Было светло - это единственное, что Алексей сумел разобрать, так как почти упирался носом в высокую диванную спинку. Голова все еще болела. Уже меньше, чем пять минут назад, когда он только проснулся, но все равно неприятно и остро, отдавая пульсацией в правый висок, покорно проминавший подушку. Желудок, казалось, был наполовину приклеен к спине, а наполовину сжат до размеров грецкого ореха. Именно поэтому есть не хотелось. Так всегда бывает после двух дней без еды - больше ничего не хочется. Остается только слабость. Легкая, но постоянная. И это ее постоянство угнетает все больше и больше с каждым новым днем...Алексей это знал; Алексей это помнил.
Его теперешнее положение он сам вряд ли бы назвал критическим, или даже тяжелым, хотя какой-нибудь участковый врач точно выписал бы ему больничный на пару дней, чтобы он пришел в себя...Но Колесов не был у врачей последние четыре года, предпочитая переносить грипп и простуду на ногах, поэтому привык полагаться на свои ощущения. А они говорили ему, что это не его предел, что он может встать и пойти гулять по городу, что может вернуться домой, поспать еще пару часов и после этого прийти в норму. Другой вопрос был в том, насколько целесообразно это было в данной ситуации. Абсолютно нецелесообразно. Слишком много сил было потеряно за прошлые дни. Слишком мало их осталось, чтобы тратиться на такие пустяки, не экономя, не предвидя, что в любой момент придется срываться с места...Колесов хорошо знал, как это бывает, когда в один миг все переворачивается с ног на голову, когда блекнут краски, когда сгущается молочный туман...Именно поэтому он лежал сейчас и не пытался встать. Разве только перевернуться на спину, чтобы лучше осмотреть комнату, чтобы лучше оценить обстановку.
Он осторожно извлек из-под живота правую руку. Через пару секунд в нее вонзились тысячи мелких игл - восстанавливался кровоток. "Отлежал все-таки" - подумал Колесов с досадой, работая кулаком. Его голова оторвалась от подушки, небольшое усилие - туловище послушно изменило положение.
Потолок был кристально выбелен водоэмульсионкой; прикрывавшие верхние стыки, бежевые пенопластовые плинтусы, плавно перетекали в теплые кремовые обои с абстрактными рисунками. Плотно задернутые тяжеловесные шторы, закрывавшие внушительных размеров окно, наполняли комнату мягким коричневатым светом, так приятно давившим на глаза, что хотелось уснуть. Обстановка была весьма необычной: посередине - стеклянный столик и четыре кожаных кресла вокруг, правая стена полностью увешана картинами и лишь только дальний угол занимал высокий шкаф с книгами. На левой стене также были рисунки - теперь уже любительские, большей частью детские - грустные и веселые, откровенно-мечтательные и скрытно-загадочные, но никогда не пошлые и не страшные. Заканчивалась эта стена тоже шкафом с книгами. Телевизора не было - видимо эта комната и так была до отказа наполнена графической информацией.
Обведя обстановку взглядом, Алексей отметил, что здесь многое изменилось. Раньше вместо картин и рисунков висело несколько подвесных шкафов, стоял большой деревянный стол, окруженный массивными стульями...Что ж, каждый из нас когда-то задумывается над тем, что в жизни стоит что-то поменять, и тогда одни летят на Гавайи, а другие делают ремонт и обновляют мебель.
Колесов попытался привстать и повернул голову. Затекшая шея не преминула воспользоваться возможностью и тут же заныла, давая понять, что он слишком долго лежал в одном положении. Диван был неплох, можно даже сказать, хорош, ведь на нем было так приятно лежать, но даже он не мог больше удержать Колесова в горизонтальном положении. Резкий подъем - два новых открытия. Первое: из одежды на Алексее остались только майка, брюки и носки; никаких признаков плаща или свитера в комнате не обнаруживалось - должно быть, Юля повесила их где-то в прихожей. Второе: мышцы почти не болели, что было крайне удивительно, ведь прошляться по городу два дня без последствий для организма, дорогого стоило.
"Пора выходить" - подумал Алексей, невзначай взглянув на дешевую поворачивающуюся ручку с полуслезшей желтой краской, которая была совсем не под стать добротной деревянной двери со вставками из рельефного стекла. Шаг - пара ненужных мыслей. Отбросив сомнения, Колесов открыл дверь, вышел. Прихожая была шестиугольной и напоминала основной холл с отходившими от него комнатами. Свет сюда почти не проникал, что в сочетании с холодными сине-зелеными обоями, придавало, пожалуй, некоторую мрачноватость этому просторному помещению. Обстановка была скромной, почти спартанской - большой шкаф для одежды слева от входной двери, полочка для обуви напротив, рядом с ней - зеркало в человеческий рост, два желтых пуфика, для удобства обувания и черный прорезиненный коврик прямо на пороге, чтобы грязь с улицы не пачкала изумрудный линолеум.
Алексей стоял у самой дельней стены. Позади был раздельный санузел, комната справа - спальня, слева - уже хорошо знакомая ему гостиная, дверь рядом со шкафом вела в Юлин кабинет, напротив - вход на кухню.
Растерянность. Пожалуй, так можно охарактеризовать то чувство, что тревожило его сейчас. "Куда идти? В какую дверь? Не заглядывать же в самом деле в каждую". К счастью Юля слышала, как он выходил, и поспешила его встретить. В кабинете послышалась возня, а через несколько секунд, Юля тоже вышла в прихожую, одарив Алексея дружелюбной улыбкой.
Он поздоровался первым. Его сухое и скудное "привет" не выражало никаких чувств - просто было средством передачи информации. Она не смутилась. Совсем нет. Видимо потому, что Колесов сейчас не слишком походил на человека, который мог бы сказать что-то еще.
- Привет, Леш. Выглядишь не важно - произнесла она тихо, но бодро.
- Я знаю - ответил он задумчиво и обреченно.
Юля подмигнула - значит все еще не так плохо, как кажется. Через секунду высокий женский силуэт в домашнем халате скрылся на кухне. Алексей зашел в ванную. Аккуратное овальное зеркальце встретило его дружелюбно, отражение в нем было вполне нормальным, если не считать небольшую опухоль возле правого глаза и плантацию серых волосков на лице. Струя холодной воды так приятно разгоняла остатки сонливости, что хотелось залезть под нее с головой, а потом ходить так по квартире...но сегодня нужно было ехать домой, поэтому от такого искушения Алексей удержался.
Волосы лезли в глаза. Рука самопроизвольно потянулась за расческой, но уперлась в холодный розовый кафель. "Ну да, ну да. Не дома все-таки" - подумал Алексей с разочарованием и промокнул лицо хлопчатобумажным полотенцем. После ванной он посвежел. Ясность мыслей возвращалась к нему, но есть по-прежнему хотелось очень сильно, и поэтому он отправился туда, где несколько минут назад скрылась хозяйка квартиры.
Юля стояла у плиты. Аппетитный запах прожаренной яичницы витал в воздухе. Потекли слюни.
- Присаживайся - предложила Юля не оборачиваясь.
Алексей сел на край обеденного уголка. Деревянный стол со скругленными концами подпирал его локти, над головой висел небольшой шкафчик - один из многих, расположенный по всему периметру. Кухня у Юли была милой. Именно милой и никак иначе. На ней очень приятно было сидеть вечером с чашкой горячего чая в руках и думать о чем-то своем, далеком от этого мира и его проблем, о чем-то сокровенном, скрытом в глубине души. Все тот же зеленый абажур старой люстры, которую перевезли из прошлой квартиры, желтые шторки, тюль, два горшочка с цветами, названия которых Алексей никак не мог выучить. Юля вообще любила цветы - больше всего с большими ярко-красными бутонами. Видимо это было напоминание. Напоминание самой себе о том, что посреди бесконечной серости всегда можно найти что-то неординарное, необычное, выбивающееся из общей палитры тусклых красок.
- Вуаля! - воскликнула Юля, резким движением поставив перед Алексеем тарелку глазуньи, которая в сочетании с выложенными ломтиками колбасы, была похожа на улыбающуюся рожицу.
