Табоякова Ольга Александровна : другие произведения.

Все дороги этого мира (гл.1-10)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Все дороги этого мира" (главы с 1 по 10) - эта книга о дорогах, которые бывают очень извилисты. Главными героями являются члены театральной труппы, отправившиеся на фестиваль. Сами по себе они - фейерверк (очень эмоциональные фигуры), а в сочетании с неприятностями, в которые они угодят - это просто волшебство. В книге нет супер крутого главного героя, который одной левой побеждает всех, а потом сидя на завалинке рефлексирует по этому поводу. Если Вы ждете войны, то это не в эту книгу, а вот если любите загадки, юмор и немножко любви, то добро пожаловать! Автор желает Вам приятного чтения, а главное - как можно больше улыбаться.

  

ВСЕ ДОРОГИ ЭТОГО МИРА...

Табоякова О.

  

Пролог

   - Ты должен сделать так, чтобы все дороги этого мира вели сюда.
   У Мастера было свое мнение, куда ведут дороги этого мира, но он подчинился Великому Мастеру. Теперь все дороги этого мира вели сюда - в местность, огороженную со всех сторон болотами, холмами, реками, провалами, лесами. Это было почти три сотни лет тому назад. До сих пор к ним не пришли те, кого они ждали, но Великий Мастер был уверен, что по теории Вероятности, они достигнут успеха. Он еще не знал, но теория Вероятности его не подвела.
  

Глава 1. Фестиваль как исходная

  
   Каждая дорога ведет к дому, но не факт, что к твоему.
   Тур Хейердал.
  
   Дороги этого мира наслаждались ситуацией. Они разговаривали между собой и посмеивались над живыми существами. Для того чтобы понять эту историю, следует чуть-чуть отклониться в прошлое. Многие ученые спорят кто самый древний и мудрый в мире. Выдвигается множество версий, но не одна из них не правильная. Дело в том, что самыми древними и самыми умными в этом мире были и есть - дороги. Обычно они живут сами по себе: болтают, смеются, водят путешественников, закрывают пути, или наоборот делают их легкими. Но периодически они подвергаются воздействию какого-нибудь мага, который может наложить заклинание на дорогу или даже на несколько дорог.
   В первый раз за много сотен лет на все без исключения дороги было наложено столь мощное заклинание - они все должны подбирать кандидатов для Мастера. За последние триста лет они посылали в Темные земли много разного народа, и им это не очень нравилось. Дело в том, что из Темных земель никто пока не вернулся. Дорогам больше нравилось водить живых существ, некоторые из них были очень забавными. А за время действия этого заклятия путешественников становилось все меньше и меньше. Многие дороги были заброшены. Центральные дороги сильные маги старались что называется держать, чтобы караваны по ним проходили от одного города до другого и не пропадали.
   По дороге шли редкие для последнего времени путешественники - театральная труппа. Люди смеялись, шутили, скандалили, обсуждали дорогу. Вот поэтому, дороги и наслаждались ситуацией.
   Труппа шла на фестиваль. Фестиваль проводился раз в два года очень далеко отсюда. Скорее это даже был не фестиваль, а конкурс, но все говорили о нем по привычке "фестиваль". Каждая труппа, отправившаяся на фестиваль должна была выехать не более, чем за сорок дней до его начала. При этом управляющий труппы должен был получить свидетельство об этом у городского мага, которому драматург излагал, что постановка пока не написана, но есть такая-то идея. Маг все это надлежащим образом проверял, вносил в список труппы всех ее членов, и накладывал свою личную подпись. От общего числа членов труппы могла поменяться только одна десятая часть от момента выхода в путь до момента выступления. Труппа отправлялась в путь, и тогда наступало время для драматурга - написать постановку, у постановщика ее поставить, у актеров - выучить роли, у костюмеров - сшить костюмы, у гримеров - подобрать грим, у художников - сделать декорации и афиши. На все это давалось сорок дней пути. Если труппа приезжала раньше, или жила ближе к месту проведения фестиваля, то она ездила по пригородам, и в любом случае находилась в пути.
   Потом начинались фестивальные дни. Все приехавшие участники размещались в степи. Ставились шатры, приглашались зрители, проверялась чистота постановки, и их показывали. По результатам фестивальных дней выбиралась только одна труппа, которая получала награду. О награде следует сказать отдельно. Она состоит из трех частей. Вся труппа получала довольно таки большой куш - два сундука золота. Вторая часть - это каждому именные знаки, которые давали возможность играть даже у королей, и открыть свою школу, стать главой гильдии по профилю. А третья часть - это стяг. Он передавался каждые два года новому победителю.
   Так вот впервые за много лет из города Стальэвари выехала труппа на фестиваль.
   Мухмур Аран - постановщик труппы донны Илисты ехал на милом ослике, который обожал Мухмура. Аран пытался сосчитать, сколько лет назад он ездил на фестиваль. Выходила страшная цифра - почти сорок лет прошло. На фестивале он был три раза. Первый - в детстве с отцом, второй - в юности с учителем, а третий - ставши постановщиком, но тогда он ничего не получил. Эта поездка была его шансом заслужить награду, обеспечить старость - открыть свою школу. И он без раздумий, презрев опасность, согласился ехать с донной Илистой. К тому же он знал большую часть актеров.
   Мухмур Арану было почти семьдесят, но на покой уходили в восемьдесят - восемьдесят пять лет, так что у него было еще лет десять активной деятельности. Великое множество родственников, которые появились за эти семьдесят лет его жизни, поддерживали его, но были против, чтобы он ехал. Мухмур настоял. Он представил себя со стороны: невысокий, лысый в свободной хламиде ярко красного цвета на сером ослике. Мухмур сам себе улыбнулся и замурлыкал тихонечко песню о цветах и весенней любви. Из этого приятного состояния его вывел резкий крик. Похоже, что начался скандал. Мухмур обожал скандалы потому, что они давали сильный энергетический заряд, а также позволяли увидеть жизнь с другой стороны. Мухмур придержал своего ослика.
   С ним поравнялась большая открытая повозка. Как обычно, скандалила донна Илиста и Инрих.
   Донна Илиста - прима нашей труппы и идейный вдохновитель поездки на фестиваль. Несмотря на свои годы, она забивала многих молоденьких. Внешность у Илисты - типично варварская: широкая и очень крутая нижняя часть, тонкая талия, пышная грудь, рост выше среднего. Полные губы, карие глаза, густые темные чуть вьющиеся волосы, лицо круглое, что хорошо для сцены, нежный медово-солнечный голос, длинные пальцы, а ногти всегда по обычаю варваров покрыты лаком, кожа темная. Да, и особая примета - родимое пятно на правом запястье в форме птицы, что, безусловно, означает счастье и свободу.
   Мухмур Аран всегда любовался Илистой. В скандалах она была особенно очаровательна. Скандалы всегда начинались одной фразой: "О! Инрих!". Мухмур Аран пропустил начало ссоры и включился в нее уже к средине. Илиста обожала скандалить с Инрихом. С остальными она тоже скандалила, но Инрих был особым удовольствием.
   - Ты жулик, Инрих! Как можно мне навязывать такое? - Илиста стояла на движущейся повозке и орала на ехавшего рядом Инриха. Ветер развевал ее длинную юбку и распущенные волосы.
   - Но, Илиста! Ты не можешь этого отрицать! - Инрих старался говорить спокойно, но тоже заводился от воплей своей примы. - Ты должна это сделать!
   Илиста чуть сменила позу, наклонилась вперед, сузила глаза, сжала кулаки:
   - Всякого, кто говорит мне, что я что-то должна, я бью ногой в челюсть, - яростно заявила актриса на предыдущее высказывание своего директора.
   - Хорошо, ты можешь этого не делать, но тогда все это бессмысленно, - пожал плечами Инрих. Еще несколько глубоких вздохов и он даже улыбнулся Илисте.
   - Ах, так! Да я сделаю все так, что все будут стонать от зависти. Никто не делает этого лучше меня! - Илиста вздернула голову вверх, и в варварском благословении сложила руки.
   Инрих ей ответил, как выходец с востока, где жили варвары, он мог это сделать. Договор был заключен.
   Мухмур Аран поняв, что крики окончены, а он так и не узнал их причины, приблизился к Инриху.
   - О чем были речи, о досточтимый? - Мухмур чуть наклонился, выражая почтение.
   - Ара, если ты не прекратишь издеваться, то получишь вместо Илисты, - пообещал Инрих.
   - Так в чем было дело? Конец я услышал, а все-таки?
   Инрих устало помотал руками:
   - Подумать только, третий день едем, а она в своем репертуаре. Мы же едем без провожатого - без мага. Я ей втолковывал, что надо в ножки поклониться в следующем городе гильдийскому представителю. Подождать, если понадобится, но без мага дальше не ехать.
   - Понятно, она в ножки кланяться не хочет? - Аран почесал подбородок, представляя самое начала скандала.
   Их обогнала повозка с акробатами, Инрих задумчиво понаблюдал за их вывертами. Сзади послышалось шипение и крики, они посторонились.
   - А почему ты сам не можешь? - Аран все еще пытался разобраться в ситуации.
   Это была щекотливая тема для Инриха, поэтому он предпочел не услышать вопрос.
   - Что там наш драматург? - перевел он разговор на Одольфо.
   - Что может этот старый хрыч? Ваяет очередной шедевр, - Аран прихихикнул.
   Инрих с вопросом посмотрел на него.
   - Ты что-то знаешь?
   - Что, о достойный, я могу знать? - на этот вопрос уже не хотел отвечать Аран.
   - Ара, пожалуйста, скажи, к чему мне готовиться?
   Аран пожалел Инриха и поделился сюжетом бессмертной постановки, которую создает Одольфо.
   - Будет же грандиозный скандал, - выдавил Инрих из себя.
   - И не позднее вечера, - хмыкнул Аран и пустил своего ослика в хвост каравана. Он хотел пообщаться с поваром Гримом.
   В своем возрасте Аран знал, что для путешественников главное в пути безопасность и хорошая еда. Относительно первого он не мог ничего сделать, а вот второе ему было подконтрольно. Пусть в малой степени, но подконтрольно.
   Повар Грим управлял большой груженной повозкой. Он любил распевать песни про еду. Грим складывал рецепты в песни. Аран знал Грима еще по прошлой жизни. Тот работал в большой обжорной лавке. Как его удалось сманить на это путешествие для Арана оставалось загадкой.
   - Грим, что сегодня на ужин?
   Надо сказать, что труппа двигалась довольно в странном режиме. Они выезжали утром затемно, но предварительно позавтракав. Потом ехали и ехали. Останавливались за два часа до захода солнца. Повар варил ужин, а труппа устраивалась на ночлег, обсуждала будущую постановку, наряды и прочее. Обычно они засиживались до полной луны. По мере пути каждый мог подъехать к Гриму, налить водички, получить сладкий бисквит или яблоко, чтобы утолить голод.
   - На ужин сладкий картофель, рыбка, лепешка и фрукты, - перечислил тот.
   Аран собирался повести разговор о приготовлении рыбки, о которой помянул повар Грим, но не успел. С яростным визгом к ним подлетел помощник Инриха - Недай. Недай был племянником Инриха, и поэтому считалось, что он получил столь высокую должность. В обязанности Недая входило материальное снабжение труппы. Все что надо было для актеров, повара, костюмеров, гримеров, ослов, лошадей, телохранителей и всех остальных закупал Недай. Он вел финансовые расчеты, и был неумолим.
   Недай соскочил со своей лошадки, и залез на повозку.
   - Ты что тут написал? Ты думаешь, что они короли? Да у нас король такое не просит, - возмущался Недай, тыкая пальцем в исписанную бумагу.
   Повар пожал плечами достаточно флегматично, чтобы выразить свое презрение.
   - Мне без разницы, Недай. Донна Илиста сказала, я написал.
   - Она что сама это есть будет? - Недай зашелся в священном ужасе.
   - Почему? Нет, не сама. Она посчитала, что управляющий наш Инрих приболел, вот и хочет его полечить, - Грим дал объяснения, скрывая улыбку.
   - Вот ему этого точно, не надо, - решил Недай, вычеркнул что-то из списка, и продолжил обсуждать заказы повара Грима в более спокойном тоне. - А что за сласти ты хочешь купить?
   - Они когда репетировать начнут, знаешь, как сладкое жрать будут? О-о! Хотя, ты не знаешь, - повар рассказал, что это не первая его поездка с театралами. - Я раз пять ездил. Первый раз я, конечно, попал на всеобщий гнев. И представьте вокруг ни города, сладенького нигде нет. Мы четыре дня до следующего города топали, там они кинулись все на рынок. Я накупил сладкого. Сам научился готовить, но в походе особо не наготовишься, а они всегда хотят каждый своего. Когда труппу собирали, то я поставил условием сообщить сведения об их кулинарных предпочтениях.
   - И что? - Недай иногда забывался и вел себя, как маленький ребенок, слушающий вечернюю сказку.
   - Что? - Повар потянулся на своем месте. - Я специалист по сластям. Довольно таки часто люди могут есть весьма посредственные блюда, если точно знают, что у них будет что-либо вкусненькое.
   - Не знал, - Недай согласно кивал. - Хорошо, тогда отправимся вместе на рынок. Я этот городишко хорошо знаю. Там есть поставщик королевского двора. Мы знакомы, думаю, что он не откажется нам презентовать часть своей продукции.
   Повар с изумлением воззрился на помощника управляющего.
   - А дядя бы такое одобрил?
   Вопреки обыкновению, Недай не среагировал на подобную подначку.
   - Дядя Инрих, думаю, одобрит.
   Мухмур Аран придремал под их разговоры и слушал какие-то сказочные вещи, из которых не мог вспомнить ни слова. Однако, ему казалось, что это было что-то о других путешественниках.
   Одна дорога говорила с другой дорогой:
   - И что ты думаешь? По мне уже идут два идиота - лихая парочка.
   - Эти, что, тоже в Темные земли? - другая дорога искренне переживала за судьбу новых путешественников.
   - Естественно, не пришлось даже Мастеру сообщать. Скоро они уже придут туда.
   - Какая жалость! - восклицала дорога. - А кто они такие?
   Дорога принялась рассказывать свое подруге-дороге о путешественниках.
   - Это лихая парочка. Я слышала, они так о себе говорят. Зовут одного - Гармаш, а другого - Железяка. Оба - люди. Гармаш высокий такой тип, тень от него длинная и приятная. Говорливый, с южным акцентом. Одет просто во все серое, как и его товарищ. Второго зовут - Железяка. Он все время гремит при ходьбе. Но симпатичный такой парень, тень от него меньше, чем от первого. Да и помоложе он немножко. Оба идут в Темные земли, - вздохнула дорога.
   Ее товарка тоже сочувственно вздохнула:
   - А чем они тебе понравились? И почему ты уверена, что туда?
   - Они между собой говорили, и меня просили по старому еще обряду довести до места и не морочить им голову. А понравились, потому что просили. Ты же знаешь, что с нами мало кто разговаривает, а тем более просит.
   Обе дороги одновременно вздохнули, вспомнив, что общаются между собой, да еще с Мастером.
   - А ты?
   - А что я? Я веду их к месту назначения. Ты же знаешь, что мы спорить не можем. Пока они не найдут тех самых, кому можно оставить сокровище, то наша миссия будет продолжаться.
   - Ох, и не говори. А вот по мне идут новенькие, и такие приятные.
   - Кто? Театралы? Мне про них говорили уже. Расскажи побольше, - попросила одна другую.
   - А чего рассказывать? Возможно скоро они к тебе придут и с развилки пойдут по тебе, посмотришь. Хотя мне лично нравится у них лирик, он такой забавный все про нас стихи пытается сочинить.
   - Вот как?
   - Именно, а те, что по тебе двое, они знают за чем идут?
   - Как все, я думаю.
   - А Мастеру ты сообщила?
   - Конечно, сообщила, - вздохнула дорога и стала слушать своих путешественников.
   Гармаш свернул с дороги, чтобы набрать ягод и корешков, а Железяка присматривал место для ночевки.
   - Скоро мы придем? - Железяка старался не думать о будущем.
   - Еще может дней десять, а может и меньше, - послышалось из кустов от Гармаша.
   Чуть позже они сидели и разговаривали о море. Они всегда говорили о море.
   - Нет, Железяка, море - это тебе не река. Пусть даже очень большая.
   - Ты думаешь? - усомнился Железяка. - Мы всегда же ходили по реке вниз - вверх.
   - Это ты ходил по реке, а я еще помню времена, когда по морю. Знаешь, Железяка, чем море отличается от реки?
   - Масштабом, - улыбнулся Железяка. - Я помню, ты уже говорил.
   - Хотя море - это замечательно, а вот океан - это еще больше.
   - Слушай, Гармаш, а как отличается море и океан? Корабль идет, и берегов ни там, ни там...
   - Ох, Железяка, ты как маленький. Вот пойдешь под парусами сам поймешь. Я могу только сказать, что в океане чувство простора и беззащитности гораздо больше. Очень знойное сочетание, как говорил наш Боцман.
   - Да?
   Гармаш взгрустнул, он всегда грустил, когда говорил об океане.
   - Да. Доберемся мы до этого камня, и тогда заживем по-человечески.
   - Гармаш, а откуда ты знаешь, что в Темных землях камень желаний? - Железяка уже его спрашивал, но толкового ответа не получил пока.
   Гармашу не хотелось признаваться, что надежда может быть весьма призрачна, но лукавить он не стал.
   - Один дед говорил другому деду, а тот третьему. В общем, там точно что-то есть, и не говори, что не веришь.
   - Ты думаешь, что это камень?
   - Да, я уверен, что камень. Но, знаешь, если даже не камень, то что-то явно очень ценное.
   - Ты думаешь? - Железяка скорее был склонен расценивать закрытость Темных земель, как могилу, а не как сокровищницу. - А что ты точно знаешь про Темные земли?
   - Знаю, что было время, когда один хранитель Темных земель сказал другому хранителю, что достойные путешественники должны приходить туда обязательно, и хранители заколдовали дороги. И все дороги стали вести туда.
   - И поэтому так опасно стало ходить по дорогам?
   - Думаю, что да, - Гармаш пожал плечами, и разговор утих сам собой.
   Дорога слушала и убаюкивала своих путешественников. Она хотела, чтобы эти люди подольше не доходили до Темных земель, но с другой стороны, она надеялась, что они именно те, кого ждали Мастера, и тогда дороги вновь станут свободными.
   Эта дорога позвала ту дорогу, по которой шла театральная труппа.
   - Ты Мастеру о них сказала? - спросила она.
   - Пока нет, что они могут? Пусть идут своим путем, - воспротивилась дорога. - Они же назад пойдут, вот тогда может я и скажу Мастеру.
   - Послушай, мы же обязаны ему все говорить, - начался вечный спор.
   - Это ты обязана, а я не обязана, - возмутилась дорога. К спору подключились еще несколько дорог, даже тропинки влились в дискуссию.
   - Тогда слушай меня, - спустя какое-то время велела главная дорога. - Ты веди своих театралов, но не думай увиливать от Мастера. Лучше подумай о другом. Мы приводим в Темные земли идущих, и Мастер о них знает. И всем им не суждено было вернуться. Дороги, вы не думали, что может быть дело не в идущих, а в Мастере, который не хочет отдавать свои сокровища? А? А, кроме того, я думаю, что в Темные земли идут искатели приключений, правдолюбцы, авантюристы, богословы, варвары, разбойники. Туда все идут за своими сокровищами. Не пора ли послать туда кого-то о ком не знает Мастер, и кто не захочет брать сокровище? Может быть, тогда нам удастся стать свободными.
   После этой речи послышался глубокий всеобщий вздох раздумий. Дороги стали думать и наблюдать.
   - Вот весенний лист моих дорог, - Хэсс мучался, сочиняя стихи.
   - Какой на фиг лист? Каких дорог? И почему "вот"? - перебил его повар Грим.
   Хэсс пытался выразить с чего вдруг к нему в голову пришли эти слова:
   - Ну, и что я буду читать? Мне же надо писать.
   Грим долго и тяжело его оглядывал. Молодой парень, не больше двадцати лет. Среднего роста, ничего особо выдающегося. Женщины взгляды бросают, но на шее не виснут. Единственное, что глаза почти черные. Хэсс присоединился к ним неожиданно, привела его донна Илиста. Она же сообщила, что он начинающий лирик, и будет писать стихи.
   - Хэсс, сколько тебе повторять, что стихи - это состояние души, а твоя душа судя по первым строчкам не привлекает. В стихах же должно что-то быть пронзительное, такое трогательное.
   Хэсс устало потянулся и возразил:
   - Но послушай, Грим, ты же поешь свои рецепты и они так прекрасно звучат.
   Грим развесился. Он заподозрил с первого дня, а сейчас утвердился во мнении, что Хэсс никогда в жизни не учился рифмоплетству.
   - Хэсс, это мои стихи - рецепты. Я в них душу вкладываю. Какое у тебя впечатление, когда ты их слышишь?
   Хэсс повертел головой, вспоминая, раздумывая:
   - Такое, что я сам их готовлю, или что их сейчас принесут, а я буду есть.
   - Отлично, именно это я и вкладываю в свои стихи.
   Хэсс расстроился невероятно такому ответу повара:
   - Значит, я так не смогу.
   Повозка ехала, гремела, а Грим думал, что сделать для этого парня:
   - Послушай, Хэсс, не пытайся отказаться от шанса заранее, даже не попробовав. Стихи это самовыражение. Скажи, ты чем до этого занимался?
   Хэсс напрягся, что почувствовал Грим и предпочел отступить от столь неприятной для юноши темы.
   - Ладно, не говори. Только и коту понятно, что стихи ты пишешь первый раз в своей жизни. Ты подумай, до этого ты успешно жил в своем деле?
   Хэсс представил темную ночь, осторожные шаги, и кивнул повару Гриму.
   - Да, я был весьма успешным, - с кривой улыбкой подтвердил он.
   - Так вот, ты так самовыражался до максимума. В любом творчестве, а особенно в стихах, надо открываться до максимума. Понял?
   Не в силах осмыслить слова собеседника, Хэсс не стал продолжать разговор. Он слез с повозки повара, и уселся на свою лошадку. За три дня путешествия Хэсс привязался к Ле. Он погладил лошадку, и послал ее вперед, догонять повозку донны Илисты. Он проехал мимо повозки критика и газетчика, мимо повозки акробатов, занятых подгонкой своих блестящих костюмов. Он чуть задержался у повозки драматурга Одольфо, обсудил погоду, инфантильность некоторых актеров и надежды на победу на фестивале.
   Пока Хэсс общался с драматургом, он передумал подъезжать к донне Илисте. Направил свою лошадку Ле к обочине дороги, слез с нее и бездумно пошел по направлению к журчащему ручью. Хэсс уселся у воды и стал думать о том, что сказал ему повар Грим. Хэсса охватывала надежда, а потом отчаяние. Так ничего и не решив, не придя к однозначному мнению, он вернулся к дороге и стал догонять караван. Скоро пора было устраиваться на ночлег.
   Единственное, что понял Хэсс за время своего сидения у воды, что он одинок. За последние восемь лет жизни Хэсс забыл это чувство. У него был учитель, которому он доверял, как себе. Теперь Хэсс абсолютно, или как выразился Грим, максимально одинок.
   - Не быть мне поэтом, - горько решил Хэсс, но отступать было некуда. Ему нужно было укрытие, и сменить его сейчас не представлялось возможным. Вполне возможно, что его ищут по всей стране. - Придется учиться писать стихи, - постановил Хэсс для себя. - И ничего, что опозорюсь, своя шкура дороже.
   На маневр Хэсса обратил внимание Недай снова подъехавший к повару. Грим ответил Недаю, что поэты все такие - требуется одиночество для творчества. Недай пожал плечами, он считал себя абсолютным прагматиком, и не вникал в творческие закидоны.
   Караван остановился как-то неорганизованно, даже можно сказать внезапно.
   - Нападение? - Недай подскочил на месте.
   - Не похоже, - Грим флегматично пожал плечами. - Скорее всего очередной скандал в благородном семействе.
   - Илиста? Дядя? - Недай помчался вперед, а крики усиливались и стали слышны даже в конце колоны.
   Донна Илиста в гневе была прекрасна. Развевающиеся волосы, румянец, блестящие глаза, сила удара. Все это на себе испытывал многострадальный драматург Одольфо.
   Глазам Недая предстала необыкновенная картинка. Повозка донны Илисты перегородила дорогу, Она спрыгнула со своей повозки и бегала босиком за Одольфо, который пытался увертываться от ударов Илисты.
   - Ты скотина безмозглая! Да как у тебя язык повернулся такое написать! Да я тебя сейчас! Инрих помоги мне его убить! Да ты! Ты где такое взял?
   Прячась под повозку, Одольфо заявил, что услышал.
   Со столь красочными эпитетами драматурга донна Илиста попыталась оторвать ему уши.
   - Я тебе уши то пообрываю, чтобы подобного никогда не слышать!
   - Дорогая, что случилось? - мягко вмешался в процесс уничтожения драматурга Инрих.
   - Ты это читал? - женщина отвлеклась от отрывания ушей, и встала в позу: руки в боки.
   - Что читал? - Инрих продолжать сбивать накал страстей.
   - Эту его дурацкую пьесу, - Илиста пнула ногой, разлетевшиеся по дороге листы.
   - Нет, дорогая, ты же всегда читаешь первой. Он что уже закончил, а тебе не понравилось?
   Илиста зашипела, как кастрюлька с водой:
   - Не понравилось, - понеслось над дорогой. - Да, это слабо сказано, что не понравилось, - возмущалась она. - Ты почитай, почитай.
   Инрих с брезгливостью посмотрел на зачуханные листы.
   - Это будет несколько затруднительно, дорогая. Может быть ты скажешь, что там не так.
   Одольфо выполз из под повозки донны Илисты с другой стороны.
   - Он написал историю любви, - сумрачно сообщила она.
   - Ну, он всегда пишет истории любви, дорогая, - Инрих старался не рассмеяться.
   - Он написал историю любви двух мужчин. А что я там буду играть? - сорвалась на крик Илиста.
   От народа, подтянувшегося к разборкам, послышались робкие смешки.
   - О, Инрих, они совсем меня не любят, - Илиста кинулась на шею к Инриху.
   - Красавица моя, он перепишет, все будет хорошо.
   Инрих сурово сверкнул глазами на Одольфо. Тот скрылся подальше от кровожадной примы труппы.
   Охрана развеселилась, зная, где Одольфо услышал историю любви двух мужчин, и отправилась искать место для ночевки. Пора было готовить ужин, поить животных, разжигать костры, обсуждать завтрашний путь.
   Начальником охраны каравана была женщина со странным именем Богарта. В ее подчинении находилось четверо: Лайм, Веснушка, Кхельт и Крысеныш.
   В их отряде не хватало мага, но Инрих обещал решить этот вопрос в ближайшее время.
   - Ребятки, рассредоточились, посмотрели, доложили, - скомандовала Богарта.
   Через десять минут было найдено подходящее место для ночевки. Богарта доложила Инриху, организовала размещение людей, установку постов, а сама думала о своих ребятах. Ей не давала покоя связь Лайма и Кхельта.
   Эти двое сошлись внезапно. Они старались не проявлять своих чувств, но Богарта знала, что что-то будет. И это что-то не радовало ее, отряд разбился, или вот-вот разобьется. А ей надо довести этих актеров до места назначения.
   Первые дни путешествия проблем не было, даже пока без мага обходились. Но дальше будут места неприятные, тем более, что им предстоит пройти мимо Темной земли. Богарта, как командир, трезво оценивала ситуацию, и расклад выходил зыбкий. Неприятности возможны с любой стороны.
  

Глава 2. Искать и найти

  
   "Удовольствия ученых слишком дорого обходятся", - директор научно-исследовательского института плакался, глядя на догорающие обломки здания института.
  
