Тайганова Татьяна Эмильевна : другие произведения.

Михаил Гаёхо. Камамбер

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Конкурс драматургии, сайт Litcon.com.
   Ноябрь-декабрь 2003 - январь 2004 гг.
  
   038 - Михаил Гаёхо. КАМАМБЕР
   http://gayoho.newmail.ru/camambr1.htm
  
  
   Михаила Гаёхо я запомнила по предыдущему конкурсу сатиры. И ещё тогда обратила внимание на автора: своеобразная, ментально ориентированная стилистика письма, абстрагированное чувство юмора и очевидная прицельная литературная проработка текста. Особая авторская интонация - Гаёхо не спутаешь ни с кем.
  
   Уже тогда, приняв во внимание нестандартную одарённость Михаила, подумала, что талант именно такого интеллектуального качества автору будет весьма затруднительно располагать в привычных литературных границах. "Камамбер" это предощущение подтвердил. Сожалею о недостатке времени - у автора достаточно серьёзная проблема несостыковки с читателем: пытаясь сделать свои совсем не материальные размышления доступными, он допускает ряд ошибок, которых следовало бы, на мой взгляд, научиться избегать.
  
   I. ОБЩИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
  
   Я бы определила "Камамбер" как пьесу для чтения. Есть такая вполне уже узаконенная разновидность драматургии.
   Но и этот мой диагноз будет с рядом оговорок.
  
   * * *
   Ещё раз повторюсь: в любом произведении должно наличествовать лишь то и в той необходимой мере, в какой оно, это искомое-суммирующее, в принципе обосновано для существования творения. Если нам пришьют третью руку - она не станет анатомически оправданным органом. Если мы натянем на себя весь наличествующий у нас гардероб - к нам пригласят врача, который определит, что мы неадекватны к среде, и в меру своих знаний пропишет лечение.
   Идея произведения и выбранный автором сюжет - это определяющие моменты художественной среды. Не буду сейчас касаться взаимодействия миникосма (произведения) с макрокосмом - законами Земли, удерживающими на ней жизнь (что, как может быть понятно, ещё важнее.) Попытаемся разобраться, что из того, что присутствует в пьесе, органически для неё необходимо.
  
   1. Космический корабль - понятно. Декорация с целью обеспечить для героев максимальную изоляцию и тем самым свести к минимуму все стихийные воздействия извне; а заодно и оголить само действие и характеры в экстремальных условиях. Декорация может быть любой, а именно такая - способствовать проявлению идеи.
  
   2. Идея пьесы - внутренняя, сопротивляющаяся её же канве - принимается. Я имею в виду философское наполнение, носителями которого в пьесе стали два персонажа: Капитан и Отец Геннадий.
  
   Цитата, ещё не иллюстрирующая Идею, но прикасающаяся к ней. Из начала:
   "Капитан. Иногда кажется, нечто таинственное там происходит. (Подносит стаканчик к лицу, то ли вглядывается в него, то ли вслушивается.) Можем ли мы с уверенностью сказать, что там внутри, когда реально не видим этого? И тогда эти две кости, два кубика с нанесенными на их грани знаками существуют не как... э-э... физические тела определенной формы, а как... э-э... облако вероятностей, неявленных вовне возможностей, одна из которых становится реальностью, когда кости появляются из темноты на свет и останавливаются на доске - две грани кверху. Иначе разве я мог бы влиять на результат броска - правилами как-то не возбраняется, так почему бы и не?.. - и иногда, сами видите, удается. (Встряхивает стаканчик.) Шесть и шесть. (Бросает кости.)
   Ергеев. Ты крут, однако."
  
   Именно эссеистские посылы мысли Капитана и священника я отдельным файлом сохранила на винчестере - исключительно для собственного удовольствия.
   Капитан:
   "... Я думаю, что некоторые законы морали - так сказать, законы сдерживающие поступки сознательных существ - в сущности, напрямую вытекают из законов природы, описывающих взаимосвязанность отдельных сознаний, погруженных в неопределенность вариантного мира. (Задумывается.) Но вселенная, в которой нравственный закон является такой же основой, как закон тяготения, не предполагает ли существования Бога? Может быть, Бога, как сознания, объемлющего все варианты мира. Или сознания, поддерживающего основные его варианты - те, в которых существует материя, законы, галактики, игральные кости... Как там у апостола Павла..."
  