Это сразу подняло настроение, Колесов усмехнулся. Юля развела руками, призывая не благодарить. Еще одна тарелка приземлилась рядом. Хозяйка тоже решила позавтракать. Именно позавтракать - Алексей не сразу сообразил, почему он так подумал, и только еще раз обшарив кухню встревоженным взглядом, заметил на белой вытяжке небольшие электронные часы на магните, которые показывали до бесстыдства мало - всего пол одиннадцатого. "Проспал. Целый день, значит, проспал" - констатировал он про себя вполне свершившийся факт. Юля заметила, куда он смотрит, но говорить по этому поводу ничего не стала - и так все поняла. Ее, судя по всему, сейчас намного больше заботило то обстоятельство, что желудок Алексея не сможет переварить такую пищу.
- Не переживай, справимся - прервал Алексей ее мысли, поймав задумчивый взгляд на своей тарелке - спасибо большое.
- На здоровье - дежурно произнесла Юля.
В этой фразе Алексей уловил отрешенность.
- Что-то случилось? - поинтересовался он настороженно.
Юлины глаза вспыхнули присутствием сознания, она мельком взглянула на собеседника и вновь уставилась в тарелку.
- Да так, по работе - это звучало как приговор кому-то, но Алексей не успел переспросить - она продолжила рассказ - просто вчера был очень тяжелый день. Клиент за клиентом, клиент за клиентом.
О да, Колесов узнавал эти ноты в голосе. Они могли выражать только одно.
- Знаешь, не всех мы можем спасти. Бывают моменты, когда люди должны принимать решение сами - произнес он рассудительно.
- Я знаю - согласилась она - просто обидно, что люди так многого иногда не понимают.
Алексей промолчал. Не зачем было отвечать теперь. Нужно было просто жевать - вкусную и полную холестерина яичницу, сдобренную изрядным количеством докторской колбасы. Нужно было жевать. А разговаривать потом - после. Ведь Юля была как всегда права. Права в том, что ее слова не были исполнены пафоса, права в том, что ее слова соответствовали ситуации и внутреннему состоянию.
Через несколько минут Алексей закинул последний кусок первого желтка себе в рот.
- Все, я больше не могу. Извини. Спасибо огромное - произнес он, держась за живот.
- Я уберу - подхватилась Юля и проворно забрала у него тарелку.
Затем они молчали. Каждый о своем. Она медленно прихлебывала чай, он просто сидел и смотрел в одну точку. Но долго молчать все равно не хотелось.
- Ну и как тебе суточный сон? - начала Юля издалека.
Алексей моментально догадался, к чему это приведет.
- Пойдет - отрешенность его голоса говорила о том, что он не закончил - будет, что вспомнить на старости лет - он улыбнулся.
- В тот вечер было тяжело, да? - Юлин взгляд уперся в стол.
- Да, пожалуй, что так - ответил Алексей, абсолютно уверенный в том, что дальше разговор не зайдет.
Это ему всегда нравилось. Юля не пыталась выспросить у него детали его "работы", не просила рассказать ей какие-нибудь истории - понимала, наверное, что для него это будет тяжело, что это не просто случаи из жизни, о которых можно тараторить с друзьями. Да, понимала. И этим резко отличалась от других, для которых чужое - не более чем непрочувствованное свое, не более чем еще один повод осудить и посмеяться.
Молчание продолжалось. Но не долго.
- Я зайду? - неожиданно спросил Алексей и встал из-за стола.
- Да, Леш. Конечно, приходи, когда с делами разгребешься. Чай попьем - мягко, по-хозяйски произнесла она, с толикой сожаления о том, что он уже уходит.
- Спасибо большое за все - Колесов кивнул.
Юля поспешила встать, чтобы проводить его в прихожую. Свитер и плащ обнаружились в шкафу, туфли стояли на полке. Через пару минут Алексей уже стоял возле выхода. Юля пожелала удачи, он ответил взаимностью. Деревянная дверь, лишь слегка пшикнув уплотнителем, оголила крашеный металл. Два поворота вертикального замка - прорези в косяках остались пусты, проход был открыт. Колесов вышел в подъезд, еще раз махнул Юле рукой, дождался ответного жеста. Дверь за ним закрылась, дверной глазок потух на несколько секунд - она смотрела, как он начал спускался по ступенькам, а затем все также неслышно деревянная дверь встала на свое привычное место, отрезав квартиру от внешнего мира.
О, этот вездесущий, всепроникающий ветер - неизменный спутник, верный кавалер поздней осени - зачинатель простуд и вирусных инфекций. Он снова властвовал на улице. Как исправно несущий свою службу патрульный, он проверял людей - на прочность, на устойчивость к холоду, на то, насколько тепло они были одеты. Погода была все такая же мерзкая. Молочно-серое небо перекрывалось низкими, почти черными тучами, щедро дарившими, и без того отсыревшей земле, воду, облеченную в правильную каплевидную форму.
"Деревья осыпались" - Алексею внезапно взгрустнулось. В этой осени больше не осталось ничего, что могло бы поднимать настроение. Ничего, кроме собственных сил, кроме собственных резервов. Для кого-то это были красные цветы, для кого-то - вечеринки в ночных клубах. Для Алексея - этот железобетонный город - весь целиком и каждая его составная часть, каждый дом, каждая квартира, каждая сота рукотворного человеческого улья, построенная теми, кто был так беззащитен перед этой осенью; теми, кому нужна была помощь извне, чтобы дожить до природного перерождения.
Алексей ступил на тротуар. Небольшой сад под окнами первого этажа погряз в коричневой каше из опавшей листвы, асфальт промок насквозь и уже готовился потрескаться, как только столбик термометра вновь перевалит за нулевую отметку, новая детская площадка неподалеку была пуста и безжизненная, как в старых играх про ядерную войну...Как будто вымерло все, как будто природа готовилась уйти из жизни, обиженная тем, что про нее все чаще забывают, вышедшие из нее создания. И все умирало...все, кроме людей. Множество, множество прохожих шли Алексею на встречу. Они все как один были похожи своем стремлении - стремлении выжить, во что бы то ни стало пережить этот ветер и это серое небо над ними. Как странно. Когда все смирялось перед неизбежностью холодов, люди не хотели смиряться, люди продолжали идти, продолжали опровергать законы природы...
Приближалась остановка. Алексей прибавил шаг - всегда лучше постоять там, чем пропустить свою маршрутку и прождать еще дольше, правда чаще всего, даже если ты очень сильно торопишься, она уезжает прямо перед твоим носом, не давая ни малейшего намека на то, что готова тебя подождать.
Алексей размышлял. Обо всем. О том, какая сегодня плохая погода и когда же наконец землю накроет снежной простыней; о том, что могло произойти в квартире во время его отсутствия; о том, как здорово было бы снова плюхнуться на кровать и поспать еще несколько часов; о том, наконец, зачем думать о всякой ерунде - что еще нужно человеку, ожидающему на остановке желтую "Газель".
Табачный ларек был наглухо закрыт миниатюрными роллставнями, из магазина неподалеку выковыливал сильно поддатый мужчина средних лет с бутылкой дешевой водки в левом кармане запачканного пиджака. Его уже ждали - еще трое, таких же как он, примостились на небольшом подобии веранды возле кирпичного пивного ларька. Колесов отвернулся. Он не испытывал к ним отвращения, просто не понимал, как можно жить так - ничего не делая, ничего не пытаясь изменить, собирая бутылки, считая копейки, чтобы вечером потратить все на полулитровую склянку огненной воды. Зачем, для чего, доводить себя до такого ужасного состояния, когда даже не живешь уже, а существуешь только и мыслишь то по сути дела об одном и том же все время - как бы напиться...Как они стали такими? С чего начинали и чем закончат? Первые два вопроса чаще всего остаются без ответов. Ответ на третий Колесов видел своими глазами, но предпочитал не вспоминать - становилось не по себе и не хотелось верить, что человек способен настолько пасть.
- Закурить не будет - мужской голос прервал его мысли.
- Не курю - ответил Алексей спокойно.
