Генетический герой
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Человек лежал в центре огромного зала, залитого солнечным светом, и смотрел в потолок.
Потолок был сферический, как в планетарии, и прозрачный. За стеклом величественно проплывали облака; солнце скрывалось за искусственной тучей, затемняющей прямые лучи.
Человек зевнул и нажал на несколько кнопок в подлокотнике кресла, напоминающего зубоврачебное.
Человек был очень, очень стар.
***
Двери разъехались, и в комнату вошла девушка. Невысокая, с большой крепкой грудью, в форменной белой блузке и узкой юбке-карандаш -- все, как он любил. Кажется, её звали Мила, на прошлой неделе приняли. Человек с удовольствием посмотрел на девушку. Ему нравилось, как она стояла в третьей балетной позиции, и как топорщилась блузка на талии.
-- Сергей Владимирович, к вам журналист из газеты "Северные рассветы". Его зовут Пётр Иванов, он дожидается приглашения в холле.
-- Мужчина, -- поморщился старый человек. -- Я же просил, чтобы присылали девушек. С девушками легче разговаривать и на них приятнее смотреть.
-- Извините, -- Мила сделала изящный книксен. -- Я прослежу.
-- Хорошо, -- брюзгливо сказал старый человек, хотя он уже всё простил Миле за книксен. -- Пусть этот войдет... Как его?
-- Пётр, -- напомнила Мила.
***
Журналист Пётр зашел и остановился на пороге. В комнате было именно так, как постоянно показывали в новостях, но он все равно оробел. Дряхлый человек, способный подарить людям будущее, во что-то играл.
Монитор скрывал голову человека, и поэтому Петр видел только руки. Левая, тонкая и иссушенная, безвольно лежала вдоль тела; правая, чуть потолще и покрепче, стремительно перебирала разнообразные рычажки на эргономичном полупрозрачном джойстике.
Другой монитор был развернут к посетителю дисплеем, где непрерывно менялись жизненные показатели старого человека. Ощерилась зубцами линия ЭКГ, пульсировал показатель ЧСС. Тревожных сигналов не было, цвета менялись с желтого на зеленый.
-- Здравствуйте, -- голос Петра разнесся по зале.
Акустика здесь была замечательная. Газеты писали, что человек обожает живую музыку, и периодически принимает у себя камерные выступления знаменитых оркестров.
-- Здравствуй, -- сказал старик, и монитор плавно отъехал чуть в сторону.
Журналист увидел глаза человека. Вживую, без моделирующих фильтров, они выглядели совсем маленькими и водянистыми. Немигающие зрачки уставились на алюминиевый обруч на шее у Петра и человек, не стесняясь, прокомментировал:
-- Мужчина, да еще и суеверный. Алюминиевый обруч, циркониевый браслет? И как, помогло? Молодые уже давно бросили эту затею.
-- Не помогло, -- оскорблённо сказал журналист. -- Но я же не могу просто опустить руки. Вы здоровый, вот и не понимаете.
Дряхлый человек поморщился. Только сейчас Пётр заметил, что старик весь опутан проводами, к венам присосались полупрозрачные щупальца капельниц.
-- У вас есть дети, -- пояснил журналист, но уже без прежнего пыла.
-- Угу, -- согласился человек. -- Девятьсот восемьдесят семь, от девятисот восьмидесяти семи разных женщин. Из них только один был зачат естественным путем, но он уже умер. Так что вы хотели спросить?
-- Что вы почувствовали, когда у вас родился сын?
-- Про это уже тысячу раз спрашивали, -- раздраженно ответил старик, и монитор вернулся в исходное положение, загородив его, как ширмой. Оттуда послышался монотонный бубнеж. -- К тому времени у моей жены уже случился один выкидыш, как и у всех вокруг. Когда второй ребенок смог продержаться до третьего триместра, за нами следил весь мир. Мой старший сын Вениамин -- уникальный ребенок, не имеющий ровесников. В день его рождения я был счастлив, как и любой отец. Но когда схлынула первая эйфория, я понял, что мой сын обречен жить в мире стариков и остаться единственным человеком на планете.
