях мне доводилось посещать удивительные места, и часто изменяться, чтобы иметь возможность существовать в них. Возможно, когда-то у меня получилось бы поговорить, например, с этим деревом на его собственном языке... И так как у меня нет ни постоянной формы, ни возраста, ни даже имени, вернее, я обладаю сотнями разновидностей всего вышеперечисленного, вам будет довольно сложно представить себе меня. Но это даже к лучшему. Ведь каждый сможет представить себе то существо, которое будет понятно ему самому.

Сейчас в моей жизни наступил период воспоминаний, период созерцательного бездействия - именно поэтому у меня есть время, чтобы рассказать вам эту историю. Но такой период требует погружения в себя и тишины, что и явилось одной из причин, по которой мой выбор пал на это пустынное место. Здесь можно сколько угодно сидеть на ветвях дерева и любоваться закатом. Здесь хорошо вспоминать...

Иногда я думаю, что мне следовало прожить свою жизнь именно так - поселиться в каком-нибудь уединенном месте и посвятить себя созерцанию ее неторопливого течения. По крайней мере, мое детство прошло именно за этим занятием, а в детстве мы редко ошибаемся в выборе пути. Но судьба увела меня далеко от безмятежных миров, где прошли мои первые годы. Тысячи лет странствий научили меня общению с самыми разными существами и заставили надолго забыть о своем предназначении. Не в моих привычках жалеть о чем бы то ни было, и поэтому я не жалею и об этом. Но теперь, когда мои странствия завершены, и время моей жизни близится к концу, совсем как время жизни этого гигантского красного солнца, мне захотелось поселиться здесь и, наконец, выполнить то, для чего существо, которое, несмотря на все метаморфозы, я называю "я", появилось на свет. Иногда говорят, что наша жизнь - это не отрезок, а окружность. И теперь, когда круг почти завершен, я возвращаюсь в свое детство, чтобы вновь созерцать мир, слушать его ритмы, но не участвовать в нем. О, не беспокойтесь, у меня в запасе еще много времени. Это старое солнце будет гаснуть не одну тысячу лет, и мне вполне хватит их, чтобы, сидя на ветвях древнего дерева, вволю любоваться закатами и восходами, и изредка вспоминать свои странствия. Я знаю, что здесь меня никто не потревожит. В этом мире больше нет тех забавных созданий, которые жили тут во времена, о которых пойдет речь. Сейчас поблизости нет вообще никаких живых существ, кроме тех, что принадлежат царству растений. Но так продлится недолго, потому что где-то на этой планете они еще остались, пусть и не такие, как те, прежние, пусть и не наделенные разумом. Но они есть. И через несколько сотен лет они, наверняка, доберутся до этих мест. Они заселят эти пустынные холмы, и на исходе своей жизни я вновь увижу, как оживают эти места, как покрываются яркими цветами склоны холмов, как пробивается молодая поросль лесов. Меня не тревожит их будущий приход и наше соседство, скорее, я буду рад ему. Эти существа никак не помешают моему уединению, хотя и изменят этот край. И, возможно, когда-нибудь, очень не скоро, когда от красного солнца уже не останется даже воспоминаний, а желтое будет светить все ярче, этот край вновь станет Озерным, таким, каким мне довелось увидеть его когда-то. Впрочем, этого я уже не увижу.

Но это будет не скоро, а пока здесь только я и это древнее дерево с серебристыми листьями. Да два солнца, да еще, разве что, бескрайние холмы, по которым можно будет с легкостью совершать пешие прогулки, когда мне надоест сидеть на ветвях. Возможно, кое-где в низинах я смогу еще отыскать маленькие лужицы воды - все, что осталось от некогда полноводного Озерного края. К счастью, эти лужицы интересуют меня только как воспоминания - годы моих странствий настолько изменили мое существо, что я почти не нуждаюсь в воде и пище, во всяком случае, могу подолгу обходиться без них или употреблять в пищу практически все, что угодно. К тому же, я всегда смогу на время стать деревом и взять из земли столько питательных веществ и воды, сколько мне потребуется, поэтому этот мир вполне пригоден для моего обитания. Как и всякий другой, разумеется.

Теперь я часто брожу по этим пустынным, покрытым бледной растительностью холмам, похожим, один на другой, как родные братья. Иногда их силуэты кажутся мне знакомыми, хотя я прекрасно понимаю, что за прошедшие тысячелетия их очертания могли полностью измениться. Скорее всего, это мое воображение играет со мной, оживляя воспоминания прошлого. Я часто поддаюсь им, и, стараясь не примять траву, которой тут итак почти нет, присаживаюсь на землю, чтобы передохнуть и заглянуть в бездонный колодец своей памяти.

Но сегодня у меня особый день, и воображение тут ни причем. Я ни с чем не спутаю этот едва приметный перламутровый отблеск земли под ногами. Как же он мне знаком! Теперь он уже почти незаметен, но все же он есть, а это значит, что сегодня мне наконец-то удалось отыскать его. Озеро Ингио. Вернее, то, что от него осталось. Когда подъем на обширную холмистую гряду был преодолен, моим глазам открылась большая, безжизненная равнина, которая когда-то была дном самого прекрасного из озер Озерного края - дном озера Ингио.

Это про него великий поэт и путешественник из созвездия Погибшего Парусника Элиг Энгр, посетивший сотни миров, сказал, что второго такого нет во всей Вселенной. Он много странствовал и повидал немало красивых и удивительных мест, но всякий раз возвращался сюда. Снова и снова приходил он к сиреневатым, поющим водам Ингио. Он верил, что они дарят ему вдохновение. Да, наверное, так оно и было, и свои стихи Элиг Энгр создавал из мелодий Ингио. Он был влюблен в свое озеро, этот сумасбродный поэт, и однажды, когда того потребовала судьба, отдал за него жизнь... Возможно, это и к лучшему. Он бы все равно не смог жить без Ингио. Быть может, иссохшая земля, на которой я сейчас стою, до сих пор еще хранит частицу его праха, ведь он нашел свою смерть, именно здесь, на дне озера Ингио. Впрочем, сейчас речь не об этом... Если звездам будет угодно, я доберусь и до рассказа о нем.

Это озеро никогда не называли великим или прекрасным. Но во всех атласах и энциклопедиях обитаемой Вселенной к его имени прибавлялся титул "Совершенное". Так и писали: Совершенное озеро Ингио. А местные жители звали его просто Ингио, что в переводе с их языка означало "Поющее озеро". Это название оно получило, благодаря своим водам, которые издавали удивительно красивые мелодии.

Обитатели разных миров слетались сюда со всех уголков Вселенной, чтобы послушать эти негромкие, чарующие звуки.

Озеро было большим, и всем желающим хватало места, чтобы, устроившись на его берегах, глядеть, как плавно скользят за горизонт два солнца, и слушать, как поет в вечерней тиши Совершенное озеро Ингио.

И днем оно было не менее совершенным, чем ночью: освещенные светом обоих солнц, его воды сияли, переливались радужными цветами, и все так же неторопливо лились чудные мелодии озера Ингио. И стаи больших красивых птиц с нежно-розовым опереньем - птиц улль - покачивались на его волнах, изредка одновременно взлетая с его поверхности, и превращаясь в темные силуэты на фоне двух солнц.

А по берегам озера росли высокие тенистые деревья, называвшиеся вельвы, и изумительные, яркие цветы пышными коврами устилали его берега.

Дальше шли леса и луга и другие озера, которых тут было великое множество. И самыми красивыми из них, помимо Ингио, были Сегер, Ллир и Кенго. Да... Это было целое ожерелье озер, и ярче всех сверкал в нем бриллиант по имени Ингио.

Мне уже доводилось упоминать, что в то время здесь жили забавные, но вполне разумные существа, которые были занесены во все вселенские энциклопедии под названием "оллеанцы" или, как они сами себя называли, олли. Как всем известно, название этой расы произошло от мифического цветка по имени Ол, который по преданию, рос на дне Ингио и был прародителем всех олли. Он же дал название и планете, на которой находился Озерный край, и на которой нахожусь сейчас я - планета называется Оллия. Оллеанцы были около двух метров ростом, ходили на двух ногах, имели по две руки на брата, тонкие, почти субтильные тела и светло-оливковую, прекрасно приспособленную для поглощения солнечного света кожу. Интересной особенностью этого вида разумных существ было то, что их далекими предками были не животные, а растения. Во всех вселенских энциклопедиях отмечалась удивительная красота этих существ, на головах которых вместо волос росли самые настоящие цветы. Так что все представители местного населения круглый год ходили с пышными шапками из неувядающих цветов и источали тончайшие ароматы. Ночью цветы закрывали свои бутончики и, казалось, что все местное население укладывается спать с бигудями на голове, а утром бутоны раскрывались вновь. Время от времени наиболее старые цветы опадали, или обладатели цветочных шевелюр сами срывали один-два цветка, чтобы, например, подарить на память приглянувшемуся представителю другой расы, и тогда на месте сорванного тут же появлялся новый бутончик. Эти создания с оливковой кожей, глядящие на мир ярко-зелеными, полными хлорофилла глазами, питалась солнечной энергией, водой озер и получаемыми из нее веществами. Озерный край, утопающий в солнечном свете и тепле, щедро напоенный влагой озер и рек, как нельзя лучше подходил для этих зеленоглазых растительных созданий. И их раса процветала. Оллеанцы отличались гостеприимством, легким, добродушным нравом, и, как говорил Энгр, "легкомысленной беспечностью цветка", а также некоторой пассивностью, которая, вероятно, передалась им от их далеких предков - растений. Ведь растения от природы пассивны, так как лишены двигательного аппарата. Большую часть времени олли проводили в созерцании. Они любили неподвижно сидеть на склонах холмов по берегам многочисленных озер, улавливать солнечные лучи и наблюдать неспешный, неторопливый ход волн. Такая склонность к бездействию была вполне объяснима - если большинство других видов живых существ в процессе эволюции приобретало активность, так как они вынуждены были постоянно бороться за пропитание, за ареалы, за самок, то для оллеанцев все это было чуждо: им никогда не приходилось соперничать за солнечный свет над их головами, за воду, которой до краев были напоены эти земли, за ареал обитания, так как конкурентов у них тут не было, даже борьба за самок была им неизвестна, так как размножались олли вегетативным делением. Оллеанцы были вполне разумны, даже мудры, обладали огромным количеством знаний, пользовались двумя типами речи - звуковой и телепатической, у них существовали науки и ремесла, было кое-какое политическое управление, но каждый из них словно бы придерживался двух философских принципов: принципа постижения мира посредством постижения себя самого, и принципа постижения мира путем наблюдений за природой, так что почти все они были немного учеными, немного философами, а на все остальное у них не хватало ни времени, ни желания. Да, забавный был народ... И эти места как нельзя лучше подходили для олли, а олли - для этих мест...

Таким был Озерный край многие миллионы лет. Таким он был и в тот день, когда наемник по имени Ингирсу Риинки впервые увидел сиреневатые воды Ингио.

Ингирсу Риинки был профессионалом высочайшего класса, и его услуги стоили весьма недешево. На Оллию он прибыл, чтобы выполнить очередной заказ своего постоянного работодателя, с которым он сотрудничал уже не одну сотню лет. Ингирсу появился в Озерном краю, когда за его плечами были уже тысячи лет бесценного опыта, который никак не вязался с умело подобранным внешним образом и странным именем, которым мы будем называть его в дальнейшем. Он выглядел как молодой, можно даже сказать юный, представитель расы тирсианцев - двуногое, прямоходящее существо, чуть уступающее ростом среднестатистическому оллеанцу, с синими миндалевидными глазами, кожей медного цвета и длинными, достающими до пят косами густых темно-красных волос. В общем, облик Ингирсу Риинки полностью соответствовал классическому описанию уроженца планеты Тирс, что находится в созвездии Птицы Руа-Руа. Ингирсу приходилось бывать на Тирсе, так что он без труда принял облик его жителя. Созвездие Птицы Руа-Руа расположено очень далеко от созвездия Цветочных Часов, в котором находится Оллия, поэтому туризм на Оллию среди тирсианцев не слишком распространен, и жители Озерного края видят их не часто, а значит, мелкие ошибки Ингирсу Риинки, если они и будут, никто не заметит. Кроме того, облик тирсианца он выбрал еще и потому, что, как известно, жители Тирса, как и оллеанцы, обладают телепатической речью, так что проблем с общением не возникнет, что особенно важно для успешного выполнения миссии, которую возложил на него его заказчик, Владыка Тона-Тау-и-Науи, который, как вы, вероятно, знаете, добрую дюжину тысячелетий держал в своем кулаке не один десяток звездных систем, заставив их на добровольно-принудительных началах войти в ССС - Союз Свободных Систем, создателем и бессменным диктатором которого он и являлся.

Тона-Тау-и-Науи был мидийцем, и, как все уроженцы холодной планеты Мид (Мид - холодная, сильно удаленная от своей звезды планета с одним из самых длинных периодов обращения вокруг своей оси (ее сутки равны почти трем сотням часов); мидийский год равен пяти сотням лет), обладал свойственной им практичностью, удивительной рациональностью и несокрушимой логикой. Должно быть, именно поэтому мидийцы не знают себе равных в шахматах, игре, которая, как вы знаете, очень распространена во Вселенной. Сейчас уже невозможно выяснить, какой именно расе принадлежит честь быть родоначальницей этой популярной игры, но, так или иначе, мидийцы являются непревзойденными мастерами шахмат. Даже с очень юным мидийцем абсолютно бесполезно садиться за шахматную доску - исход игры заранее известен. Злые языки утверждают, что обитатели Мида сильны вовсе не в шахматах, а в гипнозе, и при помощи непрямого, неявного воздействия затуманивают разум соперника, заставляя его таким образом проиграть. Однако детекторы, которые издавна устанавливают на межпланетных шахматных турнирах, не могут выявить и намека на гипнотические способности мидийцев. Поэтому турниры всегда проводятся в два этапа. На первом представитель планеты Мид выигрывает большой шахматный кубок. А на втором представители всех остальных рас, пожелавших принять участие в турнире, борются за малый кубок. Собственно, второй этап и является основным зрелищем, где есть интрига, борьба, накал страстей. Ну, а первый этап - событие, как вы понимаете, заранее предсказуемое, и потому скучное.

В молодости Тона-Тау-и-Науи тоже принимал участие в шахматных турнирах. Сначала он состязался дома с мидийцами, а потом, благодаря своим успехам, стал представителем Мида на межпланетных турнирах, которые, разумеется, казались ему детскими играми по сравнению с состязаниями со своими собратьями по разуму дома. Когда он выиграл межпланетный большой кубок в сотый раз, эта процедура ему изрядно надоела, и Тона-Тау-и-Науи уступил право играть за Мид своему преемнику, а сам увлекся политикой.

Практичного мидийца мало интересовали громкие слова - он не создавал империй, не присваивал себе титулов, слава самого жестокого и грозного диктатора его ничуть не волновала, как, впрочем, и слава вообще. Романтизм был чужд его холодному, рациональному уму - Тона-Тау-и-Науи не носил грозно развевающихся на ветру черных одежд, как не облачался и в царственные пурпурные мантии, его сердце ничуть не сбивалось со своего привычного ритма, когда он видел, как маршируют его легионы, он не терял голову от слова "император". Он вообще никогда не терял голову. Его гораздо больше волновало состояние его счетов в Межгалактическом банке и объемы добычи полезных ископаемых на планетах, входящих в его ССС. Он никогда не предавался иллюзиям и мечтам. Его интересовала только власть, реальная и прочная. И она у него была. Десятки звездных систем были вынуждены вступить в ССС. Одни сделали это добровольно, других Тона-Тау подчинил себе силой. Война стоила дорого, а так как слава великого полководца его тоже никогда не прельщала, мидиец прибегал к военным действиям нечасто. Сначала он посылал на приглянувшуюся ему планету разведчиков, которые выясняли сильные и слабые стороны ее расы. Информации Тона-Тау придавал очень важное значение, и потому на оплату услуг шпионов не скупился. Потом мидиец посылал на планету официальное приглашение добровольно вступить в ССС с подробным описанием всех выгод от такого вступления. Те, кто были наслышаны о мощи легионов мидийца, как правило, соглашались добровольно. Те же простаки, которые принимали эти переговоры и предложения за слабость мидийца, с гордым презрением отказывались. Лишь в таких случаях Тона-Тау отдавал приказ своим легионам, и вскоре они завоевывали для него непокорную планету. Он почти не знал поражений, и ССС каждый год расширялся все больше и больше. Однако иногда случались и неудачи, а порой на уже завоеванных планетах вспыхивали восстания. Нескольким планетам после долгих кровопролитных войн даже удалось выйти из ненавистного ССС, но так как они выходили из схватки почти полностью опустошенные и обескровленные, у большинства, как правило, не возникало желания геройствовать.

Как указано во всех вселенских энциклопедиях, Оллия очень богата полезными ископаемыми. Здесь, на сравнительно небольшой глубине залегают ценные металлы, минеральные соли, газы, и, наконец, всем известный оллий - вещество органического происхождения, встречающееся только здесь, обладающее одной из самых высоких плотностей и высоко ценящееся по всей галактике, так как он идет на изготовление самых надежных накопителей информации. Кроме того, на Оллии находился знаменитый Озерный Край, и, разумеется, Тона-Тау был совсем не прочь включить эту жемчужину в состав своей империи. Однако осторожный мидиец не торопился осуществлять свои намерения, предпочитая сначала выяснить все подробности о новом кандидате в члены ССС, понимая, что лезть на Оллию без соответствующей подготовки просто смешно.

Наибольшие опасения вызывали у Тона-Тау сами оллеанцы. До сих пор мидиец имел дело только с расами, вышедшими из царства животных, и не знал, чего ждать от цветочноголовых олли. Могло, например, оказаться, что эти зеленоглазые потомки растений обладают совсем иной психологией, и воспринимают жить и смерть совсем иначе. К тому же, Тона-Тау предвидел сложности чисто технического характера. Что произойдет, если подвергнуть осаде хорошо укрепленный город, к примеру, тех же тирсианцев? Разумеется, у них закончится пища, никто не сможет доставить им из-за городских стен мясо симуров, которые обитают высоко в горах, для их излюбленных отбивных. И, в результате, город, естественно, падет. Ну, а что, спрашивается, произойдет, если осадить город оллеанцев? Да, ровным счетом ничего! Удерживай вы осаду хоть добрую сотню лет, оллеанцы вас, вероятнее, всего даже не заметят! А то и вовсе примут за туристов. А, спрашивается, почему? А потому что, во-первых, никаких городов у оллеанцев попросту нет. Они населяют все территорию Озерного Края, ну а территория эта по площади равна всей территории, например, того же Мида. Оллия - планета-гигант, как известно, и взять в кольцо блокады весь Озерный край так же невозможно, как найти гнездо птицы Руа-Руа, которая, как известно, никогда не вьет гнезд. Во-вторых, оллеанцев очень сложно лишить источника пищи и воды - в случае крайней нужды из ног оллеанцев вырастают длинные корни, способные добывать минеральные вещества и влагу из самых недр Оллии. И, наконец, олли очень многочисленны, и завоевателю пришлось бы в десятки раз увеличить численность своих легионов, а Тона-Тау хорошо умел считать деньги и, кроме того, ему уже итак еле хватало военных сил, чтобы удерживать планеты уже входящие в ССС. Что же касается добровольного присоединения Оллии к ССС, то об этом не могло быть и речи. Тона-Тау отправлял оллеанцам свое фирменное приглашение, но получил в ответ вежливый отказ. Оллеанцев не заинтересовали ни выгодные условия экспорта полезных ископаемых, ибо они не занимались их добычей, ни военная помощь и защита, ибо они ни с кем не воевали, ни выгодные условия беспошлинной торговли, ибо олли не занимались и ей. Туризм был единственным видом общения олли с другими обитателями Вселенной. Оллеанцы с удовольствием принимали у себя путешественников из других миров, позволяли им любоваться красотами Озерного края и слушать дивное пение Ингио. А взамен любопытные олли всего лишь просили путешественников рассказать им о своем мире и о мирах, в которых те побывали.

И потому первым шагом Тона-Тау в шахматной партии с оллеанцами был ход фигурой по имени Ингирсу Риинки. Тона-Тау решил побольше узнать о своем противнике, изучить его, как можно лучше, и потому призвал к себе своего лучшего разведчика.

Ингирсу был наемником. Когда-то, несколько сотен лет назад он предложил свои услуги Тона-Тау и с тех пор выполнял его секретные поручения, мотаясь по всей Вселенной. Но, разумеется, его имя официально не значилось ни в одном документе, и Риинки, служа мидийцу, оставался все той же вольной птицей, которой прилетел он когда-то на холодную планету Мид. А вольной птицей Ингирсу был с самого раннего детства, когда жажда приключений заставила его бежать из дому, сначала в другие края, а потом и вовсе в другие миры с его родной тихой планеты, название и координаты которой он давно и прочно забыл. Полная приключений и опасностей жизнь научила его ловкости и хитрости, сделала его живучим, опасным и безжалостным. Он был непревзойденным разведчиком, тайным агентом, и Тона-Тау высоко ценил его работу.

Сидя в своем рабочем кабинете (именно кабинете, а не тронном зале) и, по своему обыкновению, положив две из четырех рук на подлокотники кресла, а кисти двух других сцепив перед собой, и глядя на Ингирсу своими пристальными прозрачными, и одновременно как будто бы сонными, глазами, Тона-Тау поставил перед наемником две задачи: первая - собрать общую информацию об Оллии, оллеанцах и имеющемся у них оружии, вторая - выяснить, обладают ли олли каким-нибудь серьезным оружием, которое они могли бы противопоставить легионам Тона-Тау, а также выявить слабости олли и при случае попытаться максимально использовать их против цветочноголовых потомков мифического Ола.

Над Ингио только-только начинался рассвет, когда маленький тирсианский корабль Ингирсу Риинки приземлился на Оллии. Легенда Ингирсу была, куда как хороша еще и потому, что в то время на Тирсе то и дело вспыхивали восстания против власти Тона-Тау.

Ингирсу выбрался из корабля и, ставшим уже привычным движением поправив медно-красные косы, осмотрелся. Он посадил корабль на возвышенности, и теперь Озерный Край, сверкающий в лучах восходящих солнц, лежал перед ним во всей красе. В холодные синие глаза наемника десятками озер смотрела Оллия.

Оллеанцы вскоре заметили его корабль, и те из них, кто занимался встречей гостей, вышли навстречу пришельцу. Их было трое. Три зеленоглазых создания с шевелюрами из цветов. У одного из них цветы на голове были огненно-красными, второй явно отдавал предпочтенье сине-белой гамме, а третий был обладателем целого букета цветов самых разных форм и оттенков. Оллеанцы могли сами регулировать сорта и виды цветов на своей голове. Ученым и по сей день не удалось сойтись во мнении, каким именно образом они это проделывали. А сами олли никаких пояснений не оставили - для них это было обычным делом. Ингирсу никогда еще не был на Оллии и теперь с любопытством разглядывал цветочноголовых оллеанцев.

- Добро пожаловать на Оллию, - дружелюбно приветствовал его один из них, чья голова была увенчана шапкой крупных сине-белых цветов, - Ты тирсианец?

- Да, я прибыл с Тирса, - ответил Риинки и рассказал, что он участвовал в последнем мятеже против власти Тона-Тау, а теперь бежит от преследований захватчиков, и просит о временном убежище. Цепкий взгляд Ингирсу отметил, что его рассказ взволновал впечатлительных и романтичных олли.

- Ты можешь оставаться у нас, сколько захочешь, отважный житель Тирса! - торжественно, насколько это было возможно при телепатической речи, сказал другой олли, тот, что носил на голове красные цветы, - Оллия не входит в ССС, и здесь нет войск Тона-Тау. Мы открыты для всех, кто приходит с миром, для всех, кто просит о помощи, для всех, кто многое повидал...

"Что ж, хотя бы один пункт про меня..." - усмехнулся про себя Ингирсу, тем временем выступая с ответной благодарственной речью.

Ему отвели домик почти на самом берегу Ингио - олли имеют слабость к героям и поэтам - так что он мог видеть, как совсем рядом набегают на берег сиреневатые воды Совершенного озера.

Домики для гостей, построенные на побережьях озер, отличались друг от друга в зависимости от того, туристам какой расы они предназначались. В одних поддерживался особый состав воздуха, как, например, для лосуанцев, атмосфера родной планеты, Лосуа, которых перенасыщена гелием, в других - особая температура, как, например, для кронианцев или эвелийцев - планеты которых отличаются рекордно низкими и рекордно высокими температурами, а третьи вообще напоминали аквариумы с прозрачными стенками, как например, для обитателей покрытой водой планеты Эриния. Но для большинства обитателей Вселенной климат Оллии был вполне пригоден, если не для постоянного обитания, то для краткого туристического отпуска точно. Поэтому домики большинства туристов различались только размером, и были построены из древесины папоротника исиль, в изобилии растущего на Оллии. Исиль, как известно, каждый год дает огромное количество побегов и растет очень быстро, всего за несколько месяцев достигая роста взрослого оллеанца, и потому олли издавна используют его для строительства. Для возведения стен используют стволы папоротника, а крыши строят из его огромных жестких листьев, превосходно защищающих как от дождя, так и от жары. Атмосфера Оллии вполне пригодна для тирсианцев, и Риинки удобно устроился в таком, вполне обыкновенном домике для гостей.

