Жуткий тюремный быт навел меня на грустную тему. Как легко потерять то, что принимаешь как должное. Как свыкаешься с добром и не ценишь собственного блага. Размышляя на эту скорбную тему, я пришел к мыслям о жизни и смерти. Как свобода повлияла на нашу жизнь? С какой стороны мы теперь оцениваем себя?
1 Свобода внешняя и внутренняя
А оценивать приходится. Стремясь к собственной выгоде, человек забывает о вечном, он становится похож на рационального робота. Посмотрите какое общество он создал! Эгоизм, конкуренция, деньги. В этом обществе действуют не люди, а экономические агенты. В них нет ничего святого, только стоимость. Все взаимодействие сводится к обмену, договорам, поиску преимуществ. Законы такого общества основаны на чистом расчете. Там нет справедливости - только учет интересов. Нет общего блага - только индивидуальная выгода. Нет цели - только жадность.
Поистине в этом обществе чего-то не хватает! Неужели свобода не способна ни на что лучше! К счастью способна. Человек не всегда поступает рационально. Вспомним, что свобода воли дает возможность выбора не только жизни и всего что для нее необходимо, но и смерти. Эта грустная нотка однако приводит к радостному финалу. Выбирая смерть свою, человек одновременно выбирает жизни других. Тех, которые ему близки и дороги. Отказывая себе в жизненных ресурсах, человек уступает их близким. В ситуации иррационального выбора свобода требует иного критерия, нежели выгода. И таким критерием становится добро. А человек приобретает свою вторую личину - морального агента. Действуя как моральный агент, человек создает иной разрез общества - не публичный и экономический, а личностный, персональный. В этом новом обществе действуют иные отношения - забота, жертвы, любовь, взаимопомощь, благотворительность. Там люди не ищут выгоды, они получают удовольствие отдавая. Они живут ради других. Они тратят свое личное время, силы и энергию. Они ограничивают себя в желаниях и потребностях, стараются не изменять, хотя, бывает, обманывают и даже бьют другу другу морды. Но потом обязательно жалеют и раскаиваются.
Это иное общество построено не на законах, а на обычаях, традициях, культурных нормах. В личных отношениях не действуют формальные правила, люди договариваются иначе - как подсказывает совесть. А совесть непредсказуема. Она иррациональна, как и свобода которая ее породила.
Откуда взялось это общество? Как и экономика, оно выросло из мира детерминизма. В том мрачном мире человек не только боролся за ресурсы. Он также отдавал. Но эти уступки были вынуждены. Сама природа диктовала их. Во-1-х, в одиночку никто не выживает. А стая требовала жертв. Во-2-х, воспроизводство было основано на взаимных потребностях. Их удовлетворение тоже требовало жертв. Можно сказать, что дело тут опять не обошлось без собственности. Только теперь ею стал сам человек - собственностью семьи и коллектива. И потому он служил им как служит любая собственность. Свобода избавила человека от принуждения. Но другие люди никуда не делись - мы по прежнему живем вместе. Став свободными мы опять хотим служить, но теперь по собственному желанию. Осознанная жертва свободного человека и общество "любви и долга" - это такое же прямое следствие свободы воли как и выгода и обмен. Оба общества неотделимы друг от друга. Человек приходит в мир на руках близких, растет опираясь на их любовь, а потом уходит на рыночный фронт, где воюет за свои замыслы и идеи. И победив конкурентов, отняв блага у чужих и далеких, он возвращается к своим и близким и отдает долги. А проиграв - возвращается за помощью. Личная помощь неотделима от безжалостного свободного рынка. Когда свобода обмена сужается до экономического принуждения, а выгода сменяется необходимостью, только мораль способна дать человеку веру и силы для нового старта.