   Таверна "Старый скряга" соответствовала своему названию. Покосившийся дом, темные бревна, пыль на окнах, разбавленное вино - все было подстать названию.
   В зале сидело не больше десятка человек и один тролль. За стойкой хозяйничал толстый, заплывший жиром хозяин "Старого скряги". На табурете перед ним сидел учёный. Что это учёный-богослов можно было говорить уверенно потому, что он спорил с хозяином таверны. Ученые-богословы отличались тем, что где бы они ни были, они спорили. Спор носил характер убеждения, для богословов было важно убедить собеседника в своей правоте.
   В противоположность им были учёные-практики, которые предпочитали подключать бедный люд к экспериментам. В народе их не любили еще больше, потому как эти опыты редко заканчивались хорошо.
   Практики и богословы не очень хорошо ладили друг с другом. Одни говорили, а другие делали. Они не находили точек соприкосновения друг с другом.
   Ученые-богословы носили длинные балахоны с капюшонами, как правило, черного цвета. В сумках у них всегда были книги и бумага для записи ценных мыслей. Также многие вели списки обращенных ими в истинную веру. Дело в том, что большинство народа верило во что попало, кто-то даже верил в себя. А они хотели, что бы все верили в Вечного бога. Кто это такой не раскрывалось, что мешало вере граждан укрепиться.
   Этот тип за стойкой тоже был в черном балахоне. В руках он держал скрученную бумагу, и периодически молотил ею по стойке.
   - Отец Григорий, да не может того быть, чтобы вера помогала не болеть, - бубнил хозяин "Старого скряги".
   - А я говорю может! Верь мне! - Отец Григорий потряс своими жиденькими волосенками, и с них посыпалась пыль.
   - А чего это вы такой грязный, отец Григорий?
   - Так в пещере спал, дождь же был.
   - Странно, - хозяин пожал плечами. - У нас дождя уже дней пять не было.
   - Чего странного? - Отец Григорий не любил отлынивать от убеждений. Разговор о погоде его не устраивал. - Так почему ты не веруешь?
   - Болею я, отец Григорий, - хозяин "Старого скряги" высказал это столь жалостливо, что отец Григорий даже посочувствовал ему. - А вы, что отец не болеете?
   Хозяин таверны рассматривал щупленького, с торчащими ушами, реденькими волосами, такое ощущение, что недокормленного, сморщенного богослова и не сомневался, что тот болен. Однако, зычный голос отца Григория убеждал в обратном.
   - Я не болею. Я верую.
   - Дак и я верую, но болею, - хозяин таверны морщился и потирал спину. - А чего это вы сюда забрели? Неужто в Темные земли идете?
   Разговоры в таверне притихли, все ждали ответа отца Григория.
   - А куда еще можно отсюда идти? - отец Григорий давал себе время на раздумья.
   - Да и некуда отсюда идти, - послышался голос сбоку от тролля. - Не ходи туда старец. Кому там проповедовать?
   Отец Григорий не задумывался над такой постановкой вопроса, но он и не шел проповедовать. Тролль, увидев глубокую задумчивость отца Григория, удовлетворился, что поставил человека на правильный путь, и пошел на выход из таверны.
   - А все-таки туда? - хозяин рискнул подать голос.
   - Туда.
   - А зачем, если не секрет, - остальные тоже желали услышать ответ.
   - За истиной, - свято выдохнул отец Григорий, народ разочаровался и перестал слушать их разговор. Эти люди уже видали и перевидали сотни искателей истины. Ни один не вернулся, чтобы поведать им, в чем она состоит. - А что у вас говорят о Темных землях?
   - Вы о чем, отец Григорий? - теперь уже хозяин обдумывал, что сказать.
   - О том, почему никто не возвращается?
   Хозяин захохотал:
   - Это мы все и так знаем потому, что не нашлось достойных.
   Отец Григорий развернул свои бумаги и стал там шкрябать ответ хозяина таверны.
   - Ух ты, - выдохнул он. - А что там такое?
   К стойке поближе подошел человек из-за стола. Он тоже желал узнать, что полезного может сказать хозяин таверны "Старый скряга".
   Отец Григорий подозрительно уставился на подошедшего. Тот показался ему не опасным. Лет почти сорок, определил отец Григорий, чуть помладше меня. Черные штаны, черная куртка, ничего примечательного. Подошедший понял, что его оглядывают. Он оттянул ворот куртки, и сидящие увидели вышитый знак ученых-практиков.
   - Отец Логорифмус, - представился он. - Позвольте мне услышать, что вы говорите, хозяин.
   - Вы тоже туда? - осведомился хозяин таверны.
   - Туда, - согласно кивнул отец Логорифмус.
   - А зачем? - коварно спросил отец Григорий.
   - За знанием, - отчеканил Логорифмус.
   - Так мы вас слушаем, уважаемый хозяин, - такое обращение Логорифмус использовал, скрипя сердце, но хозяину неожиданно понравилось.
   - А что там может быть такое? Мы знаем не много, но знаем. Во-первых, оттуда нельзя вернуться, даже если ты передумал.
   - Как это? - отец Григорий старался все записать.
   - Ну, маги говорят, что там очень мощное заклинание положено. Назад хода нет. Если переступите черту, то все только вперед.
   - Угу, - кивнул Логорифмус. Эти сведения хозяина таверны совпадали с его. - А что-нибудь еще знаете?
   - Знаю, - важно кивнул толстый хозяин. - Там варвары ходят. Еще там есть сокровищница знаний, еще там есть сокровищница времени. Это все.
   - А как они выглядят? - отец Григорий радовался, что уже столько узнал.
   - Никто не знает, - пожал плечами хозяин таверны.
   - А откуда тогда знаете? - отец Логорифмус был дотошен.
   - Так некоторые ясновидящие, и маги кое-что могут. Они говорят, что дороги заколдованы. Они ведут всех странников в Темные земли, чтобы снять проклятие. Но про проклятие, - не очень уверенно добавил трактирщик, - мы точно не знаем. Кто-то утверждает, что это не проклятие, а наоборот, те ждут достойных.
   - Понятненько, - пробурчал отец Григорий. - Скажите, уважаемый, - отец Григорий оценил ход Логорифмуса. - А поблизости нет ли магов или каких ясновидящих?
   - Нет никого, - покачался как могучий дуб трактирщик. - Они здесь долго не живут. Говорят, что голова болит, что силы уходят. Да, и их тянут Темные земли сильнее даже, чем других.
   Трактирщик порядком устал от назойливых посетителей, и прикидывал, как от них избавиться. Спасение подоспело в виде его жены.
   - А ну тащись в погреб. Что-то там не досчитали, - потребовала она и приторно противно улыбнулась посетителям.
   Оба ученых предпочли отправиться на ночлег в общую комнату.
   - Скажите, отец Логорифмус, а что собственно вы туда идете? Это наказ ордена? - Ворочаясь на скамье, отец Григорий пытался завязать разговор.
   - Да, иду по наказу ордена, - Логорифмус старался врать как можно меньше.
   - А я вот думаю, может быть нам пойти вместе? - осмелился предложить Григорий.
   Он обдумывал эту мысль уже целый час. Дело в том, что отец Логорифмус был широким, сильным мужиком. Явно с оружием, а что там встретиться в Темных землях, отец Григорий не знал. Он понимал, что идти вдвоем гораздо лучше, чем одному. Пока отец Логорифмус обдумывал ответ, Григорий решил привести дополнительный аргумент в свою пользу.
   - Цели у нас разные. Мешать друг другу мы не будем. В трудной ситуации сможем помочь друг другу, - заявил он.
   Отец Логорифмус согласился с этим. Его жизненным кредо был оказывать помощь нуждающимся. Он понимал, что этот задохлик богослов пропадет через три дня пути в одиночестве по Темным землям.
   - Хорошо, отец Григорий. Тогда надо набрать припасов, и все такое на двоих. У тебя деньги есть? - Логорифмус перешел на более близкие отношения.
   - Есть, я тебе все отдам, - моментально согласился отец Григорий. - Когда выступаем?
   - Завтра отдыхаем, набираем припасы в деревеньке.
   - Значит, послезавтра?
   - Послезавтра, - подтвердил отец Логорифмус и закрыл глаза. Сон пришел к нему через две минуты.
   В эту лунную ночь не спалось многим в отличие от отца Логорифмуса. В частности не спалось и Великому Мастеру. Он принимал доклад у Мастера.
   - Великий Мастер, - сам Мастер сидел рядом с Великим, но был крайне почтителен. - К нам идут ученые.
   - Богословы?
   - Один богослов, другой практик, - отчитался Мастер.
   - Пусть проходят, - привычно согласился Великий Мастер. - Еще кто?
   - Есть еще люди. Двое странных авантюристов.
   - Люди или эльфы? - уточнил Великий Мастер.
   - Где вы видели авантюристов-эльфов? - поразился Мастер.
   - Нигде и это печально, - ответил ему Великий. - Еще кто?
   - Остальные пока далеко, - сообщил Мастер.
   - Сообщи мне более подробно завтра, - потребовал Великий.
   Последние лет сто Великий не задавал вопросов по поводу посетителей, а просто давал согласие на их вход. Необычное началось дней десять назад. Мастер терялся в догадках, что случилось.
   Великий Мастер отпустил своего подчиненного, и стал вспоминать прошедшие годы. Он почти отчаялся выполнить свою миссию, но недавно что-то изменилось. Ему было предчувствие, что грядут перемены. Великий Мастер скрывал свое нетерпение, но иногда оно прорывалось. Ему пора было будить двух старых хрычей, входящих в совет. Может, хоть их споры станут развлечением для Великого Мастера.
   Мастер ушел от Великого в изумлении. Подумать только, что Великий ведет себя не адекватно, интересуется чем-то. Мастер привык, что бремя поисков лежит целиком на нем. Для того, чтобы успокоиться Мастер пошел поговорить с дорогами.
   - Пока ничего, - твердили, как заведенные дороги.
   Мастеру показалось, что одна из них чуть опоздала с ответом. Он призвал ее к порядку и потребовал отчитаться досконально.
   - Ну, идут по мне ребята. Такие симпатичные, тебе они точно не подходят, - упрямилась дорога, не в силах солгать, но вполне способна извратить сведения.
   - Кто такие? - Мастер цеплялся за огонек надежды.
   - Актеры, - нехотя сообщила дорога.
   - Да уж, эти совсем не подходят, - огорчился Мастер. - А может, кто еще есть?
   - Пока никого, - дорога мстительно хмыкнула на ответ Мастера.
   Мастер продолжил общение с другими дорогами, но в конце вернулся к дороге с актерами.
   - Расскажи о них, - потребовал он.
   - О ком? Там так много народа, - дорога все еще пыталась юлить.
   - Ну, о ком-нибудь, кто сейчас в центре внимания остальных, - Мастер тоже был не промах, и умел общаться с дорогами.
   Подчиняясь, дорога вздохнула, и стала рассказывать об акробатах, которые неожиданно попали в самый эпицентр внимания остальных.
   Химю было уже двадцать шесть лет, Лахсе исполнилось двадцать четыре, а их жене Санвау было всего лишь девятнадцать.
   Санвау с двумя мужьями завидовали, а вот Химю и Лахсу жалели. Не возможно было представить себя на их месте. Но общественное мнение не сильно волновало это странное семейство потому, что они привыкли так жить. Веками так жили их предки, предки их предков. Обычно это семейство жило тихо, но сегодня возник грандиозный скандал. Санвау отказалась жить с двумя мужчинами. Она потребовала, чтобы один из них ушел, но кто именно сообщить отказалась. Она заявила, что, как старшие в семье, путь они решают это между собой сами. Химю и Лахса не ожидали ничего подобного от своей супруги. По их мнению, предпосылок для этого не было никаких.
   Химю и Лахса встали в тупик, что им делать. Совместно они решили, что эта дурь у их супруги пройдет. Санвау же видя, что мужья игнорируют ее требования, взбунтовалась.
   По примеру донны Илисты, которая всегда добивалась всего, устроив грандиозную разборку, Санвау решилась закатить первую в своей жизни истерику.
   - Я требую, чтобы один ушел! - Вопила Санвау, стоя посреди дороги.
   Откуда-то сбоку послышался шепот, что перегораживать дорогу, и останавливать караван стало всеобщей дурной привычкой.
   Лахса и Химю стояли перед ней в немом изумлении, они просто не понимали, что происходит, и главное как на это реагировать.
   - Молчать! - потребовал Химю.
   Это оказалось не самой удачной идеей потому, что Санвау взбеленилась. Таких ощущений гнева и беспомощности она не испытывала никогда в своей спокойной размеренной жизни.
   Лахса поняв, что Санвау сейчас запустит в них чем-нибудь тяжелым, попытался сгладить высказывание Химю.
   - Санни, что случилось? Расскажи мне, - попросил Лахса, умильно глядя в ее глаза.
   Для Санвау Химю стал врагом, а Лахса другом.
   - Уходи! Я не буду жить с ним, - Санвау указала на Химю.
   Люди увидели, что под взглядом маленькой красавицы Санвау Химю пожелтел, как прошлогодний лист.
   - Санни, ты что? - Лахса попытался взять ее за руку.
   - Санни! - Химю смог с себя выдавить только это. - За что? Почему тебе плохо с нами?
   Окружающие с большим интересом слушали вопросы и ответы. Подлинная трагедия в жизни привлекает творческих личностей гораздо больше, чем сыгранные ими страсти. Но, привычно для творческих личностей, каждый из них прикидывал, как можно использовать наблюдения в своей жизни, произведениях, игре, постановке сцен.
   - Я не могу так больше жить! Все живут по-другому, - выдала истинную причину своего бунта Санвау.
   - Что? - поразились оба супруга.
   - Что слышали, - отрезала Санвау.
   - Почему ты так считаешь? Потому, что мнение этих таково? - Химю обвел рукой остальных. - Но мы же другие, совсем другие. Нам ничто не мешает жить так. Разве мы тебя не любим? Разве мы посмотрели на другую?
   Санвау заплакала, но сдаваться не собиралась.
   - Санни, мы же братья, мы тебя оба любим. Как ты можешь выгнать одного из нас? - Лахса искренне недоумевал.
   - Ах, так! - Санвау взвилась, как воздушный змей. - Уходите оба. Меня за вас выдали насильно, меня никто вообще не спросил. Я хочу сама себе выбрать мужа.
   - Что? - Лахса и Химю впали в глубокую прострацию.
   Лахсе пришло в голову побить супругу, как советовал его отец перед женитьбой.
   Химю пытался вникнуть в происходящий кошмар, надеясь, что это все сейчас кончится.
   - Уходите! - стала настаивать Санвау.
   - Отлично, - хлопнул в ладоши Химю. - Это не ты нас выгоняешь, а мы тебя бросаем.
   - Но... - Лахса хотел возразить, но под умоляющим взглядом Химю смутился.
   На этом закончилась общественная часть скандала в семействе. Хэсс обдумывал сведения, которые получил от повара Грима о странном семействе. Оказывается, Санвау выдали замуж за Химю и Лахсу - за двоюродных братьев. Для южных народов было характерно создавать такие тройственные семьи. Это было обусловлено отнюдь не стремлением к разврату, а общественным строем, когда супруга могла остаться одна без поддержки. Как правило, было предусмотрено, что родители снимают с себя ответственность за детей с момента их совершеннолетия - в шестнадцать лет.
   На юге было слишком много опасностей, грозящих женщину с маленькими детьми оставить без защиты, поэтому появился обычай выдавать женщину сразу за двух мужчин. Во-первых, дети были общими. Во-вторых, мужчины дружили и помогали друг другу, что увеличило их шансы выжить в этом страшном мире. В-третьих, годами узаконенное двоемужество делало женщину предметом поклонения. Санвау весьма красивая женщина по меркам южан, презрела многовековые обычаи. Черноволосая, с длинными косичками, узкими глазами, тонкой костью, легкостью и гибкостью Санвау свела двоюродных братье Лахсу и Химю с ума.
   Их семейство влилось в труппу донны Илисты не случайно. Они выступали с ней почти два года. Никогда они не становились предметом всеобщего внимания.
   Лахса и Химю могли вытворять на сцене потрясающие вещи. Они буквально порхали над сценой. Во многих постановках они выступали в качестве представителей нелюдских вестников, то есть были вестниками богов, демонов и колдунов. Санвау - маленькая, солнечная и шаловливая придавала постановкам возвышенность. Она даже избавилась от акцента, который до сих пор мешал ее мужьям.
   Не успел утихнуть этот скандал, как начался следующий. Донна Илиста всерьез вознамерилась убить своего любимого драматурга Одольфо. Он принес ей на рассмотрение новый вариант постановки для фестиваля. Одольфо не стал себя утруждать переделкой сюжета, он просто поменял любовь двух мужчин, на любовь двух женщин.
   Донна Илиста, не веря своим глазам, прочитала до конца принесенную Одольфо рукопись. Потом она выбралась из повозки, сходила к повару Гриму, который без вопросов выдал ей большой нож, и пошла искать Одольфо.
   Когда он узрел свою приму с ножом в руках, то сразу понял, что пьеса ей не понравилась.
   - Что, совсем плохо? - вымученно улыбаясь Одольфо, попробовал завести разговор.
   - Я тебя сейчас на листочки разрежу, халтурщик несчастный, - Илиста старалась загнать Одольфо в угол.
   Неожиданно для всех он заверещал очень громко и жалобно. Люди, не ожидавшие подобного крика, встрепенулись. Охранникам показалось, что было совершено нападение. Повар понял, что это чудит донна Илиста, и флегматично сообщил Инриху об этом.
   Инрих застал несколько комическую картину. Одольфо лежал без чувств, а над ним с ножом склонилась донна Илиста.
   - Что это он? - Инрих постарался не приближаться к своей приме.
   - Устал, наверное, - Илиста пожала плечами. - Я же его чуть-чуть напугала маленьким ножичком.
   Инрих с сомнение оглядел этот тесак, Илиста, уловив его взгляд, покачала головой:
   - А ты бы, что сделал? Он же пьесу не переписал. Он, придурок, поменял мужиков на баб. И что он мне предлагает играть эту гадость? С кем? С Саньо? А кстати где он? Я что должна его права защищать?
   Саньо был ведущим актером труппы, но, в отличие от Илисты, проявлял свой дикий темперамент на сцене. Ему было некогда разбираться с заморочками Одольфо. Саньо съедали личные проблемы, поэтому, услышав очередные крики, он не пошевелился. Саньо пытался решить, что ему делать с неожиданной влюбленностью в неподходящую для этого женщину.
   Инрих, как директор, был в курсе проблем ведущего актера и радовался, что от него пока нет неприятностей. Инриху вполне хватало широкой общественной жизни донны Илисты.
   - Что ты с ним сделала? - Инрих настойчиво пытался выяснить судьбу донна Одольфо.
   - Пуганула, - Илиста скромно улыбнулась, а у Инриха прошла дрожь от этой улыбки. - Очухается, пусть пишет что-нибудь нормальное. Завтра я хочу начать репетиции. И больше пугать его я не стану, - последнюю фразу Илисты услышал Одольфо, пришедший в сознание. - Я выполню свои угрозы, - пообещала Илиста, и мастерски метнула нож, который вонзился в повозку рядом с Одольфо. Затем Илиста с достоинством удалилась.
   Инрих тихонько посмеялся, зная, что Илиста ничего подобного не сделает.
   - Вставай обманщик, - потребовал Инрих, потрясывая перед носом драматурга бутылочкой. - Она уже ушла.
   Одольфо приоткрыл один глаз, убедился в правоте Инриха и приподнялся на локтях.
   - Вставай, и чего тебя угораздило?
   - Ха! А что можно написать новенькое? - Одольфо ответил вопросом на вопрос.
   - Напиши что-нибудь классическое, - посоветовал Инрих, разливая прозрачную жидкость по стаканам.
   - Сам бы попробовал, - Одольфо лихо опрокинул свою дозу и не закашлялся.
   - Я директор, не забывай. Мне писать не положено. - Инрих подозрительно уставился на Одольфо. - У тебя что кризис?
   На что драматург тяжко выдохнул.
   - Да. Идейки есть?
   - Да навалом, - Инрих разлил по второй. - Пей.
   - Делись, - потребовал Одольфо, которого развезло на пустой желудок.
   - Напиши про любовь на перекрестье, - выдал Инрих.
   - Погоди, - лихорадочно записывая, суетился драматург. - "Любовь на перекрестье" - замечательное название. А о чем написать?
   - О любви, - Инрих думал наливать ли по третьей.
   - Не отлынивай, - Одольфо вцепился в Инриха.
   - Ну, что тебе предложить? Объедини пару историй любви как в узоре. Например, Саньо и Богарта, а еще возьми твоих мальчиков из первого варианта, как побочную линию. И еще пару линий. И сбей их в один клубок.
   - Отлично, отлично, - Одольфо поплевал на пальцы, переворачивая страницы для записи. - А Саньо, что с Богартой?
   - Да влюбился он, похоже.
   - Проблем будет, но для дела хорошо, - Одольфо уже сочинял историю любви.
   Саньо, что означало на одном из древних языков "солнечный", сидел на своей лошади, пытаясь отключиться от действительности. За последние четыре дня он ясно понял, что влюбился. Уже давно, много-много лет, Саньо не влюблялся. Он был абсолютно уверен, что это не для него, но влюбился в начальника охраны - прекрасную, воинственную Богарту. Как Саньо знал, Богарта рассталась с мужем-магом. Он просто ее бросил, найдя молодую и красивую магичку. Богарта хорошо держалась. К тому же ее поддержали ребята. Из шестерых четверо остались с ней. Правда, в отряде тоже не все в порядке. Там свои любовные трагедии, но дороге это пока не мешало.
   Саньо пытался решить, что ему делать с собой и с ней. Первое было не менее сложным, чем второе. Саньо разучился чувствовать, он играл чувства на сцене, и чем дольше он так жил, тем лучше играл. Теперь же Саньо боялся, что играть не сможет. И как ему подойти к ней? Богарта не обычная актриска, с которой можно раз и все. Но самым страшным для Саньо, выходившего тысячи раз перед толпами людей, был возможный отказ Богарты.
   Разбираясь в психологии отношений, Саньо искал точку, с которой он стал не человеком, забыв про любовь.
   Он вырос в хорошей, бродячей семье. Его отец был мастером гильдии композиторов. Мама была ведущей актрисой. Они были умопомрачительной парой: высокая, красивая мать и стройный, кучерявый композитор. Оба погибли от болезни, когда Саньо было двадцать четыре. Он уже пробивался на сцене. Женщины весьма способствовали этому продвижению. Пожалуй, в то самое время Саньо и забыл о любви. Для него все стало средством, а не целью. В тридцать Саньо стал ведущим актером и уже двенадцать лет блистал. Несомненно, женщины были в его жизни, но на утро он уже и не помнил, как их зовут. Многие считали, что он весьма бесчувственная натура.
   "И кто меня дернул, согласиться с Илистой?" - Саньо раз за разом задавал себе этот вопрос. Но ответ он знал и так - один взгляд на Богарту, которая сопровождала Илисту.
   "Я с ней поговорю, и все пройдет", - решил Саньо, "а если не поможет, то пересплю, и все пройдет. Ну, не бывает таких женщин".
   В отличие от Саньо, который думал о разговорах и о более тесных отношениях король Главрик IX морально имел своего любимого первого министра Язона. Главрик IX в который уже раз пытался добиться от своего министра человеческого ответа на один, но существенный вопрос: "Что делать?".
   Главрику IX было почти восемьдесят девять лет. Дети его уже умерли, внуков не было и всех волновало, кто будет править, когда Главрик IX уйдет из этого мира. Сам Главрик IX рассчитывал, что эту проблему решит его первый и единственный министр Язон. Главрик IX считал, что одного министра более, чем достаточно для маленького королевства.
   Язону было немногим меньше, чем королю. Всего то восемьдесят четыре года. И эти две развалины очень успешно правили шестьдесят лет. Теперь же пришли другие времена, другие нравы и у них уже не получалось хорошо править. Казначеи посчитали, что поступления в казну уменьшаются, товары, производимые в королевстве, теряют в стоимости, население увеличивается, на королевство жадно смотрят глаза воинственных соседей. Что-то надо было делать. Справедливо рассудив, что проблемами надлежит заниматься министру, король Главрик IX мучил его, требуя определенного ответа.
   Язону же тоже ничего не приходило в голову. Ему, мягко говоря, не хотелось шевелиться, одно дело править в сытом и защищенном мире, а другое - только тронь, покатится такая лавина. Язон уже собрался с мыслями и предложил королю Главрику IX привлечь к делу молодежь, заодно проверив ее на прочность. В качестве кандидата Язон предложил своего сына, но король отверг, заявив, что это тоже старый хрыч - пятидесяти лет.
   - Тогда внук - Сентенус, - не сдавался Язон.
   - Внук? - Главрик IX обдумал эту мысль. Внука министра он знал, как замечательного молодого человека, прекрасно танцующего на балах. - Не женат?
   - Нет, - Язон пощелкал языком. - Не успели.
   - Он что-нибудь еще умеет, кроме как танцевать? - Главрик IX хотел быть уверенным, что мальчик министра решит проблемы, и им не придется еще раз возвращаться к ним.
   - Должен, - не сомневался Язон в своем внуке.
   - Тогда это, - Главрик IX потянулся в своем кресле. - Пиши указ. Тыры-тыры-тыры по тексту, а главное, что отправить его решать наши проблемы, чтобы в ближайшее время поступления в бюджет увеличились, соседи поостереглись, и получить ему место нашего короля, то есть мое, когда я копыта кину. Понял?
   Министр Язон стоял, уронив челюсть.
   - За что?
   - А нехай работает, - король насупился, он помнил, что обещал Язону не надевать на его родственников корону.
   - Но Вы же...
   - Забыл, - король Главрик IX не желал выслушивать своего министра. - Пиши указ, чтобы сейчас был. И иди, скажи ему сам, - король пожалел Сентенуса, который становился королевским наследником.
   Язон тащился по дворцу, сетуя, что тот такой большой. "Может, повелеть, чтобы меня таскали по дворцу на носилках?", - эта мысль занимала первого министра. Он даже не знал, что его внук сделает, когда услышит волю своего короля. Язон нашел Сентенуса в кровати.
   - Еще валяешься? - закричал он.
   Сентенус прекрасно чувствовал своего деда, тот кричал на внука только если назревали серьезные неприятности.
   - Дед, заткнись, - потребовал внук.
   В спальню поспешно забежал королевский маг.
   - Тише, тише, Вашему внуку досталось от мегер.
   - С бабами что ли трахался? - Язон одобрял это занятие, но валяние внука в постели выводило его из себя.
   - С какими бабами? - недопонял маг. - На них напали какие то мегеры, по болоту они таскались.
   Язон подергал свою бороду:
   - Тогда это не мегеры, а русалки.
   - В болоте? - вспылил маг.
   - В болоте, а где они еще водятся, - старый министр не желал уступать какому-то там магу.
   - Может заткнетесь, - застонал Сентенус.
   Молодой человек страдал от остаточных заклинаний, которыми швырялись эти кровожадные дамы - у него дико болела голова.
   - Попейте, - маг сунулся к Сентенусу.
   Тот, с трудом оторвав голову от подушки, стал пить гадостный зеленый напиток.
   Дед уселся на кровать и с ревностью следил, как маг поит внука лечебным варевом.
   - Легче? - переспросил он минут через десять.
   Внук приоткрыл глаза:
   - Легче. Мы все сделали, дед. Но пришлось ноги уносить от восточного соседа по болоту.
   - Без мага пошли? - дед переживал за внука, но выражалось это своеобразно - он его ругал.
   - Нет, наш штатный был ранен. Еле дотащились.
   - Ладно, уж лежи. Только подумай над одним маленьким дельцем, - Язон прикидывал, как изложить все внуку, и решил без прикрас.
   Сентенус застонал так, что из другой комнаты прибежал королевский маг. Язон швырнул в него стаканом, Сентенус закричал, чтобы убирались оба. Прибежала стража, пытаясь сориентироваться в происходящем. Последним прибыл король Главрик IX, и оборав всех велел еще раз зачитать готовый указ.
   Язон шепотом обещал внуку переубедить старого короля отказать Сентенусу в наследовании, если тот решит их проблемы. И уж точно возвести его на трон, если он не решит их.
  

Глава 3. Регламент работ

  
   "Самое важное в работе, это отнюдь не результат, а составленный по всей науке план достижения поставленной цели. По этим планам и судят о нашей работе".
   Мнение одного видного государственного чиновника, высказанное другому видному государственному чиновнику.
  
   - Командир, впереди город, - сообщил Веснушка своей начальнице.
   - Доложи директору, - велела она.
   Инрих прикидывал, что надо дать выступление, а то у его актеров кровь бурлит. Надо сбросить лишние эмоции.
   - Вечером представление, успеете? - Инрих спрашивал Альтарена.
   - Успеем, - тот не сомневался. - Только растолкайте нашу пьянь, - все посмотрели на повозку Сессуалия.
   - Спит? Спит, и где он только спиртное берет в таких количествах? - Альтарен всегда слышал этот вопрос, когда нужен был его напарник Сессуалий.
   Альтарен был местным зазывалой и хвалебщиком. Он писал хвалебные рецензии, доносил до народа идею постановок, и продавал билеты. Сессуалий же был критиком, которого тоже надо иметь каждой уважающей себя труппе. Как и положено критику, тот вечно пил горячительные напитки.
   - Что будем показывать? - Альтарен деловито собирался, чтобы появиться в городе раньше остальных и начать просветительскую работу.
   - Давай "Цветок страсти", - решил Инрих.
   Илиста обожала эту постановку, да и молодые актеры потренируются.
   - Цветок, так цветок. Вечером на девять, как обычно. Я поехал.
   - Внимание. Сегодня вечером в девять даем "Цветок страсти", - загоготал над караваном голос директора труппы. - Разместимся у этих ворот. Всем готовить выступление, Недай помоги Альтарену со зрителями после того как решишь с закупками. Грим на рынок, не занятым актерам помочь ему с припасами. Занятым актерам готовиться, осветитель все сделай толком. Костюмы достаем, полное выступление. Настроение хорошее.
   Люди заволновались, наконец, разнообразие после семи дней пути. Молодые актеры и актрисы зашушукались, даже у ведущих загорелись глаза.
   - А ты стервец пиши, - рявкнула Илиста на драматурга. - Не отвлекайся, а то я за себя не отвечаю...
   Более или менее привычная жизнь затянула караван. Хэсс остался не при делах. Стихи сегодня он не читает, тем более, что своих у него нет хороших, а классических он еще не достаточно разучил.
   - Можно с тобой? - Хэсс догнал Недая, который поехал в город за припасами.
   - Что, скучно? - Недай был не расположен брать попутчиков.
   - Хотелось бы на город посмотреть, я ведь нигде и не был. А ты много путешествовал? - Хэсс знал, что для того чтобы сломить плохое настроение человека, надо его не замечать и общаться ровно.
   - Поехали, - Недай поменял гнев на милость. - Только города они везде одинаковые.
   - Не скажи, - Хэсс был в этом не так уверен.
   - Лирик, одно слово, - Недай так объяснял все странности Хэсса.
   Закончив формальности с представителем главы стражей, Недай направился на базар. Через два часа Хэссу уже было противно ходить с Недаем.
   - Что не нравится? - уловив его настроение, спросил Недай. - Привыкай, нам торговцам нельзя размениваться на лирику, мы все больше о земном - о деньгах.
   - Да я что, я же не про тебя. Просто они все такие противные, - Хэссу было стыдно, что Недай угадал его отношение. В своей прошлой жизни Хэсс никогда бы этого не допустил. Он настолько сосредоточился на воспоминаниях, что еще сильнее разнервничался от последующего вопроса Недая.
   - Что с тобой, Хэсс?
   - Со мной все хорошо, - заученная формула легко слетала с губ.
   - Да, нет. Ты весь как-то исчез. Я даже оглянулся, думал, что ты отстал.
   - Исчез? - Хэсс понизил голос, торговец тканями внимательно прислушивался к их разговору.
   - Так воры исчезают, и убийцы, - торговец нагло вмешался в разговор, беззубо улыбаясь.
   - Воры? Убийцы? - у Хэсса не дрогнул голос.
   - Да он стихоплет, - пояснил Недай. - Ушел в свои мысли. Небось пришибить тебя хочет за такой брак в товаре, - поддел он торговца.
   - Какой такой брак? - разговор потек по привычному руслу "назови цену - сбей цену".
   Хэсс испугался того, что с ним происходило, а главное, что это стало заметно посторонним людям.
   - Я отойду, - Хэсс потеребил Недая за рукав.
   - Иди, - Недай понял товарища, что тому понадобилось отлить. - Там в конце рядов.
   - Ага, - Хэсс пошел в указанном направлении.
   Ему очень захотелось побыть в стороне от умного Недая. Остановившись, Хэсс стал тупо пялиться на объявления на стене дома.
   "Незванного. Незванного", - билось у него в голове. Через несколько мгновение до Хэсса дошло, что он читает указ о собственной поимке.
   "Вора, известного под именем Незванный, следует поймать и доставить за такое-то вознаграждение. Особые приметы такие-то. Местонахождение не известно".
   Хэсс с безразличием прочитал указ о собственной поимке. За какое-то мгновение он опять стал вором, а отнюдь не лириком. "Что же это такое происходит? За семь дней расслабился?". Хэсс не помнил времени, когда он расслаблялся, он всегда был вором. Еще его учитель говорил, что в этом диком мире надо жить, как зверь, ни на секунду не уменьшая внимания.
   Постояв минуту или две, Хэсс развернулся и побрел вдоль рядов. Нос его привел в ряды торговцев травками. Невзирая на большие цены Хэсс накупил разных травок не менее полусотни пакетиков. За этим занятием его нашел Недай.
   - Что, знахаришь? - Недай считал, что способности к творчеству отбивают любые другие.
   - Готовить хочу научиться, - Хэсс был недоволен, что его поймали на столь интимном занятии. Он не собирался признаваться, что умеет кое-что полезное для воровства и для лечения.
   - Закончил? - Недаю стало любопытно, что еще купит этот парень.
   - Почти, - скупо ответил Хэсс.
   - Стой! - послышался вопль за их спинами.
   К Недаю и Хэссу подбежал толстый мужичок с трясущимися руками.
   - Ты у меня украл! - завопил он.
   Хэсс вздрогнул, а Недай недоуменно зафыркал.
   - Кто? - рядом появились стражники.
   - Он, - торговец ткнул пальцем в Недая, Хэсс чуть отодвинулся в сторону.
   - Что такое? - Недай повысил голос.
   - Украл, - истерично закричал опять торговец.
   - Я у Вас ничего не покупал, - Недай не подходил к этому человеку.
   - Не покупал? А кожа? - старичок стал совать руки к мешку Недая.
   - Кожу покупал, но не у Вас.
   - Достаньте, - потребовали стражи.
   Все вместе они осмотрели кожу.
   - Клеймо мастера, - заключил один из стражей. Он стал чуть ближе к Недаю, и одной рукой взялся за свой парализующий волю амулет.
   - Я покупал у молодого человека. Такого с длинными волосами, смуглого, - Недай почувствовал, что пахнет жаренным.
   В толпе, которая собралась посмотреть на очередной скандал, зашептались. Недай уловил слово "ученик".
   - Это был Ваш ученик? - внезапно спросил Хэсс.
   - Ученик? - взвизгнул старик-торговец.
   - Это был ученик, - расслабился страж. - Так в чем проблема?
   - Он недоплатил ученику, - не очень уверенно заверещал торговец.
   - Насколько сторговались, на столько и заплатил, - Недай вновь почувствовал почву под ногами.
   - Попрошу поподробнее, - страж повернулся к Недаю, а второй утихомирил разошедшегося торговца.
   К толпе подошел мальчишка-ученик, проторговавшийся. Недай стал разъяснять ситуацию.
   - В лавке этого мастера была необходимая мне телячья кожа. За прилавком стоял вот этот мальчик. - Недай указал на ученика. Хэсс оценил, что мальчику лет четырнадцать, смуглый, возможно варварская кровь. Глаза забитые до нельзя. Лицо обреченное и усталое. На руке виден синяк, которые появляются, если выкручивать кисти. Бедная одежонка, но чистая. - Он показал мне три, нет четыре куска. Я выбрал вот этот, - Недай потряс своим мешком. Он назвал цену, я сбил, он согласился. Я расплатился и в чем собственно дело я не понимаю.
   Недай уже высился над толпой своей уверенностью.
   Стражи перевили взгляд на мальчика.
   - Тьямин, все так и было? - спросил один из них.
   Неожиданно звонкий голос мальчика говорил о бунтарской душе.
   - Да.
   - А потом? - стражи уже допрашивали мальчишку.
   Порывающегося что-то сказать торговца кожей невежливо заткнули.
   - Тот человек вышел, через минуту появился мастер. Он посмотрел, что я торговался, и закричал. - Мальчик замялся, но Хэссу показалось, что мальчик не добавил слова "и ударил". - Потом хозяин кинулся за покупателем.
   - Понятно, - стражи оценили ситуацию, но дали слово торговцу.
   - Я работаю с утра до ночи, чтобы какие-то пришлые меня обдирали, - завел торговец свою волынку. Толстые щеки тряслись, что смотрелось комично, когда он начал кричать, что недоедает.
   - Не след ставить ученика одного, если не уверен в нем, - наставительно велел страж.
   - Да какой он мне ученик! - завопил торговец. - Пусть катиться на все четыре стороны. Пусть только оплатит расходы на одежду и ущерб. Значит, - торговец хищно посмотрел на Тьямина, - будет отрабатывать бесплатно три месяца, а потом пусть убирается.
   Хэсса перекосило от подобного заявления торговца, сразу становилось понятным вся эта сцена с оплатой. Недай очень спокойным голос поинтересовался и сколько же стоит та богатая одежда, которую носит мальчик. Торговец заколебался, но назвал сумму на которую можно было купить зимнюю куртку, а не рубашку со штанами.
   - Хэсс, я тут не докупил еще кое-что. Подождешь? - Недай ухватил одной рукой торговца, а другой мальчишку Тьямина.
   - Помогу, - ласково улыбнулся Хэсс.
   Толпа стала расходиться, стражи побежали на очередной базарный крик.
   В молчании Недай и Хэсс довели торговца и мальчика до кожевенной лавки.
   - Повесь табличку, что закрыто, - велел Недай. - Мы дорогие покупатели. - Ты мальчик сходи вниз за своими вещами, - Недай раздавал команды. - Мы пока побеседуем.
   Тьямин стоял столбом.
   - У меня нет вещей, - поведал он обескураженному Недаю.
   Хэсс ласково улыбнулся мальчику:
   - Налей мне водички, пить хочется, - попросил Хэсс. - Где кухня?
   Тьямин, несмело шагая, повел Хэсса на кухню. В это время Недай приблизился к торговцу, который запрятался за большой тюк кожи.
   - Сколько должен мальчик?
   - Нисколько, - смел свое мнение торговец.
   - Отлично, а где на него документы? - Недай знал о чем спрашивать.
   - Какие документы? - дрожащий голос торговца раздражал Недая.
   - Ты не увиливай, бодяжник, где документы. Все документы. Скажем, за два золотых мы их выкупим. А если тебя, что не устраивает, то я тебя в веках ославлю.
   - Что? - торговец не понял угрозы.
   - Мы артисты, артисты знаешь кто такие? Мы перед каждым выступлением будем о тебе рассказывать, да и в городе задержимся подольше.
   - Что?
   - Не чтокай, бодяжник, документы давай.
   Торговцу впервые угрожали не физической расправой, а чем-то более страшным. У него была защита от магического нападения, страховка от уничтожения товара, но от ославления его в веках, как ублюдка, не было.
   - Документы там, - торговец помахал рукой в неопределенном направлении.
   - Неси, - Недай был доволен собой.
   Через две минуты вернулись Хэсс с Тьямином.
   - Пойдем, - Недай властно ухватил мальчика за руку. Они вышли из лавки, и Тьямин решился спросить:
   - Это вы меня купили?
   - Ты мальчик теперь свободный, - Недаю не очень нравилось обсуждать вопросы купли-продажи людей.
   Хэсс видя, что объяснения грядут затянуться, неслышным шагом вернулся в лавку. Толстый торговец пересчитывал деньги, и очнулся только когда нож Хэсса оказался у его горла.
   - За что? - зашипел торговец.
   - Чтобы хорошо понял, - Хэсс шептал ему на ухо. - Если, что то я не такой добрый, как мой друг. Понял?
   - Понял, - торговец немного расслабился, поняв, что это предупреждение.
   - Отлично, - Хэсс испарился также тихо, как и пришел.
   - Ты где был? - Недай недовольно поджав губы, уставился на появившегося Хэсса.
   - Отлил, - тот пожал плечами. - Нам еще билеты продавать. Скоро представление, пойдем? А мальчишка?
   - Останется пока в труппе. Будет помогать, - Недай старался говорить спокойным тоном, но чувство вины прорывалось в его голосе.
   - Да не дергайся, - посочувствовал Хэсс.
   - Я все не могу привыкнуть, что бездомных покупают и продают, - пожаловался Недай.
   - Это всегда так, - Хэсс принимал жизнь, как данность. - Ты просто из полной семьи, а я с улицы, - Хэсс чуть приоткрыл свою жизнь, а Недай вцепился в возможность узнать что-либо еще.
   - А тебя, что тоже купили?
   - Учитель меня выкрал, - Хэсс улыбнулся этому воспоминанию.
   - А как?
   Этот вопрос Хэсс проигнорировал.
   - А где сейчас твой учитель? - Недай решил зайти с другой стороны.
   - Умер, - Хэсс явно опечалился. - И пора заниматься зрителями. Смотри, вон Альтарен надрывается.
   Недай поклялся себе, что расколет этого загадочного парня Хэсса. Он уже спрашивал донну Илисту, но та всегда загадочно смеялась в ответ, не отвечая на вопросы. Повар Грим сообщил, что Хэсс не умеет сочинять стихи, а лошадка Ле, что Хэсс любит животных.
   - Зайдем к гадалке, - предложил Недай.
   Хэсс глянул на него, как на сумасшедшего.
   - Никогда не ходи к гадалкам, - наставительно велел он.
   - А почему? - послышался голос молчавшего до сих пор Тьямина.
   - Жить надо, как дышать, - Хэсс повторял премудрости учителя. - Если ты будешь знать наперед, то будешь связан этим знанием и тогда ничего не сможешь изменить.
   - Спорная точка, - пробормотал Недай, но спорить не стал. Тьямин молчал, глядя на Хэсса во все глаза. Он уже понял, что Хэсс явно из городских, и притом или из воров, или из убийц. Тьямину очень хотелось стать учеником вора или убийцы, чтобы его никто не мог обидеть. Будущим Хэсса заинтересовался Тьямин, а вот прошлым - Недай. Хэсс же предпочитал жить только настоящим.
   В далеком северном городе орк Страхолюд сидел перед лучшей гадалкой столицы. Молодая женщина брезгливо морщилась от вида Страхолюда, который в целях маскировки переоделся в одежду нищих.
   - Тот, кого ты ищешь, есть какие-либо приметы? - гадалка знала свое дело, и ее устраивала цена орка в две сотни золотых.
   - Ничего, кроме клочка волос, - Недай вынул из-за пазухи маленький мешочек и отдал гадалке.
   Мучительно долго тянулись минуты, складываясь в часы. Ритуал был закончен через два с половиной часа.
   - Сейчас будешь смотреть сам, - сообщила усталая гадалка, откидывая волосы со лба. - Запоминай, повторять не буду. Повезет если человек один, но если с ним рядом кто есть, то покажет всех. Разбирайся сам. Я больше не могу.
   Страхолюд наклонился вперед, разглядывая картинки. Его глазам предстала удивительная сцена. На освещенной поляне стояли декорации замка, на стене которого выдающаяся по пропорциям и отсутствию одежды женщина приглашала молодого человека, который прятался в кустах, на свидание.
   - Иди ко мне, Мигель, - Илиста старательно поворачивалась к публике в своей легкой ночной рубашке с вышивкой.
   Саньо ответил ей из кустов.
   - Моя Виннета, иду к тебе, цветок мой страсти, - и полез на стену, созданную колдовством.
   Осветители перевели свет, акцентируя внимание на залезающем Саньо.
   В это мгновение на стене замка появился Дикарь, загримированный под отца Виннеты.
   - Ах, ты неверная, варварка.
   - Что отец? - Илиста попятилась к краю стены.
   Саньо рассчитано приостановил свое залазанье наверх.
   - Ты спать решила не с королем, а с этой низшей тварью? - Дикарь стал угрожающе размахивать тяжелым мечом.
   - Отец, то не король, а лишь его наследник, - Илиста проникновенно рассказывала Дикарю о чувствах к молодому красавцу Мигелю.
   Выслушав весь ее монолог, Дикарь наклонился над стеной и прокричал:
   - Ползите вверх, мы вас подхватим.
   Саньо благополучно дополз вверх, произошла смена обстановки. Стена опустилась вниз и зрители в укрупненном виде стали наблюдать за разговорами Виннеты, ее отца и Мигеля.
   - А что король совсем уж стар? - отец Виннеты подбил таки Мигеля на государственный переворот.
   Этим кончилось первое действие.
   Страхолюд понял, что исполняется "Цветок страсти". Картинка все время менялась, показывая то толпу зрителей, то актеров.
   - Кто? - спросил Страхолюд у гадалки.
   - Видимо бродячие актеры, если бы из толпы, то началось бы с лиц людей, а не с актеров.
   - Отлично, - Страхолюд встал. Ему предстояли изыскания в гильдии актеров, надо было опознать труппу и узнать, куда они движутся.
   Тем временем, представление пошло не по плану. После второго акта, когда Мигель благополучно свергнул отца, его поймал в ловушку будущий тесть. Виннета злобно посмеялась над ним, и сообщила, что желает занять трон, как королева и супруга брата Мигеля. Занавес опустился, и в актеров полетели гнилые овощи.
   - Что такое? - рявкнул Инрих, в которого попали помидором.
   Хэсс рассмотрел в толпе их нового с Недаем знакомца - торговца кожевенной лавки. Видимо тот узрел глаза злого Хэсса, и выскочил на сцену с криком:
   - Это не я! Не я! Не виноват я!
   Дикарь все еще в образе отца коварной Виннеты подскочил к кающемуся торговцу:
   - Кто?
   Толпа притихла, когда увидела меч у горла торговца.
   - Это маги, маги, - торговец валил вину на магов.
   - Какие маги? - Дикарь впал в недоумение.
   - Городские, они хотят, чтобы вы ушли, - застонал торговец.
   В него полетело мощное заклятие сна. Торговец упал, сладко похрапывая.
   - Мы продолжаем, - перед зрителями предстала Илиста, - или все хотят уйти?
   В рядах зрителей послышался ропот, люди желали досмотреть "Цветок страсти" до конца. В последнем действии были более, чем пикантные сцены, когда Виннета со служанкой носилась по стенам крепости почти в обнаженном виде, если не считать кучи драгоценностей, а за ними бегали Мигель с братом. В целом все кончалось хорошо - двойной свадьбой: Мигеля и служанки Виннеты, и Виннеты с братом Мигеля. Также Мигеля короновали, и он отправлял своих родственников в дальние земли строить новую жизнь.
   - Да уж, - повар Грим прокомментировал ситуацию с попыткой срыва представления.
   Хэсс сидя рядом, пытался записать свои мысли.
   - И что? - спросил Грим.
   - Изменив вечности,
   открываешь дорогу,
   туда,
   где живут одинокие волки, -
   - продекламировал Хэсс.
   - Это тебе, что представление навеяло? - спросил Грим минут через пять.
   - Да, - Хэсс согласно кивнул.
   - Да уж, парень. Лучше бы они нам точно представление сорвали, чем бы тебе такие мысли приходили в голову, - Грим не знал, что вообще сказать парню. - А к волкам мне не хочется. Давай я тебе спою про сладкий пирог, и попробовать дам. Может тебе теплее станет?
   Хэсс вырвал этот лист из сшитой толстыми нитками книжки, и стал усердно жевать пирог. Грим выдал парню двойную порцию, не желая вспоминать, какой мороз прошел по спине, когда Хэсс с печальным видом рассказывал о вечности и волках.
   - А почему с магами такое? - Хэсс с набитым ртом расспрашивал Грима.
   - Есть вариант, что это не Илиста постаралась. Думаю, что дело в нашей охране, - Грим задумчиво смотрел на тающий пирог.
   - Как так?
   - Муж у Богарты был магом, - Грим слышал о проблемах женщины. - Ушел он к другой, но ушел плохо. Мы же в Стальэвари не смогли мага взять. Этот гад постарался. Думаю, что и здесь тоже самое.
   - Но маги помидорами? - Хэсс не мог совместить магов и помидоры.
   - Хэсс, они вынуждены, что и показывают. Если бы хотели, то кинули бы огненными молниями, понял? - пояснил Грим.
   На эту же тему скандалили Богарта и Инрих.
   - Ты понимаешь, что теперь мы беззащитны? - Инрих наседал на женщину.
   - Но в другом городе...
   - Будет тоже самое, - закончил за нее Инрих.
   - Тогда? - Богарта предложила расстаться.
   Из темноты выступил Саньо.
   - Она останется, - строго глянув на Инриха, сообщил он.
   - Но...
   - О чем спор? - появилась Илиста.
   - Я понимаю, что мы расстаемся, - Богарта старалась быть спокойной. Неустойка по ее вине была значительной суммой.
   Саньо еще крепче сжал зубы. Илиста посмотрела на них и вынесла свое решение:
   - Мы едем дальше в том же составе, и ну его этого мага.
   - Илиста! - Инрих был прагматиком, и считал, что лучше сменить охрану пока не поздно.
   - О, Инрих! - Илиста поехала по накатанному пути.
   Разразился очередной скандал на тему, кто в труппе хозяин.
   Саньо смотрел на Богарту. В лунном свете она казалось еще прекраснее. Саньо понял, что не просто влюблен в эту воительницу, а любит ее до самых кончиков пальцев. Богарта первой опустила глаза.
   - Спасибо, - очень невнятно сказала женщина и исчезла в темноте.
   Веснушка, Кхельт, Лайм и Крысеныш, оставаясь в темноте, наблюдали за ними. Единственной реакцией стали поднятые брови Лайма, которые впрочем, никто не увидел в темноте.
   Готовясь ко сну, Богарта все думала о Саньо. Ей даже захотелось помечтать о прогулках, разговорах, поцелуях. "Как девочка", - одернула себя начальница отряда.
   Крепкая, мускулистая, невысокая женщина с короткой стрижкой боялась себя. Она родилась в семье военных, служивших на границе. Ее отдали в женское училище телохранителей. Он вышла замуж за первого своего объекта - мага. Они прожили почти десять лет вместе. Внезапно, так показалось самой Богарте, он ее выставил за дверь без объяснений.
   Ее муж не предусмотрел, что его ребята уйдут от него, остались лишь двое. Богарту это очень поддержало, когда в комнату гостиницы к ней зашли Кхельт, Веснушка, Лайм и Крысеныш. Через три дня они уже служили у донны Илисты.
   Логорифмус и Григорий тащились с груженным осликом по дороге. На встречу им двигался караван. Отец Григорий страстно желал пообщаться, но люди из каравана не реагировали на его приветствие.
   - Не подходи, - послышалось со стороны.
   Отец Григорий расстроился, но отступать не желал.
   - Надо узнать, - он вопросительно глянул на своего спутника, который уже несколько раз спасал ему жизнь в пути.
   - Хорошо, - Логорифмус развернул ослика и пошел в ногу с тем человеком, который сказал "не подходи".
   Мужчина злобно и беспомощно поглядывал на них.
   - На нас напали разбойники, - выдавил он из себя.
   - А? - отец Григорий пытался посочувствовать, но Логорифмус прервал его, положив на плечо бедняги тяжелую руку.
   - Из Темных земель? - уточнил отец Логорифмус.
   - Из Темных, - мужчина старался не плакать.
   - Мы можем помочь?
   - Нет, - мужчина опустил голову, караван уходил в даль.
   Логорифмус и Григорий смотрели вслед этим людям.
   - Ты что-то знаешь?
   - Гриша, есть в Темных землях и варвары и разбойники. Говорят, что они встретились и оказались там. Теперь они по одиночке или совместно нападают на путешественников.
   - А почему они не заманивают путешественников в Темные земли?
   - Потому, что у этих был маг. Видел того, который шел впереди?
   - Седой? Старик? - вспомнил Григорий.
   - Какой старик? Ему не больше сорока. Я его встречал года два назад.
   - Логорифмус, а еще ты что-нибудь про разбойников и варваров знаешь?
   - Давай не сейчас, - попросил его Логорифмус. - Может, проведем обряд для этих несчастных?
   Отец Григорий с энтузиазмом согласился, доставая необходимые принадлежности.
   Старший гример труппы донны Илисты - Анна с тревогой смотрела за молоденькой дочкой Най. Анна в который раз себя кляла за то, что согласилась ехать, зная, что в труппе будет Лаврентио - отец Най. Но сейчас, Анну беспокоил не Лаврентио, а дочка Най. Тоненькая, с грациозностью хищной птицы и профилем своего отца - знаменитого композитора Лаврентио - Най ни чем не напоминала расплывшуюся пятидесятилетнюю Анну.
   Анна безошибочно угадала, что ее дочка влюбилась. Анна панически боялась, что дочь повторит ее судьбу - родит ребенка без мужа. Анна сумела пристроиться к великой Илисте. Гример это постоянная величина, но для нее было все потеряно.
   Анна напряженно думала, что делать. Первое, что ей показалось правильным - узнать в кого влюбилась ее дочка. Но сначала хорошо бы сходить к донне Илисте и посоветоваться.
   - Можно? - Анна засунула голову за занавеску к Илисте.
   - Заходи, - актриса приветливо махнула рукой. - Как думаешь, что лучше попробовать эту маску с лесной водой или эту с чайными цветками?
   Илиста вертела в руках две баночки, то нюхаю одну, то другую.
   - Не знаю, а откуда цветки?
   - От Волокиты, он перед отъездом дал.
   - Тогда лучше попробовать с цветком. Волокита всегда лучшие вещи вам дает, донна Илиста.
   - Спасибо, Анна, - Илиста с благодарностью посмотрела на своего гримера. - А ты что пришла? Случилось что?
   - Случилось, - Анна присела перед Илистой и стала привычным движением наносить той маску и рассказывать о своих проблемах. - Я все за Лаврентио беспокоилась. Но вижу, что он с молоденькой девочкой закрутил из музыкантов. Ну да боги с ним, меня волнует моя доченька Най. Кажется мне, что девочка влюбилась, и что делать ума не приложу. Ведь если она забеременеет, то может остаться с ребеночком. Она же совестливая, ребеночка не бросит.
   Анна тяжко вздыхала о своей непростой судьбе.
   - Донна Илиста, я вот надумала узнать с кем моя доченька милуется, - Анна выдала свои мысли. - А что, может вы посоветуете, в этом деле нельзя ошибиться. Здесь мне, как матери, нельзя дочь настроить против себя. Ох, и что же мне делать?
   Илиста спокойно лежала с маской из чайных цветков и обдумывала затруднения своей гримерши. Она много лет работала с Анной, Най росла на ее глазах. И вообще то Илисту удивляло, что девочка не загуляла раньше, а дождалась своих двадцати лет. Илиста поняла, что Най девочка умная, и с кем попало, не поведется. Все это ясно говорило, что если девушка решила сойтись с кем-то, то матери, вряд ли удастся их разлучить. Свои мысли Илиста не стала излагать Анне.
   - Ты вот что Анна, ты не скандаль, а сначала поговори с девочкой. Объясни, что она такая молодая, и впервые поехала так далеко. Потом скажи, что волнуешься за нее потому, что кругом много мужчин. Потом скажи, что волнуешься потому, что и у тебя были аналогичные проблемы. Побольше поговори с ней о Лаврентио. Только не обвиняй его, а скажи, что хоть и была у вас любовь, теперь вон Лаврентио крутит с молоденькой Джу.
   - Поняла, донна Илиста, - Анна одобрила идею актрисы. - Давайте маску снимать. Ну, как не щиплет? Не жжет?
   - Нормально вроде.
   - А потом, донна Илиста?
   - Потом, посмотрим. Если поговоришь хорошо, то дочка может сама тебе скажет с кем любовь крутить надумала. А если не скажет, то подумаем, что дальше делать, поняла?
   - Спасибо, донна Илиста.
   Уже позже Илиста обдумала просьбу Анны помочь ей уберечь дочь от роковой ошибки, но к единому выводу не пришла. "Посмотрим, что за девочка окажется. Не спасует ли", - Илиста отложила окончательное решение.
   Ночью ей приснился настолько необыкновенный сон, что она запомнила его надолго. Ей приснилось, что стоит она у самого края обрыва. За спиной дует могучий северный ветер, воют волки, и надо бежать, а бежать некуда. Илиста решила, что умирать надо красиво, и сделала шаг вперед. Ощущение падения было ужасным и притягивающим, но она упала не на твердые камни, а на мягкую пушистую шкурку. Тепло от этого пушистого тела стало согревать Илисту, и она решилась открыть глаза.
   - Ты кто? - спросило пушистое чудовище, вернее, сокровище, поправилась Илиста
   - Илиста, - ответила женщина. - А ты?
   Меховое чудо было тяжело разглядеть, но руками Илиста ощущало, что оно большое, больше ее раза в два. Она хорошо видела только глаза мехового животного - огромные, как тарелки. Внезапно, Илиста заметила еще два глаза, внимательно уставившихся на нее.
   - Ты нас разбудила, - заявило второе меховое сокровище.
   - Извини, - Илисту это очень огорчило.
   - Ничего, просыпаться приятно, - заявил первый.
   - А как ты сюда попала? - потребовал более бдительный второй.
   Илиста рассказала, что убегала от волков и ветра.
   - Отлично, значит, ты не побоялась упасть вниз?
   - Я же думала, что умру, - Илиста пыталась объясниться.
   - Но ты не побоялась. А почему ты не стала звать на помощь?
   - Так ведь некого, я же одна.
   - Илиста, а где ты сейчас?
   Илиста рассказала двоим меховым о себе, о театре, о вчерашнем дне.
   - Погладь меня, - неожиданно попросил первый.
   - И меня, - присоединился второй. - Меня никто давно не гладил. А мы тебе нравимся?
   - Очень, - заверила их актриса.
   Илиста принялась гладить то одного, то другого. Ей становилось очень тепло, даже жарко. Внезапный свист, и Илиста проснулась. В неровном свете луны ее ладони, также как и ночная рубашка были в волосах: черных и белых.
  

