Местность, где находился Алексей, когда-то была городом Афросиаб, но после того, как Чингизхан разрушил его, то жители заново отстроили его рядом и назвали уже Самаркандом. Сами же руины давно занесло глиной, песком, там росли кустарники, и иногда пасли скот. Сейчас же внимание Вороновича привлекли на археологические интересы, до которых ученые еще не добрались из-за войны, а грузовик "Студобекер", неторопливо двигавшийся по грунтовой дороге в сторону города. "Может, подбросят?" - подумал он и ринулся вниз, махая рукой. Из под ног скатывались камни и куски высохшей глины.
Водитель его приметил, притормозил, и когда журналист к нему приблизился, то обратил внимание на его недоуменный взгляд. Это был мужчина лет пятидесяти, азиатской внешности - скорее всего, таджик, в телогрейке и тюбетейке, на правой руке не хватало трех пальцев, видимо, из-за этого его не призвали на военную службу.
- Ассалому алейкум, - поздоровался Воронович, по-восточному приложив руку к груди. Традиции следовало соблюдать, чтобы не создать атмосферу недоверия и психологического отторжения, - это было личное убеждение Алексея и вложенные в голову телепатические рекомендации Сигизмунда.
- Вуаллейкум ассалом, - ответил тот, продолжая разглядывать Алексея. И только сейчас стало ясно, что же привлекло внимание шофера - странная одежда и обувь. Ведь на заключенном космической тюрьмы была красная полосатая роба с карманами и разными прибамбасами, сшить которую по технологиям второй половины двадцатого века невозможно, а также специальные туфли, и это вызывало какое-то подозрение. Более того, было видно, что она маловата для атлетической фигуры, но разве объяснишь каждому, что одежда снята с убитого бригадира из Кавказа лишь из-за крайней необходимости. Конечно, мародерствовать ранее Вороновичу никогда не приходилось.
Между тем, шофер спросил по-русски, понимая, что перед ним все-таки славянин:
- Кто вы?
- Я из геологоразведочной экспедиции, - соврал журналист, осознавая, что даже в это тревожное время в Средней Азии работали изыскательские партии в поисках необходимых для фронта и промышленности ресурсов. - Ребята остались там, - и он махнул рукой назад, - а меня отправили в город, нужно в Ташкент позвонить.
Объяснение успокоило мужчину: ну, наверное, у геологов это обычная рабочая форма. Сам же Алексей подумал, что необходимо от нее избавиться, чтобы не привлекать ненужного внимания.
- Садитесь, ака, - кивнул шофер, приглашая в кабину. Журналист открыл дверцу, и быстро влез на сиденье.
Шофер отжал сцепление, переключил рычаг и надавил на акселератор. Мотор заурчал, и грузовик двинулся дальше. Американская машина, поставлявшаяся в рамках ленд-лиза в СССР, оказалась неплохим транспортным средством, и сидевшие в ней оценивали ее технические возможности, в частности, легко преодолевались подъемы и спуски, не были барьером ямы и колдобины на дороге - не зря советские механики восторженно отзывались об этом грузовике. Алексей смотрел по сторонам - его разбирало любопытство. Ведь перед ним расстилался мир, который исчез почти полтора столетия назад. Самарканд конца двадцать первого века проецировался перед глазами совсем другим, чем нынешний, в военное время. В будущем это был мегаполис с двадцатью миллионами жителями, пятиярусный. То есть дома стояли на домах, а те - на других, устремившись в высь на полкилометра. Те, кто жил внизу, на земле, оказались практически обречены на нищету, болезни, страдания, ибо нижний мир из-за архитектурных и градостроительных норм, придуманных еще Исламом Каримовым, лишили солнечного света, свежего воздуха и продуктов питания, которых, кстати, выращивали не на полях - в теплицах третьих и четвертых ярусов. В общем, произошла поляризация населения на касты и кланы; чернь - "кора суяк"[1] - представляла собой маргинализированные и пауперизированные группы, в которых зрело недовольство; аристократия - "ок суяк"[2] - наживалась на эксплуатации большинства населения и использовала силу, чтобы подавить бунты и восстания. Между ярусами передвигались различного рода посудины, перевозившие грузы, и за всеми велся контроль дорожной полицией, располагавшей боевой техникой. Естественно, расцветала коррупция, сотрудники карательных органов не гнушались звонкой монетой, взимая дань как с контрабандистов, так и с простых сельчан.