Из окна ему было видно и несколько домиков самих олли. Они мало чем отличались от туристских, разве что были окружены небольшими садиками, а их крыши украшали цветущие растения, цвета которых были подобраны с большим вкусом.

Ингирсу перенес в домик свои вещи, прибывшие вместе с ним на корабле. В основном, это был запас пищи, немного одежды и кое-какие приборы.

Некоторое время Ингирсу Риинки в задумчивости глядел в окно, любуясь открывающимся ему великолепным видом на Поющее озеро, затем взял коммуникатор и набрал код, означающий, что высадка на Оллию прошла успешно. Условный сигнал, разумеется, предназначался для Тона-Тау, с нетерпением ждущего вестей от своего разведчика на далеком Миде.

Немного отдохнув и перекусив, Ингирсу переоделся в длиннополые, схваченные у талии поясом одежды из мягкой темно-красной ткани, популярные в то время на Тирсе, повесил на пояс небольшой кинжал в серебристых металлических ножнах и вышел за дверь.

Ингирсу с удовольствием втянул в себя теплый воздух, насыщенный ароматами сотен цветов. Ему не раз приходилось выполнять задания в местах, которые были практически непригодны для жизни - на раскаленных ли планетах, почти лишенных атмосферы, или же на ледяных, где было так холодно, что его сердце было готово остановиться, превратившись в кусок льда. Ингирсу не любил холод. Он поморщился, внезапно вспомнив гигантские прозрачные кристаллы льда на Тотте, которые, казалось, достают до самых небес и протыкают их насквозь. Это было давно... Тогда он еще не служил Тона-Тау. На оледенелом необитаемом Тотте он преследовал укрывшегося в ледяных джунглях преступника, которого разыскивали в нескольких звездных системах. Это был тимурианец - четырехрукий, гибкий и ловкий, как все представители его расы. В открытой схватке с ним у Ингирсу было бы мало шансов, к тому же, его заказчикам преступник был нужен живым. Поэтому Ингирсу выжидал, неотступно следуя за тимурианцем, и медленно, но неотвратимо заманивая того в западню. На Тотте существовали неглубокие, полные синеватого газа пещеры-колодцы. Поднимаясь на поверхность, газ немного нагревался, и становился безопасен, однако в глубине он обладал мгновенным замораживающим свойством. Да, тимурианец был ловок, но Ингирсу умел ждать. Он помнил, как брел среди тысяч ледяных кристаллов, почти засыпая от холода, и, осознавая, что каждый шаг может быть для него последним. Они долго кружили в ледяном лабиринте, обходя колодцы, увертываясь от двигающихся ледяных глыб. Но Ингирсу выиграл партию, он выдержал убийственный холод Тотта, отыскал колодец, у поверхности которого вилась тонкая синеватая струйка газа, замаскировал его получше, и заманил туда тимурианца, а затем, с помощью крючьев вытащил замороженное, но живое тело преступника... При воспоминания о том триумфе тонкие, плотно сжатые губы наемника сложились в довольную улыбку. Но он не мог позволить себе предаваться мечтам и воспоминаниям долго - здесь, на теплой, приветливой Оллии, его ждало нынешнее задание. По сравнению с большинством его приключений, сбор информации на этой мирной планете выглядел делом легким и даже скучным, но Ингирсу привык добросовестно выполнять любой заказ, кроме того, он по собственному опыту знал, что кажущиеся поначалу наиболее легкими дела, по какому-то неведомому ему закону, как правило, оказываются в итоге наиболее сложными. Кто знает, быть может, безобидная Оллия тоже таит в себе множество опасностей, думал он, внимательно оглядывая окрестности. Однако его цепкий взгляд пока не обнаружил ничего подозрительного - здесь все цвело, благоухало, нежилось в тепле и свете двух солнц. И тихо-тихо пело озеро Ингио.

Ингирсу подошел к воде. Прислушался. Мелодия была очень красива и так нежна, что Ингирсу показалось, словно он наяву видит, как утром, в первых лучах голубоватого солнца - звезды Эсфетер раскрывается снежно-белый бутон цветка Эолфея, одного из самых редких и красивых цветов во Вселенной. Несколько мгновений он был не в силах оторваться от этого дивного видения и навевавшего его звука, но потом решительно стряхнул с себя оцепенение. Ему некогда было предаваться грезам, не за тем отправил его сюда Тона-Тау.

Ингирсу прошелся по берегу, глядя, как покачиваются на волнах, сверкая розовым опереньем, птицы улль. Потом он поднялся по тропинке и пошел к утопающим в цветах домикам оллеанцев. Олли не любили скученности и тесноты, и поэтому строили свои жилища на приличном расстоянии друг от друга, так что домики были скрыты друг от друга большим количеством деревьев, и создавалось ощущение немногочисленности местного населения. Однако Ингирсу Риинки хорошо знал, что по берегам озер и в лесной глуши, на лугах и у речушек огромного Озерного края в таких вот домиках из папоротника исиль живут миллиарды и миллиарды оллеанцев. Тона-Тау, конечно, прав, что не спешит начинать здесь войну, думал Ингирсу, представляя, как бесславно сгинут в этом бескрайнем растительном царстве, появись они здесь, легионы лучших воинов диктатора - встанут на их пути непроходимые чащи, обовьются вокруг их шей гибкие лианы, Озерный край выйдет из берегов, заставив завоевателей захлебнуться. А Ингио споет тогда радостную победную песнь. Ингирсу Риинки невесело усмехнулся своим мыслям, ведь именно ему, а не кому-нибудь другому, нужно было найти уязвимое место, ахиллесову пяту этого райского уголка Вселенной. И наличия таковой он пока не ощущал.

Оллеанцы давно привыкли к туристам, и к тому, как много разумных форм жизни существует во Вселенной, и потому вовсе не сбегались отовсюду, чтобы поглядеть на очередного пришельца. Тирсианцев они видели, действительно, редко, но никаких массовых волнений по поводу прибытия Ингирсу Ринки, разумеется, не случилось. Как уже было сказано, олли, занимающиеся туристами и всеми остальными пришельцами, зарегистрировали его появление на Оллии, предоставили ему домик на берегу Ингио и пожелали ему приятного отдыха. Собственно, тем дело и кончилось.

Жившие неподалеку от его домика олли встретили его радушно и тут же со свойственным им любопытством принялись расспрашивать о Тирсе. Ингирсу охотно отвечал. Вечерами он сидел в увитой какой-то местной разновидностью плюща просторной беседке в окружении десятков любопытных олли и рассказывал им про Тирс, про восстание против Тона-Тау. Его легенда не вызывала сомнений, к тому же, Ингирсу был великолепным рассказчиком.

Олли любили героев. Они с волнением слушали рассказы об отважных участниках сопротивления и в знак своего восхищения вплетали в медно-красные косы Ингирсу свои цветы.

Я помню, у них были такие смешные имена - очень короткие, состоящие почти из одних гласных... Кажется, они не придавали своим именам никакого значения... не удивлюсь, если они выдумали их только для того, чтобы общаться с космическими туристами. Это были странные существа - казалось, они совмещали в себе несовместимое - любопытство и пассивность, мудрость ребенка и глупость старца, опыт старца и наивность ребенка. Возможно, это проистекало из двойственности их природы - животные по форме, они были растениями по своей сути.

Рассказывая местным жителям свои реальные и выдуманные истории, Ингирсу внимательно наблюдал за ними, пытаясь понять психологию этих зеленоглазых существ. Но он видел, что и олли, украшая его цветами и по-детски шумно восторгаясь его подвигами, тоже внимательно изучают его. И было что-то очень пугающее в пристальных взглядах их хлорофилловых глаз, так не соответствующих их легкомысленным цветочным шевелюрам, что-то невероятно древнее пряталось в их зеленой глубине, и Ингирсу делалось от этого не по себе. Он не понимал, что происходит. Ингирсу привык доверять своей интуиции, она не раз помогала ему выжить, выйти из самых невероятных и опасных ситуаций, его инстинкты никогда не подводили его, и сейчас они говорили ему, что эти гостеприимные, мирные и временами даже сонные, цветочноголовые создания опасны. При телепатической речи важен контакт глаз, и Ингирсу, погружаясь в эти зеленые хлорофилловые джунгли, чувствовал себя, как на рентгене. Казалось, они видят его насквозь, сами оставаясь для него закрытыми, непостижимыми и непонятными. И интуиция, велящая Ингирсу опасаться оллеанцев, подсказывала ему, что эта раса вполне может обладать очень опасным оружием. Да и здравый смысл подсказывал ему, что у олли должно быть какое-то оружие, а может, и тщательно скрываемые вооруженные силы, иначе этот лакомый кусочек, Оллию, уже давно захватила бы какая-нибудь другая раса. Перед полетом сюда Ингирсу внимательно проштудировал всю, какую удалось найти, информацию об истории Оллии, и нигде не смог обнаружить даже намека на то, что Оллия когда-либо была завоевана. Озерный край всегда принадлежал оллеанцам, и только им. Нигде также не было сказано ни слова про оружие или войска оллеанцев. Создавалось впечатление, что всего этого у них просто нет. Тогда почему, почему ни один из завоевателей прошлого (ведь были же они до Тона-Тау) не мог похвастаться тем, что завоевал Оллию? В книгах упоминалось несколько попыток, предпринятых в разное время, однако ни одна из них не увенчалась успехом, все завоеватели были вынуждены оставить свои планы, и нигде не объяснялось, почему. Даже сам Пратт Смиурик, великий завоеватель с планеты Вега из созвездия Небесного Странника, живший за много тысячелетий до рождения Тона-Тау, покоривший не одну сотню сильнейших планет и создавший огромную галактическую империю, был вынужден уйти с Оллии ни с чем.

Сидя в центральной библиотеке города Кермид, на Миде, где была расположена резиденция Тона-Тау, и, просматривая на мониторе информационной системы сведения об Оллии, Ингирсу узнал, что многочисленные и превосходно вооруженные войска Смиурика успешно высадились на Оллии с намерением покорить Озерный край и передали на Вегу сообщение, что для выполнения поставленной задачи все готово. Однако через несколько дней связь с ними прервалась. Отправленные Смиуриком разведчики доложили, что на Оллии нет никаких следов ни его войск ни военных действий вообще, по-прежнему процветает космический туризм, словно войска завоевателя сюда вообще никогда и не высаживались. Более ничего выяснить не удалось, и Смиурик оставил планы завоевания Оллии.

Даже поздним вечером, уже лежа в кровати в своем домике из папоротника исиль, и понемногу засыпая под тихое пение Ингио, Ингирсу продолжал раздумывать над этой головоломкой. Но ответа на вопрос, как миролюбивые и безоружные (на первый взгляд) олли расправились с многотысячной армией Смиурика, по-прежнему не находил.

Ингирсу понимал, что узнать это - его задача номер один. Он этой информации зависит успех операции Тона-Тау, и еще... возможно, от нее зависит и его, Ингирсу Риинки, жизнь, если только он не хочет исчезнуть на Оллии, как войска Пратта Смиурика.

Не торопливо, с известной осторожностью приступил Ингирсу Риинки к сбору информации. Он гулял по берегам озер и общался с олли, совершенно искренне говоря им, что хочет, как можно больше узнать о гостеприимных хозяевах и их мире. И жители Озерного края никогда не отказывались удовлетворить его любопытство. Тона-Тау, конечно, был заинтересован в скорейшем получении информации, но какой-то запас времени у Риинки все же был, и потому он не спешил.

Уже говорилось, что Ингирсу не нужно было ломать голову над тем, как установить контакт с олли, - местные жители сами приходили к его домику, чтобы взглянуть на героя восстания и поговорить с ним о его родной планете.

В один из дней Ингирсу по обыкновению сидел в полюбившейся ему просторной беседке в окружении оллеанцев и рассказывал о том, как однажды судьба забросила его на Мубис - безжизненную, скалистую планету, обладающую, однако, вполне пригодной для жизни атмосферой. Разумеется, Ингирсу умолчал об истинной цели посещения Мубиса, сказав, что был вынужден совершить там посадку, так как у его корабля обнаружился ряд неисправностей в солнечной батарее. На самом же деле, с солнечной батареей был полный порядок, а Ингирсу просто выполнял очередной заказ. Мубис в то время играл роль перевалочного пункта для разного рода авантюристов: здесь хранили свои грузы контрабандисты, прятали добычу воры, скрывались от преследования преступники, сюда прилетали объявленные вне закона работорговцы со своим товаром и их покупатели. Конечно, на мертвом Мубисе невозможно было прожить долго, но, имея запас пищи и воды, здесь, среди бесконечных скалистых гряд, вполне можно было переждать день-другой, скрываясь от преследователей, спрятать незаконный груз или встретиться с нежелающим афишировать себя покупателем. Ингирсу появился на Мубисе с заданием разыскать один похищенный на планете Крон прибор, который, по информации, попавшей к его владельцу, был надежно спрятан похитителями на Мубисе. В конце концов, Ингирсу разыскал это устройство, но перед этим пережил несколько незабываемых дней на Мубисе - несколько контрабандистов, решив, что Ингирсу разыскивает именно их грузы, устроили засаду и, схватив, избили его до бесчувствия, после чего продали одному из оказавшихся в тот момент на Мубисе работорговцев, который, в свою очередь, продал Ингирсу одному Юнисианцу, который специально прилетел на Мубис, чтобы подыскать себе подходящего раба. Однако в планы Ингирсу никак не входило закончить свои дни рабом на далеком Юнисе, который, к тому же, как всем известно, находится на самой окраине Вселенной, в созвездии Стрелка, поэтому наемник, благодаря своей способности к метаморфозам, принял отличную от его тогдашней форму существования, таким образом, сумев освободиться, а затем открыл на Мубисе настоящий сезон охоты, хладнокровно уничтожив всех, кто, так или иначе, приложил руку к его продаже в рабство, включая и самого работорговца и того юнисианца, которому он был продан. Разумеется, ничего из этого Ингирсу оллеанцам не рассказал, просто повествуя про внешний вид Мубиса и про свою выдуманную починку солнечной батареи. И вот, в тот момент, когда его рассказ о Мубисе уже подходил к концу, Ингирсу увидел, что к берегу Ингио причаливает увитая белыми цветами деревянная ладья, и к беседке направляется небольшая группа оллеанцев, завидев которую, его слушатели поднялись, слегка поклонились пришедшим, а затем снова уселись на свои места. Ингирсу Риинки последовал их примеру.

Один из пришедших, высокий оллеанец, увенчанный настоящей короной из ярко-желтых цветов различной формы - больших и маленьких, с разным количеством лепестков, выступил вперед:

- Ты и есть тот самый тирсианец, что участвовал в восстании? - спросил он, пристально глядя на Ингирсу своими зелеными глазами.

- Именно так, - подтвердил наемник, вторично поклонившись.

- Меня зовут Райо. Я Главный Советник Хранителя Озер Оллии, - представился оллеанец. Ингирсу знал, что Хранитель Озер - это титул правителя Озерного края, выборная должность, - У тебя есть имя?

- Ингирсу. Ингирсу Риинки, - ответил наемник.

- Хранитель Озер Оллии, Мийори, выразил желание поговорить с тобой. И если это не противоречит твоим желаниям, позволь проводить тебя к нему.

- Это честь для меня, - ответил Ингирсу, вставая. Он последовал за главным советником Хранителя Озер гадая, о чем же хочет поговорить с ним правитель Озерного края. Такой разговор, с одной стороны, полностью соответствовал планам самого Ринки, так как мог стать источником ценной информации, но, с другой, встреча с Мийори могла также стать и источником опасности. Впрочем, пока повода для беспокойства не было, так как если бы его легенда была раскрыта, Райо вряд ли был бы с ним так любезен.

Райо и его свита, состоящая из четырех оллеанцев, проводили Ингирсу к ладье. Свита Райо взялась за весла, однако, было непохоже, чтобы эти олли были слугами или солдатами, они держались совершенно свободно, разговаривая о чем-то на своем языке между собой и с Райо, а иногда телепатически обращались и к Ингирсу. Потом разговоры сами собой прекратились. Олли смолкли...

Ладья, чуть покачиваясь, плыла по спокойной глади Ингио, и Ингирсу вновь заслушался тихой, изысканной мелодией, которую издавало озеро вместе с негромким шумом струй воды за бортом. На этот раз мелодии Ингио навеяли Ингирсу совсем другие картины: он увидел какую-то зеленую планету, луг, усеянный разноцветными цветами и танцующих на этом лугу существ. Они танцевали, сцепив руки и образовав большой круг, а их длинные развевающиеся одежды кружились вокруг их тел... Ингирсу смотрел, не отрываясь. А волшебный танец очаровывал, рождал таинственную азбуку ритмических ассоциаций, безудержно уводящих куда-то и напоминающих аллегории.

Ингирсу встряхнулся, со вздохом отрываясь от своих грез, и быстро оглядел олли. Впрочем, он мог этого и не делать - они тоже были захвачены видениями и, казалось, работали веслами совершенно машинально. Интересно, видят они то же, что и он, или Ингио дарит всем разные грезы, подумал Ингирсу, глядя, как Райо, погрузив кисти оливковых рук в сиреневатую воду и чуть наклонив голову, тоже слушает песни озера.

Озеро было большим, и Ингирсу едва ли удалось увидеть его десятую часть, когда лодка повернула, взяв курс на один из берегов. Там на небольшом мысе стоял дом из папоротника исиль, отличающийся от остальных домов олли большими размерами и более представительным видом - у него было широкое крыльцо с резными перилами, а островерхую, увитую цветущим плющом крышу венчал искусно вырезанный из древесины все того же исиля, диковинный цветок. Ингирсу легко узнал в нем традиционный символ Оллии, который оллеанцы дарят в виде небольшой статуэтки каждому туристу на память о незабываемых днях, проведенных в Озерном краю. Это был мифический цветок Ол, который по легенде, являлся прародителем всех олли. Взгляд Ингирсу задержался на его пяти вытянутых внешних лепестках правильной актиноморфной формы с зазубренными краями и причудливых внутренних, находящихся в его центре и как бы образующих еще один цветок, зигоморфной формы.

- Это Ол, - проследив направление его взгляда, сказал Райо. Было видно, что он уже не раз рассказывает туристам о легендарном цветке оллеанцев, - Вы, должно быть, уже знаете историю нашей расы, ведь об этом говорится в любом туристическом путеводителе? - с улыбкой спросил он.

Разумеется, Ингирсу знал легенду о возникновении олли, не зря же он провел столько часов в кермидской библиотеке. Однако, наемник, был не прочь услышать ее еще раз из уст самого оллеанца. Кто знает, какие новые подробности об особенностях олли он может случайно узнать. И потому Ингирсу виновато покачал своими медно-красными косами:

- Увы, нет. Я еще не успел познакомиться с вашей историей, - учтиво сказал он.

Райо улыбнулся, тряхнув желтыми цветами:

- Наша история очень длинна, и вам незачем утомлять себя таким количеством бесполезной для вас информации, тем более что вы нуждаетесь в отдыхе. А вот, легенда о появлении олли совсем короткая, и я успею рассказать ее вам, пока мы причаливаем, - он вновь улыбнулся и поглядел на Ингирсу, - Озерный край появился из мечты, а Ингио - из вдохновения. На заре времен, когда боги еще умели мечтать, и когда их еще посещало вдохновение, они бросили на землю несколько пригоршней звезд - так появился Озерный край. А на том месте, куда упала самая яркая, самая прекрасная звезда, появилось Ингио. И в один из тех дней посередине Ингио расцвел Ол, он взошел над ним, подобно звезде, а из капель воды, которые упали с его лепестков на берег, и появились олли.

- А что произошло с самим Олом? - поинтересовался Ингирсу, - Он погиб?

- Нет, зачем же? - удивился Райо, - С ним ничего не произошло. Ол до сих пор живет на дне Ингио...

Ингирсу изумленно уставился на оллеанца. Таких сведений в легенде, которую он разыскал в кермидской библиотеке, не было.

- Вы хотите сказать, что Ол - это не миф? И он до сих пор жив? - спросил Ингирсу. Райо насмешливо встряхнул своим солнечно-желтым букетом:

- Разумеется, Ол жив, - ответил он.

- Но почему об этом никому неизвестно? Вы видели его?

- Нет. Ол живет под водой, и он больше не пожелал появиться на поверхности Ингио. А мы не тревожим его покой.

- Так вы его никогда не видели?

- Я понимаю, что ты хочешь сказать, Ингирсу Риинки, - улыбнулся Райо, - Но позволь спросить, ты верил в существование Озерного края до того, как увидел его собственными глазами?

- Конечно... но...

- Вот видишь, - снова улыбнулся оллеанец, - Не сомневайся, Ол существует. Он живет на большой глубине в самом сердце Ингио...

В этот момент ладья причалила, мягко ткнувшись в берег, и Райо повел Ингирсу к Хранителю Озер. Встречавшиеся им по дороге оллеанцы с любопытством поглядывали на медно-красные косы Ингирсу, узнавая в нем тирсианца.

- Рад видеть тебя, Ингирсу Риинки, - сказал Хранитель Озер, приветливо кивнув Ингирсу, который вошел в дом в сопровождении Райо. Мийори ничем не отличался от остальных оллеанцев. Его голова была украшена густой порослью мелких белоснежных цветов, спадающих гроздьями почти до пояса. У него были такие же глаза, как и у всех олли, зеленые, выглядящие невероятно древними, и нежная светло-оливковая кожа, которая в сочетании с цветами на голове, никак не позволяла определить возраст их обладателя. Хранитель Озер мог быть глубоким стариком, или, напротив, оказаться очень юным.

Учтиво приветствуя Мийори, Ингирсу тем временем оглядывал жилище Хранителя Озер. Оно отличалось простотой и изысканностью - несколько резных кресел из все того же, уже хорошо знакомого Ингирсу папоротника исиль, стоящих в глубине комнаты, освещенной идущим из высоких окон светом. На полу лежал сплетенный из каких-то разноцветных растительных волокон ковер с причудливым рисунком из растений и цветов. Стены дома, как внутри, так и снаружи, украшали цветы. Они оплетали всю поверхность стен и пестрели на все лады. В одном из углов журчал фонтан в виде Ола, из лепестков которого лились струи воды.

Ингирсу опустился в предложенное кресло напротив Хранителя Озер. Райо тоже сел.

На некоторое время воцарилось молчание, и пока оно длилось, Ингирсу чувствовал себя очень неуютно под взглядом зеленых глаз Мийори.

- Ты, действительно, тирсианец? - вдруг спросил Хранитель Озер, и Ингирсу внутренне похолодел. Неужели его спектакль был неубедителен? Неужели он оказался посредственным актером, и его облик вызывает сомнения? Или он уже разоблачен? Но к его облегчению, Мийори тут же добродушно улыбнулся и пояснил, - Мне так сказали, но сам я никогда не видел представителей твоей расы, благородный пришелец.

Ингирсу заставил себя улыбнуться:

- Да, я с Тирса, - сказал он и взволнованно добавил, - Позвольте поблагодарить вас за предоставленное убежище! Чем я могу помочь правителю великих олли?

Мийори покачал головой:

- Олли не великая раса, совсем нет, - он вновь улыбнулся, - И, разумеется, нам не нужна плата за помощь... я просто хотел поговорить... наверно, мои подданные уже успели утомить тебя своими любопытными вопросами... но, увы, я последую их примеру... всего лишь несколько вопросов, если ты не против...

"Хм. Я, надеюсь, это не новая форма допроса", - подумал Ингирсу, тем временем согласно кивая Мийори, - Я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство, - сказал он, одновременно оглядывая комнату в поисках чего-нибудь такого, что могло бы заставить его проболтаться. Ничего подобного он, конечно, не обнаружил. Ничего, кроме цветов. Ингирсу знал, как порой бывает обманчив их хрупкий вид, как лжива их беззащитность, и как опасен, даже смертелен, может быть их аромат. Разумеется, за долгие годы у него выработался иммунитет ко многим опасностям, которые были бы смертельными для неподготовленного новичка, в том числе Риинки мог сопротивляться и некоторым одурманивающим веществам, призванным лишить жертву воли и заставить раскрыть все свои карты. Однако с оллеанскими растениями Ингирсу еще никогда не встречался и не знал, чего от них ожидать. Впрочем, пока разноцветные цветы, украшающие стены, выглядели вполне миролюбиво, и, казалось, не таили в себе никакой опасности. В комнате витал аромат их пыльцы, но он был еле уловим, как тонкие духи, и весьма приятен.

