Хотел было написать рассказ "Как я сошёл с ума", да слишком просто это получается. "Закрыл глаза, увидел звёзды...", нет, здесь что то другое нужно. "Верной дорогой идёте товарищи" - сказала Надежда Константиновна Крупская, залезая в вагон. На западе рвались снаряды и рядом падали отголоски выкидышей в форме Гёттевской Гретхен. Третий день шёл дождь, а мой общий с Надеждой Константиновной ребёнок, до сих пор собирал грибы.
--
Должно быть трубная система грибов прогнила, нужно бы сантехника вызвать, - говорил я Надежде Константиновне.
--
Мой доёгой Александр, Я- вездесущий будда - ленин и поэтому не позволю озволю зволю волю олю лю ю.
--
Но ведь, Надежда Константиновна, смотрите какие глазки вылезли из санчат и умчались в чат.
Затянулось недолгое молчание. Но прошло ещё всего лишь десять в миллиардной вселенных, прежде чем появилася почти не отличающаяся от нашей. Разница заключалась лишь в том, что после последней реплики, я умер, так и не дописав произведения.
Я с детства был хорошей штаниной. Кто меня только не надевал!... Но я всегда целенаправленно шествовал по ужасам и радостям. Я был очень умным, проявлял способности к гуманитарным и математическим дисциплинам. Знал наизусть Гомера и Столетова. Однажды я увлёкся наркотиками, но это недолго продолжалось. Дело в том, что я запомнил воздействие всех наркотиков и мне уже не надо было подвергаться их воздействию. Мне стал доступен управляемый сон и я облазил все закоулки Большой Вселенной и оперы Мориса Голунова. Я миллиарды раз выигрывал в лотерею, но благодушно отдавал свой выигрыш нищим.
--
Посмотри как они гниют, - говорил я после этого Надежде Константиновне, показывая на трупы младенцев в бумажных галстуках.
--
Дай им хотя бы пива на всякий случай, - отвечала большая одноногая крыса в которую превратилось Касцанцинавна.
--
А ведь представь сколько новых вселенных образуются в каждой из умирающих клеток, а жителям этих вселенных кажется что время бесконечно.
Надежда была ваообщето большой сволочью. Такую сучку ещё нужно поискать. Они любила глупую депрессивную литературу, типа Тагаева, Достоевского, Сорокина. Графоманка попросила налить ещё заварочки, в уже и без того разбавленную воду. В соседней комнате мерно и непрестанно работает Национальный Сервер Современной Поэзии - Стихи ру.
--
Брось ка ещё несколько лимончиков, - говорит графоманка- а то слишком кислый.
--
Слушай графоманка, ты лучше скажи, хачему Коломенский вчера на коредоре в одних струсах Огурцырк продавал.
Тут вбегает коломенский и выдыхает
--
Где сервер?!, где сервор я спрашива.?!!!
--
Где сервер- задумчиво шепчет графоманка будто отвечая и одновременно сама задаёт вопрос.
--
Вот он!, - говорю я заведя своих собеседников в соседнюю комнату и показав на мерно журчащего по весёлым лицам луж мышадта автобуса, в котором ехали одни дебилы и маразматики.
Прошло ещё четыре года, прежде чем девушка проглызла дверь приходей и ввалилась внутрь мясным ливнем. Я увидел в отрытое окно Саньков.
--
Тагаичи!- закричал я, подождите меня секунду и нырнул на крышу.
Мёртвые смердящие выкидыши крутили пальцем у виска возле дымохода. После этого я стал ещё более пессимистом. Я бегал по комнате бросая вверх обрывки стихов и кричал: "Люблю Вас Товарищи нет стихи". Я любил Коломенкоко и графонка за точ то они указали мне тёплый коврик возле дверей и дали сытно покушать осознанием неприкаянности и момента. Но было тяжело и уныло признавать себя сумасшедшим хоть только это и получалось лучше всего. На улице жаба скушала стотриллионную реинкарнацию будды в форме глиной глупой жабки. Тут я впервые удивился.
--
Стойте, сказал я. Но вырески из газет с почти одинаковыми лицами разных годов на потолке уже обрасли шерстью. Глупое гнилое дитё, ответь мне, где же сервер. Но машина с лицом сервера уже попрыгала по улицам и мои потные носки смерде в чёрном треугольнике её кузова гриба.
Я бегал по комнате и деревянные тела лиц пытались схватить меня за штанину, вгрызались в мяса, вырывали сердца, а я пытался прыгнуть в воронки огня на потолке, но было уже поздно. Все легли спать, лишь тихие капли да картины постабстракционистов будоражижили поверхность песни летова "Грязный бинт да окно за окном..., грязный бинт да окно за окном...". Я уже давно не употреблял наркотиков и не смотрел управляемых снов ведь жизнь моя и так превратилась в какой то сюрреалистический сон. Двери депрессии уже не открывались обратно и обрастали новыми десятками прочных замков. Ко мне часто приходили подруги, но их гнилые вены и зубы не будоражили кровь заскорузлого девственника. Я по прежнему писал стихи, но они становились всё более безумными и разнообразными. Это были потрясающие экспериментальные вещи и я прежний, завидовал себе теперешнему в смысле творчества, хоть и получал куда меньше рецензий.
--
Становитесь на шаткие ступеньки возле верха высоких игл. Даже если они и обрушатся, то уже не так высоко и больно будет падать, - говорил какой то Заратустра Тагаев.
--
Как звёздам мимо ладоней.
--
Как весёлым оленям капелей.
--
Вторьте и дальше чёрные чётки апатиии, бейте по зубам дешёвыми кремами и допингами по головам соперников. Становитесь на головы страшным чудовищам оживших воображений. Поражайтесь как пух ветру.
--
Как звёздам мимо ладоней...
--
Как весёлым оленям капелей..
Лишь сойдя с ума, я перестал завидовать графоманке, ведь осознал, что счастье не познаётся в сравнении.
--
Ты бы хоть штаны надела, - говорил я графоманке, - а то вроде люди смотрят.
Я тогда себе впервые перестал задавать вопрос "Кто украл сервер?". Он исчез вместе с попытками всячески открещиваясь от этого, пытаться сравнивать собственные стихи с лидирующими в рейтингах. Да и как можно сравнивать попытку быть оригинальным, пускай и бесконечно наивную и циничную ложь в леплении каких то банальных скучных фраз. Уйдите призраки, дайте спокойно покушать.
Я фактически сошёл с ума. Только так я опять обрёл душёвное спокойствие. Я просто перестал поддерживать огонёк в лампе пессимизма который неизбежен при интеллектуальном осознании современнного мира.