Глава 4. Первый лист

  
   Если Вы добрались до последнего листа, не грустите, а откройте новую книгу.
   Правило применимо ко всему в жизни.
  
   Илиста пропустила завтрак. Никто из актеров не пропускал завтрак потому, что невозможно было предсказать, когда будет ужин. В пути случается всякое.
   Это стало поводом для беспокойства всей труппы. Особо волновался директор. Он велел никого не пускать к Илисте, остановил караван, и как смог успокоил людей.
   - Илиста, что с тобой? - забравшись в повозку примы Инрих суетился, пытаясь утроить ее поудобнее.
   - Плохо мне что-то, о, Инрих, - Илиста говорила жалобным, несчастным голосом.
   - Плохо? Заболела? - болезни враг путешественников, их Инрих опасался не меньше, чем разбойников. - Что болит?
   - Не знаю, - Илиста постаралась послушать себя, свой организм. - Все болит, - решила она, наконец.
   - Отлично, малышка, - директор старался говорить спокойно, но внутренне уже паниковал. - Как болит?
   - Ломит.
   - А вчера ты ничего нового не ела?
   - Не ела, - Илиста была абсолютно уверена потому, что даже не ужинала.
   - Поесть хочешь?
   - Нет. Инрих, найди целителя, пожалуйста, - попросила актриса.
   - Ты полежи, я решу все проблемы, - директор был в ужасе от болезни Илисты.
   Повар Грим налил Инриху в большую чашку взбадривающего чая:
   - Что будешь делать? Пошлешь гонца назад или повернешь караван? - Грим спрашивал Инриха о выборе между двумя возможными альтернативами.
   Рядом стоявшие Богарта, Хэсс и Недай тоже ждали решения директора.
   - Пошлю гонца, а караван пусть встанет. Придется потом наверстывать упущенное...По симптомам похоже на лихорадку, - Инрих высказал в слух, то что боялся произнести в повозке у Илисты.
   Богарта поморщилась, она была в одном из походов, где началась лихорадка. До места назначения дошло только двадцать человек
   - Хэсс, а твои травки? Может сделаешь отварчик? - Недай неожиданно громко спросил бывшего вора и настоящего лирика.
   - Травки? - Инрих уцепился за надежду решить все проблемы за десять минут.
   - Травки? - переспросил Грим уважительно глядя на Хэсса. Повар уже вообразил себе, что Хэсс был учеником лекаря.
   - Травки? - Хэсс внутренне заметался. Он не мог сказать, что его травки для приготовления разных зелий для того, чтобы сподручнее было воровать. - Я ээээ....
   - Хэсс! - Инрих уцепился за его руку.
   - Хорошо. Только я ничего не могу обещать, за лекарем лучше все же послать, - предупредил он.
   - Утро доброе, донна Илиста, - Хэсс забрался в повозку.
   Илиста даже не нашла в себе сил улыбнуться. Обычно она всегда улыбалась, встречая этого милого мальчика Хэсса. Они познакомились почти десять дней назад. Илиста очень неосмотрительно поздно вечером шла от одного человека, и, решив сократить путь, свернула на темную улицу. Ее окружили пятеро неопрятных, злобных субъекта. Сомнений не оставалось, что они не только ограбят Илисту, но и изнасилуют. На груди Илиста носила амулет забвения, позволяющий нейтрализовать одно, ну двух нападающих, но не пятерых.
   За ее спиной, где была спина, материализовался тип во всем черном. Илиста вздрогнула. Тип посмотрел на молодчиков:
   - Играем?
   Группа медленно попятилась назад. Они исчезли в темноте.
   - Вечер добрый, прекрасная Илиста, - поклонился ей молодой человек.
   - Именно, что добрый, - Илиста уже пришла в себя. - Позвольте Вас отблагодарить. Или рано?
   - Почему? Не рано, - молодой человек улыбнулся. - Но может быть продолжим разговор в другом месте?
   - Где?
   Спаситель взял женщину за руку и повел по темным улицам. Через десять минут они оказались в уютной комнате.
   - Прошу, присаживайтесь, - предложил Хэсс, а это был именно он. - Вы собираетесь уехать?
   - Собираюсь, - Илиста осторожно согласилась. - Веду переговоры.
   - Хорошо бы мне поехать с вами, донна Илиста, - попросил Хэсс.
   - Это в качестве благодарности? - уточнила она, рассматривая молодого человека. - А почему? Неприятности с законом?
   - Где-то и это есть, но не совсем так, - Хэсс уже сомневался, что удастся добиться согласия Илисты взять его труппу. - Я мог бы стать рабочим сцены, или помощником рабочего сцены.
   - У нас есть полный штат рабочих, - Илиста приняла положительное решение. Ей захотелось помочь этому странному парню с черными глазами. - Лучше бы вам, молодой человек, быть независимым и со странностями. Я думаю, поэт подойдет. Будете молодым дарованием, хорошо?
   - Кем? - опешил Хэсс.
   - И как вас звать?
   - Хэсс, - представился он.
   - Отлично, значит, через три дня выходим. Не опаздывай, Хэсс. А меня можно проводить до дома?
   - Илиста, а почему вы так легко согласились? - Хэсс спросил актрису у самых ворот ее дома.
   Илиста стояла на крыльце, держась рукой за ручку двери. Ажурный платок и длинный плащ скрывали ее почти полностью, но нескончаемая печаль сквозила в ней.
   - У варваров особое мироощущение, Хэсс, - начала говорить Илиста, - они чувствуют, что в мире все события связаны. Я помогу тебе, кто-то поможет моим детям. Это сложно объяснить, Хэсс, но я, как варварка, живу так, как чувствую.
   - Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется?
   - Слово, дело, даже взгляд, Хэсс. Поэтому и не любят варваров.
   - Спасибо, донна Илиста.
   - До встречи, лирик. Потренируйся писать стихи.
   Сейчас стоя у кровати Илисты, Хэсс вспомнил их встречу. Как пользоваться травками ему рассказывал его учитель. Хэсс знал более сотни полезных рецептов зелий, порошков, субстанций, помогающих в воровском деле. Что из этого можно было приготовить для облегчения страданий донны Илисты, Хэсс не знал. Хэсс решил посмотреть нет ли чего полезного в сундучке донны Илисты. Он брал баночки, открывал и нюхал их. Одна из баночек привлекла его внимание. Хэсс прочитал: "Маска: чайный цветок". Где-то дней за десять до знакомства с Илистой, Хэссу предлагали украсть подобную баночку на заказ, но, доверившись своей интуиции, что заказ нечист, Хэсс отказался.
   - Инрих, откуда у Илисты эта баночка? - потребовал ответа Хэсс, выбравшись из повозки.
   Инрих вырвал баночку из рук Хэсса, повертел ее и так и эдак, понюхал, даже залез в зеленую массу пальцем, попробовал и отрицательно покачал головой. Сведениями о происхождении баночки поделилась гримерша труппы Анна. Хэсс знал Волокиту и под другим именем. Зазвав Инриха в повозку, Хэсс сообщил, что подозревает отравление сильнодействующим составом.
   - Она заговаривается, потеет, стонет, - перечислил Хэсс симптомы и отравления и лихорадки. - Волокита вполне мог подсунуть, если донна его чем-то обидела. Тем более, что лицо покраснело.
   - А снять отравление чем-то можно?
   Для этих целей Хэсс знал состав из травок.
   - Я могу сварить, но где-то за час. Но если лихорадка, то лучше не станет.
   - Вари, - Инрих приплясывал на месте от нетерпения.
   Хэссу ужасно действовали на нервы подсматривающие за его действиями актеры, гримерша, охранники, рабочие сцены, режиссер и даже осветитель.
   Караван отстоял на месте целый день, но к следующему утру донна Илиста была в строю. Она расстроилась из-за покраснения лица, но Анна обещала снять за день-два все остаточные симптомы отравления.
   Илиста поблагодарила Хэсса весьма своеобразно, непонятно для остальных, но приятно для Хэсса. Она подарила ему небольшой сундучок для складирования мешочков с травами. На сундучке была выгравирована надпись: "Нам не дано предугадать...". Для Хэсса так и осталось загадкой, кто сделал гравировку.
   Наблюдать за актерами стало для Хэсса приятным разнообразием в последующих днях пути. Он ехал на своей лошадке Ле, или на повозке с поваром Гримом и смотрел за повозками актеров. Маша, Алила, Дикарь, Гвенни, Йол, Мириам, Казимир, Флат, Вика, Джет, Сайлус, Ямина репетировали, а если не репетировали, то болтали. С ними много времени проводили костюмеры Рис и Монетка. Тьямин болтался в основном с Недаем и Альтареном. Достаточно обособлено ехали рабочие сцены. Со стороны повозок с музыкантами иногда слышалась музыка и очередные вопли. Режиссер мирно дремал на ослике, ожидая очередного творения драматурга Одольфо.
   Хэсс раздумывал об основном актерском составе этой труппы. Такие разные люди, даром, что молодые, но абсолютно не похожие, умудрялись который день ехать мирно.
   Вика очень эффектная девушка, поражала Хэсса своей бессердечностью. В Вике все было чересчур, если брови, то очень черные, если глаза, то очень синие, если, губы, то очень пухлые, если, ресницы, то очень длинные. Хэсс знал, что Вика из зажиточной семейки. Ее отец и мать любили свою дочку до обморока, что сделало на Вику несколько циничной. Девушка была моложе Хэсса на год, но Хэсс ощущал, что Вика старше его на целый век. На репетициях она старалась выбить себе лучшие роли, и достаточно ярко их читала, но с влюбленным в нее костюмером Монеткой обращалась хуже, чем с нищим.
   Маша была противоположностью яркой Вики, незаметная, достаточно обычная, если не слышать ее голос. Подобной бархатистостью голоса обладала в труппе только донна Илиста. Маша с удовольствием читала и коротенькие роли. Когда актеры репетировали, то Хэссу скорее запоминались короткие реплики Маши, чем страстные слова Вики.
   Гвенни и Мириам две подружки старались похоже одеваться, стричься, вести себя. Иногда Хэсс их путал. Гвенни и Мириам подражали известной в прошлом паре близняшек Гойцовски. Гойцовски стали характерными актрисами и были знамениты на весь континент.
   Женскую часть основного состава труппы замыкала Алила. Хэссу с первой минуты стало ясно, что девушка необычная. Читая поэзию, Хэсс выцепил определение "как лучик света". Вот к Алиле это прекрасно подходило.
   Сегодня с самого утра репетировали старую постановку Мухмура Арана "Спелый плод". В этом опусе рассказывалось о тяжелой судьбе варварских богов, которые были вынуждены следить за каждым варваром или варваркой, и помогать или мешать им. Но однажды все изменилось, к варварским богам пришел тип, который околдовал богов, забрал их силу, и варварам пришлось свои проблемы решать самостоятельно. Для них наступили трудные времена.
   - Прости моя любовь, я вынужден уехать, - Дикарь громким печальным голосом читал роль одного из варваров.
   - О, нет, любимый мой, я не смогу одна жить без тебя, - варварка в исполнении Вики заламывала руки.
   - Пусти его, - надтреснутым голосом вклинился Флат, читающий за отца варварки.
   Хэсс переключился смотрел, как ловко актерами управлял Мухмур Аран, которого близкие друзья звали Ара. Он лавировал на своем ослике между повозками с актерами и давал ценные указания.
   В отличие от Хэсса, который пребывал в благодушном настроении, Саньо был напряжен до предела, но тоже наблюдал. Саньо наблюдал за Богартой, которая сверялась с картой, намечая путь. На Богарту неприязненно поглядывал Инрих, но женщина держалась ровно. Она чувствовала каждой клеточкой своего тела постоянный взгляд Солнечного.
   - Саньо, - актер вздрогнул от неожиданного обращения Инриха.
   - Что?
   - Почему бы тебе с ней не поговорить?
   - Что?
   - Саньо, перестань пялиться на нее, как мальчишка, - Инрих смутил ведущего актера.
   - Что?
   - Саньо, она живой человек, перестань ее выставлять в таком свете. Вся труппа уже судачит.
   - Что?
   - Саньо, - Инрих безнадежно махнул рукой и слез с его повозки.
   - И как? - тут же спросил директора пронырливый драматург
   - Что толку разговаривать с человеком, который на все твои слова только переспрашивает "Что? Что? Что?", - вздохнул Инрих.
   Богарта решила разрушить эту стену молчания, она слышала наставления Инриха. Женщина подъехала к повозке Саньо.
   - Можно?
   Саньо протянул руку, и женщина оказалась рядом с ним. Дальше разговор не клеился, что сказать друг другу они не знали. Ситуацию спасли Илиста и Одольфо. В очередной раз приме не понравилось что-то в постановке, которую сочинял Одольфо, и ему досталось. Илиста носилась за драматургом, заставляя того вслух прочитать ту галиматью, которую он написал.
   - Как я могу обнаженная сидеть на лошади с мечом в руках и вздыхать о любви? - кричала Илиста. - Ты сам голым задом сядь на лошадь сначала, - требовала она у драматурга. - Какая там любовь?
   Одольфо верещал, что перепишет эту сцену, Илиста требовала переписать всю ее роль.
   Саньо и Богарта посмеялись над очередными приключениями знаменитого драматурга, и лед был сломлен.
   - Саньо, ты не смотри на меня так, - попросила Богарта.
   - Я буду смотреть, пока ты не разрешишь прикоснуться, - не задумываясь, ответил Саньо.
   Этот трудный разговор убедил Саньо, что Богарта самая смелая женщина в мире, а Богарту, что Саньо самый невозможный мужчина на свете.
   Впереди по этой же дороге шли двое: учитель и его ученик. Учитель шел в Темные земли и туда же вел своего ученика. Дорога всячески задерживала их, желая, чтобы они встретились с труппой. Труппа скоро должна была нагнать эту пару.
   Линай в свои шестьдесят семь лет был еще крепким типом. Возраст выдавала длинная борода, заплетенная в косички. Густая белесая грива волос, создавала нимб над Линаем, что производило впечатление на его учеников.
   Линай шел в Темные земли. Тридцать лет поисков, изучения Темных земель привели к тому, что Линай был уверен, что он знает, что такое в Темных землях и как это получить.
   Тонкие кожаные сапожки его ученика Эльниня запылились, а учительские сияли, как только что начищенные. Линай имел привычку гонять своих учеников, указывая на обувь, и говорить, что к настояще-е-е-му просветленному даже пыль не пристает.
   - Учитель Линай, - Эльнинь был сверх почтительным к своему просветленному учителю.
   - Да, ученик, - Линай всячески подчеркивал статус Эльниня.
   - Учитель Линай, а как скоро мы придем к Темным землям? - Эльнинь набрался смелости, чтобы спросить учителя об этом впервые за двадцать дней пути.
   Линай сверкнул глазами из под шапки просеребренных волос:
   - Скоро, ученик. Лучше повтори мне мантры спокойствия и подчинения.
   Эльнинь стал механически проговаривать мантры спокойствия и подчинения.
   - Отлично, - прервал его на средине учитель. - Найди место, разведи огонь, помойся в речушке. Сегодня мы проведем обряд поиска земли. Ты первый раз за три года ученичества увидишь его, и даже сможешь мне помочь.
   Эльнинь преисполнился благоговения и ринулся выполнять все указания своего учителя. Линаю было приятно учить столь покорного и исполнительного мальчика семнадцати лет. Линай еще в сорок лет понял, что учеников надо брать в отроческом возрасте, чтобы они всецело могли подчиниться своему учителю.
   Линай собирался провести еще один обряд, помимо поиска земли. Он хотел просить о помощи в трудном пути, для достижения следующей ступени от просветленного к избранному. Ученику он не собирался говорить об этом.
   Обряд поиска следовало провести пока солнце не село. Линай кинул в огонь мелкие монеты, огонь застыл, и изменил цвет на черный. Эльниню было страшно смотреть, как огонь пылает черным.
   Линай одобрительно улыбнулся:
   - Ты должен достать из огня монету. Всего одну, - велел он ученику. - Боли не бойся. Читай мантры спокойствия и покорности.
   Боль обожгла правую руку Эльниня, сжирая его кожу. Монетка оказалась на ладони учителя. Эльнинь не смел закричать, но слезы катились по его лицу.
   Линай, не обращая на ученика внимания, стал петь над монетой. Она рассыпалась в пыль. Из пыли поднялось небольшое облачко, которое сформировало образ глаз и рта.
   - Скажи нам о Темных землях? Предчувствую, что держат меня здесь, и не пускают вперед, - обратился Линай к возникшему образу.
   - Держат, но ты сам не беги. Помощь к тебе идет, - ответил образ.
   Линай удовлетворенно поднял брови, он верил в свою просветленности, а теперь уже в будущую избранность. Пыль осыпалась, на ладони Линая лежала монетка.
   - Так, теперь дай свою руку, - потребовал Линай у ученика.
   Эльнинь протянул правую, которая была обожена. От прохлады рук учителя боль у Эльниня стала стихать.
   - Скоро пройдет, ученик. А теперь дай левую.
   Линай ножом полоснул по ладони ученика, кровь потекла в черный огонь. Шепота учителя над огнем Эльнинь не разобрал, но ответ он услышал четко.
   - Стать тебе избранным после ученичества, - пропел огонь.
   Линай от удовольствия зажмурил глаза. Долгое время Линай боялся спрашивать о достижении своей цели, но огонь подтвердил, что он находится на верном пути.
   Дорога с удовольствием разговаривала с этим странным человеком, но отвечала она для того, который все делал. Дороге не суждено разобраться в сложностях человеческих взаимоотношений. Она воспринимала, если делает, то главный.
   Оставив этих людей, которые стали думать о вполне насущных вещах, типа еды, дорога стала подслушивать. Она еще только училась подслушивать мастеров из Темных земель. Если бы на совете был Великий Мастер, то дороге нипочем не удалось бы это сделать. Мастер, который общался с дорогами сидел во главе стола. Дорога не знала, как его зовут, и никогда об этом не задумывалась. Она звала его молодой Мастер, чтобы как-то отличать от других мастеров. Были еще Мастер Сыч и Мастер Линч. Оба старые развалюхи, с трясущимися головами, но еще полные задора и огня.
   - Мы уже не можем ждать! - гремел над столом голос Мастера Сыча.
   - Мы должны ждать! - противостоял ему Мастер Линч.
   - Кто к нам придет? О нас уже все забыли, - приводил свои аргументы Сыч.
   - Мы центр мира, - возражал Линч.
   - Не скажи, вот когда мы правили миром, тогда и были центром, - Сыч вспоминал старые времена.
   - А где этот старый пень? - внезапный вопрос Мастера Сыча вывел из дремоты молодого Мастера.
   - Великий сам пожелал посмотреть, кто на пути в Темные земли, - очень официально ответил Мастер.
   - И чем это поможет? - саркастически поинтересовался Мастер Линч.
   Молодой Мастер пожал плечами.
   - Надо что-то делать, - потребовал Сыч.
   - Что можно сделать с такими героями, - патетически взмахнул Линч.
   На стене засветилась панорама Темных земель. Она всегда проявлялась, когда в Темные земли вступали новые герои. На сей раз, мастера узрели Гармаша и Железяку. Не торопясь, пробуя каждый шаг, эти двое шли по Темной земле.
   - И что такие смогут? - глядя на жалкий вид новичков, сокрушался Линч.
   - От них много не требуется, - пожал плечами молодой Мастер. - Всего то правильно выбрать. Не брать чужое, и быть честными.
   - Да где ты таких ископаемых найдешь? - ворчал Сыч.
   - Эти явно не подойдут, - хмыкнул Линч, и изображение пропало.
   Гармаш прибывал в эйфории, ему чудилось, что один шаг и он у сокровищницы. Они прошли уже почти шагов триста, а впереди был темный лес. Сумрачность, некая не живость всего вокруг его пугала.
   Железяка боялся. Он соображал, что зря сунулся в эти Темные земли, но бросить Гармаша одного, ему не позволяла совесть.
   - Куда мы пойдем? - Желязяке показалось, что если говорить, то будет не так страшно.
   Окружающее пространство отозвалось гулом: "уууууу". Друзья вздрогнули и остановились.
   - Что это? - шепотом спросил Гармаш.
   - Сам я не местный так, что не знаю, - нашел в себе силы пошутить Железяка.
   - Пойдем осторожнее, - предложил Гармаш. - Будь готов.
   Аналогично страху Железяки, Страхолюд тоже боялся до потери сознания, но боялся по-другому. Он переживал найдет ли этих бродячих актеров. С помощью магов, связей и больших денег его переместили в столицу королевства Эвари. Он знал, что Илиста, которую он узнал на портрете актеров в гильдии актеров, живет в Стальэвари. Меньше суток ему понадобилось, чтобы узнать все о труппе донны Илисты. Страхолюд смог заполучить список всех, путешествующих на фестиваль. Больше полусотни имен и прозвищ, Страхолюда напрягли. Еще три дня он потратил на первичный сбор информации о каждом из членов труппы. Большая часть старше тридцати лет смогла отсеяться, но все равно осталось еще очень много неизвестных, и кто-то из них был тот, кого было поручено найти Страхолюду.
   Вопреки распространенному мнению, что орки полные дебилы, Страхолюд отличался умом и сообразительностью. Его сородичи обитали далеко на севере, а Страхолюд жил одиночкой на юге и был одним из выдающихся наемников своего времени. Общие сведения, которые получали о Страхолюде потенциальные наниматели, были однотипны. Появился в городе почти десять лет назад с сильным ранением. Меньше чем за год заработал репутацию хорошего наемника. Еще через год выполнил заказ одного из очень высокопоставленных лиц, при этом убив самого лучшего наемника, и занял его место в иерархии типов для деликатных дел. Страхолюд завязал отношения с магами по всему побережью, а также имел протекцию к магам части соседних королевств. Был умен, изобретателен, спокоен и состоятелен. Ходили слухи, что у него солидные счета у банкиров. За свои заказы он просил немыслимые деньги, но всегда выполнял поручения. Это, пожалуй, и все, что узнавали люди.
   Страхолюда наняли почти с месяц назад. Дело предстояло сложное и запутанное. Его пригласили в дом барона Д'Оро. Страхолюд любил работать с аристократами, платили они вдвое против его грабительских цен. Встреча состоялась в кабинете старого барона. Страхолюд собрал о нем первоначальную информацию. Сгорбленный старик, с крючкообразным носом и пожелтевшей кожей, характерное "оканье", таким барона увидел Страхолюд.
   Кабинет, убранный в зеленых и бордовых тонах, раздражал своей помпезность, и Страхолюд накинул еще десять процентов на гонорар.
   - Соадись, - оглядев его, велел барон Д'Оро. - Говорят ты луну с неба достанешь. Правда, что ты помог избежать скандала лорду-канцлеру?
   Страхолюд молчал, предпочитая не делиться своими успехами. Барон насупился, как старая супница с отбитыми ручками.
   - Много лет ноазад у меня была дочь, - старик помолчал, прикрыв глаза. - Любимая дочка - Баженка. Пришло время ей замуж идти, а роастили мы ее хорошо. Спокойная девочка была, но на ту беду в дом заглянули бродячие артисты, - старик буквально выплюнул последние слова. - Очаровал ее коакой-то пустобрех. Девочка знала, что ей идти замуж, но откоазала. Я осерчал сильно, отправил девочку в южный форт, чтобы одумалась, на хлеб и воду. Что случилось там, не известно до сих пор. В башне был поажар, там же нашли обгоревшее тело. Похоронили девочку.
   Старик молчал, Страхолюд не торопил. Эту историю он знал, из той информации, которую собрал о бароне Д'Оро. Дальше же начались новые, неизвестные никому сведения.
   - Жили мы потом без девоачки, - старик вздохнул, но затем огонь зажегся в этом немощном теле. - Мой сын, брат Баженки правит, у него уже свои внуки. Но недавно из южного форта прибыли старики доживать свой век здесь в старом поместье. Покаялась мне одна женщина, коаторая и устроала все это с Баженкой. Поажар устроили они, тело украли с кладбища, взяли недавно поахоронненую. Актерчик тот ее ждал. Уехали они.
   Страхолюд понял, что где-то по свету ходит прямая наследница барона Д'Оро - его дочь Баженка. Она была старшей дочкой и все права на титул и земли перешли бы ей, а потом ее детям. Барон продолжил:
   - Хоадил я к магам, говорят, что в живых ее нет, но чуют маги продолжение ее - ребенка. Примерный возраст назвали, - барон стал говорить очень торопливо. - Где-то двадцать или тридцать лет. Но не больше. Есть прядь волос Баженки, должно помочь. Найди ребенка орк.
   Страхолюд, не торопясь, обдумал предложение барона Д'Оро и назвал цену. У барона отвисла челюсть, но торговаться старик не стал.
   - Добавлю столько же, если привезешь до конца года, - заявил старик, а орк аж зажмурился от удовольствия.
   Сейчас Страхолюд догонял труппу донны Илисты, где ему предстояло установить, кто же является родственником старого барона Д'Оро.
   Хэсс валялся на травке, засыпая и просыпаясь под репетиции актеров, под жаркие споры Илисты и Одольфо. Где-то чуть подальше слышались разговоры рабочих сцены, которые обсуждали вопросы постановки судна в порт при разном волнении и ветре. Хэссу нравилось это блаженное состояние. В очередной раз открывая глаза, Хэсс заметил странность. Подошедший к Илисте директор светился красным. Это открытие заставило Хэсса резко сесть, что привлекло внимание Недая и повара Грима, развалившихся рядом.
   - Ты что, Хэсс? Стихи в голову пришли? - пошутил Грим.
   - Стихи? - Хэсс не понимал о чем его спросили. Он пытался еще раз увидеть красное сияние вокруг Инриха, или понять, что ему пригрезилось.
   - Хэсс, - потряс его за плечо Недай. - Ты в порядке?
   - Ага, - этот вопрос уже Хэсс расслышал и понял.
   Единственным способом удостовериться, что ему не пригрезилось, было опуститься в состояние дремоты и посмотреть на Инриха. Хэсс стал успокаиваться, делая дыхательные упражнения, но ему помешали. У главного костра появилось новое действующее лицо - орк.
   Орк разговаривал с Инрихом, минут через десять они пошли к Хэссу.
   - Хэсс, - директор просительно смотрел на него. - Это Страхолюд, пусть поживет с тобой в повозке.
   Отказаться Хэсс не мог, когда распределяли места, ему досталась повозка. Инрих его предупредил, что возможно кого-то подселят.
   - Хорошо, а он как? - Хэсс хотел уточнить статус и права пришельца.
   - Он совсем по другим делам, но временно попутешествует с нами. Поможет решить вопросы с охраной, - Инрих пытался на что-то намекнуть Хэссу, но тот не понимал.
   - Располагайтесь, - Хэсс махнул рукой на повозку. - Наша третья справа, а я потом приду.
   Орк чуть поклонился, проявляя вежливость, и исчез. Все это возбудило Хэсса, он уселся, слушая себя. "Пора поговорить с теми ребятами, которые уж точно знают все обо всех, не то, что эти само сосредоточенные актеры", - решил он и предпринял стратегический маневр. Бесшумно шагая, Хэсс подошел к костру рабочих сцены.
   Старшим был Боцман, его заместителем был Мореход. Плинт и Секач подчинялись. Гадать, что случилось с остальной командой, Хэсс не стал. Он предполагал, что их судно было продано за долги, или потерпело кораблекрушение, и эти морские волки прибились к труппе донны Илисты. Действительность была намного прозаичнее, их списали на берег, как неугодных новому хозяину судна. На другое брали только Морехода, но он не оставил друзей одних. Боцман был калекой, отсутствовал глаз.
   - Можно? - осторожно спросил Хэсс у Боцмана.
   Его единственный глаз оглядел Хэсса, и моргнул:
   - Садись, незваный, - пригласил Боцман
   Хэсс вздрогнул, хотя и знал, что незваными зовут чужаков на судне.
   - Спросить что хочешь или сам сказать? - с намеком поинтересовался Плинт.
   - Сказать, - решил Хэсс, понимая, что на вопросы эти ребята отвечать не будут.
   - Говори, - разрешил Боцман.
   - Вы в курсе, что директор того, - Хэсс сообщил свою новость, за костром стало еще тише. До них стали долетать даже вопли Арана по поводу ударений в словах Вики и Флата.
   - Того на сколько? - спросил Мореход.
   - Аура у него красная, - Хэсс сказал ровно столько, чтобы хватило опытным людям понять, что директор находится под действием ограничивающего заклятия.
   - Как узнал? - Боцман сверкал своим глазом.
   - Посмотрел, - Хэсс пожал плечами.
   - Чаю морского будешь? - неожиданно предложил Секач, протягивая Хэссу фляжку.
   Хэсс не посмел отказаться. На вкус это было гадкое поило, какая-то вытяжка, настоянная на чайных листьях.
   - Ты немножко, - велел Секач. - Иначе не уснешь.
   - Спасибо, - Хэсс поблагодарил, когда немного отпустило горло.
   - Ты парень, что имел с аурами дело? - вкрадчиво стал расспрашивать Мореход.
   - Имел, - не стал отрицать Хэсс. - Учили видеть. Профессия такая была, - пояснил он, понимая, что эти четверо его видят насквозь.
   - Отлично, значит, директор наш под чьим-то влиянием, а печать видел?
   - Мне показалось, что да, - Хэсс не сомневался, но все равно осторожничал.
   - Совсем хорошо, - выдохнул Плинт. - Куда идем? С кем идем?
   - Давность сможешь определить? - Боцман требовательно смотрел на Хэсса, а у него перехватывало дыхание от проницательности Боцмана.
   - Травки еще нужны, ну, там и сварить кое-что надо, - Хэсс перечислил список необходимого.
   - Мы тебе достанем. Ты, парень, не светись, а то... - Хэсс понял, что Боцман опасается, что если в труппе человек наложивший заклинание, то он поймет, что Инриха проверяют.
   - Пивни еще, - дружески предложил Секач.
  

Глава 5. "Казаться" или "быть"

  
   Некоторые видят, как есть. Это очень несчастные или очень счастливые люди в зависимости от того, как они относятся к жизни.
   Другие же видят, как кажется. Это не несчастные или несчастливые люди в зависимости от того, как к ним относится жизнь.
   Из нудного учебника психологии.
  