Самарканд был знаменит своими историческими памятниками, сохранившимися до сегодняшнего дня. Еще с высоты кургана Алексей увидел порталы медресе Улугбека, Шер-Дор и Тилля-Кари, возведенных в разные периоды на территории Регистана. Это были восхитительные архитектурные сооружения с роскошной отделкой, включая и сусальное золото. В конце двадцать первого века они были укрыты гигантским стеклянным куполом, сохранявшим здания от разрушения и эрозии при помощи вакуума, вход туда разрешался только исследователям в соответствующих костюмах. В юго-западной части города располагался мавзолей "Гур-Эмир" - фамильная гробница Амира Темура, средневекового владыки Самарканда и созданного им Империи, простиравшейся от Индии до Сирии. Возведенная еще в 1404 году, она постепенно разрушалась, пока советская власть не решилась в пятидесятых годах двадцатого века начать реставрационные работы. Кстати, с именем Темура ходила легенда, в частности, пересказывалась история о трех стариках, которые подошли к археологической группе Герасимова и предсказали ужас, если могила захватчика будет вскрыта. Археологи не поверили, извлекли останки Сохибкирана, изучили и вернули на место, однако через несколько дней началась Великая Отечественная война. В мистику Алексей не верил, только первый президент-диктатор Ислам Каримов считал, что дух этого завоевателя дает ему особую силу, и поэтому стремился не только восстановить имя владыки, но и сделать символом узбекской государственности. Не зря на каждом боевом звездолете стоял оттиск фигуры Тамерлана. При Гульнаре были проведены новые строительные работы, и мавзолей превратился в неприступную крепость - кроме самого Темура и его наследников, туда возложили прах младшей сестры принцессы - Лолы Каримовой-Тилляевой, ее детей, а также супруги Ислама Абдуганиевича - Татьяны Акбаровны. Теперь это была усыпальница и семьи Каримовых, считавшихся как бы потомками той средневековой личности. Как известно, самого "Человека, определившего эпоху", уложили в гробницу "Дворец Международных форумов", циклопическое и уродливое здание, соотверенным по замыслу Каримова для самого себя же.
Это будет в будущем, а сейчас "Гур-Эмир" был полуразрушенным сооружением. Мозаика из светло- и темно-голубой глазури расписывали стены и барабан, и этот геометрический орнамент сверкал на солнце яркими огнями. Могильная плита из мрамора и оникса скрывала прах Амира Темура, а вот в верхней части находилась вторая надгробная плита из большого куска нефрита. Именно сюда часто спускался Ислам Каримов, чтобы получить духовную (или астральную) поддержку от того, кто покоился здесь много столетий. Что касается Алексея, то мавзолей был известен ему по видеопрограммам и стереофотографиям, в его же время доступ сюда был запрещен и находился под охраной Министерства по демократизации. И где-то здесь обычно игрался маленьким Ислам, впитывая ауру кровавого захватчика, покоившегося в этом мавзолее.
Алексей неплохо знал историю своей родины. Самарканд считался Эдемом Востока, и поэтому притягивал сюда как поэтов и мудрецов, ремесленников и богословов, так и захватчиков и разбойников. Много тысячелетий назад здесь шли сражения, и сюда двигал свою армию царь из династии Ахеменидов - Кир, потом появился и Александр Великий, который разрушил город, восставший вместе с отважным Спитаменом против македонцев. Сюда тянулись империи с разных концов Евразии, и поэтому Самарканд входил в государства Селевкидов, Греко-Бактрии, затем Кушанского царства, Эфталитов и Тюркского кагангата, арабского халифата и многих других, а позже и России. Почему-то из памяти всплыли стихи одного из неизвестных поэтов конца двадцатого столетия, которые Алексей вычитал из Интернета:
"Эй, поруганный соплеменниками,
Опозоренный вконец,
Где источник "Хаешь смерти!"
Где дорога, наконец?!
Долго ль жариться мы будем,
Умирать среди песков?
Иль испробовать ты хочешь,
Меч у Дария каков?
Проводник - все тело раны,
Кровь темнеет на песке,
Молвил дерзко "Согдиана"
Рядом здесь - в недалике".
Вот четыре перехода,
Тяжких,
Смертных,
Не видать конца походу,
Согдианы не видать.
Позади в песках горячих,
Трупы доблестных лежат,
Тех, кто обрывает плачи,
Саблей острой наотмашь"[3].
Это была поэма о Самарканде, о древних временах, когда люди самоотверженно защищали свою родину от чужеземных орд. И ныне самаркандцы проявляли отвагу на фронтах Великой Отечественной войны. И там, в Белоруссии, оккупированной фашистами, с белорусами, узбеками, таджиками, грузинами, евреями, русскими, эстонцами сражался прадед Алексея, не ведая, что его потомок сейчас находится в одном из городов Узбекистана.
- Вы коммунист? - вдруг спросил шофер.
- Конечно, пять лет как член ВКП-бэ, - опять соврал Алексей. Не стал он пояснять, что коммунистическая партия более ста лет как запрещена в Узбекистане, хотя сам Ислам Каримов начинал свою карьеру как глава республиканского отделения КПСС. Впоследствии он и поставил крест на идеях Маркса и Ленина, и при этом не отказался от сталинских методов управления экономикой и обществом. Воспитанный в самых худших традициях коммунизма, он создал квазидемократическое государство, в котором партии, парламент, конституция и прочее были просто ширмами, скрывавшими репрессии и коррупцию.
