Лозицкая Татьяна Петровна : другие произведения.

Роман. Добровольские страсти. Книга 2. Гл. 30. Смертушка приласкала!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не признанным героям ВОВ. Слава вечная помять!
  
  Татьяна Лозицкая
  Роман. Добровольные страсти. книга 2 глава 30
  Татьяна Лозицкая
  Глава 30. Смертушка приласкала!
  Наконец закончилась ненавистная война, и с фронта вернулись мужики,
  только они вернулись совсем другими людьми. Если раньше выпивали
  только по праздникам и в умеренном количестве, для аппетита, чтобы
  тяжёлая жирная пища могла перевариться в желудке за ночь, то теперь
  пили часто: за победу, за погибших на фронте друзей, за то, что
  пришлось пережить и просто за то, что остались живы.
  
  Победители повидали много за границей, появилось много вопросов, на
  которые не находилось ответов, потому заливали горечь обиды за нищего
  российского колхозника, который, как оказалось, в десяток раз живёт
  хуже, чем заграничный крестьянин, и дороги у них там, не то что
  российские колдобины да ухабины, да грязь непролазная по колено.
  
  Фронтовики часто задавались вопросом, почему так не любит советское
  правительство своих граждан, обрекая их на нищенское существование, и
  нет в Стране Советов тех прав и свобод, о которых постоянно твердит
  партия, а только один узаконенный произвол.
  
  Марфа Васюк с радостью передала председательство Тимофею Арсеньевичу.
  
  Дважды раненый Добрых прошел весь фронт, с трудом выходил из
  окружения, как положено пехоте, через всю матушку Россию на
  собственном брюхе прополз вместе с солдатами, отступая почти до самой
  Волги, а потом шёл назад до Бреста в Германию. Дослужившись до
  капитана, в маленьком немецком городке отмечал победу, и вот он конец ужасному кошмару под названием война.
  
  Устав от неё, спешил домой, он соскучился по мирной жизни, по родному
  селу, по лугам и старицам, по рыбалке и охоте, даже по злополучной
  бесовской тропинке.
  
  Ему хотелось работать от рассвета до заката, чтобы по ночам не снилась
  проклятущая война, принесшая столько горя и потерь.
  
  Старший брат и невестка погибли на фронте, и у него на руках остались
  племянники и сватья, которая всё никак не могла выехать домой, теперь
  уже из-за голода и разрухи.
  
  С возрастом Тимофей всё больше походил на отца, даже походка стала такая же
  , из-за ранения тоже немного прихрамывал, но главное, унаследовал
  от отца глубокую мудрость, любовь к земле и к людям, живущим на ней.
  
  Не всем селянам повезло так, как ему, только девять мужиков вернулись
  с фронта с ранениями, а трое фронтовиков калеками.
  
  Марфа как не пыталась выходить своего мужа, сколько не прилагала
  усилий Варвара Степановна, ничего не вышло, Василий умер.
  
  Одно утешало женщину, что мужа похоронили в родном селе, и в любое
  время можно сходить на его могилу; а также то счастье, которое
  родилось перед его смертью, доченька Васелинка - дорогая память о
  любимом человеке.
  
  В колхозе как всегда много дел, мужских рук не хватало, а женщины за
  военные годы надорвались от тяжёлого труда, устали, а, может, просто
  иссяк их ресурс возможностей, казалось, ничто не может им вернуть силы
  и вдохновить на труд, это понимал председатель колхоза Добрых, не
  требовал многого от уставших женщин.
  
  Дальнейшие события, происшедшие в селе, изменили их уклад и образ
  жизни, община зажила по-новому, но, как всегда, в достатке и дружно.
  
  Председателя колхоза вызвали по делам в райком, на этом заседании
  рассматривалось много вопросов. В заключение слово взял капитан из
  прокуратуры, все сразу съёжились в ожидании очередной неприятности,
  так как от этих органов ничего хорошего не приходилось ожидать.
  Капитан сидел рядам с товарищем Добрых.
  
  Следователь встал, оглядел всех тяжёлым взглядом.
  
  - Я буду краток. На станции стоит эшелон с бывшими узниками германских
  концлагерей, военные, попавшие в плен. Все они прошли тщательную
  проверку, но некоторое время должны находиться под комендантским
  надзором.
  
  Он сделал паузу, передохнув, продолжил.
  
  - В трудовых лагерях использовать их невозможно, так как они истощены
  и почти все больные. Их необходимо разместить по селам, как
  спецпоселенцев.
  
