Тайганова Татьяна Эмильевна : другие произведения.

Предисловие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:

    "Соло" - аналитическая проза, творческое исследование драмы "ПИР-1" Алексея Николаева.

    Первоисточник, толкнувший на всесторонний анализ интересного и, на мой взгляд, весьма нетрадиционного драматургического эксперимента, находится здесь:

    http://zhurnal.lib.ru/n/nikolaew_a_w/pir-1.shtml

    Николаевский "Пир" был прочитан еще в рукописи, в 1997 году. Через полгода (июль-август 1998) родилось "Соло", сразу в окончательном объеме и в той форме, в которой я и размещаю его теперь, когда сам Алексей Николаев добрался, наконец, до Интернет.

    Пять лет назад мы с автором надеялись выпустить вологодским самиздатом общую книгу, в которой бы разместились оба произведения, органично дополняющие друг друга. Идея на бумаге реализована не была, зато Сеть предоставляет возможность вновь совместить воедино два творческих процесса.

    Погружение и в "Пир", и в "Соло" потребует от читателя спокойного состояния души и умения воспринимать авторский контекст ровно и поступательно. Входить в философскую прозу - работа, требующая сосредоточенности и готовности принимать чужую точку зрения как равноправную.

    Эссе может представлять интерес для тех, кто любопытен к расшифровке творчества как процесса и к анализу проблем, возникающих при изменении жанровых границ.

    Объем эссе - около шести авторских листов (221 000 знаков). Для более удобного чтения книга разбита на главы.

  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СОЛО

1.

ПРЕДИСЛОВИЕ К АВТОРУ

"... Но что значит  -- является
автором? Автор  -- ведь только призма.
Он не свободен и заставлен решать определённую
задачу. Впрочем, ничего он не решает, а всего лишь
посредничает в самосознании..." --

Алексей НИКОЛАЕВ

  
   * * *
   Цель присутствия художника в творческом потоке не изменилась со времен возникновения искусства  -- художник во что бы то ни стало стремится оказать влияние на состояние ума и чувств современника. И не имеет значения, какую роль предпочитает себе творчество  -- выступать в лице зодчего, ученого, философа или писателя,  -- ибо все эти лица суть одно и являются взглядом в мир общего преобразующего начала. Любой преобразователь, стремясь на полшага опередить эпоху, торопится выделить собственный голос из эволюционной демонстрации талантов. И в этом повинен не только лишь врожденный инстинкт, требующий от человека соучастия в развитии, торопя и подталкивая отстающих, но и естественная потребность творящего Эго реализовываться в наиболее полном самовыражении. Осваивая и осваиваясь, мы расширяем реальность до космического многообразия, и все его крайности соединяются в нашем сердце; стремясь услышать Симфонию мира, мы учимся гармонии. Мы рвемся дирижировать космическим хором и, просветляясь ошибками, выращиваем  -- "мыслительный процесс сродни растительному"  -- (А. Н.)  -- свой голос для соло.
  
   В зависимости от потребностей переживаемой в данный момент истории, стремнина творчества движется либо в русле разрушительном, размывающем, растаскивающем отжитую и оприходованную реальность на части и измельчая вчерашний порядок вещей в сорное крошево, пригодное отныне лишь в качестве дренажа под грядущий посев; либо  -- в русле созидательном. Голоса, избравшие второй путь, трудоемкий и не приносящий немедленных результатов, плохо слышимы вовсе не из-за слабости говорящих, а по той причине, что общественный слух устойчиво реагирует на вибрации, преобладающие в данный момент,  -- а сегодня они разрушительные  -- или же засорен общими местами несгибаемой и неполноценной национализированной морали, давно отчужденной от человека, но все еще диктующей свою волю общественному сознанию. Когда же все тело жизни, изнасилованное идеологическими экспериментами, возвещает собой боль, лихорадку и бред или вовсе полную отключку сознания, а привычка к болезни становится национальным достоянием, из которого, игнорируя разумные ориентиры, стремятся извлечь дивиденды, тихий голос радости бытия, зазвучавший, когда каждый требует себе дармового жаропонижающего, воспринимается как голос безумца, чаще же  -- попросту игнорируется как вопиющая неуместность.
  
