Солнце... проказливые лучики скользят по лицу. Шутливо щекочут кончик носа. Улыбка невольно проскальзывает на лице. Просыпаться и открывать глаза совершенно не хочется. Может и не открывать? Сейчас мне так хорошо и спокойно. Может и не нужно это исправлять? Не открывать глаза, замереть, окаменеть под весенним солнцем. Хорошо...
- Эй, кусок червивого мяса, вставай. Колокол уже зовет благочестивых граждан. Нехорошо лишать их отменного зрелища.
Да что я трус последний? С какой стати так раскис? Вперед Силь, встряхнись! Сегодня самый главный день в твоей жизни. ( И правда, что в жизни может быть важнее смерти?) Не хорошо лишать людей запланированного развлечения.
Намеренно лениво потягиваюсь. Открываю глаза, широко зеваю и со скукой гляжу на тюремщика.
- Почтенный, а как же последний обед?
- Вот пошел народ! Раньше приходишь в камерку, так пленнички все на коленках стоят, молятся, первым делом о последнем причастии спрашивают. А сейчас? Мало того, что храпит как жеребец, да еще первым делом пожрать просит.
Поняв, что обещанный обед сгинул в обширном желудке моего тюремщика, я неопределенно качнул головой.
- Ну, хоть кувшина воды у вас найдется, почтеннейший.
- Эх, зразу видно - дво-ря-нин. Обычный бандюга чарку водки выпьет и на виселицу. А этому кувшин подавай.
- Но ведь не водки? - Ехидно вскидываю правую бровь. - А чарочку можете выпить в помин моей бессмертной души.
Продолжая что-то ворчать себе под нос, тюремщик скрылся в темноте каменного коридора.
А я смог немного перевести дух.
Страшно...
Мы живем, дышим, заставляем наше сердце стучать, чувствуем ток крови по жилам... Мы живем и воспринимаем это как данность. Мы привыкли к жизни, не видим в этом чуда. Обыденность, вот чем кажется нам свет солнца, тьма ночи, зелень деревьев и голубизна неба. И только в самом конце начинаешь ценить каждую деталь, каждую черточку, рассмотреть которую времени так часто не хватало. Перед смертью, как ни странно, это время появляется.
- Умывайся. Да поскорей!
Задумчиво принюхиваюсь к мутной воде в щербатом кувшине.
-Почтеннейший, неужели правитель так экономит на городской тюрьме, что на всех пленников есть только один кувшин с одной и той же водой.
- А ну не придирайся! Какая тебе, мясу, разница. Все едино подыхать.
- Прошу извинить меня, почтеннейший, но подыхать, как вы изволили выразиться, я предпочитаю чистым.
- Тогда вообще не умывайся. Другой воды все равно нет. Да и времени тоже нет. Давай, собирайся.
Пожимаю плечами, неохотно встаю с уже привычной охапки соломы. Отряхиваю когда-то белую рубашку, приглаживаю отросшие вихры волос, недовольно притрагиваюсь к давно не бритому подбородку.
Боже, как же страшно...
Последним взглядом окидываю свою камеру. Завтра здесь появится новый постоялец.
Один из офицеров стражи дергает за цепь от кандалов.
Смелее... все страшно только в первый раз...
Усмехаюсь, и гордо выпрямляю опушенную было голову.
Достоинство. Не хочу запомниться ничтожеством.
Идем среди толпы возбужденно гомонящих людей. Двое стражников впереди, еще двое замыкают процессию. Мне что-то кричат, кто-то зовет по имени - ничего не понимаю.
Как же страшно... не могу заставить себя передвигать ноги.
Надо. Давай, Силь. Где твоя гордость?
Чуть улыбаюсь, и наклоняю голову, приветствуя его.
Стою на эшафоте. Внизу толпа зевак. Не смотрю на них. Гляжу на небо.
Как же красиво...
Как я этого раньше не замечал?
Наместник читает приговор. Слышу только последние строчки.
"...а посему указом его величества Генриха 4 дворянин Сильвестр Эру Даниель приговаривается к смертной казни, посредству отсечения головы. Привести приговор в исполнение."
Ко мне подбегает священник. Предлагает покаяться. Упрямо мотаю головой.
Зачем? Боже, скоро тебе судить меня.
Последний раз обвожу взглядом площадь. А я оказывается жил в великолепном городе.
Спокойно улыбаюсь толпе, не для них, для себя, и встаю на колени.
Закрывать глаза не хочется. Краем глаза вижу небо.
Странно... страха уже нет. Желанное мужество появилось совершенно неожиданно. Вот только зачем?