  Кто-то крикнул:
  
  - Кому нужны полуживые трупы?
  
  - Ещё не хватало, предателей кормить! - Возмутился секретарь парт
  ячейки из Малиновки.
  
  - Они изменники Родины! - Возмущались другие председатели колхозов.
  
  Капитан возразил:
  
  - Изменники в других местах прибывают!
  
  Добрых не сдержался и высказался тоже:
  
  - Я сам дважды выходил из окружения, и только одному Богу известно,
  как выбрался. А вот раненых не всегда удавалось спасти, им и
  застрелиться-то нечем было, частенько без патронов воевали даже.
  
  Секретарь райкома прервал Добрыха:
  
  - Тимофей Арсеньевич, демагогию не разводите. Все знают, что вы
  фронтовик, но в плен не сдались и хватит об этом, а то договоримся до
  чего-нибудь. Лучше выдвинете предложение, куда разместить людей.
  
  Добрых попросил у капитана прокуратуры взглянуть на личные дела
  несчастных бедолаг. Смотрел и думал: "Небось, все жертвы СМЕРШа, те
  особо не разбирались, во всех видели предателей и шпионов".
  
  Несколько человек в ворохе характеристик сразу заинтересовали его
  своими профессиональными данными: два механика-танкиста, электрик,
  агроном, учитель биологии и географии. Ещё покопавшись, нашёл
  ветеринара. Глаза председателя заблестели. Он пальцем поманил
  капитана, прошептав ему на ухо:
  
  - Отдай мне вот этих.
  
  Капитан смекнул в чём дело:
  
  - Вот, это правильно, только бери всех, чьи дела в этой папке.
  
  - А сколько человек в этой папке? Я ж себе в другой папке отобрал.
  
  - Двадцать, - ответил капитан, - и ты всех берёшь, тогда в придачу
  тех, кого выбрал.
  
  Добрых, почесал затылок.
  
  - Нет, не пойдёт. Могу всего двадцать, а тех, кого отобрал, обязательно.
  
  Капитан согласился, но ворчал недовольно:
  
  - Куда мне остальных?
  
  Первый секретарь инициативу взял в свои руки.
  
  - Вот и добренько, так и всех разберём.
  
  Возмутился Никольский председатель колхоза:
  
  - Хорошо товарищу Добрыху рассуждать, у них колхоз богатый, а нам
  самим бы прокормиться, а тут ещё и изменников Родины кормить,
  помещение им выделить надо. Нам хватило неприятностей с депортированными
  немцами.
  
  - Да на селе одни бабы остались, работать некому, вот и используйте
  этих, - пояснил секретарь райкома, добавив. - На селе без мужика
  никуда, а вам с десяток перепадет, найдёте, чем кормить.- Махнул
  недовольно рукой.
  
  - Так его ещё откормить нужно, чтоб работать смог, а то враз ноги
  протянет, - не отступал председатель из Никольского.
  
  Добрых собрал личные дела своих спецпоселенцев. - Ну, я могу уже идти?
  А то мне дальше всех добираться до дому. Я уж себе набрал, а там время
  покажет, будет польза или дармоедами станут. Селяне у нас добрые,
  думаю, выходят солдат.
  
  - Знаем вашенских, чужаков не привечают, - возразил кто-то.
  
  - Да, чужаков не привечают, но понапрасну человека не обидят и зло не
  причинят, - Добрых сильно осерчал, быстро вышел из кабинета.
  
  Бывших пленных привезли в село после обеда и разместили в школьном
  дворе. Народ села Добровольного собрался быстро. Председатель обратился к
  собравшимся:
  
  - Женщины, дорогие селянки! К вам обращаюсь с просьбой.Перед вами
  фронтовики, но так получилось, что, попав в плен, оказались они в
  германских концентрационных лагерях. Их надобно подлечить и накормить,
  душу отогреть. Тяжело пришлось мужикам, поглумились над ними фашисты,
  так что прошу помочь, разберите несчастных больных людей по дворам.
  
  Все стояли молча, как окаменевшие и недружелюбно смотрели на
  измождённых больных мужиков. Те в основном, сидели на земле, глядели
  вниз, пряча глаза, у некоторых текли слёзы, не от стыда, а от горя,
  что им приходится пройти через такое унижение.
  