Пётр разлепил страницы в новенькой записной книжке и что-то черкнул на развороте не глядя. Потом оттянул воротник плохо выглаженной полосатой рубашки и расстегнул верхнюю пуговицу.
-- А что было дальше?
-- Дальше было четыре года мытарств по всем клиникам мира, -- ответил старик и клацнул полупрозрачным джойстиком. -- Стареющие врачи мне отчаянно завидовали и никак не могли понять, в чем дело. В меня постоянно тыкали иголками, то кровь брали, то костный мозг... Много чего брали. Каждые три дня я уединялся в унизительных комнатушках с порнографией и сдавал генетический материал, за которым стояла бесконечная живая очередь. Не каждый раз получалось, чего уж там. Мне было уже тридцать семь, да и бесконечные биопсии сделали свое дело.
Пётр взглянул на потёртые пластиковые часы на запястье и задал следующий вопрос:
-- Что вы почувствовали после открытия Кирша?
Старик молчал, увлеченно щелкая клавишами. Из дальнего угла залы послышалось аппетитное шкворчание масла на огне и запахло жареным мясом.
Журналист подошел к краю кровати и раздраженно заглянул за край монитора. На экране горел костер и жарился огромный свиной окорок на вертеле. Старик щелкнул кнопку, и дисплей изменил положение, скрыв от Петра изображение.
-- Я почувствовал облегчение, -- бесцветным голосом сказал старик и добавил, не меняя интонации. -- Не мешайте мне играть, я же отвечаю на ваши глупые вопросы. Я понял, что в поколении Вениамина будут не только генетические братья и сестры, но и посторонние люди. Он сможет выбрать себе нормальную жену, без риска инцеста, хоть это будет и непросто -- к тому времени у него было уже около восьмисот полусиблингов. К тому же, с вашего позволения, я был рад, что можно перестать заниматься онанизмом на постоянной основе -- Кирш не только выделил нужное для успешного оплодотворения вещество, но и разработал метод инвазивного извлечения. Так что моё участие в продолжении человеческого рода свелось к трем процедурам в неделю, похожим на биопсию. И, конечно, я должен жить.
Казалось, что журналист его не слушает, но на последней фразе он вздрогнул. Черные пронзительные глаза под высоко вздернутыми бровями перебегали с предмета на предмет, то и дело возвращаясь к черной сумке на поясе. Пальцы теребили собачку замка на переднем кармане.
-- Вы счастливы? -- вдруг спросил Пётр с живым интересом и отпустил застежку.
-- Нет, -- ответил старик. -- Мой сын умер, моя жена умерла. А я жив и конца этому не видно.
-- Но вы же спасли человечество от вымирания! -- воскликнул Пётр. -- Вы герой нового поколения.
Голос прозвучал фальшиво.
-- Угу, -- снова согласился человек, и клацнул полупрозрачным джойстиком. -- Генетический герой.
-- Вы бы могли оторваться от игры на время интервью! -- взорвался журналист. -- К вам невероятно сложно пробиться, я прихожу, а вы тут играете и говорите одни и те же заученные фразы.
-- Ко мне трудно пробиться? -- спросил голос из-за монитора и начал монотонно отчитывать: -- Я принимаю троих журналистов в неделю на протяжении последних двадцати лет. Мне казалось, что вы уже успели задать все глупые вопросы. Ко мне даже приходили из школьного журналистского кружка и спрашивали то же самое. Впрочем, ребятишки были забавные, -- голос оживился.
-- Трудно, -- повторил Пётр уже без прежнего запала.
-- Наверное, это потому что вы мужчина, -- предположил старый человек. -- Я предпочитаю общаться с девушками. Они милые, -- указательный палец и мизинец его правой руки совершили сложный акробатический маневр на джойстике; комната наполнилась барабанным боем выполненного квеста.
-- Да прекратите вы играть! -- крикнул Пётр. -- Я пришел вас убить.
-- Правда? -- голос наконец-то прозвучал заинтересованно, и монитор отъехал в сторону.
-- Правда, -- подтвердил Пётр и подошел ближе.
-- Вы принесли пистолет? -- поинтересовался дряхлый человек и нажал красную кнопку на каркасе кресла-кровати.