Долговязый мужчина в черной кожанке отошел немного в сторону. Колесов ждал продолжения, но его не последовало - к остановке подъехала маршрутка.
Отточенными движениями он открыл дверь салона, вошел, толкнул ручку. По привычке пролез вглубь, сел на самое дальнее кресло. Первоначального импульса двери вполне хватило, и она послушно встала на свое место. Автомобиль тронулся. Полуторочасовая поездка обещала быть нудной и однообразной, тем более, что никакой музыки водитель не включал. "Оно и к лучшему" - отметил Колесов, прозрачно намекая сам себе, что это обстоятельство - отличный повод подумать о чем-нибудь. Но пока что он был занят другой процедурой. Серые глаза бегали по лицам попутчиков, выискивая оттенки эмоций. "Ничего. Ничего. Как и следовало ожидать" - Алексей отвернулся к затонированному стеклу. Вновь хотелось спать и веки сами тяжелели под этот коварный дорожный ритм, когда начинаешь понимать, что над некоторыми вещами ты все-таки не властен.
"Обидно. Да, просто обидно. Ведь люди слепы. Да, слепы...А ты? Когда даешь советы, то кажется, что нет...а когда получаешь? Когда сам попадаешь в сложную ситуацию, насколько зрячим оказываешься ты? То-то же...и все равно обидно. И за себя, и за других. Обидно, что так уж мы устроены - свое собственное горе, пусть даже самое маленькое и незначительное, для нас всегда больше, чем горе других...отсюда все идет. Истерики и крики, ненависть, злоба...отсюда непонимание, нежелание слушать. Все приходит с опытом...Абсолютно все. Быть может, если бы люди могли прожить хотя бы на 100 лет дольше, они бы поняли, научились бы различать, вычленять главное, сравнивать...а так - напрасно объяснять, особенно молодым, не нюхавшим еще настоящей жизни и настоящих проблем. Они думают, что все знают о мире; они думают, что насмешки в школе и чрезмерная полнота - уже повод...Обидно. Да, просто обидно".
Маршрутка подпрыгнула на очередной большой кочке, Алексея качнуло влево, а затем по инерции его лоб ударился о заднее стекло. Не больно, просто не приятно. Пассажиры вмиг скосили на него глаза - это был единственный инцидент за всю поездку, долгую и серую, как и сегодняшнее утро. Колесов потер лоб, окинул взглядом людей, вновь отвернулся к окну. Ему было все равно.
Он уже давно не спал, последние сорок минут проведя в размышлениях о всякой всячине. Мимо пролетали фонарные столбы, деревья, редкие здания - в основном склады и девятиэтажки. Это была почти окраина. Здесь не было дорогих торговых центров и модных клубов, эксклюзивных бутиков и ресторанов с изысканным меню. Это была обратная сторона гламурной городской медали - тихие спальные районы со скверами и без, неприметные дома, облицованные серой плиткой, шестнадцатиэтажные "свечки", низкие продуктовые магазины, минирынки времен девяностых, где процветали обвесы и недосдачи. Но при всей своей скромности, забитости, вычеркнутости из бешеного ритма современной жизни, эти кварталы были тем местом, без которого не может существовать ни один мало-мальски уважающий себя город - местом умиротворения. Где еще можно было побродить по бесконечным лабиринтам из плиточных коробок, послушать щебетание воробьев, покататься на качелях, вспомнив несколько счастливых лет своего далекого детства, когда не было таких проблем, как сейчас, когда не нужно было думать, откуда взять денег на кусок хлеба и квартплату...
Писк звонка остановки подсказал водителю, что нужно сбросить скорость. Через минуту ему протянули деньги - мускулистая мужская рука со шрамом на запястье. Алексей спрыгнул со ступенек, захлопнул дверь. Хотелось домой. Пусть даже не совсем к себе, а впрочем, совсем не к себе, но все-таки домой. В бездушную, но все же такую родную, такую привычную однокомнатную квартиру, где он был сам себе хозяином, по крайней мере до тех пор, пока владельцы в очередной раз не приходили, чтобы проверить состояние квартиры.
Колесов зашагал по асфальту. Проезжая часть, разделенная широким газонным овалом, выцветшие разноцветные флаги на высоких облезлых флагштоках, трава по колено, узкая тропинка, еще одна дорога, пешеходный переход, где никто никогда не пропускает, новостройка, выросшая прямо посреди мини-парка, очень удачно закрыв обзор жителям всех близлежащих домов, тропинка, тропинка, асфальт и арка, вылетевшая из-за угла машина, тротуар в крапинку от начинавшегося дождя, асфальт, внутриквартальный проезд, тротуар, еще несколько метров, девятиэтажка - одна единственная, среди длинных, приплюснутых пятиэтажных строений. Первый подъезд - ему туда. Кодовая дверь, писк, приглушенный свет с улицы, восьмой этаж, железная дверь, квартира.
Тягучая тишина немедленно восстановилась, лишь только Алексей захлопнул входную дверь. Ни звука. Квартира производила впечатление абсолютно нежилой, заброшенной, мертвой, лишенной чувств, эмоций человека, который здесь обитал, людей, которым она принадлежала. Слишком долгое время в ней никто не радовался и не страдал, слишком долгое время Колесов находился за ее пределами - во внешнем, чуждом ей мире.
Алексей включил свет, разулся, прошел в комнату, сбросил плащ и свитер на старенький диван, мельком взглянул на гору микросхем, затем на компьютер, пробежался глазами по полкам шкафа, осмотрел кровать. Все было в порядке. "Принять душ?" - спросил он сам у себя. Ответ был утвердительный, ведь он уже очень давно не был дома, ведь его длинные волосы казались ему уже слишком грязными.
- Президент сегодня на встрече с главами силовых ведомств призвал их к более четкому разграничению функций и борьбе с коррупцией, которая, как он подчеркнул, все еще очень сильна в рядах органов внутренних дел...
Алексей нажал на зеленую кнопку, экран телевизора мгновенно потух. Там опять шли новости - как всегда. Вновь говорили про кадровые перестановки, про то, насколько все стало хорошо, про то, что еще многое предстоит сделать, чтобы стало совсем хорошо, и не только чиновникам, но и простым людям...Алексей не хотел это слушать, просто не желал вдаваться в подробности всей этой абстрактной и порой столь нелогичной политики...Устал, наверное, ведь раньше он слушал новости по нескольку раз в день.
Две чашки крепкого чая согрели тело и немного успокоили нервы. Отдых - это всегда приятно и всегда необходимо, ведь нельзя днями и ночами работать, нельзя, иначе - конец, надрыв, надлом. Иначе не останется больше сил. Это тоже своеобразная грань, своеобразный рубеж, за который нельзя переступать, который нужно очень хорошо чувствовать. Особенно в ответственных делах, особенно, когда речь идет о человеческих жизнях.
Вопреки всем ожиданиям, спасть Колесову не хотелось абсолютно, но и ходить по городу в принципе тоже. Значит, можно было просто посидеть, а затем, пошарив по закромам, сварить себе макарон и доесть, наконец, пачку масла, купленную две недели назад - благо печенья еще остались. А пока можно просто посозерцать.
Алексей подошел к окну и, опершись на подоконник, всмотрелся в серый горизонт, затем перевел взгляд вниз. "Всего на три этажа выше, а какой вид" - подумал он с восхищением. Парки, скверы, деревья, дома - все, как на ладони, даже подъезды и детская площадка новостройки, скрытая от глаз обитателей первых этажей длинной пятиэтажкой. Алексею вообще нравились верхние этажи. С них можно было увидеть то, на что внизу не обращаешь никакого внимания. Люди и машины с них кажутся такими маленькими, ничтожными, похожими на человечков из старых двухмерных стратегий, которые спешат куда-то, даже не задумываясь о том, что за ними могут наблюдать. Да, не задумываются. Также, как и не задумываются над этим люди, живущие в квартирах. Им кажется, что в своих четырех стенах с двумя большими окнами они абсолютно недосягаемы для посторонних глаз, что они ограждены каким-то неведомым барьером...но это не так. За нами постоянно смотрят. Десятки, сотни. Когда мы идем по улице или сидим у себя дома, когда чихаем или гладим белье. И даже, в, казалось бы, совершенно пустынном переулке, всегда найдется пара глаз, вынырнувших почти из ниоткуда, которые обязательно увидят часть того, что для них вовсе не предназначалось. Возможно, именно поэтому нам иногда так хочется попасть на необитаемый остров, чтобы наконец-то стать собой, а не скрываться за поведенческими масками. Все может быть. Все может быть.