   * * *
  

"... Собака отлично понимает,
чего от нее хочет хозяин, человек находится
в том же положении по отношению к реальности." --

Алексей НИКОЛАЕВ

   Никому за пределами Вологды не ведомый автор, живущий жизнью провинциального философа, обделенного информацией, общением, возможностью нормально публиковаться, да и вообще более-менее полноценно разделить с кем-нибудь процесс своей внутренней творческой эволюции, не находящий, как трезво можно предположить, адекватного отклика в пишущей среде, не говоря уж о среде читающей, и при этом вовсе не рвущийся приспосабливать свое драгоценное будущее к социуму, пребывающему преимущественно в прошлом,  -- вдруг создает произведение не просто обремененное личными амбициями и высшими запросами сразу и непосредственно к Истине, не просто незаурядное, а, возможно, в своем роде исключительное. И исключительность его, на мой взгляд, заключена совсем не в художественной самоценности, на которую всегда найдется чье-нибудь неприятие, а в чистом голосе пробуждения, возвещающем приближение нового дня, в слиянии в целое интуитивных, миросозерцательных и логических доказательств права Человека на достоинство и самоуважение. Сегодняшнему мудрецу, вступающему с читателем почти в бухгалтерский взаиморасчет для того, чтобы убедить его в самоочевидном, приходится привлекать едва ли не высшую математику, ибо интуитивных аргументов явно недостаточно, чтобы защитить в самом же читателе его бессмертную потенцию  -- глубокую и бесспорную потребность в осмыслении жизни. Сказать "так надо" или "так правильно" означает не сказать ничего, а интуитивное чутье приходится подкреплять твердым фундаментом живой логики, про существование которой россияне попросту забыли благодаря восьми десятилетиям принципиально абсурдного бытия. Остается лишь надеяться, что еще лет через восемьдесят общество найдет силы возвратить себе все гуманитарные слагаемые того достоинства, ради которого, оно, общество, и призвано к жизни самой природой. Я, как и автор "Пира", убеждена в неизбежности этого процесса, а художнику остается лишь стоически трудиться, не теряя собственного самоуважения и не позволяя себе затонуть ни в отрицании блага самой жизни, ни в презрении к человеку. И для общественного здоровья драгоценна каждая демонстрация такого рода.
  