  Молчание прервала Глаша Соломка, первая из селянок получившая похоронку на мужа:
  
  - Мой Матвей в начале войны погиб, а эти в плен сдались,
  живёхонькие сидят. Не стыдно нам в глаза смотреть? Бабы, не обидно ли
  нам, с похоронками вместо мужей, трусливых мужиков ещё откармливать?
  
  Среди баб пошёл ропот. Тимофей Арсеньевич, уверенный в поддержке
  селянок, растерялся и не знал, что сказать в ответ.
  
  Выручил старый Лыско Фрол, спокойным и ласковым голосом сказал:
  
  - Милые мои бабоньки! Вы так устали за годы войны, и сейчас всё на вас
  держится, а мужей ваших не вернёшь из могил. И не нам судить этих
  солдат, как они попали в плен. Посмотрите только на измученных и
  несчастных людин. На них сейчас смотреть страшно. Но, как говорится,
  были бы кости, а остальное всё нарастет. Окрепнут мужики и вам же
  легче станет, а, если какой и приглянется из них, с добром живите!
  Благословим!
  
  Старик оглядел притихших женщин:
  
  - Дорогие женщины! Не век же вам вдовами бедовать, в одиночестве?
  
  Лыско подошёл к ближайшему солдату, который сидел, низко опустив
  голову, вытирая горькие слезы. Для него это унижение было хуже смерти.
  Не заслужили они такого обращения от своих. Им бы перед строем награды
  получать за совершённые подвиги.
  
  - Сынок, подыми голову, о-о-о, глаза добрые, как величают тебя?
  
  - Семён,- тихо ответил мужчина средних лет.
  
  - Ну и ладненько! Мой сынку Степан погиб, а Федор без вести пропал,
  вместо него будешь, идём ко мне жить,- он помог подняться солдату, и
  они побрели в сторону дома Лыско, а за ними поплелась всхлипывающая
  жена Фрола. Она каждый раз обливалась слезами при упоминании о
  сыновьях.
  
  Старуха Маланья посмотрела на сноху, сказав:
  
  - Ты, Глаша, как хочешь, смотри сама! Я рано овдовела, хлебнула
  одинокой бабьей доли, мне хоть брат Арсений пособлял! Тебе тяжко будет
  без мужика. Вон глянь, того паренька, дюже на Матвея нашего похож. Ну
  вылитый мой сынок. Я его беру в дом. Ну, что Матвеюшка, пойдём, сынком
  мне будешь!
  
  Солдат посмотрел недовольно на старуху и буркнул:
  
  - Меня зовут Кузьма и я вам, женщина, не сын.
  
  Маланья спокойным, лаковым голосом проговорила:
  
  - Сынок, не я тебя обижала! На меня не серчай! Я тоже с горем, потом
  тебе ещё стыдно станет за обиду.
  
  Сидящий рядом с Кузьмой солдат, ткнул его в бок локтем.
  
  - Не дури, радуйся, что женщины забирают нас, больно мы им нужны
  дохлые, обуза и лишний рот. Небось, самим жрать нечего.
  
  Чуток подумав, Кузьма поднялся и побрёл за женщинами.
  
  - Бабы! Раз нас сам Лыско благословил, разбирай мужиков! - крикнул
  кто-то из баб.
  
  К вечеру на траве остался лежать только один человек Пётр Семёнкин. На
  вид ему было за тридцать, небольшого роста, коренастый, с большими
  залысинами и проседью.
  
  Его заросшее щетиной лицо невозможно рассмотреть, оно было покрыто
  гнойными язвами, уже пару дней не сходил жар, и он постоянно бредил.
  Несчастного никто не взял, кому нужен покойник в доме?
  
  Варвара Степановна осмотрев больного, только тяжело вздохнула.
  
  - С денёк, может ещё поживёт и то маловероятно. Скорее всего, к утру
  помрёт. Не жилец.
  
  - А куда его? Может быть, занесём в сторожку? Не оставаться же ему под
  открытым небом? - предложил кто-то.
  
  На пол постелили солому. на неё положили Петра.
  
  Варвара Степановна сходила домой, сделала сильный отвар из трав и,
  налив его в чайник, пришла к больному. Растолкла таблетки в ложке и
  залила ему в рот.
  
  Он жадно сделал несколько глотков отвара. Фельдшер подперла дверь и
  ушла домой, оставив чайник рядом с умирающим.
  
  Петр то приходил в сознание, то терял его вновь. Вдруг он
  почувствовал, как из него уходят силы. Всё стало замирать внутри, и
  холод волной пошёл с головы до самых ног.
  