   Хэсс стал тенью директора труппы - Инриха. Наставник Хэсса в мастерстве первое чему учил - стать тенью другого человека. Человек замечает все: от дуновения ветра, до случайного взгляда. Он не склонен обращать внимание только на самого себя, в том числе и на свою тень.
   - Ты, Хэсс, станешь тенью, если научишься полностью отключаться от своих мыслей. Ты должен стать пустым пространством и дать человеку себя заполнить. Твой объект не должен чувствовать ничего инородного.
   У Хэсса почти всегда получалось стать чужой тенью. Первый прокол произошел не так давно, и поэтому он вынужден был оставить город. Хэсс болезненно пережил свою неудачу, хотя учитель твердил, что если ты остался жив, то это не полное поражение.
   Предельно осторожно Хэсс стал вынимать из тайников своей души умения и навыки хорошего вора. Бесшумный шаг, повторение позы, не слишком близкое нахождение от Инриха, идентичное дыхание - все это слилось с настроем Хэсса на Инриха.
   Актеры были заняты собой, и их внимательности Хэсс мог не опасаться. Но оставались еще несколько человек, которых привлекли маневры лирика. Во-первых, это Страхолюд, который заселившись в повозку, так и не встречался больше со своим соседом. Его, как подходящего по возрасту, Страхолюд хотел проверить первым, но увы... Не желая сидеть без дела Страхолюд стал подбираться к молодым актерам.
   Повар Грим счел превращение мягкого растерянного Хэсса в нечто опасное, как перевоплощение души поэта. Повар нашел несколько листков с записями Хэсса, и счел их набросками к первой серьезной вещи Хэсса.
   Тьямин смотрел за Хэссом во все глаза, но его сильно отвлекали от этого занятия другие не менее интересные и загадочные вещи.
   Боцман изредка посверкивал одним глазом, одобрительно улыбаясь поведению молодого человека.
   Главное проблемой для Хэсса стал племянник Инриха - Недай. Он буквально преследовал Хэсса, обсуждая с ним абсолютно все: от погоды, до поведения Тьямина.
   Заметив затруднения Хэсса, за Недая взялся Мореход. Вразвалочку он подошел к Недаю, и потребовал его усиленного внимания заявлением о проблемах в хранении и установки декораций. Следует заметить, что в театрах уже давно ушли от обычных рисованных декораций. Это был некий анахронизм. Более двух сотен лет практиковались декорации магические. Существует даже такое направление в магии, как производство массивных декораций для постановок. Чем богаче труппа, тем больше у нее декораций. Принцип их изготовления держится в секрете, а вот как они работают, знают все. На площадке расстилают в определенном порядке маленькие кусочки серой материи. При определенных словах, заложенных магами, как правило, к определенной постановке, происходит их активизация. Перед зрителями возникают вполне ощутимые куски замков, лесных полян, водопадов, комнат, дворцов и даже пустынь. Иллюзия настолько сильна, что зрители чувствуют ветер, запахи и даже могут прикоснуться. Особенно ценятся декорации, который могут менять вид, то есть, скажем по слову актера, они укрупняются, создавая эффект присутствия.
   Рабочие сцены призваны следить за всеми этими декорациями, правильно их хранить, перевозить, и эксплуатировать, иногда их надо даже просушивать, и, естественно подзаряжать энергией. Кроме того, есть ряд ограничений, видимо вызванных магией, нельзя рядом ставить декорации с пустыней и с водой, нельзя одновременно одному человеку держать декорации ночи и дня, иначе можно сойти с ума.
   В хозяйстве труппы декорации составляли самую дорогостоящую часть реквизита, и Недай кинулся по первому тревожному зову Морехода. Занять Недая проблемами рабочих сцены на целый день не составило для них труда. Дорога Хэссу была свободна, но здесь появилось еще одно препятствие - Алила.
   Девушка прицепилась к Инриху, а подстроится под двоих одновременно Хэсс не мог.
   - А кто сообщил о фестивале? - Алила любознательно расспрашивала Инриха. - А вы там уже бывали? А как судят? Сколько еще трупп выступает? Действительно дают такие значки и стяг? Какая там погода? А что потом можно делать, как открыть свою школу мастерства?
   От ее бесконечных вопросов у Хэсса уже пухла голова, Инрих судя по всему испытывал аналогичные чувства. Нестандартность поведения девушки озадачивала обоих.
   Алила же решила посмотреть, что будет делать лирик, если она будет ему мешать изо всех сил. Алила выбрала другую тактику в отличие от Недая. Она пристала к объекту наблюдений странного лирика.
   Алила остро чувствовала Хэсса. Она заметила его в первый же день их пути. Странный, лиричный, растерянный, но очень милый парень привлек ее внимание. Вчера же он резко изменился. Алила привыкла наблюдать за Хэссом, иногда он ее очень веселил. Но вчера он перестал быть забавным, а сделался холодным и неприятным.
   - Инрих, надо посмотреть, что в повозке у Флатта.
   - Инрих, надо забрать вещи из повозки Риса.
   - Инрих, надо зайти к Анне.
   - Инрих, надо....
   Алила бесконечно водила директора решать чужие проблемы. Бедный директор уже был мокрым насквозь. Ему была не понятна столь бурная активность актрисы.
   Инрих знал ее родителей. Прекрасные люди, и не такие активные. Хотя дочка сильно в мать. Высокая, с притягивающей мужчин внешностью холодного типа, в противоположность медовой Илисте. Алила выступала на сцене с самого детства, что называется театральная семья. Инрих с удовольствием взял ее в поездку, зная, что девушка не конфликтная, не считая творческих споров, может постоять за себя, не неженка, но такая активность его озадачила. Алила не отпускала Инриха до самого вечера. Он с ужасом представил, что и завтра будет тоже самое. Инрих решил немножко поболеть, Илиста поймет.
   Хэсс плюнул, понимая, что Алила не дает ему никаких шансов. Она, как заведенная, таскала директора по разным повозкам. Хэсс не успевал настроиться на нужную волну. Его учитель говорил, что не следует переть против реки. Хэссу надо было подсобрать кое-какие растения для своих экспериментов в области травоведения. Он пошел в повозку за мешочками. Его сосед Страхолюд ошивался где-то с актерами. Хэсс был рад этому, ему не нравилось делить повозку с орком.
   Алилу раздражало пристальное внимание одного из сумрачных монахов. Он был молод, но озлоблен. В солнечном мире Алилы не было место неприязни и злобе. Она заметила, что монах ловит ее глазами и может пялиться часами. Алила стала избегать монаха, но потом, осознав свои действия, устыдилась самою себя. Она знала, что нельзя пасовать перед людьми. Вот и сегодня, она спокойно стояла и общалась с Инрихом под липким взором монаха.
   Жанеко смотрел на Алилу, как голодный смотрит на кусок хлеба. Таких голодных глаз Шевчек - товарищ Жанеко - не видел уже давно. Когда он проходил по местности, в которой была гражданская война, беспорядки, голод. Там люди именно так и смотрели. Шевчека перекосило. "Так недалеко и до преступления", - подумал Шевчек. Он был старым монахом тайного ордена. Его более молодой товарищ Жанеко был на грани, и Шевчек счел своим долгом вернуть его на истинный путь.
   - Красивая девушка, - заметил Шевчек.
   Жанеко отвел глаза.
   - Красивая, - сухо согласился он.
   - Я думаю, что мы зря связались с этой сумасшедшей труппой, - задумчиво высказался Шевчек. - Сами бы мы шли гораздо быстрее.
   - Почему? - Жанеко испугался предложения своего старшего товарища.
   - Мы выполняем важную и нужную миссию, - напомнил Шевчек.
   - Хорошо, - Жанеко опустил голову.
   - Ты вспомни, что мы должны добрать до самого дальней нашей обители. Мы имеем полномочия прочитать книги мастера Игнасио. Мы же стремились к этому почти всю нашу жизнь. Скажи, Жанеко, может быть ты передумал служить ордену?
   Жанеко вздрогнул от простого вопроса своего старшего товарища.
   - Нет, - помотал он головой, вспоминая те тяжелые испытания, которые ему двадцатипятилетнему удалось пройти, чтобы попасть в орден, да еще заполучить такую ответственную миссию. Еще в школе Жанеко бредил мастером Игнасио. Его книги были прикладными для колдунов всех мастей. Мастер Игнасио обладал редким талантом обобщать и делать выводы, а также, что было еще более важно, он мог применять полученные знания в разных областях магии. Обладающий трактатами мастера Игнасио мог стать очень неожиданным магом, то есть расширить сферу применения способностей. - Нет, Шевчек я помню, - голова Жанеко склонилась еще ниже.
   Шевчек одним вопросом напомнил своему сотоварищу о смысле жизни. Он был доволен, но решил не оставлять Жанеко вниманием.
   - Пойдем, почитаем, - предложил он.
   Жанеко поднял глаза, Алила уже пропала в повозке:
   - Конечно, - Жанеко медленно последовал за Шевчеком.
   Их разговор слышал Хэсс, который сидел на дереве, пытаясь набрать редкие, маленькие цветочки для своего зелья.
   "Подумать, чего себя лишают эти монахи", - Хэсс мысленно пожал плечами. "Как можно отказываться от женщин? Если бы боги хотели, чтобы мы жили без них, то они бы не создали этих красавиц", - Хэсс придерживался сугубо земного подхода к любви. Он заметил старую гримершу, которая волнуясь, путаясь, останавливаясь, даже что-то бормоча, как показалось Хэссу, шла к первым повозкам каравана. "Эта тоже идет говорить о любви. Или о деньгах", - решил Хэсс. Справа он заметил ветку с хорошенькими цветочками, но над ними жужжали летучие мошки. Отмахиваясь одной рукой, второй Хэсс пытался срезать нужные цветочки.
   Анна решилась пойти к отцу Най - известному, богатому, красивому композитору Лаврентио, который в настоящий момент имел связь с молодой амбициозной карьеристкой музыкантшей Джу.
   - Можно? - судорожно сжимая руки, дрожащим голосом спросила Анна.
   Лаврентио оторвался от созерцания собственного пупка. Он стоял без рубашки и пялился на колечко в пупке, которое заставила его вдеть новая любовь - Джу. Заметив смущение посетительницы, Лаврентио накинул рубашку.
   - Прошу. Чем обязан? - достаточно сухо спросил он у женщины.
   - Лаврентио, нам надо поговорить о нашей дочери, - от этих слов женщины Лаврентио впал в шок. Через несколько секунд он сообразил, что перед ним Анна, и говорит она о Най.
   - Анна? - Лаврентио предложил ей сесть.
   - Да, Лаврентио. Ты должен поговорить с Най, - слова о том, что Лаврентио кому-то что-то должен заставили покривиться его безупречный рот.
   Анна не так расценила его ухмылку.
   - Лаврентио, ты должен сделать для нее хоть что-то за столько лет, - уже более истерично потребовал Анна.
   - Но, Анна, я не понимаю, что ты хочешь.
   - Най похоже готовится повторить мою судьбу. Ты же не хочешь, чтобы твою дочь бросили с ребенком на руках. У нее есть талант, а этот охранник ей не пара.
   - Подожди, Анна, - Лаврентио покачал головой. - Я что-то не пойму о чем ты говоришь.
   Джу вернулась в прекрасном настроении после разговора с Инрихом. Он обещал ей купить в ближайшем городе новые матрасы и посуду. Лаврентио будет доволен. У самой повозки Джу услышала голоса. Анну, в отличие от Лаврентио, Джу узнала сразу. Сердце у южной красавицы упало вниз. Она вынуждена была прислониться к повозке. Разговор продолжился.
   - Лаврентио, она вбила себе в голову, что влюблена в этого охранника. У него даже нет имени. Какая-то кличка - Крысеныш. Что это может быть за человек?
   - Анна, ты говоришь, что девочка влюбилась в охранника.
   - Она уже не девочка, - вспыхнула Анна.
   - И что? - Лаврентио не понимал, чего надо женщине.
   - Я хочу, чтобы ты с ней поговорил и предотвратил эти отношения, - Анна сформулировала свои требования. - Лаврентио, мы же любили друг друга. Она твоя дочка, не бросай ее. Мне так тяжело.
   - Анна, ты понимаешь, о чем просишь?
   - Да, Лаврентио, ты должен объяснить нашей дочери, что она будет несчастна с этим Крысенышем. Ты должен это сделать в память нашей любви, а еще потому, что я тебя отпустила без единого слова. Я никогда ни о чем не просила тебя. Лаврентио, пожалуйста, поговори с Най. Вспомни, как мы с тобой были счастливы, как ты катал меня на лодке, что ты говорил. Лаврентио, я не могу воскресить нашу любовь, но Най ее плод, и ты не можешь ее бросить.
   Такое ультимативное заявление покоробило композитора, а в душе Джу вызвало бурю эмоций. В ней стал закипать гнев, а с ответом Лаврентио пришла беспомощность.
   Лаврентио видел, что Анна сейчас примется у него рыдать, устроит истерику. Он решил во всем с ней согласиться, чтобы побыстрее закончить разговор.
   - Конечно, Анна, я все помню. Я всегда думаю о нас. Я поговорю с Най.
   - Прямо сейчас, Лаврентио, - Анна все-таки ухватила его за руки.
   - Несомненно, дорогая, - Лаврентио размышлял, как бы закончить разговор, но Анну понесло в воспоминания.
   - Лаврентио, а помнишь, когда ты признался мне в любви. Это было так романтично! А твою мелодию, под которую мы танцевали? Ты тогда еще не был таким известным. Ты только начинал. Мой отец был против наших отношений, но я тогда утонула в твоей любви.
   - Да, дорогая, это было прекрасно, - Лаврентио достаточно убедительно изобразил восторг.
   - Ах, Лаврентио, если бы мы тогда не разлучились, - Анна сожалела о прошлом.
   - Да, дорогая. Так ты говоришь, что Най собирается выйти замуж за этого охранника? Как давно они встречаются?
   - Они только сейчас познакомились. До этого она ни с кем быть не хотела, - заверила его Анна. - Она еще слишком мала для семьи.
   - Так ей должно быть уже за двадцать?
   - Да, но все равно в этом возрасте девушки такие неопытные, - Анна преобразилась во встревоженную мамашу.
   Лаврентио подумал, что он познал женщину в пятнадцать, а одно время жил с шестнадцатилетней. Она страстно мечтала привязать Лаврентио, и им пришлось расстаться. Лаврентио не горел желанием жениться на ком бы то ни было.
   - Но, Анна...
   Женщина отмела все его возражения своим материнским, что ей лучше знать.
   - Она получила хорошее образование. И зачем я только ее взяла с собой? - сокрушалась женщина.
   - Ты думала, что город таит большие соблазны, - примирительно заметил Лаврентио.
   - Да, - горестно кивнула Анна. - Ты поговоришь с ней сейчас же?
   - Конечно, я же обещал. Скажи, а ты с ней говорила?
   - Нет, я пыталась, но она слушать меня не желает. Она упрямая, вся в тебя. Заявила мне, что она будет с кем захочет.
   - Анна, а как ты узнала о том, что...?
   Анна слегка покраснела, смутившись от вопроса композитора.
   - Я видела ее, - призналась Анна.
   - Понятно, - Лаврентио не стал развивать эту тему. Но на душе у него стало противно. Он не терпел подглядывающих, вынюхивающих, наверное, потому, что сталкивался с ними сам.
   Потом Анна спросила о Джу, но Лаврентио не ответил. Он сделал вид, что не расслышал вопроса. За свои годы Лаврентио достаточно узнал о женщинах, в том числе, что одной о другой не следует рассказывать, как бы она не спрашивала.
   Анна, выбираясь из повозки Лаврентио, не заметила Джу, та успела отойти за угол.
   Сегодня Лаврентио впервые увидел Анну после стольких лет. Нет, не то, чтобы они не виделись. Дело в том, что Лаврентио ее просто не замечал. Сейчас оценив, насколько она постарела, в душе Лаврентио стерся эфемерный образ его весенней любви. Лаврентио думал об Анне, как о весенней любви, но сегодня она была даже не осенней, а скорее замогильно зимней.
   Ее упреки, требования, заверения поцарапали Лаврентио душу. Он не представлял, как много неприязни могло скопиться в этой женщине. Он с ужасом посмотрел на себя в зеркало, не стал ли он таким? Нет, в зеркало на него смотрел приятный дамский угодник, с длинной темной гривой, в правом ухе золотая серьга в виде обнаженной женщины. Томные глаза, в основном печальные, что однозначно воспринимается женщинами, немного морщин вокруг глаз, благородный длинный нос, четкая линия подбородка, широкая грудь, узкие бедра, тонкие нежные руки - в целом мечта каждой женщины. Лаврентио выглядел лет на пятнадцать моложе своего настоящего возраста.
   Анна же выглядела страшно оскорбительно для женщины ее профессии: возрастные морщины, потолстевшая за эти годы, унылая линия губ, засаленные волосы. От Анны исходила волна обреченности, и некой затравленности.
   Лаврентио совсем не хотелось идти и говорить с дочкой. В толпе он бы ее не узнал. Лаврентио не считал себя таким уж гадом, как его охарактеризовала бывшая любовница. Он всегда выделял на дочку определенную сумму. Правда, ее передавало его доверенное лицо. Дочка Най была ему не интересна. Лаврентио в свои пятьдесят четыре года чувствовал себя ребенком, и свой ребенок был ему не нужен. Он вспоминал о Най только, когда подписывал очередное распоряжение на выделение средств раз в год.
   Внезапно тишину разорвало шипение, появилась его любимая Джу. С первого взгляда Лаврентио не понял, что случилось с ней. Она пылала злобой, и безысходностью. Но эта безысходность в отличие от Анниной была решительная. Джу желала драться, избить Лаврентио. Шарахнувшись от ее гневного взгляда, Лаврентио допустил стратегическую ошибку, он предложил Джу выйти на воздух. Обычно, Джу нравились прогулки с Лаврентио. Они много говорили о музыке, об известных музыкантах, о способах аранжировки, исполнении мелодий и песен. Джу покорно спрыгнула с повозки. Лаврентио прикоснулся к ней, ему нравилось прикасаться с этой южной красавице с кинжалом в чулке. Она еще пока не пускала его в ход, но Лаврентио знал, что за ней не заржавеет. В их эротических играх, Лаврентио испытывал нескончаемое удовольствие, когда раздевал южанку, в том числе вынимая и отбрасывая в сторону кинжал.
   Лаврентио хотел посоветоваться с Джу, как ему поговорить с дочерью, но не успел. Джу повернулась к нему, больно толкнула в грудь.
   - Что она тебе сказала? - разъяренная Джу кричала на Лаврентио.
   - Кто? - композитор попытался прикинуться пнем.
   - Она - твоя бывшая. Я же слышала, что она несла про любовь, - Лаврентио подумал, что даже в гневе Джу ему очень нравится. Ему захотелось завалить ее прямо на глазах всей труппы. Плевать на остальных он хотел.
   - Джу, дорогая, разве тебе нужно всеобщее внимание. Пойдем и поговорим у себя, - предложил распалившийся Лаврентио.
   - У себя? - Джу чутко реагировала на намеки своего кумира, но сейчас уступать не торопилась.
   - Лапочка, пойдем, - Лаврентио тянул ее в повозку.
   - Нет, ты стыдишься объяснить, что хотела эта клуха? - Джу в своем крике перешла уже грань от возбужденности до безобразной ревности. - Ты понимаешь, что ты делаешь со мной? Как ты мог даже разговаривать с этой, которая только и ждет, чтобы заполучить тебя.
   - Джу, - Лаврентио умоляюще посмотрел на нее.
   Санвау до определенного момента с интересом прислушивалась к скандалу в благородном семействе, но потом она подумала, что не стала бы так унижать своих мужей.
   Хэсс, как настоящий горожанин, навидался подобных скандалов не мало, и почему-то ему вспомнились соседи по улице, где они жили с учителем. Жена тоже постоянно устраивала мужу скандалы по любому поводу, особенно ее заводили женщины. Муж терпел, терпел, но наконец ушел, бросив супругу в тяжелый момент, когда она заболела и появились проблемы с деньгами. Потом Хэссу вспомнилась история, которую рассказывал учитель о своей жене. Он говорил, что его супруга устраивала ему разборки, тоже ревновала, но делала она это в моменты каких-то сомнений своего мужа. За ссорой следовали жаркие объятия в постели. Они прожили двадцать два года вместе до ее смерти. Жена никогда не перегибала палку. Хэсс попытался определить, к какому типу относится эта пара: композитор и музыкантша.
   - Джу, милая, остановись, - глаза Лаврентио засверкали скукой.
   Внезапно молодая женщина опомнилась, она прижалась к Лаврентио, который явно был озадачен.
   - Я боюсь, Лаврентио, боюсь, что ты уйдешь к ней, - зашептала Джу на ухо своему любовнику.
   - Что? - тот отстранился.
   - Да, - Джу перешла от криков к слезам.
   Лаврентио наклонился и подхватил плачущую девушку на руки. Хэсс явственно услышал, как хрустнули у того суставы.
   - Не надорвался бы, - послышалось со стороны Инриха.
   Народ стал возвращаться к своим делам.
   В повозке Джу быстро успокоилась от поцелуев и уверений Лаврентио. Она более или менее спокойно отпустила Лаврентио поговорить с дочерью.
   Лаврентио искал свою дочку Най. Прикинув, что она может быть со своим возлюбленным, он двинулся в ту сторону, куда указала Богарта.
   У Лаврентио, несмотря на его многочисленные связи, была единственная дочка от Анны. Свой роман с Анной Лаврентио вспоминал с трудом. Все, что до этого наговорила Анна, было для него давно забытым сном. Он не понимал, как можно жить пусть прекрасным, но одним днем.
   Композитор пытался сделать свою жизнь яркой, разнообразной. Он считал, что именно женщины придают яркость жизни. Очередная его любовь - молоденькая Джу сводила Лаврентио с ума. Где-то он даже сравнивал ее со своей первой любовью - гадалкой, которая предсказала ему и славу, и множество женщин, и богатство. Лаврентио, вновь вспоминая об этом предсказании, считал, что впереди его должно ждать богатство.
   Спотыкаясь, и шурша листьями, Лаврентио вышел к полянке. В душе композитора зазвучала мелодия от одного взгляда на отрывшееся чудо. Яркое солнце золотило деревья, зеленая трава шептала о покое, цветы раскрасили полянку в нежные цвета, ручеек журчал, синее-синее небо, без единого облачка служило защитником. Двое молодых людей: Най и Крысеныш сидели на траве. Девушка сосредоточено накладывала на лицо Крысеныша грим. С тридцати шагов Лаврентио разглядел, что Най красила ему брови почему-то желтой краской. По ассоциации пришла мысль, что Най красит его для роли в "Интригах высокого дома".
   Крысеныш заметил затаившегося в кустах композитора, но говорить своей подруге об этом не стал. Чуть дернувшись, Най провела линию несколько длиннее, чем необходимо. Стирая ее, Най развеселилась, что она говорила Крысенышу, Лаврентио не расслышал, но голос девушки был озорным. Они засмеялись, Лаврентио повернулся и зашагал обратно.
   - Кто там? - Най открыла очередную баночку с краской, разглядывая, достаточно ли она густая.
   - Лаврентио приходил, - сообщил Крысеныш.
   - Стоит?
   - Уже ушел, он видел, как ты мне брови красила, - в этом ответе Най почувствовала озабоченность своего возлюбленного.
   - Миленький, ну, не надо, - Най стала пальчиком разглаживать морщинку на лбу Крысеныша.
   - Все будет хорошо, - охранник крепко обнял девушку. Они повалились в траву. Синее небо превращало эту полянку для двоих в самое лучшее место в этом мире.
   Смех Най услышал Лаврентио, ему четко вспомнились счастливые дни, проведенные с Анной. Лаврентио остановился, чтобы сорвать большой красный цветок для своей Джу.
   На дороге стояла Анна, которая, увидев улыбающегося Лаврентио, резко развернулась.
   - Любимый! - над дорогой прозвучал зов Джу.
   Лаврентио повернулся на голос. Анна вздрогнула и ускорила шаг.
   - Это мне? - Джу была уже рядом. Она взяла в руки цветок.
   Лаврентио остро понял, что он с Джу такой же влюбленный, как и Най с охранником. Лишить дочь такого счастья, несмотря на любые соображения ее матери, Лаврентио не мог. Солнечная мелодия в голове Лаврентио стала всепоглощающей.
   В отличие о счастливых влюбленных, которые сосредоточены друг на друге, некоторым приходится думать о работе. Сентенус с пятнадцати лет работал на государство. Даже дед считал его частично посредственной личностью, похожей на своего отца и сына Язона. Язон пребывал в святой уверенности, что внук работает в разведке рядовым сотрудником. На самом деле Сентенус был первым заместителем руководителя разведки Эвари. Его начальник печально выслушал объявленный указ о новой миссии самого талантливого и удачливого ученика.
   Главрик IX считал Сентенуса прекрасным молодым человеком, который отлично танцует. Сентенус строго контролировал появление своего имени в отчетах, которые направлялись королю. Сам Сентенус считал себя в безопасности потому, что придумал столь отличное прикрытие, а также верил в обещание Главрика IX о передаче короны кому-нибудь более достойному.
   Сидя в маленькой темной комнате, Сентенус пытался безобразно напиться. Этим он занимался от всей души, надеясь, что техника самоотрезвления не сработает. В комнату ввалился толстый Шляссер. Привычная вонь от табака ударила в нос Сентенусу.
   - Чего жрешь? - вытягивая шею, грубо спросил Шляссер.
   - Мы одни, расслабься, - предложил уже достаточно пьяный Сентенус.
   За несколько секунд совершилось изменение. В комнате стоял и грустно глядел на напивающегося и опустившего руки Сентенуса мужчина приятной наружности, не толстый, а в меру упитанный, с проницательными глазами мужчина, также известный в королевстве, как Мортирос.
   - Морти, слышал? - Сентенус приподнялся с явным желанием упасть на грудь любимого начальника и заплакать.
   - Стыдись, Сентенус, - Мортирос оценил уровень и количество потребленного спиртного.
   - Тебя так подставляли? - Сентенус уже в голос орал. - Эти сволочи меня, МЕНЯ, подставили!
   - Прекратить, - привычным голосом противного Шляссера гавкнул Мортирос.
   - Ты еще на своего короля так поорал бы, - Сентенуса понесло по наклонной.
   - Еще и пощечину дам, - нагло ухмыляясь, сообщил Мортирос.
   - Что? - взвился Сентенус.
   Мортирос не стал повторять, а влепил пощечину и врезал в живот Сентенусу.
   - Прекрати, - слабо сопротивляясь, потребовал свалившийся на пол Сентенус.
   - А ты меня останови, - посоветовал Мортирос. - Сейчас еще и пну пару раз. Тебе и так плохо, будет хоть основание.
   Однако угрозу свою руководитель разведки Эвари приводить в исполнение не стал. Он сел на корточки рядом с блюющим на полу Сентенусом.
   - Мальчик, вспомни чему тебя учили? Никогда, слышишь НИКОГДА не сдаваться. Мальчик, что же ты так?
   Мортирос поднялся, перевоплотился в противного Шляссера, и покинул будущего короля Эвари.
   Гораздо позже, приведя себя в боевое состояние, Сентенус обдумывал свое настоящее и будущее.
   - Можно? - прервал это занятие Язон.
   Деду было стыдно от поступка своего короля перед внуком, но он ни за что не признался бы в этом. Сентенус взглядом пригласил его войти.
   - Надумал что, внучок? - дедушка осторожно присел на хрупкое кресло, с которым категорически не желал расставаться его внук.
   - Надумал, дед, но тебе не понравится, - ответствовал внук.
   Любопытство вселилось в старика, который стал тянуть на себя бумаги внука, чтобы их прочитать.
   - Не, дед, не дам, - Сентенус крепко держал бумаги.
   Так они и перетягивались, пока в личные покои Сентенуса не вплыл славный казначей Мортирос.
   - Слышал, что Вы молодой человек, собираетесь в дорогу? - Мортирос, обожаемый всеми, кто его знал, чуть поклонился наследнику трона.
   Сентенус уже привык не удивляться способности Мортироса все знать. Он просто улыбнулся, подтверждая его правоту.
   - Обсудим? - предложил Мортирос.
   - Конечно. Извини, дед, дела. Сам понимаешь, наследование штука ответственная, - Сентенус подхватил Мортироса под локоть и вывел на внешнюю галерею.
   Первый министр Язон покачал головой, втайне радуясь, что внук так спокойно воспринял такие серьезные перемены в своей жизни.
  

Глава 6. Согласно мифологии

  
   Мифология - это наука о нашей с Вами жизни.
   Из урока богов на Олимпе.
  