   "... Мгновенная смерть... или переход куда-то... к миру, построенному по новым законам. Потому что пройдя через чудо несовершившейся смерти человек уже не будет прежним, и мир вокруг него - та мировая ветвь, в которой он продолжит свое существование - тоже должен измениться. Один раз прогнувшись под человека, будет прогибаться и дальше. Не потому ли самоубийство дозволено только богу?
   Ергеев. Это задумчиво.
   Капитан. Это конкретно - вот бог Один принес в жертву себе себя самого, висел на дереве, умер, ожил, и получил в результате некое тайное знание... (Замолкает.)"
  
   Отец Геннадий:
   "Отец Геннадий. А почему вы думаете, что законы физики не подлежат нравственной оценке?
   Ергеев. Странно, что именно вы это говорите. Разве эти законы не установлены вашим Богом при создании мира? А нами они всего лишь открыты.
   Отец Геннадий. Но открывая их, не преступаем ли мы пределы дозволенного... В угоду пустому, в сущности, любопытству?
   Ергеев. Любопытство? Такой ли уж это грех? Среди смертных грехов я любопытства не видел в списке.
   Отец Геннадий. Да, невеликий, сам по себе, грех, но не открывает ли он дорогу грехам бОльшим.
   Капитан. Дуплетом желтого в середину. (Делает ход.)
   Отец Геннадий. Что есть любопытство, как не поиск новых удовольствий? И вот, из любопытства поднимаем завесу, а там виртуальность вместо твердой основы, хаос вместо незыблемого прежде порядка, и это страшно.
   Капитан. Почему же страшно?
   Отец Геннадий. Да, страшно, как страшна темнота - тьма кромешная, воцарившаяся посреди света. И может быть, это крушение основ (ведь вплоть до законов физики, как вы говорите), не виданное прежде крушение - не свидетельство ли близкого конца времен?
   Ергеев. Этим концом нас уже две тысячи лет пугают. (Бросает кости, молча делает ход.)
   Отец Геннадий. Может быть, не пугают, а напоминают? А разве не нуждаемся в напоминании, ведь день тот неведом. Но вместо того, чтобы ужаснуться и покаяться, мы начинаем играть, словно дети, передразнивая то, чего следовало бы устрашиться.
  
   Капитан берет стаканчик с костями, встряхивает.
  
   Отец Геннадий. И вот играем - средь тьмы и костей бряцающих, ведь развлечений изначально искали."
  
   И еще он же:
   "Ергеев. А как же тогда Рим начала нашей эры, хлеб и зрелища, гладиаторские бои - реальная кровь, не red color. И вы считаете, это было лучше?
   Отец Геннадий. Хотите поймать меня на противоречии? А я скажу, что если и не лучше, но для души менее пагубно. Реально было зло - и оно было ужасно, но и добро было реально. А в наше время - из экранной пролитой крови явятся ли новые святые мученики? Раскается ли грешник после виртуального блуда?.. Извините."
   Ну под каждым словом "диссидентствующего" батюшки подпишусь, ей-богу.
  
   * * *
   Эти цитаты и были тем, что для меня оправдало существование "Камамбера".
   По совести говоря, всё остальное стало обременяющим довеском, тем самым - "в нагрузку", если кто помнит принцип торговли советских времён, вынуждавший потребителя ради приобретения насущно необходимого покупать ещё и всякую ненужную пластмассовую ерунду, заполонившую в семидесятых торговые склады. Видимо, именно для того, чтобы сделать работу мысли максимально не обременяющей читателя, автору понадобились разного рода отвлекающие-мимикрирующие манёвры, но об этом позже.
   На самом деле идей в пьесе - две, и находятся они в противоречии друг к другу. Но и об этом - позже. Для меня в данном случае важно уже то, что в произведении есть спасательный философский круг и отсутствует прямое человеконенавистничество.
  
   Итак, входим в предложенное строение. В произведение то есть. Причём - исходное условие - я туда вхожу в состоянии читателя рядового, нормально наивного и доверчивого, ещё не знакомого с особенностями мышления автора.
  
   * * *
   Корабль попал не туда. Куда - неизвестно.
   Ладно, пусть.
   Капитан заявляет, что придётся ждать спасателей. "Обычно они всегда успевают".
   Пока возражений у читателя не возникло. Однако он принимает во внимание, что гарантия спасения отнюдь не стопроцентная.
   А вот дальше у меня начались затруднения. Моя логика не захотела присоединяться к авторскому перебору фабульных чёток.
  