- До нас дошли вести о печальных событиях на Тирсе, о его принудительном включении в ССС и о нескольких подавленных восстаниях... - печально начал Мийори, - Позволь мне выразить свои соболезнования... Наши цветы вянут от гнева, когда мы видим дела Тона-Тау, и мы всеми своими лепестками на стороне Сопротивления... - продолжил Мийори. Олли были очень просты и не церемонны в общении, однако иногда переходили на высокий штиль, и тогда их слова становились очень забавными. Представители рас, вышедших из мира животных, клялись своей кровью, олли - своими лепестками. Взволнованный оллеанец вполне мог пообещать отдать все свои лепестки до единого, ради чего-то или кого-то, и такие обещания очень веселили представителей иных рас. На соседних с Оллией планетах про олли ходило множество анекдотов. Впрочем, олли не обижались, им было свойственно чувство юмора.

На слова Хранителя озер Ингирсу вновь ответил молчаливым поклоном.

- Я понимаю, вам тяжело касаться этой темы, - кивнул Мийори, - Но... видите ли... Оллия тоже получила официальное приглашение вступить в ССС от Тона-Тау...

- И вы... разумеется, согласились? - превосходно разыграл горечь Ингирсу. Он покачал головой, изображая отчаяние, - Да, я понимаю, ничего другого ведь не остается. Не так ли? Сейчас никто не обладает мощью, равной ССС...

Хранитель озер слушал речь Ингирсу, не перебивая.

- Мы отказались признать власть Тона-Тау, - наконец сказал он. Теперь для Ингирсу настал черед сыграть восхищение пополам с тревогой:

- Но тогда здесь будет война! Тона-Тау нападет на Оллию!

- Мы не исключаем такой вариант развития событий, - мягко сказал Мийори, но по выражению его лица было невозможно понять, беспокоит ли его предполагаемое вторжение войск Тона-Тау или он уверен, что оллеанцы сумеют защитить себя, - И это, собственно, является причиной, по которой я хотел поговорить с тобой, Ингирсу Риинки, - неторопливо продолжил Хранитель Озер, - Ты участвовал в восстании, и ты должен хорошо знать своих врагов. И я прошу, чтобы ты рассказал мне о них...

Эта просьба ничуть не расходилась с возможностями Ингирсу.

- Охотно, - ответил он, - Войска Тона-Тау состоят из представителей различных рас, из тех, что вошли в ССС добровольно.

- Неужели были и такие?

- Да, несколько планет... Брабб, Суорния, Роук, ну, и, конечно, Тимур. Как вы знаете, мидийцы и тимурианцы - родственные расы, так как и те и другие произошли от одной и той же расы грассианцев, которые покинули свою родную погибающую после гигантской техногенной катастрофы планету Грасс и заняли две планеты Мид и Тимур. Конечно, эти планеты расположены в разных частях галактики, но благодаря потомкам грассианцев их теперь можно считать родственными. Правда, за многие тысячелетия эволюция мидийцев и тимурианцев пошла разными путями: и у тех, и у других изменились строение тела, язык, речь, первые необычайно развили интеллект, вторые - телесную ловкость и гибкость, но все же, они остались родственниками. От своих далеких предков, грассианцев, и мидийцы и тимурианцы сохранили свою четырехрукость... Эти четыре планеты поддержали Тона-Тау, действительно, добровольно, и, в основном, из представителей этих рас мидиец и сформировал свои легионы. Разумеется, управляют ими и планируют все операции только мидийцы и лично Тона-Тау.

- Он изучал искусство ведения войны? - поинтересовался Мийори. Ингирсу неопределенно качнул своими косами:

- Об этом мне ничего не известно, - ответил он, - Я знаю лишь официальную биографию Тона-Тау, которая общедоступна во Вселенной. Там говорится, что в молодости он увлекался шахматами, а не войной... Возможно, военное искусство - его природный талант...

Ингирсу ненадолго замолчал, а потом предпринял первую попытку прощупать почву:

- ...И судя по количеству побед Тона-Тау, я, увы, должен признать, - продолжил он, - Что военные таланты Тона-Тау действительно велики. Мы, на Тирсе, недооценили их, и результатом этого стал провал мятежа... - он сокрушенно вздохнул, - Нам нужны опытные военачальники, а на Тирсе сейчас их нет... И позвольте дать вам совет, если вы думаете, что это все же случится... что Тона-Тау нападет на Оллию... то... потратьте оставшееся время на подготовку войск и оружия! Иначе вы обречены, как и мы!

- Благодарю за совет, отважный сын Тирса, - поклонился Мийори, - Но, увы, олли никогда не воевали... Боюсь, мы не успеем достичь высот военного искусства Тона-Тау, даже если начнем прямо сейчас...

Ингирсу сочувственно покачал головой:

- Это очень печально, потому что, кроме несомненных военных талантов, Тона-Тау еще и обладает мощным современным оружием... - продолжил он с печалью в голосе, - Мы, на Тирсе уже успели испытать на себе, что такое эти его лазерные пушки и роботы-истребители...

- Я вижу, он, действительно, силен, - кивнул Мийори.

- Да! Но мы не собираемся сдаваться! - с жаром заговорил Ингирсу, - Мы организуем новое восстание, потом еще и еще! До тех пор, пока будет жив хоть один тирсианец, мы будем бороться! Мы организуем межпланетное восстание! Когда все планеты, которые захватил Тона-Тау восстанут, власть мидийца рухнет! Да! Я уверен, однажды мы победим! - взволнованно закончил Ингирсу Риинки, он уже не сидел, теперь он стоял перед Мийори, гордо откинув назад свои медно-красные косы, - Победа будет за нами! - исполненным уверенности голосом повторил он, надеясь, что не переиграл. Впрочем, пафос его речи был отчасти нейтрализован тем, что они общались телепатически.

Пока Ингирсу говорил, Мийори слушал, не перебивая, и изредка дружелюбно кивая. Казалось, речь Ингирсу произвела на Хранителя Озер впечатление, но когда он заговорил, его слова прозвучали спокойно и неторопливо:

- Ты совершенно прав, Ингирсу Риинки, в конечном итоге Тона-Тау падет. Такова судьба всех диктаторов.

- Да, но... мы должны сделать все, чтобы ускорить его падение! - сказал Ингирсу и, помолчав немного, добавил, - Ответь мне, Хранитель Озер, если мы, на Тирсе, организуем межпланетное восстание, можем ли мы рассчитывать на Оллию?

Мийори окинул Риинки задумчивым взглядом своих древних зеленых глаз:

- Ты знаешь, что да, Ингирсу Риинки, - улыбнулся он.

- Я говорю не о помощи тем, кто скрывается от преследования, - немного смущенно сказал Ингирсу, - Я очень благодарен вам за это, но сейчас речь о другом! Я имею в виду участие Оллии в восстании, в военном мятеже! Сможете ли вы предоставить нам войска, оружие - все то, чего всегда не хватает? В ряды восставших войдут представители разных рас, и вы, олли, могли бы тоже...

Но Хранитель Озер отрицательно покачал головой, всколыхнув гриву своих белоснежных цветов:

- У Оллии нет ни войск, ни оружия, Ингирсу Риинки, - ответил он, и наемник внутренне возликовал, так быстро и легко добыть важнейшую информацию ему еще никогда не удавалось. Неужели, Оллия, действительно, беззащитна?

- Но почему? Почему вы так беспечны? - изумленно воскликнул Ингирсу, - Ведь Тона-Тау уже послал вам свое "приглашение", а это значит, что над Оллией уже сгустились тучи! Почему же вы бездействуете? Время еще есть! Может быть, вы еще сумеете создать оружие и войска?!

Мийори покачал головой и к удивлению Ингирсу рассмеялся:

- Что мы можем изобрести за оставшееся время? Лук и стрелы из папоротника исиль? И выйти с этим против лазерных пушек Тона-Тау? Тогда мы, пожалуй, действительно, победим, потому что его солдаты умрут от смеха, - он перестал смеяться и добавил, - Века работают на войну, Ингирсу Риинки.

Ингирсу вздохнул и безнадежно покачал своими косами. Потом с таким видом, будто его только что осенило гениальное открытие, поднял голову:

- Но не может быть, чтобы на Оллию никогда никто не нападал! - возразил он, - Ведь как-то же вам удавалось защититься?

- Вероятно, нам просто сопутствовала удача. К тому же, на Оллию практически не было нападений. За всю историю их было не больше пяти... - улыбнулся Хранитель Озер и поднялся со своего места, давая понять, что аудиенция окончена.

Подумать только! Вот здесь, на этом самом месте, где сейчас стою я, был украшенный фигуркой Ола дом Хранителя Озер. А вот тут Ингирсу ждала лодка, чтобы отвезти его обратно. И Райо приветливо улыбнулся ему, помогая подняться на ее борт... Теперь тут только высохшая, безжизненная земля... Давным-давно превратилась в пыль та лодка, что несла Ингирсу по волнам Поющего озера, когда он, окрыленный успехом и довольный собой, плыл к своему домику из папоротника исиль, чтобы поскорее передать на Мид добытую информацию.

Теперь, когда на Оллию спускается ночь, становится очень холодно - нет больше озер, которые удерживали тепло, нет вообще ничего, что могло бы удержать его - песок и пыль быстро нагреваются днем, и так же быстро остывают за ночь. И так происходит изо дня в день... Но тогда, давно, все было иначе. Здесь были очень теплые ночи, напоенные ароматами тысяч цветов и негромким пением Ингио...

Распрощавшись с Райо и возвратившись в свой домик, Ингирсу удобно расположился в просторной сетке, сплетенной из светло-зеленых волокон и служащей оллеанцам кроватью, и под тихую песню озера, доносящуюся из окна, стал вспоминать беседу с Хранителем Озер. Правду ли говорил Мийори о том, что Оллия абсолютно беззащитна? Может быть, он, Ингирсу, уже разоблачен и Мийори намеренно дезинформирует его?

С одной стороны, увиденное Ингирсу на Оллии полностью подтверждало слова Хранителя Озер - зоркие глаза Ингирсу не отыскали ни намека на вооруженные силы Оллии. Но с другой... Куда же, черная дыра ее побери, подевалась многотысячная армия Пратта Смиурика? Из глубины прошлого на Ингирсу смотрели исчезнувшие без вести воины, и предупреждали об опасности.

Оставшись один, Ингирсу сразу же передал информацию на Мид. Наемник мог не волноваться, что его сообщение будет перехвачено, так как на Оллии не было технических средств для осуществления этого. Да, собственно, и ни для чего другого тоже. Космические туристы прилетали сюда на собственных кораблях и сажали их на свой страх и риск прямо на землю, а не на космодром, которого у оллеанцев, отродясь, не было. Сами же олли, вероятно, вследствие своей пассивности, никогда не покидали родную планету.

Набирая код, Ингирсу представил себе, как будет читать его донесение на Миде Тона-Тау, как недоверчиво прищурятся его бесцветные, лишенные пигментации глаза, как в задумчивости он подопрет голову одной из своих четырех рук, пытаясь разгадать игру Хранителя Озер. В отправленном сообщении Ингирсу подробно рассказал и о своих опасениях, и о том, что поведение Мийори, тем не менее, пока не вызывает недоверия...

Довольно скоро Ингирсу получил ответ с Мида: "Превосходно, мой мальчик. А тебе не кажется, что Мийори держит тебя на крючке?" - писал его проницательный заказчик, - "Продолжай собирать информацию. Мне нужны факты и доказательства, а не сказки Хранителя Озер".

Ингирсу хорошо знал эту манеру поведения Тона-Тау - насмешливые замечания, внезапно переходящие в сухой повелительный тон. Также Ингирсу отлично понимал, что вовсе не опасение за его жизнь заставило Тона-Тау написать о своих подозрениях относительно того, что разведчик раскрыт. Случись у Ингирсу провал, Тона-Тау лишь пожмет плечами да, возможно, скажет: "Что ж, рано или поздно это должно было случиться". Впрочем, Ингирсу это ничуть не смущало. Он сам выбрал судьбу наемника и еще ни разу не пожалел о своем выборе. Они оба, и он и Тона-Тау, также знали, что случись провал у мидийца, Ингирсу произнесет те же слова и без сожаления отправится на поиски нового заказчика. Возможно, именно поэтому эти двое успешно сотрудничали уже немало лет.

Ингирсу, зевая, перечитал сообщение Тона-Тау. Разумеется, он ждал чего-то в таком роде, и сам собирался проверять слова Мийори.

Остаток вечера Ингирсу потратил на то, чтобы научиться принимать облик оллеанца. Это ему легко удалось. Особенно увлекательным оказалось составлять букеты у себя на голове: сначала он украсил себя ярко-багровыми цветами с продолговатыми лепестками, потом поменял их на белоснежную гриву, как у Хранителя Озер, которая, в свою очередь, уступила место некрупными синими колокольчиками. В общем, он был вполне удовлетворен тем, что у него получилось в итоге. Ему даже удалось вырастить из ног длинные белые корни, которыми можно было достать влагу с большой глубины...

Теплая ночь подкралась незаметно и заключила Ингирсу в свои объятья. Сладко убаюканный тихим пением Ингио, он уснул. Он спал и не видел, как раскрываются ночные цветы, как сияют далекие звезды, рассыпавшись гроздьями сверкающих драгоценных камней в темном ночном небе над Оллией, и как их ледяной свет играет в волнах Поющего озера. Он не видел, как дает новые побеги папоротник исиль, как начинается жизнь загадочных ночных существ, невидимых днем. Они выбираются из своих укрытий, крадутся по притихшим темным зарослям. Они бесшумно скользят в темноте, одинокие и опасные. Они выходят на берега озер, и на берега озера Ингио, и сидят, замерев, прислушиваясь к его песне и глядя в бесконечность. И звездный свет отражается в их глазах. И каждое из этих ночных существ думает, что Ингио поет только ему.

А Ингирсу спал, и ему снился легендарный цветок Ол. Он был совсем как тот, что украшал крышу дома Мийори, только живой, настоящий цветок, серебристо-белый, излучающий мягкий таинственный свет и источающий тонкий свежий аромат. Он поднялся из воды в самом центре Ингио, взошел над ним подобно звезде и осветил поверхность Поющего озера...

Сейчас ночами здесь также тихо, как и днем. Нет больше тех ночных существ, что бродили по Озерному краю с приходом темноты. Они исчезли вместе с ним. Они нуждались в темноте больше, чем в песнях Ингио. Темнота осталась, но они не выжили, перестав слышать песни Поющего озера. Теперь ночами я устраиваюсь спать в широких ветвях древнего дерева с серебристыми листьями. Не думаю, что когда-нибудь захочу построить жилище. К тому же, здесь все равно нет никаких строительных материалов. Разве что это дерево. Но тогда здесь будет совсем безжизненно...

Ингирсу поднялся очень рано и вышел прогуляться по берегам Ингио. Оллия только просыпалась, и залитое утренним светом побережье было пустынно. Ингирсу, не спеша, пошел у самой кромки певучей воды. Крупные капли росы сверкали на листьях прибрежных растений, на лепестках цветов, на еще не раскрывшихся бутонах, и в них отражался свет двух встающих солнц, которые раскрасили небо нежными розоватыми красками. Птицы улль еще спали, спрятав головы под крылья и покачиваясь на спокойной воде. Лодок не было видно, поверхность воды была ровной и гладкой, как зеркало, в которое смотрелось небо.

И вдруг Ингирсу увидел, что на прибрежных камнях, у самых волн, сидит синтерианец - Ингирсу сразу узнал его по маленьким прозрачным крылышкам, атавизму, что остался у синтерианцев от их далеких предков - птиц. Как известно, жители Синтерии даже умеют летать, правда, невысоко и на очень короткие расстояния. Синтерианец сидел на камне, обхватив худое колено сцепленными вместе руками. Он был, как все жители Синтерии высок и строен, с тонкими руками и ногами. Он сидел неподвижно, откинув длинные светлые волосы, струящиеся по его плечам, назад, и задумчиво глядел вдаль, куда-то в самое сердце Ингио. И, конечно, слушал его песню. Синтерианец был одет в легкие светлые одежды, расшитые изображениями каких-то трав и цветов, доходящие ему до колен и схваченные у пояса плетеным кушаком, и в такой же светлый плащ. Его лицо выглядело очень юным, несмотря на то, что его обладателю было не менее тысячи лет, но в отличие от Ингирсу, юность которого была лишь искусной маской, синтерианец, действительно, чувствовал себя молодым.

Ингирсу подошел ближе, и синтерианец, услышав его шаги, повернул голову. Огромные темно-фиолетовые глаза встретились с холодными синими глазами наемника. Ингирсу узнал Элига Энгра, великого поэта и путешественника из созвездия Погибшего Парусника. Ингирсу никогда не был знатоком поэзии, но даже он знал знаменитое стихотворение Энгра, переведенное на множество языков. Теперь я уже не помню его целиком, в моей памяти осталось только несколько строчек:

В зеркале хрустальных вод
Отражен небесный свод,
Этот кубок неземной,
Назван Ингио... Тобой
Сочинитель всех имен
Был в те дни, как я, пленен,
И негромкий вздох любви
В имени он воплотил...

- Здравствуй, тирсианец. Я не видел тебя тут прежде, - сказал Элиг Энгр, с любопытством разглядывая Ингирсу. Синтерианцы также способны к телепатическому общению, как олли, и как тирсианцы, поэтому Риинки его прекрасно понял:

- Я прилетел всего несколько дней назад, - улыбнулся Ингирсу, - А ты и есть... тот самый... знаменитый Элиг Энгр? - полюбопытствовал он. Синтерианец улыбнулся:

- Тот самый, - весело ответил он, тряхнув длинными, светлыми волосами.

- Я слышал, ты часто бываешь на Оллии...

- Да, и стал тут уже чем-то вроде местной достопримечательности, - смеясь, сказал Энгр, - А олли, должно быть, давно считают меня неотъемлемой частью местного пейзажа.

Ингирсу тоже засмеялся.

- А я здесь впервые... - проговорил он, - Да, и попал сюда случайно...

- Вот как... - Энгр внезапно обратил на тирсианца пристальный взгляд своих глубоких темно-фиолетовых глаз, - Ты пришел к Ингио случайно?.. Забавно.

Ингирсу спокойно выдержал его взгляд:

- На Тирсе меня разыскивали люди Тона-Тау, поэтому я был вынужден бежать, - сказал он, - Олли согласились приютить меня здесь.

- Тирс? - взволнованно переспросил Энгр, - Так ты участвовал в восстании против Тона-Тау?

Ингирсу кивнул. Энгр поднялся со своего места:

- О, отважный воин, позволь мне выразить свое восхищение отвагой твоей и твоих благородных товарищей! Я не воин, но я воспою ваши подвиги в своих стихах и сделаю вас бессмертными... - взволнованно сказал он.

- Я лишь скромный участник восстания, - покачал головой Ингирсу, с удовольствием подыгрывая поэту, - И не достоин такой чести.

- Все, кто сражаются на стороне Сопротивления, настоящие герои!

Ингирсу улыбнулся. Этот восторженный синтерианец забавлял его.

- Говорят, ты понимаешь, о чем поет Ингио? - спросил он.

Синтерианец поднял на него свои темно-фиолетовые глаза, глубокие, как само Ингио:

- Да, я понимаю его, - совершенно серьезно ответил он, - А оно - меня.

- И о чем оно поет сейчас? - поинтересовался Ингирсу, усаживаясь рядом с поэтом на камнях.

Некоторое время Энгр, молча, прислушивался к звукам озера. Потом понимающе улыбнулся:

- Сейчас оно поет одну из своих утренних песен, - сказал он, - В ней говорится, что утренний свет делает мир моложе, и что скоро проснутся птицы улль...

- Как интересно! - тщательно изобразил восхищение Ингирсу, усмехаясь про себя глупым выдумкам синтерианца. "Я и то выдумал бы что-нибудь пооригинальнее," - подумал Риинки.

Домик синтерианца, стоящий на песчаной косе, на самом берегу Ингио, был расположен недалеко от жилища Ингирсу, и они стали часто проводить время вместе, прогуливаясь по побережью, или сидя на камнях у воды. Энгр любил уединение и предпочитал выходить в ранние утренние часы или в поздние вечерние, когда Ингио казалось наиболее романтичным и таинственным при свете звезд. Ночью Оллию освещали только звезды, так как планет-спутников у нее не было. Ингирсу нередко присоединялся к поэту. Они разговаривали, потом разговор прерывался, потому что Энгр уходил в себя и, казалось, переставал замечать существование Риинки.

Теперь днем Ингирсу общался с олли, а утром и вечером спешил к своему новому знакомому. Энгр провел на Оллии много времени, и являлся для наемника очень ценным источником сведений про Озерный край и его обитателей. Ингирсу надеялся, что Энгр, сам не будучи оллеанцем, не станет скрывать от него что-либо интересное про Оллию. К тому же, поэт был наблюдателен, и Ингирсу надеялся узнать от него какие-нибудь важные, но не замеченным им самим особенности олли. Кроме того, дружелюбный и романтичный синтерианец нравился Ингирсу, с ним было интересно. И Риинки наслаждался их беседами.

Иногда Ингирсу видел из окна своего домика, как Элиг Энгр стоит на берегу в одиночестве, устремив взгляд вдаль, на сиреневатые просторы Ингио. А порой он видел синтерианца на мелководье у берега. Энгр лежал в воде с закрытыми глазами, положив голову на какой-нибудь большой плоский камень, и волны Ингио мягко обнимали его тело. В такие минуты Ингирсу, разумеется, не тревожил его, предпочитая наблюдать издалека. В Ингио, как и во всех остальных озерах, купание совсем не запрещалось, но желающих принять водные процедуры всегда было немного. Хотя по преданию олли и появились из живущего в воде Ола, они почему-то не любили плавать, предпочитая созерцать озера с побережий. "Мы любим быть у воды, но не в воде", - говорили они. Так что купались в озерах только туристы, и только те из них, чьи способности и особенности тела это позволяли. Поэтому воды Ингио были довольно пустынны. Элиг Энгр и Ингирсу были одними из немногих туристов, умеющих плавать и, возможно, подружились еще и на почве совместных водных процедур. В воде прозрачные крылышки Энгра работали как плавники и превосходно держали поэта на поверхности Ингио. Ингирсу тоже был отменным пловцом - полная приключений и опасностей жизнь заставила его приобрести этот полезный навык. Только благодаря умению плавать, он выжил на водной Эринии, где выполнял миссию, сходную с нынешней, по заданию все того же Тона-Тау.

Правда, кое-чем они все же отличались, - Энгр предпочитал выплыть на большую глубину и лежать на поверхности воды на спине, подставив лицо свету двух солнц. Так он мог нежиться в воде часами, лениво шевеля своими крылышками. Ингирсу же предпочитал движение: он плавал, рассекая волны мощными взмахами рук, нырял на приличную глубину, пытаясь разглядеть дно озера, и его длинные косы в воде казались усами какой-нибудь глубоководной рыбы. Нередко он подплывал к Энгру и, пытаясь растормошить его, обрушивал на синтерианца столб брызг, но тот редко изменял своим привычкам, часами предаваясь блаженной лени.

- Я бывал на Тирсе, - однажды сказал Элиг Энгр, когда Ингирсу подплыл к нему, - Твоя планета очень красива... горы... скалистые гряды... и множество крепостей... - Синтерианец лежал в волнах с закрытыми глазами...

Все знали, что Элиг Энгр был путешественником. Ингирсу, разумеется, понимал, что, общаясь с синтерианцем, который был на Тирсе, он может допустить какой-нибудь промах. Но риск был непременной составляющей профессии Ингирсу.

- Моя планета холодна и совсем не похожа на цветущую Оллию... там дуют суровые, пронизывающие ветры, и лавины то и дело сходят с гор, а о прибрежные скалы бьются холодные волны...

- Это лишь придает Тирсу особое очарование... - заметил Элиг Энгр, по-прежнему не открывая глаз.

- А Синтерия? - спросил Ингирсу, - Ты часто бываешь там?

- Нет, не очень, - ответил Энгр, - Когда у меня есть свободное время, я всегда прилетаю сюда, к Ингио. Только на Оллии мне по-настоящему хорошо... Только здесь есть Ингио...

- Да, и олли очень дружелюбны... к тому же, искренни, как дети многих рас, - поддержал его Ингирсу.

- Олли лишь кажутся таковыми, - внезапно сказал Энгр, - Они давно не дети. Это одна из самых древних рас. Они появились, когда и Синтерия, и Тирс еще были необитаемы.

- Ты считаешь, что олли на самом деле не дружелюбны и не наивны? - спросил Ингирсу.

- О, разумеется, они дружелюбны по отношению к туристам и с детским простодушием любят болтать с нами... Но они далеко не так безопасны, и совсем не так наивны, как кажутся...

- Ты считаешь? - недоверчиво проговорил Ингирсу, - Но я не заметил ничего, что указывало бы на это...

Энгр обратил на него взгляд своих темно-фиолетовых глаз, которые сами были похожи на два оллеанских озера.

- Это естественно, - сказал он, - Они не станут раскрываться перед своими гостями. Откуда им знать, а вдруг ты шпион Тона-Тау, Ингирсу Риинки, - синтерианец засмеялся, и Ингирсу, ни один мускул в лице которого не дрогнул, засмеялся вслед за ним.

- И часто здесь появляются его шпионы? - со смехом поинтересовался он.