-- Отключено, -- злорадно сказал лже-журналист. -- И нет, пистолета я не принес. У вас на входе металлодетектор.
-- То есть вы не всех подкупили, -- прокомментировал старик и снова взял в руки джойстик.
-- Не всех, но это не помешает мне вас убить.
-- А как? -- равнодушно спросил человек и скосил глаза на монитор. Рука потянулась обратно к джойстику.
-- Прекратите! -- Пётр выхватил манипулятор и с размаху бросил на мраморный пол. Современный пластик издал приглушенный звук. Правая рука старика упала и безвольно повисла.
Пётр потоптался на месте, а потом заглянул в монитор. В самом центре дисплея стоял зомби и доедал то, что осталось от игрового персонажа старика. Кажется, это была девушка. Лже-журналист хмыкнул и достал шприц из сумки на поясе.
-- Что там? -- старик слегка задрал подбородок, пытаясь разглядеть надпись.
-- Просто инсулин, -- сказал Пётр. -- Всажу вам полный шприц и конец. Полжизни мучаюсь, зато меня везде пускают с этим. Сейчас все пользуются шприц-ручками, но я специально для такого случая купил обычный и экономил инсулин три месяца.
Он поднял шприц иглой в воздух и выпустил немного жидкости. Руки ощутимо дрожали. В воздухе повис неприятный сладковатый запах фенола.
-- Да вы не переживайте, -- язвительно заметил старый человек. -- Я сам хочу умереть.
-- Почему? -- удивился лже-журналист и опустил шприц. Он посмотрел в водянистые серые глаза. -- А ведь вы не врете.
-- Не вру. Да подумайте сами, разве это жизнь? Последние тридцать лет я прикован к этой постели. Чувствуете, как пахнет жареное мясо? Я не ел такое уже больше тридцати лет, потому что должен беречь это тело и прожить как можно дольше. Нюхать только можно. Чтобы избежать осложнений и сохранить моё существование, врачи кормят меня протертыми супами из брокколи и шпината. Это очень гадко. Да, кстати, у меня недержание. Я почти полностью парализован, работает только правая рука. Сердце и легкие шалят. А еще отказали почки, и я живу на диализе.
-- Почему? -- снова удивился Пётр. -- Вы же наверняка первый в очереди на пересадку, любой был бы рад пожертвовать вам почку. Не я, впрочем. Но для большинства вы же герой, потому что "живете для сохранения человечества" -- так говорят газеты? Вы уникальны, только вы можете подарить человеку потомство.
-- Угу, -- согласился старик. -- Только вот никто не знает, сочетаются ли препараты, которые подавляют реакцию отторжения при пересадке, с моим уникальным, как вы выразились, веществом, предотвращающим генетический слом у зародыша.
-- Генетический слом? -- переспросил Пётр.
-- Угу. Новая теория, -- оживился старик. -- Вы не знали?
-- Нет.
-- Я вам расскажу.
Пётр посмотрел на часы.
-- Да не волнуйтесь вы, -- выпятил нижнюю губу старик, -- успеете всадить свой шприц, на это одна секунда нужна. Уж притворились журналистом, полезайте в кузов. Окажите милость, дайте старому человеку поболтать. Можете считать, что это моё последнее желание.
Пётр неохотно кивнул и перехватил шприц.
-- Вы не программист? -- спросил старик. Пётр помотал головой. -- А вот я был программистом в прошлом веке. Тогда мы еще строили огромные хранилища, собирали петабайты никому не нужных данных про количество просмотров задницы Дженнифер Лопез и прочую ерунду.... О чем это я?
-- Не знаю, -- сказал Пётр и снова оттянул воротник.
-- Точно, тогда мы кодировали информацию, чтобы избежать потерь при передаче и хранении, -- продолжил старик. Его глаза заблестели. -- Ну, чтобы диски поцарапанные читались, и фотографии из отпуска можно было восстановить в случае чего.