   Капитану, может, всякие экстремальные ситуации давно наскучили. Но не пассажирам! У них что - никакой реакции на близкую катастрофу? Вообще? Сидеть нордически и стойко месяц, меланхолично пожирая камамбер, гауду и прочие роскошества? Не нервничая и не задавая вопросов, не теребя Капитана? Ну не верю я! Противоречит такой расклад естественной логике живого существа.
   И вообще: почему автор в момент исключительной неприятности фиксирует нас на поведении именно Капитана, который предлагает всем желающим чаепитие с деликатесными сырами и ветчиной? И сыры эти настолько существенны, что узнав о них, капитан пускается в пляс, а члены экипажа добровольно к нему присоединяются.
   Допустим, экипаж отвлекает внимание пассажиров от опасной ситуации. Но неадекватно как-то: ситуация-то - могут и не вернуться, а тут пляшут. И хочется сделать вывод, что с экипажем не всё в порядке. Неадекватен экипаж.
   А естественным и литературно структурирующим ходом было бы сначала дождаться реакции пассажиров, и лишь после этого прибегнуть к психотерапии, но не столь, однако, безадресно-ритуальной - не дети же.
   То есть автором утеряны возможные моменты возникновения интересных коллизий, обоснованно приближающих нас к главной идее.
  
   Но Капитан (автор!) продолжает упорствовать в своём неврубоне: после гастрономической пляски начинается игра в "некую игру".
   Позволю себе цитату:
   "Ергеев.Гауда. (Выбрасывает вперед руку с двумя выпрямленными пальцами.)
   Капитан. Чеддер. (Показывает три пальца).
   Ергеев. Голландский. (Четыре пальца.)
   Капитан. Моцарелла. (Два пальца.)
   Ергеев. Чеддер. (Хлопает себя по локтю и показывает три пальца.)
   Капитан. Эмменталь. (Четыре пальца.)
   Ергеев. Сулугуни. (Два пальца.)
   Капитан. Чанах. (Три пальца.)
   Ергеев. Пармезан. (Три пальца.)
   Капитан. Смоленский. (Четыре пальца.)
   Ергеев. Сулугуни. (Хлопает по локтю и показывает два пальца.)
   Капитан. Рокфор. (Три пальца.)
   Ергеев. Гауда. (По локтю и два пальца.)
   Капитан. Рокфор. (По локтю и три пальца.)
   Ергеев. Дор блю. (На левой руке показывает один палец, на правой - три.)
   Капитан. Гауда. (Хлопает по колену, показывает два пальца.)
   Ергеев. Рокфор. (По колену, три пальца.)
   Капитан. Дор блю. (По колену, четыре пальца.)
   Ергеев (кричит, показывая пальцем на капитана). Камамбер!
  
   Пауза."
   Это упражнение будет повторяться на страницах пьесы ещё и ещё. Трижды. И в более развёрнутом виде: одно окажется величиной более чем в целую страницу - во как.
   Зачем, позвольте спросить?
  
   А для того, видимо, чтобы создать иллюстративный переход к философии.
   Цитата:
   "Ергеев. В подробности не вникаем. (Бросает кости, смотрит)*. Один и четыре. Что ж, не с чего, так с бубен. (Делает ход).
   * Примечание. У каждого игрока есть собственный стаканчик с костями.
   Капитан (бросает кости). Три и два. (Делает ход). Что наша жизнь - бессмысленная игра, в которую играют два идиота.
   Ергеев. Два бессмысленных идиота. (Бросает кости). Четыре и пять. (Делает ход.)
   Капитан. А люди - шашки, переставляемые по доске по воле случая. (Бросает кости.) Шесть и один. (Делает ход).
   Ергеев. Флеш-рояль. (Делает ход).
   Кокошкин. Так что же насчет моего вопроса?
   Капитан (не отрываясь от игры). Вопрос резонный. (Бросает кости.) Пять и пять. (Передвигает шашки.)
   Подрезов. У меня, кстати, тоже был вопрос.
   Капитан. Мы ответим на все вопросы. (Берет стаканчик из-под костей, подносит к уху.) Послушайте. (Передает стаканчик Кокошкину.)
   Кокошкин (подносит стаканчик к уху). А?
   Капитан. Вот так. (Поправляет стаканчик в руке Кокошкина.)
   Кокошкин. Шумит.
   Подрезов (берет у Кокошкина стаканчик, прикладывает к уху). М-м?
   Капитан. Немного так. (Поправляет стаканчик.)
   Подрезов (удовлетворенно). Ага.
   Капитан. Это голос пространства..."
  
   Вот оно - голос пространства. Возникает наконец. И тем самым перекинут мостик к тому, что автора волнует на самом деле - к Капитанской концепции Неслучайной Случайности. Именно эта философская структура и есть то, что для него, автора, по-настоящему значимо. А всё остальное - лишь декор, с задачей не выпустить читателя из пьесы.
  
