Назавтра с самого утра начался совершенно скучный день. Федя побродил по квартире, попинал в коридоре мяч. Но мяч отчего-то почти не прыгал, ноги почему-то не бегали, да и вообще ничего не хотело происходить. Пришлось зайти к бабушке, чтобы задать ей какой-нибудь вопрос.
-- Ну-с? -- приготовилась к вопросу Федина бабушка.
-- Я, кажется, не могу понять, ездили мы на машине по-волшебному или по-настоящему? -- спросил Федя.
-- А как бы ты больше хотел? -- спросила Федина бабушка.
-- Вообще-то я бы хотел, чтобы было по-волшебному и по-настоящему сразу, -- ответил Федя.
-- Ну, я думаю, что как раз всё так и было, -- улыбнулась Федина бабушка.
-- А баба Клёпа на самом деле колдунья? -- спросил Федя.
-- Она не колдунья, -- сказала Федина бабушка, -- она ведунья.
-- Она всех куда-то заводит?
-- Она не водит, она ведает.
-- Как разведчик?
-- Вроде того. Только разведчик узнает, а баба Клёпа знает.
-- Ага, она и про звёздочку знает, и про домового, и про подсолнух -- что он каждый день за солнцем поворачивается. Она даже время без часов узнает: посмотрит на цикорий -- это цветок такой голубой -- и скажет: пол-одиннадцатого, после обеда посмотрит на ноготки -- скоро четыре... Бабушка, а когда она умрет, кто останется знать?
-- Федор, так говорить нельзя.
-- Почему? Потому что это, наверно, неправда?
-- Это, к сожалению, правда, но лучше так не говорить. Когда так говорят, то получается, что вроде торопят.
-- Ты не понимаешь, бабушка... Ты не понимаешь, потому что ты не ведьма. А баба Клёпа сама сказала, что этого не миновать. Поэтому она должна взять себе какого-нибудь внука и всему его научить.
-- Ну, понятно. Теперь ты хочешь быть колдуном! -- воскликнула Федина бабушка.
-- Совсем не я, бабушка! -- возразил Федя. -- Пусть лучше добрым колдуном станет Назар.
-- Почему Назар? -- удивилась Федина бабушка.
-- Потому что у него получаются Волшебные Города, -- сказал Федя. -- А ещё потому, что с ним разговаривала звёздочка и бурундук тоже. А со мной нет. У меня только всякое неживое говорит, потому что становится, как я, а с живыми не получается, потому что есть сами...
-- Но ты же разговариваешь -- ну, хотя бы с Порфирием. Или с Шариком...
-- Ну, так они же не настоящие, а человеческие!
-- Странная логика, -- подняла брови бабушка.
-- Совсем ничего странного, -- заверил Федя. -- Я уже проверил, мяч не прыгает, вешалка не падает, а Ёрик спит и не может проснуться.
-- При чем здесь вешалка? -- воскликнула бабушка.
-- Вешалка, конечно, ни при чем. При чем, наверно, я, -- сказал Федя. -- Наверно, я скоро пойду работать.
Бабушка смешно заморгала. Потом осторожно спросила:
-- А ты хотел бы работать у бабы Клёпы?
-- Ну, конечно, -- ответил Федя. -- Именно у нее я и хотел бы работать. Только надо, чтобы она вылечила Назара.
-- Как она может вылечить Назара? -- воскликнула Федина бабушка и почему-то замолчала. -- Федор, сегодня ты удивляешь меня больше, чем вчера.
-- Но баба Клёпа сама рассказывала, что к ней приходят лечиться из всех деревень, -- сказал Федя. -- Почему же нельзя прийти и вылечиться из города?
-- Идея достаточно безумная, -- в конце концов одобрила Федина бабушка. -- Пожалуй, я поговорю с Назаровой мамой. Во всяком случае, Назару не будет вредно пожить в деревне месяц-другой.
И Федина бабушка поднялась, чтобы не откладывать дела в долгий ящик.
Она ушла, и Феде показалось, что она не возвращается очень долго. Федя не нашел себе никакого занятия и отправился на кухню смотреть на скучный день.