Шофер кивнул и больше не спрашивал ни о чем. Зачем ему была эта информация журналист так и не понял. Грузовик въезжал в город. Людей было много, но в большинстве своем это старики и женщины, а также дети. Понятное дело - мужчины были на войне, и лишь некоторые из них служили в милиции или частях, что стояли в Самарканде. Везде висели плакаты с коммунистическими лозунгами и символикой. Да и одежда у многих была полувоенной, хотя женщины в больше части носили национальные платья, а старики предпочитали чапаны[4]. Дома, где проживали самаркандцы, в основном были глиняные, древние комплексы - мечети и медресе - из узкого жженного кирпича; кроме того, в городе еще в период русской царской колонизации было отстроено много кирпичных строений, которые ныне служили для административных целей, чаще всего, в них размещались органы управления, порядка, торговли, производства. Тут Алексей обратил внимание на газету, что была свернута в трубочку и находилась у ручки сцепления.
- Можно почитать? - спросил о у шофера. Тот махнул рукой - бери!
Воронович развернул ее. Перед ним оказалась "Правда Востока", центральная газета Узбекистана. Самыми главными в ней были не тексты - они меньше всего интересовали, ибо история той поры в той или иной степени известна всем и статьи не несли ничего нового, а дата: 2 октября 1944 год. Газету можно считать свежей, значит, сегодня начало октября. "Ислам Абдуганиевич родился 30 января 1938 года, получается, что ему сейчас почти семь лет", - призадумался журналист. Тогда он или в школе, или дома, или где-то шатается по улицам. В любом случае, можно ненавязчиво поинтересоваться на базаре "Сиаб", уж там старушки не могли не приметить пацана, который прославился воровством дынь и арбузов.
- Брат, где тебя высадить? - спросил шофер, когда "Студобекер" стал петлять по узким улочкам. - Я еду в заготконтору...
- А прям здесь и притормози, я пойду в горисполком, - сказал Алексей. Где располагалось данное учреждение он не знал, однако спросить можно было у любого человека на пути.
Грузовик остановился, и журналист вышел из кабины. К его счастью, в этот момент никого не было на улице, а любопытного взгляда на его одежду не миновать у любого прохожего. Естественно, возникнут вопросы, которые люди заходят разрешить в ближайшем отделении милиции - встречаться с работниками НКВД в планы не входило. Машина зафырчала и двинулась с места. И тут Алексей заметил, что с борта свешиваются какие-то тряпки, и он, подпрыгнув, подхватил их. Это были грязные брюки и куртка, видимо, какого-то автомеханика, оставившего в кузове, но эта спецовка сейчас больше всего соответствовала духу времени. Оглядевшись, и увидев, что до сих пор никого нет рядом, Воронович подбежал к одиноко стоявшему дереву рядом с каким-то глиняным домом и дувалом[5] и стал быстро переодеваться. Самое удивительное было то, что скинуть тюремную робу оказалось легче, чем надеть штаны и куртку прям на голое тело. И выворачивая одежду с "Ислама Каримова", неожиданно увидел бренд Guli. "Ого, оказывается шмотки для зэков шили фабрики, принадлежащие Гульнаре Исламовне, вот уж никогда бы не поверил", - хмыкнул журналист. И тут он вспомнил, что был указ президента, что всех усопших тоже необходимо одевать в специальные изделия исключительно марки Guli, кто игнорировал в дальнейшем жалел об этом, могло случиться и так, что после беседы с инквизиторами из Министерства по демократизации самого одевали в похоронную одежку и клали в гроб. После этого Каримову прозвали в народе "похоронных дел дизайнер". Нужно сказать, что ее одежда для мертвых имела не траурную окраску, а расписана в разных цветных стилях, модными ободками и с комбинациями узорной золотошвейной вышивки, словно, мертвец радовался своему уходу в иной мир. Она и своего усопшего отца приодела в такие наряды. Естественно, это вызывало глухой протест, но открыто высказаться люди боялись.
Приходилось торопиться, потому что даже факт уличного переодевания мог вызвать подозрение у любого, кто вдруг появился бы рядом, и Алексей не знал, что с ближайшего окошка на него смотрят внимательные и настороженные глаза. Когда все закончилось, то встала очередная проблема - что делать в робой? Носить с собой? Или оставить на месте? И тут пришла идея: бросить на дерево, благо осень еще не успела оголить крону, и среди желто-красных листьев можно припрятать одежду почти идентичного цвета. И размахнувшись, журналист бросил ее наверх. Роба затерялась среди веток. Что касается туфлей, то им замены не было, хотя тоже не сложно было их заметить и понять - это изделие явно не из СССР. Пришлось быстро нагнуться и замазать обувь глиной, благо рядом была лужа от вчерашнего дождя - теперь никто внимания не обратил бы.