   * * *
   Ладно - декор так декор. Может быть и необходимостью, проблема внедрения философской мысли в массы понятная и достаточно актуальная. Но ведь эту "нагрузку" нужно расположить не от балды, не по кривой, которая куда-то сама по себе выведет, не просто разместить картонные декорации минисюжетов в пьесе - всё это нужно заставить РАБОТАТЬ на идею. Убедительно. Внятно. Отчётливо.
   То есть помимо развития умозрительной мысли, помимо её ментального самостийно-параллельного сюжета, необходимо включить в структуру пьесы и сюжеты более низкого уровня - все коллизии, происходящие с персонажами. Подчинить их столь же стройной логике, как и та, в русле которой работает свободная философская мысль. И не просто подчинить, а спаять философию и материальные действия героев - идею и материю - воедино. И тогда пьеса начнёт работать полноценно.
  
   * * *
   Я понимаю особенность склада авторского воображения - сугубо интеллектуального и очень мало (или почти никак) не привязанного к материальной составляющей бытия. Такой тип мышления существует. И его носителю приходится работать именно в тех координатах, которые ему доступны. Возможно, в ущерб целостному восприятию. Это бывает. Но это не означает, что цельность и взаимосвязь недосягаемы на самом деле.
  
   На мой взгляд, главная авторская ошибка в том, что сосредоточенный мыслитель свою идею обрамляет элементами абсурда, которые её, идею, дискредитируют. Танцы вокруг сыра, само его патологическое сортовое наличие, Игра, состоящая из множества игр, казнь, не повредившая Капитана, полная несвязанность персонажей друг с другом, каждый из которых ведёт свою монопартию, но и не солируя при этом и не вливаясь в хор, - все эти приёмы расположены на уровне рядовой сатиры, которая по определению намного ниже живого движения истинной мысли. И получается - хотя бы по удельному весу абсурдистских приёмов, - что коллаж разрозненных незначительных сатирических акцентов напрочь погребает под собой то главное, ради чего и писалось произведение. Абсурд, даже как приём, а не как цель, в данном случае воздействует разрушительно на авторскую задачу.
  
   * * *
   Процитированные фрагменты сами по себе отработаны. Хороши, можно сказать. Как вещь в себе. Не для любого, конечно, восприятия, а, скажем так, для мужского. Ментально-игрового.
   Но как автор, поставивший всё-таки задачу именно драматургическую, представляет себе разыгрывание Игры на сцене? Или даже на радио, позволяющем гораздо более свободно оперировать возможностями прозы? Если даже при персональном тет-а-тете с читателем, настроившимся на восприятие с листа, всё это воспринимается через силу?
   Читатель-зритель игрой в столь однозначном изложении попросту насилуется. Хоть в шахматы, хоть в нарды, хоть в кости, хоть в покер, хоть даже и в сыр - всё равно ритуал чрезмерен. Каким образом ему придётся происходящее воспринимать? Вот конкретно-грубо-зримо?
  
   Можно понять желание автора объединить популярные игры в некий сам по себе Принцип Игры, и тем проиллюстрировать выпадение на стол среди множества случайностей искомой Неслучайности. Шахматы, кстати, в Принципе Игры не соучаствуют, это я преувеличила. Почему, однако? Мой вопрос не совсем в пространство - потому что роль случайности в них сведена к минимуму. Если уж искать Принцип Игры именно как принцип, то, по логике, в него должны войти ВСЕ употребляемые человеком игры. Включая и стратегические, требующие от партнеров умения просчитывать последствия. Но это умение не сможет работать в заданном автором условном ментальном пространстве, потому что будет противоречить священному для него принципу Неслучайной Случайности. Который - у него же, у автора, погрузившегося через героя (Капитана) в философскую логику, - по самому высшему счету отнюдь никак не случаен. Но и об этом позже.
  
   * * *
   А сейчас - о бренной материи, и всё с той же позиции наивного читателя: если представить себе, что экипаж любого судна - хоть морского, хоть космического, хоть пассажирского поезда - способен к подобной трате времени, то не лучше ли будет вообще отказаться от любых средств передвижения? Из соображений безопасности?
  