  И вот он уже летит, вокруг всё светло-голубое с белым. Ему приятно и
  хорошо, а потом почему-то спускается вниз, в пещеру, темную, холодную,
  сырую; вдруг вдали показался огонь, он уже чувствует его жар. В его
  слабеющем сознании промелькнуло: "Это же я в аду!"
  
  Его душа не хотела смириться с этим: "Нет! Нет! За что? Не заслужил я
  такого наказания. В жизни был праведником! Не грешен я".
  
  Неожиданно к нему сами пришли слова молитвы:
  
  "Господи, Всемогущий и Всемилостивый небесный Владыка! Прости и
  помилуй раба божьего Петра и прости ему все прегрешения!"
  
  Его полёт к огненной пучине приостановился. И снова шли слова молитвы к нему:
  
  "Царю Небесный, Утешителю, Душе истины. Иже везде сый и вся
  исполняяй...," - тут он понял, что он уже движется в обратном
  направлении. Закончилась пещера и вновь показался свет, он продолжал
  молитву:
  
  "Сокровище благих и жизни подателю приди!"
  
  Пётр ощутил тепло в ногах, и оно пошло опять волной, только теперь
  вверх. Услышал собственный голос и молитву, которую он произносил
  вслух:
  
  - И вселися вны и очисти ны от всякой скверны... .
  
  Он вновь попытался прислушаться... Нет, это был уже не его голос и
  нерусская речь.
  
  Он напряг все силы. "Да, я слышу молитву на немецком языке! Это что
  же?! Читает кто?".
  
  "Отче наш... - Петра охватил ужас. - Это я опять в немецком лагере
  смерти, и печи горят с трупами людей, и меня потом также засунут в эту
  печь, а пеплом удобрят поля. Да, нет же, я не хочу умирать на
  неметчине, хоть на пузе ползком, но домой на родную землю!"
  
  Тут ему показался Ангел, и он читает молитву над ним.
  
  В рот полилась горькая вода: "Это же полынь!"
  
  Потом он почувствовал, как его тело обтирают мокрой тканью.
  
  Его сознание борется, мысли путаются: "Меня обмывают и сейчас
  похоронят. Да нет же, я живой!"
  
  Язвочки на теле стали жечь, он сильно застонал и обрадовался. "Меня
  услышат и теперь не похоронят живым".
  
  Он попытался открыть глаза и увидел, что-то большое и мокрое облизывало его.
  
  Пётр ощущал дыхание животного и одновременно слышал немецкую речь:
  
  Vater unser im Himmel Geheilingt werde dein Name/..... .(Отец наш небесный.... .)
  
  Женский голос уговаривал собаку облизывать его лицо, которое было
  смазано сливочным маслом. Потом опять долго читали молитву на
  немецком, накрыли сверху тулупом, и Петр забылся и заснул.
  
  Проснулся, услышав тяжёлые шаги, чья-то рука легла ему на лоб.
  
  Послышался голос:
  
  - Ну, как? Он, хоть,ещё живой?
  
  - А у него жар спал. Видать, не одна я о нем позаботилась, я даже не
  надеялась, что ему станет лучше. Лекарства и отвар из полыни, чабреца
  и зверобоя дала, на всякий случай. Кто-то хочет вытащить его с того
  света, - удивилась женщина.
  
  - И кто это может быть? - спросил мужской голос.
  
  - Видать, он сильно нужен кому-то . Всё тело заботливо травным настоем
  обтёрли и ещё давали пить. Это не мой кувшин, значит ещё придут.
  
  - Степановна, попробуй ещё отваром напоить. Помочь растолочь таблетки?
  Запихни ему в рот, хуже не станет.- Мужчина помог ей.- Чем чёрт не
  шутит, а вдруг поможет?
  
  - Тимофей Арсеньевич, завтра увидим, ещё рано о чём-либо говорить,
  выживет он, только если произойдёт чудо.
  
  Шаги удалились, и дверь подпёрли снаружи.
  
  
  На некоторое время Петру стало легче, и он открыл глаза. Луна светила
  прямо в лицо, ему удалось рассмотреть помещение, оно никак не походило
  на лагерные казармы. Пахло мелом и ему на миг почудилось, будто он в
  родной школе, где сам учился, а потом до войны учительствовал.
  
  Пётр пошевелился, почувствовал, что лежит на соломе, приятно пахнет
  зерном, видать свежая. И тут он вспомнил, как в детстве с отцом ехал
  на телеге с соломой и тот же приятный запах хлеба, который остался у
  него в памяти на всю жизнь.
  