   Идти в Темные земли было не простым занятие для эльфа. Торивердиль шел обречено и упорно. Дорога не хотела его пускать, но Торивердиль, или как его звали домашние Тори, шел и шел. Тори надеялся получить в Темных землях ответ, что ему делать дальше, или просто погибнуть. Остроухий не желал примириться с действительностью, где он один. Его просто выкинули из клана, лишили имени, семьи, и вообще поступили с ним жестоко. Торивердиль с самого детства был уверен, что эльфы самые справедливые в мире, но после того, как его выкинули из привычного мира без всяких объяснений, он был очень зол.
   Все произошло почти год назад. Торивердиль по призванию и таланту был учеником мастера винодела. За последнее время Тори увлекся селекцией винограда, пытался вывести новый сорт.
   Утро начиналось, как обычно, Тори проснулся, поздоровался с солнышком, пошутил с сестренкой, которая младше его, и просто обожала своего брата. Затем Тори отправился к виноградникам. Вот там то и началось самое страшное и непонятное до сих пор.
   Его просто не пустили в зону виноградников. Обыденно, буднично не пустили. Незнакомый эльф сказал, что ему здесь делать нечего. Тори, обескуражено стоя у винодельни, потерял минут десять. Подошел его друг Мальдиваэль.
   - Мал, что случилось? - спросил Тори.
   Всегда добрый и солнечный друг нахмурился, не пожелал отвечать, и быстро проскочил мимо Тори. Глядя на закрывающиеся двери, Тори кинулся следом, но его не пустили двери. Кто-то навесил мощное охранное заклинание.
   Тори попытался заговорить с эльфами, но его либо игнорировали, либо быстро уходили от него. Ничего не понимая, Тори кинулся домой, но перед порогом стоял мешок с его вещами.
   - Лави? - позвал он сестренку.
   Тори принялся молотить руками в дверь, но на них тоже стояло какое-то мощное заклинание, он не мог войти.
   - Спятить можно, - вспомнил Тори человеческое выражение. У эльфов сумасшедшие не водились, но Тори показалось, что, наверное, станет первым.
   - Уходить тебе надо, - появился неизвестный старик.
   - Что? - Тори обрадовался, что с ним заговорили впервые за этот ненормальный день.
   - А то, эльф, что не место тебе здесь, - объяснил старик.
   - Что происходит? - всегда спокойный Тори сорвался на крик. Без напряжения неизвестно кто лишил его дома, семьи, мира.
   - Уходи, эльф. Вечером тебя долина выкинет сама. Такое решение принял совет, - добавил старик.
   - Но почему? - Тори пытался сообразить, что такого он мог совершить.
   - Уходи, эльф, - еще раз повторил старик.
   Тори подскочил, протягивая руки, чтобы схватить старика, но тот буквально растаял у него в руках.
   - Точно спятил, - решил Тори. Никто из эльфов не испарялся у другого в руках, а этот старик продемонстрировал Тори подобное чудо.
   Ветер зашептал Тори: "Уходи -и -и -и!", вода повторила эти слова, долина твердила им во след. От этого постоянного требования у Тори впервые за сто лет заболела голова. Всегда живой источник на центральной площади, мгновенно пересох, стоило Тори подойти к нему. Везде Тори стали чудиться глаза, все за ним смотрели, хотя эльфы, наоборот, прятали глаза.
   Сам не помня как, ночь Тори встречал за пределами долины эльфов. Одиноко сидя у холодного костра, Тори старался определить, кто из двоих сошел с ума: он или мир?
   С тех пор прошел почти год. Многое узнав, Тори шел в Темные земли. Как он думал, это был его последний шанс. В отличие от эльфа, который еще не добрался до Темных земель, двое искателей приключений - Гармаш и Железяка - были уже там.
   Продираясь через жесткие цеплючие кусты, Гармаш сдержанно ругался, а вот Железяка молчал. Его упорно преследовала мысль повернуть назад. Он не верил, что в этих землях есть что-то кроме темноты. Железяка стал подозревать, что здесь живет людоед, который заманивает к себе путешественников, и мучает их. На его предположения Гармаш долго пялился, как вытащенная из воды рыбка, а потом расхохотался. Он живо представил себе этого людоеда-мучителя.
   - И чего ты так ржешь? - обиделся Железяка.
   Гармаш был измазан соком этих противных кустов, на него налипло огромное количество пуха. Железяка подозревал, что он выглядит еще хуже, потому, что до этого он попал в трясину, и Гармаш его вытаскивал. Насупившееся лицо Железяки еще больше развеселило Гармаша.
   - Просто людоед это нечто реальное, а вот эти кусты это нудно. Я думаю, что те, которые запрятали сокровище так, сделали это специально. Сам подумай, многие же повернут назад, не желая проходить эти нудные однотипные препятствия. Никакой романтики.
   - И чего ты веселишься? - упорствовал Железяка.
   - А то, что значит, там что-то точно есть, - сообщил Гармаш.
   - Так ты не уверен? - вспылил Железяка.
   - В чем можно быть уверенным в этом мире, - с улыбкой ответил Гармаш.
   Это стало последней каплей для уставшего Железяки, у него подкосились ноги.
   - Ты чего? - испугался Гармаш.
   Железяка спрятал лицо в ладонях, его плечи затряслись. Гармаш не поверил своим глазам - его друг плакал.
   - Ты чего? - как заведенный повторял Гармаш. Он пытался обнять и успокоить друга. Отняв его руки от лица, Гармаш понял, что Железяка не плачет, а истерично смеется.
   - Напугал, - выдохнул он.
   Они тронулись в путь еще через час, который потратили на приведение себя в порядок и успокоение нервов. Железяке было противно, что он сорвался, да и Гармаш стал более пристально наблюдать за другом. Нервные срывы приводят к жутким последствиям. Железяке было свойственно разбираться во всем досконально, и на следующей ночевке, он нашел причину своего срыва. Клад из Темных земель был мечтой Гармаша, а не его Железяки. Вот поэтому путь и казался Железяки гораздо более трудным, чем его товарищу. Что с этим открытием делать, Железяка не придумал. Но понимая, что с ним происходит, Железяке стало проще себя контролировать. На смену противным кустам пришла местность, усыпанная мелкими, но острыми колкими камешками. Идти было очень тяжело, обувь не спасала совершенно. К концу следующего дня у обоих искателей приключений на ногах остались ошметки от ботинок.
   Хэссу стало казаться, что он никуда не уезжал из Стальэвари. Это скорее походило на очередное задание учителя, который не уставал тренировать и учить Хэсса. Сейчас Хэсс становился тенью каждого из членов труппы донны Илисты. Алила заметила эти маневры, но помешать Хэссу не могла. Стоило ей понять на кого нацелился Хэсс, как она кидалась к этому человеку, Хэсс переключался на другого. У Алилы были же еще и свои дела, репетиции и прочее. Хэсс получал извращенное удовольствие от подобной игры.
   За несколько дней Хэсс успел проверить почти всех, на повестке дня остались Инрих и сама Алила. Хэсс стал тенью Алилы, а она стала нервничать, девушка не понимала, кого Хэсс выбрал в качестве своего следующего объекта. Видимо путем логических умозаключений до нее дошло, кто на настоящий момент объект Хэсса.
   - Ты зачем это делаешь? - прямолинейно поинтересовалась девушка, поймав Хэсса за ужином.
   - Что именно? - Хэсс закатил глаза.
   - Смотришь за всеми, - Алила поняла, что лирик ей не скажет правды.
   - Ищу объект любви и вдохновения, - поделился Хэсс.
   За его спиной послышалось сдавленное хихиканье, это веселился Мореход.
   - Что? - Алила не понимала шутит ли этот парень. Она тряхнула головой, отгоняя его шутки. - Так не ищут объект вдохновения. Уж, я то знаю.
   - Ты стихи пишешь? - в свою очередь деланно удивился Хэсс.
   - Стихи, не пишу, я актриса, - упрямилась Алила.
   - А я пишу, вот и ищу, - вздохнул Хэсс.
   - Врешь, - Алила решила сменить тактику.
   - Я? - Хэссу захотелось сказать девушке правду, но приобретенная осторожность и ее поведение не дали это сделать.
   К ним подошел еще один подозрительный тип - Недай.
   - Что делаете? О чем разговоры? - Недай уселся на травку рядом с Хэссом.
   - Разговариваем о вдохновении, - с печалью в голосе поведал Хэсс.
   - Да? - Недай удивился, он то был уверен, что девушка будет тормошить Хэсса совсем по другому поводу.
   - Когда мы, наконец, свернем с этой дороги? - Хэсс задал неожиданный для присутствующих вопрос.
   - Чем тебе эта не нравится? Не вдохновляет? - поехидничала обиженная Алила.
   - Есть где-то, сны плохие, - бывший вор ответил искренне.
   - Может это потому, что ты теперь делишь место с орком? - Недай склонен был во всем искать рациональное объяснение.
   Девушку позвали к другому костру, Мореход неслышно исчез. Недай и Хэсс остались вдвоем.
   - Зачем за дядей ходишь? - Недай спросил на прямую.
   - Кто тебе это сказал? - Хэсс прикидывал имеет ли племянник отношение к заколдованности дяди.
   - Сам понял, - Недай все еще ждал честного ответа.
   - Я уже Алиле сказал, но она не поверила, - Хэсс постарался максимально расслабиться, отвечая на этот вопрос. - Ищу вдохновение.
   - Да? - Недай почти поверил. - А почему начал с Инриха?
   - Кто тебе сказал, что именно с него? - лениво ответил Хэсс.
   Недай не нашелся, что сказать, и временно отступил.
   - Хэсс, а что насчет твоего нового соседа? Как живете?
   - Да, не знаю, - Хэсс еще больше расслабился, и, казалось, впал в дремоту. - Мы с ним не видимся. Я проспал пару ночей на земле. Этот не знаю, где. В повозке я его раз или два видел. Он в основном ходит общается с народом.
   - Да? А ты не думаешь, что это странно?
   Хэсс улыбнулся:
   - Я видел достаточно странного, так что орк, интересующийся искусством для меня не достаточно странен, - ответствовал Хэсс.
   - Не скажи, - усомнился Недай. - Ты где такие сапоги покупал?
   От такой неожиданности Хэсс поперхнулся, и долго откашливался.
   - Ну, нашел, что спросить.
   - Так вот я заметил, что сапоги у тебя из тонкой кожи, выделка отменная, еще эти пряжки, по ноге. Красиво. Себе думаю такие купить.
   Хэсс не мог сообщить, что он их украл в одном богатом доме. Пришлось выкручиваться.
   - Дама одна подарила, - доверительно сообщил он.
   Последний вопрос и ответ слышала вернувшаяся Алила. Ее страшно возмутил тот факт, что неизвестные дамы дарят Хэссу обувь.
   - Жена? - потребовала она ответа.
   Оба, и Недай, и Хэсс, вздрогнули.
   - Нет, и не невеста, - предупредил Хэсс очередной каверзный вопрос. - Пока не собираюсь.
   - А что так? Или подходящих для тебя нет? - все еще злилась девушка.
   - Есть, но без дома семью не заведешь.
   - Как хорошо сказал, - похвалил Недай. - Без дома семью не заведешь. Как емко. Настоящий поэт.
   - Спасибо, на добром слове, - Хэсс постарался впасть в дремотное состояние.
   - Хэсс, а какие у тебя травки в сундучке? - Алила вернулась к своим баранам.
   Молодой человек приоткрыл один глаз:
   - Волшебные, будешь сильно приставать...
   - Отравишь? - подначила девушка.
   - Тебя - приворожу, - очень серьезно возразил Хэсс.
   Недай улыбнулся, представив это.
   - Фррр, - негодование еще долго ощущалось в природе.
   Линай старался воспринимать вынужденную задержку в пути спокойно, но беспокойство его не оставляло. Его ученик расхворался, и все врачевательное искусство Линая не смогло поставить Эльниня на ноги. Эльнин сам чувствовал вину перед учителем, он пытался идти с высокой температурой, кашлем, головокружением, но падал.
   Линай понимал, что соваться в Темные земли без ученика, не целесообразно. Он вынуждено ждал, и, по правде говоря, это его выводило из себя.
   Они стояли на месте уже пять дней.
   - Опять? - нахмурился Линай.
   По дороге шли повозки, люди весело переговаривались, смеялись. Линай углядел, что трое пытались изобразить скульптурную пирамиду. Впереди всей этой оравы ехал маленький старичок в красном на миленьком ослике.
   - Циркачи, - выдавил сквозь зубы Линай. Затем его осенило. Возможно там есть целитель или маг. - Приветствую, - Линай поклонился старику на ослике.
   Мурмур Аран поднял голову, в своих мечтах он пребывал на фестивале. Ему уже вручали именной знак.
   - А?
   - Подскажите, если у Вас целитель. Мой ученик сильно заболел, - пояснил Линай.
   К проблемам Хэсса добавилась еще одна. Восторженный рассказ Мухмура Арана об исцелении донны Илисты убедил Линая, что с ними едет хороший целитель.
   К говорящим присоединилась донна Илиста, Инрих и еще два десятка человек. Орк зорко наблюдал за новыми лицами. Ему удалось отрезать прядку волос Най, Вики, Флата, Дикаря, Риса. Неожиданная встреча помешала ему отрезать прядку у Алилы. Страхолюда не оставляло сомнение, что Хэсс может быть тем, кого он ищет. Но проверить, никак не удавалось. Тот не ночевал в повозке, и виделись они редко. Орк не унывал, а проверял остальных возможных кандидатов. Пока были неудачи.
   С умным видом Хэсс был вынужден осмотреть, лежащего на травяном ложе Эльниня. Горячий лоб, обметанные губы, красные глаза, слабость, потливость.
   - Я могу дать ему отвар для восстановления сил, но что у него я не знаю. На лихорадку не похоже, на простуду тоже. Отравление тоже исключается. Что может быть еще?
   Линай осознал, что этот парень понимает во врачевании еще меньше, чем он.
   - Давай, - разрешил он.
   - Можно его положить в повозку. Я поночую у Морехода. А вот орк?
   Инрих мгновенно решил затруднения:
   - Я предложу ему спать у себя.
   - Отлично, давайте перенесем больного, - Линай взял переноску на себя.
   Хэсс не видел Линая последующие два дня. Он вынужден был заниматься только больным Эльнинем. Того приходилось протирать мокрой тряпкой, поить отварами, укутывать одеялом. Хэсс проводил с больным все свое время. Разочек в повозку заглянул орк, он принес весьма полезную вещь - только что убитую змею - и даже последил за больным, пока Хэсс готовил жаропонижающий отвар. Оказанная орком помощь изменила к нему отношение Хэсса. Еще раз в повозку заглянул Инрих, и спросил не надо ли чего. Также заходил Мореход, который напоил Хэсса огненной водой для бодрости, и подарил больному Эльниню теплые носки.
   Через два дня юноше стало легче. За время болезни он отощал настолько, что скорее стал походить на четырнадцатилетнего Тьямина, чем на взрослого восемнадцатилетнего человека.
   - Ты кто? - одними губами спросил Эльнинь. - Целитель? А где я?
   Эльнинь покрутил головой, но сразу же застонал.
   - Не вертись, парень, - посоветовал Хэсс. - Ты в повозке, едешь с нами. Лучше-ка попей отварчику. Ну, давай осторожнее. - Хэсс поил юношу теплым отваром с ядом гадюки. - Все будет хорошо, поспи.
   Эльнинь послушно закрыл глаза и погрузился в сон.
   На третий день заглянул Линай, взглядом проверив, что все хорошо, он испарился еще на два дня. Хэсс нахмурился, а Эльнинь принялся оправдывать учителя.
   - Я и так у него столько времени отнял, - говорил Эльнинь. - Я же заболел, а учитель идет в Темные земли.
   - С тобой? - удивился Хэсс. У него на языке вертелся вопрос, какой нормальный учитель потащит за собой ученика в Темные земли, но Хэсс язык прикусил. Не его это было дело.
   Прибежал Тьямин, притащил фрукты.
   - Это тетя Илиста передает, - выпалил мальчишка и исчез.
   - Уже тетя? - изумился про себя Хэсс.
   - Илиста? Актриса? - напрягся Эльнинь.
   - Да, а ты, что ее знаешь? - Хэсс чистил фрукты и резал их на маленькие кусочки для Эльниня.
   - Нет, что ты. Я один раз был на ее представлении. Там все было так красиво. - Эльнинь с удовольствием пересказал Хэссу, как актеры играли "Страшный сон". - А потом, уже в самом конце, Илиста так падала, что я подумал, что она действительно упадет. Но ее подхватили, и потом была такая песня. - Эльнинь попытался ее напеть. Внезапно он остановился.
   - Ты чего? - Хэсс бросил чистить фрукты, он подумал, что Эльниню стало хуже.
   - Я просто, ну, сказать хотел...
   - Говори, - Хэсс отложил нож.
   - Это ведь ты меня вылечил? Спасибо тебе, Хэсс, - поблагодарил Эльнинь.
   - Не за что. Я вообще то не целитель. Это так по совместительству.
   - А ты что тоже актер? - восхитился Эльнинь.
   - Не совсем. Я учусь писать стихи, - поделился Хэсс.
   - Да? А прочитай что-нибудь, - еще более восторженно попросил Эльнинь.
   - Уф, мои стихи никому не нравятся, - признался Хэсс.
   - А кому ты их читал?
   - Нашему повару, но ты его не знаешь.
   - Почитай мне, - еще раз настойчиво попросил Эльнинь.
   - Сам напросился, - пожал плечами Хэсс. -
   Ленивый свет летит
   По подворотням моей души
   Искать надежду,
   Но найти не успевает,
   И жизнь моя легко бездумно тает.
   - Ну, ты.. и ... - Эльнинь привстал на своей лежанке, и чтобы было поудобнее, придвинул блюдо с фруктами к Хэссу. Хэсс расхохотался.
   - Ты чего? - удивился Эльнинь.
   - Да, повар. Он как послушает, что-нибудь, то начинает мне усиленно пихать пироги - сладенькое, а ты вот фрукты придвинул.
   - Я не...
   - Да, ладно, проехали, - Хэсс пододвинул Эльниню новую порцию отвара. - Помыться хочешь?
   - Да уж, - Эльнинь засмущался.
   - Попей, и я тебе помогу дойти до озера. Мы встали здесь на стоянку.
   - Спасибо, Хэсс.
   Хэсс доволок Эльниня до озера.
   - Передохнем, тогда в воду и полезем. Смотри, как хорошо, - Хэсс грелся на солнышке, оказывается, он соскучился по свету за время своего врачевания больного.
   - А я рыбу умею ловить голыми руками, - похвастался Эльнинь. - Давай наловим?
   - Если только зубами, а так думаю, сил нас не хватит.
   - А я тебя научу рыбку ловить, - предложил Эльнинь.
   - А кто будет за тобой смотреть? Тебя же какая-нибудь рыбка уволочет, - Хэсс подшучивал над своим знакомым. - Расскажи-ка лучше про своего учителя. Я заметил он такой представительный.
   - Да, - Эльнинь счастливо улыбнулся. - Я попал к нему почти в четырнадцать. Линай редко берет учеников, но меня взял. Я так ему благодарен. Он великий воин, мастер. Он так много знает.
   Хэсса удивило столь поверхностное описание, данное Эльнинем своему учителю. Если бы Хэсса спросили о его учителе, то он бы сказал, что учитель был добрым, ловким, знал свое дело, передал Хэссу все свои умения, обладал отменным чувством юмора. Хэсс, конечно, был рад учиться у такого учителя, но и учителю повезло с таким учеником. Для них это было партнерство, каждый не только давал, но и получал.
   - Ты с ним больше трех лет? - Хэсс удивился, как Эльнинь до сих пор еще младший ученик.
   - Да, - подтвердил Эльнинь. - Полезли в воду?
   Вечером, когда обессиливший Эльнинь спал в повозке, Хэсс сидел у общего костра и слушал Линая. Старец сделался любимчиком труппы за свои необычные рассказы. Сегодня разговор зашел о Темных Землях.
   - Темные земли не всегда были темными, - Линай рассказывал неторопливо, иногда делал мелкие глотки вина из кружки. - Тысячу лет назад на эти земли пришли изгнанники. Откуда они пришли никто не знает, хотя может быть эта информация не сохранилась в наших записях. Было их не много - всего тысяч двадцать. Очень похожи на нас - людей, но они могли мгновенно перемещаться на любые расстояния, становиться туманом, водой и даже ветром. Глаза у них были в два раза больше наших, ближе к эльфовским с такой же радужкой. В остальном не отличить. Они просто в один день появились на этих землях, и принялись строить себе дома. В хрониках тех лет пишется, что они были какие-то усталые, как будто пришли с войны.
   Линай протянул кружку, Инрих долил в нее еще вина. Все слушали, затаив дыхание. Линай продолжил:
   - Так вот, мужчин было у них раза в четыре больше, чем женщин. Семьи были у них странные. Отношения описываются противоречивые. Но да я не про это. Они стали торговать, продавали знания, но по заметкам тех лет, они изучали мир. На них пытались раза два напасть, что стало с нападавшими неизвестно, все сгинули. При том, что даже ясновидящие не могли сказать ничего определенного, кроме нечленораздельных криков ужаса. Эти пришельцы предпочитали путешествовать на своих больших летучих тварях. Картинки в хрониках того времени изображают их как волосатых лошадей или маленьких драконов. Изображения тоже весьма разные. Постепенно, торговцев с тех земель становилось все меньше. Есть сведения, что пришельцы вымирали. Почти триста пятьдесят лет назад эти земли стали закрытыми. Туда просто не могли пройти люди, эльфы, гномы и кто бы то ни было. Но чуть позже туда стало манить. Манило, завлекало известных героев, победителей, игроков, магов, целителей, в общем, выдающихся личностей. Они все пропали бесследно.
   - А потом? - послышался чей-то голос. Хэссу показалось, что это Тьямин.
   - Потом, героев становилось все меньше, и стали пропадать путешественники. Идут себе люди куда-то, глядь, а они возле Темных земель. Кстати их тогда и стали называть Темными потому, что если смотреть издалека на них, то видно одну темень. Не разглядеть, что там. Попались так несколько магов, они разобрались, что на дороги наложено заклятие. Все дороги ведут в Темные земли, поэтому караваны стали ходить с магами.
   - Как жутко, - выдохнула Най. Она еще теснее прижалась к Крысенышу.
   - Нормально, - пожал плечами Линай.
   - А почему они стали Темными? А те, что совсем умерли? - волнуясь, Тьямин говорил очень быстро.
   Линай сделал многозначительную паузу.
   - Не известно, но удалось узнать, что они умерли не все. На дорогах лежит заклятие, пока они не приведут в Темные земли кого-то. Если бы они привели, то расколдовались, и не было бы этого безобразия. - Линай улыбнулся. - Но дороги бы расколдовались, если бы умерли те, кто наложил такое мощное заклинание.
   - Ух ты, - выдохнул эмоциональный Тьямин.
   - Выходит, что пришельцы живут среди нас? - Недай спрашивал в неком недоумении и неверии.
   - Может и так, - Линай улыбнулся еще загадочнее, и провел рукой по бороде.
   Флат начал пугать Вику, заявив, что он точно пришелец и придет ее похищать этой ночью.
   - Ну, тебя, - отмахнулась девушка.
   Рассказ старца Линая с ухмылкой слушал только Боцман. Уж он то знал побольше его, но рассказывать не торопился.
   С еще большим удовольствие рассказ Линая слушали дороги. Всю ночь они обсуждали его слова.
   - Кто бы подумал до чего додумались? - вздыхала одна из дорог.
   В разговор влезла старая и мудрая дорога:
   - А если..?
   - Мы не сможем, - отвергла ее предположение другая. - Мы не можем их убить. Мы можем только привести к ним тех, кого они ждут.
   - Да, мы водили к ним всяких разных, но никто не подошел, - ярилась другая дорога. - Столько хорошего народа извели.
   - Как бы нам определить, кто им подойдет? - думала более рациональная дорога.
   - А твои артисты? Чуткие, редкие, талантливые и необычные люди? А? - хитро поинтересовались у одной из дорог.
   - А почему вы все думаете, что артисты подойдут? - дорога не хотела отдавать своих артистов.
   - Воинов мы к ним водили? Водили, а артистов не водили, - победоносно заверили ее другие дороги.
   - Хороша логика, - возмутилась та дорога.
   - Какая есть, - огрызнулись в ответ. - Ты подумай, вдруг они смогут и подойдут, тогда люди снова станут ходить по дорогам. Сколько их возродится, появятся новые дороги.
   Дорога сдалась, она не смогла пойти против своих.
   - Тогда колдуем?
   Мухмур Аран чувствовал некую неправильность происходящего. Он старался ехать впереди всех. Это создавало иллюзию широты и одиночества. Он обдумывал постановку по тому тексту, который написал Одольфо.
   К нему подъехали Линай и Инрих.
   Ничего не значащий разговор о погоде и природе перешел в обсуждении проблем выступления. Инрих расспрашивал Арана, Линай внимательно слушал.
   - Простите, уважаемый Аран, - обратился к нему Линай. - Я вижу Вашу крайнюю озабоченность.
   - Озабоченность? Тревогу, скорее, - Мухмур не стал отрицать свое встревоженное состояние.
   - Так в чем его причина? - Инрих согласился с вопросом Линая.
   - Чувствовать других моя обязанность, - Линай ответил на немой взгляд Инриха.
   - Кажется мне не то что-то, - признался Аран.
   - Ара, что сердце? - Инрих распереживался.
   - Нет, не сердце, - Аран еще больше нахмурился, неосознанно приложил руку к сердцу. - Кажется мне, что дороги какие-то кривые.
   - Это после вчерашнего, - стал успокаивать Инрих.
   - Да не пил я, - стал оправдываться Аран.
   - Я не о том, Ара. Я о рассказе уважаемого Линая.
   - А? Нет, мне и до этого всякая муть мерещилась, а тут совсем доняло, - высказался Аран.
   - Оставим это, - предложил Линай. - Вы правильно заметили, все от моего рассказа, а может быть Вы сильно волнуетесь из-за предстоящего выступления.
   - Скажи, а последний вариант Одольфо приемлем? - Инрих переключился на более насущные проблемы.
   - А? Роли уже раздали. Илиста еще шлифует текстовку. Саньо вполне доволен. Там у него счастливая история. Девочки в восторге, они блеснут во всей красе, - высказал свое мнение Мухмур Аран.
   Его ослик повел головой, подтверждая слова хозяина. Со стороны, это выглядело забавно. Инрих переглянулся с Линаем, оба улыбнулись.
   - О чем эта постановка? - из вежливости поинтересовался Линай, а Инрих закатил глаза. Сейчас Аран будет два часа излагать текст, его планы в постановке, в комбинировании сцен, декораций, света и прочего.
   - Постановка, которую мы представим на фестивале, называет простенько и со вкусом, - Аран сел на своего любимого конька. - "Любовь на перекрестье" вот как она называется. В основе ее реальные события. Главная линия - это линия любви женщины-воина и мужчины-художника. Илиста сыграет женщину, а Саньо - художника. У Саньо есть сын, который тоже воин, но любит другого воина. У них так сказать конфликт. В битве один спасает другого и гибнет. Есть еще девочки из отряда Илисты. Они выполняют самые опасные задания, но так хотят жить простой жизнью. Там тоже некий конфликт, который Одольфо раскрывает в своем труде.
   - Как замечательно, - вежливо покивал Линай.
   - Да, я планирую сделать из этого нечто эпическое. Сейчас не хватает таких мощных вещей, - поделился тайным замыслом Мухмур Аран.
   Инрих потихоньку отстал от них, он давал ценные указания Недаю для организации вечерних репетиций.
   - Да? - Линай сосредоточился на своих размышлениях о великом, и разговаривал с постановщиком, не осознавая своих слов.
   - Да! Начнется все так, - Аран взмахнул руками, а ослик потряс ушами. - Ночь, темнота. Яркие огни и на зрителей несется волна песка. Это пустыня. Эффект должен быть оглушающим. Согласны?
   - Конечно, - кивнул Линай.
   - В первом акте, а постановка у нас будет трехактовой, перед зрителями появляются все персонажи. Художник рисует, он небогат, но молод. Ему почти сорок, мы решили, что это подходящий возраст. Он весь такой возвышенный, рисует, говорит о любви. Потом будет приход его сына, который рассказывает отцу о своей любви. Но отец его не понимает, и сердится. Их приглашают к местному правителю. Они думают, что на пир, или еще что, ан нет, их зовут потому, что кто-то наслал на город огромную песчаную бурю. И так сказать, требует выкуп у правителя. Тот естественно в шоке, собирает войско и магов. Так и встречается художник с этой воительницей. В ее подчинении находится и возлюбленный его сына. Художника отправляют вместе с воинами и магами, чтобы он смог увидеть великую победу и запечатлеть ее для будущего.
   Мухмур затих. Линай вслушался в эмоциональный рассказ постановщика. Когда тот говорил, картинки вставали перед глазами Линая.
   - Замечательно, этим и закончится?
   - Только первое действие, - Аран вернулся к действительности. - Второе я планирую начать с другой картины. Я хочу показать прекрасную степь, покрытую цветами в самом цветении.
   - Так сказать, противоположность самому началу постановки?
   - Да, - Аран умолк.
   Линай уже утомился от выслушивания Мухмура. Его спасли подъехавшие артисты, Линай незаметно исчез. Потом присоединились Одольфо и донна Илиста.
   - Ты замечательно это придумал, дорогой, - Илиста прижимала руки к груди. - Такая сильная сцена, так пробирает. Жестокости, конечно, перебор, но зато как зрителям будет интересно. Это поразит их воображение.
   Одольфо загордился похвалами Илисты, и щеки его покраснели.
   - Что такое добавили? - с особым волнением уточнил у них Мухмур Аран.
   - Я тебе сейчас расскажу, Ара, - Илиста повернулась к нему. - Мы решили вставить такую сцену во втором действии. Когда сын художника получает известие, что все погибли в степи, он задумывает продолжить линию их рода, и женится на молодой симпатичной соседке.
   - Зачем? - встал в ступор Аран.
   - Ты слушай дальше, не перебивай, - потребовала Илиста. - Потом уже когда выясняется, что все живы, кроме любовника сына художника, сам сын помутился с горя рассудком.
   - И что? - затребовал продолжения Аран.
   - Ну, получится, что воительница и художник заберут себе этого ребенка.
   - Угу, а это не будет слишком?
   Илиста тряхнула волосами, возмущаясь такой недальновидностью.
   - Ха, Ара, ты сам то понимаешь, что это внесет лирические ноты и некое светлое будущее в нашу постановку.
   - Действительно, - согласился Аран.
   Почти все было готово, пора начинать репетиции, готовить декорации, грим, костюмы, учить роли, шлифовать движения.
   Хэссу тоже слышал всеобщие обсуждения будущей постановки. С этого дня они начинали двигаться помедленнее. Больше времени отводилось на репетиции.
   Эльнинь встал на ноги, и проводил время со своим учителем. У Хэсса появилось свободное время. Не считая стихов, Хэсс занимался загадкой заколдованности директора и думал. Особо навязчивыми были мысли о его учителе Шаа.
   Они встретились совершенно неожиданно для мальчишки Хэсса. С тех пор прошло много времени - больше девяти лет. Они встретились глазами. Голодные глаза Хэсса ощупывали старичка, шедшего по улице. Когда Хэсс увидел Шаа, он подумал, что это возможная добыча и пропитание на день или даже два. Но глаза выдали такую силу, что Хэсс не стал обворовывать старичка и запретил своему напарнику.
   На улице уже темнело, и все порядочные люди не ходили по улицам внутреннего города, особенно рядом с рынком. Хэсса заинтересовал этот старичок, который ничего не боялся и шел неизвестно куда. Напарник Хэсса - десятилетний мальчишка - остался на их любимом месте, поджидая очередную жертву. Хэсс отправился за старичком. Это и спасло его от смерти. Утром Хэсс нашел труп своего напарника с ножевым ранением.
   Хэсс дошел за старичком до старого заброшенного дома. Забравшись на второй этаж дома по свисающему растению, Хэсс стал подглядывать. Старичок доставал что-то из тайника, а Хэсс порадовался, что будет ему большая добыча, когда старик уйдет. Внезапно в доме появились новые действующие лица, судя по черной одежде и маскам - клан наемных убийц. Старичок мастерски изобразил беспомощность. Двое гостей полезли в тайник, и их выбило оттуда огненным шаром. Еще двоих гостей старичок, неожиданно преобразившись в вполне боевого мага, убил заговоренными ножами. Еще одного старичок убил, отразив его же огненный шар. На все происходившее Хэсс смотрел во все глаза. Он уже раздумал смотреть, что там такое в тайнике. Старичок повернулся и подмигнул Хэссу. Кубарем скатившись со второго этажа Хэсс убежал.
   Хэсс убежал, но утром его схватили стражники и стали допрашивать о ночи. Хэсс держался очень стойко, он ничего не рассказал. В тюрьме он провел почти месяц. Выйдя на улицу, Хэсс заплакал от отпустившего напряжения.
   На его улице стояли уже новые мальчишки, которым одинокий Хэсс не в силах был противостоять. Надо было где-то ночевать, и Хэсс не придумал ничего более умного, как податься в тот заброшенный дом. Но каково же было его удивление, когда на месте заброшенного дома Хэсс увидел вполне симпатичную лавку. От неожиданности Хэсс даже зашел в нее.
   - Чего приперся, бодяжник? - заверещала дамочка.
   Хэсс, выглядевший не лучшим образом, после месяца в тюрьме, шуганулся в сторону. Но наткнулся на человека. Это был тот самый старичок.
   - Ты почему с парадного? Покупатели же, - спокойно поругал его старичок. - Простите, уважаемая, племянник явился. Дикий еще.
   - Фу, - женщина надула губы и наморщила лоб. - Воняет. Помыли бы. Или он работает в канализаторской?
   - Нет, что Вы, - рассмеялся ее шутке старичок. - Пойдем.
   Теплая рука отвела Хэсса в задние помещения лавки.
   - Мойся, переоденься. Потом поешь, - сказал старичок и ушел заниматься покупательницей.
   Постояв минут пять в шоке, Хэсс неуверенно залез прямо в одежде в ванну. Ему пришлось отрывать одежду от кожи, кое-где она прилипла.
   Через час Хэсс ел за большим столом. Там было все, но Шаа не велел переедать.
   - Вор? - спросил Шаа.
   - Как получается, - опустил глаза Хэсс.
   - Хочешь научиться?
   - Я? - от очередной неожиданности Хэсс уронил ложку.
   Старичок Шаа нагнулся и поднял ее.
   - Я умею, - улыбнулся он, подавая Хэссу новую ложку.
   - Хочу, - мальчик ринулся в омут будущего.
   - Будешь жить здесь, учиться, помогать в лавке. Как я говорил, я - Шаа. Жена у меня умерла, детей нет. Ты будешь племянником. Согласен?
   - А почему я?
   - Ну, ты же пришел, - с убийственной логикой заявил Шаа.
   - Ага, - согласился мальчик. - А что я буду за это должен?
   Шаа погладил его по голове, Хэсс чуть было не отшатнулся. Он привык, что прикасаются только затем, чтобы сделать больно.
   - Это партнерство, мальчик. Если одного из нас не устроит, то мы его расторгнем. Договорились?
   Это было слегка сложновато для Хэсса, он это обдумал, и медленно кивнул головой.
   - Отлично, Хэсс. Но тебе в воровском мире нужно новое имя.
   - Имя? А у тебя есть?
   - Есть, меня зовут Змееныш, - признался Шаа, ошеломленному Хэссу. Змееныш был одним из самых знаменитых воров за последние лет сорок.
   - Ого, - Хэсс выпучил глаза. - А я буду Незваным. Согласен? - предложил Хэсс. Шаа расхохотался.

