Символическая миниатюра-притча. Жизнь человека сравнивается с неумело забиваемым гвоздем. Почему бы и нет - вполне соотносимо. Правда, если все-таки иметь в виду символическую задачу, - мне не совсем понятно КУДА (во что, в какую субстанцию или среду) забивается гвоздь. Неужели просто в стену? Или в деревяшку? Или в пол? Почему - в туфель (туфлю, если уж быть точной)? Усилия и ремесленничество в этом процессе возражений не вызывают. Но цель все-таки неясна. Гвоздь - он ведь для чего-то? Для туфли? - в самом деле?
Мне представляется, что забиваемый-выправляемый-снова-забиваемый гвоздь (настойчивые усилия человека применительно к жизни) и туфля - сопоставимы лишь в быту. На символическом уровне то, к чему эти усилия применяются, должны в чем-то значительно превышать сам гвоздь - и по воплощению материальному (по плоти), и по назначению.
А у автора всё сводится к семейно-любовному конфликту. То есть, приходится понимать так, что туфля в этом контексте - отношения пары. Не соотносимо, на мой взгляд, ни с главной задачей, ни с частной.
В миниатюре переизбыток финалов - аж четыре кряду. Первый - прямая психоаналитическая расшифровка предложение героини своему бывшему возлюбленному нарисовать дерево - стандартный психологический тест на бессознательную самооценку. Второй: "Когда ты говорил, что гвоздь стал нормально вбиваться - ты старел. Когда тебе становилось труднее, но ты его добивал - ты умирал". Масса вопросов к автору: почему нормальное вбивание гвоздя означает именно старение? Почему - не зрелость? Почему упорство в достижении цели соотносится со смертью?
Третий (цитирую дальше): "Ты хотел покинуть игру, это оставило бы тебе те несколько лет жизни, которые ты ещё не проиграл, но я тебя чуть-чуть разозлила... и ты поставил точку" - вновь является Ева и опять не дает покоя Адаму на старости лет очередным искушением. И, разумеется, не просто уравнивает всю прожитую жизнь мужчины с собой как равной этой жизни ценностью, а явно перечеркивает ее собой: не оценил меня, следовательно, всё твое прошлое и сам ты - ничто.
Четвертое завершение миниатюры: "Что? Ты говоришь, что я забыла о самом главном? О том, что все вы, люди, должны что-то оставить в этом мире после себя? Нет, я не забыла. Посмотри - от тебя осталась дырка. Ты сыграл со мной в свою жизнь. Игра сыграна. Тебя нет... Прощай". "Посмотри - от тебя осталась дырка" - это то, что и должно было быть единственным финалом, если уж принимать подобный итог жизни в принципе.
КАПЕЛЬКА
Вторая миниатюра - поэтическая попытка создать притчу о перевоплощаениях капли воды. Идея, быть может, и не самая новая. И, подозреваю, что зародилась в авторе от обратного, от финала:
Всё могло бы состояться вполне прилично, если бы не одно "но": я не могу согласиться с тем, что вершиной существования капли воды может быть женская слеза. Если бы автор не претендовал на глобальное обобщение, я бы закрыла глаза на неправду, продиктованную сентиментально-эгосцентричной женской чувствительностью. А так - возражение, увы, неизбежно. Неправильно все сущее измерять узкими человеческими потребностями. Все-таки благая сторона воды - в питании собой всего живого.
Я ПОЛОЖИЛА ЕГО В КАРМАН
Финал (собственно, составляющий ровно четверть миниатюры): "Я подняла глаза вверх - трон исчез, я полезла в карман - там было пусто... Я почувствовала чьё-то прикосновение... Мне протянула руку "грусть"... Сзади меня плакало "воспоминание"... Меня обняла "беспомощность"... Моим именем было "старость"... Я не донесла его... Время..."
Ну, почему "ЕГО", а не "ЕЕ" или какое-то иное нечто - уже могу приблизительно догадываться, основываясь на первом рассказе. Но мои вынужденные догадки - из области вольных гипотез. К своей досаде, я так и не смогла сообразить, ни откуда взялся "трон", ни что же все-таки конкретно находилось в кармане героини.
КОРИДОР
"...За ноги меня тащит сознание и шепчет: "широки врата и пространен путь, ведущий в погибель", я освободила ноги" - никогда не предполагала в афоризмах евангельского пророка возможность насилия над женскими ногами. Чуть ниже: "Я почувствовала пол под своими ногами, посмотрела вниз, ноги мои были истоптаны, вены на них выступали, как холмы средь равнин..." Кем истоптаны ноги героини?
Финал, сводящий все муки души к рядовому психотропному профессорскому эксперименту, не выдерживает, на мой взгляд, критики. Понравилась единственная фраза: "это был прыжок высотой в падение" - образ не слишком самостоятельный, но в смысловом отношении емкий.
СТРАХ - сюжет идеи низменного "я", отражающийся в зеркале, повторялся в литературе великое множество раз.
ИМЯ - эта миниатюра вызвала эмоциональный отклик, в символическом отношении она, на мой взгляд, решена вполне нормально. Единственное - "мускул" вместо сердца несколько обескураживает.
МЕСТО - ну опять, опять - "тяжелая слеза всегда с тобой..."!
* * *
По всей видимости, Люба - очень молодой автор. Первая миниатюра, повествующая о гвозде как о качестве уже прожитой (хотя бы частично) жизни, ввела меня в заблуждение и вынудила рассмотреть все миниатюры более тщательно, чем, видимо, это было необходимо. В заключение хочу сказать, что попытки говорить о том, что может определять ценность человека на самом высоком уровне ответственности, вызывает в итоге симпатию к автору. Воплощены они не лучшим образом, но прекращать их, и тем более стесняться внутренней потребности не следует. Уверена, что со временем придет и чувство меры, и художественное умение. Если пожелаете принять рекомендации: старайтесь всеми силами избегать сентиментальности (это трудно, но все-таки возможно) и не пользоваться образами, которые лежат на самой-самой поверхности. Понимаю, что Вы тяготете к символическому письму, и на самом деле такой выбор, несмотря на всю сложность, может быть благодатным, если связывать сюжеты не вышними пространствами, а пробовать их воплощать в более подручном, близком и теплом материале. Обратите внимание на миниатюру про оживленную глиняную куклу - там есть такое приближение. И библейская тема, просвечивающая сквозь ткань прозы, смогла не перебить общее индивидуальное состояние. Вот эту меру и нужно развивать и наращивать, избегая деспотии общемировой символики, как бы захватывающе прекрасна она ни казалась.