   С одной стороны  -- нахальных художников, осмеливающихся посягнуть на создание мировой симфонии или хотя бы воспитавших в себе такую потребность, всегда, к сожалению, будет недоставать. С другой  -- экспериментирование с философией даже у опытного и жаждущего читателя все же вызывает озноб  -- еще один Диоген предлагает мне навести порядок в его бочке. Хорошо, если он мне сам помогает на этом субботнике по латанию дыр во вселенной, а если он, заманив в свою темноту, насмешливо и цинично наблюдает за моими усилиями, или, что еще непорядочней, движется следом и тут же разбирает в хлам все, что удалось отреставрировать до относительной гармонии? Если же в читателе еще учесть и страх, основанный на непреодолимом авторском стремлении к личностному солированию во что бы то ни стало, которое неизбежно приводит к плутанию в высотах и к концептуальным тупикам, к творческому и читательскому душевному истощению, а в итоге  -- к жесткому и фанатичному неприятию любой трезвой аргументации, исходящей из инородных умов всяких там несогласных,  -- то вполне можно понять то смущение, которое, предваряя всякие впечатления, охватило меня при виде еще одной попытки объять необъятное.
   "Пир" Алексея Николаева  -- незавуалированная философская проза (драматургия?), с весьма умеренными попытками в целях привлечения более-менее широкого читателя придать ей привлекательный характер, и никакого, в духе Пелевина, преступного торжества цинизма; ювелирная даже для опытного художника демонстрация через персонажей причинно-следственных взаимосвязей человеческого духовного наполнения почти успешно заменила сюжетные беллетристические перипетии; можно радоваться самодостаточной игре логики со здравым смыслом, в которой неизбежно побеждает душевное здоровье, а ироничная и мягкая схоластика не слишком даже и навязчиво довлеет над проводимой сквозь текст идеей единства всех точек зрения на место человека в мироздании; во всем пространстве произведения выдержан благородный стиль и мягкая, чрезвычайно доброжелательная и никого не унижающая ирония вкупе с детским простосердечием. И, что вовсе загадочно и отрадно,  -- очевидна неискушенная чистота еще не замутненного внутренними сомнениями твореского источника, вдохновившего Алексея Николаева на пир, свободный от чумы. Радовать душу, не отягощенную творческой ревностью, эти достоинства могут долго, но даже не они победили мой скепсис по отношению к художническим экспериментам в области философии,  -- уважая и Художника, и Философа и веруя в нечастое чудо взаимообогащающего слияния обоих начал в одном авторе, я опасалась, что текст "Пира" вдруг исчерпает себя нечаянным или намеренным саморазрушением, а автор не сумеет выдержать избранной им наивно-доверительной и чрезвычайно корректной интонации по отношению к мученику смысла  -- читателю. Перед нами совершенно прямая, откровенная до наивности попытка создать внутреннее хоровое единство человека. Она материализована автором путем разделения человеческого (общечеловеческого) единства в перечень действующих лиц (Участников), поэтапно появляющихся из-за кулис Истины на сцене Истины, финального торжества которой автор намерен добиться в своем эссе, или повести, или проекции романа, или новой Апологии Сократа, а судя по форме  -- драмы. И нахально-наивная попытка очередного, вдруг огласившего себя мудреца внезапно венчается успехом  -- возникает на фоне негативистски не расположенной к человеку сегодняшней литературной тенденции столь желанный оптимистический эффект литературно-умозрительного соединения разных сторон личности в весомый сольный Голос. Автору "Пира" хотя бы в пространстве прозы удалось то нечастое чудо, которого тщетно добиваются психоаналитики, аскеты и мудрецы высокого ранга и величественные маги, не отдающие предпочтения ни смерти, ни жизни,  -- соединения дробных качеств человека, вечно конфликтующих между собой, в цельное, индивидуализированное объемное и всемогущее "Я".
   У новорожденного, спеленатого истиной Пира уже никогда не поедет крыша от неразрешимых тягот жизни, ибо он рад всем ее проявлениям без самоистязания и с признательным пониманием. Он прошел искушение чрезмерной заботой (образ Кравчего в череде действующих лиц), славой и жгучей потребностью в деятельности (Мафиози, он же, в дополняющем переводе автора,  -- Герой), духовной жаждой и надеждой (Мечтатель), крушением иллюзий (Правдолюбец и Некто Змей), удачей (Счастливчик), знанием и судьбой (Фаталист), духовной аскезой (Примитивист). Пир готов стать рыцарем и Неба и Земли без страха и упрека в нетрудоспособности  -- он знает достаточно, чтобы не терять воли и мужества от неминуемых и закономерных ошибок. На мой взгляд, выглянувший из николаевской книги любопытный хоровой Пир и есть тот самый Человек, которого разыскивал с фонарем, возможно  -- лукаво, возможно  -- всерьез, автор. Я, во всяком случае, узнала Пира в лицо, ибо не только знакома с ним, но и в лучшие моменты жизни мне удавалось вполне удовлетворительно с ним беседовать, и, признаюсь, это и было наибольшее наполнение радостью от собственных возможностей, несмотря на то, что возможности эти явно принадлежат больше идеалу, чем моей конкретной недопроявленной индивидуальности. В общении с людьми, которые понимали не только то, что я говорю, но и то, что стремлюсь сказать, тоже звучал хоровой голос Пира, и я старалась отвечать такому общению порядочностью и непредвзятостью.
  