Глава 7. Наследить в истории

  
   Моя заветная мечта - наследить в истории.
   Вирус Н5N1
  
   Страхолюд прокололся. Такого облома с ним не случалось никогда, и это стало для него навязчивой идеей. Он самого начала повелся на обстоятельства. Вечером сидя у костра с сумасшедшими актерами, Страхолюд еще раз анализировал свои поступки.
   - Это просто стечение обстоятельств, - твердил Страхолюд, но глубоко в душе шевелились сомнения.
   Он заселился с Хэссом в повозку, но тот не ночевал. Страхолюд не смог добраться до волос молодого лирика. По его данным, Хэсс хорошо походил под описание старика барона Д'Оро. Но дотошный Страхолюд оставил проверку молодого лирика на потом, он занялся остальными.
   На сегодня итог был таков. Страхолюд разжился волосами и проверил следующих личностей, подходивших по возрасту: Джу, Лии, Най, Ямины, Гвенни и Монетки.
   Они не подошли.
   Страхолюда не смущали родители или родственники у некоторых, кого он проверял. Он хорошо знал, что дети могут быть усыновленными. Орк привык проверять все до мелочей.
   Еще у Страхолюда были прядки волос: Флата, Дикаря, Тьямина и Жанеко. Но на них он не возлагал больших надежд. Тьямин был пришлый, лет четырнадцати. Сомнительный вариант. Жанеко - монах, тоже вряд ли подойдет. Не мог внук барона, такого любителя жизни, податься в монахи. Про Флата и Дикаря интуиция ставила под сомнение. Ничего похожего на барона.
   Из оставшихся Страхолюд не успел отрезать волос у Алилы, Вики, Йола и Мириам, а также у этого Хэсса.
   По началу это совсем не беспокоило Страхолюда, но... Всегда это пресловутое но. Вчера Хэсс потерял все свои волосы и стал щеголять бритым черепом, и говорил он с тем же оа-каньем, которое Страхолюд слышал у барона Д'Оро.
   Дело было так.
   Они остановились на ночевку. Все было, как обычно, актеры шумели, рабочие сцены потихоньку пили и рассказывали байки, монахи молились, драматург что-то лихорадочно писал, Хэсс валялся в сторонке. Всем этим бедламом руководил старичок в красном - Мухмур Аран. Страхолюд вертелся среди актеров. Он надеялся отрезать волосы у капризной и ветреной Вики.
   Внезапный крик разорвал мир. Люди стали оглядываться по сторонам, затихли. Этот крик был полон настоящего ужаса.
   Страхолюд увидел, что вскочивший Хэсс исчез в кустах. Он кинулся за ним. Недай тоже уловил это движение и бросился за Хэссом и Страхолюдом. Но оба опоздали. Успел только лирик. Когда они нашли Хэсса, то увидели, что он держит за руки и тянет Алилу, которая попала в ловушку.
   Девушка пошла справить естественную нужду, и присела не под тем деревом. Это оказалась редкая лиана, которая обвила ее своими щупальцами и стала тянуть в ствол. Втроем им удалось вытянуть Алилу, но оказалось, что на голове Хэсса куча смолы, которую выплюнула лиана. Как потом им объяснили, этой липкой массой лиана плюет в лицо жертве. Алиле повезло, все угодило на голову Хэсса.
   - Бедненький, - Алила сидела с лириком и держала его за руку.
   - Дао чего уж там. Я воат поападал и хуже, - отшучивался Хэсс.
   Хэсса брил и отмывал Мореход. Временами он разрешался фырканьем, вонь была нестерпимая. Все это потом сожгли. Хэсс остался бритым, а Страхолюд рвал на себе волосы. В связи с тем, что он был волосатым, то выглядело это забавно.
   - Хочешь и тебя побреем? - подкололся Недай. - Будешь человеком?
   В другое время Страхолюд был заржал над этой плоской шуткой, но сейчас пробормотал что-то невнятное.
   - Так, голову мыть этим каждый день, - Анна сунула в руки Хэсса приятно пахнущую баночку. - Череп брить еще дней двадцать, пока настойка не кончится. Потом волосы должны хорошие вырасти.
   - Ты не переживай, парень, - сумрачно заявил Боцман. - Дамочки и так от тебя без ума.
   Илиста вздохнула, вздохнул и Страхолюд.
   - Ты молодец, - изрекла прима.
   Саньо кивнул головой.
   Уже ночью отчаявшийся Страхолюд осознал свои проблемы. Он не стал проводить церемонию сравнения волос Тьямина, Флата, Дикаря и Жанеко. Страхолюд был морально подавлен. Он сосредоточился на Хэссе, решил его охранять, чтобы ничего не случилось с этим мальчиком. Мертвый наследник явно не нужен будет барону. К тому же Страхолюд решил побольше узнать о самом Хэссе.
   Но отметать другие шансы не стоило. Собравшись с духом, Страхолюд решил провести церемонию сравнения волос следующей ночью, а потом все же проверить остальных.
   В таком же отчаянии пребывал и Сентенус. Он разбирал и анализировал возможности королевства Эвари, но утешительного прогноза никто не мог дать. Ресурсов на обеспечение долговременной безопасности не хватало.
   В Эвари существует обычай: когда ничего не возможно сделать своими силами, идут к колдуну. Колдун этот сидит в большой белой башне из слоновой кости. Колдун не любит работать, ему нравится развлекаться. В последние лет сто, он проводит научное исследование, сравнивая сексуальный темперамент уроженок разных стран.
   Пришедшему Сентенусу, колдун совсем не обрадовался. Он фырчал, брюзжал, кряхтел, но вылез таки из постели с двумя очаровательными дикарками. Такое сочетание черт, как у этих девушек, Сентенус видел первый раз.
   Он засмотрелся на обнаженных красоток. Колдуну пришлось пихнуть его в бок. Высокий, в черной мантии, напяленной на голое тело, в разных тапочках, а на голове всклокоченные волосы, колдун выглядел как упавшая с елки ворона.
   - Ты, что приперся? - колдуну было противно стоять на холодном полу в коридоре.
   - Поколдуй, а? Проблемы у нас, однако, - отчитался Сентенус.
   - Чего опять? - колдун почесал себе грудь и живот, продемонстрировав Сентенусу голый и уже почти синий от холода живот, а также посиневшие руки.
   - Так брань, глад, мор и смерть ближайшие наши гости, - Сентенус сам начал чувствовать ненормальный холод. - А чего у тебя так холодно?
   - Чего? Чего? Не твое дело, бодяжник хренов, - колдун не отличался вежливостью. Если его упрекали в легком хамстве, то колдун говорил, что вежливость - это для королей, а он таких книжек про вежливость нигде не видел. Нынешний король велел написать и издать два десятка книжек о вежливом обращении, но колдун их проигнорировал, не купил ни одну. Те книги, что были присланы ему в качестве подарков, колдун передарил первому министру. - Ладно, пошли.
   Колдун сгреб Сентенуса в охапку и переместился в достаточно теплое и светлое помещение, но без окон.
   - Чего тебе прогноз или пути?
   - Дай мне шанс как-то это изменить. Введи что-то новое, геомант.
   - Не мешай тогда, - колдун сосредоточился и замычал. Мычал он не долго. Открыв глаза, заявил. - Шанс у тебя есть, но чем дело кончится, сам не знаю. Значит так, где-то там идут люди - типа как актеры. Куда идут не знаю, главное куда попадут - в Темные земли.
   Колдун замолчал, Сентенус ждал.
   - Ага, в Темных землях они могут найти твое спасение, - наконец, добавил колдун.
   - И что?
   - И все, - заверил его колдун.
   - А если они не найдут мое спасение? - засомневался Сентенус.
   - Тогды и приходы еще раз, - благодушно разрешил колудун.
   - Дай хоть наводку на тех людей, - взмолился Сентенус.
   - Ну, "Цветок страсти" видел с грудастой бабенкой? - покривился колдун. Он вроде уже закончил работать, а тут опять чего требуют.
   - Донна Илиста? - уточнил Сентенус, вспомнив шикарную постановку.
   Колдун просто кивнул, и испарился из помещения для медитации.
   - А я? - Сентенус спросил в пространство.
   Колдун появился перед ним, но уже без мантии, обхватив его плечи, переместился к воротам своей башни.
   - Ничего себе, - услышал Сентенус.
   Народу, торговавшему у белой башни сувенирами, предстала следующая картина. Молодой будущий король появился в обществе голого колдуна. Тот толкнул Сентенуса в грудь и сказал: "Не забывай!" и исчез. Наследник короны улыбнулся, и пошел быстрым шагом прочь от башни. К вечеру слухи расползлись до невероятных размеров.
   В тайном помещении разведканцелярии Эвари Сентенус давал ценные указания сотрудникам. Все силы были брошены на поиски донны Илисты.
   В комнату зашел Шляссер, приторный запах табака вполз в комнату.
   - И как?
   - Предсказал, - пожал плечами Сентенус. Он был абсолютно уверен, что Шляссер уже знает, что наговорил колдун.
   - Ищешь?
   - А что еще делать? - вопросом на вопрос ответил Сентенус. - Какие то проблемы?
   - Сборище у Главрика будет.
   - Знаю по поводу празднования очередной годовщины победы на варварами с севера.
   - Да, - подтвердил Шляссер. - И как мне? Тебе то придется присутствовать точно.
   - Эх, - расстроился Сентенус.
   Дело в том, что Шляссер и Мортирос были обязаны бывать на общих собраниях у короля. В таких случаях образ Шляссера на себя примерял Сентенус. Он прекрасно справлялся. Потом исчезал один из двух Шляссер или Мортирос. Появлялся Сентенус, танцевал в свое удовольствие, и мог появиться Мортирос или Шляссер в зависимости от настроения начальника Сентенуса.
   - Да, а теперь как? - Сентенус пребывал в некоторой растерянности.
   - Я нужен буду, как Шляссер. Придется казначею Мортиросу поболеть пока.
   - Прости, Морти, - извинился Сентенус. - Разберусь с этим, и тогда все вернется на свои места.
   - Посмотрим, твое будущее величество.
   - Что дед?
   - Завел себе очередную красотку, - Морти информировал Сентенуса. - Красивая и умная из рода Варилелей. Беседу с ней мы уже провели.
   - Ну, и хорошо, - выдохнул заботливый внук. - А папа?
   - Создает очередной нетленный шедевр, - также информировал Морти.
   - И это хорошо. Хоть дома все хорошо, - утешился Сентенус.
   - У тебя есть какие-то предположения, что имел в виду геомант? - вернулся к серьезному разговору Мортирос.
   - Вариантов масса, но что окажется верным? Колдун сказал, что они найдут спасение. Значит, во-первых, они должны вернуться.
   Собеседники переглянулись.
   - Из Темных земель никто не возвращался. Это прописная истина, Сентенус.
   - В этот раз они должны вернуться, и мы должны все узнать. Если они найдут это самое спасение, то надо, чтобы они согласны были дать его нам. Но что это будет такое, я не знаю.
   - Явно не деньги, - вздохнул Мортирос, взирая на новую лампу, которую купил Сентенус. - Не подходит она тут, - решил Мортирос.
   На еще большую лампу взирал и сомневался Нигмар. Его главной задачей в труппе был подбор лучшего освещения, а целью сделать идеальные акценты на актерах, словах, действиях с помощью света.
   Репетировали самое начало постановки. Саньо в роли художника рисовал картину. Нигмар старался установить такое освещение, чтобы выделить напряженную, но вдохновленную физиономию актера и подчеркнуть шедевральность его работы. Сочетать это у него не выходило.
   - А если вот так? - в очередной раз решал Нигмар.
   В труппе его не было слышно и видно. Когда Нигмар не работал, он рисовал. Это его картины взяли в качестве полотен Саньо. Изображения у Нигмара получались необычными, ему было все равно, что рисовать. Его больше всего занимала игра света на предметах, воде, стекле. У Нигмара было больше полусотни рисунков одной композиции: стакан с водой, роза и яблоко. Все они были выдержаны в разных цветовых гаммах, при разном освещении и производили на смотрящих фантасмагорическое ощущение.
   Пока Нигмар маялся с освещением, костюмеры решали с костюмами. Актеры желали участвовать в подборе костюмов, но окончательно решал все Мухмур Аран.
   Сейчас подбирали наряд для донны Илисты. Боцман даже отдал ей свою расшитую рубашку, в которой Илиста смотрелась до нельзя трогательной.
   Саньо нашли лиловый беретик, и искали перо для завершения образа. Хэсс вертелся у костюмеров, копаясь в тряпках. Он захотел найти хороший черный платок, чтобы по-пиратски повязать на голову.
   - Зачем тебе платок? - возмущался Рис.
   - Представь себе выходит на сцену бритый поэт и что?
   - Нормально, только стихи читай не сильно лиричные, - кривил губы Рис. - А платок тебе не дам, сам ищи.
   Увлекательное рытье в тряпках захватило даже Страхолюда. Алила же нашла себе уморительные короткие штанишки с дыркой на бедре.
   - Это когда мы из пустыни будем выбираться, - заявила она. Мухмур одобрил выбор.
   - Нашел! - завопил Тьямин.
   - Что? - повернулись головы в его сторону.
   - Смотрите, - Тьямин держал в руках шикарный комплект нижнего белья с кружевами.
   - Положи на место, балбес, - закричал Аран. - Это же для "Возлюбленных сердец". Знаешь, сколько он стоит?
   - А кто его одевает? - потребовал ответа Тьямин. - Донна Илиста? Так ей вроде будет мал.
   - Нахал, - улыбнулась Илиста. - Это тряпки Солнечного.
   - Саньо? - не поверил Тьямин. - А зачем?
   - Классику знать надо, - не желая вдаваться в объяснения, улыбнулся Дикарь.
   - Тогда я с вами не расстанусь, пока все постановки не посмотрю, - серьезно пообещал Тьямин.
   - Ну, тогда тебе придется жить две сотни лет, - Алила потрепала Тьямина по щеке.
   - Да ну, - не поверил Тьямин.
   Пока актеры разбирались с нарядами, Альтарен и Сесуалий пытались творчески подойди к описанию будущей постановки "Любовь на перекрестье".
   Альтарен работал в амплуа хвалебщика, а вот Сесуалий - критика.
   Сесуалий - темная личность. По внешности более, чем за пятьдесят, с залысинами, начесывает волосы с боков, пытаясь прикрыть лысинку. В связи с его чрезмерной любовью к спиртному, запах изо рта, пот, некоторая обрюзглость. Сесуалий страшно боится потерять работу, но ничего не делает, чтобы удержаться на ней. Его опусы не лишены таланта. Ведь надо уметь так покритиковать, чтобы люди захотели сходить посмотреть постановку. С другой стороны, Сесуалий оптимист, любит рассказывать анекдоты, когда достаточно трезв. Вся труппа уже знает о его мифической матери, к которой он хочет переехать на постоянное место жительство, накопив побольше денег. Артисты любят Сесуалия, он умеет слушать и в его карманах всегда есть что-нибудь сладенькое. Сесуалий много путешествовал в молодости, и в этой поездке он часто вспоминал прошлые годы.
   Альтарен выглядит намного моложе своего партнера. Он поехал в столь длительное путешествие во второй раз в своей жизни. Обычно он работал в городе. Можно сказать, что Альтарен воплощение настоящего газетчика: вечно собранный, застегнутый на все пуговицы, пахнет цветочной водой, и из эпатажа носит черный шелковый платок, расшитый серебренной нитью. Альтарен очень трезво смотрит на жизнь, его серьезность граничит с глубоким пессимизмом.
   До этой поездки они шапочно знали друг друга. Сейчас же им пришлось подружиться, или по крайне мере стать партнерами. Альтарен с брезгливой жалостью относится к Сесуалию, тот же кажется не замечает этого.
   Альтарен уже читал постановку, слышал высказывания Одольфо, донны Илисты и Мухмура Арана. Поглядывая на суетившихся и визжащих актеров, Альтарен писал своей положительный отзыв на постановку. Через плечо ему дышал в ухо Сесуалий, вчитываясь и думая, как преобразовать написанное Альтареном в нечто завлекательно негативное.
   На бумаге у Альтарена выходило: "Постановка великого Мухмура Арана по тексту, написанному вдохновенным гением несравненного Одольфо...".
   Рука Сесуалия выводила нечто противоположное: "Несомненно великий, но давно не радовавший публику Мухмур Аран согласно своему возрасту взялся ставить творение Одольфо в эпическом стиле...".
   Альтарен продолжал: "Учитывая высоко художественную ценность тех идей, которые воплотил в своей постановке Мухмур Аран, сыграть их может только такой блистательный дуэт, как Илиста и Саньо".
   Сесуалий опротестовывал: "В сцене любовных утех Саньо будет пылать от страсти так, что любая женщина захочет оказаться на месте его возлюбленной. Одольфо стремился к максимальному правдоподобию. Его герои показывают любовь настолько расковано, что я спрашиваю, а что между ними?".
   Альтарен писал: "Конфликт отцов и детей в постановке принимает необычные формы. Сын главного героя считает, что отец должен его принять с любой ориентацией".
   Сесуалий исправлял: "Что можно сказать о человеке, который не уделял своему сыну достаточно внимания. Его ребенок пустился во все тяжкие: не желает работать, спит с мужчинами, и не исключено, что курит опиум".
   Альтарен задумался над фразой: "Отправлять на войну женщин не этично".
   Сесуалий перековеркал: "Какие пришли времена? В войнах нас защищают женщины. Что случилось с мужчинами? Они рисуют картины. Позор! Еще раз позор на наши головы!".
   Позже эти творения читал Инрих и Хэсс.
   - Я бы пошел на эту постановку, - решил, наконец, Хэсс.
   - Почему?
   - Инрих, в этом опусе настолько хорошо поливают грязью всё и вся, что возникает интерес посмотреть нечто такое, - высказался Хэсс.
   - Молодец, Сесуалий. Сегодня он в особом ударе, - похвалил Инрих.
   - Я так понимаю, что это для обычной публики, а это для тонких натур, - Хэсс потыкал пальцем в читаные ранее сентенции.
   - Где-то, - не стал отрицать Инрих. - Это своего рода зацепки для всех. Нам надо охватить все слои населения. Такие простые, как ты, чего хотят? Они хотят скандала, остренького. Это и дает им Сесуалий. Здесь главное не перегнуть палку. Надо написать так, чтобы людям захотелось пойти и им понравилось. То, что нам нравится, мы не склонны принижать, мы склонны это восхвалять. Тем самым мы поднимаем себя.
   - Как же тогда Сесуалий?
   - Здесь вступает в силу творение Альтарена. Люди говорят его словами, и заканчивают, что Сесуалий просто позавидовал столь великому, он не способен оценить это свои скудным умишком. Опять же зритель прав.
   Хэсс улыбнулся столь интересной психологической уловке.
   - Это вы придумали, Инрих?
   - Да, что ты? - с ужасом посмотрел на него директор. - Это известно уже веками.
   - А для другой публики как?
   - Примерно также. Если общее мнение за нас, то будут слушать Альтарена, а не Сесуалия. Тонко можно заметить, что Сесуалий немного перегнул с критикой.
   - Инрих, а кому вы больше платите, если не секрет? - спросил любопытный Хэсс.
   - Ха-ха-ха, - повеселился директор, но на вопрос не ответил. - Сам как думаешь?
   - Сесуалию? У него тяжелая работа, - предположил Хэсс.
   - А у Альтарена? Быть вечно положительным? - поддел его Инрих, но на вопрос так и не ответил. - Попробуй расколоть Недая, - предложил Инрих.
   - Почему? - Хэсс искал подвох.
   - Если расколешь, то удовлетворишь свое любопытство, а если нет, то это будет для него отличной практикой, - коротко пояснил Инрих.
   Хэсс нашел взглядом племянника директора - Недая. Тот сидел в глубокой задумчивости, подпирав подбородок руками. Бесшумно Хэсс подошел к Недаю, и постарался определить, на кого так серьезно смотрит Недай. На площадке проходила репетиция очередной сцены. Славная женщина воин, в исполнении Илисты, объясняла своим девушкам военную задачу, пока они по утру одевались. Соблазнительная сцена с некоторым трагизмом. Недай упорно смотрел на право от Илисты. Там уже осматривали мечи и ножи две девушки Гвенни и Ямина. Еще через две минуты, когда сменилась сцена, Хэсс определил, что взгляд Недая неотступно следует за Яминой.
   Ямина?! Хэсс долгое время ее вообще не замечал. Настолько тихая, спокойная, незаметная девушка Ямина. По возрасту ей не больше двадцати пяти, определил Хэсс.
   Хэсс не стал мешать товарищу, а уселся рядом с ним, и стал наблюдать за репетицией.
   - Ты себя видел? - внезапно спросил Недай.
   - А что? - удивился Хэсс.
   - Ты где этот платочек нашел? - возмущенно уточнил Недай. - Так ведь и помереть можно, только увидев тебя в этом ужасе.
   - Что могу сказать, - улыбнулся Хэсс. - Только я его одел, как зашел орк Страхолюд. Знаешь, что он сказал?
   - Поделись, - предложил Недай. Он оторвался от созерцания Ямины и посмотрел на Хэсс, оценивая его внешний вид.
   - Он сказал: "Какой ужас!", - сообщил Хэсс, подражая орковской интонации в разговоре.
   - Согласен, - также по-орковски ответил Недай.
   - Ничего вы не понимаете, - выдохнул Хэсс.
   - Ты платочек все же бы снял, - посоветовал Недай. - Всех девушек перепугаешь. Мне бы отдал. Думаю, что мне пойдет
   - Ха, моя ничего бояться не будет, - отверг притязания Недая Хэсс. - Лучше скажи, кто лучше работает Альтарен или Сесуалий?
   - Лучше Альтарен, а продуктивнее - Сесуалий, - не попался в его ловушку Недай.
   - Ууу, какой ты, - не обиделся Хэсс.
   - Что еще хочешь узнать? - Недай опять вернулся к созерцанию Ямины.
   Хэсс не счел возможным потрошить Недая не откровенность про его отношение к Ямине. Он тоже замолчал, до того времени пока не подбежал счастливый Тьямин.
   - Я получил роль со словами, - похвастался Тьямин.
   - Расскажи, - предложил добродушно настроенный Недай.
   - Лучше покажи, - Хэсс сделал альтернативное предложение.
   - Ага, - согласился Тьямин. Он встал в позу, задрав нос к небу. - Погодите, дядя Недай, а скоро мы город зайдем?
   - Это, что текст такой? - развеселился Хэсс.
   Мальчишка опустил голову, с укоризной глядя на Хэсса.
   - Нет, это меня тетя Илиста послала спросить, - пояснил он.
   - Через переход. Значит, послезавтра. Роль то показывать будешь?
   Послушав радостного и гордого Тьямина, Хэсс отправился поговорить с Мореходом. Но по дороге его перехватила прекрасная Алила.
   - Пойдем, - она маняще потянула его за руку.
   - Куда? - Хэсс шел за ней неохотно.
   - Хэсс, пожалуйста, - попросила девушка.
   - Хорошо, - вздохнул он.
   Они остановились в сотне шагов от лагеря.
   - Зачем ты меня сюда завела? Крови хочешь попить? - попытался пошутить Хэсс, чтобы снять общее напряжение.
   - Нет, Хэсс, - Алила была предельно серьезна. - Ты мне должен рассказать, что ты делаешь? Что такое с директором и остальными? Почему Мореход собирает всякие штуки? Я у него список видела, между прочим на листе из твоей шитой книжки.
   - Алила, - Хэсс прикидывал, как открутиться.
   - Хэсс!
   В этот миг Хэсса осенило природным чутьем, что если ему нужна эта девушка, то лучше сделать ее своей союзницей. Ложь или недоговоренность сделают их чужими.
   - Хорошо. Я могу, подчеркиваю иногда, могу видеть ауры. У Инриха ауру я увидел случайно. Совсем не нарочно.
   Хэсс замолчал, а девушка пододвинулась к нему еще ближе. От такой близости в голове Хэсса стали путаться мысли.
   - Ну, Хэсс, договаривай, - потребовала девушка.
   - Аура у него с красным. Значит, наложено заклятие. Если бы с черным, то проклятие. Мы идем далеко, и полезно бы знать, кем и на что заколдован наш главный. Согласна? Мореход помогает собрать кое-какие штучки. Я могу проверить есть ли в труппе человек, наложивший заклятие, или повязанный с ним.
   - Да? - глаза у девушки разгорелись на новое приключение.
   - Да, - подтвердил Хэсс.
   - А остальные? - не унималась Алила.
   - Остальных я посмотрел, подобного нет, - здесь Хэсс сказал правду, но не всю. Разглашать то, что он увидел было нельзя.
   - Когда ты будешь проверять?
   - Дня через два. Мне надо кое-что купить в городке на базаре.
   - Можно я посмотрю? - девушка затаила дыхание, и приблизилась совсем уж близко к уже достаточно замороченному Хэссу.
   - Можно, - обречено разрешил Хэсс.
   - Хэсс, а что ты еще умеешь? Ты у эльфов учился?
   Хэсс не учился у эльфов, эльфы не берут учеников. Они для этого достаточно ленивы. Таким же ленивым был и Торивердиль. Но изгнание изменило это. По более спокойному размышлению Тори решил отправиться в другую эльфовскую долину. Он добрался туда дней за двадцать. Но! Его не пустили. Его не просто не пустили, его прогнали. Тори успел заметить, что у стражи, которая не выставлялась лет пятьсот, был его портрет с точными приметами. Тори из чистого упрямства обошел еще шесть эльфовских долин. Везде был один и тот же результат - его прогоняли, ничего не объясняя. Тогда Тори вспомнилась какая то человеческая книжка про воспитание детей. Там тоже советовалось не объясняться с детьми, чтобы они не сделали плохое. Надо строго сказать, что ребенок не прав, и поставить его в угол. Тори читал эту книгу в рамках подготовки к экзамену по другим расам. Она его ужаснула. Представив себя на месте этого несчастного ребенка, Тори решил не связываться с людьми, кто же вырастает из таких детей? Сейчас сам Тори очутился на месте этого ребенка. Его жестоко наказывали, не объясняя причин.
   В Темных землях Тори решил узнать свою судьбу или умереть. Тори перестал верить, кому бы то ни было в этом мире. Его единственными друзьями стали дороги этого мира. Иногда он разговаривал с ними, и ему чудилось, что они отвечают.
   Первое испытание в Темных землях Тори прошел не заметив его. Тори прошел сквозь пещеру полную золота. Брезгливо поморщившись Тори миновал и белесых призраков. Потом Тори попал в огромную библиотеку. Он было хотел поискать ответ на свои вопросы, но понял, что книг очень много и вряд ли он что-то найдет сам. "Лучше спросить у кого-нибудь, кто может знать", - решил Тори. "Что могут знать эти старые книги?", - подумал он еще, и быстро миновал и это заполненное книжными знаниями пространство.
   Боцману было плохо, как будто кто-то топтался по его могиле. Такое чувство возникало у него не впервые. И Боцман знал, что это означает неприятности с теми, кого он любил. С ним была лишь малая часть их веселой команды. И с кем сейчас происходит трагедия, Боцман не знал.
   Гармаш и Железяка проходили сияющую пещеру с сокровищами. Казалось, что их собрал сумасшедший собиратель. Железяка потянул руку, чтобы потрогать блестящую штуку непонятного назначения, но Гармаш его одернул.
   - Ты, что? Нельзя, - скомандовал Гармаш.
   - Почему? - потребовал ответа Железяка и остановился.
   - И стоять нельзя, пойдем быстрее. Я тебе буду рассказывать, главное идти.
   - Хорошо, - пожал плечами Железяка. В своей речной жизни он привык слушать старших товарищей беспрекословно потому, что это спасало жизнь.
   - Ты подумай, если они это разложили на входе, то для чего? Правильно для испытания. Нельзя ничего брать. Возьмешь и останешься здесь, и еще есть другое, мне кажется, что все это призрачное. Понял, балбес?
   Железяка кивнул, и засунул руки в карманы.
   - Ага, а ты уверен?
   - Конечно, уверен, - без тени сомнения заявил Гармаш. - Мы должны пройти все их дурацкие пещеры и норы. Там тогда мы получим его...
   - Кого?
   - Камень, - рассердился Гармаш. Он и сам не знал, что он конкретно жаждет найти.
   - Пойдем дальше, - Железяка подтолкнул Гармаша в спину.
   Впереди их ждала награда - спокойная ночь. На площадке за пещерой они развели костер.
   - Была бы там обувка, не удержался бы, - пошутил Гармаш.
   Ноги жутко болели.
   - Я бы тоже, - в тон ему согласился Железяка. - Как думаешь, что там впереди?
   - Думаю, что-то еще не менее приятное. Может там девушки голые, или что еще.
   - Девушки? - со вкусом повторил Железяка. - Это было бы здорово. Хоть посмотреть немножко.
   - Ты не сильно то надейся, может там мужчины, - еще раз пошутил Гармаш. Его радовало, что они прошли эту пещеру.
   - Ну, - Железяка скривился. - Слышишь? - он напрягся.
   - Что? - Гармаш достал нож. - Что случилось?
   - Показалось, наверное. Как будто смех какой, - признался Железяка.
   Гармаш стал прислушиваться. Звуки ночи в Темных землях были неправильными. Он привык, что квохчут птицы, шуршат листья, трещат насекомые, изредка раздаются звуки чавканья. В Темных землях шумел только ветер, жизнь и шум происходили от них - парочки бывших моряков.
   - Смех? Это не к добру. Ты поспи, я посторожу, - решил Гармаш. - Два через два.
   - Хорошо, - Железяка устроился на спине, положив нож под руку.
   В предрассветный час смеющиеся тени напали на них. Они пытались искромсать на туманные кусочки.
   - Вставай! - рявкнул Гармаш.
   Железяка вскочил на ноги. На него налетела неприятная холодная сырая тень получеловека полу медведя. Железяка рубил своим ножом эту сырую тень. Удар в голову заставил тень завизжать. Железяка воспринял этот визг, как разделение собственных костей на мелкие кусочки.
   - Заткнись, - закричал он тени, но та не слушалась.
   Рядом с ним Гармаш кромсал свои тени. К тем местам, которым прикасались тени, приходил холод. Гармаш перестал чувствовать свою правую ногу, а Железяка часть груди и левую руку.
   - Мы не выдержим, в пещеру, - закричал Железяка.
   - Нет, не отступай, - Гармаш кинулся ему на перерез. - Они только и ждут.
   Внезапно тени пропали. Оба товарища стояли в прострации от столь быстро перехода от боя к миру.
   - Это тоже было испытание, - устало выдохнул Железяка. - Спасибо, друг.
   - Не за что, друг, - ответил Гармаш. - Холодно как, - высказался он через несколько минут.
   Железяка вновь разжег потухший костер, и пытался растереть себя остатками настойки на травах.
   - Помоги, - попросил он. - Спину. Потом я тебя.
   Великий магистр полюбовался на полуголых грязных авантюристов, вздохнул и вышел из залы.
   Кто бы мог подумать, что Великий мастер пойдет в архивы смотреть историю его народа. Они собирали эту библиотеку так долго, что Великий Мастер, оглядывая стеллажи, уходившие в бесконечность, качал головой.
   "И кому это все надо?", - с печалью думал Великий Мастер. Сегодня он спустился в архивы потому, что хотел обрести уверенность в правильности своих поступков.
   Они пришли в этот мир потому, что их мир погружался в черную пучину. Многие погибли, но оставшиеся рискнули. Они разделились на два десятка групп и прыгнули. Прыжок был в неизвестность. Пробить проходы из одного мира в другой весьма проблематично, тем более для такого количества народа. Вероятность попасть в приемлемый для жизни мир составляла не более десяти процентов. Им повезло, они попали в такой мир, но жизнь не заладилась. Они почувствовали, что вымирают. Но долгое время не желали этого признавать.
   Они стали торговать. Торговля знаниями и умениями - весьма прибыльный бизнес. Конечно, пришлось пережить несколько нападений, но с их техникой - это было не опасно.
   Его народ старался понять причину угасания их расы. Почти в самом конце более четырех сотен лет, кто-то выдвинул гипотезу. Она была проста и недоказуема, но Великий мастер интуитивно чувствовал, что она верна. Они предположили, что энергия этого мира не подходит для них, то есть они могут брать силу, но та не растит их. Аналогию можно привести с посадкой семян. Если подходящая почва, достаточно воды, света и любви, то на земле вырастает густой лес. Для их расы не хватало чего-то.
   Великий мастер покачал головой, перелистывая страницы дневника предыдущего Великого мастера. Уже ушедший Великий мастер полемизировал сам с собой, то, соглашаясь, то, опровергая эту гипотезу.
   Они так много могли сделать для этого мира, но фактически не сделали ничего. Великий мастер заплакал, когда подумал об этом.
   Когда они поняли, что их слишком мало. Почти все решили уйти из жизни. Это достаточно просто, отказываешь от жизни и все. Но немногие, в том числе и Великий мастер, посчитали, что сделали еще не все в этом мире. У них осталось важное дело в этом мире. Еще сто лет ушло на то, чтобы проработать план действий и оценить все варианты возможных событий.
   Тогда он и приказал своему другу молодому Мастеру, используя все силы этого мира, сотворить заклятие и наложить его на все дороги этого мира. Они должны были дождаться своих героев. Первые лет сто сюда валили толпы народа, но удивительно никто не прошел до конца.
   Вторая сотня лет прошла под знаменем надежды, они верили, что вот-вот они придут. Но...! Третья сотня кончилась уже отчаянием. Великий мастер понимал, что отступать от просчитанной линии поведения не целесообразно. Оставалось ждать, но даже ему требовалась поддержка надежды.
   "И что в этом сложного?", - думал Великий мастер. "Всего то пройти несколько несложных испытаний?", - вел он мысленный диалог. "Всего то пойми, что нельзя преступать некоторых законов и все". Они составляли испытания согласно многолетнему опыту изучения существ, населявших этот мир, но видимо где-то прокололись, если к ним не пришли те, кого они ждали.
   Недавно у мастера было видение, что он уходит. Он знал, что его время близко, но мечтал достигнуть успеха в своем нелегком деле.
   В другую минут Великий мастер сомневался, не слишком ли они поставили высокий критерии. Он еще раз перебирал в уме поставленные ими испытания. Первое было весьма обычно. Претенденты на победу попадали в пещеру полную сокровищ. В первой они были материальными, то есть множество драгоценных металлов, изделий и камней. В другой пещере было множество книг, содержащих такое количество знаний, что могло стать тошно. Еще в одном месте были разложены "исполнители желаний" в разных видах, как их представляли все народы этого мира. Там были и камни, и джинны из бутылок, и золотые рыбки в пруду, и перстни желаний, и все подобное.
   Дальше шло посложнее, но здесь мысли Великого мастера перебило изображение двоих новичков в Темных землях. Они добрели до места слез. Подошли и остановились. Так а это что?
   Гармаш с тоской смотрел на темное пространство.
   - Не здесь мы не пройдем, - высказался он вслух. - Чувствую, что здесь не то.
   - Я тоже. Меня пробрало самых печенок. Я раньше не знал где они, но теперь уверен, что тут, - Железяка подержался за живот.
   - Что будем делать? - Гармаш задал самый насущный вопрос. - Поищем обходной путь?
   Великий мастер с досады хлопнул по столу ладонью. "И не ищите обходной. Все равно сюда придете, как миленькие", - подумал мастер. "Зачем так терять время, пошли бы уже", - сожалел он.
  

Глава 8. Все, всё, вся

  
  -- Подожди, так, кто все-таки победил Нео или Смит?
  -- А они чем-то отличаются друг от друга?
   Из подслушанного разговора в кинозале
  
   Хэсс сосредоточился на ощущении постоянно дискомфорта. За два дня анализа Хэсс определил, что нервирует его один тип - милашка Линай. Седобородый старик выводил Хэсса из себя. "И что это со мной?", - Хэсс задавал себе этот вопрос раз двадцать. Он поделился своим мнением с поваром Гримом.
   - Если бы ты был девушкой, я бы сказал тебе, что ты такой нервный, - усмехнулся повар. - А так, думай сам о причинах. Мне Линай нравится, но в меру. Я, так сказать, не в восторге от него. Я вижу, что он бессердечен, но такими и должны быть стремящиеся стать великими и сильными. Но он обаятелен. Ты заметил, как девочки на него смотрят?
   - Заметил, - процедил сквозь зубы Хэсс.
   - Именно, юноша. Напиши стихи, может легче станет, - предложил Грим. - Или хочешь я тебе сладенького дам?
   - Не-а, стихи не пишутся, а сладенькое я не очень люблю. Грим, скажи, как разобраться с такими состояниями? У тебя же были? Я не могу ничего написать, ну, не идут слова.
   - Если в творческом плане, то были, - Грим пожал плечами. Долго и задумчиво они ехали молча. Грим поправил поводья. Его лошадка недовольно оглянулась и оскалила зубы.
   - Грим, ты про меня забыл или думаешь?
   - Думаю, Хэсс. У каждого свой способ. Тебе бы я посоветовал подумать, что тебя так злит. И не говори, что ты раздражен, я же вижу, что ты зол. Злость не даст тебе творить, ни в коей мере.
   - Думаешь? - удивился Хэсс. - Я же знаю, какой я бываю злой. Но сейчас я не такой, Грим.
   - Да? Злость она тоже бывает разная, как любовь, Хэсс. Расскажи, когда ты злился до этого. Может быть, я тебе помогу разобраться.
   - Ладно, Грим. Налей мне водички, пожалуйста.
   - С сиропом?
   - Да, Грим, а я тебе расскажу о себе. Злился я лет в двенадцать. Тогда меня украли, а мой учитель меня крал обратно. Но если подробнее, то дело было так.
   Хэсс попил водички и стал самозабвенно рассказывать свою историю повару Гриму, а спрятавшийся в повозке Страхолюд его подслушивал. Он слышал и другой вчерашний разговор Алилы с Хэссом, и взял себе на заметку сведения Хэсса об Инрихе.
   - Я тогда уже больше года жил у Шаа. Шаа - это мой учитель, и приемный родитель. Мы всем говорили, что я его племянник. Так вот, я жил и учился разным вещам у него. Сначала, Шаа сказал, что я должен научиться вести себя достойно. Он рассказывал и на примере показывал, как ведут себя люди из разных сословий.
   - Как показывал? - спросил Грим.
   - У Шаа же была лавка, и туда заходили всякие разные люди. Шаа мне очень много про них рассказывал, учил видеть, как за простотой может скрываться сила, или за криком - страх. К тому же Шаа учил меня вести себя в этом обществе. Одновременно я учился искусству торговли и оценки вещей. Это несколько разные вещи. Оценить вещь можно по-разному.
   - Как? - опять уточнил повар.
   - Представь, что у тебя пучок редиски. Для салата он замечателен, а для сладкого пирога не нужен. Так вот и оценивают вещи, несмотря на их стоимость.
   - Хм, а это, пожалуй, интересно, - повар даже натянул поводья, и лошадка замедлила ход.
   - Ты чего?
   - Записать хочу. Потом сочиню что-нибудь такое, - повар уже повернулся и рылся за спиной Хэсса в коробке. Он достал сшитый нитками альбом и стал записывать. Лошади мирно стояли, они уже привыкли к чудачествам хозяина. Когда Грим закончил записывать идею, остальные повозки скрылись за поворотом, но повара это не тревожило. - Прости, перебил, но такие вещи надо записывать сразу.
   - Потом я тоже всякому многому учился, - весьма пространно заявил Хэсс, на что повар хмыкнул. Он примерно представлял, чему мог учиться парень. - Учитель Шаа был известной фигурой, и естественно были люди, которые относились к нему очень плохо. Я же даже увидел учителя, когда на него нападали какие-то темные личности. Вот, тогда всплыли дела прошлые, и один известный и богатый тип решил отомстить учителю Шаа. Он долго думал, что бы такое можно сделать, чтобы побольнее ударить своего врага. Видимо, ему донесли, что у Шаа появился ученик. Сам знаешь, что для учителя ученик - это как для родителя ребенок.
   - Может даже больше, - согласился Грим.
   - Вот видишь. В один из дней в лавку к учителю зашла милая женщина. Уже потом мы узнали, что она была любовницей того плохого человека. Она сделала выгодный для нас заказ, но требовала, чтобы его помогли донести ей до дома. Когда заказ был готов, учитель упаковал все в ящик, а надо сказать, что это была очень хрупкая вещь. Я отправился относить это в дом той самой женщины. Ее дом находился посреди главной улицы столицы. Я пришел, меня пустили, хозяйка велела поднять коробку на второй этаж. Я достал из коробки прекрасный сервиз, поставил отдельно тарелочки, блюдечки, чашечки и прочее. Женщина убедилась, что все цело. Она мило мне улыбнулась и дала монетку, плеснула в маленькую чашечку воды, и протянула мне. Надо сказать, что жара в тот месяц стояла невыносимая. Кроме того, в комнате было очень душно, окна были закрыты. Я сделал глоток, и медленно осел на пол. Сколько прошло времени я не знаю, но потом уже посчитали, что в беспамятстве я пребывал почти сутки. За это время Шаа сообщили, что он должен сам спалить свою лавку со всем содержимым, о дальнейших требованиях обещали сообщить дополнительно.
   Хэсс замолчал, сделал еще глоток воды с сиропом. Грим заинтересовано вздыхал.
   - А вы что посудой торговали?
   - Не только, мы торговали всякими разными вещами. Иногда выполняли и странные заказы. Представьте себе, как-то нам заказали привезти десять сотен одинаковых полированных, расписанных досок.
   - Это что ли забор у западного посла Ичиаса? - с любопытством уточнил Грим.
   - Да, и мы ему привезли. Выложил он за них целое состояние. В Ичиасе ему ни за что такой не поставить. У них же странные понятия о красоте, все должно быть белым и черным.
   - И что? Что сделал твой учитель? А ты?
   - А очнулся я в очень неприятном темном месте.
   Повар молчал, но его заинтересованность торопила Хэсса рассказывать дальше.
   - В очень неприятном месте, - повторил лирик. - В темном и сыром. Потом уже выяснили, что это был тот же самый дом, но только подвал. Эта женщина сделала все так, как ей велели. Мой учитель достаточно быстро выяснил, чья это работа.
   - А стражи?
   - Что стражи? Ну, обратился бы Шаа к ним и что? Ему бы что сказали? - на все эти риторические вопросы знал ответ и повар Грим. - Они бы сказали, что стоит ученик. Найдешь себе нового. Кто же в здравом уме будет палить свою лавку?
   - И что? - повар начал закипать от нетерпения, пытаясь сообразить, как повернулось дело с похищением Хэсса.
   - Спалил он лавку, конечно же, - выдохнул Хэсс, глаза у повара расширились. Комментариев не последовало. - Дело было так. Шаа сообразил, что держать меня могут и в том доме, куда я ходил. Хотя его хозяйка утверждала обратное. Шаа сделал объявление, что такого то числа во столько-то он собственноручно сожжет свою лавку.
   - И? - повар был в ошарашенности от подобного рассказа.
   Спрятавшийся от них Страхолюд покачал головой, и в нее больно впился край коробки.
   - В назначенный час собралась такая толпа, всем же хочется посмотреть на такое.
   Повар беззвучно почмокал губами и покачал головой. Хэсс продолжил:
   - И вот, стоит Шаа смотрит на народ, его все больше и больше пребывает, Шаа начинает речь. И несет такое, что уши у пришедших закругляются. Шаа говорит, что пришел на эту землю злой ирод, который выбрал его потому, что думает всех погубить. Но Шаа слаб, и он подастся. Он сожжет свою лавку, и остальные будут вынуждены поступить также. В толпе уже недоумение, о чем говорит старик. А он, значит, ссутулился, но речь держит громко. Стража подтянулась, но говорить ему не мешает так, как вроде угроза какая правителю и их собственности. Шаа пояснил, что землю этот нечистый хочет забрать, чтобы вычерпать всю земную и людскую силу. Народ уже разошелся, ждет, что будет дальше, а Шаа им расписал, что ультиматум поставили, и племянника украли. Люди то верят всему, главное, что бы ложь была, как можно более невероятной. Шаа им расписал, что они избранные, счастливые раз живут в этой долине, и все такое прочее. Не прерывая своей речи, Шаа махнул рукой, и лавка запылала. Народ ахнул,
   - Спалил? - требуя подтверждения, спросил повар. Он метался между ощущением, что его разыгрывают или говорят чистую правду.
   - Спалил. Нашлись смутьяны, как я думаю, из друзей старого Шаа, которые стали дальше развивать мысли Шаа. А тот сам испарился. Люди, которые меня похитили, были довольны его покорностью. По началу, конечно, и пришли посмотреть, как лавка горит. Им явно не понравились слова Шаа, но тот виновников не называл. В это самое время народ бушует, Шаа явился в дом женщины, и мило ей сказала, что его помощники назовут ее имя, как пособницы. Он сам ничего не называл, а почему толпа взбунтовалась, уже не его проблемы. Лавку он спалил, тем самым свято подтвердив свои слова. Тетка эта не испугалась из крепких была. Она стала грозить Шаа, но не того напала. Не берусь говорить как, - здесь Хэсс слукавил, - Шаа пришиб донну, и еще человек десять. Обшарив дом, он нашел меня в подвале. По знаку Шаа помощники назвали имя его врага.
   - Тогда же были волнения? Еще говорили, что это покарали подлого шпиона и тайного мага? - волнуясь, спросил Грим.
   - Никого больше же не тронули. Да и того типа не тронули. Тем самым погромом руководили опытные люди. Надо было прижать сов..- Хэсс чуть было не назвал опальную личность. - Шаа тогда сговорился с теми людьми, которые сильно враждовали с моими похитителями. Все это было четко продумано. Того типа нельзя было никак по-другому сместить, он тогда с Главриком этим сильно дружился. Против таких обвинений король не устоял, тем более, что нашлись улики, что тот тип сильно был супротив Главрика.
   Грим додумал остальное. Выходит Шаа сговорился с министром Язоном, а операцию они провели против опального ныне Флавора.
   Но Страхолюд был поумнее, он сообразил, что Шаа сговорился со Шляссером. Этот страшный тип только появился в Эвари. Флавора убрали красиво, подставив под народный гнев, а там и улики нашлись. Сам король их и нашел, когда пришел к советнику Флавору. Осерчал он сильно. Страхолюд улыбнулся, чего только не узнаешь, подслушивая разговор повара и поэта.
   - А лавка? - ум повара был занят практическими вещами.
   - Полностью возместили стоимость, - пожал плечами Хэсс.
   - Когда же ты злился? - вспомнил про тему беседы Грим.
   - Когда увидел сожженную лавку, - признался Хэсс. - Меня будто помутило, я затрясся, и если бы не учитель, то не знаю...
   - Тогда понятно, - не в тему разговора заявил повар.
   - Что?
   - А то чего ты такой, - повар многое понял из рассказа юноши. Он стал объяснять. - Твой Шаа пожертвовал для тебя многим, а здесь перед тобой маячит противоположная пара Линай и Эльнинь. Сильно тебя это раздражает. Ты привык, и это нормально, что учитель это как родитель. С ними все не так.
   Дальнейшие разъяснения Хэссу не потребовались. К нему вернулось чувство восприятия окружающей действительности. Запели птицы, теплое солнце прикоснулось к коже, ветер зашуршал о вечности, лошадка закосила лиловым глазом, и душу отпустило, остался только осадок неприязни.
   - Спасибо, - поблагодарил он повара, и легко спрыгнув с повозки, переместился в начало каравана.
   Хэсс стал тенью учителя Линая. Страхолюду пришлось нелегко. Ему самому не нравился этот тип с белой бородкой, внушал он некую тревогу. Страхолюд был убежден, что не стоит Хэссу связываться с этим типом, если для него собственный ученик ничего не стоит, то чужого парня он уничтожит походя. Страхолюду совсем не нужен мертвый наследник.
   Хэсс ходил, смотрел, учился думать, как делает это Линай.
   Цель была весьма странная. Хэсс хотел понять, как получаются такие люди. В чем соль его поведения и мотивации. Этому его тоже учил учитель. При этом нельзя было однозначно сказать, что Линай - скотина. Нет, его обаяние, образованность, легкое обращение, чувство юмора притягивало людей.
   Уже поздно вечером, засыпая под деревом, Хэсс думал о своих действиях на будущее. Завтра они будут в городке, и следовало бы заняться директором.
   Действия в отношении Линая Хэсс решил отложить, тем более, что он не знал, что ему делать. Ему вспомнилась еще одна мудрость учителя: "Каждый ученик достоин своего учителя, но не каждый учитель - своего ученика". Хэсс много над этим думал, то соглашался, то опровергал. Первой мыслью у него стало подластиться к Линаю. Прикинуться эдаким молодым дурачком, чтобы понять, чем он держит простачка Эльниня. Тогда можно будет попробовать перебить чары Линая.
   Впереди показались домики - одноэтажные и грязновато-серые.
   - Что за грязюка? - послышалось со стороны актеров.
   - В этом городке мы не выступаем, - решил директор. - Здесь не уважат актеров, если себя не уважают. Быстренько с закупками, и покатили! Все ясно? - прокричал Инрих.
   Народ дружно закивал. Многие предпочли не заезжать в город, охрана повела их по объездной дороге. Но повару, Недаю, Хэссу и Мореходу было необходимо попасть в городок. Из труппы пропал Сесуалий, но ворота он точно не проходил.
   За городской стеной, которую правильно было бы назвать забором, группа разделилась. Мореход отправился в табачную лавку, Грим и Недай на базар. Хэсс же исчез на самой грязной улице городка. У самой городской стены Хэсс нашел неказистый покосившийся домишко, с условными знаками. Осторожно ступая по набросанным веткам, листьям, черепкам посуды и грязи Хэсс подошел к скрипучей двери. Стучать он не стал. Вошел, ступеньки от двери вели вниз. "Пять, шесть, семь, восемь", - на восьмой Хэсс остановился, хотя до низа оставалось еще пять ступенек.
   Хэсс уже бывал в лавках гномов, главное было соблюсти ритуал, или скорее конспирацию. Войти надо, не постучавшись, на дворе не шуметь, остановиться на восьмой ступеньке и похлопать в ладоши. Перед Хэссом материализовалась светящаяся белым дверь. В нее он уже постучал.
   - Заходи, ворюга, - загремело из-за двери.
   Хэсс улыбнулся, его учителя, да его самого всегда приглашали подобным образом. От гномов-торгашей трудно было ожидать большой вежливости. Их души терзал конфликт интересов: гномья обстоятельность и собирательство боролись с удовольствием поторговаться.
   Хэсс увидел толстоватого, даже для гнома, гнома. Остроконечная шляпа была неудобна в этих низких подземельях. Гномы заменили ее на остроносые туфли.
   - Согнись, - велел гном. - За мной, ворюга.
   Чуть ли не на коленях Хэсс прополз шагов сорок, и оказался в широком и удобном для него зале. Работа кипела во всю. В зале было не менее полусотни гномов. Все были заняты своими делами. Встретивший его гном, ущипнул Хэсса за задницу и скомандовал:
   - Нагнись.
   Потом гном указал на того, который сегодня занимается торговлей, и велел Хэссу идти самому, но осторожно. На полу в зале было набросано множество вещей, и Хэсс придирчиво выбирал место, куда ставить ногу.
   - Чего тебе? - чуть более дружелюбно поинтересовался гном-торговец.
   - Мне нужно блюдечко от Варварнурава, - сообщил потенциальный покупатель.
   - Чего?! - гном взорвался негодованием, но это было обычным делом. Пришлось Хэссу пережидать десятиминутные вопли с уверениями в собственных намерениях. Наконец, гном-торговец сдался, блюдце принесли.
   Для намерений Хэсса блюдце от мастера Варварнурава было необходимо так, как готовить зелье было надо именно на магическом творении мастера.
   Начался самый интересный этап - торговля.
   - Пятьсот, - заломил цену гном-торговец.
   - Двадцать, - выдвинул свое контрпредложение Хэсс.
   - Держите меня, - заголосил гном. - У меня серьезные проблемы с ушами, - он чуть ли не плакал. - Не могу торговаться, ничего не слышу. Пятьсот.
   - Двадцать пять, - чуть повысил планку Хэсс.
   - Ты в своем уме, ворюга? - завыл гном.
   - Хорошо, ты прав. Двадцать пять с половиной, - улыбнулся Хэсс.
   - Триста пятьдесят, - сдался гном.
   Сбить цену до пятидесяти Хэссу удалось за два часа торговли. Решающим оказался аргумент Хэсса, что он тут им все испортит. За прошедшее время Хэссу сильно захотелось справить естественные нужды. Это ужаснуло гномов. Пятьдесят монет, и блюдце у Хэсса. Деньги были частично его, частично Боцмана. Хэсс убедил, что это выгодное вложение капитала. Всегда можно продать с большой прибылью, и к тому же любые вещи мастера Варварнурава имеют двойное назначение. Были известны случаи, когда предметы приносили удачу, показывали клады, наделяли долголетием, здоровьем и тому подобное. Но владельцы таких вещей никогда не делились сведениями, как открыть в предмете его вторую сущность.
   Хэсс оказался на улице довольный собой до невозможности. Так дешево сторговать блюдечко, надо суметь.
   Все также осторожно миновав грязный двор, Хэсс закрыл калитку, возле которой стоял невозмутимый Недай.
   - Следил? - полюбопытствовал юноша.
   - Спросил, Морехода, - честно ответил Недай.
   Хэсс пожал плечами, он продолжать разговор не хотел, но было ясно, что Недай будет говорить.
   - Ты блюдечко то купил? - начал Недай издалека.
   Хэсс неопределенно помотал головой.
   - Купил, - сам себе ответил Недай. - Иначе, чтобы ты там три часа делал.
   Хэсс по-прежнему молчал.
   - Ты дядю решил проверить? Правильно? Не надо этого делать, Хэсс, - попросил Недай.
   - Почему?
   Они все также и стояли возле калитки лавки гномов.
   - Пойдем, по дороге я тебе все расскажу, - пообещал Недай.
   Хэсс опять молча кивнул. Они шли по грязной улице, а Хэсс соображал, какие причины заставили Морехода разоткровенничаться с Недаем.
   - Это ты его колдонул? - предположил Хэсс.
   - Нет, - Недай тяжко выдохнул, и сообщил весьма трагическим голосом. - Он сам согласился по договоренности с донной Илистой.
   - Вот как? - Хэсс вздернул брови. - Ты откуда знаешь?
   - Свидетелем был, - еще более расстроенным голосом заверил Недай.
   - Мне из тебя клещами тянуть?
   Они вышли из города. Там их ждал Мореход и повар Грим.
   - Давайте я расскажу Вам всем. Илиста и дядя давно знакомы.
   - Недай, мы это знаем, давай к подробностям, - мягко поторопил Мореход, поглядывая на хмурящееся небо.
   - Илиста втянула всех в эту авантюру. Но она не хочет, чтобы знали, что все едут на ее деньги, - раскрыл секрет Недай.
   - То есть она за все платит? - поразился повар.
   - У дяди нет таких денег, - еще раз подтвердил Недай. - Она тогда решила, что надо на дядю наложить заклятие, чтобы он не сбежал, и чтобы никто не узнал, что не он платит. Они же много ругаются, иногда и всерьез.
   - Хммм, - Мореход получил истинное удовольствие от этой новости.
   Но Хэсс не понял, почему для Илисты это так важно и спросил у Недая.
   - Если будут знать, что она хозяйка, то отношение будет совсем другое, и для нее и для Инриха. Это будет совсем плохо для труппы и выступления, согласитесь.
   - А с тебя не взяли слово молчать? - Хэсс понял, что Одольфо не вел бы себя так безбашенно, Сесуалий не рассказывал бы скабрезные анекдоты об Илисте, Инриха бы не считали за хозяина, стеснялись Илисту. - И зачем я блюдце покупал? Ты раньше сказать не мог?
   - Прости, Хэсс, но я догадывался, но не был уверен.
   Завернувшись в плащ-невидимку, Страхолюд подслушал и этот разговор. Внутренне он был абсолютно согласен с намерением Илисты, ей будет досадно, что тайна раскрыта.
   - Я хочу Вас всех попросить ничего не сообщать остальным, - Недай сложил руки у груди и умоляюще смотрел на Хэсса.
   - Рабочим придется сказать, Алиле тоже, - заключил Хэсс. - Остальные не в курсе происходящего, Недай. Им, думаю все равно, кто платит. Я обещаю, что буду молчать.
   Повар кивнул, Мореход сплюнул. Недай понял, что его цель достигнута.
   - Спасибо большое.
   Григорий благодарил отца Логорифмуса за помощь в переправе через неглубокую, но бурную речушку. Впереди были видны уже Темные земли. Они пришли к цели своего путешествия. Отец Григорий все последнее время радовался, что идет не один. Что по этому поводу думал Логорифмус оставалось не известным.
   - Завтра мы войдем в Темные земли. Не боишься? - Григорию хотелось поговорить.
   - Боюсь, - прислушавшись к себе признался отец Логорифмус. - Но страх надо переламывать. Ты же тоже боишься?
   - Ужасно, до дрожи в коленках, но с тобой я больше уверен в успехе, - Григорию хотелось объяснить своему товарищу, как он много для него значит.
   - Спасибо, я тоже думаю, что вдвоем мы сила, - Логорифмус осматривал место для отдыха.
   - Ты идешь за знанием, я за - истиной. Как думаешь, а они там есть? - Григорий впервые задался подобным вопросом.
   - Нас орден посылает, мы должны дойти и вернуться, - высказал свое мнение Логорифмус. Для себя он давно уже все решил. В ордене была договоренность, если отец Логорифмус не вернется, то больше орден не будет посылать никого и никогда.
   - Вернуться, - несколько раз повторил щупленький Григорий. - Скажи, а что за знание ты хочешь найти?
   Логорифмус положил собранные деревяшки и уселся напротив своего спутника.
   - Я хочу понять, как устроен этот мир, и как пойти в другие миры, - сообщил он. - А ты, какую истину ищешь? - спросил он в свою очередь.
   Здесь отец Григорий попал. Он всегда считал, что достаточно просто искать истину. Это у практиков есть конкретные знания, а у них богословов - общая истина.
   - Мдя, общую, - выдал он, наконец.
   - Как это? - не отставал дотошный Логорифмус.
   Они долго сидели, глядя в огонь. Пока Григорий не определился, что же он хочет узнать.
   - Я хочу узнать что правит миром.
   Логорифмус еще дольше молчал, соображая, что ответить, чтобы не обидеть товарища.
   - Так богословы не знаю, что правит миром? - Логорифмус спросил очень тихим и спокойным голосом.
   - Не знают, - согласился Григорий. Ему показалось, что Логорифмус знает ответ на этот важный вопрос. - А практики знают?
   Логорифмус молчал еще дольше. Поплыли первые звезды, ночные жители стали активно заниматься своими делами.
   - Это надо узнать самому, иначе не поверишь. Прости, но я сказать не могу.
   Для отца Григория это было неслыханным. Какие-то занюханные практики знают ответ на самый важный вопрос, а он? Сначала, он хотел вспылить, и потребовать ответа. Но, сидя рядом с уверенным, спокойным Логорифмусом, не стал этого делать. Может быть, Логорифмус прав, и если он не найдет ответ сам, то как он докажет это остальным отцам и основателям ордена. Но на душе у него сразу потеплело, ведь ответ на его вопрос есть. Сразу же он представил сомнения Логорифмуса, не обещано еще, что в Темных землях есть ответ на его вопрос.
   - Логорифмус, скажи, а почему твой орден ищет ответ в Темных землях?
   Практик искоса посмотрел на Григория:
   - Потому, что в других местах мы уже искали. Остались Темные земли.
   Пока один собираются войти в Темные земли, другие не чают из них выбраться.
   Эльф Торивердиль добрался до площадки желаний. Фантастическая картина заворожила его на несколько мгновений. Ровная каменная площадка, на которой стоит стол с аквариумом, подальше от стола большой камень с надписями, чуть сбоку от камня клумба с цветами, еще дальше сидит кот, и не понять, живой или каменный. Еще дальше странное сооружение в виде ящика с меняющимися картинками. Прямо напротив эльфа открытый сундук. За сундуком большая статуя длинноухого эльфа. Справа от себя Тори увидел клубящийся туман, принимающий разные формы.
   - И что это такое? - громко от неожиданности спросил он.
   - Площадка желаний, что это еще может быть, - прозвенел детский голос.
   - А кто это говорит? - Тори оглядывался, но не мог определить к кому обращаться.
   - Видишь стол? - спросил голос.
   - Рыбка? - в свою очередь не поверил Тори.
   - Заяц, - передразнила его рыбка. - И не простая, а золотая.
   - А как же ты не тонешь? - восхитился практичный Тори.
   Рыбка вздохнула, забулькала вода:
   - Ну, тупые вы эльфы. Я фигурально золотая. Желания исполняю.
   - Да? А остальные?
   - Тоже, - рыбке нравилось болтать, но болтать с недоумками ей нравилось еще больше.
   - Ух ты, - Тори подошел поближе и стал рассматривать аквариум.
   - Я не ух. Я золотая рыбка. Желание загадывать будешь?
   - Тебе?
   - Кому хочешь. Мы все тут исполнители, - пояснила рыбка.
   - А почему вас так много?
   - Потому, что некоторые не верят в золотых рыбок и предпочитают камни и даже сундуки. Понял?
   - Да, действительно. А какие условия? Вы что бесплатно желания выполняете?
   - Тугодум, но умный, - то ли поругала, то ли похвалила его рыбка. - Значит, слушай. Первое - исполняем одно желание в пределах разумного. Второе - ты сразу переносишься в другое место, память мы тебе подкорректируем - это третье. Про Темные земли забудешь. Условия понятны?
   - И никаких дополнительных условий?
   - Никаких, - рыбка похихикала над сомневающимся эльфом. - Мне будешь загадывать, или кому другому хочешь?
   - А на вопросы отвечаете? - эльфу хотел пожелать изменить ситуацию, но сначала он желал получить ответ на вопрос.
   - Не-а, это иди в зал мудрости, или в хранилищницу времени, или вообще к хозяевам, - отказала рыбка. - Ну, так загадывать желание будешь?
   - Скажите, а много народа у вас желание загадывало? - в эльфе взыграло природное любопытство.
   - Были, но давно. Большая часть геройствовать любит, - сообщила болтливая рыбка.
   - Ну, и я пойду, - решил Тори.
   - Почему? - удивилась рыбка. - Ты вроде желание хотел загадать. Исправить все?
   - Откуда знаешь? - Тори навалился на стол, что чуть было не сдвинул аквариум.
   - Осторожнее, пожалуйста. Мне еще желания выполнять, - заволновалась рыбка. - Да почти все хотят что-то исправить, - все же рыбка ответила на его вопрос.
   - Исправлять без знания причин не резон, опять получишь тоже самое, - Тори был уверен в своем ответе.
   - Умный, - похвалила рыбка. - Тогда я тебе помогу. Ты пока отдохни здесь, дальше уж очень плохие места начинаются. Роздыха тебе не будет. Хочешь болтаем. Я тебе ужин сварганю без желания.
   В очередной вечер в Темных землях Тори ужинал с рыбкой картофельными оладьями и кислым молоком.
   Но не всем было так хорошо в Темных землях. Гармаш и Железяка искали обходной путь, но через два дня пути дорога их вывела к тому самому место, которое они стремились обойти.
   - Нет, туда не пойдем, - было однозначным решением. - Надо возвращаться назад. Мы прорвемся, - говорил Гармаш, а Железяка грустно улыбался.
   Волей-неволей им пришлось остановиться на ночь у неприятного места слез.
   - Плачет кто-то. Замучил уже, - ворчал Гармаш.
   Оба не спали.
   - Плачет, - механически повторил Железяка.
   - И тянет меня туда, а тебя?
   - И меня тянет, - Железяка не отрицал своего состояния. - Может пойдем?
   В это время вход в место слез засветился ярким призывным светом. Появилась фигура приведения.
   - Долго вас еще ждать? Мы уже исплакались!
   Оба авантюриста затихли. Им непривычно было общаться с приведением.
   - А что там такое? - стал расспрашивать Железяка.
   - Место слез. Вас будут испытывать на прочность. Все самые жалостливые вещи в этом мире будут у вас на пути, - сообщило приведение.
   - И нам надо просто пройти? - Железяка уже поверил в возможность миновать это плохое место.
   Приведение пропало, не дав ответа, но в голове у обоих зазвенело: "Это уже как сможете. Оставите всю свою жалость нам".
   Путешественники сидели в прострации.
   - Пойдем? - неуверенно спросил Железяка.
   - Если мы пройдем это место, то станем безжалостными. Тебе это надо? - отозвался Гармаш.
   Так они и сидели до самого рассвета. Решение вернуться назад было обоюдным.
   В это утро крики Инриха и Илисты доставили части труппы несравненное удовольствие. Знавшие тайну, стали воспринимать их в качестве прекрасного театрального представления. В этот раз ругань стояла по поводу желания Илисты найти младенца для ряда последних сцен в постановке.
   - О, Инрих! Как ты можешь быть таким бессердечным? - Илиста была в амплуа маковой невинности.
   - Я? Это ты жестока. Где мы возьмем младенца? Это запрещено по гильдийскому уставу. Ты понимаешь, что это нарушение?
   - Инрих, плевала я на этот устав. Не должно быть никакой фальши. Ара тоже говорил об этом.
   Мухмур Аран, которого стали втягивать в конфликт, предпочел скрыться в повозке повара.
   - Илиста, не капризничай, - Инрих пытался воздействовать на приму строгим тоном.
   - Ты хочешь, чтобы мы провалились? Отвечай!
   - Нет, конечно, дорогая.
   - Нет, ты об этом мечтаешь, - теперь Илиста отрабатывала амплуа обиженной овечки.
   - Дорогая, нам не нужен младенец. Давай изменим сцену, чтобы о нем говорилось, но его не выносить на сцену, - Инрих пытался найти конструктивный вариант действий.
   - Ни за что! Я не позволю портить бессмертное творение Одольфо, - Илиста перешла на патетику.
   Одольфо напыжился от собственной значительности. За такие слова он был готов простить предыдущие измывательства донны Илисты.
   - О, Инрих... - общение на повышенных тонах продолжалось.
   Хэсс отметил, что Алила с улыбкой наблюдает поведение Илисты, и даже пытается копировать ее характерные жесты.
   - Я надеюсь, потом когда-нибудь ее сыграть в постановке Аран. Одольфо уже пишет про нее. Только никому не говори, - Алила попросила Хэсса шепотом.
   Единственные, кого не занимали проходившие разборки, был отряд Богарты и Саньо. Ей доложили, что им на встречу идет караван из полусотни повозок. На всякий случай Богарте надо было удостовериться, что ее объектам нападение не грозит.
   - Кхельт, Крысеныш за дело, - приказала начальница.
   Но никакие приготовления не понадобились. Богарта с удивлением увидела, что в их сторону, на достаточно резвой лошадке несся Сесуалий - штатный критик труппы донны Илисты.
   - Сес? - воскликнула Богарта.
   Дело в том, что Сесуалий пропал почти два дня назад. Как его не искали, все было безрезультатно. Инрих велел трогаться дальше, после проверки состояния у местной ясновидящей, которую нашли в одной деревень. Она проясновидила, что Сес жив и скоро вернется в труппу.
   - Воительница, - радости трезвого Сесуалия не было предела.
   Уже позже критик рассказывал, что с ним приключилось. В последнем паршивеньком городишке он отправился на раздобычу горячительных напитков. Сразу же выяснилось, что у Сесуалия есть хороший артефакт - вместительная фляжечка, в которой помещается порядка сорока литров горячительного. В результате путешествия содержимое истощилось в половину. Сесуалию для вдохновения была нужна твердая уверенность в завтрашнем и послезавтрашнем дне.
   В местной выпивной конторе он спросил о стоимости вина для этой фляжечки. Ему сказали две монеты. Сесуалий подставил фляжку и велел наливать. Двадцать литров ушли внутрь. Хозяин понял, что продешевил, и принялся скандалить.
   На беду Сесуалия в лавки был и маг, который страдал от страшной мигрени, он и выкинул Сесуалия далеко за пределы города. Пришлось Сесу пробиваться к своим.
   - Хорошо, что он меня бросил по привычному маршруту. В соседнем городке не удивились, они уже привыкли. По карте я нашел маршрут, и отправился с другими людьми в путь. Лошадку пришлось арендовать.
   - А фляжка? - люди желали знать ответ.
   Лицо критика вытянулось.
   - Фляжку, я ухватил, но арендовал на ее содержимое лошадку, - неподдельная печаль в голосе Сесуалия внушала уважение, хотя некоторые личности закашлялись, похоже от подавляемого смеха.
   - Иди отдыхай, - скомандовал Инрих.
   Это счастливое возвращение подверглось большому общественному обсуждению. Одольфо решил вставить подобную сцену в ближайшее свое произведение.
   Путешествующих с труппой монахов приключения Сесуалия не затронули совершенно. У них были другие темы для разговоров.
   Шевчек заварил чай. Жанеко смотрел, как тает утро, и вел внутренний диалог.
   Если бы их оценивал посторонний человек, то сказал бы примерно следующее.
   Жанеко - более молодой в этой паре, лет двадцати пяти. Самым запоминающимся в молодом монахе был его голодный взгляд. За этим взглядом совершенно не замечались приятные черты лица, неслабая фигура, белозубая улыбка и приятный голос.
   Шевчек был вдвое старше его. Крепкая спина, всепонимающая спокойная манера общения делала его похожим на героев старинных легенд.
   На шее у обоих висел отличительный знак - медный круг.
   В отличие от отцов ордена Вечного Бога, их орден предпочитал верить в гармонию мира, которую и символизировал круг.
   - Ты заметил, что с этим орком что-то не то? Он отрезает клочки волос у членов труппы.
   - Я знаю, Шевчек. Я не понимаю, зачем он это делает?
   Шевчек перечислил с десяток ритуалов, требующих клочка волос объекта.
   - С ним что-то не то, Жанеко. Мы должны предупредить добрых людей, с которыми идем.
   - А ты не думаешь, что он действует по заказу кого-то из труппы? - возразил молодой Жанеко. - Должны ли мы вмешиваться не в свое дело?
   - Должны. Если не мы, то... кто? - Ты заметил, что орк стал ходить за молодым лириком?
   Жанеко сжал зубы, ему чрезвычайно был противен лирик. Его стихи Жанеко считал надругательством над словами, а общение с молодой актрисой Алилой - безнравственным.
   - А лирик знает?
   Шевчек прекрасно понимал истоки неприязни своего младшего напарника к местному лирику и старался быть максимально мягким.
   - Нет, Хэсс не знает.
   - Ему тоже будем говорить? - саркастически спросил Жанеко.
   - Сперва надо поговорить с Инрихом.
   - А может пока посмотрим за орком еще? - предложил Жанеко.
   - С какой целью?
   - Понять его больше. Вдруг он ничего плохого не делает.
   Шевчек серьезно воспринял предложение Жанеко.
   - Хорошо, давай посмотрим еще пару дней.
   - Спасибо, Шевчек, - Жанеко был доволен.
   - Но перед расставанием мы должны будем поговорить с Инрихом.
   Жанеко расстроился упоминаю о времени расставания с труппой.
   - Что уже скоро?
   - Да, через несколько дней, Жанеко. У них свой путь, у нас - свой. Помни об этом, когда будешь ложиться спать.
   - Я всегда помню, - процедил сквозь зубы Жанеко. Пить чай ему расхотелось. - Пойду посмотрю за орком.
   - Иди, - разрешил Шевчек.
   Когда молодой ушел, Шевчек еще выпил две чашки чаю. Он сожалел о любви, зародившейся в душе его напарника. Ему требовались силы и влияние, чтобы удержать Жанеко на истинном пути.
   Шевчек не намерен был отступаться от своих целей. Шевчек уже решил организовать поцелуй Алилы и Хэсса. При этом Жанеко должен это увидеть сам, тогда он поймет, что он - лишний.