  Перед рассветом поднялась температура, и вернулись жар и озноб. Пётр
  шёпотом читал молитвы, какие только слышал в детстве от матери и от
  бабки.
  
  Он просил Всевышнего не призывать его к нему, что он не готов к
  смерти, ему надо ещё поднять детей на ноги. Тут Петру стало ещё хуже,
  руки лежали на груди, сцепленные в замок, Варвара всегда так сцепляла
  руки безнадёжным больным, и в них вкладывала написанную от руки
  молитву.
  
  Умирающий вдруг почувствовал, как на него сверху движется что-то
  чёрное в плаще с капюшоном, потом черное стало белым и стало больше
  походить на саван, которым накрывали покойника. Оно легло на него,
  сдавив грудь, а руки и ноги будто заковало в железные кандалы и
  пыталось раздавить всё его тело.
  
  Мысли тяжёлые, и молитва читалась с трудом.
  
  - Ах, это она, Смерть, пришла за мной. И почему её зовут костлявой,
  она же железная? Ох, как давит в груди. Тут он увидел мать и жену, они
  машут руками и зовут его за собой.
  
  Мать говорит:
  
  - Хватит, сынок, тебе маяться, идём к нам, здесь так хорошо.
  
  Он уже хотел подать руку, но теплый отвар полился к нему в рот, и
  вновь он услышал молитву на немецком языке, он подхватил её и понимая
  немецкий, вторил на русском.
  
  "Костлявая" отпустила руки и ноги... Злющая Смертушка вдруг поднялась
  вверх и полетела прочь от больного.
  
  Его губы зашевелились, шепча молитву. Он открыл глаза и увидел
  молоденькую девушку с собакой. Она обтирала его тело отваром, потом
  опять лицо смазала сливочным маслом и сказала собаке с немецким
  акцентом:
  
  - Черный! Языком лизать, пожалуйста, язва быстро заживать и шрам не будет.
  
  Девушка своими словами начала просить Господа:
  
  - O! Mein Gottes sei dank hilf mir Kranken heilen.... , ( О ! Мой Бог,
  прошу исцелить больного.... .)
  
  Пётр залюбовался девушкой, ему полегчало, глаза начали слипаться, и
  тут он сразу заснул сном здорового человека.
  
  Утром к школе подъехала подвода с двумя рабочими, фельдшером и
  председателем колхоза.
  
  - Без гроба как-то неудобно хоронить, - сказал рабочий.
  
  - На фронте же хоронили, - ответил председатель.
  
  - Ну, то на фронте. Другие были обстоятельства.
  
  - Варвара Степановна, вы осматривать будете ещё раз? - Громко спросил Добрых.
  
  - Пульс проверю. Да, если ещё тёплый, не разрешу хоронить.
  
  Все вошли в сторожку. Варвара нащупала пульс.
  
  - Вот так чудо, он просто спит, и жар ушел, - восторженно произнесла женщина.
  
  В дверях показалась немочка Фрида. Восемнадцатилетняя рыжеволосая
  девушка. Худенькая, небольшого роста, застенчиво опустив глаза она
  спросила, кивнув головой в сторону Петра.
  
  - Здравствуйте. Я хочу этот человек забрать домой. Можно возьму подвода?
  
  Председатель усмехнулся.
  
  - А, ясно, кто несчастного с того света вытащил!
  
  Варвара удивилась:
  
  - У тебя мать с постели не встает, куда тебе такого больного брать? Ты скоро
  же родить должна. Разве ты сможешь за ним ухаживать?
  
  И тут откуда-то вынырнула Лопатиха:
  
  - Сможет она. И я ей подсоблю, всё сробит, как нужно. Она ещё
  девчонкой была, а за моей умирающей сестрой до самой смерти
  приглядывала! Девка она ладная, хозяйственная.
  
  Фрида тихонько сквозь слёзы прошептала:
  
  - Он мне очень нужен , я его заберу, и мутти разрешила.
  
  - Раз мутти разрешила, забирай! - С радостью согласился председатель.
  
  Прошла пара дней, Пётр почувствовал облегчение, болезнь ушла, и
  осталось только восстановить силы. Он присел на лавку, огляделся
  вокруг, увидел рядом Фриду и больную женщину на соседней кровати.
  
  - Да, я гляжу, у тебя тут целый лазарет. Что с матерью? - Поинтересовался Пётр.
  