Вероятно, день был скучным потому, что ещё с ночи зарядил мелкий-мелкий дождь, так что никто из ребят даже не захотел гулять. Федя прилип к стеклу носом. Было пасмурно, сыро, трава в газонах мелко подрагивала. Интересно, где во время такого дождя прячется бурундук? Феде стало холодно, захотелось укрыться в темноту и заснуть.
Бабушка обнаружила его в узкой щели за диваном.
-- Зачем ты сюда залез? -- изумилась она.
Этого Федя не знал. И даже не выдумал по этому поводу никакой волшебной истории. Бабушка забеспокоилась и немедленно поставила ему градусник.
У Феди оказалась ненормальная температура. Это и понятно: разве при нормальной температуре человек залез бы в щель? Или отказался бы выдумать хотя одну волшебную историю?
Бабушка немедленно принялась за Домашнее Лечение: напарила Федины ноги горчицей, напоила его горячим молоком с медом и закутала несколькими одеялами.
Но к вечеру Феде стало хуже, пришлось даже вызвать Скорую Помощь. Скорая Помощь хотела увезти его в больницу, но Софья Ивановна и Елена Дмитриевна сказали, что уколы они умеют делать сами и что ухаживать за больными -- долг каждой женщины. Скорая Помощь рассудила, что если двое здоровых ухаживают за одним больным, то это значительно лучше, чем если один здоровый ухаживает за тридцатью больными, и оста- вила Федю дома. А также дала лекарства, выписала рецепты и уехала к другим больным мальчикам.
Софья Ивановна сделала Феде укол. Елена Дмитриевна приготовила отвар из шиповника. Федя не хотел пить, вырывался, требовал выпустить его из клетки и звал на помощь Грустного Человека.
-- Феодор, -- в отчаянии сказала Федина мама, -- болеть -- это полное безобразие. И самое скучное занятие на свете. Я от тебя такого не ожидала.
На это Федя сказал, что он совсем не Феодор, а маленький полосатый бурундук и что он живет на пне, на котором растет лес, но скоро отправится в деревню, чтобы лечиться у бабы Клёпы, если за ним не приедет Грустный Человек.
Федина мама зажала голову руками и стала зачем-то качаться из стороны в сторону.
К ней подошел Эрдель. Он посмотрел ей в глаза и стал лизать руки. Он молча говорил ей, какая она замечательная мама, и молча поклялся ей в верности. И также молча сказал, что сам приведет Грустного Человека, потому что хорошо запомнил его запах.
Федина мама лишь отчасти поняла, что сказал ей Эрдель. Она была слишком взволнована, чтобы понять всё сразу. Но она поняла, что ей сочувствуют, и благодарно обхватила Эрделя за шею.
Эрдель деликатно лизнул Федину маму около уха и осторожно выскользнул из рук, потому что Его Собственный Мальчик очень болен и зовет на помощь Грустного Человека, а когда зовут на помощь, медлить нельзя.
Софья Ивановна открыла Эрделю дверь. Эрдель принял напряженную стойку работающей собаки и побежал по лестнице вниз.
На пятом этаже нюх подсказал ему, что это здесь. Для полной уверенности Эрдель обнюхал все двери и остановился перед той, за которой жил Грустный Человек.
Он заскулил от нетерпения и стал царапать дверную ручку.
Грустный Человек был дома. Он лежал на диване, не зажигая света, закинув руки за голову, и пытался восстановить в памяти, как устроен дымоуловитель для самовара в квартире номер 265 и в какой последовательности Федина мама печет блины: сначала раскаляет сковородку, а потом наливает масло или сначала наливает масло, а потом раскаляет сковородку. Кроме того, его очень интересовало, что говорила Федина мама, когда они сидели за столом и пили чай, а также и в тот вечер, когда они ожидали возвращения путешественников от бабы Клёпы. То есть он, конечно, знал, о чем она говорила, раз она говорила с ним. Но он вспоминал все снова и снова, чтобы услышать также и то, чего она не говорила.
Вдруг ему показалось, что за дверью кто-то ждет. Даже показалось, что кто-то как бы плачет и зовет на помощь.
Грустный Человек быстро встал и вышел посмотреть.