- Уф, - облегченно вздохнул Алексей, вскочил. И широким шагом двинулся в сторону базара, где можно было поинтересоваться у продавцов или покупателей, где проживает семья Каримовых. Из истории он знал немного, ибо реальная жизнь будущего тирана скрывалась от публики, а автобиография фактически оказалась фальсифицированной. Например, никто не мог ответить на вопрос, кто был отцом Ислама - иранец Абдугани Каримов, который в момент рождения сына уже несколько лет находился в исправительном учреждении за хищение государственной собственности, или некий Мирзокандов, самаркандский еврей, - руководитель заготконторы сельхозпродуктов, куда, кстати, и ехал тот шофер, - который в тяжелые минуты поддержал оставшуюся одну с детьми таджичку Санобар, видимо, не безкорыстно. Ведь иначе как объяснить, что при живых родителях маленький Ислам провел несколько лет в детском доме, озверев на весь мир. "Может, корни его психологии лежат там, и все наклонности к жестокости, лжи, насилии сформированны одиночеством и чувством изгоя?" - подумал в этот момент Алексей. Но как бы там ни было, однако спустя многие десятилетия этот пацан станет кровавым палачом узбекского народа, а его потомки будут не один год высасывать ресурсы из страны и насиловать граждан.
Алексей прошел мимо кафедральной мечети Биби Ханым, считавшимся жемчужиной архитектуры тимуридов. Она находилась недалеко от главных городских ворот Аханин в северной части Самарканда. Из истории Воронович вспомнил, что Биби Ханым была любимой супругой Сохибкирана, и в ее честь тот возвел эту громадную и уникальную мечеть - в 1399 году, когда Амир Темур начал военную компанию в Индию. Время и природа сделали свое дело - мечеть разрушалась, а у советской власти не было на этот момент ни сил, ни средств, ни политического желания для поддержания здания на должном уровне. И не смотря на это она функционировала, хотя людей было в ней мало - в основном старики.
Город жил, хотя не так бурно и весело - все-таки страна воюет. Было много людей в военной форме, которые с серьезными лицами двигались куда-то или несли что-то. Только детвора еще не осознавала тяготы времени и предавалась играм и развлечениям. Алексей проходил улочки и пытался найти среди подростков того, ради которого он и прибыл из будущего. Мимо него шли женщины в гражданских, полувоенных костюмах, а также старушки в парандже. Везде слышалась таджикская, узбекская и еще реже - русская речи. На журналиста внимания не обращали, и это было наруку - чем меньше проблем, тем легче выполнить задание.
Рынок "Сиаб" был когда-то большим, и чем здесь только не торговали - все-таки Восток есть Восток, но сейчас оказался он не столь многолюдным. Ибо мужская часть ушла на фронт, и лишь комиссованные по состоянию здоровья стояли у прилавка и продавали фрукты и овощи для местных жителей, а также эвакуированных граждан и раненных, проходивших лечение в госпиталях города. Были также и женщины с различными товарами домашнего производства, и к ним направился Алексей. У продававшей леденцы "новот"[6] - худой и высокой тридцатилетней женщины в платке - он спросил по-таджикски:
- Я ищу мальчика по имени Ислам Каримов... Ему около семи лет... Вы знаете такого? Где он может быть?
- Это сын Санобар? - с ухмылкой переспросила та. - Той самой, муж которой Абдугани сидел?
- Да...
- Знаю, знаю... паршивец еще тот!.. Хулиган, воришка! Отец был вор, и сын тоже!
Алексей хмыкнул: она еще не знала, какими оборотами из государственной казны в будущем будет крутит повзрослевший самаркандский дынный воришка. Тут в разговор влезла другая женщина - с плоским лицом и укутанная в теплые накидки, более старшая по возрасту, которая возмущенно воскликнула:
- Матлюбахон, о чем ты говоришь! Какой Абдугани отец Исламу! Ты забыла, что отцом стал Исхак Мирзокандов... Он-то, джугут[7], ее соблазнил, пока муж был в тюрьме, и она ему приплод принесла. Взамен он давал ей продукты, чтобы не померла и других детей содержала...
- Вай, Феруза-опа, вы так говорите, словно сами хотите полезть в постель к Исхаку! Стыда у Санобар не было... Как можно было изменить мужу?.. Ведь когда Абдугани вернулся в 1941 году, то увидел кроме законных детей еще и незаконного, и как он скандалил с Санобар - мы слышали за двадцать домов! И по требованию мужа Санобар отправила сына Ислама в детский дом, не хотел Абдугани признавать его своим сыном! И правильно сделал! Опозорила Санобар всю семью, осрамила мужа!..
Старшая женщина набычилась и злобно прошипела:
- Молчи, дура! В 1937 году был голод, и куда ей было деваться? Нужно было детей кормить, и поэтому пошла на измену. А Исхак - богатый мужчина, из знатного рода самаркандских купцов, он-то помог семьей не помереть с голоду. Так что пожалеть следует Санобар. Она очень хорошая женщина...