Колесов отвернулся от окна. В квартире было так тоскливо и одиноко, что хотелось выть, но он всегда решал эту проблему по-другому - просто выходил на улицу. Проскочила мысль о еде, но он отверг ее почти мгновенно, решив жить только моментом. Былая неохота выходить за пределы жилища, полностью его покинула, уступив место гонящему наружу чувству. Несколько легких движений руками - брюки вроде бы вычищены, свитер и плащ подобной процедуры не требовали. "Чайник отключил, плиту тоже" - Алексей еще раз окинул кухню взглядом. "Все, вроде" - он удовлетворенно кивнул и направился к шкафчику с деньгами, достал две сторублевки. Неожиданно, сердце екнуло - он понял сигнал, положив еще две купюры в другой карман. Зачем? Не известно. Пока, как и всегда впрочем, но то, что они ему понадобятся, он не сомневался ни на секунду, как и в том, что ему пора выходить. Он еще раз просмотрел все розетки в комнате, выдернул вилку телевизора, щелкнул выключателем в прихожей. "Можно" - скомандовал он сам себе, обулся, вышел, закрыл дверь на замок. Что-то кольнуло его - что-то вроде тоски...квартира опять оставалась одна. Но ведь такова ее судьба - ждать его возвращения. Ведь такова ее судьба - быть пустой и холодной долгие, долгие осенние ночи...
Быстрый перебор каблуков по ступенькам означал, что лифт снова не работал. "Ну ничего. Для здоровья полезней". Подъездная дверь открывалась тяжело - на улице был сильный ветер. Колесов вышел. Только теперь он понял, что скоро начнется дождь. Ветки деревьев свистели и выли, как сотни голодных волков, а небо тянулось вереницей серо-черных туч, плывших так низко, что казалось, они могут задеть высокую антенну на крыше. Тротуарную плитку покрывали мелкие мокрые точки. Оставалось совсем недолго, и любой здравомыслящий человек вернулся бы обратно, но для Алексея пути назад уже не было, потому что он не хотел возвращаться назад, потому что предпочитал промокнуть под дождем, но идти туда, куда хочется, куда зовут его чувства. Ведь иногда это так важно - просто прислушаться к себе, не обращая внимания на то, что скажут другие.
Волосы трепались и путались на ветру, дорожная пыль то и дело норовила залезть в глаза, но Колесов все равно шел, сопротивляясь, пытаясь доказать ветру, что тот над ним не властен. Получалось. С трудом, но получалось. Через несколько секунд ветер утих - Колесов вышел из-за угла своего дома, закрывшего его массивным бетонным силуэтом. "Куда идти" - излишний вопрос для человека, который видит перед собой дорогу. Прямо. Только прямо...пока что-то или кто-то не заставит свернуть.
Продрогший сквер был как обычно печален и мрачен, будто обижался на непогоду и дворников, которые совсем не хотели сгребать опавшую листву. Алексей шел размеренно, твердо, его движения были четкими, отточенными в бесчисленных преследованиях...и лишь одна деталь выдавала в нем отсутствие предчувствия - его взгляд. Он не был холоден, он не был сер; он был просто уверенным и немного циничным, ничего больше.
Минут через пять последние квартальные дома расступились, открыв широкое оживленное шоссе метрах в 100. Идти вплотную к нему не было никакого смысла, поэтому Алексей пошел параллельно фасадам домов. По сравнению с утром, прохожих заметно прибавилось, оно и понятно - маленькая стрелка подходила к двум. Эмоциональными всплесками Колесов просматривал их чувства. Мелкие обиды, семейные склоки, оттенки добра, благодарности, внутренняя разобщенность, разлад, рассеянность, злоба, страх...еще сотни, сотни других, более безликих, пограничных, которые нельзя описать словами. Так или иначе, примечательных для него людей не попадалось. "Оно и к лучшему" - подумал Алексей, уже ощущая на лице первые крупные капли, падавшие с темно-серых небес.
По настоящему ливануло минуты через две. Воздух наполнился звуками разбивавшейся о препятствия воды. Он не был монолитным - состоял из десятков оттенков, глухих и звонких, мягких и резких, едва различимых и заглушавших все другие. Звук встречи двух стихий - земли и воды. За считанные минуты по квартальным дорожкам потекли ручьи, на небольшой детской площадке с новенькими качелями и песочницей, образовалась большая мутная лужа, футбольное поле с вытоптанной травой превратилось в огромную грязевую ванну.
Алексей стоял под навесом одного из подъездов дома, вдоль которого недавно шел. Дождь сюда почти не доставал, что было очень кстати, так как на двери был установлен кодовый замок, и попасть внутрь не представлялось возможным. Сверкнувшая молния озарила дом напротив слегка фиолетовым светом. И в этот самый момент дождь вдруг начал утихать, пока наконец, через несколько минут не прекратился совсем. Колесов вышел из своего укрытия, осматривая изменившийся ландшафт. "Пожалуй, теперь идти станет труднее" - подумалось ему, когда взгляд дошел до испещренного лужицами тротуара.
Воздух после дождя - он всегда свеж по-особенному, но сейчас эта самая свежесть трансформировалась в еще большее похолодание и сырость, поэтому дышать ей вовсе не хотелось. Люди вылезали из укрытий, отряхивались от попавшей на одежду грязи, воды, поправляли волосы, кто-то сожалел о том, что новая прическа пошла псу под хвост, иные - что придется заново чистить ботинки. Ничего из этого Алексея не волновало, но рефлекторно он все же просмотрел их эмоции. Снова пусто. Черные ботинки зачеканили по мокрым плиткам - ритмично, но очень тихо. Колесов вновь вышел на дорогу вдоль домов. Предстоящая прогулка не внушала ему особого оптимизма, но ветер гнал его вперед. Глаза по-прежнему были слегка зеленоватыми - он все еще не видел цели. Время подумать еще оставалось, да и мысли присутствовали, а значит, стоило пройти еще пару десятков километров.
Однообразный забор из серых плит, ограждавший замороженную стройку от пешеходной аллеи, закончился быстро, открыв взгляду недостающую часть двухэтажного супермаркета и довольно вместительную парковку. Справа гудела оживленная проезжая часть, слева возвышались элитные новостройки - центр города был все также суетлив и чопорен. Контингент прохожих изменился - одетые в "рабочее" люди попадались относительно редко, основную долю составляли стиляги всех мастей. Пятница - последний день рабочей недели. И когда, как не сейчас расслабляться и встречаться с друзьями, даже не смотря на неблагосклонность погоды.
Стоянка была заполнена под завязку. Приезжавшие машины колесили по проездам, в ожидании освобождающихся мест, сигналили, шумели двигателями, создавали суматоху, но в принципе пространство вокруг супермаркета было напичкано веселой энергией. Множество неформальных компаний занимали места у двух центральных входов, говорили, смеялись, шутили, ждали других, чтобы потом всем вместе заказать себе что-нибудь в одной из кафешек, расположенных в здании. И посреди всего этого праздника молодежной жизни, один человек был абсолютно не весел.
Алексей никогда не любил проводить вечера возле таких вот "центров современной молодежи", ведь большинство приходило сюда лишь для того, чтобы показать себя, продемонстрировать свой неповторимый, уникальный стиль, а он этого не принимал. Не принимал, потому что чаще всего возле таких зданий видел, как эти самые "продвинутые" смеются над какой-нибудь бабушкой или стариком, или бывшим интеллигентом в прохудившемся от времени и недостатка денег костюме; видел, что с виду такие стильные парни и девушки, на самом деле так сильно зависимы от своей компании и своего имиджа.