За дверью стоял Федин Эрдель, но мальчика с ним не было.
Эрдель лаконично приветствовал Грустного Человека взмахом короткого хвоста, настойчиво посмотрел в глаза и побежал к лестнице.
-- Что случилось? -- встревожился Грустный Человек. Эрдель нетерпеливо перебирал лапами и скулил.
-- Я сейчас! -- торопливо сказал ему Грустный Человек.
Он схватил пиджак и ключ от квартиры и захлопнул дверь.
Эрдель пренебрег лифтом. Он длинными прыжками помчался по лестнице вверх. Такими же длинными прыжками мчался за ним Грустный Человек.
У квартиры номер 265 Эрдель показал взглядом на кнопку звонка. Грустный Человек позвонил.
Открыла Софья Ивановна. Она провела Грустного Человека в Федину комнату.
-- Рыжий... Рыжий! -- звал Федя и горячими руками отталкивал от себя одеяло. -- Возьми, Рыжий... Ешь! Пожалуйста, ешь!
Грустный Человек положил большую руку на горячий лоб мальчика.
-- Хорошо, малыш, -- сказал он, наклоняясь к Феде.-- Я возьму.
-- Ешь, Рыжий, ешь... -- шептал мальчик.
-- Я ем, -- сказал Грустный Человек. -- Ты же видишь, что я ем.
-- Темно... -- с усилием проговорил мальчик. -- Здесь темно...
-- Это для тебя темно, мальчик Тамтуттам, а для Рыжего Волка нет темноты, -- возразил Грустный Человек, у всех на глазах превращаясь в Грустного Волка.
-- Ты всё съешь? -- беспокойно спросил мальчик.
-- Да, -- сказал Грустный Волк. -- Если ты будешь есть вместе со мной.
-- Я не хочу, -- отвернулся Федя. -- Я совсем не хочу...
-- Тогда пей, -- сказал ему Грустный Волк, подавая протянутое Фединой мамой питье. -- Ты всё выпьешь, а я всё съем, и мы будем друзьями. Пей, мальчик Тамтуттам. Пей, и ты станешь сильным, как молодой волчонок.
Федина мама поддерживала голову Феди. Грустный Волк держал чашку с отваром. Федя послушно пил.
Он очень устал, пока пил, и несколько минут лежал обессиленно и молча. Потом опять позвал:
-- Рыжий... Рыжий!
-- Я тут, -- ответил Грустный Волк.
-- Ты тут, -- успокоился мальчик. -- Я слышу, что ты тут...
Игорь Николаевич продежурил около Феди всю ночь. Он становился то Грустным Волком, то Полосатым Бурундуком, то Большим Шофером, который бредет по волчьему следу, как собака за пропавшим хозяином, и поселяется в пещере около волчьего логова, чтобы охранять народившихся волчат от бездушных охотников. Про шофера и волчат Феде особенно помогало. Он успокаивался и затихал в коротком сне.
Софья Ивановна уговаривала Игоря Николаевича поспать перед работой. Но Грустный Человек только улыбался в ответ и никуда не уходил. Когда Феде не требовалась срочная помощь, они с Еленой Дмитриевной тихо разговаривали и успели рассказать друг другу много интересных историй из своей жизни.
Утром Феде стало лучше. Он страшно обрадовался, увидев около себя Эрделя и Грустного Человека, и взял с Игоря Николаевича честное слово, что тот снова придет вечером, когда вернется с работы. Тогда они обязательно отправятся вместе в Волшебный Город с остроконечными крышами и Федя устроится там на работу.
Софья Ивановна напоила Федю ужасно горьким отваром из трав, которые собирала в своем лесу баба Клёпа, велела заесть медом, надела на Федю чистую пижаму и со всех сторон подоткнула одеяло.
Федя прислушался к миру. За окном бухала странная музыка.
-- Бабушка, там женятся? -- спросил он.
-- Нет, малыш, -- негромко ответила бабушка и помол- чала.-- Там провожают в последний путь старого человека.
-- А куда он уезжает?
-- Этого не знает никто, даже он сам.