- Зато имя-то у Ислама другое - Исхак, мы-то знаем, что его отец - самаркандский джугут, и он, значит, тоже еврей... И что лишь жалость к ребенку, которого отправили в детдом, заставила Абдугани вернуть его спустя год... Только этот мальчишка - сын шайтана, издевается над сверстниками, бьет девочек, мучает животных... И ворует дыни! Три дня назад его поймали, когда дыню утащил у колхозника Ибрагима-седого, и уши ему открутили, Абдугани пожаловались. А тот что может сделать - не его же приплод! Зато потом милиционер Гулямов расстрелял Ибрагима-седого, якобы, тот готовил заговор против секретаря райкома...
Слушая это, Алексей понимал, что реальная биография Ислама Каримова отличается от опубликованной. Хотя в некоторых документах ему удалось прочитать, что в детстве будущий диктатор и палач считался парнем с плохим воспитанием и характером, отличался жестокостью и вспыльчивостью, бросался на учителей с ножом за то, что те ставили ему низкие оценки, и никакой золотой медали ему не вручили - недостоин ее был Ислам Абдуганиевич. А потом он и отца - не биологического! - избил, потому что тюремное заключение того в 1930-х годах за мелкое хищение социалистического имущества мешало Каримову вступить в Коммунистическую партию и начать карьеру чиновника; ведь родственные связи отслеживались различными структурами на всех уровнях, и такой огрех родственника сулил немало проблем. Именно тогда разорвались отношения сводных сестер Ибод и Кундуз с Исламом, когда на их глазах Исламом был изувечен отец-старик...
Краем глаза Алексей приметил, как к разговору прислушивается какая-то старушка, делавшая вид, что продает лепешки. Взгляд ее был недобрым и каким-то зловещим. Однако время терять ни на разговоры, ни на эту подозревающую нечто старушку не стоило. Нужно было найти мальчишку, и Воронович, прервав спор о происхождении мальчишки, спросил:
- А где мне найти Ислама? Где чаще всего он бывает?
Молодая махнула в сторону комплекса "Шахи Зинда":
- Он утром ушел туда, в руках были мешки. Наверное, зверствует на святом месте. А обычно его можно найти у "Гур-Эмира", играется сам собой...
Поблагодарив женщин, Воронович поспешил к указанному месту. Вообще-то это был мемориальный комплекс, считавшийся одним из самых великолепных на Востоке. Только в нынешнем состоянии великолепия осталось мало. Известно, что еще в последние годы правления Ислама Каримова здесь велись реставрационные работы, которые практически изменили суть и значение некрополя. Но уже тогда оппозиционеры говорили о не только фальсификации работами исторического значения памятника, но и хищениях средств, выделяемых из госбюджета и иностранных источников. Следует отметить, что еще позднее Гульнара Каримова продолжит дело ота и полностью скроет "Шахи Зинда" от людского взора огромным куплом.
Алексей шел, оглядываясь по сторонам. Пацана нигде не было видно. "Наверное, он внутри комплекса", - решил журналист и стал подниматься по жженным кирпичам наверх. Вообще некрополь находился на возвышенности, прям недалеко от того места, где когда-то располагался город Афросиаб. Это была постройка 12-16 веков, место захоронения царственных особ и знати. Ансамбль начинался с места погребения легендарного Хусейна, двоюродного брата пророка Мухаммеда, чье прозвище было "Шахи Зинда" (Живой царь). Сейчас сохранились лишь постройки 14 века, но и они создавали своеобразную ауру какой-то магии и величия. Деревья скрывали своими кронами надгробия. Сейчас людей здесь не было, лишь какой-то старик по вечерам обхаживал эти места и приводил в порядок, подметал и полевал дорожку.
Алексей стал оглядываться, и тут до него донесся дикий кошачий визг. Он поспешил на звук, и через двадцать метров увидел кошмарную картину.
Худой мальчишка семи лет, в грязной и бедной одежде, в галошах на босу ногу с ожесточением душил кошку, держа ее на весу правой рукой. Рядом с ним уже лежало три трупа животных, которым проломили черепа камнем. Очередную жертву Ислам - а это был именно он, Алексей сразу признал в нем будущего президента! - лишал жизни при помощи веревки. Кошка дергалась на петле, пыталась вырваться, однако пацан левой рукой бил ее палкой и злобно хохотал. Процесс умерщвления вызывал в нем бурю положительных чувств, он наслаждался моментом. Может, таким образом маленький Ислам сливал свою ненависть, которая копилась эти годы по отношению к сверстникам, соседям, родителям, а также товарищам по детскому дому.
Алексей не выдержал этой сцены, подскочил, вырвал кошку из петли и положил на могильную плиту. Однако было поздно - бедное животное издохло, лишь пена стекала с пасти. Подняв глаза, Воронович столкнулся с горящим взглядом, полным ненависти и презрения. Мальчишку колотило от того, что кт-то вторгся в его интересы. Он прохрипел:
- Чего тебе? Ты помешал мне убить кошку...