   Походя, пока я затрудняю себя проблемами взаимосвязи авторского текста с реальностью, пусть даже и условно-фантастической, возникло и конструктивное решение: не весь экипаж с головой погружён в Игру, а лишь один человек, ну в крайнем случае двое, - второй может соблазниться. Ну, страдает человек подобным тараканом - заморочен математикой игры. И вот именно по его вине и из-за его сверхчувственной обострённой игровой логики звездолёт и попадает Не Туда.
   Или, если это авторской концепции соответствует больше, - наоборот, игрок спасает катастрофическую ситуацию, садясь за стол и в процессе супраментальных перетасовок игры-пространства-времени, ухватывает за хвост ту самую спасающую Неслучайную Случайность. Вот и поворот для перехода к Идее. Сопрягающий её, Идею, с сюжетной конкретикой. На высоком уровне соответствия задаче: мысль влияет на материю непосредственно и прямо - а как же иначе, так и должно быть, так и есть. А заодно такая ситуация естественным образом развивает и саму драму в жанровом отношении: появляется причинный повод для столкновения мнений и поступков. А у пьесы стало бы нарастать органическое тело.
  
   * * *
   Вообще у Михаила Гаёхо очевидный перебор с игровым участием в космических обязанностях. Поначалу, исходя из предложенного старта пьесы, я восприняла авторскую Идею совершенно иначе: осенилась мыслью, что сам двигатель звездолёта работает на ментальной энергии игроков, и именно она направляет его движение через пространство. В зависимости от хода Игры и её результата. Мысль показалась мне интересной и многообещающей, хотя и сомнительной - куда кривая-то заведёт, ведь можно и не выбраться из какого-нибудь коллапса, - но подтверждения моя охотничья стойка не нашла. Не оказалось в норе добычи.
   Сразу после сыров с деликатесами появляются "нарды", и во время игры Капитан предвосхищает цифры, которые выпадут на фишках. Ну, и фишки играют с Капитаном в собственную Игру - это понятно. Но слои Игры нарастают и дальше: будет ещё пари между Капитаном и Ергеевым - по поводу того, кто из пассажиров преступник. На мелкие возвраты к любимым мозолям типа квантового деструктора сейчас не стану обращать внимания. Вернусь позже. Но количество страниц, отведённое под это странное космическое занятие сейчас подсчитаю.
   Вот, - около семи страниц формата А4. Из общего объёма в 34 страницы. Пятая часть, между прочим. Пятая часть текста с провозглашением на публику ходов и выпадающих соотношений. С перемежением излагания-доказывания вслух Идеи и сопутствующих игорных результатов. Так сказать: что наша жизнь? - Игра! А Идея, между прочим, говорит совсем другое.
   То есть налицо то самое концептуальное противоречие, о котором я говорила в начале рецензии.
  
   * * *
   Могу, тем не менее, предположить, что через Игру автор пытается приблизиться к неким явлениям, с которыми человек не так уж редко сталкивается, хотя признаваться в этом вряд ли захочет.
   Если позволить себе сказать об опыте собственном, как раз в предложенном автором русле, - в дурном, раздёрганном состоянии духа у меня не способен сложиться простейший пасьянс. Не из-за невнимательности, отнюдь нет - карточные расклады на экране компьютера реагируют на моё человеческое состояние совершенно феноменальными серийными ответами в стиле "шесть и шесть" - выпадение подряд одной карты из восьми колод, перекрывающих игру намертво. Раз за разом. Десять раз подряд, а бывает и больше. Не одни и те же значения по десять раз выпадают - разные, конечно. Но сам выбранный картами принцип перекрывания игрового канала соблюдается во всей серии пасьянсов с тошнотворным упорством. И наоборот: когда внутренне, в душе, нарастает интуитивная уверенность, что нечто для меня значимое имеет шанс удачно выразить себя в реальном мире - сложные и трудоёмкие пасьянсы складываются подряд один за другим. Но тут я больше трёх раз не настаиваю - Игра начинает раздражаться и наказывать за недоверие.
   Это я рассказываю к тому, чтобы автор поверил, что проблема Игры знакома и мне, так сказать, не только теоретически. Честно говоря, я предпочитаю об этом тихо помалкивать. Экстросенсорика здесь явно не причём. Это Среда так разговаривает со мной. Думаю, что и с другими - на их языке.
  
   У автора же получается, что его драгоценная Идея, подвигнувшая на пьесу, полностью идёт на поводу у Игры. Ну не так же, один к одному прямо, если уж невозможно избавиться от сопряжения с игровой математикой! Нарды - кто в них играет? Единицы? Раздражается читатель-зритель, ибо ничего в этом не смыслит. И на вашу любимую Идею переносит своё раздражение. Или озвученный счёт игры на фоне философского разговора-доказательства пришибёт зародившееся соучастие... Вы, уважаемый и одарённый автор, сами рубите сук, на который сели.
  