Мелочность - так это называется. Менять деньги на рваные джинсы, покупать тряпки, о которых все говорят, что это новое слово в мировой моде, признавать великий талант в абсолютной бездарности, читать тупые, бессмысленные книги, только из-за того, что кто-то в Европе называет их сенсациями, общаться с людьми, которым, в сущности, на тебя наплевать, но за счет которых ты можешь повысить свою собственную самооценку; курить дорогие сигареты, хвастаться, как на вечеринках напивался до потери сознания; изменять себе, не пытаясь изменить себя. И человеку со стороны, который это видит, который это понимает, всегда противно общаться в мелочном обществе, именно поэтому он пытается от него оградиться, уйти...именно поэтому Алексей прошел супермаркет очень быстро, перебравшись через регулируемый перекресток на другую сторону дороги, где мелочности было все-таки чуточку меньше, чем здесь.
Ухоженная аллея тянулась долго, то и дело растворяясь в трехрядных паркингах, виляя среди машин и уходя в стороны - к многочисленным дверям на фотоэлементах, так услужливо разъезжавшихся в стороны при приближении очередных посетителей. Справа было много витрин. Ядовитый свет инертных газов врывался в серость этого вечера, наполнял ее красками и желанием смеяться, игриво переливавшаяся реклама казино манила возможностью заработать "легкие деньги", веселая песенка из нескольких висячих колонок призывала перестать эту осень плакать мелким дождем. Слева гудели машины, сигналя, не желая уступать столпившимся на "зебре" пешеходам; троллейбус таранил оголенные провода трехметровыми рогами. Жизнь наполняла каждый квадратный метр вечернего города, уходила под землю и стремилась взмыть в небеса. Люди, собранные в большой толпе, напоминали копошащихся муравьев, и невозможно было себе представить, что каждый из них имел свое собственное лицо - до того все они сливались в нечто усредненное, лишенное любого намека на самобытность.
Но Колесов воспринимал этот мир диаметрально противоположно. В толпе он всегда погружался в особое состояние, когда ты сканируешь сразу многих, в то же время выделяя основные черты каждого, определяя его тип, принадлежность, образ жизни, привычки и т.д. вплоть до деталей, которые помогают сделать вывод о том, стоит ли обращать на него внимание или нет. Это происходило до того быстро, интуитивно, понятно для него, что со временем он перестал замечать, сколько оттенков человеческой уникальности проходит через него за время "волны", сколько различных лиц, настроений таит в себе самое простое действие в его "работе".
Однако насколько бы многогранным не был открывавшийся Алексею мир, в нем всегда присутствовала доля сухой статистики, которая обобщала и подводила итог, вполне четко разграничивая людей на "Да" и "Нет", на тех, кто решиться и тех, кому хорошо и так. Весь сегодняшний день эта статистика выдавала отрицания. Колесов опять был вынужден ждать. Уже было понятно, что он найдет свою цель случайно, что вычленит ее из толпы простым перебором вариантов, но где и когда это произойдет, оставалось для него загадкой. Он продолжал идти, смотреть, искать, попутно вспоминая, как однажды, таким же промозглым осенним вечером, возвращаясь домой, нашел в окрестностях прекрасное недорогое кафе... "Интересно, они еще не закрылись?" - мысль прозвучала как призыв к действию, Алексей мигом свернул в одно из зданий, прошел его насквозь, выйдя на еще одну парковку, затем через небольшой парк - на площадь перед Домом Культуры, за него, через арку, затем по тропинке еще через одну и вот оно - кафе "Лертон", уютно примостившееся с фланга застекленного трехэтажного здания.
Здесь все было по-прежнему. Фасад из ярко красного отделочного камня, с зелеными вкраплениями "под мох", серая черепица, свисавшая с крыши на несколько сантиметров, пожухлая живая изгородь, ограждавшая пожелтевшую лужайку с карликовыми деревцами и круглыми клумбами для цветов, выложенных белой отделочной плиткой, дорожка из мелкого булыжника, ведшая к массивной дубовой двери с кольцом вместо ручки.
Ждать было некого. В несколько шагов Колесов пересек узкую дорогу, по которой машины предпочитали не ездить. Мощным рывком он приоткрыл деревянную дверь. Над головой раздался звон колокольчика, стилизованного под старину.
Само помещение представляло собой квадратную комнату площадью около 100 квадратных метров. Широкая барная стойка обхватывала цент дальней стены полукругом - там уже выпивали несколько человек. Легкие круглые столики на четыре персоны располагались хаотично в двух отдельных группах, разделенных проходом к бару. Красноватые купола абажуров под потолком испускали мягкий свет, приглушая резкость белых ламп накаливания.
Бармен суетился у стойки, протирая бокалы, попутно отпуская какую-то шутку только что подсевшему клиенту. Две миловидные официантки расстреливали Алексея взглядом, ожидая заказа. Почти все столики были уже заняты. Оставалось только пара свободных у правой стены. Алексей выбрал тот, что был вплотную к окну. Плащ мягко опустился на деревянный стул, в направлении Колесова зацокала пара высоких каблуков.
Алексей заказал кофе и какую-то французскую булку. Официантка удалилась, моментально содрав с лица натянутую дежурную улыбку. Это не испортило настроения. Наоборот, навеяло еще больше воспоминаний. Даже, несмотря на то, что кафе заметно расширилось за последние пол года, здесь все равно было по-домашнему комфортно, а это не могло не радовать. В ожидании заказа, Алексей начал украдкой бегать по лицам людей. Большинство из них выражали счастье. Другие - озабоченность, тревогу. Третьи - увлеченность. Ничего интересного, в принципе, если бы не одно лицо, показавшееся Колесову до боли знакомым. В левом "секторе", почти у самой стойки сидели двое - парень лет двадцати и девушка того же возраста. Они болтали о чем-то, смеялись...через секунду Колесов узнал паренька. Его звали Артем. Два года назад он взял в руки отцовский пистолет, чтобы застрелиться...
- Ваш заказ - чересчур пискляво произнесла официантка, выкладывая с разноса небольшую зеленую чашку и блюдце с кроасаном.
- Спасибо - ответил Алексей, улыбнувшись, а затем, уже не обращая внимания на девушку, опять всматривался в лицо паренька. Они встретились взглядом, и лицо Артема выразило удивление и страх, а глаза Алексея вновь стали серыми.
Девушка обернулась, пытаясь разглядеть причину беспокойства своего возлюбленного, но Колесов уже хмуро пил кофе, не подавая никаких признаков тревоги.
Этот Артем - два года назад он был просто мальчишкой, который не мог найти своего места в жизни. Если говорить цинично и беспристрастно, то "стандартный вариант" - ничего особенного. Просто еще одни неповзрослевший подросток, решивший, что несчастная любовь - оправдание, которое можно использовать. Однако вытащить его с того света оказалось не так то просто. Сколько бы не было в тебе холода, как не серы бы были твои глаза, все равно разговаривать с человеком, у которого в руках пистолет очень тяжело и опасно и для тебя и для него. Но Алексей сумел найти выход...и вот, два года спустя он встречается с ним в кафе, чувства подсказывают ему, что у Артема все благополучно и он подходит к нему - медленно и осторожно, чтобы не спугнуть человека в сером плаще, который доедает свою французскую булку.
- Это ты? - с удивлением и страхом в голосе произнес Артем, подойдя к Колесову вплотную.
Алексей отхлебнул еще немного кофе, поднял глаза. Словно по команде Артем сел напротив.
- Я - сухо и коротко ответил Алексей.
Артем замялся, чувствовалось, что он испытывает некий страх.
- А я не ожидал тебя здесь увидеть - произнес он, наконец, пытаясь разрядить обстановку.
Алексей не был склонен к обострению.
- Ты и не должен был - ответил он без тени смущения - меня очень редко встречают во второй раз.
Артем помолчал немного.
- Ты знаешь... - шепотом начал он - я тебе благодарен безмерно...
Алексей кивнул в сторону оставленной Артемом девушки, которая с любопытством наблюдала за их разговором.
- Она у тебя красавица - перебил он собеседника.
Артем вновь смутился.
- Да, я знаю. Мы пожениться решили.
- Это хорошо, - ответил Колесов спокойно, прихлебывая остатки кофе.