Тут журналист заметил три мешка, в двух которых что-то копошилось, видимо, там были другие домашние животные. Ничего не сказав, он присел на колено, взял в руки мешки, отвязал узел на них, и из оттуда выскочили ошалевшие кошки, которые, мяукая, прыжками преодолели застройки и исчезли среди деревьев и могил.
- Дурак, ты зачем их отпустил? Ты помешал мне убить их! - орал в негодовании Ислам Каримов, топая ногами и брызгая слюной. Пацан исходился в ненависти к неожиданно возникшему человеку, который не позволил ему довести интересную экзекуцию животных. Бог ты мой, ведь это начало - позже будут тысячи замученных и убитых по его приказу в тюрьмах и колониях, а некоторых из числа оппозиционеров и предавших чиновников он самолично расчленит.
Алексей привстал, ничего не ответил, а стал рассматривать того, кого он сейчас должен убить - ведь именно для этого была провернута вся операция на Нептуне. Теперь он понимал, откуда идет все зло. Когда-то Ислам стал объектом нелюбви, презрения, издевательств, потому что считался незаконнорожденным, но после он уже отвечал всему народу террором и репрессиями за пережитые годы унижения. Так что вина лежала на всех, кто имел какое-то отношение к семье Каримовых, к воспитанию Ислама. Все негативное, мерзкое, гнусное накладывалось слоями на душу этого пацана, ожесточало и превращало в нелюдя. И то, что он сейчас творил на кладбище "Шахи Зинда", было подтверждением его психической неуравновешенности и кровожадности. Жаль, что живущие ныне не знали, какое чудовище растет в Самарканде.
- Ты чего на меня смотришь? Я тебя не боюсь! - рычал Ислам. В его глазах горел огонек, от которого становилось не по себе - это был настоящий сын дьявола. И не зря небесная тюрьма носила его имя, ибо тоже было порождением чего-то мерзкого и зловещего.
- Я знаю... Я знаю, кто ты и кем станешь! И мне понятно, почему ты такой, - ответил по-таджикски Алексей, переминаясь с ноги на ногу. В душе его росла растерянность. Он боялся сам себе признаться, что растягивал время, ибо никак не мог решиться на убийство. Да, перед ним палач... но ведь таким он станет в будущем. А сейчас просто пацан, психику и мировоззрение которого сформировали окружающие люди и обстоятельства. Может, если был бы пистолет, то Воронович просто бы закрыл глаза и выстрелил... Но оружие было утеряно в схватке с Гулямовым, а просто руками удавить мальца не хватало решимости. Ведь до этого он воевал, то есть был солдатом, убивал, но те были реальные враги, взрослые, а сейчас должен был стать просто палачом, причем ребенка... Пускай, позже народ будет презирать Каримова и мечтать о его смерти, и в этом будет справедливое отношение к диктатору, но реального суда над ним не было, и убивать до того, как все это сбудется - тоже как-то неправильно. Алексей искал оправдания, чтобы не сделать того, для чего и был отправлен в прошлое аж с Нептуна.
"Ох, как трудно... Не могу это сделать", - думал он.
Никогда Алексей не был в таком мучительной нерешительности. Стоял и просто смотрел на мальчишку, который сердито пнул по мертвым кошкам, взял мешки и буркнул мужчине, как бы между прочим:
- Я еще найду кошек и всех их убью. А потом, когда вырасту, найду тебя и убью тоже!
- И правильно сделаете, Ислам Абдуганиевич, - раздался вдруг чей-то знакомый голос за спиной Алексея, причем на чистом русском языке. Тот резко обернулся и обомлел.
Перед ним стояли шестеро мужиков. Все в форме милиционеров. Пятеро из них нацелили на Алексея автоматы ППШ, а один - в форме лейтенанта, мужчина лет пятидесяти пяти, - направил на грудь пистолет ТТ. Долго сомневаться не пришлось, журналист признал в нем того самого Гулямова, который был надзирателем на космической тюрьме, и который всего пару часов назад пытался задержать его на Нептуне. Только нынешний Гулямов сильно постарел, ему было лет пятьдесят с хвостиком. Лысина, морщинистое лицо, седые усы...
- Ну и живучий ты, вертухай! - процедил сквозь зубы Алексей. Почему-то он не удивился появлению этого человека, хотя не мог понять, как все произошло? Ведь того должно было откинуть в совершенно иное время и миры.
- Живучий, живучий, назло тебе! - ехидно ответил тот, не убирая пистолета от цели. - Не особенно-то сопротивляйся! Знаю, Алексей, ты мужик крепкий, шустрый. У меня в руках пускай архаичное, но все-таки оружие, а от пули тебе даже при всей ловкости не уйти!
Вороновичу было что ответить:
- Меня не страшит моя смерть. Но пацана я успею удавить до того, чем пуля настигнет меня!