Что же мы тут имеем, други мои? Мы имеем раздвоение человека на два лика - экономического хищника и домашнего кормильца. И раздвоение общества на две сферы - юридическую, конкурентную и публичную с одной стороны, и неформальную, товарищескую и персональную с другой. А если приглядеться, то и раздвоение самой свободы на внешнюю, выросшую на месте физического насилия, и внутреннюю, отпочковавшуюся от врожденных инстинктов. Внешняя свобода - это замена физического насилия экономическим принуждением. Свобода преследовать свою выгоду, порожденная необходимостью жить и потреблять. Внутренняя - замена социальных инстинктов принуждением моральным. Свобода дарить, жертвовать и благодействовать, вызванная необходимостью помереть с чистой совестью.
2 Великий конфуз
Конечно, это раздвоение с одной стороны несколько условно, поскольку иногда обе половинки трудно отделяются, а с другой - абсолютно, поскольку они полностью исключают друг друга. Люди долго и упорно пытаются слить их воедино, найти моральное оправдание выгоде и рациональное - морали. Откровенно говоря, такое деление - скорее дело отдаленного будущего. Все мы живем не только в мире насилия, но и в мире глубокого мыслительного конфуза. В условиях навязанной нравственности, урезанных экономических прав и кучи противоречивых идеологий. А также государства, которое одновременно является и экономической властью и моральным авторитетом. Учит жить и следит за порядком. Воспитывает и заставляет работать. Лезет в душу и заглядывает в постель.
Впрочем дело не только в этих страстях. Сам моральный выбор отличается тем, что стремится обьять необьятное. Получив способность оценивать все вокруг с позиции морали, человек, в точном соответствии с ее иррациональной природой, первым делом оценил сам моральный выбор. И разумеется признал его глубоко моральным. Иными словами убедил себя, что выбор добра есть добро. Иначе добро теряет смысл. Следствием этого парадокса стало превращение невинной, в общем, выгоды в зло. Человек стал считать свои вполне естественные побуждения негодными, нечестивыми и некрасивыми. К поруганию грубых "телесных" потребностей приложили руки и определенного склада моралисты, которые руки эти тут же бесстыдно грели - от пророков загробной жизни до идеологов братской любви. Были и попытки морально протестовать - обьявлять труд, бизнес и выгоду нравственно оправданными. Но как бы то ни было - нажива, барыш, навар, чистоган... ни одного приличного слова! Как и рынок, и капитализм - все это прочно отождествляется с эгоистичным, низменным, мелким. Противоречащим гуманному образу морального человека.
Мыслительный конфуз не позволяет рационально осмыслить этот парадокс. Морально оправдать предпочтение выгоды невозможно. Но и выгода, и жертва - одинаково естественны. В результате мы имеем неизлечимый невроз свободного человека. Который усугубляется еще одной причиной. Сам принцип функционирования двух сфер общества противоречив. Отьем у чужих и передача своим выглядит легко когда всех можно разделить на тех или других. Но сотрудничество приводит к завязыванию личных связей, а разрастание личной сферы приводит к отчуждению. Сотрудники становятся друзьями, а близким начинают завидовать и стараются не отставать в показном благополучии. Да и сам обмен многообразен. Одни и те же люди в одном случае кооператоры, а в другом - конкуренты.
И это еще не все. Свобода полна парадоксов. Она предоставила нам выбор. Мы можем выбрать выгоду, организовать экономику и построить общество. И мы можем выбрать жертву, создать коммуну и породить новое поколение цветов и радуги. Но что будет, если мы ничего не выберем? Свобода допускает и такую возможность. Не всякому человеку по силам выбор. Не все мыслят одинаково рационально или одинаково иррационально. Я уж не говорю о том, что некоторые вообще никак не хотят мыслить. И независимо от того мыслят они или нет, люди действуют. В результате их действий граница между альтернативами выбора, между способами мышления и в конце концов между выгодой и жертвой оказывается размыта. Кто-то начинает использовать близких в корыстных целях, предавая и продавая друзей и родных, а кто-то призывает любить всех как самого себя и попутно забрать всю собственность в общее пользование. Кто-то требует чтобы рынок стал нравственным и озаботился благотворительностью, а кто-то - чтобы государство пекло хлеб и шило брюки. И все эти случаи, увы, абсолютно естественны.