  Фрида подала ему ковш с сывороткой, где плавали кусочки творога.
  
  - Пей сыворотка, тебе кушать много нельзя, - она продолжила,- мутти
  слегла, как получила весть, что фати и братья в уголь шахте завалило.
  - В её речи слышался сильный немецкий акцент.
  
  - Вот никогда не думал, что немка меня с того света вытащит? Я от вас
  столько настрадался и натерпелся, - удивлённо произнёс Пётр.
  
  - Не от нас, - возразила молодуха. - Мы такие, как вы, только нам
  тяжелее, чем вам. Мы виноваты в том, чего не делали. - Сквозь слёзы
  произнесла немочка.
  
  - А! Так мы с тобой братья по несчастью. Гляжу, ты скоро от бремени разрешиться. Зачем рисковала-выхаживала меня, ведь заразиться могла? И зачем
  я тебе нужен?
  
  - Мальчик без отца плохо, его потом обижать будут.
  
  - А почему ты решила, что будет мальчик? - Удивился Семёнкин.
  
  - Все родили мальчика, у них один отец. - Дрожащим голосом ответила девушка.
  
  - Ты молодая, могла б замуж выйти, зачем нагуляла ребёнка?
  
  Фрида залилась краской, лицо стало бордовым, и слёзы потекли по щекам.
  
  - Меня заберут в труд. армию, мутти одна останется! Ты должен на мне
  жениться. - Потребовала спасительница.
  
  Пётр не сразу заметил, что в комнате есть ещё кто-то.
  
  Лопатиха не удержалась, влезла в разговор:
  
  - Должон жениться! Я её подговорила выходить тебя. А то бы уж помёр и
  схоронили бы. Даже Степановна не верила в исцеление! - Женщина изобразила скорбное лицо. - Фельдшер сказала, ты не жилец!
  
  - Я же женат, и у меня есть двое детей. Не откажусь же я от своей
  семьи? - Возмутился Пётр.
  
  - Кто тебя заставляет жить с Фридой? Ты дитя на себя запиши, и чтоб
  Фрида мужней была, а не блудней. Поживёшь трохи. Время придет, катись
  к своей жинке. Она молодая, а ты старый пень! Не нужон ты ей.
  
  Петр засмеялся:
  
  - Ох! И хитрые вы бабы! Ну, всё просчитали. Ладно, родится малец,
  запишу на себя.
  
  - А зачем ждать? - не отступала Евдоха, - я пригласила секретаршу с
  сельсовета. - Она посмотрела в окно. - Вон, уже идёт, сейчас и запишем
  тебя мужем Фриды.
  
  Пётр только развел руками и, покачав головой, махнул рукой в знак согласия.
  
  
  В тот момент Семёнкин даже не мог предположить, спустя шесть
  месяцев получит весточку от сестры. Из письма узнает, что его жена
  погибла ещё в начале войны, его детей сестра с трудом нашла в
  детском доме, забрала к себе! А муж сестры погиб, и что его сестре с
  кучей детей очень трудно. Просит она брата забрать у неё племянников,
  если есть возможность.
  
   Также не мог Пётр Емельянович подумать, что проживет он с Фридой
  пятьдесят лет, и в западной Германии сыграет золотую свадьбу, а
  похоронят его на немецком деревенском кладбище, и что по выходным на
  его могилу будут приходить их дети и внуки.
  
  Фрида будет заботиться о старой Евдохе, как о родной матери до самой
  её смерти. Евдокия будет почитать Фриду за родную дочь, так как её сын
  Дмитрий вернётся в село с фронтовой женой: узнав о смерти жены, он
  недолго скорбел о покойной, и сразу увлекся мед сестрой, женщиной лет
  сорока, старше Дмитрия на несколько лет. Отношение у снохи со
  свекровью не сложились.Увидев новую сноху курящей, Евдокия вскоре
  заметила, что та и самогон хлещет, не уступая мужикам-фронтовикам, да
  и к падчерице относится плохо, короче, не взлюбила сноху совсем.
  
  Хотя со временем Дмитрий отучил жену от дурных привычек, чтобы не
  провоцировать её, сам бросил курить и выпивал только изредка, по
  Великим праздникам, помирить сноху и свекровь не удалось. Сноха
  оказалась злопамятной и скандалила со свекровью по любому поводу, а
  падчерицу запилила, и той ничего не оставалось, как уехать в город, прочь от ненавистной мачехи.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"