Гулямов отдал приказ, и милиционеры сделали шаг навстречу к журналисту. Тот напрягся, однако понимал, что убить маленького гаденыша не сможет. Все-таки есть разница - убить взрослого, жестокого палача и пацана, который только начал кровавый путь... Но выиграть время нужно было, чтобы что-то предпринять. В голове роились разные идеи, но ни одна из них не подходила.
На кладбище было тихо. Лишь воробьи скакали по ссохшейся траве, ловя кузнечиков. Ветер шевелил кроны деревьев, которые издавали музыку осени.
- Не торопись, Воронович, ведь мне есть тебе что сказать... - ухмыльнулся надзиратель. У него был припасен сюрприз для заключенного из будущего.
- И что же именно?
Ислам Каримов смотрел на разговор взрослых, ничего не понимая. Он всего лишь стучал палкой по трупу, словно хотел оживить кошку и снова умертвить, хотя последнее ему нравилось больше, нежели первое. Милиционеры никак не реагировали на слова Алексея, они нацелили на него автоматы и ждали команды. А тем временем вертухай продолжал:
- Знаешь, я ведь нашел предков бригадира Ешуа Файзуллазаде... Они жили в Баку...
Интонация, с которой была произнесена эта фраза, насторожила:
- Почему жили?
- Потому что их уже нет. Я попросился в командировку на Кавказ, собственноручно расстрелял их за антисоветскую деятельность, хотя ничем подобным они не занимались. Просто быстро сфабриковал дело и в тот же день отправил к праотцам. Так что в будущем не будет Ешуа Коскиновича, так как прервалась цепочка поколения! И Нодиру Ахмаджанову не с кем будет кроить время в гомосексуальных утехах... шарманда[8]! И мне полное удовольствие разделаться с этим транссексуалом-гомодрилом!
- И к чему ты клонишь? - нахмурился Алексей, ощущая какой-то подвох.
- А к тому, что некая Мария Александровна Воронович сейчас находится в детском доме Самарканда...
Тут журналист напрягся. Мария была его прапрапрабабушкой, эвакуированной из Минска в Узбекистан еще в 1941 году. Ее отец в это время сражался на фронте в составе Белорусского фронта. Об этом Алексей знал из семейной летописи, видел фотографии тех времен, читал воспоминания родных и близких... Теперь становился ясным намек милиционера.
- Ты понимаешь, что я могу повторить это и с ней. Нет ее - не станет и тебя... Время - это такая хитрая вещь... Как легко повлиять на события... Ведь ты с этой целью прибыл сюда, не правда ли? Я ведь помню крики Ахмедова и Абутова. Спустя много лет, я догадался, что вы делали на Нептуне... Ах, какой же был хитрый этот академик! Но историю переиграю я, а не вы, бунтовщики и охламоны!
Ворнович понял, что проиграл. Сейчас ситуация была не на его стороне, и поднял руки.
- Чего ты хочешь? - поинтересовался он.
- Отойди от хазрата Каримова! - прохрипел Гулямов строгим голосом, давая понять, что не шутит. - Не играй со мной... Я не позволю тебе повторить твои штучки, что делал на "Исламе Каримове" или на Нептуне!
Алексей сделал два шага в сторону. Один из милиционеров передал другому свой автомат, сам подбежал к журналисту, приказал ему протянуть руки, и когда тот выполнил команду, то быстро нацепил наручники. Щелк замка означал, что миссия провалена. После милиционер обыскал задержанного, но ничего не нашел.
- Я бы тебя расстрелял прям здесь, но с тобой хотят поговорить, - с неудовлетворением в голосе произнес Гулямов. - Поэтому свое удовольствие отложу на некоторое время...
- Кто?
- Увидишь, узнаешь... не торопись. Тебе-то спешить уже некуда...
Потом он подошел к Исламу, присел на левое колено и, приложив руку к сердцу, сказал с почтением в голосе:
- Хазрат Каримов! Не беспокойтесь! Вас мы будем охранять всю жизнь! У вас великая миссия в будущем! Пока мы здесь - вам не о чем беспокоиться!
- Я хочу кошек!
- Сегодня же вам найдем еще три мешка кошек и собак, мои люди вам доставят. Не уходите отсюда, играйте сколько душе влезет. Если хотите, то дадим пистолет, можете стрелять в них. Или керосин - сожжете заживо! То, что вы делаете, хазрат Каримов, вам пригодится в будущем.
Произнеся это, Гулямов не врал, он действительно готов был заступиться за будущего главы узбекского государства. Тут Алексей вспомнил оброненную фразу на базаре, что некий милиционер убил какого-то продавца дынь за то, что тот поймал и наказал малолетнего воришку... Значит, этот вертухай осуществлял миссию защиты, не жалел никого ради Каримова. Но как он догадался, что прибудет Алексей? И что именно здесь следует искать их - Ворновича и Ислама? И вообще, как он попал сюда? Чуть позднее Гулямов ответил на эти вопросы.