Впору спросить - так свободен ли свободный человек? Освободившись от детерминизма выживания и сделав пару свободных выборов, он оказался под спудом новой несвободы. С одной стороны он должен преследовать собственную корысть, а с другой - стремиться к общему благу. И отказаться ни от одного, ни от другого он не в состоянии. Все, что ему остается - выбирать между ними. Но чем яснее наша голова, друзья мои, - тем определенней выбор, меньше конфуза и больше свободы.
3 Справедливость
Следы Великого Конфуза затерялись в толще веков из которых до нас дошла путаница публичного и частного. В древнем мире сфера морали считалась публичным делом, поскольку она связывала и организовывала общество, а сфера экономики - чисто семейным, личным делом. Но и по прошествии толщи веков мы все еще считаем, что публичная собственность - там, где требуется долг и самоотверженность, а частная - там, где можно обойтись выгодой и личным интересом. И понять какая из них лучше - никак не удается. А это грозит затянуть переговоры о собственности, которые и так осложнены поисками равенства и справедливости, до бесконечности.
Иллюзорная близость морали и геометрии привела к самой успешной попытке философии рационально обьяснить общество, человека и свободу - "в свободном обществе все люди равны". Друзья мои, не стоит удивляться тому, что в общество попало понятие из мира математики. Чтобы понять эту логику философии, надо рассмотреть самую загадочную вещь после свободы - справедливость, приемную дочь Великого Конфуза. Сама по себе справедливость тоже пришла в общество из внешнего мира, только мира физики. Справедливость есть мера насилия, а если шире - мера недобровольного человеческого взаимодействия. Человек не может избежать насилия, даже если оно запрещено и благополучно сгинуло во тьме истории. Как мы помним, люди всегда могут просто столкнуться лбами. Поэтому ограничимся для ясности термином насилие.
Как две частицы сталкиваясь понимают какая из них тяжелее, так и люди, сталкиваясь лбами, понимают - они... равны. Причина этого в том, что на каждое действие физика требует противодействия. В результате человек отвечает добром на добро, а злом на зло. Или просто извиняется, предварительно наступив на ногу. Оценивая насилие на глазок и прикладывая его к моральной шкале, люди и пришли к справедливости. Справедливость - это адекватное насилие. Или в ответ на такое же насилие, или в ответ на нашу лояльность главному насильнику - власти. Пока жива власть, человек вынужден отдавать ей что-то свое. В ответ власть одаривает человека, отбирая у других. Справедливость наступает тогда, когда насилие власти пропорционально, равномерно и сообразно - т.е. когда члены насильственного коллектива так или иначе сравнены и уравнены.
"Физическое" равенство - следствие осознанной свободы, понимания того, что сила бессмысленна, что она больше не выстраивает иерархии. Как и свобода, равенство морально нейтрально. Но размышляя рационально и проникаясь одновременно моральным долгом, философы успешно перенесли физическое равенство из мира насилия в сферу выгоды, превратив его, таким образом, из физического в геометрическое. Новообретенное стремление к математическому совершенству вынуждает человека постоянно вмешиваться в сферу экономики, искать то, чего там нет и быть не может - экономичности, правильности, эффективности, оптимальности. Все это возможно только с точки зрения выгоды, которая всегда индивидуальна. Отрицая личную выгоду моральный философ подменяет ее выгодой коллективной, естественное - искусственным, реальное - идеальным. Вместе со справедливостью, он проталкивает в сферу выгоды и ее основу - насилие, препядствующее распаду коллектива и загоняющее общество в неизбывный круг конфуза. Вечной проблемой социальной, политической и моральной философии становится толковое обоснование вывода, соответственно, должного из сущего, желательного из имеющегося и хорошего из плохого. А вечным социальным мотивом морального человека - сочувствие к бедным и ненависть к богатым.