Глава 9. Об устройстве этого мира

  
   Если бы этот мир не имел устройства, то его невозможно было бы сломать.
   Из лекции по физике.
  
   Логорифмус и Григорий стояли у самой черты Темных земель. Эту черту отличил бы и слабовидящий как будто кто-то провел линию, с одной стороны трава, цветы, а с другой - сухая выжженная земля. Им надо было сделать один маленький шаг, и переступить эту черты. Но оба стояли, не решаясь сделать этот шаг.
   - Мы пойдем? - неуверенным голос спросил Григорий.
   Из темноты выглянуло непривлекательное, зубастое нечто, похожее на помесь обезьяны с крокодилом.
   - Что-то мне не нравится, - сам себе ответил Григорий.
   - И мне тоже, - Логорифмус обтер вспотевшие руки о свои штаны. - Если там таких много, то нас съедят прямо у входа.
   - Логично, - заверил его Григорий.
   Если у отца Логорифмуса вспотели ладони, то отец Григорий взмок полностью. У него появилось смутное озарение, что примерно так тает кусок льда.
   - Мда, может поищем менее опасный вход? - совсем уж расстроился отец Григорий.
   Логорифмус подергал головой, расстегнул и застегнул куртку, почесал нос, и решил, что это будет замечательное предложение.
   - Но здесь не пройти, друг.
   Действительно перед ними разворачивалась фантастическая панорама. Справа, в десяти шагах от дороги, по которой они пришли, начинался обрыв. Как удалось разглядеть отцу Логорифмусу, обрыв был неглубокий, но крутой. Внизу ему показалось нечто грязно-водяное. По склону этого обрыва росла трава и кустарник, которые скрыли от странников обманчивую природу обрыва.
   - Как мы не видели? - удивился Григорий.
   Слева от них шагах в ста начинался подъем. Взбираться вверх тоже не представилось ученым умным.
   - Что будем делать? - полагаясь на отца Логорифмуса, спросил Григорий.
   - Надо идти до развилки назад, а там по другой дороге.
   К развилке они вернулись через два дня. Там как раз стояла труппа донны Илисты. Споры разгорелись не шуточные. Ученых не заметили в пылу баталий. Намечался общий совет, который грозился быстро перейти в огромный скандал. Логорифмус и Григорий присоединились к людям, которые слушали красивую яркую женщину, выступавшую на повозке.
   Женщина говорила очень эмоционально, и было видно, что пока она держит аудиторию, но тема выступления была настолько болезненной, что дальнейший ход событий нельзя было предсказать.
   - И тогда они опередят нас! Этот паршивый пес Гарди заявится, и все наше дело пропало. Вы понимаете, о чем я говорю? Мы не можем этого допустить. Мы должны быть первыми. Эта скотина нас обманула, но если мы будем на месте первыми, то докажем судьям, что мы имеем право. Вы согласны со мной?
   Послышались крики одобрения, но какие-то размытые.
   - Илиста, короче, что ты предлагаешь? - выступил Саньо.
   - Пройти рядом с Темными землями, - вызывающе выставив бедро, четко ответила актриса.
   По труппе прокатился слышный выдох и начался гам.
   - Это не возможно, - послышался голос старенького мужчины в нелепых красных тряпках.
   - Почему еще? Кто нам помешает? - Илиста держалась твердо.
   - Нельзя пройти с края, нас может затянуть, - высказался старичок.
   Логорифмус смотрел на баталии молча, а Григорий стал пробираться к импровизированной трибуне. Сам себя не сознавая, Григорий залез на повозку. Женщина, которую, как понял Григорий звали Илиста, мельком удивленно глянула на него. Григорий за последнее время истосковался по возможности выступить перед кем-то. Как потом он вспоминал, то тогда его обуяла такая радость, что возможно выступить, что он не удержался.
   - Верьте мне, люди, - голос Григория покрыл пространство шагов на двести вперед. Он взметнул руки и начал убеждать собравшихся. - Темные земли, что? Они - ничто! Ничто не может противостоять человеку, группе человек, наделенных силой, разумом и чувствами. Вы пройдете не только Темные земли, но и любые вообще. Вглядитесь, как много повидавшие, вы должны осознать, что темными можно назвать любые земли. Везде таятся опасности, но опаснее человека зверя нет. В Темных землях нет людей, нет опасности. Это бедная, несчастная земля. Мы ничего не боимся, не боимся и Темной и самой разТемной земли.
   Илиста пялилась на неожиданного оратора в восхищении, он строил такие логические цепочки, что ей понравилось. Почти у самой повозки смешной старикашка в черных штанах и свитере строчил что-то на бумаге. Это Одольфо оценив силу оратора, записывал, раздумывая использовать в будущем.
   Григорий все еще сильнее давил на публику, теперь уже в режиме неявных обязательств.
   - Вы же сильны! Хотите победить, чтобы паршивый пес Гарди остался с носом?
   - Да, - послышалось почти убежденное.
   - Тогда вперед, - по-отечески улыбнулся Григорий.
   Два часа спустя этого эмоционального общения Григорий и Логорифмус сидели у огня с Илистой, Инрихом и Недаем. Последние трое выразили отцу Григорию свое восхищение агитационной работой.
   - Кстати, я все хотел спросить. Кто такой этот пес Гранди и в чем дело? - Григорий уплетал сладкий пирог, который заботливо ему сунул повар.
   - Нет, не Гранди, а Гарди, - ошарашено поправил его Инрих. - Так вы, что выступали вообще не зная с чего?
   Григорий опустил глаза, стыдясь своего потакательства желанию говорить и убеждать.
   - Он у нас такой, - добродушно посмеялся отец Логорифмус.
   После того, как странникам было рассказано о причине поездки труппы, слово взял Инрих, который степенно повторил все еще раз и перешел к причине массовых обсуждений пути.
   - Дело в том, что мы держим связь с домом. Особыми методами, - Инрих не желал рассказывать, какими именно, и ученые, как люди деликатные, не стали уточнять. - И вот пришло сегодня послание, что Гарди заплатил бешенные деньги за переброс труппы к Ахшении. От Ахшении дней пятнадцать пути. Если он со своей труппой пребывает быстрее нас, то мы не участвуем в фестивале. Дело в том, что для отсева существует обычай - с одного города одна команда.
   Логорифмус пощелкал языком, сочувствуя положению этих людей.
   - А вы решились пройти вблизи Темных земель, чтобы сократить путь?
   - Да, тогда мы будем на месте почти в одно время с Гарди, - Недай теребил в руках листочек мяты, запах распространялся на всех, сидящих рядом.
   - Но там идти опасно, - заметил Логорифмус.
   - Если мы не пройдем, то весь наш путь лишен смысла, - в тон ему ответила Илиста.
   - Скажите, а почему вы думаете, что придя одновременно или почти в одно время с соперниками, вы будете выступать? Логичнее было бы говорить об опережении, - Логорифмус докапывался до сути дела.
   Илиста пожала плечами, и предоставила право объяснять все Инриху.
   - Дело в том, что заявка на участие может быть опротестована другими лицами в течение двух суток. Это, во-первых. А, во-вторых, этот тип нарушил регламент. Они должны выйти за сорок дней. Вернее он буквально соблюл регламент, они действительно вышли за пределы города за сорок дней. И видимо все это время стояли на месте. Уверившись, что мы завязли, а здесь без магов не обошлось, он купил переправку. Если мы предъявим протест, изложив эти обстоятельства, то победим. В противном случае, закон знает и не такие способы мошенничества. Выступать уже будет труппа Гарди.
   - Вы всего в двух днях пути от Темных земель, - поведал Григорий, и рассказал об их последних днях с Логорифмусом. - Ясно, что идти по той дороге, по которой мы пришли, нельзя. Это прямой путь в Темные земли.
   - Вот видишь, - Илиста пихнула Инриха локтем в бок. - Нам их всевидящие послали. А ты говорил та дорога, та дорога.
   Инрих был вынужден согласиться, но сам удивлялся неточности карты и местности. Откуда ему было знать, что дороги мастерски научились морочить людей.
   Орку Страхолюду абсолютно, совершенно абсолютно не нравились идеи донны Илисты пройти рядом или даже сквозь Темные земли. Как разведчик и воин, Страхолюд понимал, что это будет концом всей труппы. Первым решением Страхолюда было - убить актрису, но тогда придется убить директора, затем остальных. Существует вероятность, что эти упрямые люди в память об умерших потащатся на фестиваль с удвоенным фанатизмом.
   По большому счету его волновал Хэсс, но окончательно не проверив правильность своего выбора, Страхолюд не стал бы его похищать и тащить к барону Д'Оро. Если он ошибся, то остальные уже успеют пропасть в Темных землях.
   Есть еще один вариант - застопорить продвижение любым возможным способом. Но тогда придется убить двух пришлых монахов, и как-то обмануть охранников, и еще Инриха. Достаточно сложный вариант. Страхолюд подумал несколько минут, и отказался от этих действий.
   С другой стороны Страхолюд принялся считать. Ему надо еще дней десять, чтобы Хэсс стал отращивать волосы. Еще две недели до того момента, как можно будет отчекрыжить кусочек, достаточный для сравнения. К этому времени, эти безмозглые артисты уже должны быть на фестивале.
   Еще ему представился вариант похитить тех, кого он не успел проверить, и держать их где-нибудь в пленном состоянии, пока не проверит всех. Это уже было более реально, но накладно. Потом остальных придется убить, а что делать с оставшимся наследником барона? Тоже убить? Он же явно будет против массового геноцида. Проверить остальных за столь короткое время в один или два дня ему не представлялось возможным. Страхолюд уже даже поругал себя, что манкировал обязанностями по проверке остальных, зациклившись на Хэссе. Слова отца Григория, которые услышал орк, абсолютно изменили отношение Страхолюда к происходящему и грядущему. Страхолюд размышлял, когда недалеко от него остановились отец Григорий и Тьямин. Этот настырный мальчишка выспрашивал Григория о Темных землях, и задал следующий вопрос:
   - Получается, что земли будут ничьи, пока не найдется смельчак?
   - Получается, - пожал плечами отец Григорий. Этот аспект права собственности Темных земель его не интересовал. - Только там достаточно муторно, темновато, много живности, но зато хорошая земля, я думаю, - добавил он.
   "Ничья, ничья, ничья, смельчак, смельчак, смельчак", - забилось в голове орка. Решение мгновенно созрело в его голове. Страхолюд потащит их всех в Темные земли, разберется со всякой гадостью, и земля будет его. Это был шанс, который он искал много лет.
   Цепь замкнулась, или, как поговаривают маги, все свалено в котел, отступать поздно, пора варить зелье. Меньше дня пути, и они попали в Темные земли. Первым кто понял, что границу все-таки перешли, был орк Страхолюд. Он с не свойственной ему ранее хозяйственностью осматривал Темные земли, и душа его запела. Орк смутился, опасаясь, что кто-нибудь может услышать его мысли. А он мечтал, планировал, намечал, отмечал и запоминал, что будет делать дальше, как жить в этой земле. Темный лес, странные звуки - это все радовало орка.
   Монахи Жанеко и Шевчек заметили сию несомненную радость, и сделали вывод, что орк специально заманивал их в Темные земли. Как умные и достаточно начитанные люди, оба монаха быстро сообразили, что они находятся в Темных землях. В отличие от радости Страхолюда, им было спокойно. Уверенность в своей избранности вселяла уверенность, что они то уж выберутся из любых неприятностей. Дело в том, что перед поездкой к книжным фолиантам мастера Игнасио, они заходили к ясновидящим. Бабка Саркумелла покрутила хвостом своей домашней кошки, как умела только она, и впала в транс. Она сообщила, что образы путешествия размытые, но до нового года они точно будут в самой дальней обители ордена, и будут читать труды мастера Игнисио. За что ей было плачено пять монет. Жанеко радовался, но скрывал от своего наставника, что они побудут с труппой Илисты подольше. Шевчек философски пожимал плечами, он уже решил, что устроит свидание Хэсса и Алилы. "Пусть сам увидит, тогда у мальчика не останется надежд. Будет только цель", - повторял себе монах.
   Богарта удостоверилась, что они пересекли границу, подслушав разговор двух ученых-отцов.
   - Слушай, такие же звуки были там, - обеспокоено теребил отец Григорий отца Логорифмуса.
   - Действительно, - Логорифмус согласился. - Значит, мы уже за границей.
   - А может это переходная земля? - надежда смешивалась с обреченностью.
   - Там граница была сверх четкая, здесь - более размытая. Может действительно мы в межграничье.
   - Ты думаешь? - Григорий вжал шею в плечи.
   - По правде, не думаю.
   - Зачем тогда говоришь? - Григорий возмутился, распрямился, и казалось собирается начать драку.
   - Чтобы ты слегка расслабился, Григорий. Мы уже там.
   - Значит, истина где-то там? - Григорий боялся и предвкушал. - А актеры? Они же...?
   - Неисповедимы дороги этого мира. Наслаждайся ситуацией, и постарайся не сильно мешаться актерам. Они пока еще в блаженном неведение, не нам их просвещать. - Логорифмус подумал, а Григорий терпеливо ожидал, он чувствовал, что его напарник должен сказать нечто важное. - По крайне мере в этом случае.
   На вечернем чаепитии слово взял Инрих:
   - Я должен сообщить важную новость. Попрошу тишины!
   Люди затихли, все сидели, в центре общей массы стоял с чашкой горячего чая директор, и слова его поселили смятение в душах актеров.
   - Мы вступили в Темные земли, друзья мои. Это моя вина, у нас нет полноценного мага, но прошу вас всех не переживать с нами опытные отцы: Григорий и Логорифмус. К тому же мы не останемся без защиты. С нами отряд донны Богарты и Страхолюд, который убил столько врагов, что нет такого слова, чтобы обозначить их количество.
   Все названные в маленькой речи Инриха были удивлены, как ловко Инрих приписывает им ответственность за труппу.
   - Скажи, а директор часом не играл раньше в постановках? - Страхолюд наклонился к Хэссу и спросил на ухо.
   - Не знаю, - покачал головой Хэсс.
   Страхолюд в который раз разозлился на платочек лирика, но потом пришло понимание, что, возможно, это уже не важно.
   Хэсс не слушал Инриха, он обдумывал, что знал о Темных землях, а также воспоминал Шаа. Был такой странный случай года четыре назад. Друг Шаа, его прозвище было Светило потому, что он любил засветить в глаз собеседнику и да и посторонним тоже. Светило пропал почти на год, Шаа отводил глаза, если спрашивали о нем. Вообще этот малый поставлял в лавку Шаа всякие редкие вещички, включая хорошую травку, вино и черный жемчуг. Так вот Светило пропал. В одно утро Хэсс проснулся раньше обычного, вчера они с учителем переели сладкого и сочного фрукта. Хэсс тихо пошел по лестнице вниз, но остановился, услышав голоса с кухни. Это были Шаа и Светило.
   - Так ты, что выписываешь самые лучшие продукты для этого мальчишки? - спросил Светило.
   Для Хэсса это явилось открытием, но еще больше было впереди.
   - Выписываю, мальчик должен расти здоровым, и сытым всякими вещами, в том числе и вкусной едой. Своего рода это гарантия, что он не станет чревоугодником. Для вора, это знаешь ли важная вещь. Даже в тяжелые периоды своей жизни мальчик не продастся за корку хлеба или сладкое пирожное.
   Шаа ответил обстоятельно, в отношении Хэсса он отличался этой чертой.
   - Но ты же не об этом меня хотел спросить, Светило?
   - Мне надо исчезнуть, а ты мастер по этому делу. Сильно я попал, Змееныш.
   - Что?
   Судя по шуму, на кухне шли какие-то перемещения, потом все затихло.
   - Вот смотри, это мне досталось из Темных земель, Змееныш.
   Что смотрел Шаа, Хэсс не видел, но это занятие увлекло Шаа минут на десять.
   - Бодяжник хренов, ты хоть понимаешь, во что вляпался? - раздался, наконец, голос учителя.
   - Прости, старик, так вышло. Помоги, - в голосе Светило Хэсс расслышал отчаянную мольбу.
   - Хорошо, - почти не раздумывая, ответил Шаа. - Но ты пропадешь окончательно, без права на возвращение. Согласен?
   - Конечно, - суетливость в голосе Светило кричала, что он хочет пропасть прямо сию секунду.
   - Сначала объяснись, - потребовал Шаа.
   Светило стал рассказывать, но сбивчивость мыслей делали рассказ чуть хаотичным.
   - Мы поехали по твоему заказу. Там никаких проблем не предвиделось, но скотина Мар прикокошил нашу штатную магичку. И не смотри на меня так. Они же как две кошки по весне, как безумные, а она лет на двести старше его была, ну, и сердце у нее того. Мы в шоке на полпути где мага возьмешь? Да, чтоб еще и помогал в нашем не легком деле? Короче, мы пошли дальше. Что там было с этими гребанными дорогами и картами не знаю. Короче через два дня мы себя обнаружили в гадюшнике, почище тюремной волости. До старшего доперло куда мы попали, а назад пути никшни. Мы постарались пройти по краю. К концу седьмого дня осталось нас двое из семерых. Знаю, только, что одного убило, а с остальными не знаю. Потом наш старшой испарился у меня на глазах, он встал на камень, и исчез. Я стою, дрожу, плакать начал. Думаю, все конец мне. Я не помню, как но молиться стал. Глядь, а стою я у городской стены Стальэвари, а в руках у меня это самое. Народ то меня сожрет стоит найти.
   Шаа сходил в подвал, принес мешочки с камнями и золотом, и еще дощечку со странными письменами. Хэсс это видел сверху, учитель проходя под лестницей поднял голову, увидел юношу, но промолчал. Через две минуты Светило исчез через магическую дырку в соседний мир.
   - Ну, живись тебе светло, Светило, - скаламбурил Шаа.
   Шаа показал мальчику, что оставил им бывший поставщик Светило. С трепетанием Хэсс развернул странное приспособление. Это были хорошо выделанные тонкие покрытые лаком и скрепленные нитью маленькие кусочки дерева, которые составлялись в ящичек, или скорее кулечек. Там лежало сокровище - медальон, наделяющий его владельца огромной магической силой. Шаа аккуратно спрятал медальон, но это не помогло. Через три года он стал причиной смерти Шаа, и сегодняшнего дня Хэсса. Сейчас медальон был утерян, по крайне мере для Хэсса. Но в самом уголке своей души, Хэсс прятал мысль, что Темные земли желают встретиться с тем типом, который хранил медальон несколько лет, и не уберег его.
   Тем временем, разговоры Инриха с актерами продолжались. Уже обсуждался план по передвижению и репетициям.
   - Не долго музыка играла, - Хэсс услышал над ухом замечание орка.
   - К чему это? - удивился Хэсс.
   Страхолюд усмехнулся:
   - Надо же на другие слова не реагировал, а как об искусстве зашла речь..., - веселился орк. - Истинно говорят, что все артисты чокнутые. Я о том, что другие бы на их месте думали бы как выбраться или уж оборону организовать, а эти... Они о репетициях думают. Это нормально?
   Хэсс не ответил потому, что одна часть его была согласна с орком, а другая с труппой.
   - Ты слышал, что они говорят?
   - Нет, Страхолюд, а что?
   - Только артисты могут разработать такой план действий. Они, значит, хотят репетировать, заявляют, что им сокровища не нужны. Это дает им основание полагать, что они спокойненько пройдут Темные земли. Если к ним кто привяжется, Инрих советует заявлять, что они просто тут мимо проходят. Представляешь?
   - Ну, нормально, - заверил Хэсс. - Нам действительно сокровища не нужны.
   Страхолюд закатил глаза, справедливо полагая, что все вокруг явно ненормальные. Хэсс же стал вслушиваться в общий разговор. Речь шла об устройстве мира, а в особенности Темных земель. С пеной у рта молодой Жанеко говорил об этом мире.
   - Еще в известных трудах мастера Игнасио говорится, что тень, упавшая на эту землю, сделала ее темной. Только свет - светлые сердца могут снять эту жестокую тень. Но тень не знает о своем коварстве. Для нее привычно быть мглой, а свету привычно рассеивать тьму. В этом мире нет ничего вечного, он как борьба света и тьмы, дня и ночи, мужчины и женщины, добра и зла.
   - Минуточку, - послышался бас Морехода. - Ты кого считаешь за добро? Мужчину или женщину? Тогда другой - зло? Ты слышишь, что несет твой Игнасий?
   Жанеко сбился от выкрика Морехода.
   - Послушайте меня, я не то имел в виду...
   Григорий усмехнулся, он то знал, что нельзя оправдываться перед аудиторией.
   - Я говорил аллегорически, братья мои, - продолжал Жанеко.
   - Теперь я скажу, - поднялся Боцман. - Чтобы Мореход тебя ненароком не пришибил. - Боцман вышел на средину, сделал глубокий вдох. - У нас уже был такой тип, который делил мужчин и женщин. Плохо дело кончилось, резня пошла. Ну, вот Мореход и взвинел, словно склянка. Я что хочу сказать, ближе нам гармония. Чтобы там не составляло мир, оно или они не борются, а дополняют друг друга.
   Боцман закончил свое выступление под одобрительные кивки остальных, и сел. Много говорить он не любил, но в данном случае, ему требовалось остановить Морехода, который уже раздумывал на каком дереве повесить монаха.
   Со своего места подал мелодичный голос старец Линай:
   - Я смотрю за вами и удивляюсь прихотям этого мира. Если уж актеров интересует устройство мира, то мир наш прогрессивный. Все так? И что я хочу сказать неважно, как мир устроен, важно как вы его видите. Не верите, я докажу.
   Линай говорил сидя, но все взоры были обращены к нему. Его слова всегда воспринимались откровением, что раздражало Хэсса потому, что Шаа говорил, что на любые слова надо смотреть критично. Иначе не твои это будут мысли, а чужие, не ты проживешь жизнь, а другой. Хэсс заприметил восхищенный взгляд Эльниня ученика Линая.
   - Прошу выслушать и меня. Несомненно, что каждый имеет мнение об устройстве этого мира. Но я, как изучавший этот мир более полусотни лет, пришел к одному пусть и необычному выводу, но думаю, что его поддержат многие. - Линай говорил, делая логические ударения, интонационно подчеркивая величие сказанного. Люди затаили дыхание, его превосходство давлело над остальными. Хэсс отвел глаза от оратора, и посмотрел на Эльниня. Восхищение, смешанное с поклонение. Линай продолжил. - Вслушайтесь и не спешите отвергать, пока не обдумаете. Не важно, как устроен мир вообще, важно, как он устроен для вас.
   Между людей повисло недоуменное молчание, через минуту оно смешалось с восхищение внезапно прозревшего человека. Лишь Страхолюд презрительно поджал губы. Хэсс заметил, что Шевчек положил руку на плечо Жанеко, как бы останавливая его.
   - Это же невообразимо, - воскликнул весьма эмоциональный отец Григорий, - но возможно это часть истины.
   - Почему же? - Линай округлил в своем лице все, что мог: брови, глаза, губы.
   - Часть, - отец Григорий правильно понял его не полностью высказанный вопрос.
   - Да, именно часть? - Инрих поддержал вопрос старца.
   - У мира много разных сторон, и, по всей видимости, уважаемый Линай смог увидеть и понять одну из его сторон, незаметную для нас. Сейчас, когда он указал на это, я думаю, что все видят разные стороны, - под объяснения отца Григория люди переключились на новую мысль.
   Линай кивнул, не признавая, но и не опровергая слова отца Григория.
   Разговор утих. В политике учителя Линая была заповедь: всегда оставлять мысль не раскрытой до конца. Люди, как правило, подводили под утверждение свою доказательную базу. При этом их доказательства не ставились под сомнение.
   Чуть позже Хэсс еще раз прокручивал в голове слова Линая, пытаясь их принять или опровергнуть. Его мучения развеял Боцман, который высказался по поводу недавнего общего разговора:
   - Это не истина, мальчик. Знаешь, как капитан учил меня различать истину? Я расскажу. Кэп говорил, истина то, что приносит пользу. Есть ли тебе польза от слов белобородого? Нет, вот и мне нет, а ему есть.
   - Какая? - Хэсс сложил руки на коленях и уставился на одноглазого Боцмана.
   - А такая, что он получил изрекши эти слова в нужную минуту? Авторитет, мальчик.
   Орк Страхолюд слышал промывание мозгов Боцманом Хэссу, он одобрительно покивал головой, хоть в темноте этого никто не видел. Боцман использовал старый как мир прием, он задал вопрос о выгоде. Боцман ушел, оставив Хэсса в одиночестве допивать вино.
   На месте Боцмана появилась Алила в черном трико, с заплетенными волосами, которая долго собиралась с духом, чтобы поговорить с Хэссом. До этого она стояла рядом со Страхолюдом, но не заметила его. Орк же понял, что девушка ждет ухода Боцмана. Уставшему от людской глупости, Страхолюду показалось, что сейчас он услышит объяснение в любви, первые слова девушки его убедили в этом.
   - Хэсс, скажи, ты одинок?
   Лирик вздрогнул, и поругался сам себя про себя. Он уже заметил за собой, что в пути перестает слышать других, почти целиком сосредоточившись на себе. Вот и сейчас, он увлекся словами Боцмана, а Алила, наверняка, прошла достаточно слышно для вора, но не для поэта.
   - Садись, а потом объясни, чего ты задала такой вопрос? - Хэссу не хотелось отвечать на вопрос Алилы. Не любит он таких вопросов. Как не ответишь, все равно клин потому, что сразу последует вопрос "почему?".
   Страхолюд позволил себе вздохнуть и отправился спать.
   Однако разговор потек совсем в другом далеком от любви направлении.
   - Хэсс, ты извини, я Боцмана подслушала. Я давно тут стояла. О чем он тебе говорил?
   Алила уселась рядом, Хэсс предложил ей налить вина. Жестом она отказалась.
   - Он говорил о словах Линая про истину и устройство этого мира.
   - Когда?
   - Что когда?
   - Когда Линай говорил?
   От подобного, но достаточно простого вопроса, Хэсс ошеломленно замолчал.
   - Ты что не слышала? Линай говорил, когда все вместе сидели.
   - А..., - задумчиво потянула девушка, и уставилась в одну точку.
   Хэсс сообразил, что Алила периодически выпадает из действительности, погружаясь в свои мысли.
   - Почти, да, - донеслось до девушки нарочито громкое Хэсса.
   - Что? - она вздрогнула.
   - Ты спросила, я ответил, - поэт попытался вернуть ее внимание.
   - А..., про одиночество. Спасибо, Хэсс. - Алила поднялась и медленно пошла к своей повозке.
   - И это все? Нормальный разговор ничего не скажу. Что же с ней такое происходит? - Хэсс говорил сам с собой.
   Задав этот обычный, сто раз звучащий на день, вопрос вслух, Хэсс Незванный попал в самую сумасшедшую историю на всю свою жизнь. Дело в том, что за Алилой шел маленький Вунь, коренной житель Темных земель. Все семейство Вуня обдало талантами, а у него был один из самых редких - предвидение. Ясновидцы видят то, о чем их спрашивают, а провидцы видят то, что для них важно. Жена Вуня - Лунь насылала на всех сны, восприимчивой к ним, оказалась Алила. Последний сон по указу мужа был с одним вопросом, чувствует ли человек себя одиноким. Алила сказала, что нет. Тогда сон велел ей найти того, кто чувствует. Девушка сосредоточилась только на этом вопросе. Она опросила уже нескольких человек. Вунь наблюдал, но ему люди не понравились, даже те, которые говорили, что да одиноки.
   А этот парень с лысой башкой, как у Вуня, и черными глазами понравился. Вунь велел супруге снять морок с девушки, и заняться хозяйством. Теперь наступило время поработать для Вуня.
   Великий Мастер в отличие от дорог не знал о своеволии своих подданных. К тому же, он вообще не знал о существовании Вуня, его семьи, их соседей, родственников и знакомых.
   Помощник Великого Мастера уже доложил, что в Темные земли пришли странные личности, которым совсем не нужны сокровища. Великий не поверил, и решил сам посмотреть. Он слушал нехарактерный для этих мест разговор об устройстве мира.
   - Поставить на их пути все препятствия, - сумрачно велел Великий своему молодому помощнику.
   Его сумрачность объяснялась страхом спугнуть надежду. Он - Великий Мастер - посчитал, что люди, думающие не только о себе, могут быть как раз теми, которых он ждет так много лет.
   Помощник поклонился и исчез за дверями.
  