- Я вообщем, не знал раньше...ты прости меня... - потупив взгляд, прошептал Артем.
Алексей положил руку ему на плечо и его глаза расцвели зеленым оттенком.
- Со всеми бывает...Артем...ты береги ее...и себя тоже береги. Счастья вам, Артем...а теперь иди - словно по-отечески Колесов дал этому парню последние наставления.
Артем встал, пожал Алексею руку, еще раз поблагодарил. На глазах у него наворачивались слезы, но он отлично их сдерживал. Колесов усмехнулся, кивнул ему.
Через несколько минут молодая пара попросила счет, Колесов уже отвернулся к окну и пытался на них не смотреть. Он знал, что на него все равно падают их взгляды, но что-то внутри подсказывало, что лучше не смотреть. Ведь они расстались очень правильно. А иногда правильно попрощаться значит очень и очень многое.
Он помнил их всех - мужчин, женщин, мальчиков, девочек, юношей, парней, девушек - всех, кто хотя бы однажды подавал признаки потенциального самоубийцы. Всех до единого: по именам, по фамилиям, по отпечаткам состояний, которые они переживали, по обстоятельствам, которые привели их к последней черте...Иногда он видел их на улице...иногда ехал с ними в одном автобусе, но всегда старался как можно лучше спрятаться, законспирироваться, чтобы не попасться на глаза, чтобы вновь не пробудить старые воспоминания, не воспалить затянувшиеся со временем раны. Он понимал, что в большинстве случаев они не помнят его отчетливо. В состоянии стресса он представляется им, скорее всего, просто Человеком, который пришел и что-то произошло...но все же чрезмерная осторожность еще никому никогда не вредила.
"Сколько же вас таких, как Артем, бродит еще по улицам города, в надежде, что смерть избавит вас от мучений. Сколько еще сомневается, лжет, лицемерит, скрывает истинные чувства, чтобы защитить себя от окружающего зла. Сколько еще думает, что хуже их горя ничего не бывает...сотни...сотни...глупые, глупые люди".
Алексей вышел из кафе примерно через пол часа в меланхоличном и понуром настроении. Уже совсем стемнело, город вновь погрузился в царство фонарей и светящихся изнутри витрин. Народу не убавилось, напротив, люди шли по длинной аллее бесконечным потоком; многие просто сидели на лавочках, отдыхали, пили пиво, грызли сухарики с разными вкусами.
Наесться кроасаном было конечно нельзя, но это было лучше, чем нечего, к тому же приятные воспоминания от встречи грели душу - хотелось гулять. В голове пронеслось несколько мыслей. Две из них были об Оксане. Алесей специально притормозил их, если это слово, конечно применимо к мыслям. "Хотелось бы ее увидеть. Еще раз" - подумал он и поднял голову к небу без звезд. "Алексей, уж не влюбился ли ты?". "И что с того? В конце концов, это не так уж и плохо..."
На лицо упала небольшая капля, затем еще одна. Нет, серьезного дождя вовсе не намечалось, просто облака решили немного попугать жителей городского муравейника. Прогулочным шагом Алексей пошел по аллее, уходившей в бесконечность. Высокие фонари освещали дорогу изжелта-белым, мокрая тротуарная плитка совсем не цокала под каблуками, огни окон выстроенных в ряд шестнадцатиэтажек зажигались и гасли с завидной периодичностью - наступил вечер.
Получасовые бесплодные поиски, наконец, увенчались успехом. Чувство потянуло Колесова вправо - за стену из ослепительного света фонарного ряда - к витринам, выстроенных в ряд, торговых центров. Здесь было шумно, автомобили то и дело парковались и отъезжали, сигналили; пешеходы сновали между ними туда сюда без тени смущения за то, что сильно усложняют автомобилистам жизнь. По-прежнему было много молодежи. Колесов бегал глазами по лицам, пытаясь отыскать соответствие. Ничего. Ничего. Источник был рядом, совсем рядом, оставалось только найти...
О! этот всплеск! Его невозможно предугадать...земля уходит из под ног на долю секунды и чувство - радость, перемешанная с тревогой и тоской, которая бегает мурашками по спине...
"Девушка" - констатировал он, резко сфокусировав взгляд на одинокой фигуре, удалявшейся от автостоянки. В следующую секунду к простому и безобидному слову прибавилась страшная приставка "инвалид". Ее правая нога была перекошена и двигалась абсолютно несбалансированно, левая же уверенно ступала на асфальт, создавая опору. В один момент Колесов вдруг осознал весь ужас этой ситуации, когда часть тебя на самом деле вовсе тебе не принадлежит, и ты не можешь ничего поделать с тем, что она живет по своим собственным законам, повинуясь лишь замыканию нервных окончаний...Его глаза вмиг похолодели, душа наполнилась разрывающим на части спокойствием...и в то же время безумной жалостью...сердце сжалось, посылая сигнал к глазам - при виде "жертв" чувства всегда становились острее, поэтому слезы были абсолютно естественной реакцией, которую Алексей не хотел сдерживать.
Через секунду все посторонние ощущения ушли и Колесов смог сосредоточиться на "работе". Не слишком большое расстояние позволило ему буквально впиться глазами в длинные распущенные волосы и спину. Мир поблек. Уплыли вдаль фонари и торговые центры, эта парковка и народ. Все уплыло. Почти привычный белый свет со всех сторон и потоки информации, которые он впитывал с жадностью первооткрывателя.
Людмила. Так ее назвали родители, а точнее мама, так как отец оставил семью сразу после того, как узнал, что жена забеременела. Наверное, испугался ответственности...в любом случае...это был не выход. Людмила была общительным ребенком, много играла на улице. Жили они не бедно - у мамы было свое дело, причем вполне успешное. До 15 лет все шло прекрасно. Но летом того года жизнь Людмилы изменилась в одночасье. Вместе с классом они ехали на отдых в летний оздоровительный за городом. Дорога была хорошая, вот только солнце постоянно светило в глаза. Скорость была немаленькой - около 90. Половина пути была уже позади, как вдруг из-за "слепого" поворота на большой скорости вылетел огромный грузовик. Водитель автобуса инстинктивно крутанул вправо - поближе к обочине, притормозил, но по стечению обстоятельств переднее колесо очень неудачно угодило в яму. Автобус вылетел в кювет и врезался в дерево. Восемь детей и водитель погибли...12 получили ранения.
Потом долго разбирались кто виноват, но Людмиле было не до этого. Во время аварии ей сиденьем передавило ногу. Приехавшие спасатели сразу сказали, что травма очень серьезная...с тех пор на ней, как клеймом висело страшное слово "инвалид".
Она училась жить с этим. Долго и упорно старалась, доказывала себе, что сможет быть такой же, как все, но это никак не получалось. Она смирилась на какое-то время, однако вскоре началась депрессия. Теперь ей было 20. Вот и все, что удалось узнать.
Через открывшийся люк между чувственным и материальным, Колесов буквально вывалился в реальный мир. Дышал он тяжело. Так всегда бывало, после подобного - слишком большие эмоциональные нагрузки. Алексей еще раз вгляделся в женский силуэт. Сердце снова забилось чаще, сокращаясь и сжимаясь в груди...но о своей "работе" он никогда не забывал, поэтому моментально переварил всю ту кашу, что находилась сейчас на душе и взглянул твердо и отрешенно. Она удалялась, а значит, пора было начинать преследование.
С каждым шагом его глаза холодели все больше, выравнивалось дыхание, сердечный ритм приходил в норму. Подошва ботинок медленно, осторожно соединялась с асфальтом, удерживая скорость в районе трех километров в час. С девушки почти не сводили глаз те, кто встречался на пути. Проходя мимо, Колесов вглядывался в их лица, искал нечто, похожее на сострадание. Весьма часто находил...но с каждым новым разом понимал, что именно такое сострадание меньше всего нужно этой ей в данный момент, именно его она ненавидит больше всего на свете, именно от него бежит во тьму городского квартала - подальше от людных тротуаров с хорошим освещением.