Как и свобода, справедливость полна парадоксов. Самый заметный в том, что человек оценивает так, словно он уже свободен, но оценивает насилие, отрицающее свободу. Как и выгода, справедливость является и предпосылкой, и следствием свободы. Демонтаж власти уничтожает насилие, но равенство остается. Равенство возможно только в результате свободы, но равенство отменяет свободу выбора. Равенство противопоказано личным отношениям, но мораль, возникшая из личных отношений, требует справедливости. Эти парадоксы гарантируют, что справедливость будет достигнута, а Великий Конфуз разрешен, только с абсолютной свободой.
4 Ценность человека
Вся глубина нынешней путаницы прекрасно иллюстрируется таким удивительным понятием как "право на жизнь".
В списке священных прав нынешнего человека это право занимает почетное 1 место. Трудно отделаться от ощущения, что это неспроста. Мало у кого вызовет сомнение такое не то что естественное, а прям-таки священное право. После такого остальные права как-то принимаются всем сердцем, уже не думая. Но в самом деле, оставив в стороне неоспоримый факт, что это не общество дает жизнь, задумаемся - что означает право на жизнь? Очевидно право в нем жить. Но право - не просто конструкция, а обязанности. Государство заботливо спасает нас от аборта? Добросовестно лечит? Охраняет день и ночь? Хоронит, когда мы умираем? Или мешает умереть, когда нам хочется?
Оно по большей части узурпировало все эти глубоко чуждые ему обязанности. Куда лучше у него получается запрещать. И потому перво-наперво оно запрещает насилие. Запрещает, насильно собирая с нас за это дань. То есть, мы все платим государству, чтобы жить. Право на жизнь - это обязанность платить за нее. То есть как раз нарушение этого права.
Священное право предполагает равноправие, если громко не заявлено обратное. И поскольку обратного что-то не слышно, надо признать - у всех нас есть одинаковое право жить. Иными словами - жизни всех нас равноценны. Но так ли это на самом деле? Я даже не говорю об очевидных фактах. Просто порассуждаем. Право - конструкция общественная. А значит и должна оцениваться с этой точки зрения. И с этой, публичной, экономической точки сразу видно, что жизни людей, как бы ни хотелось их обьявить равноценными, совсем не таковы. Для всего человеческого общества - огромной суммы индивидов, включая тех, кто еще не родился - великий человек не равен бомжу. Не был и никогда не будет. Польза, приносимая ими несопоставима. Однако заявить такое язык не повернется. Культура и экономика, жертва и выгода наложились друг на друга. Сконфуженному высокоморальному насильнику ничего не остается как признать всех равными, а вернее - равно-бесполезными. Изображать насильственно-равную заботу о всех. Да и как реально государство может оценить разницу? Как ему действовать, опираясь на эту разницу? Все эти вопросы показывают, что государственное право на жизнь - это не более чем моральная отрыжка, случайно попавшая из личной области в общественную. Но мораль известна своей двуличностью и коварством. Оставим бомжа в покое. Как насчет женщин и детей? Инвалидов и стариков? Насильников и защитников? Кем жертвовать ради человечества? Кого спасать первым?
Вопросы эти решаются людьми. Лично. Без помощи инструкции, закона или права. Нет универсальной ценности человека. Ценность есть всегда для кого-то. Для матери бомжа сын - бесконечно дороже самого великого гения. А влюбленные готовы жертвовать всем, включая родных. Нет и абсолютного права на жизнь. Оно абсолютно только в рамках субьективной морали. Лишить жизни врага - доблесть. Как и отдать свою ради друга. Все что требуется от общества - не лезть не в свое дело. Оставить мораль людям, семье, родным. Там, где жизнь дается и куда она уходит. Общество редко скорбит об ушедших. Рождение, забота, прощание - это все дела семьи и близких. Они решают, как долго заботиться пока человек растет, сколько поддерживать, пока он умирает, как содержать, пока он болен. Они же в конце концов и наказывают убийц - сами выбирая меру. Дело общества - лищь предоставить им такую возможность. Жизнь человека не принадлежит обществу - она принадлежит родным. Это и их право, и их обязанность.