- На моей памяти ни разу, - ответил Энгр, - Но в прошлом сюда прилетали разведчики Пратта Смиурика.

- А олли их раскрыли? - поинтересовался Ингирсу.

- Да, - спокойно кивнул Энгр.

- И? Что с ними стало?...

- Я не знаю, - улыбнулся синтерианец, покачав головой, - Не знаю... - затем он поднялся из воды и, стряхнув со своих крылышек капли воды, перелетел на прибрежные камни, - До завтра, Ингирсу, - крикнул он уже издалека.

"Оллеанцы несомненно обладают какими-то средствами защиты. Об этом косвенно упомянул поэт Элиг Энгр, которого я встретил здесь. Его слова подтверждают догадки о том, что у оллеанцев есть силы для отражения удара извне", - ночью того же дня сообщил на Мид Ингирсу.

"Ценность твоей информации равна нулю, мой мальчик. Какими конкретно силами и средствами они обладают? Продолжай контактировать с Энгром", - в своей манере ответил Тона-Тау.

Ингирсу только усмехнулся, прочитав сообщение мидийца. До этого он отправил подробнейший отчет об Оллии - ее климате, флоре и фауне, а также об оллеанцах - их образе жизни, привычках, строении тел, особенностях организма, нравах и обычаях. Это были очень подробные и ценные сведения, которые сделали бы честь любой энциклопедии. Ингирсу собрал их за несколько дней, и обработал со всей дотошностью и методичностью истинного исследователя, и, можно сказать, выполнил первую часть задания Тона-Тау. Более подробных сведений об Оллии не было ни у кого во Вселенной, кроме самих олли, разумеется. Опираясь на одни эти данные, Тона-Тау уже мог сделать множество выводов и составить подробное впечатление о планете, которую он собирался заполучить в свой ССС. Да, он так и сделал. Ингирсу в этом не сомневался, ибо знал блестящие аналитические способности мидийца. Но самая важная часть задания была еще не выполнена, в этом Тона-Тау был прав. Достоверных сведений о военных силах олли по-прежнему не было, как не было и сведений об их ахиллесовой пяте (или пятах), Ингирсу не видел уязвимостей в Озерном крае.

Утром следующего дня Ингирсу вновь отправился купаться в компании Энгра.

- Ты не знаешь, почему Ингио называют Совершенным озером? - поинтересовался Ингирсу, когда, накупавшись, они сидели на камнях у воды, - Конечно, оно очень красивое, великолепное, но...

- Так ты не считаешь Ингио совершенным? - строго спросил синтерианец, устремив на него серьезный взгляд своих глубоких глаз.

- Нет, я не спорю, оно очень красивое!.. - Ингирсу стал опасаться, что ненароком обидел знаменитого своей любовью к Ингио Энгра.

- Но ты хочешь сказать, что на многих планетах есть не менее красивые озера? Так?

- Ну, да... - неопределенно пожал плечами Ингирсу.

- Например, Утт с его изумительными зелеными водами с планеты Вестра? Или знаменитое своими миражами, появляющимися на его поверхности, тимурианское озеро Дром? Или взять хоть то же озеро Ирси с твоего родного Тирса? Все они прекрасны, не так ли?

- Да, и каждое по-своему...

- И их невозможно сравнивать между собой, как невозможно сказать, что прекрасней, миражи Дрома или ледяная чистота высокогорного Ирси?

- Ну, да! Но тогда кто и почему признал совершенным именно Ингио? - продолжал расспрашивать Ингирсу.

К его удивлению, синтерианец рассмеялся:

- Да, потому... - сказал он, все еще смеясь, - Что представителям самых разных рас свойственна одна общая маленькая слабость - доверять чужому мнению...

Ингирсу непонимающе посмотрел на него.

- Когда у Ингио появился этот титул? - улыбаясь, спросил Элиг Энгр.

- Точно не помню... по-моему, несколько столетий назад?.. - неуверенно ответил Ингирсу.

- Верно. А если быть совсем точным, то восемь сотен лет назад, - уточнил Энгр, и, лукаво улыбаясь, спросил, - Разве это тебе ничего не объясняет?

Ингирсу отрицательно помотал медно-красными косами:

- Ничего, - признался он с виноватой улыбкой, - Я по-прежнему не понимаю, в чем заключается совершенство и уникальность Ингио.

Энгр снова засмеялся:

- Ни в чем. Разумеется, Ингио - самое обыкновенное озеро. Очень красивое, самое красивое в Озерном крае, но, конечно же, не единственное во Вселенной...

- Но как же так!? - изумился Ингирсу.

- Да. Разумеется, никаких вселенских стандартов совершенства не существует, - сказал синтерианец, - Но... все дело в том, что для меня оно всегда было единственным и... да, и совершенным... и однажды, а точнее, восемьсот лет назад, я наградил его этим титулом в своей поэме "Совершенное Озеро", ну, а мои стихи всегда быстро разносились по Вселенной... Вот, так и получилось, что представители самых разных рас узнали про Ингио с моих слов и увидели его моими глазами... Они смотрели на него моим влюбленным взглядом, и влюблялись в него, как и я сам, а потом прилетали сюда, на Оллию, уже готовые к тому, чтобы полюбить его, и Ингио их не разочаровывало. Так за ним прочно утвердился данный мной титул...

Энгр замолчал и, улыбаясь, посмотрел на Ингирсу, который чувствовал неподдельное восхищение. Так влиять на умы! Подумать только! Это, действительно, талант! Такого даже Тона-Тау не снилось, думал Ингирсу.

- Звезды и черные дыры! - восхитился он, и поинтересовался, - Ну, а как случилось, что ты сам полюбил Ингио?

Энгр неопределенно пожал крылатыми плечами:

- Не знаю... - проговорил он, устремив взгляд темно-фиолетовых глаз вдаль, - Есть разные места... где-то холодно и неуютно... а куда-то хочется возвратиться... есть места, которые привязывают нас к себе, влюбляют в себя... места, которые похожи на нас самих, как если бы в них была растворена наша собственная душа... и если возвращение невозможно, мы страдаем от этого, как от разлуки с самим собой, как от потери собственной души... они будут сниться нам ночами, и проснувшись, мы будем ощущать тоскливую пустоту от того, что возвращение невозможно... Ингио - как раз одно из таких мест... сюда хочется вернуться... сюда нельзя не вернуться... Первый раз я прилетел сюда, когда был еще ребенком... У меня были каникулы, и я решил увидеть Озерный край, он уже тогда был знаменит, но, конечно, не так, как сейчас... И тогда я направил свой звездолет на Оллию...

Ингирсу не удивили слова Энгра - всем известно, что синтерианцы рождаются взрослыми, то есть, физически они, конечно, растут и развиваются, но умственно они с самого рождения вполне зрелы, а то и мудры. Опыт и знания предыдущих поколений передаются им генетически по наследству, как многим другим расам передаются инстинкты и рефлексы. Так что учиться синтерианцам приходится только тому, чего не знали предыдущие поколения. Их еще называют старыми детьми, а еще говорят, что у синтерианцев очень старые души. Поэтому-то, встретив ребенка-синтерианца, самостоятельно бороздящего просторы Вселенной, никому не придет в голову спросить, где его папа с мамой, и тем более попытаться отправить его домой. А родители-синтерианцы никогда не схватятся за голову, если весточка от их малолетнего отпрыска придет из противоположного конца Вселенной.

- ...И когда я впервые пришел к Ингио и впервые услышал его песню... - уже совсем другим, взволнованным голосом продолжил Элиг Энгр, - Я внезапно почувствовал, что одновременно лечу и падаю, парю в невесомости и срываюсь в пропасть, плачу и смеюсь, умираю и рождаюсь вновь... Это было невероятное ощущение, легкое, как сон, и сильное, как удар молнии... Внезапно я понял, о чем поет Ингио, словно мне открылась его душа, словно его душа стала моей, и тогда я впервые в жизни написал стихотворение. Разумеется, об Ингио. Оно так и называлось - "Ингио"... Вот так я стал поэтом и еще... я понял, что влюблен, и что всегда буду возвращаться сюда... - закончил он тихо и торжественно.

Потом синтерианец замолчал, прикрыв темно-фиолетовые глаза и отдавшись во власть своих воспоминаний. Молчал и Ингирсу, не решавшийся тревожить ушедшего в себя поэта. Наемник устремил взгляд на Ингио, спрашивая себя, мог бы он влюбиться в это или какое-нибудь другое озеро, или, может быть, в клочок земли, в речку, в лес - хоть во что-нибудь - есть ли у него, было ли когда хоть какое-нибудь место во Вселенной, которое было бы ему так же дорого, как дорого Энгру Поющее озеро Ингио, и куда он хотел бы вернуться? И он не нашел ответа.

Ингирсу провел на Оллии уже два месяца, и за это время успел досконально изучить оллеанцев и саму планету, но ни на шаг не приблизился к ответам на главные вопросы, поставленные Тона-Тау. И Энгр, и олли, и Райо, который довольно часто заглядывал в гости к тирсианцу, казалось, были с ним предельно откровенны, но каждый раз, когда Риинки направлял разговор в нужное ему русло, им каким-то чудом удавалось уклониться от прямых ответов. Да еще так искусно, что Ингирсу не мог понять, делают ли они это сознательно, скрывая важную информацию, или, действительно, ничего не знают, и всего лишь уходят от скучной для них темы.

На исходе второго месяца Ингирсу вновь удостоился аудиенции у Хранителя Озер. Он снова очутился в доме, крыша которого была украшена изображением Ола. Мийори принял его в том же зале, что и в первый раз. Здесь ничего не изменилось, только цветы на стенах, как заметил Ингирсу, были уже другими, но также оплетали их сплошным ковром. Видимо, Мийори мог себе позволить менять эти живые ковры. На этот раз это были пышные, очень ароматные цветы всех оттенков красного - от нежно-розового, до пурпурного и темно-багрового. Мийори усадил Ингирсу в кресло, подлокотники, спинка и ножки которого были сплошь увиты вьющимся растением с кроваво-красными цветами. Ингирсу опустился в кресло и тут же утонул в их объятьях - благоухающие бутоны оказались у него на плечах, упали на колени, улеглись ему на руки и украсили его голову, подобно венку. Ингирсу с беспокойством потянул носом, принюхиваясь к их аромату. Это увитое цветами, благоухающее кресло, казалось, специально задумано для того, чтобы одурманить любого, кто устроится в нем. Идеальное место для допроса. Однако ничего необычного с ним вроде бы не произошло. Цветы явно были неопасны. Риинки мало помалу успокоился и позволил себе глубокое дыхание.

- Я слышал, ты подружился с Элигом Энгром? - улыбнулся Мийори.

- Да, наши домики стоят недалеко друг от друга.

- Элиг - наша гордость, - проговорил Хранитель Озер, - Он расскажет тебе об Озерном крае лучше, чем мы сами, потому что понимает красоту мира, тогда как мы лишь чувствуем ее ... Будь добр к нему...

Ингирсу с вполне искренним недоумением взглянул на Мийори:

- Но у меня и в мыслях нет причинить ему зло! - воскликнул он. Ингирсу действительно успел привязаться к поэту и находил приятность в совместном времяпрепровождении.

Мийори улыбнулся, но его взгляд был пристальным, даже тяжелым:

- Ты воин, Ингирсу, тебе приходилось отнимать жизнь у живых существ... ты и подобные тебе всегда опасны для таких, как Энгр. Он хрупкое крылатое существо, слушающее песни волн и вздохи ветра... Подумай - его лира против твоего оружия, которое ты носишь за поясом, не снимая...

- Но почему против? - изумился Ингирсу, - Мы не противники, мы друзья с ним!

Мийори только покачал головой:

- Вы не можете быть друзьями, Ингирсу Риинки. Поверь мне.

Ингирсу озадаченно уставился на Хранителя Озер, пытаясь понять, что означают слова последнего. Причем тут Энгр? Но ни в чем разобраться он не успел, так как Мийори поднялся с места, давая понять, что разговор закончен.

Ингирсу не стал рассказывать Энгру касавшиеся его подробности разговора с Мийори, но о самом визите упомянул.

- Хранитель Озер явно переусердствовал с украшением своего жилища цветами, - усмехнулся Ингирсу, - Представляешь, у него даже кресла были опутаны ими! Честное слово, я думал эти растения задушат меня в своих объятьях! Да и аромат был слишком силен, на мой взгляд. Кажется, этому Мийори не хватает утонченности и чувства меры, - заметил он.

- Ты сидел в кресле, украшенном цветами? - внезапно нахмурился Энгр.

- Украшенным - это слабо сказано! Оно было буквально оплетено ими! И если бы оно одно! Все стены, потолок, окна... нет, я люблю цветы, но это... - Ингирсу покачал головой и рассмеялся, - Эти олли ужасно смешные.

Однако синтерианец не разделил его веселья:

- А как долго ты там пробыл? Не помнишь? - спросил он. И его вопрос заставил Ингирсу перестать смеяться и насторожиться.

- Отчего же, - ответил он, - Помню. Около часа.

- И ты все время сидел в этом кресле? - продолжал расспрашивать синтерианец.

- Да. Практически все время я там и проторчал, - пожал плечами Ингирсу.

- А ты не спал в нем?

- Нет, конечно.

- Ты уверен в этом?

- Абсолютно.

- Странно... - растерянно пробормотал синтерианец. Он внимательно поглядел на Ингирсу и повторил, - Очень странно.

Но больше Ингирсу ничего от него не добился. Синтерианец умело сменил тему, и позвал Ингирсу купаться в Ингио, на берегу которого они и разговаривали. Ингирсу тронул ногой воду и, удостоверившись, что она достаточно теплая, согласился с заманчивым предложением Элига Энгра. Друзья одновременно нырнули в Ингио, потревожив покой нескольких птиц улль, дремавших на волнах у берега. Они лениво поднялись в воздух и вскоре снова опустились на воду чуть поодаль. Вельвы, деревья с серебристыми листьями, отражались в воде. Они роняли в Ингио свои белоснежные цветы, и те плыли, покачиваясь, и цеплялись за медно-красные косы Ингирсу. Купаться в Ингио было одно удовольствие - озеро великолепно держало на поверхности так, что даже самый неопытный пловец мог не бояться утонуть. Ингио словно выталкивало на поверхность любое инородное тело, не давая ему опуститься на дно, а потом медленно влекло его к берегу. Ингирсу с удивлением узнал, что до сих пор ни одно живое существо не утонуло в Совершенном озере, ни один парусник, ни одна утлая лодка не достигла его дна.

Накупавшись, приятели выбрались на берег и вновь устроились на камнях. Ингирсу продолжал раздумывать над их разговором, недоумевая, что же могло так удивить Элига Энгра. Такое обилие ароматных цветов у него самого вызывало опасения, но оказалось, что цветы совершенно безвредны. А Энгр, молча, прислушивался к песне Ингио.

- А о чем поет Ингио теперь? - шутки ради поинтересовался, заметив это, Ингирсу.

- О том, что вечером будет гроза, и много белых цветов ветер сорвет с серебристых вельв, и упадут они в воды Ингио... - ответил Энгр. "Это легко проверить", - подумал Ингирсу, до вечера оставалось всего несколько часов.

- И гроза, действительно, будет? - спросил он вслух.

- Обязательно, - кивнул Энгр, - Ингио никогда не ошибается.

И вечером, действительно, была гроза. Сначала потемнело небо - оба солнца сели в темные сиреневато-серые тучи, мир погрузился в сумерки. Потом наступило странное, тревожное затишье - перестали шуметь исиль и серебристые вельвы, попрятались куда-то розовокрылые птицы улль, и главное, замолчало Ингио! Ингирсу поразился тому, какая мертвая тишина настала на Оллии без песни Ингио. А потом эту тишину нарушил резкий порыв ветра - внезапный и сильный, как предательский удар. Ингирсу еще не видел грозу на Оллии, и с любопытством стоял у открытого окна, глядя, как гнутся от ветра ветви вельв, как резко выделяются их седые листья на фоне почерневшего неба, как взволновались воды озера, потемнели, вспенились, пошли волнами, на которые упали цветы с деревьев. Яркая вспышка молнии осветила поверхность Ингио, на мгновение ставшую темно-багровой, и над Озерным краем грянул гром...

Гроза бушевала не один час - ветер, молнии и гром соревновались друг с другом в силе. Но дождя не было, ни одна капля не упала с небес.

Ингирсу, наблюдавший за разбушевавшейся стихией не без удовольствия, но предпочитавший не выходить из своего домика, вдруг увидел на берегу одинокую крылатую фигурку. Элиг Энгр стоял на берегу Ингио и, запрокинув голову вверх, любовался грозой. Молния ударила в воду совсем недалеко от него, но он, кажется, и не думал уходить. Ингирсу покачал головой, ох, уж эти поэты, и пошел на берег, чтобы уговорить синтерианца уйти в укрытие.

К утру гроза стихла, и день начался с тихой радостной песни Ингио.

- Так значит, Энгр не лжет - в песнях Ингио есть смысл и синтерианец, действительно, понимает его, - думал Ингирсу, проснувшись. Конечно, поэт мог узнать о приближающейся грозе и каким-нибудь другим способом, например, почувствовать это, так как все синтерианцы довольно сильны в предчувствиях и предвидении, а уж синтерианцы-поэты, должно быть, и подавно, но, вероятно, это могло произойти только на его родной Синтерии, а не на Оллии, поэтому, скорее всего, Ингио, действительно, пело о грозе.

Итак, Ингио превратилось из просто поющего озера в осмысленно поющее озеро, что подразумевало наличие у Ингио или у чего-то, таящегося в его недрах, например, у мифического Ола, разума. И это открытие очень не понравилось Ингирсу. Теперь Ингио казалось ему не изысканно-красивым ландшафтом, а опасным противником. Кто знает, что напевает Ингио оллеанцам, что узнают они из его песен?

После завтрака Ингирсу принял очередное сообщение от Тона-Тау, в котором мидиец приказывал ему поторопиться, и вышел на берег. Он так задумался, глядя на сиреневатые воды, что не заметил, как к нему подошел Энгр.

- Каждый новый день Ингио кажется еще прекраснее, чем в предыдущий... - заметил синтерианец. Ингирсу молча кивнул.

- Выходит, то, что мы считаем водой, вовсе не вода? - спросил он.

- Почему? - удивился Элиг Энгр, - Это самая настоящая вода.

- Но вода не может думать! - возразил Ингирсу, - Какой бы у нее ни был минеральный состав, если это вода, она не сможет предсказывать приближение грозы и размышлять о судьбе упавших в нее цветов вельв! Это абсурд! Раньше я думал, что песня Ингио - это просто звуки, которые каким-то образом издают волны, ветер, дно озера, прибрежный песок и растения, и что все эти звуки каким-то причудливым образом переплетаются между собой и получается нечто, похожее на мелодию. И, кажется, что озеро поет. Кстати, такое же объяснение феномену Ингио дает и Великая Вселенская Энциклопедия...

Синтерианец тихо рассмеялся и кивнул:

- В чем-то она, конечно, права, твоя энциклопедия... волны и ветер, исиль и песок... это верно... Но они лишь инструмент, на котором играет Ингио, то, с помощью чего озеро издает эти звуки... но инструмент будет нем, если не будет музыканта, а музыкант будет нем, если не будет мелодии... - Энгр улыбнулся, - Не забывай, что у Ингио есть душа, и зовется она Ол. Ол - композитор и музыкант Ингио...

- Райо говорил то же самое! Все здесь так уверены, что Ол существует! - воскликнул Ингирсу, - Но хоть кто-нибудь видел его на самом деле?

Синтерианец неопределенно пожал своими прозрачными крылышками:

- В каком-то смысле да, - ответил он.

- Давай возьмем лодку, выплывем на середину Ингио и попробуем нырнуть, - предложил Ингирсу, - Может быть, нам удастся достичь дна, и мы найдем там этот легендарный цветок.

Поэт поглядел на него и снова засмеялся:

- А как ты себе представляешь Ол? - спросил он.

- Ну, как тот цветок, что изображен на крыше дома Хранителя Озер, - ответил Ингирсу.

Поэт покачал головой:

- Для того чтобы увидеть Ол, вовсе не нужно плыть на середину озера, - сказал он, - Ол занимает все дно Ингио. Собственно, Ол и является его дном. На нем лежат слои песка и ила, растут водоросли, на нем строят свои дворцы и гроты кораллы, в его лепестках живут все обитатели Поющего озера. Чтобы увидеть его, тебе достаточно немного отплыть от берега и нырнуть. Но это-то как раз сложнее всего, потому что, как ты знаешь, Ингио не любит пускать гостей на дно и выталкивает на поверхность любые инородные тела и предметы...

- Но так я увижу лишь заросшее водорослями дно! - изумленно проговорил Ингирсу, - Почему вы так уверены, что дно - это Ол, может быть, это просто озерное дно?

- Потому что, это правда, Ингирсу, - мягко улыбнулся Элиг Энгр. И видя, что Ингирсу все еще более чем скептически относится к его совам, продолжил:

- Недавно мы говорили о разведчиках Пратта Смиурика, и, вероятно, ты знаешь, что Смиурик присылал их сюда не развлечения ради, и однажды, много тысяч лет назад, войска великого завоевателя Пратта Смиурика высадились на Оллии с намерением завоевать планету и ее обитателей и захватить Озерный край...

- Да, я читал об этом, - кивнул Ингирсу. Неужели синтерианцу что-то известно о самом бесславном походе великого завоевателя! - Но нигде не сказано, почему ему это не удалось. Его войско просто исчезло, словно испарилось!

Элиг Энгр кивнул:

- Пратт Смиурик так и не узнал, что случилось с его лучшими головорезами, - сказал он и после непродолжительного молчания продолжил, - Но, если хочешь, я могу показать тебе способ узнать эту тайну, а заодно ты получишь довольно веское доказательство существования Ола, вернее, того, что в недрах Ингио живет могущественное разумное существо, - он таинственно улыбнулся.

У Ингирсу перехватило дыхание:

- Разумеется! - воскликнул он и добавил с улыбкой, - И я обещаю поверить в существование и разумность Ола, если он откроет мне эту тайну!

Энгр усмехнулся:

- Тогда слушай. Ингио обладает одной интересной особенностью: в светлое время суток, утром и днем, оно поет о будущем, и видения, которые оно нам посылает в это время, связаны с будущим...

- Однажды утром мне привиделось, что расцветает цветок Эолфея... - вставил Ингирсу.

- Да. Ты видел будущее. Ингио показало тебе, что скоро распустится новый цветок Эолфея. Причем это видение было не связано с Оллией, так как Эолфей растет, как ты знаешь, на Эоре, планете из звездной системы Эсфетер... А вечером и ночью Ингио поет о прошлом и посылает нам видения прошлого...

- А когда же оно поет о настоящем? - спросил Риинки.

- Никогда. Настоящее - это лишь мгновение, и стоит только осознать его, оно уже становится прошлым. Ингио не показывает настоящее и не поет о нем, иначе оно было бы обыкновенным зеркалом. Для Ингио есть только прошлое и будущее...

- И ты хочешь сказать, что если прийти на озеро ночью...

- Да, - кивнул синтерианец, - Каждую ночь Ингио поет о прошлом. Разумеется, сразу же оно не расскажет тебе о судьбе воинов Пратта Смиурика,.. возможно, понадобится несколько ночей...

- Но в прошлом было много событий! - возразил Ингирсу, - Вероятность того, что Ингио расскажет именно эту историю, очень мала!

- Не совсем. Во-первых, победа над Праттом Смиуриком - не рядовое событие, и я уверен Ингио гордится им и, наверное, вспоминает об этом часто и с удовольствием... А во-вторых, если захочешь, я могу отправиться с тобой. А я, как ты знаешь, могу говорить с Ингио и просто попрошу его рассказать эту историю...

- И он ответит?

- Скорее всего. И ты получишь доказательство его существования.

- А тебе самому уже известно, что случилось с воинами Смиурика? - Ингирсу испытующе взглянул на Энгра. Синтерианец пожал крыльями:

- Ингио никогда не посылало мне видений об этом, а я сам никогда не спрашивал, но я, разумеется, догадываюсь, что могло произойти с завоевателями на Оллии.

- И что же?

- У меня в запасе лишь догадки. И будет лучше, если ты узнаешь об этом от участника тех событий, Ингирсу, - улыбнулся Элиг Энгр.

Ингирсу с нетерпением ждал наступления ночи, и когда дневная жизнь на Ингио замерла, и сонная ночная тишина повисла над ним, поспешил на берег. Элиг Энгр уже ждал его там, развлекаясь тем, что бросал в озеро тяжелые бело-золотые цветы дерева Глор, которое росло на берегу неподалеку от группы вельв, и смотрел, как они медленно исчезают в воде. Они взяли одну из лодок, Ингирсу оттолкнулся веслом от берега, и их легкая ладья из папоротника исиль пустилась по темной глади Поющего озера. Ингио пело под звездным небом, но видений пока не было.