По мере того, как девушка приближалась к оживленной дороге, Колесов сокращал дистанцию. Уже остались позади две парковки, полупустынный сквер с темно-синими лавочками, череда трехглавых фонарей. Дорогу миновали без происшествий, Люда скрылась в арке близлежащей пятиэтажки, Алексей зашагал следом. Моросило. Вечер встречал прохожих слабым прохладным ветром и звоном падавших с крыш капель. Двор был пуст и молчалив, как и всегда в такую погоду, окна уже горели прирученным светом...арка была холодна и невзрачна, выполнена во вполне стандартной прямоугольной форме.
Приближаясь, Алексей поднял воротник плаща, в лицо ударил резкий порыв ветра. "Сквозняк". Он прошел несколько метров, замедлился, чтобы осторожно выглянуть из-за угла, высунулся примерно на пол туловища...
- Может уже хватит меня преследовать? - совсем без испуга спокойно и твердо произнесла стоявшая в нескольких метрах от угла арки девушка.
Колесов растерялся на секунду, абсолютно обескураженный тем, что так нелепо попался, но мгновенно перестроился и, будто ничего не произошло, полностью вышел из арки.
- А я и не собирался - уверенно ответил он, взглянув Людмиле прямо в глаза.
Однако такой ответ и взгляд вовсе не вывели ее из душевного равновесия. Скорее, она ожидала чего-то подобного, поэтому заранее заготовила ответ.
- Ты врешь - все так же сдержанно, но уже менее строго продолжала она свою словесную атаку.
Алексей почувствовал, как что-то внутри екнуло и он вдруг четко увидел единственно правильный ответ.
- Да, я вру - парировал он без тени смущения, всем своим видом показывая, что ему все равно.
Неожиданно, Людмила растерялась на мгновенье, не ожидая столь быстрой и хладнокровной реакции. Повисла тишина. Они смотрели друг на друга, как давние заклятые противники, хотя были знакомы лишь ту минуту, пока шел этот короткий диалог. События начали происходить как-то слишком быстро, но Алексей уже успел адаптироваться к ритму и смириться с тем, что не будет никакого долгого преследования. Он первый прервал молчание.
- Я просто хотел спросить - Алексей сделал небольшую паузу - ты хорошо подумала?
Подобный вопрос вызвал у Людмилы естественную реакцию, и она почти рефлекторно спросила:
- О чем?
- О самоубийстве - все также быстро и холодно ответил Колесов, едва она закончила говорить.
"Откуда он знает?" - эта мысль наверняка посетила ее голову в первую секунду, ведь это почти естественная реакция организма на подобные заявления. Можно было подумать, что на этом трудная часть закончиться и можно будет работать по так называемой "стандартной схеме", не давая человеку опомниться или вставить слово, но Алексей был по-прежнему напряжен и не сводил глаз с ее лица, понимая, что сейчас все не может закончиться так просто. Через секунду он увидел изменения.
- Да, я хорошо подумала. А тебе что за дело? - фразой, немного попахивавшей американским штампом, поинтересовалась она.
- Да так просто. Спросить решил. Так сказать в последний раз. Вдруг ты передумаешь, - с ложной беспечностью в голосе ответил Алексей, засунув руки в карманы плаща.
Они стояли молча еще несколько секунд. Его взгляд был вызывающе хладнокровен, она смотрела оценивающе. Все это чувствовалось и казалось абсолютно реальным, даже происходящим на уровне прямого визуального контакта, несмотря на то, что на улице уже давно было темно, и свет исходил лишь из окон да одиноких фонарей, расставленных вдоль тротуара. Оба выжидали чего-то, присматривались друг к другу и обстоятельствам, в которые попали. Алексей начал постепенно понимать, что только что ввязался в своеобразную игру, состязание на идеологическую устойчивость и ораторское искусство, проиграть в котором означало только одно - записать на свой счет еще одну потерянную душу.
- Пройдемся? - неожиданно предложила Людмила и кивнула на тротуар.
"Игра началась". Алексей поравнялся с ней и жестом руки показал, что он готов. Попутно он увидел ее лицо - вполне миловидное и правильное...вот только это было до того, как она сделала первый шаг. Неожиданно правая часть ее лица исказилась в неестественно гримасе, часть губы ушла вниз, глаз почти полностью закрылся, по щеке пробежало некое подобие волны. Правая нога проскользнула прямо возле ног Колесова, от чего он чуть было не отпрыгнул в сторону. Если говорить совсем честно, то в тот момент он ужаснулся увиденному.
- Ну так что? Пойдем гулять? - почти победоносно произнесла она, делая особый акцент на слове "гулять".
В этот миг Колесов понял, какой досадный промах только что допустил. Он, видавший виды Хранитель ужаснулся человеческому облику, который минуту назад казался ему вполне нормальным. Он - тот, который минуту назад был так твердо уверен в своей правоте, общаясь с человеком на равных, теперь разграничил ее и себя...но великое, безграничное спокойствие, которое обитало в нем, в один миг превратило глаза в две сверкающие серые льдинки и напрочь стерло воспоминание о проигранном "раунде".
- А пойдем - дольно громко заявил он, обходя девушку сзади.
Через секунду он уже был слева от нее и демонстративно оттопырил согнутую в локте руку. Она усмехнулась.
- Не стоит. Это лишнее. Твои глаза уже все сказали в предыдущий момент.
Алесей вернул руку обратно в карман.
- Но ведь это был прошлый момент, а не нынешний, - прошептал он, взглянув торжествуящим взглядом.
Они медленно побрели по длинному тротуару, расположенному с обратной стороны нескольких вытянутых пятиэтажек. Колесов чувствовал, как временами она поглядывала на него искоса, однако понимал, что ничего полезного для своей победы, в его глазах она увидеть больше не сможет.
Прошло минуты три. Тишина за стеной из квартирных ячеек прервалась в первый раз, когда они перешли небольшую дорогу, отходившую от основной и ведшую вглубь квартала. В сквере возле качелей пили пиво, громко смеялись. Алексей чувствовал, как Людмила смущалась. Она думала, что смеются над ней, он знал, что над пошлым анекдотом.
- Ты знаешь, я такая уже несколько лет, - разорвала вдруг тишину Людмила.
Алексей посмотрел на нее - в ее глазах отражалась печаль. Ему тоже вдруг стало грустно и он отвернулся.
- Я знаю - коротко и бесцветно ответил он.
"Откуда?". "Да так, видел, когда просматривал твое прошлое". "А, понятно. Какие еще сюрпризы?". Примерно такой диалог возник у Колесова в мыслях. Он почему-то усмехнулся. Люда не обратила внимания, возможно, поэтому он быстро стих.
- И ты из-за этого решила покончить с собой? - попробовал развить разговор Алексей, но Людмиле такое развитие не понравилось.
Она зло и разражено взглянула на него исподлобья.
- Вот только не надо думать, что ты тут такой крутой психолог и все прекрасно понимаешь - выпалила она и прибавила шаг.
Колесов на такую реакцию рассчитывал. Не пытаясь угнаться за ней, он пошел еще размереннее.
- А я этого и не говорил! - выкрикнул он, когда она отошла уже метров на десять.
Людмила остановилась. Через несколько секунд Колесов ее нагнал. Он смотрел на нее сверху вниз, все-таки разница в росте была сантиметров пятнадцать. Она прожигала взглядом сырой асфальт. Пар шел у нее изо рта, было видно, что ей тяжело дался этот небольшой марш-бросок.
- Да, я знаю - ты такого не говорил. Но проблема таких как ты в том, что они слишком много о себе думают, слишком часто возлагают на себя миссию по просвещению неразумных людей, которые не могут понять, насколько прекрасна эта жизнь...
Она дышала неровно, пытаясь краем глаза уловить движение на лице Алексея. Тот смотрел в землю под ногами, затем резко поднял глаза на здание. Ничего особенного - обычные сырые плиты вперемешку с застекленными балконами, отделанными сосновой рейкой. Несколько темных окон среди обилия света...
- Значит, ты уже решила, как меня будешь называть, и как ко мне будешь относиться, да? - будто бы обиженно начал он - а ошибиться не боишься? - закончил он тоже раздраженно.