   * * *
   Между тем жанр фантастики (или фэнтези, если вдруг подоспеет эпическое полотно) мог открыть для вас неограниченные возможности и полную творческую свободу. Вы не воспользовались им. Из фантастики у вас только звездолёт, стоящий неподвижно, как сарай, без всякого вообще воображения, да квантовый деструктор. Кстати, о последнем: неужели деструктор специально выдуман именно для стрельбы в человеческий мозг? И можно ли из квантового оружия стрелять в звездолёте? Если в самолёте из пистолета нельзя? У вас в этом оружии заряд или пуля? Которая застряла в стене, пусть и внутренней, переборки корабля даже не повредив? К барьеру, автор! Публика требует сатисфакции...
   У меня впечатление, что вы боитесь говорить об Идее серьёзно и наполняете пространство пьесы периферийной ерундой. Чтобы читателю было что пожевать.
   Не стОит выбирать из расщепляющихся возможностей самую неперспективную.
  
   * * *
   Нет, теоретически может быть, конечно всё, что угодно, - на то и писатель, чтоб создавать из разрозненных молекул, себя не понимающих, великие смыслы. Именно писатель может, как Бог, наделить малосуществующее полноценным сознанием, которое тем самым включается в размножающиеся реальности.
  
   II. ИТОГОВЫЕ ОЦЕНКИ
  
   1. КОНЦЕПЦИЯ КОНФЛИКТА - 0.
   Игра как случайное (и при том неслучайное) выпадение очков-выигрышей - бесперспективная, на мой взгляд, идея.
  
   Мне кажется, я (уже отвлекаясь от роли Читателя) понимаю задачу автора более или менее близко к замыслу: Михаил Гаёхо попытался зафиксировать момент наложения виртуального пространства на пространство реального бытия. Поэтому ему понадобилась обобщенная идея Игры, которая никого не обязывает ни к жизни в полную силу, ни, соответственно, к натуральному восприятию смерти. Отсюда и заполонивший пьесу сыр с повторяющимися сырными дырками: одержимые пользователи PC проводят бездну времени перед экраном, пожирая бутерброды. Сыр - символ сопутствующей пожираловки.
   А реальная реальность в таких условиях естественным образом перемещается в пространство виртуальное - то есть необязательное и существующее автономно, замкнутое само на себя и не имеющее никакого в итоге выхода в бытие. Философствует себе Капитан - ну и нехай себе рассуждает, нигде от этого ни убудет, ни прибудет.
  
   Вот не согласна. Убудет. Перевёрнутая система, которая произведением себя ещё и утверждает, - это во-первых.
   Во-вторых, даже самая примитивная игра имеет пусть примитивную, но логику. Вне логики - игры попросту нет. Стало быть, она всё-таки находится в соподчинённом отношении с законами более общими.
  
   2. БОРЬБА ИДЕЙ, ВЫРАЖЕННАЯ ЧЕРЕЗ ПЕРСОНАЖЕЙ - 0,5
   Реализована лишь в финале пьесы, в том месте, где Капитан излагает свою концепцию арестовывающим его Спасателям.
   Цитата:
   "Второй спасатель. Вы обещали сознаться в вашем сговоре с преступником.
   Капитан. Сознаюсь, но сперва выскажусь. Мне кажется, что помимо собственно физических законов - то есть законов движения материи - в природе должны быть законы движения сознания, погруженного в неопределенность вариантного мира. Есть там, может быть, какие-то законы сохранения или законы гармонии... гомеостазис еще есть слово!"
  