Пётр отошел от кровати на три шага и вернулся. Он заметно нервничал. Старик посмотрел на него, не мигая, и сказал:
-- Да вы не морщитесь, молодой человек, интересная же теория. Сейчас я дойду до сути. Короче, молодежь предположила, что гены тоже закодированы на самовосстановление. Якобы, без функции проверки и регенерации, генетическая информация не могла бы храниться так долго без существенных искажений. Из века в век, из поколения в поколение -- сейчас говорят, что это нереально при обычном копировании. Было бы слишком много помех. А если ДНК обладает способностью к проверке и восстановлению -- это объясняет и скачкообразный характер эволюции, и устойчивость генетической информации к радиационным и прочим помехам. Точнее не скажу, я не специалист, излагаю, как понял.
Пётр коротко кивнул и оглянулся на раздвижную прозрачную дверь. В коридоре было пусто, над проёмом горела зеленая лампочка.
-- Допустим, это правда, а? Это объясняет и мусорные участки ДНК, назначение которых не найдено -- они используются для кодирования и проверки целостности. Понимаете? -- старик вовсю жестикулировал правой рукой, не обращая внимания на то, что его не слушают. -- Природа знает, какого они должны быть вида, эти мусорные ДНК. В программировании это были "лишние" биты, равные нулю. В биологии -- определенные гены. Когда яйцеклетка оплодотворяется, начинается химическая реакция проверки. Если мусорные ДНК оказались неподходящего вида -- значит, нарушена вся цепочка. Если этот плод разовьется, то родится мутант, урод -- и поэтому происходит выкидыш. Знаете, до всей этой ерунды с тотальным бесплодием, выкидыши на ранних сроках тоже происходили в двух случаях из пяти. Если я ничего не перепутал, возраст, понимаете...
Пётр кашлянул, нетерпеливо прошелся вдоль кровати и демонстративно уставился на кривую ЭКГ на дисплее. Старик замолчал на пару секунд, а потом невозмутимо продолжил:
-- А теперь представим, что в какой-то момент реакция проверки нарушилась. Говорят, дело в загрязнении воды и воздуха - но молодежь привыкла все сваливать на экологию. Факт же в том, что теперь проверка не проходит в ста процентах случаев. Вот и перестали рождаться дети, -- человек говорил все медленнее и медленнее, будто испытывая терпение потенциального убийцы. -- А во мне, почему-то, сохранилось вещество, которое позволяет проверяющей реакции завершаться правильно. Поэтому дети и рождаются, если при оплодотворении добавляют препарат с извлеченным из моей спермы веществом.
-- Гм, -- сказал лже-журналист. -- Любопытная теория. Но я к вам не за этим пришел.
-- Понимаете, тут есть несколько обоснований... -- продолжил было старик, но Пётр резко развернулся и стукнул ладонью о кулак с зажатым шприцем.
-- Вы тянете время! -- объявил он. -- Зря. Я слежу за часами.
-- Да неужели? -- насмешливо блеснул слезящимися глазами человек.
-- У меня еще есть десять минут.
-- Так валяйте, -- старик откинулся на подушку и ухмыльнулся. --Зато вы что-то умное узнали перед смертью. Учтите, кстати, вас же сразу казнят. Вы лишите человечество будущего. Вас это не беспокоит?
-- Да, -- сказал Пётр и сжал свободный кулак. -- То есть нет. Главное, что вы не будете решать, кто достоин сохранить свой род, а кто нет.
-- И детей не будет ни у кого. Человечество вымрет.
-- Это не мои проблемы, -- сказал Пётр. -- Мне нет дела до человечества. Я же не герой.
-- Я тоже не герой. Я лаборатория синтеза, уникальный фармакологический завод для производства нужного вещества.
-- Но решаете-то, кому дать препарат, лично вы, -- визгливо сказал Пётр.
-- Да неужели вы правда так думаете? -- поднял брови человек. -- Этим уже давно занимается огромный бюрократический отдел. Мои внутренности стали государственной собственностью, правительства всех стран идут на огромные политические уступки ради возможности оставить потомство. Я уже стар, и сейчас, при всей тщательности дозировки, препарата хватает только на девятьсот одиннадцать человек. Я имею право выбрать восемнадцать. Знаете, какая там очередь?
-- Знаю! -- воскликнул Пётр, -- Получше, чем вы. Знаю, чего стоит попасть в эту очередь.
-- Это бесплатно, -- возмутился старик.