Зато Ингирсу увидел, что за прибрежными вельвами движутся чьи-то неясные темные тени. Какие-то существа прятались в сгустившемся мраке, бесшумно крались в притихших зарослях. Некоторые из них выходили на берег и, усевшись на камнях, неподвижно замирали. Но их темные силуэты были нечеткими и размытыми. Ночные существа сливались с темнотой, и Ингирсу никак не удавалось рассмотреть их, но он инстинктивно чувствовал исходящую от них опасность.

- Что это за существа, там, на берегу? - спросил он у синтерианца.

- Это создания тьмы. Олли называют их рагрёссы, - спокойно ответил Энгр и, заметив, что рука Ингирсу непроизвольно легла на рукоять кинжала, висевшего у того на поясе, добавил, - Они не опасны.

- Но кто они? Животные? Растения? Они разумны? - продолжал расспрашивать Ингирсу, по-прежнему вглядываясь в прибрежные заросли и пытаясь разглядеть этих странных существ. Слова Энгра о том, что существа на берегу безобидны, не внушали ему доверия.

- Я не знаю, - мягко улыбнулся Энгр, - Возможно, часть из них - просто миражи. А может, это обрывки чьих-то снов или забытые воспоминания...

- Но что будет, если подойти к ним?

- К ним не подойти. Они исчезают в темноте, как только заметят чье-нибудь приближение... - синтерианец вздохнул и немного нетерпеливо прибавил, - Не отвлекайся, Ингирсу. Ты ведь, кажется, пришел сюда не за рагрёссами.

- Да, но...

- Тише, - велел Энгр, он забрал у Ингирсу весла, и теперь направлял лодку все дальше и дальше от берега, - Так ты никогда не вызовешь Ол на откровенность.

Ингирсу замолчал и перестал вертеть головой в поисках очередного рагрёсса, притаившегося в темноте на берегу. Он заставил себя сосредоточиться на цели их предприятия, и стал думать о войске Пратта Смиурика, судьбу которого так хотел узнать. И еще он думал о "цветке", о таинственном, могущественном существе по имени Ол, таящемся в глубинах Ингио.

Довольно скоро они удалились на значительное расстояние от берега, и он почти перестал быть видимым в темноте.

- Как мы вернемся обратно? Ничего не видно... - спросил Ингирсу.

- Мы не так уж далеко отплыли, - спокойно ответил Энгр, - Здесь просто слишком темно. Поэтому мы дождемся утра, и когда рассветет, направимся обратно... А теперь, - он перестал грести, - Можно и остановиться.

Лодка остановилась на месте и стала легонько покачиваться на волнах. Несколько мгновений Элиг Энгр оставался неподвижным. Он сидел, закрыв глаза, и Ингирсу понимал, что синтерианец общается с Ингио. Наконец их безмолвный диалог прервался, и Энгр открыл глаза.

- Теперь остается ждать... - промолвил синтерианец, поудобнее устраиваясь на сидении и погружая взгляд в темную глубину.

Ингирсу последовал его примеру.

- А что ответило Ингио?.. - начал было он, но синтерианец остановил его, жестом указывая на поверхность воды.

- Смотри! Ты ничего не видишь? - спросил Энгр.

Ингирсу уставился в указанном направлении и увидел, что там, действительно, происходит нечто необычное. Вода подсвечивалась изнутри так, словно из глубин Ингио шел свет, не очень сильный, но вполне достаточный для того, чтобы начать соперничать с окружающей тьмой. И это противоборство рождало причудливую игру теней в волнах. Внезапно Ингирсу увидел, что тени приобретают какие-то очертания, которые становятся все четче и четче и уже не кажутся бесформенным хаосом. Потом картины на водной глади слились для него воедино с песней Ингио, и он вновь почувствовал себя во власти видений Поющего озера.

Он увидел, как сотни звездных кораблей садятся на поверхность какой-то планеты, Оллии, конечно, об этом свидетельствуют заросли исиля... да, это Оллия много тысячелетий назад... Вскоре Ингирсу увидел солдат... они были надежно упакованы в доспехи защитного цвета, а их лица полностью скрывали шлемы, так что невозможно было понять, к какой расе принадлежат эти воины... вероятно, под прочными, но легкими (это чувствовалось по тому, как легко они двигались), доспехами были представители нескольких рас... высшие чины отличались от рядовых нагрудниками из более прочного синтетического материала, которые были украшены изображениями заключенной в треугольник звезды. Они отдавали приказы... еще Ингирсу увидел оружие... много разнообразного оружия, которое тоже спешно выгружали из звездных кораблей... Ингирсу вспомнил, где он видел таких воинов - во Вселенской энциклопедии в разделе, посвященном Империи Пратта Смиурика. Это была форма его легионеров... Потом видение на какое-то время стало нечетким, перед глазами Ингирсу все поплыло, исчезли и старинная Оллия, и воины великого завоевателя. Перед глазами наемника вновь оказалась только ровная поверхность Ингио. Ингирсу обернулся к Энгру. Тот успокаивающе улыбнулся, и Риинки понял, что нужно ждать. Он вновь уставился на воду, и вскоре войска Смиурика вновь предстали перед его взором... Ингирсу увидел, как большая группа солдат выходит на берег озера... Это, несомненно, Ингио... разве спутаешь с чем-нибудь сиреневатый оттенок его вод... солдаты внимательно осматривали местность, опасливо оглядывались, напряженно всматривались в заросли исиля, в пышные кроны вельв... но побережье оставалось пустынным, никто не нападал на завоевателей, никто не торопился защищать Оллию... многочисленные оллеанцы словно бы исчезли... Ингирсу вздрогнул, увидев, как солдаты подходят к воде, и, рассредоточившись по берегу, снимают заплечные пластиковые ранцы и выливают их содержимое в воду озера... мгновение спустя Ингирсу увидел, как молочно-белая жидкость смешивается с водой и растекается по поверхности Ингио... он понял, что солдаты получили приказ отравить воду Поющего озера... Однако следующая картина свидетельствовала о том, что выполнить его им не удалось - беловатая жидкость никак не могла проникнуть в нижние слои воды, словно что-то выталкивало ее на поверхность. А через некоторое время волны и вовсе собрали растекшуюся было по поверхности белую пленку в большое белое пятно, которое медленно, но верно, отбуксировали к берегу и выплюнули на песок, где оно почти сразу же вступило в химическую реакцию с воздухом и испарилось... Видение вновь прервалось, словно Ол давал Ингирсу время, чтобы осмыслить информацию... Потом Ингирсу увидел вторую попытку солдат отравить Ингио... на этот раз они использовали какой-то порошок, но история повторилась, и волны вновь вынесли отраву на берег... также закончилась и третья попытка, когда солдаты вздумали насытить воду каким-то газом - шланги, которые солдаты пытались погрузить в воду никак не хотели опускаться на дно, и, несмотря на привязанный к ним тяжелый балласт, все время всплывали на поверхность и прибивались волнами к берегу... Следующая картина, представшая пред взором Ингирсу, свидетельствовала о том, что завоевателям наконец-то удалось отыскать оллеанцев и, не сумев расправиться с Ингио, они принялись расправляться с цветочноголовыми жителями Озерного края поодиночке. Ингирсу увидел, как легионеры бросают связанного оллеанца в огонь... как срывают цветы с головы другого... несколько олли были убиты из лазерных пистолетов... еще нескольких постигла мучительная смерть в тесных камерах на звездных кораблях, где олли были лишены света и воды... Ингио показывало ему все новые и новые смерти... десятки искалеченных, изломанных тел зеленоглазых олли с увядшими цветами на головах... Ингирсу вздохнул и заставил себя смотреть дальше... Внезапно картина изменилась... Ингирсу услышал песню Ингио - только не теперешнего, на чьих волнах покачивалась их лодка, а того, древнего Ингио, которое пытался покорить Пратт Смиурик... Песня, сначала еле слышная, становилась все громче и громче... она была не похожа на те тихие, нежные мелодии, которые каждый день слышал Ингирсу... собственно, это сложно было назвать песней - это был глухой гул подводных глубин, скрежет каменных пластов в недрах Олли, рев раскаленной лавы в самом ее сердце... эта песня ужасала... и она становилась все громче и громче, заполняя собой весь мир... И Ингирсу понял, что ее подхватили все остальные озера Озерного края... Ингио, словно дирижер, управляло своим озерным оркестром. Весь Озерный край пел эту песню... и вдруг Риинки увидел, как к берегам Ингио и на побережья всех остальных озер выходят воины Смиурика... но в их поведении была какая-то странность, непонятный автоматизм, словно они не осознают, что делают, и действуют машинально... солдаты выходили на берег, устраивались прямо на песке, на камнях, на прибрежной траве и засыпали... Вскоре Ингирсу понял, что заснули все, прибывшие на Оллию воины... все до единого... они неподвижно лежали на берегах озер, усыпленные страшной песней Озерного края, и Ингирсу знал, что они уже никогда не проснутся... и через мгновение Ингио показало ему, куда исчезло многочисленное войско Пратта Смиурика. Он увидел, как из прибрежной земли стремительно вырастают крепкие и острые, как ножи, зеленые побеги исиля... того самого рекордно быстро растущего папоротника... они вонзались в распростертые на берегу тела, пронизывая их насквозь, разрывая и доспехи и внутренности спящих воинов, разрывая их в клочья... все произошло быстро - Озерному краю понадобилась всего лишь одна ночь, чтобы уничтожить огромное войско завоевателя... никто из них не проснулся перед смертью... никто даже не вскрикнул... К середине ночи берега всех озер были усеяны разорванными телами, а к утру от них не осталось даже воспоминаний - песчаные побережья вдруг превратились в зыбучие пески и трясины, которые в считанные часы поглотили останки легионеров... А утром побережья Озерного края были пустынны и чисты, как в первый день творенья... Ингио пело тихую, торжественную песню, и мир был безмятежен, словно не здесь, а на противоположном конце Вселенной, всего несколько часов назад свершилась кровавая расправа над завоевателями...

Картины прошлого потускнели и вскоре исчезли. Рассказ Ингио был завершен. Ингирсу облегченно выдохнул, словно только что вынырнул из глубины. Теперь он был одним из немногих во Вселенной, кто знал тайну исчезновения легионов Пратта Смиурика, и единственным, кто отчетливо представлял себе, какую опасную авантюру затеял Тона-Тау-и-Науи. И он должен был немедленно предупредить его.

Находясь под впечатлением от увиденного, Ингирсу только теперь вспомнил о существовании Энгра и посмотрел на поэта. Тот неподвижно лежал в лодке, его голова покоилась на самом краю кормы, и волны Ингио играли с его длинными светлыми волосами. Ингирсу встревожено тронул его за руку, и, к его облегчению, синтерианец тут же открыл глаза:

- Ну? Ты узнал, что хотел? Теперь ты веришь в существование Ола? - с улыбкой спросил он. Ингирсу смог только кивнуть в ответ.

Итак, теперь он все знал - и о гибели легионов Смиурика, и об оружии оллеанцев. Олли готовы к войне, да еще как! Ингио их единственное, но безотказное оружие. И пока Поющее озеро защищает Оллию, планету захватить не удастся. Это очевидно. Следовательно, нужно найти способ справиться с Ингио, и тогда оллеанцев можно будет брать голыми руками. Но вот только какой способ, если Ингио обладает столь мощной самозащитой? Оно не позволит причинить себе вред, вернее, Ол - это неизвестное, непонятное существо - не позволит. Ни яды, ни лазерные лучи, ни снаряды, ни что-либо еще не достигнет дна Ингио - все будет вытолкнуто на поверхность, выброшено на берег, отражено... Ингирсу вспомнил жалкие попытки солдат Смиурика отравить воды Ингио, чтобы погубить Ол. Не вышло. И не выйдет снова. А если учесть, что Ол управляет не только Ингио, но и всеми остальными озерами вместе с прибрежными территориями, то это значит, что весь Озерный край поднимется против завоевателей. И у Тона-Тау нет шансов.

Едва добравшись до своего жилища, Ингирсу немедленно отправил Тона-Тау добытую информацию. "Ол практически неуязвим", - также написал он в заключение, - "Шансы победить, по моим оценкам, близки к нулю". На этот раз ответ пришел не сразу, очевидно, Тона-Тау серьезно размышлял над пришедшей информацией, и был лишен ехидных замечаний, которыми изобиловали предыдущие послания мидийца. "Благодарю за отличную работу. Ваши сведения бесценны. Я удваиваю вознаграждение", - писал Тона-Тау, - "Вы можете считать свою миссию выполненной и возвращаться на Мид. Однако если бы вам все же удалось найти решение известной задачи или хотя бы предпринять попытку ее решения, моя благодарность была бы безграничной. Если вы все же найдете в себе силы заняться известной проблемой, то вот вам совет... у меня, разумеется, нет готового решения, но, проанализировав задачу, я порекомендовал бы вам обратить внимание на следующее обстоятельство: в мой любимой игре, шахматах, белые никогда не едят белых, а черные - черных... Белый офицер никогда не нападет на белую королеву, а черная ладья никогда не угрожает черному королю... Быть может, это знание вам поможет, потому что Ол не знаком с этой мудрой игрой..."

Ингирсу перечитал послание Тона-Тау дважды и покачал головой. Черная дыра побрала бы этого мидийца вместе с его любимой игрой!

Тона-Тау прекрасно знал, куда бить. И не только тщеславие руководило Ингирсу, когда он принял решение остаться и искать решение задачи - он понимал, что, не выполни он заказ до конца, Тона-Тау вполне может позаботиться о том, чтобы услугами Ингирсу никто из солидных клиентов больше не пользовался. И останется ему путь обыкновенного звездного убийцы.

Итак, он остался, абсолютно не представляя, что делать. В ответ на его согласие Тона-Тау тут же заверил его в том, что никогда в нем и не сомневался. "Еще бы", - сквозь зубы проговорил Ингирсу, - глядя на сложные, состоящие из невообразимого количества линий, черточек и закорючек, символы мидийского алфавита, на котором было составлено пришедшее от Тона-Тау послание. Счастье еще, что символы электронные, не к месту подумал Ингирсу, неожиданно вспомнив, что на написание одного мидийского иероглифа от руки ушло бы несколько часов. Однако, мидийский алфавит, ставящий в тупик представителей любых других рас, самих обитателей Мида полностью устраивал. Оно и понятно, куда спешить, если у тебя триста часов в сутках и четыре руки в придачу?

Пытаясь придумать план дальнейших действий, и, одновременно приходя к заключению, что этот самый план никак не хочет придумываться, Ингирсу вышел прогуляться на берег, где сейчас не было и тени воспоминаний о его ночных приключениях. Мирно светили солнца. Легкий ветерок играл с тонкими ветвями вельв, делая их похожими на руки каких-нибудь тимурианцев или тех же мидийцев. Птицы улль вновь мирно дремали в волнах.

Ингирсу поднял с земли небольшой камешек и, подойдя к озеру, бросил его в воду, чтобы добросовестно проверить правдивость своих ночных видений. Он знал, что произойдет, ждал этого, но все же не смог удержаться от удивления. Камень, конечно, не утонул. Покатавшись немного на зеркальной водной глади, он был бережно доставлен волнами на берег.

"Это не озеро", - прошептал Ингирсу, - "Или это самое безумное озеро во Вселенной".

Он продолжал приходить сюда каждый день, непрестанно повторяя себе, что победить оллеанцев можно только одним способом - обезвредить Ингио. Но он, по-прежнему, не видел ни единого способа это сделать, и ни единого даже самого слабого проблеска надежды на то, что эта задача вообще решаема. Он еще несколько раз повторил свой опыт с разными предметами: металлическими, деревянными, жидкими, сыпучими, мягкими, но результат всегда был одним и тем же - ни один из этих предметов тонуть не желал. Иногда, особенно, когда он глядел, как на волнах непринужденно покачивается небольшой, но вполне металлический, контейнер с его корабля, Ингирсу казалось, что он сходит с ума, или уже давно распростился с ним. Однако окончательно убедить себя в этом он так и не смог - мешал накопленный за многие тысячелетия жизненный опыт, подсказывающий ему, что в бесконечности может произойти все, что угодно, даже то, чего не может быть никогда. Ну, и что с того, что тут не работают законы физики? Кто сказал, что они обязаны везде и всегда работать. Вот, на побережье - да, они работают. А в Ингио - у них выходной. Имеют право. Ингио провел свои исследования и на других озерах. Результат превзошел все его ожидания: в других озерах тяжелые предметы благополучно тонули, но затем тут же всплывали и в целости и сохранности доставлялись на берег. Особенно поучительно было наблюдать, как мука Боатт, из которой Ингирсу готовил себе лепешки по тирсианскому рецепту, прекрасно растворявшаяся в воде, вернулась из глубин озера Кенго на берег вся до последней крупинки, причем так и не намокнув. Ингирсу сделал неутешительный вывод, что в других озерах Ол хоть немного и запаздывает с реакцией на ситуацию, но все же держит ее под контролем, не оставляя шансов.

Тона-Тау пока не торопил его, не подгонял, он всегда умел ждать, и пока молчал, но в этом молчании уже угадывалось некоторое нетерпение.

Ингирсу потратил на свои опыты, бесцельные шатания по побережьям озер и не увенчавшиеся успехом попытки убедить себя, что он спятил, уже около месяца, но Ингио по-прежнему было неприступной крепостью, а он, профессионал высочайшего класса, испытанный не в одной сотне опаснейших и сложнейших дел, пасовал, оказывался бессилен перед этой сиреневатой водой. Птицам улль на смех!

В один из прекрасных солнечных дней Времени Высоких Солнц над Ингио, Ингирсу по своему обыкновению вышел прогуляться по берегу Поющего озера, чтобы полюбоваться на стоящие в зените солнца, которые в это время года были наиболее удалены от Оллии и сияли высоко в небе. На Оллии, как вы знаете, шесть времен года:

Время Высоких Трав у Ингио,
Время Цветущих Вельв у Ингио,
Время Птенцов Улль на Ингио,
Время Великих Ветров на Ингио,
Время Высоких Волн на Ингио
Время Высоких Солнц над Ингио.

Вернее, их было шесть, потому, что сейчас здесь нет ни вельв, ни птиц улль, ни волн, ни трав на берегах Ингио, как нет и самого Ингио. Разве что солнца да ветра еще не покинули этот безжизненный край.

Время Высоких Солнц было самым холодным периодом на Оллии. В это время цвело значительно меньше цветов, а птицы улль только готовились вить свои гнезда. Но этот холод никак не был связан с морозом или снегом, которых, отродясь, никто не видывал на Оллии. А самым теплым считалось Время Птенцов Улль. Это была настоящая жара, но полноводный Озерный край смягчал ее прохладой своих озер и пышной тенистой растительностью, поэтому Оллия всегда так манила космических туристов. Что же до меня... мне больше всего нравилось Время Великих Ветров, когда рожденные где-то очень далеко ветра спускались с небес и кружили над Ингио, и Время Высоких Волн, когда на безмятежной обычно поверхности Ингио начинались настоящие шторма, обнажавшие истинную природу этого существа, неукротимого и опасного.

Так вот, однажды, в считавшуюся оллеанцами относительно холодной пору Времени Высоких Солнц, Ингирсу Риинки по своему обыкновению бродил по берегу Ингио. Последнее время он часто гулял в одиночестве, так как Элиг Энгр пропадал целыми днями в своем домике, почти не высовывая оттуда носа. Но в тот день (Ингирсу навсегда запомнил, что это был двадцать первый день Времени Высоких Солнц) синтерианец, наконец, покинул свое убежище и вновь пришел к берегам Ингио, где Ингирсу застал его за весьма странным занятием - Энгр стоял на прибрежных камнях и сосредоточенно наблюдал, как тонет в воде рукопись, испещренная витиеватыми синтерианским буквами с бесчисленным количеством завитушек. Ингирсу не без основания решил, что Энгр топит в озере свои стихи.

- Неужели стихи настолько не удались? - изумленно спросил Ингирсу, подходя.

Энгр обернулся:

- А, Ингирсу, - приветливо кивнул он, и, проводив взглядом окончательно утонувшую и скрывшуюся из вида рукопись, сказал, - Нет, отчего же плохи? Ингио сказало, что они ему нравятся...

- Но зачем, в таком случае, ты их утопил? - полюбопытствовал Ингирсу.

- О, это своего рода традиция, - улыбнулся синтерианец, - Когда я заканчиваю новую поэму или стихотворение, один экземпляр я всегда дарю Ингио... Это же естественно, ведь все мои стихи посвящены ему... Ну, вот, а я как раз только что закончил новую поэму - "Воды Ингио". И только что подарил ее моему источнику вдохновения...

Ингирсу улыбнулся. Ему был симпатичен этот романтичный немного чудаковатый поэт-синтерианец.

- Прочти мне что-нибудь из нее, - попросил он. Разумеется, Ингирсу не смог бы оценить по достоинству красоту и изящество синтерианской поэзии, телепатически можно было передать только смысл, но ему было этого довольно.

- Хорошо. Слушай, - согласился синтерианец, и, помолчав немного, начал:

Через тысячи лет
К водам Ингио снова прийти бы,
Но прибрежный песок
Моих легких следов не хранит...
Словно в зеркале,
В волнах певучих я вижу -
Твой убийца готовит удар,
И не знает, что сам он убит...

Вздохом ветра к тебе я вернусь
И сиянием солнц,
Легкой дымкой туманной
Приду на твои берега
И в созвездиях в небе ночном повторюсь,
Чтоб твой голос оберегать...
Чтоб твой голос оберегать...

Синтерианец замолчал. Он, кажется, был взволнован и теперь нервно крутил в руке цветок дерева Глор.

- Красиво, - искренне сказал Ингирсу. Энгр смущенно улыбнулся.

- Я рад, что тебе понравилось, - сказал он, - Ну, что ж... - добавил он, немного погодя, - Пойду спать - я был так увлечен поэмой, что не предавался этому занятью уже несколько ночей, - он вновь улыбнулся, - До завтра, Ингирсу, - сказал он, и, бросив в Ингио цветок Глора, зашагал к своему домику.

- До завтра... - машинально пробормотал Ингирсу, как громом пораженный внезапным открытием. Элиг Энгр - единственное существо, от которого Ингио принимает подарки! Каким же он, Ингирсу, был кретином! Он бы мог уже давно вспомнить, как Энгр, накануне их ночной вылазки ждал его на берегу, развлекая себя тем, что бросал в Ингио цветы Глора. А сегодня он подарил Ингио свою рукопись! Синтерианец не случайно понимает язык Ингио, они превосходно ладят с этим сумасшедшим озером. Ингио, Ол не ждет опасности со стороны Энгра и доверяет ему! Как наяву прозвучали в памяти Ингирсу слова Тона-Тау: "Белый офицер никогда не нападает на белую королеву, а черная ладья никогда не угрожает черному королю..." Так вот, что имел в виду мидиец! Воспользоваться Энгром, чтобы добраться до Ингио! Другого пути у Ингирсу не было, видимо, Элиг Энгр был его единственной козырной картой. Во всяком случае, ему стоило попытаться ее разыграть.

Ингирсу вернулся в свой домик и принялся размышлять, как он может использовать Энгра. О том, чтобы Энгр добровольно согласится причинить вред озеру, не могло быть и речи - поэт скорее бы умер. Даже если бы удалось его запугать и заставить, все равно, ничего бы не вышло. Ведь если между озером и синтерианцем существует какая-то связь, то Энгр всегда сумеет подать сигнал, а Ингио, наверняка, поймет, что синтерианец действует не по своей воле, и откажется принимать от поэта что бы то ни было, а потом просто расправится с Ингирсу и освободит синтерианца. Итак, нужно было найти способ заставить Энгра подарить Ингио "троянского коня" (Ингирсу не помнил, где слышал эту легенду о хитрости, кажется, она пришла с окраин Вселенной), причем так, чтобы сам синтерианец ничего не заподозрил. Задачка не из легких. Но Ингирсу не зря был профессионалом. Самым главным для него было понять, что задача в принципе имеет решение. И он это понял - уязвимостью Поющего озера оказался поэт Элиг Энгр. А уж найти это решение для него было делом чести.

Несколько часов он провел в задумчивости, перебирая в уме варианты решения задачи. Он тщательно взвесил все "за" и "против", и, наконец, остановился на одном весьма изящном, на его взгляд, способе.

Приняв решение, Ингирсу отправил сообщение на далекий Мид: в нем он обрисовал свою идею и изложил одну просьбу. Тона-Тау пообещал, что через несколько дней к нему прилетит курьер, само собой замаскированный под тирсианца, соратника Ингирсу Риинки по Сопротивлению.

Курьер прилетел на Оллию днем. Он сказал оллеанцам, что хочет увидеться с героем восстания, Ингирсу Риинки, и передать ему послания от оставшихся на Миде повстанцев, его товарищей и соратников. Олли торжественно отвели его в домик, где обитал Ингирсу.

- Вот, то, что вы просили, - сказал курьер, передавая Ингирсу небольшую, легко уместившуюся в ладони коробочку из темного пластика, когда они остались одни. Ингирсу открыл крышку и несколько мгновений рассматривал содержимое коробочки.

- То, что надо, - кивнул он, вновь закрывая коробочку, и, повернувшись к курьеру, добавил, - Вы свободны.