5 Или стоимость?
Вы еще больше сконфузились, други мои? Задумаемся. Право на жизнь означает обязанность защищать. Но с какой стати общество должно кого-то защищать? Общество безлико. Это посторонние люди. В обществе любое деяние должно быть кому-то выгодно. Если совершается насилие - кто-то страдает. Значит он идет в полицию и требует защиты. К детективу - и требует расследования. В суд - и требует наказания. И везде платит. А потом получает с виновного компенсацию. Так и должно быть устроено общество. Оно все - лишь клубок личных интересов. А сейчас? Кто страдает? Государство? Ему плевать. Строчка статистики.
Но как же охрана и безопасность, спросите вы? Добровольно. Если не насиловать всех и каждого, уравнивая в правах, то есть шанс, что рациональные экономические агенты смогут выяснить кто сколько стоит. Нет, не убивая друг друга. А самим оплачивая свою безопасность. Люди имеют стоимость. Позволяя нам самим платить за себя, общество как раз и гарантирует каждому право жить - настолько, насколько каждый этого желает. И тогда вдруг выяснится, что законопослушый трудяга может расходовать куда меньше мошенника и кидалы. А скромный вежливый верзила - наглой распущенной девицы. Уравнивая нас в безопасности государство ставит под удар слабых и лишает сильных их преимущества. Ведь сила тоже может быть стоимостью.
Как видите, деньги даже тут могут сказать полезное слово. И конечно, наиболее веско оно будет звучать, если оставить мораль сконфуженным морализаторам. Стремясь к выгоде, люди продают все, что угодно, включая здоровье и жизнь. Это право свободного человека. Нельзя продать только свое имя, потому что оно и есть субьект права - то единственное, что действительно важно в нас публичной сфере, помимо наших денег. Накапливая стоимость, люди достигают новых возможностей. Желания человека влияют на рынок пропорционально его стоимости - желание богатого весит больше желания бедного. Как и жизнь. Для рынка люди - это инструменты. А сам рынок - инструмент по выяснению обьективной полезности каждого. И кстати, отсюда вытекает, что "новые" жизни равноценны. Не потенциально конечно. Но насколько - рынок потом сам покажет. Поэтому передача старой стоимости новой - наследование - очевидно нарушает принципы рынка. Значит ли это, что это - подход к рынку с позиций морали? Нет. Как раз в личной сфере новая жизнь неизмеримо дорога. Парадоксально, но только рынок позволяет сначала уравнять жизни, а затем взвесить. Ни государству, ни его навязанной морали это не под силу.
Завершая размышления о "естественных" правах, нельзя не заметить, что из всех этих прав - жизнь, свобода, ЧС, - только жизнь существовала до и вне общества. Это сильно проясняет вопрос о том, имеет ли общество какое-то касательство к ней. Жизнь - естественна, право на жизнь - нет. И конечно, мои сконфуженные друзья, все остальные "универсальные права человека", суетливо теснящиеся в очереди за этим главным - это никакие не права, а лишь морально-материальные претензии, с переменным успехом предьявляемые всемогущему государству. Необходимость их обеспечения надежно подпирает государственный пресс и демократию как его приводной механизм. Создает нужду в законодательной деятельности, придающей государственному насилию моральность и легитимность. Между тем, госправа на что угодно кроме свободы превращают людей в таких же циников как и оно само - зачем надрывать свою совесть, нервы и кошелек, если об это и так есть кому позаботится? Принуждение, во имя какого угодно воображаемого блага, деформирует не только экономику, но и мораль. Что, впрочем, само собой следует из понятия свободы.