   * * *
   Дальнейший анализ представляет собой расшифровку самого первого и самого непосредственного впечатления от "Пира", попытку тщательного и скрупулезного разворачивания потенций автора, заложенных, на мой взгляд, в его первом всерьез опубликованном тексте. Свою задачу я вижу во всемерной поддержке тех положительных его качеств, которые сумела ощутить, которые постараюсь расположить в доказательный ряд и более или менее толково изложить в надежде на точность собственного интуитивного чувства и опыта и рассчитывая на аналогичное чувство в авторе. Необходимая состыковка может и не состояться, и тогда выловленные аналитиком потенциальные достоинства, возможности и богатство автора, индивидуализированные через чужое ему восприятие, останутся пребывать в "Пире" в свернутой стартовой позиции, а на линию творческого марафона выйдет нечто совсем иное. Автор может и не захотеть освоить собственные, но озвученные сторонним голосом, возможности, полагая, что у него есть и более насущные задачи, и, возможно, будет прав хотя бы потому, что всегда избирается более желанное, и, стало быть, более необходимое.
   Поскольку вниманию читателя был предложен "Пиром" непосредственный и прямой поиск Истины, а голос, озвучивший его, показался глубоко порядочным и не чуждым дисциплине, то я отнеслась к творению предельно ответственно и пришла к необходимости исследовать его в соответствии с постулатом формы-содержания, то есть  -- и изнутри, и снаружи. Отсюда закономерно воспоследовали две концепции. В одной отразилось глубинное восприятие, в другой  -- рассмотрение формы, в которую Алексеем Николаевым "Пир" облачен. Поскольку в данном случае приходится иметь дело с Философом, у которого Художник лишь инструмент выражения, и, следовательно, сугубо литературная аргументация будет ему тесна и неудобна,  -- и я с ним принципиально согласна и солидарна,  -- то там, где это казалось уместным, я с удовольствием пыталась говорить с Философом на его родном языке, не слишком, впрочем, воспаряя, а стремясь, где только возможно, мысль заземлять, но так, чтобы она не опустошалась, а напротив  -- пополнялась энергиями и опытом земных воплощений.
  
   Алексей Николаев, с успехом владеющий историческим и общекультурным материалом, произвел литературно-психологический эксперимент: как известно, ненамного более двух тысяч лет тому назад, во времена античной гармонии, когда собеседники не стеснялись именовать себя философами и даже быть ими, а человек, не ищущий смысла, вообще не был достоин общения и воспринимался хоть и гражданином, но сорта второго,  -- объединялись для беседы и вокруг сосуда вовсе не ради полной отключки сознания. И проясняли свой разум не ужасами деноминации рубля или ваучеризации всей страны ради компромисса между капитализмом и спекулятивным идеализмом, а во имя приближения к истине, стараясь в меру сил не подменять следствий причинами. Собеседников, своевременно обучившихся логике, риторике и даже здравому смыслу, обносил, создавая особую ауру и комфорт, напитком виночерпий, а в среде соискателей истины было принято общение преимущественно корректное и основанное на взаимоуважении, что с легкой, но ностальгической иронией всячески подчеркивается Алексеем Николаевым в диалогах "Пира". Автор, тоскуя по Золотому Веку, взял вполне допустимую исторически картину и попытался развернуть ее лицом ко дню сегодняшнему, перенеся античных аристократов духа в формы мига текущего. Эта наивная, как детский рисунок, искренне идеалистическая попытка в известной мере схематична, и так же, как детский рисунок, она изящна и точна своей простодушной миросозерцательностью. И рассмотреть эксперимент Николаева возможно по крайней мере с двух различных позиций, благо автор дает к тому богатые предпосылки.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"