Она взглянула ему прямо в глаза.
- Нет, не боюсь. Не боюсь, потому что десятки таких как ты уже видела среди всяких моих знакомых и бывших друзей - она начинала распаляться - таких же как ты - лощеных, в красивых чистеньких плащиках, с крепким торсом и прекрасной фигурой, с отличным здоровьем и кучей свободного времени, которые возомнили о себе, что они такие мудрые и понюхавшие жизнь, что запросто могут учить чему-то других...
- А ты уверена?! Уверена в том в этом, дорогая моя Людмила?! В каждом своем слове и во всем этом монологе в целом?! Уверена ли до конца?! - зло выкрикнул Алексей.
Она не ожидала столь бурного ответа, растерявшись самую малость, задумавшись немного больше, чем растерявшись...
- Я уверена лишь в том, что ты не сможешь меня понять. Никогда, - ответила она, немного успокоившись - а значит, тебе не зачем пытаться меня спасти, если конечно ты за этим пришел.
Они стояли посреди тротуара, со стороны сквера в их сторону поглядывали несколько глаз - Колесов это заметил, но уверенность в том, что они не помешают, позволяла ему не распылять на них внимание. Людмила уже была на взводе. Показные эмоции Алексея же напротив еще больше утвердили в нем расчетливость и трезвость, столь необходимые в данной ситуации.
- Ты знаешь, Люда, так много людей говорили мне то же самое...
- Так много людей?! Так много?! - она перебила его на полуслове, срываясь на крик - Говорили то же самое?! А чувствовали ли они то же самое, что и я сейчас?! А?! Что толкало их на самоубийство?! Ответь мне?! Боль?! Страх?! Тупая подростковая любовь?! Максимализм?! Или проблемы с эрекцией?! Что?! Были ли среди них такие, как я?! Были ли?! Знали ли они, что такое вставать каждый день и выходить на улицу, ловя на себе бесконечные, бесчисленные взгляды проходящих мимо людей?! Этих тупых, бездушных, бессердечных обывателей, три четверти из которых отводят или опускают глаза и прибавляют шаг, лишь бы только поскорее пройти меня - двадцатилетнюю уродину. А бывали ли они в ситуации, когда на остановке к тебе подходит парень с целью познакомиться, а потом подбегает его друг и они отходят в сторону, перешептываясь о том, что я инвалид и со мной лучше не связываться?! Что те, которых ты пытался спасти до меня, знали о настоящей боли?! А?! Ответь мне?!
Каждое ее слово Колесов пропускал через себя. Еще и еще. Снова и снова вспоминая тех, к кому когда-то приходил, тех, чья боль до сих пор живет в его сердце, отдает при каждом воспоминании пульсирующей болью в виски и слезами в глазные протоки...
- Я знаю людей, Людмила, которым было гораздо хуже, чем тебе - скупо выдавил из себя Алексей.
Но ее такой ответ уже не мог удовлетворить. Расшатанные нервы успокаиваться так просто не хотели.
- Знаешь?! Знаешь людей?! - она повернулась к нему вся в слезах - И что?! Что это были за люди?!
- Это были две 12-ти летние девочки. У них был рак в последней стадии...я лично навещал их в больнице...я лично видел, как они медленно умирали...- шепотом произнес Алексей, делая ударение на каждом слове.
Людмилу словно пронзило током. В глубине души ее ужаснула эта картина...но понять, чем ее недуг легче она уже не могла. Хотела было что-то сказать, возразить, может, еще раз прокричать, но не успела. Холодная стена слов Алексея, который решил, что момент истины настал, неотвратимо надвигалась на нее.
- Что, Людмила? Ты до сих пор не можешь и не хочешь признать, что твоя боль может быть меньше чьей-то другой? Ты не хочешь с этим смириться? Знаю. Я все это знаю, потому что абсолютно все из нас думают, что хуже нашего горя на этом свете не существует. Так уж мы устроены - привыкли быть в центре вселенной и не думать о том, что на самом деле всего лишь малая ее часть. Привыкли быть самой большой, самой ценной находкой в бесконечном многообразии кладов и сокровищ...Ведь мы себя любим. Очень очень любим. И хотим, чтобы нас одних жалели, чтобы о нас одних заботились...а если что-то с нами происходит, мы сразу начинаем кричать: "Почему я?". "А почему бы и нет?" "Почему бы и не ты? Почему кто-то другой?". Но ведь я - это Я, а другие - это другие. И все наши проблемы на этом свете идут именно от этого. И все эти мысли о суициде оттого, что мы слишком много жалеем себя, слишком часто считаем себя чем-то больше, чем есть на самом деле...Ты же знаешь - я прав.
- Нет! Не прав! Ты не можешь быть прав, ведь ты сам никогда через это не проходил! - закричала вдруг она, срываясь на визг, от ярости и бессилия готовая броситься на Алексея и разорвать его в клочья.
Но Колесов, мгновенно одернув левый рукав плаща, обнажил вполне различимый шрам на запястье и подставил его почти Людмиле под нос.
- Я знаю, что это такое, потому что у меня тоже когда-то была своя причина и свое оправдание...и свое горе, больше которого нельзя было отыскать на этом свете... - шок, который Алексей наблюдал на лице бедной девушки, заставил его замолчать на несколько секунд, а когда из ее глаз потекли слезы, он продолжил - так устроен этот мир. У каждого есть своя причина и свое оправдание...но ирония в том, что все они ведут в одну и ту же бездонную пропасть, угодив в которую, уже невозможно выбраться...
Алексей уже понимал, что угодил в нужные болевые точки, что этой битвы ей у него не выиграть, но требовалось что-то еще - нечто очень мощное, чтобы закрепить достигнутый результат. Момент для своего последнего слова Колесов выбирал так тщательно, что ему мог позавидовать даже самый педантичный английский лорд, он вкладывал в этот момент каждую частицу, каждую капельку своей души, нащупывая грани между временем, пространством и мыслями девушки, стоявшей напротив него и ревевшей, закрыв лицо ладонями...волна прошла сквозь сердце, и оно содрогнулось, словно от разряда.
- Крепись - произнес Алексей бесконечно твердо, вкладывая в это слово абсолютный максимум энергии, которая выделилась из одновременного сокращения двух сердец - его и ее - крепись! - повторил он еще раз, уже громче, взглянул Людмиле в заплаканные глаза и, в один миг прочитав в них что-то, что сказало ему о самом главном - результате, резко сорвался с места, быстрым шагом удаляясь от девушки в сторону широкой дороги...
"Алексей, Алексей...ты чуть было не потерпел поражение...ты чуть было не угодил в простую, но столь эффективную ловушку...отвращение...так многих губит этот низменный порок...так многим внушает, что людей можно делить на высших и низших...". "Слава Тебе, Господи наш, слава Тебе" - прошептал Алексей, на секунду закрыв глаза. Он шел почти что возле дома, уже не сомневаясь в том, что вчера вечером все сделал правильно. "Опять прошатался по городу всю ночь и пол дня" - подумалось ему, когда он вновь глянул на часы. "Пол второго". Светило солнце. Холодное ноябрьское солнце, принесшее сегодня с утра заморозки на почве и совсем еще тонкую ледяную корку на небольших дворовых лужицах. В воздухе витал запах приближающейся зимы и еще чего-то. Спать хотелось не сильно, есть тоже - все-таки четыреста рублей пришлись как нельзя кстати.
Привычной поступью Колесов ступил на тротуар возле своего дома. Пройдя еще несколько метров, он вдруг почувствовал укол в сердце - на скамейке перед подъездом сидела...Оксана. Она обернулась, лишь только он ее увидел, как-то скромно встала...Он широко улыбнулся. Она не осталась в долгу.
- Привет - произнес он весело, приблизившись к ней почти в плотную - неужели меня дожидаешься?
Она вновь улыбнулась.
- Да вот, шла мимо, дай думаю зайду, кофе попью бесплатного.
Колесов усмехнулся.
- Ну так пойдем. Мне вот тут хозяин и ключи от кофейни оставил - предложил он, потрясая небольшой связкой.
Полминуты спустя их силуэты скрылись за металлической дверью.