Глава 10. Все дороги этого мира

  
   - Хоть бы одна пусть самая узкая, но дорога, - вздыхал пассажир судна, совершающего кругосветное путешествие.
  
   Торивердиль попал в ловушку по собственной глупости и лени. Сидя в каменном мешке за спиной странного существа, Тори с некоторой отрешенностью думал о своем будущем. "Какое может быть будущее, если я не могу выбраться из этого мешка?". Эльф горько рассмеялся над своими нелепыми мыслями о будущем. Жить пятьсот - семьсот лет в этом мешке? Это ужаснуло эльфа еще больше, чем свой одинокий смех. "Жить? А если я не буду есть и пить, то больше трех десятков дней не протяну", - порадовался эльф. Так за одно мгновение семьсот лет сократились до трех десятков дней. Что делать эти дни? Ранее попробовав выбраться, эльф узнал, что мешок представляет собой камень, скрещенный с материалом, или окаменелый материал. Размером мешок был в три роста эльфа. На дне мешка было много трухи, земли. Это эльф определил на ощупь, было темно. На верху мешок завязывался на такую же каменную веревку. И судя по движению, великан таскал мешок за спиной. Не часто, но эльфа потряхивало, как будто великан перепрыгивал через расщелины. Тори пытался добраться до верха мешка, но абсолютно гладкая каменная ткань не давала этого сделать.
   Печально сидя на куче земли, Тори подумал, что он, наверное, сидит на том, что осталось от остальных несчастных, которые попали в мешок великана. Больше всего Тори обижало то, что он так и не узнал ответа на свой вопрос. Ему показалось ужасно неправильным, но здесь уж Тори подумал, что в данном случае все закономерно. Плакать по собственной судьбе у эльфа не оставалось сил. Он свернулся в позе зародыша и приготовился медленно умирать. Усталость и относительная безопасность прислали Тори сладкий сон. Ему приснился день его позорного изгнания. Тори оставался невидимым для других и не мог влиять на события.
   В маленькой комнатке для утренних созерцаний его друг по виноделию и старший ученик эльфовских виноградников Мальдиваэль в неподобающей для утреннего созерцания позе слушал одного из Совета. Тори не помнил его имени, но точно знал, что этот член Совета один из самых значительных, то ли правое, то ли левое крыло главы Совета.
   Мал заламывал руки, очень волновался, хмурился и вел себя несколько непочтительно. Тори показалось, что разговор подходит к концу, и он огорчился, что опоздал.
   - Послушайте, Вы, что действительно считаете, что это справедливо? Я не смогу себя так вести с Тори. Вы это понимаете?
   Мал уставился на посетителя умоляющим взором. Тори посочувствовал своему другу. Старый, если не сказать древний, эльф очень безжалостно и почти обречено улыбнулся Малу. Внезапно, он упал, его глаза оказались вровень с глазами Мала, который уже успел завести правую ногу за ухо.
   - Все зависти от точки зрения. Мы можем приказать, и мы приказываем. - Мал гипнотически кивал на эти слова старика. - Мы должны изгнать Тори без всяких объяснений.
   - Я не смогу, - Мал все еще сопротивлялся. - Он мой друг. Хоть это понятно?
   Мал пытался вскочить, не вынув ногу из-за уха. Вышло комично, Тори развеселило зрелище Мала-крабика.
   - Ты сделаешь это, - старик-эльф давил на Мала.
   - Но почему Тори? Он один не сможет, - Мал метался, старался затянуть разговор, пытался правильно дышать, и сбросить с себя силу старого эльфа.
   - Он не один. Каждая долина изгоняет по одному из эльфов.
   Мал застонал, сжав зубы. Он, как самый впечатлительный малый из знакомых Тори, сумел представить себе ужас, и отчаяние своего друга Тори, а теперь помножил их на количество долин. Для столь нежного малого этого оказалось достаточно. Мал заплакал.
   - А его семья? - сквозь слезы спросил Мал.
   Внезапно Тори оказался у себя дома. Все семейство сидело на кухне.
   Никто не ел, не пил, не говорил. Тот самый эльф, который говорил с Тори в день изгнания был на кухне.
   - Понятно? - спросил он, и Тори опять огорчился, понял, что пропустил основные объяснения.
   Сестра Тори - Лави в упор посмотрела на гостя. Она была единственная, кто смотрел в глаза гостю.
   - Нам никак не отвертеться? - в отличие от Мала, Лави говорила спокойно.
   - Да, - короткий, как удар ответ.
   - Мы сделаем все, но я прошу Вас хоть немножко с ним поговорить.
   - Почему меня? - эльф вытянул губы трубочкой, и стал похож на эльфийскую рыбку банбаю.
   - Никому из нас нельзя, мы не сможем. Я же не маленькая, понимаю, но с Тори надо поговорить Вам, Отшельник, чтобы он не сошел с ума.
   Невидимый Тори поразился своей сестричке, но еще больше он удивился, что с ним говорил Отшельник. Всем было известно, что Отшельник - глава эльфовского Совета.
   - Хорошо, я сделаю это сам, - он поклонился юной Лави.
   Эльфийка опустила глаза и потихоньку спросила:
   - Почему Тори?
   - Он подходит, здесь ничего личного. Его рекомендовали несколько эльфов, в том числе и учитель.
   От таких слов Тори резко дернулся и проснулся. Он все еще был в каменном мешке. В горле пересохло, но из глаз полились слезы облегчения. Во-первых, Тори понял, что изгоняли не его именно, а его, как подходящего. Во-вторых, его продвинул учитель, а учитель никогда ничего плохого не сделает, учитель счел его достойным. С другой стороны, встал вопрос достойным чего? На этот счет у Тори возникло две версии: унести проклятие с долины или про йти испытание. Как только он сделает, что надо, его пустят назад. Тори безумно захотелось жить. Он еще раз и еще раз пытался выбраться, но безрезультатно. Обессилив, эльф опять заснул.
   На этот раз ему привиделось собственное пленение в каменный мешок. Резкий удар, падение, и ругательства не дали Тори насладиться моментом своего позора. Через несколько минут Тори осознал, что мешок в котором он находится, отнюдь некаменный. Мечтая выбраться, Тори зубами и руками стал рвать плотную ткань. Еще секунда и он увидел солнце, за солнцем пришли слова:
   - Может это детеныш? Как бабочка? Давай подождем?
   За этими словами пришли другие слова:
   - Смотри-ка эльф. Теперь я знаю, как они появляются на свет.
   Второй голос, который своими скабрезными предположениями оскорбил эльфов, приблизился. Тори почти выполз из своего мешка.
   - Ты хто? - хрипловато спросил Гармаш.
   - Тори, - признался эльф. - Это ты его убил?
   - Я, - выпятив грудь, согласился голос.
   Другой тип, которого Тори не разглядел, возразил:
   - Я - Железяка. Рад Тори, что ты жив. Вообще то мы случайно того каменюгу прикончили. Надеюсь, тебе не помешали?
   Эльф уже сидел. Если бы не новые знакомые Тори заплакал бы от облегчения.
   - Спасибо, благородные. Я был в заточении. Спасибо за спасение, я теперь ваш должник.
   Железяка и второй еще не знакомый Тори человек, переглянулись.
   - Я - Гармаш. Знаешь ли Тори, что здесь ты не успеешь отдать долги?
   Гармаш добавил:
   - Если только не знаешь, как отсюда выбраться?
   - Знаю, - Тори смог усесться, прислонившись к останкам каменного великана. Он рассказал о площадке исполнения желаний. Оба спасших его оборванцев на секунду загорелись, но так же быстро уныли.
   - Мы видишь ли, куда бы не пришли все время попадаем к той безжалостной пещере.
   - Без...- Тори не понял.
   Гармаш изложил их историю, а Железяка за это время успел разложить их скудные запасы, чтобы угостить эльфа и поесть самим.
   - А ты страдалец, как в мешке то оказался?
   Настало время Тори излагать свою историю.
   - После сна на площадке желаний я ушел недалеко. За площадкой желаний была лестница вниз. Я сделал три шага, лестница проломилась, и я полетел вниз в этот самый мешок. Перед тем, как мешок зарылся, мне показалось, что появилась рыбка и укоризненно покачала хвостом. Она сказала, что говорила мне, что надо идти вверх.
   - И что? - Гармашу не нравилась странная манера эльфа излагать события.
   - Я понял, что надо было карабкаться вверх. Рыбка же говорила, что ответы на вопросы стоят выше, чем исполнения желаний.
   - Да уж, - Гармаш сочувственно покачал головой и протянул эльфу кусочек вяленой рыбы. - Это ты по глупости попал.
   - По невнимательности, - закончил его товарищ. - Голодный? Еще будешь?
   Эльф слабо кивнул, плен, спасение и разговор истощили его силы до предела. Потом он забылся. Железяка поднял эльфа на руки:
   - Какой легкий. Ты траву насобирал. Надо его уложить. Одеяло дай.
   Сквозь бред Тори услышал и запомнил разговор своих новых знакомых.
   - Может с ним мы выйдем к чему-нибудь другому?
   - Может. Только он, похоже, концы отдаст быстрее.
   - Свари еще горяченького. Тебе его попоить надо.
   - Да, ладно. Скажи, а как эльфы отдают свои долги?
   Тори узнал, наконец, голос Гармаша.
   Железяка помедлил с ответом:
   - Ты думаешь я столько дел с эльфами имел? Жили они рядом, но я не знаю. Они с нами особо не общались. И вообще, я думаю, что мы его случайно спасли. Я же на тот камень случайно оперся. Кто мог угадать, что он обвал вызовет, да еще на голову каменюги?
   Его собеседник вздохнул, а Тори опять уплыл в безумие.
   Совсем недалеко от них скандал собирался перерасти в безумный скандал. Эпицентром и поводом стала Джу, вернее, ее роман с Лаврентио. Творения Лаврентио в жизни воплощали Негда, Метт, Рамон и Лия, а сейчас они обсуждали преступное манкирование Джу своих обязанностей по репетициям. Девушку приперли к стенке, но Джу еще огрызалась.
   - Да вам просто завидно, - кричала Джу, размахивая руками. - Да, завидно, что Лаврентио все свои партии пишет для меня. Он меня любит, любит мой талант.
   Негда неформальный лидер небольшой музыкальной группы печально рассматривал Джу. В сером свитере, изумрудных лосинах с длинными волосами Негда являл собой воплощение всеобщей вселенской скорби.
   - Кто тебе сказал про это слово?
   - Вы все, - Джу кричала в запале. Она раскраснелась, растрепалась и не желала уступать.
   - Джу, - Негда старался ее пристыдить. Рамон поджал губы, его беременная жена Лия успокаивающе положила руки на плечи супруга.
   - Ты не репетируешь, что мы должны молчать? - Метт наморщил свой лоб, что в сочетании с его широким красным носом, сделало его похожим на расплющенный фруктовый новогодний пирог.
   - Я репетирую достаточно, - Джу заводилась еще больше, и говорила неправду. Она сама считала, что репетирует не достаточно, но сейчас это яростно отрицала.
   Рамон укоризненно покачал головой.
   - Девочка, ты сама веришь в то, что говоришь?
   - Я тебе не девочка, - зафырчала Джу.
   Если в самом начале коллективных разборов все сидели, то сейчас все стояли. Джу ощущала сердцем, что всеобщее неодобрение ее захлестывает не хуже плохой музыкальной мелодии. Ей показалось, что надо развернуться и убежать из общей повозки, но южный характер заставил ее стоять до конца.
   В труппе донны Илисты музыканты подобрались опытные, что называется сыгранные. Негда похож на актера в амплуа главного героя-любовника, а не на музыканта. Характерная мужественная внешность, дополнялась полной антиэмоциональностью. Негда играл на скайвике. Таскать скайвик с собой могла либо эмоциональная, либо очень богатая труппа. В донне Илисте сочеталось и то и другое. Хэсс не общался с музыкантами, кроме обычных приветствий. Он их почти не видел. Если актерам нужны были зрители постоянно, в том числе и на репетициях, то музыканты предпочитали жить своим закрытым мирком. Что такое скайвик Хэссу объяснил Боцман, которому приходилось затаскивать и вытаскивать инструмент для репетиций. Вес этого музыкального монстра равнялся весу трех взрослых мужиков, а звук подражал пению серен. Крышка откидывалась, и Негда играл перебирая по клавишам длинными пальцами.
   Метт - верный друг и помощник Негды выдувал на трубе и марши, и жалобный плач сердец влюбленных. В жизни оба музыканта молчаливы и сосредоточены. Когда Хэсс подстраивался под них, проверяя на предмет околодованности, он понял, что оба предельно погружены в себя.
   Рамон - гитара, а его жена Лия - ударные, а иногда и свирель. В этой поездке оба были сосредоточены на общем ребенке, которого вынашивала Лия. Как новенький, Хэсс отметил сходство супругов. По началу он принял их за брата с сестрой.
   Молоденькая Джу, самая молодая в музыкальной группе, превосходно играла на скрипке. Несколько раз Хэсс наслаждался переливами скрипки, но последнее время Джу почти не прикасалась к своему инструменту.
   Лаврентио же писал и писал музыку, сосредоточившись на скрипке.
   Претензии к Джу слышала вся труппа потому, что Рамон открыл оба окошечка в повозке. Его беременной жене требовался свежий воздух.
   Возле повозки материализовался Мухмур Аран, он собирал новые эмоции для своих будущих постановок. Тем же занимался и Одольфо, ехавший чуть позади повозки музыкантов.
   - Ох, ты наседаешь, - ворчливо прокомментировал Грим. Хэсс пожал плечами, обсуждать претензии музыкантов друг к другу, он не хотел.
   Из повозки последовали новые упреки.
   - Любовь с композитором еще не дает право на хамское отношение к общему делу. - Метт теребил занавеску на окошечке.
   - Фуу, а что дает? - Джу сжала кулаки.
   - Мальчики, не надо на нее давить, - примирительно попросила Лия.
   - Мне твоя защита не нужна, добренькая наша, - Джу язвила, зная, что вопрос о репетициях подняла Лия.
   - Мальчики, вы ее все затравите, а в нашем деле принуждение не допустимо, - Метт и Негда переглянулись, соглашаясь со словами Лии.
   - Так ты, что считаешь, что Джу не играет потому, что потеряла огонь? - вкрадчиво подлил масла в спор Рамон, понимающий к чему ведет жена.
   - Что? - у Джу сбилось дыхание. - Это нелепо.
   - Но согласись, Джу, что твое отсутствие говорит об этом. Мне не кажется, что ты пренебрегаешь нами. Ты такая воспитанная, - за этими словами Негды, Джу услышала иронию, но остальные и бровью не повели. - Мы заняты музыкой, а ты увлекалась Лаврентио, - Джу опять вздрогнула. Она свои чувства считала любовью, а отнюдь не увлечением. - Ты могла потерять огонь и поэтому...
   - Я говорила об этом, Негда. Прости, Джу, - Лия еще ближе подвинулась к Рамону и жалостливо посмотрела на Джу.
   - У меня ничего не пропало, - Джу уже почти визжала.
   - Я не знаю, Джу. Огонь он такой, вполне может переплавится в любовь, а любовь может стать ненавистью или ревностью в одну секунду. И вот, в одну минуту ни огня, ни любви.
   На подобное заявление Негды, Джу открыла рот, но выдавить из себя ничего не смогла.
   - Я голодна, - Лия положила руку на живот. - Мы голодны.
   - Сейчас, милая, - Рамон остановил повозку, помог ей спуститься.
   Лошади опять пошли, в повозке осталась ошеломленная Джу и молчаливые Негда и Метт. Джу, наконец, придумала, что ответить на возмутительные предположения Негды:
   - Такого не бывает.
   - Бывает, девочка, - возразил Метт. - Расспроси своего Лаврентио. Он один из немногих, кто выжил после подобного. Только теперь он уже не играет ни на скайвике, ни на скрипке.
   Джу выскочила из повозки на полном ходу, и понеслась искать Лаврентио. Композитор сжался под взглядом своей дочери Най. Только что она объявила отцу, чтобы не вмешивался в ее жизнь и занялся бы своей. При этом Най не упустила возможности сказать отцу, что его южная любовница нечета ее Крысенышу. Тот действительно ее любит, а Джу мечтает о славе великого папочки. Лаврентио добил вопрос Най:
   - Ты и в правду считаешь, что такая молодая может любить старого композитора?
   Услышав такой вопрос от других, Лаврентио бы отмахнулся, но слова дочери задели его.
   - Най, малышка, - Лаврентио расстроился так, что перестал слышать музыку, и не мог связанно говорить.
   - Отец, ты извини, но кто тебе скажет, если не я? И я бы не стала, но твои и мамины идеи меня достали.
   - Най, но я же не...
   - Не надо, отец. Ты думаешь, я не слышу, что говорит мать?
   - Най, я не...
   - Отец, ты думал бы о себе.
   Лаврентио смог собраться с мыслями, чтобы высказаться:
   - Най, я люблю Джу, я люблю не так, как ты любишь своего охранника, но люблю. Не спорю, ты меня уязвила своими словами. Но Джу не такая.
   - А ты слышал, что говорят музыканты?
   - Что? - Лаврентио опять испугался.
   - А то, что ты пишешь под нее, - Най уже сама была не рада, что завела разговор об этом. Утром Най вытерпела очередную тираду мамочки.
   - Это не так, - по-детски возразил Лаврентио.
   - Прости, папа, - Най взяла отца за руку. - Я не хотела тебя обидеть. Мы не общаемся, но сегодня... Тем более, что это правда. Ты наслаждайся только осознано.
   - Что ты говоришь, Най? - Лаврентио убрал руку.
   В дверях стояла Джу. Со всхлипом она кинулась на грудь любовника. Лаврентио беспомощно посмотрел на дочь. Он уже гладил Джу по голове. Най пожала плечами и ушла, посчитав разговор оконченным.
   - Ты как? Поговорила? - Крысеныш обнял свою любимую.
   Най освободилась от его объятий. Ей захотелось просто посидеть рядом и помолчать, но Крысеныш ждал ответа.
   - Красотка крепко взялась за отца, - Най хотелось побыстрее закончить разговор.
   - И все?
   - Поговорили только об этом, - участливое внимание Крысеныша согрело Най, от сердца отлегло. - Мне то что, мы чужие, Крыс. Лучше обними меня еще раз, а про нее я думать больше не буду. У меня, что своих дел мало? А что это у тебя цветы лежат? Это мне?
   - Тебе, мне пришлось присматривать за Саньо, когда он собирал их, - Крысеныш собрал рассыпавшийся букет.
   - Для кого?
   - Сама догадаешься? - Крыс прищурил глаза.
   Саньо не только собрал цветы, но и сплел из них венок, такой какой учили его делать в юности. Саньо знал около двадцати видов плетения, и это не являлось рекордом. Всегда цветы плели женщины, но Солнечный оказался единственным мужчиной, умеющим это делать.
   Дело в том, что в процессе плетения ткались тонкие почти невесомые заклинания, которые могли в будущем материализоваться или развеяться в зависимости от ситуации.
   - Ты что их сплел? - Богарта рассматривала венок.
   Саньо очень нравилось разглядывать озадаченную Богарту.
   - Ты и это умеешь? - поразилась женщина. Но потом опомнилась, и перешла на более официальный тон. - Зачем?
   - Чтобы сделать тебе приятное, - Саньо сидел рядом, а по мнению Богарты, слишком рядом.
   - Я не об этом. Зачем ты пришел?
   - Я хотел спросить. Эти самовлюбленные, не удосужились этого сделать. Ты, что думаешь про фестивальную постановку?
   - А я то здесь при чем? - Богарта отодвинулась.
   - Тебе нравится? Или нет? - Саньо пододвинулся поближе. Ему хотелось разбить скорлупу скрытности любимой женщины. - Ты подумай, а я хочу рассказать похожую историю. Можно? - Богарта крутила в руках венок, и не стала отвечать, но и отодвигаться не стала. - Была похожая история. Случилась она с моим знакомым. Может быть ты его знаешь актер Херонимо. Уже улыбаешься? Правильно, Херонимо лучший в мире комедиант. Но он еще и бабник. Так вот на одной театральной попойке Херонимо поспорил, чтобы покрасоваться перед дамами, что он не только актер, но еще и автор прекрасный. Артисты народ азартный, согласились сыграть в постановке Херонимо. Сроку ему дали десять дней. Мучался Херонимо страшно, и не нашел ничего лучшего, чем описать историю своей жизни. При чем почти достоверно. Да это я про скандальный "Огонек" рассказываю. Сам Главрик IX услышал о споре и заявился со всеми придворными смотреть. Херонимо естественно был не в курсе. Но текст он сваял за десять дней. И то ли король что-то недопонял, то ли недослышал, но поправлять его было поздно. Вместо первой репетиции получилась премьера постановки. Главный театра пьет сердечный отварчик, остальные в шоке. Текст, кстати единственный экземпляр, на кусочки порезали и раздали народу. Декорации, костюмы, свет и музыка - все сборная солянка. Король в нетерпении на первом ряду. Херонимо и глава театра валяются без сил на предпоследнем ряду. Оба почти при смерти. Начало. Акт первый "Огоньков". Молодой Херонимо поехал в столицу, поспорив перед этим на одну овцу, что станет известным и богатым, что вся столица будет лежать у его ног. Когда рабочие сцены слушали краткое изложение "Огоньков" кто-то недопонял про эту саму овцу. Ну, и приволок ее. И вот, в первой сцене глюк на сцене овца. Радостная такая овечка с бантиком. Артисты ее увидели и попытались увести. Актер, играющий молодого Херонимо, к овце, та от него, он к овце, она от него.
   Богарта представила эту картину, и начала хихикать, а Саньо, ободренный положительной реакцией продолжил задумчивым тоном ученика младшей школы:
   - Актер, который играл Херонимо, погонялся за овечкой, но без толку. Плюнул в сердцах, мол стой глупая, где хочешь. Играть то дальше надо, король в восторге. Дальше следующая сцена, в которой Херонимо играет первые свои роли на улицах столицы. Овца эта глупая периодически блеет, еще и кучу наложила в шапку с мелочью перед Херонимо. Все гогочут, король счастлив, только запах, конечно, не очень. Артистам приходится слова корректировать, чтобы овечку к действию привязать. Полная отсебятина. Да. Тогда это выражение про Херонимо и появилось, что артист он херовый, даже овце понятно. Потом, значит Херонимо на премьере, на банкете и с кучей любовниц. С этими любовницами тоже конфуз. Они сцену поделили высокими перегородками. Мол Херонимо такой боевой, что от одной к другой. Оббежал он уже трех дамочек, и к четвертой, а зрители в предвкушении. Актрисы там нет, там овца сидит. Зал заливается, а Херонимо, что делать? Он сначала овцу прогнать пытался, а потом любезничать начал.
   Богарта хохотала, сгибаясь и хлопая себя по коленкам. Саньо заканчивал рассказ:
   - Так вот, постановка заканчивается, Херонимо, который на сцене, счастлив. Ему рукоплещет зал. Тут овечка видно притомилась от своих подвигов, подходит прямо к Херонимо и ласково блеет. Король в восторге, аплодирует стоя. Король потом всех наградил, в том числе и овечку. Но тогда двери за ним закрылись, а пол труппы за овцой бегает, а вторая за Херонимо - автором постановки. Овца себя больше так не вела, на следующих представлениях пришлось на нее хорошенько колдовать.
   Богарта отсмеялась, и запрыгнула в седло. Саньо поехал рядом. Повозки тронулись после небольшого перерыва. В седле к Богарте вернулась серьезность:
   - К чему ты связал "Огоньки" и "Перекрестья любви"?
   - Богарта, я к тому это связал, что может выйти что угодно. История может стать легендой.
   Минуты через три напряженного молчания Богарта одела венок на голову.
   - Жалко зеркала нет. А что ты сплел?
   - Это подарок, о таких вещах не рассказывают. Так как на счет моего вопроса?
   - Саньо, я думаю, что легенды мало общего имеют с жизнью. А так я буду готова ко всему.
   К их веселой компании подъехал Инрих, который предложил Богарте обсудить вопросы охоты, а Саньо позвал Недай.
   - Солнечный, ты бы к Гриму подъехал, а то он решает на ком можно сэкономить в кормлении, - Недай сегодня оделся во все зеленое, а по случаю достал новую шляпу с зеленым пером. Он не мог пока приспособиться ее носить так, чтобы шляпа не наезжала на глаза.
   - Ты шляпу уравновесь, или перо сними, - посоветовал Саньо, оглядел безуспешную борьбу Недая за свой достойный внешний вид.
   Для того, чтобы пообщаться с поваром Гримом, Саньо съехал на обочину и стал ждать, когда пройдут все повозки. Рабочие сцены курили, сидя в повозках. Актеры болтали, монахи читали, костюмеры шили, Линай общался с учеными мужами, его ученик почтительно прислушивался к их разговору, Илиста отсыпалась, охрана бдела. Мухмур Аран на своем ослике ехал рядом с Одольфо и что-то сердито говорил, справа от них ехал осветитель Нигамар, склонивший голову, и едва слышно похрапывающий. Санвау задумчиво расчесывала волосы, а ее оба супруга хмурились позади нее. Насколько Саньо было известно, акробаты все еще пребывали в состоянии разлада.
   Саньо вдоволь налюбовался на странное зрелище, которое представляла их труппа на дороге в Темных землях и восхитился ирреальностью происходящего.
   В последней повозке ехал Грим, он зачитывал вездесущему Хэссу что-то из своей книги стихотворных рецептов. Саньо прислушался и сглотнул слюнки.
   - Сок апельсина,
   сок лимона,
   взбил с сахаром,
   взбил с яйцом,
   и получился забайон.
   - Свои слова повар иллюстрировал действием. Желтоватая пена в кастрюльке и запах понравились Хэссу.
   - А водяная баня? В этом стихе не все и он не такой, как твои обычные тягучие стихи.
   - Это еще не стих, а лишь набросок. Мне самому кажется, что еще нет вкуса, но уже есть основа. Я, конечно, начну не так. Сначала я расскажу о забайоне. Что это чудовище? Или может это сказочный напиток? Потом я скажу о его запахе, потом о цвете, потом уже об основных ингредиентах и раскрою тайну готовки. Но тот будущий стих, он для потребителей, а этот для меня, он как короткий рецепт.
   - Чего тебе? - Грим соизволил оторваться от своих кулинарных изысков.
   - Ничего себе. Чего тебе? - возмутился Саньо. - Недай сказал, что я тебе нужен. Приветствую, Хэсс. Как творчество? Оставь эту штуку и мне попробовать. Ладно?
   Грим закрыл свою книгу, и строго смотрел, сколько Хэсс оставит Саньо.
   - Прости, Солнечный, увлекся. Я к чему звал. К тому, что хорошо бы наши запасы пополнять. Корешки собирать умеешь? Охотится? Рыбку ловить? Или может, что в личных запасах есть? Сам понимаешь, что решение это ваше пойти по Темным землям резко снижает мои шансы пополнить продуктовые запасы, а обеды и ужины никто не отменял.
   Оставив повара и ведущего актера труппы обсуждать вопросы питания, Хэсс отправился спать в свою повозку. Ворочаясь с боку на бок на своем матрасе, Хэсс обдумывал план, как бы втереться в доверие к Линаю. В последние несколько дней Хэсс уверился, что с Линаем может быть много проблем в будущем. К вечеру план был составлен, обдуман, откорректирован и утвержден. Тонко чувствующий человек, такой как Линай, требовал особенного подхода. Линая предстояло обмануть на уровне чувств. Благодаря своим воровским навыкам, Хэсс умел становиться кем или чем угодно. Наилучшим объектом для подражания Хэссу показался ученик Линая. Вечером Хэсс уселся под деревом недалеко от Эльниня. Он рассматривал профиль молодого ученика. Широкий лоб дисгармонировал с тонким длинным носом и пухлыми губами. Наивность и неловкость в движениях. Для себя Хэсс определил, что некрасивость Эльниня заключена в его неуверенности. Состояние души и ума у Эльниня называлось смешным словом варваров "разнобой". Дальше Хэсс стал сравнивать себя и Эльниня. Ему надо было выявить отличия, иначе Линай не клюнет на столь лакомую приманку. Состязаться с таким опытным хрычом бесперспективно, а вот выставить его в некрасивом свете гораздо проще. Судя по словам Эльниня, Линай велел ему стремиться к абстракции, то есть цель для него неясна. Хэсс его спросил: "Зачем ты учишься у Линая?". Эльнинь ответил "Потому что он мудр и известен". По мнению лирика и вора, это не цель и не причина. "Я тоже должен стать таким неуверенным, ищущим что-нибудь мудрое". Небольшая нелепость в одежде, рассеянность, а главное надо нащупать цель этого самодовольного типа и найти первую тему для разговора. Хэсс занимался подобными рассуждениями до самого утра.
   Великий Мастер пошел поговорить. В темной теплой пещере в больших колыбелях спали его друзья. Раньше у каждого из них был один или два, а у некоторых и по три зверюги. На этих зверях они летали, спали с ними, жили с ними, играли, а те их любили, защищали, наполняли энергией. Теперь же зверушки спали. Звери были тем самым сокровищем, которому он - Великий Мастер - должен был найти новых друзей, симбиотов, партнеров. В этом и состоял долг его лично. Его раса вымерла, а вот зверушки жили. Они спали, погрузившись в спячку лет четыреста назад. Великий так истосковался засыпать в одиночестве. Никто ему не пел песен, не рассказывал новости, не приносил тапочки в постель. Великий шел по длинным коридорам и мечтал о дне, когда зверушки проснутся, а в небе станет темно от разноцветных крыльев. Он остановился перед ложем предводителя одного из пяти кланов - клана Волнения. Теплая шерсть согревала ледяную руку Великого.
   - Привет, мудрейший, - мысленно сказал зверь.
   - Что хочешь сказать, что не спишь? - забеспокоился Великий.
   - Знаешь, мы скоро проснемся. Похоже твои поиски скоро закончатся, - ответил зверь.
   - Откуда знаешь?
   - Ты забыл, что основной функцией клана Волнения является страстное желание искать, - зверь говорил лениво, а на последних словах заснул.
   Великий постоял еще немного, он понял, что пора собираться в вечный путь. Назад Великий возвращался еще медленнее, но временами появлялась улыбка и вокруг становилось теплее.
   Его заместитель и верный помощник молодой Мастер не поверил своим глазам, когда увидел улыбающегося Великого. Молодой Мастер стоял в боковом проходе, он возвращался от старейшины клана Тишины, символизирующей мудрость. Старейшина не пожелал особо разговаривать с молодым Мастером, лишь пробурчал, что ходят всякие выспаться не дают.
   Старейшину клана мудрости звали соответствующе - Мудр. Он не желал признаваться, что его сын и наследник Мрым уже проснулся, перебудил своих подружек и вылетает из пещеры, что и сейчас Мудр не знает, где летает Мрым.
   Мрым же не летел, а ходил своими мягкими коричневыми лапами по краю дороги и вглядывался своими большими глазищами, разыскивая красавицу Илисту.
   - Донна Илиста, расскажите, а как вы стали такой знаменитой? - на общих посиделках попросил неугомонный Тьямин.
   - Ох, любопытный мальчишка, - Илиста достала из кармашка конфету и протянула Тьямину. Тот застенчиво улыбнулся.
   - А мне? - послышался голос Одольфо.
   - А ты уже большой мальчик, - но Илиста протянула и ему конфету. - Тьямин, эту историю уже один ненормальный пытался переложить в постановку, но пока не удачно. Мне не понравилось.
   - А вы расскажите еще раз, - Тьямин не отставал. - Я послушаю и сам напишу. Вам понравится, - уверил он. - Это будет мой дебут.
   - Дебют, - поправил Альтарен.
   - Ага, он самый, - улыбка Тьямина растопила бы и лед.
   - Была я тогда молоденькой, еще наивной, но в свою луну верила всегда. Я - варварка и не скрываю этого. Это для здешних варвар, значит огонь не разожжет, а так мы такие же. Приехала я в Стальэвари с караваном с юга и влюбилась в первого встречного. Это был директор театра Мошталь. Я уже не помню, куда он шел, но, увидев меня, остановился. Я тоже замерла с отрытым ртом, потом брякнула: "Бесподобный красавец". Он еще больше удивился, так себя девушки не должны вести, но не растерялся, цап меня за руку и поволок. В театр мы попали дня через три. Его нашли сотрудники театра и жена. Жена, конечно, в скандал. Надо сказать, что Мошталь все ей оставил. Из театра его выкинули, здесь жена постаралась. Мошталь на мне женился, у нас двое детей. И не смотри так. Старший твоего возраста. Они с отцом уже больше года на севере. А тогда мы начинали с начала. Мошталь труппу собрал. Мы по улицам и трактирам выступали, потом уже он свой театр смог открыть.
   - Донна Илиста, а почему Мошталь с нами не поехал? - Тьямин по молодости сморозил глупость.
   Илиста поправила цветастую юбку, сегодня длинной до колена, и печально вздохнула.
   - Он болеет, Тьямин.
   Мальчик смутился, что обидел свою покровительницу.
   - Простите, донна Илиста. Лучше скажите, а, правда, что варвары....
  
  
  
  
   118
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"