Курьер коротко поклонился и отправился к своему кораблю.

Ингирсу, стоя у окна, некоторое время глядел, как посланник Тона-Тау исчезает за деревьями. Потом он заметил, что по берегу в одиночестве бродит Энгр. Иногда синтерианец отрывался от земли - его прозрачные крылья, создавая легкий ветерок, переносили его с камня на камень, с одной песчаной косы на другую. Ингирсу вздохнул. Поэт был ему симпатичен, и он очень не хотел втягивать его в это дело. Но, увы, другого выхода не было. Если его план сработает, Энгр будет тем, кто обезвредит Ол. Несмотря на сочувствие, которое он невольно испытывал к Энгру, ненамеренно становящемуся предателем, Ингирсу, в целом, был доволен своим планом - во-первых, это простое и изящное решение, во-вторых, все должно пройти совершенно бескровно, и если не считать Ол, никто не должен пострадать - олли без Ола совершенно беззащитны и не станут оказывать никакого сопротивления. И Тона-Тау легко и быстро включит Оллию в состав своего ССС, а он, Ингирсу, получит заслуженную награду и подтвердит свой статус лучшего из лучших. Если же его план не сработает, то никакой катастрофы тоже не случится, никто его не заподозрит, и можно будет спокойно придумать что-то еще.

Маленькая пластиковая коробочка мирно лежала в кармане его длиннополых одежд, ожидая своего срока.

Завтра настанет ее срок. А пока он вышел на побережье, чтобы вновь полюбоваться на Поющее озеро, вышел не как противник, а как обычный странник, очарованный красотами Ингио. Он окликнул Энгра, чтобы в последний раз поговорить с ним как со своим другом, а не как с пешкой в своей игре. Впрочем, почему же пешкой? Синтерианец - фигура покрупнее. Тона-Тау, подумал Ингирсу, наверное, назвал бы Элига Энгра преданным белым офицером или священником, как еще иногда называют эту же фигуру. Да, лучше, священником, жрецом, служителем культа Ола-Ингио. И вот, завтра верный, преданный жрец бога Ола по замыслу никому не известного игрока по имени Ингирсу Риинки предаст свое божество... Ну, а пока они бродили по берегу у самой кромки воды и беззаботно болтали. Легкий ветерок с озера играл светлыми волосами синтерианца, в которые сегодня был вплетен бело-злотой цветок Глора. А тот читал Ингирсу отрывки из своей новой поэмы:

Через тысячи лет
К водам Ингио снова прийти бы,
Но на прибрежном песке,
Не найти мне обратно следов...

Иногда к ним подходили олли, восхищенно качая своими цветочными гривами оттого, что встретили вместе великого поэта и отважного героя. Они срывали со своих голов цветы - огненно-красные и золотисто-желтые, снежно-белые и мечтательно-голубые - и дарили их своим кумирам. И Энгр, смеясь, вплетал в свои волосы все новые и новые цветы, так что к концу их прогулки он сам походил на оллеанца с благоухающей короной из цветов на голове. А Ингирсу нес цветы в руках, полагая, что не к лицу воину украшать себя цветами, чем вызывал смех у беспечного синтерианца.

Ингио пело какую-то нежную песню.

- Слышишь? - сказал Энгр, с улыбкой кивнув на сиреневатые волны, - Ингио поет о том, что ему понравилась моя поэма. Оно говорит, что я понял его душу, - он вновь улыбнулся и прибавил, - Да... так и есть. И это потому, что у нас одна душа...

Ингирсу машинально сунул руку в карман и нащупал маленькую коробочку из темного пластика.

На следующий день Ингирсу назначил начало операции по выведению Ола из игры. Накануне они с Энгром договорились отправиться купаться рано утром, на заре, чтобы посмотреть на восход (это была идея романтичного поэта).

Восход был чудесен. Два солнца окрасили небосвод нежнейшими красками - всеми оттенками красного и желтого. Заря отражалась в Ингио, как в зеркале. Было безветрие. И в тишине звучала негромкая утренняя песня Совершенного озера. Ингирсу и Энгр с удовольствием предались водным процедурам в теплой прозрачной воде. Когда они принялись нырять, Ингирсу постарался задержаться под водой как можно дольше, изо всех сил сопротивляясь выталкивающей его на поверхность силе.

- Мне почти удалось достичь дна! - гордо сообщил он, когда они выбрались на берег и расположились на камнях, - Я даже дотронулся до него рукой! Смотри, что я успел прихватить оттуда! - Ингирсу разжал ладонь, и пред изумленным взглядом Элига Энгра предстала двустворчатая раковина с совершенно прозрачным панцирем, сквозь который было видно молочно-белое тельце моллюска и изумительная переливающаяся в солнечных лучах жемчужина. Ее перламутр имел чуть заметный сиреневатый оттенок.

- О, Ингио... - прошептал восхищенный Энгр, - Какое совершенство, какая красота живет в твоих глубинах! Я нигде не встречал таких прозрачных раковин и таких изумительных жемчужин! Должно быть это особый вид, встречающийся только здесь, в Ингио.

- Да, я тоже нигде не видел таких, - кивнул Ингирсу и сделал вид, что пытается раскрыть створки моллюска.

- Постой! Что ты делаешь? - схватил его за руку Энгр.

Ингирсу изобразил удивление:

- Хочу добраться до жемчужины...

- Разве ты не знаешь, что все, живущее в Ингио, принадлежит Олу и охраняется здешними законами... нельзя ничего брать у Ингио, кроме того, что оно само выбрасывает на берег! Раковину нужно вернуть в озеро!

- О... я не знал, - великолепно разыграл смущение Ингирсу, - Я и пальцем к ней не притронусь! Вот. Держи, - он сунул раковину в руки синтерианца, - Конечно, если так... то ее нужно отнести обратно.

Элиг Энгр улыбнулся:

- Я рад, что ты так быстро понял это! - он еще несколько мгновений полюбовался на жемчужину, и, подойдя к воде, опустил в нее моллюска.

- Плыви, - проговорил он, глядя, как раковина медленно уходит в глубину, - Теперь ты снова дома.

Он оглянулся и увидел, что Ингирсу смотрит на то место в волнах, где только что исчезла из виду раковина, с каким-то странным выражением лица. Синтерианец истолковал это по-своему и дружески положил руку ему на плечо:

- Ну, не расстраивайся, что потерял такой чудный сувенир... - ласково сказал он, - Ты должен радоваться, что сохранил жизнь живому существу.

Ингирсу перестал разыгрывать грусть по поводу утраченной добычи и принялся изображать радость:

- Конечно, ты прав, - дружелюбно кивнул он, - Пусть живет, - и подумал, что белый жрец выполнил свою миссию.

Перед тем, как уйти с побережья, Ингирсу бросил взгляд на Ингио. Оно было таким же, как всегда. Пока еще было. Сиреневатые волны пели свою мелодичную песню, покачивая нежно-розовых птиц улль. И таинственный, могущественный Ол жил в глубине. Пока еще жил. Но Ингирсу знал, что где-то в озере уже начал свою разрушительную работу маленький хищный моллюск, живущий в комфортабельном домике с прозрачными стенами и выращивающий за ними изумительно-красивую жемчужину...

Этот моллюск назывался миург. Его родиной была малоизвестная и практически не изученная в то время планета Алария, полностью, как и Эриния, покрытая водой, в которой и жили миллиарды миургов, пожирая все живое, что имело несчастье попасть в пределы их досягаемости. Миурги невероятно быстро размножались, и колонии этих моллюсков занимали огромные участки океанского дна. Однако они не погубили все остальные виды живых существ и не вымерли от голода сами потому, что на Аларии жил еще один хищник, грауми, морское млекопитающее, питающееся исключительно миургами, которое и регулировало численность этих хищных моллюсков.

В те времена Алария была лишь недавно открыта и практически не изучена, и поэтому сведений о ней было чрезвычайно мало, она даже отсутствовала в некоторых атласах. Ингирсу был одним из немногих, кто знал о миургах, о грауми и о самой Аларии только потому, что принимал участие в операции по спасению первой экспедиции, отправившейся на планету и чуть было не погибшей там, когда плавучая станция ученых, дрейфовавшая по океану, попала в ледяной затор на южном полюсе планеты. И если бы не Ингирсу, вовремя доставивший на станцию необходимые инструменты и оборудование, ученые бы наверняка погибли. К счастью, все закончилось благополучно, а Ингирсу пополнил багаж полезных знаний сведениями о новой планете и ее обитателях. И вот, обдумывая план нейтрализации Ингио, он вспомнил об аларианских моллюсках, и решил сделать на них ставку, так как, во-первых, знал об их разрушительной силе, во-вторых, был уверен, что никто на Оллии о них понятия не имеет, и, в-третьих, жемчужины миургов были поистине прекрасны и, к тому же, обладали чудесным сиреневатым оттенком, и это давало возможность убедить Энгра в том, что они - шедевр Ингио и их нужно вернуть Поющему озеру.

Прошло около месяца. Ингирсу выжидал. А Элиг Энгр становился все печальнее и печальнее. На расспросы Ингирсу он сначала просто отмалчивался или говорил, что устал, но чем больше проходило времени, тем тревога его все явственнее возрастала. Вскоре он уже не мог скрывать ее, приписывая своим чувствительным нервам или каким-то иным причудам.

- С Ингио происходит что-то странное! - наконец признался он Ингирсу, когда они совершали очередную прогулку по берегу озера, - Его песни стали другими...

- Другими? - переспросил Ингирсу, сгорая от любопытства, - Или просто новыми?

- Другими! Совсем другими, - покачал головой синтерианец, - Я ведь знаю Ингио с детства... оно никогда раньше так не пело... у него были разные песни - веселые и грустные, глубокие и легкомысленные, торжественные, таинственные, но не такие...

- Но что с ними не так? - воскликнул Ингирсу, прислушиваясь к звукам, которые издавало Ингио.

- Теперь от них веет... смертью... - прошептал поэт и содрогнулся, - От всех песен Ингио теперь веет смертью.

- А ты не преувеличиваешь? - с сомнением спросил Ингирсу.

- Я чувствую это, - сказал синтерианец, - Ингио угрожает смертельная опасность. Но я не знаю, что это! И не знаю, как ему помочь! - он в отчаянии покачал головой. И его прозрачные крылья поникли.

- Ты ведь можешь разговаривать с ним... - проговорил Ингирсу, пристально глядя на Энгра.

- Ингио больше не говорит со мной... - печально понурившись, сказал Энгр, - Я, по-прежнему, понимаю его песни, но оно больше не обращается ко мне...

Он замолчал, а потом вновь воскликнул:

- Но я чувствую, что ему грозит опасность! И клянусь, я узнаю, что с ним! Я должен ему помочь!..

- Но оно не просит о помощи!.. - возразил Ингирсу.

- Или не может попросить о ней! - перебил его Энгр, - Поверь, Ингирсу, Ингио в опасности! Но я узнаю, в чем дело и спасу его!

- В таком случае будь осторожен, - хмуро сказал Ингирсу, - Это может быть опасным... если ты прав, и с озером что-то происходит...

- Это меня не остановит, - твердо сказал Энгр.

- Ведь ты не оллеанец... для нас с тобой эта планета чужая... если с ее озером что-то и не так, нас это не касается... почему бы тебе не отправиться домой, на Синтерию, или еще куда-нибудь?.. во Вселенной много прекрасных мест... я могу посоветовать тебе не одну сотню...

Элиг Энгр только рассмеялся. Но на какое-то мгновение Ингирсу показалось, что темно-фиолетовые глаза синтерианца смотрят на него с вызовом.

- Как знаешь, - медленно проговорил Риинки.

- А ты... улетишь? - спросил Энгр.

- Нет. Пока, во всяком случае, - совладав с собой, беззаботно улыбнулся Ингирсу, - Я вообще пока не вижу для этого никакого повода. В отличие от тебя, я не понимаю, о чем поет это озеро. На мой взгляд, его песни те же, что и всегда.

Энгр несогласно покачал головой. С этого дня Ингирсу стал почти все время видеть его на побережье. Синтерианец целыми днями бродил у воды, прислушиваясь к ее песням и, тщетно обращаясь к Ингио.

Теперь уже и сам Ингирсу удостоверился, что песни Ингио изменились - во всяком случае, они стали много тише, чем обычно, словно у озера не хватало сил, или его отвлекали какие-то другие заботы. То, что с озером творится что-то неладное, заметили и оллеанцы, и другие туристы. Теперь то и дело можно было увидеть на берегу группы оллеанцев, растерянно глядящих на сиреневатые воды и обсуждающих друг с другом происходящее. Несколько раз Ингирсу видел, как по озеру проплывал в своей ладье Хранитель Озер в сопровождении Главного Советника Райо. Печально поникнув своей увенчанной белоснежной короной цветов головой, Мийори в задумчивости прислушивался к мелодиям Ингио. Потом его ладья приставала к берегу около домика Элига Энгра. Очевидно, они советовались с синтерианцем, который был знаменит своей дружбой с Ингио. Но тот ничем не мог им помочь. Его Ингио больше не говорило с ним. Он только чувствовал, что озеро умирает, но был бессилен что-либо объяснить или исправить, и это еще больше усугубляло подавленное состояние духа, в котором он теперь постоянно находился. Ничто не радовало его больше, его прекрасные темно-фиолетовые глаза, раньше блестевшие, как два драгоценных камня, теперь потускнели и ввалились, прозрачные крылья безжизненно висели, не способные поднять его от земли и на дюйм. Теперь он больше походил на тень, чем на живое существо. Однажды вечером, прогуливаясь по пустынному берегу и с любопытством поглядывая на озеро в надежде отыскать новые признаки его поражения, Ингирсу увидел лежащего на прибрежных камнях Энгра. Он был без сознания. Его тело уже почти полностью было в воде, и только запрокинутая вверх голова покоилась на камнях. Ингирсу выругался про себя и, подхватив синтерианца под руки, выволок его на берег, на безопасное расстояние от воды. Ингирсу понятия не имел, как приводить в чувство синтерианцев, а потому ограничился тем, что, расположил тело Энгра поудобнее, и стал ждать. Обморок был непродолжительным, и вскоре синтерианец пришел в себя и открыл глаза.

- Что с тобой произошло? - спросил Ингирсу, помогая ему подняться. Синтерианец еле держался на ногах и был вынужден опереться о руку Ингирсу.

Энгр тяжело вздохнул:

- Оставь меня, Ингирсу, - сказал он, стараясь не смотреть ему в глаза, - Я хотел бы побыть один.

Но Ингирсу было не провести. Он легко разгадал намерение Энгра.

- И не подумаю, - спокойно ответил он, и добавил - Что, на Синтерии нынче в моде самоубийства? Или ты участвуешь в конкурсе на самую оригинальную причину самоубийства? Тогда победа тебе обеспечена. Покончить с собой из-за того, что озеро тебе не отвечает! До такого вряд ли кто еще додумается! - он пытался разозлить Энгра, чтобы вернуть его к жизни, потому что злость придает сил, он это знал.

Но поэт лишь покачал головой:

- Ингио ответило мне... - тихо сказал он.

- Да? - изумился Ингирсу, - Так в чем же тогда...

- Оно сказало, что умирает...

- И ты решил составить ему компанию? - с иронией спросил Ингирсу, - Тогда ты без труда выиграешь конкурс на самую глупую причину самоубийства.

В ответ Элиг Энгр расхохотался, и Ингирсу невольно содрогнулся от этого хриплого потустороннего смеха, в котором звучало столько боли:

- Ингио сказало, что это я убил его, - сказал Элиг Энгр. И снова расхохотался, как безумный, - Я! - вскрикнул он, как будто его ударила молния, - Я... - прошептал он. И смолк, вновь лишившись чувств и безжизненно повиснув на руках Ингирсу.

- Черная дыра бы тебя побрала! - выругался Риинки, уже второй раз за вечер пытаясь привести синтерианца в чувство, - И это озеро, и эту планету, и Тона-Тау... и меня самого... - добавил он, глядя, как Энгр медленно открывает глаза.

- Оно объяснило тебе, почему считает тебя причиной своей... ммм... смерти?.. - осторожно спросил Ингирсу, когда отвел окончательно пришедшего в себя Энгра в его домик из папоротника исиль. Тот отрицательно покачал головой:

- Оно сказало только это, что я... что я... - он не мог произнести это, и Ингирсу, опасающийся третьего обморока, поспешил кивнуть, что понимает, о чем речь, - Потом оно замолчало. И больше не сказало ничего, - докончил Энгр.

- Ты воспринимаешь все слишком близко к сердцу... - сказал Ингирсу.

- К сердцам, - машинально поправил его Энгр, думая о своем. Как известно, у синтерианцев два сердца, но как ни странно, это делает их только уязвимее.

- Тем более, - кивнул Ингирсу, и, осторожно положив руку на плечо ушедшего в себя поэта, спокойно сказал, - На твоем месте я бы улетел отсюда. И как можно скорее. Того Ингио, что ты знал и любил, больше нет. Брось это спятившее озеро.

- Ни за что, - твердо сказал Элиг Энгр.

Ингирсу вздохнул.

- Будь благоразумен, - сказал он на прощанье и вышел за дверь.

"Итак, ты сделал это. Ты лучший, Ингирсу Риинки. Я всегда верил в тебя. Теперь осталось проверить, действительно ли Ингио больше не способно к защите...", - писал Тона-Тау своему разведчику через день после того, как Ингио, спев последнюю свою песню, впервые смолкло, и, возможно, навсегда. Остался шум волн, шепот ветра, шелест прибрежных вельв, но песен больше не было.

Ингирсу решил провести проверку следующим образом: выплыть на лодке подальше от берега, чтобы провести свой опыт ближе к сердцу Ингио, и попытаться что-нибудь бросить в воду. Если предмет утонет, значит, Ингио побеждено.

На Оллию спустились сумерки. Ингирсу, стоя у окна, ждал, когда с берега уберется Энгр, который в последнее время находился там постоянно. Наконец это счастливое событие произошло, и Ингирсу, убедившись, что побережье пустынно, направился к озеру, прихватив с собой в качестве кандидата в утопленники небольшой железный цилиндр, это был выработавший свой ресурс опреснитель воды, давно валявшийся на его корабле.

Озеро встретило его мертвой тишиной. На прибрежных вельвах не шелохнулся ни единый лист, птицы улль куда-то исчезли. Тяжелые, кажущиеся совсем черными в сгустившихся сумерках, низкие облака висели над Ингио. Ингирсу хмуро огляделся вокруг и пошел к лодке.

Он плыл по пустынному безжизненному озеру, и только плеск воды от весел сопровождал его. Ингирсу всматривался в удаляющиеся очертания берега, страстно желая увидеть в них смутные тени рагрёссов. Но даже они не вышли к нему из тьмы.

Решив, что проплыл уже достаточное расстояние, Ингирсу бросил использованный опреснитель в воду и стал ждать, что произойдет. Некоторое время, и довольно долго, тяжелый металлический цилиндр держался на поверхности - очевидно, озеро еще могло сопротивляться - но потом, медленно все же пошел ко дну. Ингирсу облегченно вздохнул. Получилось. Еще несколько дней, и такой цилиндр пойдет ко дну сразу же, как и в любом другом нормальном озере.

Ингирсу наклонился над водой, вглядываясь в непроницаемую глубину. Где-то там, под толщей воды, под слоем ила и огромных колоний миургов находился сопротивляющийся из последних сил Ол.

Внезапно противоположный тому, на котором сидел наемник, край лодки накренился. Ингирсу резко обернулся и увидел, что на корме, расправив крылья и сжав тонкие пальцы в кулаки, стоит Элиг Энгр. Его лицо было смертельно-белым, а в темно-фиолетовых глазах сверкали молнии, и длинные светлые волосы воинственно развевались на ветру на фоне сгустившейся тьмы. Он вытянул вперед правую руку и разжал пальцы. На его ладони обнаружились три крупных жемчужины с сиреневатым оттенком.

- Я нашел это сегодня у своего порога. И это ответ Ингио на мои мольбы сказать, как я мог убить его, - сказал Энгр и швырнул жемчужины в лицо Ингирсу. Тот увернулся и поднялся на ноги.

- Ты рискуешь, - негромко заметил он.

Они стояли друг напротив друга - поэт и наемник. И Ингирсу невольно восхитился отвагой синтерианца.

- Я давно знал, что ты не тот, за кого себя выдаешь, и вообще не тирсианец, - гневно воскликнул синтерианец, - Но я не вмешивался. Если бы я только знал, чем это обернется!

- Говоришь, давно знал... - протянул Ингирсу, недобро глядя на Энгра, - И откуда же, позволь спросить?

Энгр презрительно усмехнулся:

- Входя в воду, ты проверял, насколько она теплая. Ни один тирсианец не стал бы этого делать, потому что в горных озерах Тирса вода всегда очень холодная, почти ледяная, и все тирсианцы с детства привыкают купаться в ней. Здешняя вода должна была показаться тебе кипятком.

Ингирсу кивнул:

- И это все? - хмуро спросил он.

- Нет. Вода не главное. Ты рассказал мне о том, как находился в окружении цветов у Мийори. Я знаком со здешними хитростями, потому что Хранитель Озер однажды сам рассказал мне о них, предварительно проверив меня с их же помощью. Так вот, ни один тирсианец не смог бы сопротивляться тому цветочному аромату. Олли специально выращивают эти цветы, чтобы таким способом выяснять намерения пришельцев. Цветы безвредны, но противиться их действию для представителей большинства рас невозможно, во всяком случае, у тирсианцев против них нет шансов. Но на тебя их аромат почему-то не оказал никакого действия. Хранителю Озер следовало арестовать тебя немедленно! Но теперь твоя подлая деятельность окончена! Я позаботился о том, чтобы Хранитель Озер и олли узнали, кто убил Ингио. Мийори велел доставить тебя к нему. И на берегу тебя уже ждут. И я советую сдаться добровольно.

- Глупец, что ты наделал... - вздохнул Ингирсу.

- Теперь поздно сожалеть...

- Вот именно. Уже поздно, - согласился Ингирсу и резко выбросил вперед руку. Тонкое лезвие блеснуло во тьме. Удар был молниеносным, как укус змеи. Элиг Энгр был отчаянно отважен, но у него не было ни единого шанса против лучшего наемника Тона-Тау. Ингирсу безошибочно нанес удар под ребра прямо в правое сердце синтерианца. Темно-фиолетовые глаза распахнулись, скорее удивленно, чем испуганно:

- Ты не победишь... Я счастлив... умереть за Инг... - еле слышно, с трудом проговорил Энгр, но второй удар оборвал его голос и жизнь. Ингирсу осторожно опустил тело синтерианца на дно лодки.

- Я не желал этого, звезды свидетели, что не желал, - пробормотал он со вздохом, глядя в спокойное лицо Элига Энгра. Глаза мертвого поэта были открыты и смотрели вверх в темное грозовое небо.

Затем Ингирсу аккуратно снял с синтерианца одежду и, разоблачившись, натянул на него свою. Потом Ингирсу взялся за весла и, отплыв еще на некоторое расстояние, чтобы быть уверенным, что с берега его не видно, сбросил тело убитого поэта за борт. Вскоре Ингио сомкнуло свои объятья над Элигом Энгром, и увлекло его на дно, туда, где, должно быть, ждал его Ол.

Так погиб великий поэт и путешественник из созвездия Погибшего Парусника Элиг Энгр, воспевший в своих стихах озеро Ингио и, не раздумывая, отдавший за него жизнь, когда того потребовала судьба. И я думаю, Элиг Энгр сказал правду - он, действительно, был счастлив умереть за Ингио, и, кто знает, может быть, искал такой смерти...

Некоторое время Ингирсу неподвижно смотрел на то место, где волны только что сомкнулись над Элигом Энгром. А потом Ингирсу сделал единственно возможную в его положении вещь, то есть, принял облик Энгра и надел его одежду, тщательно прикрыв плащом разорванную ударами ножа ткань. Ингирсу низко склонился над водой, и из тьмы на него глянуло лицо Энгра - теперь его собственное лицо. Ингирсу был профессионалом, а потому не отпрянул в ужасе, увидев лицо своей жертвы. Некоторое время он осваивался с новым телом, изучая его и совершая разные движения, а потом, позаботившись о том, чтобы никаких следов убийства не осталось ни в лодке, ни на его одежде, направился к берегу.

Там его, действительно, поджидала целая делегация оллеанцев во главе с Райо. Ингирсу выбрался из лодки и, подражая походке Энгра, пошел к олли. Ждущие его на берегу, мало походили на тех беспечных и безобидных цветочных созданий, которые восхищенно слушали его истории, раскрыв рты от любопытства. Сейчас олли стояли на берегу, окутанные тьмой, их лица дышали отвагой, и были преисполнены той же отчаянной решимости погибнуть, но защитить Ингио, что была написана на прекрасном челе Элига Энгра, когда он так смело бросился на защиту своего озера. А их древние зеленые глаза горели ненавистью к нему, Ингирсу. И в них, он видел, не было ни капли жалости.

- Он покончил с собой. Бросился в воду и утонул, - хмуро сказал Ингирсу-Энгр в ответ на вопрошающие взгляды зеленых глаз. И презрительно добавил, - Жалкий трус.