Привстав, милиционер поправил фуражку и сказал:
- Так, Воронович, давай вниз... И без фокусов, пожалуйста. Сам знаешь, что произойдет с тобой, если твоя прабабка умрет, не успев оставить следующее поколение!
С этим не стоило спорить, и Алексей только кивнул. Потом в окружении милиционеров, которые не спускали с него глаз и буквально тыкали в тела стволами ППШ. Редкие прохожие, которые шли в сторону города, смотрели на арестованного с нескрываемым презрением и враждебностью - они подозревали, что это немецкий шпион или враг народа - иначе как объяснить такое количество сотрудников НКВД? Но на них Воронович не реагировал, он обдумывал положение.
Внизу ожидал их "воронок" с водителем. Гулямов приказал перебираться Алексею на заднее сиденье, сам сел спереди. С двух сторон к журналисту подсели двое милиционеров. Оставшиеся трое вскочили на лошадей.
Машина двинулась, но ехала она медленно, ибо дорога не располагала к быстрой езде. Всадники двигались следом. Было ясно, что они едут в горотдел, и пока было время, Алексей решил поинтересоваться:
- У меня есть вопрос...
Гулямов, видимо, это ожидал, поэтому кивнул:
- Давай... Что интересует? Как я попал сюда?
- Вы угадали.
Милиционер хмыкнул:
- Честно говоря, я не знал, что вы творили там, на Нептуне. Затянуло меня в эту странную воронку раньше тебя и вышвырнуло в прошлое дальше настоящего времени. Свет померк в моих глазах, а когда очнулся, то увидел себя лежащим в казахстанских степях. Вначале не понял, на какой планете я и что это за место. Скафандр не снимал, ибо не знал, какая опасность меня поджидает, а прямо в нем прошагал около ста километров, пока не увидел юрту, где жили люди, и пасущихся рядом лошадей. Это были степняки. Я вошел внутрь и перепугал все семейство. Взрослые и дети подняли крик, двое нацелили на меня ружья, и мне пришлось их всех пристрелить. Правда, одного молодого я оставил в живых, чтобы допросить. Он мне и поведал, что сейчас 1923 год, страна в руинах и хаосе от Гражданской войны, власть переходит коммунистам. Отряды басмачей сражаются с Красной Армией. И я понял, что нахожусь на Земле, только в далеком прошлом...
Машина продолжала движение, охранники не спускали глаз с Алексея, но не вникали в рассказ командира, а тот не боялся при них сообщить нечто странное. Вполне возможно, что это была форма допроса иностранного шпиона, о чем им, рядовым, знать не положено. Гулямов продолжал:
- Было ясно, что пути назад у меня нет. На Нептун не вернуться, да и не зачем, ведь еще не скоро корабль "Ислам Каримов" будет вращаться у этой планеты. Надо было выживать в новых исторических условиях, найти место, путь... И тогда я решил примкнуть к коммунистам, ибо я знал, что в течение семидесяти лет власть будет принадлежать им. И мне легче будет выжить. К тому же я все-таки сотрудник Министерства по демократизации, которое стало правопреемником милиции. Поэтому закопал свой скафандр, натянул на себя одежду, что нашел в юрте. Потом зарезал казаха, чтобы тот меня не заложил, и тронулся в путь. Я добрался до Ташкента, вступил в ряды Красной Армии, сочинив байку о своем крестьянском происхождении, мол, батрачил на баев - и эта сказка прокатила. Знаешь, мои навыки и опыт пришлись ко времени. И мне понравилось жить здесь. Ведь работа осталась прежней: вешать, казнить, пытать недовольных коллективизацией, процессом разрушения церквей и мечетей, конфискации имущества, отказом от национальных традиций и культуры. Я работал на прогресс...
- Да-да, не сомневаюсь, - усмехнулся Алексей. - Этот прогресс запомнился на столетия! Россию и ее окраины отбросили в прошлое...
- Не иронизируй. Все-таки коммунисты дали многое Узбекистану. Хотя речь идет не об этом... В сталинское время мои дела пошли еще круче, особенно когда я встретил... Ладно, говорить не стану, кто он, сам увидишь. Он мне предложил охранять нашего будущего президента. И мы направились в Самарканд, чтобы работать в местной милиции. Мы не вмешивались в историю, но наказывали тех, кто проявлял неуважение к Исламу Абдуганиевичу. Я знал, что если помогу ему не только выжить, но и стать руководителем страны, то он ответит мне добром, и меня... да-да, там, в будущем, может, назначит министром...
- Когда ты родишься, твой диктатор будет мертв!
- Зато будет жива его дочь, принцесса Гульнара! Уж она-то исполнит наставления отца! Так что я возглавлю Министерство, а не кто-нибудь иной! И тех, кто подставил меня, я накажу в первую очередь!
- Ты хочешь исправить прошлое, чтобы лучшим было будущее?