-- Неет, -- выдохнул лже-журналист. -- Бесплатно ты попадаешь в конец очереди. Это безнадежно. Там миллионы стоят. Даже чтобы попасть в первую тысячу, надо нехило заплатить.
Было видно, что старик расстроен. Он выпятил нижнюю губу, от чего кожа на подбородке собралась неприятными морщинистыми складками, и тяжело, прерывисто вздохнул.
-- Я квартиру продал, машину, а потом... -- продолжил Петр с какой-то мстительной радостью. -- Вы не знаете, во что я ввязался ради этих денег. Но вы все равно её не выбрали. А она так мечтала о детях. Все надеялась на чудо, молилась. Семь выкидышей у нее было, и после каждого она будто сама частично умирала. Я вас убью, и отомщу. Это не первая кровь на моих руках, так что неважно. Я пришел поговорить с вами, думал, что вы особенный...
Голос зазвенел, а потом дал петуха.
-- Но нет, вы обычный самовлюбленный старик. Вы не бог. Так что пусть это все закончится, -- продолжил лже-журналист визгливо. -- Наконец-то. Очередь, избранные...
Его глаза блестели, а пальцы левой руки лихорадочно выстукивали дробь по металлическому каркасу кресла-кровати.
-- Вы не в себе, -- брюзгливо сказал старик. -- Успокойтесь.
Пётр осёкся и замолчал. Старый человек потянулся было за джойстиком, но вспомнил и перевел взгляд на пол.
-- Бесполезно просить вернуть мне игрушку, да? -- уточнил он.
-- Не верну, -- согласился Пётр сипло. -- Так почему вы не выбрали мою жену? Она была почти в начале очереди. Я всё для этого сделал. Всё.
-- Может быть, она стояла на учёте в наркологическом диспансере? -- предположил старик.
-- Нет, -- возмущенно ответил Пётр.
-- А вы?
-- Тоже нет. Как вы смеете задавать такие вопросы?
-- Точно? -- невозмутимо переспросил старик.
-- Один раз после университетской пьянки мать вызвала скорую, -- раздраженно сказал Пётр. -- С кем не бывает?
-- Значит, в очереди нашлись те, с кем не бывает, -- старик пожал одним правым плечом. Жест получился неуместно кокетливым.
-- Вы преступник, вы хуже, чем расист, -- захлебнулся Пётр. -- Вы моральный урод. Возомнили себя судьей, а сами что из себя представляете?
-- Так убейте меня, -- предложил старый человек. -- Что вы всё тянете?
Пётр взял шприц в правую руку, левую сжал в кулак; на лбу выступила испарина. Старик, не мигая, смотрел ему в глаза.
В коридоре пронзительно завыла сирена, в зале погас верхний свет, и побежали чередующиеся синие и красные лучи.
-- Тревога, -- прокомментировал старик удовлетворенно. -- А я уж было решил, что про меня забыли.
Пётр затравленно огляделся, схватил старика за левую парализованную руку, подержал пару секунд и бросил. Стал торопливо стягивать провода с груди и живота, несколько прозрачных присосок отлепились с негромким чавканьем.
Старик молчал и не сопротивлялся, отблески аварийной сигнализации окрашивали впалые глазницы под густыми бровями попеременно то в синий, то в багровый. Лже-журналист уставился в жуткое лицо, про шприц он, казалось, забыл.
-- Валяйте, -- повторил старик.
Пётр вздрогнул. Какое-то время он стоял, глядя на тонкую, как пергамент, старческую кожу и тяжело дышал. Потом всадил шприц и с усилием нажал на поршень.
В тот же момент монитор за спиной у старика заморгал красным, зажужжали какие-то приборы, и снова включился ослепительный верхний свет. Кровать трансформировалась в лежачее положение, открылось несколько отверстий, и выскочили тугие щупальца медицинских жгутов. В капельницу слева поступила мутная тягучая жидкость.
-- Дурак ты, -- просипел старик.
Пётр уронил пустой шприц и отступил назад. Его била крупная дрожь. Он стоял, закусив губу, и смотрел, как умная автоматика сражается со смертью.
Двери позади разъехались в стороны, в зал влетела команда из шести медиков в голубых масках и латексных перчатках. На Петра никто не обращал внимания.