   3. КАТАРСИС - 0.
   Откровенно говорю - не поняла финала. Как ни билась. А билась аж трое суток.
   Цитата:
   "Спасатели прицеливаются. Мальчик рядом, он тоже прицеливается из своего игрушечного карабина.
   Капитан (декламирует, поднимая вверх руку). Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю, и в разъяренном океане средь грозных волн и бурной тьмы...
   Из аппарата раздаются сигналы. Спасатели стреляют. Залп - негромкий, но отчетливый звук. Красная стрелка с присоской впивается в стенку рядом с головой капитана.
   Капитан шатается, неуклюже опускается на четвереньки и, заваливается набок.
   Спасатели и мальчик подходят к телу.
   Второй спасатель. Контрольный в голову?
   Первый спасатель. (Сверяясь с бумажкой.) Нет, в этот раз не будем.
   Второй Спасатель освобождает капитана от наручников. Мальчик пробует оттащить тело за ногу, с усилием дергает.
   Капитан. А вот не надо этого (отнимает ногу и садится). Начальник, не оставите ли на память (показывает на наручники).
   Спасатели не реагируют. Убирают оружие. Капитан встает, отряхивается от несуществующей пыли. Пауза.
   Капитан (спасателям). Ну что ж, мы вас не задерживаем.
   Первый спасатель. Не спешите еще."
   Ну, не стОит дальше цитировать - там опять возникнет сначала жизнерадостный танец Капитана с членом экипажа Ергеевым, а затем - очередная игра, на сей раз с компьютером, перевирающим новые фамилии героев. Видимо, через фамилию у автора выразилась форма реинкарнации?
   Капитан не убит - хорошо. Может и быть: его теория предполагала возможность сверхусилием избежать смерти. Но тогда он должен был, по логике, остаться хоть и заново живым, но в собственной персональной реальности. Однако его видят другие, он общается с Ергеевым, продолжает свою странную капитанскую функцию... Вместе с нелепой сменой фамилий. Стоило ли выживать, право, - если абсурд ничуть не изменился?
   Не говоря уж о том, что читатель просто не в состоянии разобраться в авторском ребусе.
  
   4. ДИАЛОГОВАЯ РЕЧЬ - 1.
   Цитата:
   "Кокошкин. Мне кажется, они все от одного куска. Вот и дырочки есть у них общие. Смотрите: одна, другая, третья...
   Ергеев. Какая наблюдательность!
   Кокошкин (с гордостью). Профессиональная. (Приглушает голос.) Но это между нами.
   Капитан. Сыр вкусный?
   Кокошкин. Вкусный.
   Капитан. Так ешьте этот вкусный сыр, молодой человек, а в дырочки не вникайте."
   Много порожняка, обусловленного потребностью проявить чувство юмора. Но диалоговая речь - сама по себе, в отрыве от сверхзадачи, - состоятельна, а в нескольких местах пьесы - там, где конфликтности требуется придать потусторонний объём, -поднимается до очень выразительного уровня.
  
   5. ПРИЧИННО-СЛЕДСТВЕННОСТЬ - 0.
   Самая слабая, по моему ощущению, структура в "Камамбере".
   Тут возможно углубляться очень долго. Остановлюсь лишь на самих персонажах.
   Экипаж - ладно, мотивирован. Никакое средство передвижения с места без него не сдвинется.
   Но с пассажирами и гостями - полный аут.
  
   1. Спасатели, прошествовавшие через угрожающую метановую атмосферу - почему-то не превратились в студень. И от них ощущение редкостных тупиц. Ну, ладно, - предположим. Прибыли. Оказывается - для прокурорской задачи. Спасатели-то? МЧС, так сказать? Как-то мимо кассы такая ролевая подстановка. Обман. Ладно -вроде как выполнили и эту задачу. Но непонятно, за что, собственно, они наказали Капитана? Ведь он неоднократно ранее разъяснял пассажирам, что ничего, собственно, в ситуации катастрофы предпринять не может. Ибо любая инициатива окажется неуставной. Упустил преступника - да ведь не доказано, что он Преступник! Настолько значительный, что его сопровождает спецагент. Суд над ними сначала требуется! Исходя из презумпции... С доказательствами и приговором. А у нас - расстрел на месте. Кого? - а капитана. Зато преступник у нас живёхоньким проследовал вон.
  
   2. Сопровождающий Преступника агент - и вовсе тёмная личность. Что, кого, зачем, почему - за кадром. В чём вообще заключалась его таинственная задача, если он позволил своему наблюдаемому применить оружие? За такое - дисквалификация, и к трибуналу. Ну, так во всяком случае, принято.
  
   3. Что за преступник, которого сопровождает тайный агент? Если о нём ничего нельзя сказать, то он занимает в пьесе чьё-то чужое место.
  
   4. Возможно ли приводить приговор в исполнение в присутствии ребёнка?
  
   5. Откуда и само дитятко играющее возникло? Из какого Соляриса? Зачем? Чтобы зачитать строки Пушкина экипажу? Что за космический Маугли, явно не интересующийся реальностью? Или у нас юное ничем не интересующееся создание - собирательный пользовательский образ? Новое Homo, свихнувшееся на поглощении информации? Так ведь выводы эти - лишь мои тычки и догадки вслепую. Обозначить акценты требуется как-нибудь недвусмысленно.
  
   6. И, самое для меня досадное, - исчезновение священника.
  