- А ты уверен, что он, действительно, утонул, Элиг? Быть может, он обманул тебя? - спросил Райо.

Ингирсу пожал крылатыми плечами, в точности повторяя жест Энгра:

- Я видел, как он уходил на дно. К тому же, мы были слишком далеко от берега. Если это и была хитрость, то он не найдет дороги в такой темноте и не достигнет суши. Но в любом случае, не помешает выставить на побережьях караулы... - ответил он, думая о том, как хорошо, что они общаются телепатически, и ему нет нужды копировать еще и голос синтерианца.

Затем, дав понять, что желает побыть один, он пошел к домику Элига Энгра, ставшему теперь его жилищем.

Он уже был в домике синтерианца, и потому привычно толкнул дверь, ничем не выдав себя. В отличие от домиков других космических туристов и его собственного, здесь было большее разнообразие предметов - книг, утвари, каких-то безделушек. Домик имел вполне жилой вид, и было заметно, что у него долгое время был один и тот же хозяин. На столе у окна лежала рукопись. Ингирсу знал, что это "Воды Ингио". Совсем недавно Элиг Энгр с волнением показывал ему свою новую поэму.

Ингирсу подошел к окну и посмотрел на свой собственный домик из папоротника исиль. Там остались кое-какие его вещи, но самое главное - коммуникатор для связи с Мидом и его верный нож - были при нем, так как он не расставался с ними и во сне, и всегда носил в карманах своей одежды.

Наемник отправил экстренный отчет Тона-Тау с рассказом о внезапном разоблачении и убийстве синтерианца. "Как тебе не стыдно, мой мальчик! Убил моего любимого поэта! Обескровил Вселенскую литературу! Я вижу, тебе не дает покоя слава Герострата (не помню, с какой планеты он родом, но я где-то читал, что ради этой самой славы он сжег храм какой-то богини с той же планеты)" - шутливо попенял ему Тона-Тау, - "Если ваша гипотеза верна, и через несколько дней Ингио окончательно перестанет сопротивляться, проверьте это, и можете возвращаться. Если вам не удастся добраться до вашего корабля, сообщите мне, и я пошлю за вами другой" - также написал мидиец.

Теперь Ингирсу оставалось только дождаться окончательной смерти Ола, и он мог возвращаться. Это обстоятельство весьма порадовало его.

Ингирсу прошелся по комнате, время от времени поглядывая на свое новое тело - он все еще привыкал к своему нынешнему облику. Затем уселся за стол к окну, и подвинул к себе рукопись Энгра. Он не умел читать по-синтериански, а потому просто задумчиво листал страницы, глядя на витиеватый почерк поэта. На душе у Ингирсу было паршиво, он не был кровожадным убийцей, получающим удовольствие от своих преступлений. Более того, он был искренне расположен к синтерианцу. Но тот встал на его пути, из-за него он, Ингирсу, мог провалить заданье. И зачем только Энгр сунулся к нему на лодку! Глупец. И у него, у Ингирсу, конечно, не было другого выхода, убеждал он сам себя. Энгр знал, на что идет, рискнув прийти к нему в одиночку. Он сам виноват, и поплатился за свою глупость. Ингирсу редко посещала жалость. И душевные терзанья были ему неведомы. За тысячи лет его странствий у него, разумеется, были, и такие заказы, когда требовалось убить. Да, были, и не раз! Но ему поручалось выследить и уничтожить опаснейших преступников, мятежных военачальников, кровожадных сумасшедших. Все они были превосходно вооружены, безжалостны, опасны, и никогда не сдавались без боя. У Ингирсу было столько же, если не больше, шансов умереть в схватке с ними, что и у них. Да, они были в одинаковом положении. Ингирсу рисковал жизнью наравне с ними или даже больше. Но сегодня... сегодня он впервые убил безоружное и, что там скрывать, абсолютно не способное к защите существо... этот синтерианский поэт, влюбленный в свое озеро... он, конечно, не был ему равным противником... скорей, он был ребенком по сравнению с ним... Ингирсу вспомнил, как отважно бросился синтерианец на защиту своего озера, как отчаянно швырнул в него жемчужины... Будь все проклято! - Ингирсу выругался сквозь зубы, - Он не хотел его смерти! Но он не мог позволить ему нарушить его планы, сорвать всю операцию. К тому же, выполнить заказ было делом его чести... Ингирсу вздохнул, хмуро глядя на рукопись... "Твой убийца стоит за спиной, и не знает, что сам он убит..." - вспомнились ему строки из поэмы. И синтерианец возник в его памяти таким, каким он впервые увидел его на берегу у вод Поющего озера Ингио.

Но Ингирсу трезво смотрел на жизнь, он знал, что сделанного не исправишь, Энгра уже не вернуть. И он, Ингирсу, был не из тех, что ищут себе оправдания. Шахматные фигуры не могут ходить, как им заблагорассудится, они не могут уклониться от схватки, когда того требует игрок или вдруг совсем дезертировать с поля. А он был как раз такой фигурой на доске Тона-Тау. Конечно, он может сколько угодно сокрушаться об этом, но шахматная партия мидийца требовала собраться с мыслями и довести операцию до конца.

Поэтому усилием воли он приказал себе не думать об Элиге Энгре, и призрачный образ убитого поэта, возникший было перед его внутренним взором, послушно убрался восвояси, на самое дно его души, где было похоронено много-много всего...

А себе самому Ингирсу приказал уснуть, и не менее послушно, чем призрак Энгра, выполнил этот приказ.

Со времени убийства Энгра прошло несколько дней. Ингио по-прежнему молчало, Ингирсу собирался не сегодня-завтра повторить свой эксперимент и окончательно удостовериться, что Ол погиб и озеро побеждено. Олли безуспешно ждали, что Ингио вышвырнет на берег тело Ингирсу. А Ингирсу опасался, что оно вынесет на берег тело синтерианца. Но Ингио так и не отдало Элига Энгра, упокоив поэта на своем дне.

Поющее озеро вернуло нечто совсем другое.

В один из дней, оллеанцы и немногие туристы, пришедшие рано утром на берег озера, были поражены открывшейся им изумительной картиной. Побережье Ингио сверкало и переливалось всеми цветами радуги и сияло такой неземной красотой, что в первый момент никто не смог понять, что происходит и что является источником этого дивного блеска. Но когда ослепление прошло, пришедшие на берег с удивлением увидели, что все побережье усеяно крупными жемчужинами с сиреневатым оттенком и прозрачными раковинами неизвестного вида.

Ингирсу не было среди первых, пришедших в то утро на берег. Но его разбудили их восторженные голоса. Олли и туристы громко восхищались жемчужинами. Ингирсу, внутренне похолодев, понял, что произошло - озеро все-таки расправилось с миургами и вышвырнуло всю колонию на берег. На суше опасные моллюски становились совершенно беспомощными и быстро гибли. Створки раковин раскрывались, солнечные лучи высушивали тельца миургов, превращая их в пыль, и на берегу оставались только жемчужины из сиреневатого перламутра. Ингирсу вышел на берег, ругаясь сквозь стиснутые зубы, и понимая, что его план провалился. Ингио все-таки сумело победить миургов. Он представил себе, как Ол, занимающий собой все морское дно, приходит в движение и выбрасывает на берег многотысячные колонии миургов.

Однако победа досталась Ингио дорогой ценой, миурги уничтожили почти всех других обитателей озера, и сам Ол истратил на борьбу с моллюсками почти все силы. Ингирсу задумчиво бродил среди россыпей жемчуга, пытаясь что-нибудь придумать.

Элиг Энгр рассказал оллеанцам о том, что сделал Ингирсу, и олли узнали о миургах и о том, какую опасность они представляют. Но теперь, на берегу, этим цветочноголовым созданиям, ценящим красоту, понравились прекрасные переливающиеся всеми оттенками сиреневого жемчужины. В них не было ничего угрожающего или опасного, они казались чистыми и нежными. И Олли решили, что жемчужины - это подарок Ола им, олли. И в довершение ко всему (и к бешенству Ингирсу) Ингио вновь запело! Конечно, не так, как в прежние времена. Это была тихая, еле слышная песня, в которой слышались боль и горечь. Но она была! И олли решили, что Ингио расправилось с моллюсками и подарило своим возлюбленным оллеанцам жемчужины миургов как трофей, и теперь вновь оживает, о чем свидетельствовало возобновившееся пение. В общем-то, они недалеко ушли от истины. Все это, разумеется, обрадовало оллеанцев. И так как жемчужины были выброшены на берег, то их можно было брать себе, и олли с удовольствием принялись собирать эти "дары озера". Сначала они делали это робко и несмело, но потом, как это часто бывает, вошли во вкус. Олли нанизывали жемчуг на нитки и делали себе бусы и браслеты. Сиреневатые жемчужины чудо, как хорошо, смотрелись в сочетании с их цветами и украшали оллеанцев еще больше.

Олли беззаботно радовались тому, что озеро вновь запело. По повелению Райо на берегах озера к вечеру решено было устроить грандиозный праздник, который обещал почтить своим присутствием сам Хранитель Озер.

Вечером тысячи оллеанцев, украсивших себя жемчужинами, и десятки космических туристов пришли на берега воскресшего Ингио, где, среди россыпей жемчуга, были раскинуты шатры из исиля, под которыми лежали полные лакомств ковры, а на нижние ветви всех прибрежных вельв были повешены люксории, цветы, обладающие способностью светиться в темноте. Груды жемчуга отражали их свет, так что берега Ингио были прекрасно освещены, и вид у них был самый, что ни на есть, праздничный. Ингирсу-Энгр, разумеется, был в самом центре внимания, как спаситель Ингио, разоблачивший шпиона Тона-Тау и избавивший от него оллеанцев. Украшенный цветами дерева Глор, он тоже участвовал во всеобщем веселье, в танцах, которые затеяли олли. Наконец, ему все же удалось остаться одному. Это не вызвало ни у кого подозрений, так как все знали, что Энгр любит одиночество и, к тому же, по мнению оллеанцев, поэты имеют право на причуды. Ингирсу отделился от веселящейся толпы и, выбрав участок, где было поменьше люксорий, устроился на прибрежных камнях. Он размышлял над сложившейся ситуацией, задумчиво играя жемчужинами, которыми было усеяно побережье. Перламутровые шарики катались по его ладони, падали сквозь пальцы на землю. Нужно было что-то придумать. Но что? Элиг Энгр, единственное существо, от которого Ингио могло бы принять подарок, был мертв. Повторить затею со смертоносными моллюсками или чем-нибудь подобным не представлялось возможным. Но - странное дело - немного успокоившись, Ингирсу больше не чувствовал злобы на озеро, скорее наоборот.

- Удалось выкрутиться? - пробормотал он, и едва уловимая улыбка скользнула по его плотно сжатым губам.

Ингио ничего не ответило, продолжая свою тихую песню.

Ингирсу перебирал в уме один за другим разные варианты. Так прошел, быть может, не один час. И вдруг неподалеку позади него раздались негромкие шаги. Ингирсу обернулся. Из темноты выступила знакомая высокая фигура.

- А вот, ты где, Элиг... Наш скромный герой скрывается от заслуженной славы, - с улыбкой сказал Райо, довольно тряхнув своей шевелюрой из ярко-желтых цветов, - А я как раз ищу тебя. Мийори приглашает тебя покататься с ним в его ладье. Если у тебя есть желание составить ему компанию... - учтиво прибавил он.

- Конечно, - с улыбкой кивнул Ингирсу, выходя из своей глубокой задумчивости, но все еще думая о своем.

Он поднялся с места и последовал за Райо к тому месту, где покачивалась на сиреневатых волнах ладья Хранителя Озер.

- Здравствуй, Элиг. Какая счастливая ночь, не так ли? - приветливо кивнул Мийори. Он уже сидел в ладье в окружении восьми своих приближенных, которые были на веслах. Ингирсу ответил на приветствие, и в сопровождении Райо поднялся на борт ладьи, которая вся была обильно украшена люксориями. Мийори указал ему на место подле себя.

- Ты не порадуешь нас одой в честь чудесного спасения Ингио? - ласково поинтересовался он.

- Я так взволнован, что пока не нахожу слов для того, чтобы описать мои чувства, - со смущенной улыбкой ответил Ингирсу. Он был спокоен, никто здесь не станет вынуждать его к сочинительству, и никто не узнает, что он не поэт, - Мне нужно немного успокоиться, и тогда Ингио, возможно, подарит мне вдохновение, и я порадую вас новым стихотворением, - добавил он. Тем временем ладья отплыла от берега и взяла курс куда-то вдаль.

- Мы уверены, что оно будет прекрасно и возвышенно, как и все твои стихи, прекрасный поэт! А теперь - вперед - по водам спасенного тобой Ингио! Оно будет счастливо нести тебя на своих волнах, - все также ласково сказал Мийори, и Райо согласно кивнул.

- Подумать только, каким вероломным оказался этот Риинки! - заметил Райо, - Какое счастье, что Ол смог справиться с этими страшными существами!

- Да, Риинки был отъявленным негодяем! - пылко согласился Ингирсу, - Но он получил по заслугам. И я думаю, это справедливо, что он нашел свою смерть именно на дне Ингио, озера, которое он хотел погубить! - столь же пылко закончил он, но ему показалось, что Мийори и Райо смотрят на него с нескрываемым любопытством, и засомневался, не переиграл ли.

- А о чем поет Ингио сейчас, Элиг? - внезапно спросил Мийори, - Оно тоже празднует победу? - Нет, оно поет о страшной битве, которую ему удалось выиграть, - соврал Ингирсу, вспомнив, что в ночное время Ингио поет о прошлом.

- Да, ему пришлось нелегко... - вздохнул Мийори. Он помолчал немного и добавил:

- Знаешь, когда я плыл сюда, на праздник, было уже темно... Ингио уже пело эту печальную песню... я смотрел на праздничные огни, озаряющие побережье, на веселящихся олли и думал, как хрупок наш мир... как хрупки все миры, уже существующие и те, которые еще только собираются родиться, и те, что уже умерли... как легко их можно убить - одним взмахом руки, одной песчинкой... И тогда мне захотелось поговорить с Олом, узнать, что думает об этом он... как ты знаешь, ты единственный, кто может разговаривать с ним. Ни я, ни другие олли не можем поговорить с нашим прародителем. Но, как тебе известно, когда новый Хранитель Озер вступает в свою должность, предыдущий передает ему Сиринкс, раковину со дна Ингио - не такую, как миурги - а обычную раковину, рожденную в глубинах Ингио и однажды выброшенную им на берег в подарок первому Хранителю Озер... если Хранитель Озер хочет пообщаться с Олом, он подносит Сиринкс к поверхности воды и Ол, услышав свои песни из Сиринкса, узнает об этом... Так я и поступил сегодня, когда плыл на праздник... - Мийори на мгновение замолчал, достав из висевшей у него на поясе сумочки красивую снежно-белую спиралевидную раковину. Она была довольно большой, гораздо крупнее миургов. Хранитель Озер поднес Сиринкс к волнам Ингио и немного подержал раковину рядом с их сиреневатой поверхностью. Потом вновь спрятал ее в своей поясной сумочке и поглядел в глаза Ингирсу, - И знаешь, что делает Ингио в ответ на зов Хранителя Озер?

Ингирсу не знал, но страшная догадка поразила его.

- Нет? Тогда смотри, - сказал Мийори и указал за борт, где сиреневатые воды уже пришли в движение. Да. В ответ на зов Хранителя Озер Ингио показывало ему то, что тревожит его больше всего. Ингирсу понял, что погиб, но не в силах был оторвать взгляд от водной глади, где разворачивалась картина убийства Элига Энгра и превращения Ингирсу в синтерианца. Впрочем, ничего другого ему и не оставалось, он был заперт в замкнутом пространстве ладьи в окружении десяти оллеанцев, которые смотрели на него.

- Не смей носить облик, которого ты недостоин, Ингирсу Риинки, - проговорил Мийори, - Это выглядит, как святотатство.

Ингирсу опустил голову и снова стал тирсианцем. Он сидел, не шевелясь, пока оллеанцы связывали его руки за спиной прочными веревками из волокон все того же исиля. Райо связал из них же какую-то хитроумную петлю и набросил на шею Ингирсу, затянув ее потуже, а другой конец веревки взяв в руки.

- Это на тот случай, если ты вздумаешь превратиться в какое-нибудь иное существо, чтобы освободиться от веревок, - пояснил он, - Метаморфоза занимает некоторое время, а удавка действует почти мгновенно.

Ингирсу пожал плечами. Внезапно им овладела апатия ко всему происходящему. Он сидел, устремив неподвижный взор за борт, на сиреневатые волны, но видел перед собой не их, а спокойное, умиротворенное лицо Элига Энгра.

- Тебя ждет смерть, - сказал Мийори. Казалось, он вовсе не стремился испугать Ингирсу, вызвать у него страх или панику, Хранитель Озер просто констатировал факт. Его слова не произвели на Ингирсу никакого впечатления. И не потому, что он был храбр, хотя храбр он, безусловно, был. Просто тысячелетия странствий и опасностей научили его быть готовым ко всему, в том числе и к тому, что однажды он может проиграть, и к тому, что у него может не быть возможности для реванша. Он знал, чем рискует, и потому ни один мускул в его лице не дрогнул, когда он выслушал приговор, в котором, впрочем, и не сомневался. Мийори переиграл его, он, Ингирсу, упустил из виду то обстоятельство, что воскресшее озеро может не только запеть, но и возобновить свою ретроспективу.

- Элиг сказал нам, что ты не тирсианец. Он был прав? - поинтересовался Мийори.

- Да, - односложно ответил Ингирсу, по-прежнему, не отрываясь от созерцания вод Ингио.

- Кто же ты в таком случае? - продолжал расспросы Мийори. Ингирсу ничего не ответил.

- Говори! - приказал Райо, и Ингирсу почувствовал, как удавка впилась в его горло.

- Оставь, - мягко пресек действия Райо Мийори, и тот ослабил захват, - Это не допрос. Для нас не имеет никакого значения, какой расе ты принадлежишь. Я просто полюбопытствовал. Но если не хочешь, не говори, это никак не повлияет на твою дальнейшую участь, ибо она уже решена.

- Это не тайна. Я просто не помню, - ответил Ингирсу.

- Не помнишь? - удивился Мийори, - Неужели ты забыл, кто ты?

- Да, я слишком часто менялся. И с тех пор, когда я был собой, прошло слишком много времени. Я забыл, кто я.

Оллеанцы переглянулись, изумленно покачав своими цветочными шевелюрами.

- Ты шпион Тона-Тау? - спросил Мийори.

- На этот вопрос я также не могу ответить, - сказал Ингирсу.

- Что, тоже забыл? - с иронией спросил Райо.

- Нет, - спокойно глядя ему в глаза, ответил Ингирсу, - Я помню.

- Тоже мне великая тайна, - хмыкнул Райо, - Можешь не отвечать, мы итак знаем, что тебя послал сюда мидиец.

Ингирсу молчал. Но на этот раз Райо не затягивал удавку на его шее. Оллеанцы тоже замолчали, и остаток пути они проделали в мертвой тишине.

Ладья пристала к берегу, и Ингирсу под конвоем был доставлен в домик Хранителя Озер. Он не сопротивлялся, следуя за своими тюремщиками. Его привели в небольшую абсолютно пустую комнатку с малюсеньким, закрытым деревянной, но очень прочной решеткой окном, из которого было видно Ингио. Прямо из стен комнатушки росли длинные лианы, которыми оллеанцы оплели его руки и ноги. Лианы давали ему возможность перемещаться по комнате. Олли не сказали ему, каким именно образом его казнят. Уходя, Мийори сообщил только:

- Казнь состоится завтра утром.

Итак, в распоряжении Ингирсу осталось всего несколько часов до рассвета. Оллеанская ночь равна примерно двум десяткам часов, примерно половина из которых уже прошла. Спасения было ждать неоткуда, коммуникатор, при помощи которого он общался с Тона-Тау, у него, естественно, отобрали, а Райо пообещал известить Тона-Тау о безвременной кончине его лучшего наемника, когда все будет кончено.

- Мы даже выразим ему свои соболезнования, - издевался Советник, - Мы понимаем, как тяжело потерять шпиона, который так доблестно проваливает задания!

Ингирсу молчал. Ему было все равно. Как, он знал, будет все равно и Тона-Тау, когда он узнает о его гибели. "Ты совершил непростительный промах, мой мальчик", - скажет мидиец, или изречет что-нибудь, еще более глубокомысленное.

Оставшись один, Ингирсу поплотнее закутался в длинный белый плащ. Он да еще просторная верхняя туника, украшенная искусно вышитыми цветами Эолфея и доходящая ему до колен, были единственной одеждой, оставшейся на нем после метаморфозы. Остальная одежда Энгра была узка для тирсианца Ингирсу, и разорвалась при превращении.

Лианы, растущие прямо из стен комнаты, в которой он находился, были прочными, и о том, чтобы разорвать их, не могло быть и речи. Он мог бы освободиться от них, приняв облик представителя какой-нибудь расы с очень тонкими конечностями, но что бы это дало? Ведь ему все равно было не выбраться из комнаты - окно было слишком маленьким - и он не знал ни одного представителя разумных существ, который мог бы пролезть сквозь такую решетку. А Ингирсу мог принимать облик только разумных существ, иначе, превратившись в какое-нибудь животное, он утратил бы сознание и уже никогда не смог бы вновь обрести его.

Лианы позволяли двигаться по комнате, но Ингирсу сильно подозревал, что олли вполне могут заставить их сократиться и разорвать его тело на кусочки. Ингирсу подошел к окну, насколько это позволяли его путы, и взглянул на сиреневатые волны, лизавшие усыпанный жемчужинами берег. До него доносилась тихая, еле слышная песня его победителя. Ингирсу вздохнул.

Ни пищи, ни еды ему перед казнью, видимо, не полагалось, во всяком случае, его тюремщики не спешили принести ему ужин. Ингирсу сел, скрестив ноги, на пол и, закутавшись в плащ, закрыл глаза. Осознание того, что утром ему предстояло умереть, исчезнуть, перестать существовать, хоть и отдавалось противной пустотой в животе, но не лишало его присутствия духа - профессия обязывала его быть готовым к смерти. И он был готов покинуть мир живых без долгих сборов. У него не было того груза, который обычно отягощает большинство разумных существ: у Ингирсу не было сердечных привязанностей, никто, он знал, во всей Вселенной не погрустит о нем и пол минуты, у него не было даже любимого животного, которого опечалила бы смерть хозяина, даже любимого цветка... не было у него и своего дома, вернее, он сменил сотни домов за тысячелетия своей жизни... ничто не держало Ингирсу Риинки на шахматном поле под названием жизнь. Единственное, что он накопил - это опыт и воспоминания о своих бесчисленных приключениях и странствиях. Что ж. Он ведь всегда мечтал об этом. Пусть он и не помнил, откуда он родом, но точно знал, что бежал от скуки своей родной планеты, которая была слишком спокойна для него. И перед его мысленным взором, одно за другим, стали проходить события его жизни. Он непроизвольно улыбнулся с закрытыми глазами своим воспоминаниям. Его жизнь определенно удалась, ведь в ней так и не нашлось места той самой скуке, от которой он сбежал еще в детстве. Он видел огромный, необъятный мир, он был смел и решителен, он был изворотлив и хитер, и он выиграл немало партий. А теперь пришло время проиграть. Ингирсу глубоко вздохнул. Конечно, ему не хотелось проигрывать. Но он уже перебрал в уме множество вариантов бегства и не нашел ни одного, который имел бы шанс на успех. Единственное, что его печалило - его смерть будет напрасной, ведь Ингио не побеждено, и он, действительно, не выполнил задание. Что ж. Адепты множества орденов и культов с самых разных планет придерживаются мнения, что смерть - единственно возможный выход при провале такого задания, причем выход добровольный. Впрочем, Ингирсу не принадлежал ни к одному ордену, он был одиночкой, и, как правило, его тошнило от пафосных речей и не менее пафосных принципов. Он выигрывал во многом потому, что на своем собственном шахматном поле никогда не играл по правилам, он их сам создавал, менял на ходу и создавал новые. Но на том поле, где он сам был фигурой - увы, он был не властен, и завтра ему предстояло выйти из игры.

Он ни о чем не жалел, разве что о закрывшихся навсегда темно-фиолетовых глазах Элига Энгра. А когда из окна до него доносилась тихая песня Ингио, он временами ощущал все ту же странную радость оттого, что это чудесное озеро не умерло, что оно живо. Он не чувствовал к нему ненависти.

Через несколько часов Ингирсу поднялся, стряхнул с себя оцепенение и сделал несколько кругов по комнате, глубоко и размеренно дыша. Потом вновь опустился на пол и снова закрыл глаза. Теперь ему предстояло не вспоминать, а забывать - одну за другой обрывать ниточки своих воспоминаний, мыслей, чувств, уходя все дальше и дальше, до тех пор, пока последняя ниточка, связывающая его с жизнью, не оборвется. Иными словами, Ингирсу решил, что к утру, к приходу оллеанцев он должен быть уже мертв. Он не собирался радовать своих врагов участием в какой-нибудь позорной казни, которую они, наверняка, для него приготовили. Ингирсу представил себе, как Райо и Мийори обнаружат поутру только его безжизненное тело, и улыбнулся. А затем принялся реализовывать свой план.