Завернувшись в одеяло, Федя подбежал к окну и увидел много народу и блестящие трубы, в которые дули мужчины в черных костюмах. Какая-то женщина в черном шла впереди всех и бросала на дорогу цветы. И у других в толпе тоже была черная одежда, а у женщин на головах были повязаны черные кружевные платки. В самой середине всех черных качалось что-то, усыпанное крупными цветами. Между цветами неопределенно проступало желтое пятно, похожее на чьё-то забытое лицо.
-- Это его прячут? -- спросил Федя.
-- Его хоронят. Он сделал в своей жизни всё, что смог,-- проговорила бабушка, отводя Федю от окна и снова укладывая в постель.
-- Бабушка, а пока есть что делать, то не умрешь? -- спросил Федя.
-- Да, малыш, пока есть что делать, это помогает жить,-- сказала бабушка. -- У дедушки с третьего этажа остались дети и внуки, и даже правнуки. Выходит, он умер не совсем.
-- Значит, его стало даже больше? -- удивился Федя.
-- Ну, можно сказать и так, -- согласилась Софья Ивановна.
-- И это все дети, которые там вокруг? -- спросил Федя.
-- И дети, и другие родственники, и друзья. Они пришли отдать последний долг.
-- Как же много у него должников, бабушка! И почему они не отдали долг, пока он не умер?
-- Ну, может быть, забыли.
-- А теперь он умер для того, чтобы его вспомнили?
-- Скорее, наоборот. Скорее, он умер оттого, что не смог давать в долг.
-- Он был такой богатый?
-- Он жил в маленькой комнатке. Он и два зеленых попугайчика. Но он умел давать в долг из своего сердца.
-- Разве может хватить сердца на сто человек? -- удивился Федя.
-- У него было большое сердце, -- сказала Федина бабушка.
-- Расширенное, как у Горькой Хины?
-- Нет, значительно больше.
Федя вспомнил. Этот Старик часто сидел на скамейке у подъезда и кормил голубей на дороге. А весной сажал под чужими окнами кусты рябины и черной смородины. Федя даже был у него в гостях вместе с другими мальчиками, и они кормили круглыми конопляными зернами зеленых попугайчиков. А Старик показал им тяжелую серебряную ложку со сточенным краем и сказал:
-- Великий человек ел этой ложкой!
Мальчики по очереди с уважением подержали ложку, хотя не очень поняли про великого человека. Федя даже лизнул. Ложка была горькая.
-- Это всё, что осталось от моей молодости, -- сказал тогда Старик и завернул ложку в мягкую салфетку.
Это было странно. И то, что Старик считал, что у него когда-то была молодость. И то, что от молодости может остаться только столовая ложка. Наверно, Старик в чем-то ошибался, когда говорил так.
Вспомнив про ложку, Федя торопливо и обеспокоенно вспомнил ещё одно. Он вспомнил, что несколько дней назад Старик дал ему свой перочинный ножик, чтобы Феде было чем выстругать стрелу для лука. А Федя забыл вернуть этот ножик.
Федя выскользнул из одеяла, бросился искать на своем столе, перевернул ящики с игрушками -- ножа не было.
Софья Ивановна бегала за ним, уговаривала лечь и спрашивала, что он ищет.
-- Ножик... Ножик... -- повторял Федя. -- Он дал мне ножик, а я не вернул! Я тоже его должник! Я не вернул ему перочинный ножик! Бабушка, скажи им, чтобы они подождали хоронить, пока я не отдам долг!
-- Они не могут ждать, малыш, -- возражала Федина бабушка. -- Ты же видишь -- их много. А сейчас ты должен лечь в постель.
-- Но ведь долги надо возвращать?
-- Надо, -- сказала Федина бабушка. -- Но лучше это делать не слишком поздно.
-- А я уже совсем опоздал? -- расстроился Федя.
-- Мы с тобой сходим на кладбище, отнесем дедушке цветы и попрощаемся с ним, -- проговорила Федина бабушка.
-- И я отдам ему свой долг? -- спросил Федя.
-- Да, малыш. Так ты отдашь свой долг, -- сказала бабушка.
-- Бабушка, а ты тоже умрешь? -- со страхом спросил Федя.