   Отец Геннадий понадобился автору отнюдь не как Действующее (по законам драмы) Лицо, а как своего рода носитель иного - сомневающегося - отношения к Игре. То есть в самой Игре Свыше батюшка не сомневается вовсе. Он не считает допустимым в этой игре соучастие человека на равных с Богом. И как только необходимость сомневаться в Капитанской мирозданческой концепции иссякает, так сразу же автором этот персонаж удаляется.
  
   Почему бы и нет - такие параллельно проходные роли могут быть в любой пьесе. Но уход Отца Геннадия с потерявшего ориентацию космического корабля ровно ничем не мотивирован. Ну вот вообще ничем. И что с того, что члены экипажа подозревали его то в вероотступничестве, то в шпионстве? Не доказано, не изложено, себя никак не проявило. А священник - исчез. И исчезновение его, помимо явного нарушения волей автора причинно-следственной взаимосвязи никак не вписываетсяв характер его - прямой, сдержанный и ответственный. Если даже он и религиозный диссидент, то при своём отношении к жизни - не ушёл бы батюшка с корабля до тех пор, пока ситуация не пришла к завершению. К любому. Уж дождался бы батюшка и вопреки инстинкту самосохранения момента Икс ради нравственной оценки законов физики.
  
   А если он просто трус и лжец, либо провокатор, либо шпион какой-нибудь сверхдержавы - задачей автора остаётся это недвусмысленно показать. А то что получилось - "мавр сделал своё дело, мавр может уйти"; отработал на идею? - свободен.
  
   6. ТРИЕДИНСТВО - 1.
  
   7. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОФЕССИОНАЛИЗМ - 0,5
   Автор совершенно, на мой взгляд, не управился с материальной ипостасью пьесы. Причём в профессиональном отношении допуская ошибки почти детские. С другой стороны - дискретная, узкая возможность управления словом у Михаила Гаёхо определённо наличествует. Каждый раз эта способность ярко применяется к частностям, к эпизодам, не увязывая, однако, всё происходящее в цельную картину. Описание Игры - один жанр с собственной задачей, философствование Капитана - уже совершенно другой. Абсурдистская эстетика - третий.
  
   8. ГРАМОТНОСТЬ - 1.
  
   9. ОРИГИНАЛЬНОСТЬ - 0.
   Михаил Гаёхо отнюдь не первым попытался централизовать множество классических игр в нечто целое, символически соприкасающееся с законами Мироздания. До него такую возможность выразил Гессе в романе "Игра в бисер".
   Согласна - Гессе не был знаком с Интернетом. Но виртуализированное сознание существует, тем не менее, не полвека, а намного больше, уходя корнями и в воображение человеческое, и в философски-религиозные системы, и в научное познание, и вообще насквозь пронизывает все виды человеческой деятельности от любви до параноидальных иллюзий.
   Касались этой темы и Стругацкие. Да и других, думаю, можно при необходимости найти.
  
   10. АКТУАЛЬНОСТЬ - 0.
   Для меня была бы актуальной и свободная работы интеллекта, и подтверждение общечеловеческих ценностей, в которых сейчас весьма действенно усомняются все, кому не лень. Но автор обе интеллектуальные линии развития мысли оставил на втором плане.
  
   11. УТВЕРЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДОСТОИНСТВА - 0.
   Как-то не очень с этим в "Камамбере" - Игра всё унижает и низводит.
  
   Итоговая оценка - 4 балла.
  
   * * *
   Первый этап писательской работы, когда внимание фиксирует ещё не связанные между собой эпизоды, не должен оказываться последним. Это - мозаика, из который может быть сложен витраж. Но может получится и битое стекло.
  
   Учитывая особенности авторского мышления, предлагаю Михаилу Гаёхо попробовать отнестись к литературной задаче не как к спонтанному отлову из ментальной стихии подручно-всплывающих сюжетов-характеров, а рассмотреть каждый требуемый литературный элемент как часть природно обусловленного целого, которому нужно найти единственное настоящее место. То есть - двигаться не к развоплощению реальности с целью создать ребус, а наоборот: ребус перевести в язык реальности. Найти способ - может быть, не из одного, а из нескольких приближающихся звеньев, - присоединить всё неизбежное к сверхзадаче произведения. Например - всех действующих лиц. Тогда не будет балласта. Тогда пространство каждой вещи будет наполнено её внутренним неслучайным смыслом. Не умственным, а во взаимосвязи с реальностью. И никакая искусственная игра не сравнится с этим поиском живых нитей, прошивающих наше бытие насквозь.
  

07.02.04

  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"