Однако дальнейший ход событий не смог предугадать ни сам Ингирсу, ни хитроумный Тона-Тау, и никто из оллеанцев.

Уже почти отрешившийся от всего, что связывало его с жизнью, и соскользнувший в пограничное состояние между сном и смертью Ингирсу был внезапно разбужен каким-то сильным шумом. Он не сразу пришел в себя, и пробуждение далось ему с трудом. Возвращаться было почти физически больно.

Он с трудом поднялся и, пошатываясь, подошел к окну, чтобы выяснить, что является источником этого шума. Сквозь частую решетку окна он увидел на побережье тысячи и тысячи оллеанцев. Сначала он решил, что эта толпа пришла посмотреть на его казнь, и почувствовал подкатившую к горлу тошноту. Но потом, присмотревшись, он понял, что его первоначальный вывод был ошибочным. Оллеанцам не было до него никакого дела, потому что они были заняты. И заняты настолько, что, пожалуй, не повернули бы даже голов, чтобы взглянуть на его казнь. Оллеанцы собирали жемчуг. И это выглядело совсем не так, как в первые дни после того, как Ингио исторгло из себя миургов, когда немногочисленные искатели жемчуга робко подбирали на побережье по нескольку жемчужин, чтобы украсить себя ими. Теперь это был азарт, промысел, добыча, охота... Ингирсу смотрел и не верил своим глазам - флегматичные, пассивные олли с азартом копошились на берегах Ингио, собирая маленькие блестящие шарики. Несмотря на его незавидное положение, Ингирсу непроизвольно разобрал смех.

- Веселишься? - внезапно прозвучал за его спиной голос, - и Ингирсу, обернувшись, увидел, что в дверях стоит Райо, - Любуешься плодами своей работы?

Он шагнул в камеру.

- Уже пора? - вместо ответа спросил Ингирсу.

- Нет, - зло ответил Райо, - Не надейся умереть легко и незаметно. Твоя казнь откладывается. Мы решили подождать, пока наш народ не придет в себя, чтобы все олли могли принять участие в твоей казни. Скоро жемчуг на берегу иссякнет, и тогда мы займемся тобой.

- Очень любезно с вашей стороны, - усмехнулся Ингирсу.

- А пока, чтобы тебе не было скучно... - Райо отодвинулся от двери, пропуская в комнату двух олли, которые держали в руках плети из исиля. Ингирсу почувствовал, как внезапно сократились лианы, заставив его вытянуться посередине комнаты с разведенными в стороны руками и ногами.

Оллеанцы сорвали с него одежду и принялись избивать его. Ингирсу был слишком сильно изнурен своей ночной попыткой самоубийства и потому почти сразу же лишился чувств, безжизненно повиснув на лианах...

Прошло несколько дней. Ингирсу из окна наблюдал за тем, что происходит на берегу. С тех пор, как он пришел в себя на следующий день после визита Райо, к нему больше никто не приходил. Казалось, про него все забыли. Ингирсу иногда видел на берегу Мийори и Райо, пытающихся образумить оллеанцев, заставить их бросить это, ставшее повальным, увлечение по сбору жемчуга и отправиться по домам. Он также видел, что большинство оллеанцев оставались глухи или даже зло огрызались на слова Хранителя Озер. Видимо, только Мийори, Райо и их еще немногочисленные олли из свиты Хранителя Озер в силу своего положения держали себя в руках и не участвовали во всеобщем безумии.

Ингирсу оказался предоставлен самому себе. Так как его казнь откладывалась на неопределенное время, он с большим вниманием отнесся к сковывающим его движения лианам, и решил от них освободиться. Не долго думая, он вновь на несколько минут принял облик тонкокостного синтерианца, и путы лиан сами упали на пол с его запястий и щиколоток, а так как ими никто не управлял, то они не сумели вовремя сократиться вокруг тонких рук и ног синтерианца, и Ингирсу легко избавился от них. Затем он вновь вернул привычный облик тирсианца. Однако через некоторое время, когда стало окончательно ясно, что кормить его никто не собирается, и его тюремщики оставили его умирать от голода или, действительно, забыли о нем, он всерьез призадумался, что же предпринять. Разумеется, он мог вновь повторить попытку самоубийства, но теперь, когда о нем прочно забыли, у него появилась надежда выбраться отсюда. Поэтому умирать Ингирсу раздумал. Наоборот, теперь он изо всех сил старался выжить. Он осмотрел свою совершенно пустую камеру, пытаясь что-нибудь придумать. Выбраться отсюда по-прежнему не представлялось возможным - дверь была крепко заперта, стены из толстых стволов исиля также были совершенно неприступны. Вниманием Ингирсу завладел пол, который был земляным, что давало возможность подумать о подкопе, если бы у него был хоть какой-нибудь острый предмет. Но его, по закону подлости, конечно, не было. И все же земляной пол пришелся очень кстати. Когда ему хотелось есть, Ингирсу превращался в оллеанца, и из его ног вырастали длинные крепкие корни, которые впивались в пол и уходили далеко под землю, обеспечивая Ингирсу водой и пищей. Такой способ питания был, разумеется, непривычен для Ингирсу, но вполне пригоден для существа, которое научилось жить во множестве самых разных форм и питаться самыми разнообразными, подчас, на первый взгляд, абсолютно не пригодными в пищу, веществами. Поэтому вода и минеральные вещества из глубин Оллии оказались вполне способными поддержать его жизнь. Однако он понимал, что так не может продолжаться вечно. Его корни могли проникнуть метра на два вглубь, но не больше и он понимал, что почва под домиком может рано или поздно истощиться, а вода - уйти.

Время тянулось ужасно медленно. Ингирсу предпринял еще несколько попыток выломать дверь и выбить оконную решетку, но они также не имели успеха. Исиль был превосходным, надежным строительным материалом, ничуть не уступавшим по прочности камню.

Почти все время Ингирсу проводил у окна, наблюдая за происходящим на побережье. А события там разворачивались с удивительной быстротой, удивляя узника все больше и больше.

Сначала жемчуга хватало всем желающим, но всего через несколько дней отыскать жемчужины в прибрежном песке уже можно было только с большим трудом. А оллеанцев, казалось, охватила какая-то истерия - прежде безмятежные создания теперь бродили по берегу с жадным блеском в глазах. Когда жемчуг иссяк, они не успокоились, как надеялся Райо, а в надежде отыскать все новые и новые жемчужины начали разрывать песчаное побережье, чтобы выкопать оставшиеся блестящие шарики, которые, как они думали, могли быть зарыты в песке. Ингирсу наблюдал из своей тюрьмы, как всего за несколько дней чудесное побережье Ингио оказалось изрыто вдоль и поперек, будто тут шли вековые строительные работы или столетие не прекращавшаяся война. Совсем скоро все до единой жемчужины были собраны теми оллеанцами, кто жил ближе всего к Ингио, и чудесные жемчужины начали ходить в виде украшений по всему Озерному краю, рождая зависть у тех, кто жил на берегах других озер. Им не досталось этих блестящих перламутровых шариков, и тогда случилось нечто невероятное, то, что пока не мог увидеть Ингирсу: пассивные и добродушные оллеанцы принялись повсеместно разрывать побережья всех озер в поисках жемчуга, более того, они научились плавать и стали пытаться нырять в поисках жемчуга. Они вели поисковые работы на всех озерах, во всех прибрежных водах и на большой глубине, а маленькие озерца просто-напросто осушали, чтобы спокойно исследовать обнажившееся дно. Они, разумеется, ничего не находили, но это не уменьшало их пыл, а только еще больше разжигало, и они переходили от одного озера к другому, безвозвратно разрушая свой хрупкий Озерный край.

Ингирсу видел, как время от времени на побережьях по-прежнему, но все реже и реже, появляется Мийори со своими приближенными и пытается остановить оллеанцев, но безрезультатно - его никто не слушает. Тысячи и тысячи олли оставались глухи к голосу Хранителя Озер, и в считанные недели Озерный край был изрыт и искалечен. Но самое страшное было впереди. Ни Ингирсу, ни кто другой не мог предугадать, что случится дальше.

Прошло еще совсем немного времени, и стало ясно, что озера высыхают, уровень воды в них неуклонно понижался, обнажая дно. Очевидно, своими действиями, олли нарушили сложнейшую систему родников и ключей, которая питала Озерный край. Все озера были связаны между собой, и гибель нескольких из них повлекла за собой гибель всего этого удивительного и сложнейшего организма, называвшегося тогда Озерным краем.

Озера высыхали долго. Это умирание длилось около оллеанского года - вода уходила, озера превращались в озерца, потом в пруды, которые вскоре становились болотами, а потом и совсем высыхали. Запертый в своей тюрьме Ингирсу не знал о том, что происходит в Озерном крае. Ингио все еще было полноводным, а других озер он, разумеется, видеть не мог. Но некоторые изменения, которые он объяснял своими действиями, все же происходили: подземные воды уходили все глубже и глубже, и с каждым разом ему все сложнее и сложнее становилось добывать себе воду. Длины корней уже хватало с трудом, и иногда приходилось подолгу ждать, чтобы в пластах земли под полом накопилось хоть немного влаги.

Но однажды настал день, когда Ингирсу заметил, что воды Ингио отступили от берега намного больше, чем обычно. И тогда он понял, что Поющее озеро гибнет. На этот раз окончательно. Неизвестно, что придало Ингирсу такую твердую уверенность в этом - гнетущая ли тишина, царящая над искалеченным и странно пустынным берегом, исчезновение ли подземной воды, или вновь смолкнувшая песня озера, но узник понял, что дни Ингио сочтены. И его, Ингирсу, дни - тоже, потому что без воды он сможет прожить от силы две недели. Максимум три.

Дальнейшие события прошли перед Ингирсу словно в тумане. Пока он еще мог подходить к окну, он видел, как неуклонно понижается уровень воды в озере. Но, что удивляло его, кажется, оллеанцев это ничуть не беспокоило, потому что за все эти дни ни один из них не показался на побережье. О нем, разумеется, никто по-прежнему не вспоминал. Он вообще больше не видел ни одного олли.

Мертвая тишина над пустынным, умирающим Ингио угнетала, оглушала его. В некоторые минуты он был бы счастлив увидеть толпы олли, одержимых жемчугом или даже пришедших посмотреть на его казнь. Он страстно желал увидеть хоть одного оллеанца, хоть одну птицу улль, хоть какое-нибудь живое существо, лишь бы узнать, что здесь есть еще хоть что-то живое.

Но дни шли, и он все больше чувствовал себя отшельником в пустыне. Вскоре душевные терзания уступили место физическим. Воды было больше не достать ни капли. Ингирсу заметно слабел. Каждый день подтачивал его силы. Через две недели Ингирсу уже не мог подняться с места. Он лежал, распростершись на полу в полуобморочном состоянии и чувствовал, как из него по капле уходит жизнь. Он часто терял сознание, и обмороки становились все более продолжительными. Он понимал, что его конец уже близок, но еще ближе была смерть тирсианца. Ингирсу больше не мог поддерживать свой искусственно созданный облик и знал, что все чаще и чаще, особенно во время обмороков, принимает свой истинный вид. Потом от тирсианца не осталось и следа. По иронии судьбы перед смертью он снова стал самим собой, но он был так слаб, что не мог даже открыть глаза, чтобы понять, кто же он. И вскоре он окончательно впал в беспамятство.

Ингирсу не мог видеть, что через несколько часов после того, как он потерял сознание, дверь отворилась, и в его камеру, шатаясь, вошел Мийори. Если бы Ингирсу мог видеть, он бы поразился перемене произошедшей в облике Хранителя Озер. Его светло-оливковая кожа, когда-то выглядевшая такой юной, сморщилась, а глаза ввалились и потускнели, словно в них стало меньше хлорофилла. Но страшнее всего выглядело то, что когда-то было цветами на его голове - когда-то белоснежная цветущая грива превратилась в клок пожухшей травы с затесавшимися в ней редкими высохшими цветочками. Мийори тяжело оперся о стену, но, едва бросив взгляд на распростертого на полу бесчувственного Ингирсу, издал вопль ужаса и бросился вон.

Ингирсу осторожно пошевелился и открыл глаза. Он не сразу вспомнил, что произошло. Сознание и память медленно возвращались к нему. Он увидел, что лежит на кровати в небольшой комнате, похожей на каюту космического корабля. Откуда-то до него донесся аромат цветов. Ингирсу повернул голову и посмотрел в эллипсовидное окно, в которое было видно небо: два солнца рука об руку шли по небосклону. Значит, он все еще на Оллии. На столике рядом с кроватью стоял резервуар с водой, Ингирсу протянул к нему руку и замер от неожиданности - его кожа была нежного светло-оливкового цвета. Он вылез из кровати и, справившись с головокружением, подошел к зеркалу, вмонтированному в обитую каким-то серебристым металлом стену. Оттуда на него взглянул зеленоглазый оллеанец, обладатель чудесного букета ярко-синих цветов на голове...

Несколько минут Ингирсу, как зачарованный, не отрываясь, смотрел на свое отражение. Потом вернулся к кровати и медленно сел. Теперь он знал, кто он на самом деле.

Он еще не решил, что с этим делать, как дверь открылась, и в комнату вошли два мидийца в форме личной гвардии Тона-Тау.

- Привет, - машинально проговорил Ингирсу, пользуясь телепатической речью, с изумлением уставившись на вошедших.

- Как вы себя чувствуете? - спросил один из мидийцев, - Вы уже можете двигаться?

- Да, определенно. Но что здесь...

- Наши врачи запретили нам волновать вас, - покачал головой второй из пришедших, - Они сказали, что потрясение может убить вас, так как вы еще очень слабы.

- Несколько минут назад я его уже пережил. Вряд ли вам удастся потрясти меня сильнее, - мрачно усмехнулся, начинающий приходить в себя Ингирсу, - Скажите лучше, где я нахожусь?

- Вы на альфа-модуле "Мидии", флагмана... - начал один из мидийцев.

- Что? "Мидия"?! - вскричал Ингирсу, прекрасно знавший название флагмана мидийского космического флота, на котором всегда летал Тона-Тау, - Так Тона-Тау здесь? Я могу его увидеть?

Мидийцы изумленно переглянулись:

- Владыка Тона-Тау-и-Науи и сам желает поговорить с вами, как только вы будете в состоянии...

- Я уже, уже здоров... - нетерпеливо перебил Ингирсу, - Отведите меня к нему.

Мидийцы потребовали, чтобы сначала он позавтракал, и когда он сделал это, помогли ему одеться и повели его в каюту Тона-Тау.

Мидиец сидел за столом и, подперев голову одной из своих четырех рук, изучал карту очередной приглянувшейся ему звездной системы.

- А, привели, - протянул он, устремив пристальный взгляд своих прозрачных глаз на Ингирсу, - Помогите ему сесть, и можете быть свободны.

- Благодарю, я вполне в силах сделать это самостоятельно, - усмехнулся Ингирсу, тяжело опускаясь на предложенный мидийцем мягкий диванчик.

- Вам, должно быть, еще неизвестно, но вы единственный, оставшийся в живых оллеанец, - сказал Тона-Тау, - Поверьте, мне очень жаль. Мы прибыли на Оллию, когда Озерный край уже погиб, и не обнаружили ни одного живого оллеанца, кроме вас. Вы были без сознания. Скажите, за что вы угодили в тюрьму? Вы совершили какое-то преступление?

- Да, - ответил Ингирсу, - Убийство.

Тона-Тау усмехнулся:

- Что ж, - сказал он, - Мы не станем наказывать вас и вдаваться в подробности. Вы интересны нам как единственный представитель погибшей расы. Скажите, как вас зовут?

- Ингирсу. Ингирсу Риинки, - ответил Ингирсу, принимая хорошо знакомый Тона-Тау облик, которым всегда пользовался на Миде, - Меня зовут Ингирсу Риинки, - повторил он.

Несколько мгновений Тона-Тау пораженно глядел на своего воскресшего наемника.

- Черная дыра тебя побери, Ингирсу! Так это ты! - наконец изрек он, - И помимо всего прочего ты еще и оллеанец!

- Выходит, что так, - невесело усмехнулся Ингирсу, и поинтересовался, - Так значит, вы захватили Оллию?

Уже вернувший самообладание Тона-Тау усмехнулся:

- Оллия теперь входит в ССС, и мы уже налаживаем добычу оллия. Но мы никого не завоевывали. Когда мы высадились, завоевывать здесь было уже некого. Оллия была абсолютно безжизненна. Мы нашли единственного чудом выжившего оллеанца, но и тот, - Тона-Тау фыркнул, - Оказался моим собственным наемником. Ингирсу! Ради Пратта Смиурика, расскажи мне, что ты сотворил с этой планетой?

Ингирсу рассказал о своих приключениях. А Тона-Тау, бросив шутить, во всех подробностях поведал ему о том, каким он нашел Озерный край. Он, разумеется, понял, что сделали олли. Зеленоглазые жители Оллии сами погубили свой Озерный край, и сделали это с энтузиазмом, и не снившимся ни хитроумному мидийцу, ни его лучшему наемнику, хотя и тот и другой, конечно, приложили к этому руку. Такова была истина. Совсем скоро после того, как озера исчезли с лица Оллии, погибли и сами оллеанцы. Трудно сказать, как именно это произошло. Но Ингирсу знал, что олли погибли не от недостатка воды, так как на глубине она по-прежнему была, и они легко могли достать ее с помощью своих корней. Они просто не смогли жить без Озерного края, без Ингио, без загадочного существа по имени Ол. И когда побережья всех озер были изрыты вдоль и поперек и сами озера погибли, а жемчужин, разумеется, все не было, олли вдруг словно очнулись и пришли в себя. Но было уже поздно.

- Удивительно, как точно ты обнаружил их слабое место, Ингирсу! - заметил Тона-Тау, - Ведь они выглядели столь безупречными, столь непогрешимыми, что, казалось, вообще не имеют никаких слабостей. И надо же, чтобы какие-то блестящие шарики заставили их совершенно потерять голову! Но ты, хитрец! Знал, на что делать ставку! Алчность и жажда богатства, оказалось, не чужды даже цветам!

Ингирсу покачал головой:

- Жадность тут ни при чем, - сказал он, - Их погубила страсть к красоте. Жемчужины миургов, действительно, очень красивы. К тому же, они никогда не видели их раньше.

- Да? Тогда это еще более глупо, - пожал плечами мидиец, - Но тебе видней, ты же сам оллеанец... А! Кто бы мог подумать, что ты разыщешь свою родную планету! Впрочем, нет, ты уже не оллеанец... давно нет... но был им когда-то...

Ингирсу молчал.

- Что ж, - продолжил Тона-Тау, - Наше новое приобретение мы осмотрели, добычу Оллия наладили, теперь можно и возвращаться. Завтра мы берем курс на Мид. Я, надеюсь, ты летишь со мной? Тебе нужно окончательно поправиться и отдохнуть. И, кроме того, на Миде тебя ждет торжественная церемония награждения. Хоть и без зрителей.

- Разумеется, я лечу с вами, - безразлично кивнул Риинки.

- Только не говори, что хотел бы остаться на родной планете, - заметив его сухой тон, проговорил мидиец, - С ностальгией ты опоздал на несколько тысячелетий... Ты давно уже не оллеанец, Ингирсу.

- Да, разумеется, - согласился тот, - Вы правы.

- Вот и славно, - кивнул Тона-Тау, - Вскоре я поручу тебе новое задание, в противоположной части Вселенной, и оно отвлечет тебя от этих мыслей, ну, а пока у тебя есть целый день, чтобы попрощаться с твоей родной планетой. Если ты хочешь этого, конечно...

До вылета оставалось меньше оллеанских суток, и Ингирсу вышел из альфа-модуля мидийского корабля, чтобы увидеть, чем стал Озерный край.

Он шел по Оллии, и его глаза отказывались верить увиденному: чудесные озера, по берегам которых он гулял, высохли или превратились в зловонные болота, а сами берега были изрыты, искорежены и усеяны трупами оллеанцев. Серебристолистые вельвы, не привыкшие к стоячей, болотной воде, погибли. Исчезли и птицы улль... Озерный край был мертв. Ингирсу смотрел по сторонам, и постепенно его охватывал ужас.

- Я не хотел этого... - шептал он, глядя на превратившийся в лужицу Сегер, и на уже полностью исчезший Ллир, - Я не хотел... - он отворачивался и видел целые рощи погибшего, кое-где уже почти истлевшего исиля... - Я не знал, - он в ужасе закрывал лицо руками, в надежде, что когда откроет его, то вновь увидит сверкающий, полноводный Озерный край. Он добрался до Ингио, от которого осталась лишь маленькая лужица, прошел по его обнажившемуся дну. Под его ногами был небольшой слой вязкого ила, песка, камней, останков каких-то озерных существ и, что больше всего поразило его, тысячи жемчужин. Он догадался, что олли, увидев, что Озерный край гибнет, наконец, осознали, что они наделали, и в ужасе побросали жемчужины обратно в Ингио. Но было уже слишком поздно. И теперь эти блестящие перламутровые шарики лежали у него под ногами, такие безобидные и никчемные. Он не нашел ничего, похожего на Ол. Существовал ли он в действительности, этот легендарный цветок - и был ли он теперь погребен под слоем ила и песка, или он был лишь плодом воображения - так и осталось для Ингирсу загадкой... Внезапно в грязи под ногами он увидел испачканный илом обрывок красной материи и узнал в ней лоскут его тирсианского платья, которое он надел на убитого Энгра, когда принял его облик. Его сердце не выдержало, и Ингирсу лишился чувств.

Придя в себя, он добрался до камней, на которых так часто любил сидеть Элиг Энгр, и, тяжело опустившись на них, стал вспоминать. Он вспомнил, как светились вечерами по берегам окна увитых цветами домиков олли, как покачивались на волнах, спрятав головы в свои розовые крылья, птицы улль, как шелестели серебристые листья вельв, как плыла по сиреневатым водам Ингио ладья Мийори, он вспомнил, как влюбленно слушал песню Ингио великий поэт Элиг Энгр. Образ синтерианца снова и снова вставал перед его взором...

Когда совсем стемнело, и его окружила непроглядная мгла, Ингирсу показалось, что из нее на него задумчиво, изучающее глядят те странные, сливающиеся с тьмой существа, которых Энгр называл рагрёссами. Энгр так и не раскрыл ему их секрет, именуя их то миражами, то снами, то воспоминаниями... но теперь Ингирсу точно знал, что рагрёссы - это воспоминания...

Ингирсу просидел на камнях до рассвета, и вернулся на корабль совершенно обессиленный и подавленный.

А уже через несколько дней он стоял перед Тона-Тау в его кабинете, во дворце, расположенном в центре столичного города Кермид, что на далеком холодном Миде, и принимал заслуженную награду из рук мидийца. Тона-Тау интересовал только оллий, ну, а добывать его из-под земли гораздо проще, чем из-под воды. Конечно, он был бы не прочь заполучить еще и сам Озерный край, но не вышло, так не вышло. Награждая Ингирсу, Тона-Тау слегка пожурил его за гибель Озерного края, сказал, что Ингирсу немного перестарался, но его все равно ждет награда и благодарность за успешно выполненное задание, и протянул ему чек на огромную сумму и тайный орден за заслуги перед ССС первой степени. Ингирсу, перед глазами которого теперь всегда будет стоять картина погибшего Озерного края, высохшие озера, изуродованные берега, высохшие деревья, лишь криво усмехнулся в ответ и, не произнеся ни слова, принял награду.

А уже через месяц он летел к системе Тригл с новым заданием Тона-Тау.

Давно потускнели, исчезли, растаяли в памяти ныне здравствующих обитателей разумной Вселенной тени цветочноголовых оллеанцев, легендарного Ола, великого поэта из созвездия Погибшего Парусника Элига Энгра, Хранителя Озер Мийори, его Главного Советника Райо, да и самого Тона-Тау-и-Науи, память о котором продержалась дольше всех, но и она померкла через несколько тысячелетий после его смерти в своем дворце на холодном Миде, где он погиб от руки оставшегося неизвестным убийцы, чей удар настиг мидийца через несколько сотен лет после описанных событий. А любимое детище мидийца, ССС, распался сам собой лет через сто после его смерти. От Элига Энгра остались его стихи, в которых запечатлена его любовь к Совершенному Поющему озеру Ингио, но никто уже не помнит и не знает, каким был этот чудаковатый синтерианец, а от самого Ингио почти ничего не осталось, лишь пара легенд о том, что было когда-то такое озеро, которое звали Совершенным... да еще та местность на Оллии, которая когда-то была дном Поющего озера Ингио.

И только я, быть может, единственное во всей Вселенной существо, которое помнит их всех так, словно это было вчера... И шум этого древнего дерева напоминает мне, как шелестели серебристые листья вельв и как пело в тишине Совершенное озеро Ингио...