Аннотация: Рассказ об участниках героического подполья.
Юзик
Холодной осенней ночью он как тень промелькнул по переулку и осторожно постучал в дверь знакомого ему дома.
- Кто там? - послышался изнутри тревожный женский голос.
-Эмилия, открой. Это я, Юзик.
- Юзик, - изумленно протянула женщина и начала открывать ночные запоры.
Когда отворилась дверь, и он предстал в свете мерцающей керосиновой лампы во всем своем страшном облике, она в смятении отшатнулась:
- Боже, боже, что с тобой, Юзик, и откуда ты пришел в эту лихую годину?
- Сейчас, сейчас я все расскажу. Мне бы попить немного воды, - прошептал он смущенно и растерянно.
-Вода у двери, сейчас я подам кружку.
Он зачерпнул полную кружку из ведра, стоящего на скамейке у двери, и начал жадно, едва сдерживая себя, пить эту драгоценную влагу. А она, затаив дыхание, следила, как судорожно двигался его кадык и дрожали руки с побелевшими от напряжения пальцами. Утолив жажду, он в изнеможении опустился на стул, помолчал и затем сообщил:
- Я пришел из Херсона. Пешком. Около трех недель ночами и по околицам. Еще немного, и силы мои иссякли бы. И вот я здесь, - улыбнулся он болезненной, виноватой улыбкой.
- Ой, какие сейчас могут быть разговоры? Присядь на диван и немного приди в себя. А мы с мамой пока нагреем воды и соберем что-нибудь поесть.
Оставшись наедине, он с волнением осматривал комнату, где не раз бывал в годы своей молодости. Его родители польского происхождения были близкими друзьями семьи моего деда Константина, и он был в юности частым гостем в нашем доме. Его имя было Юзеф. Но бабушка, знавшая его с младых ногтей, называла его как в детстве Юзиком. Это имя как-то прижилось, и для всех, кто бывал в нашем доме, он оставался Юзиком независимо от своего возраста. Когда подросли дочери деда Константина, в его доме собиралась веселая молодежная компания, которую ребята между собой, шутя, называли клубом трех сестер. Они пели под гитару, танцевали и шумно веселились. Юзик, как более взрослый, скромно держался в сторонке, подпевал, а иногда брал гитару и не сильным красивым баритоном пел трогающие душу красивые мелодии. Его сердце уже принадлежало средней сероглазой Миле - моей будущей матери. Но судьба делала свое дело. Родители выдали свою дочь замуж за солидного сорокалетнего интеллигента, который увез ее на Урал. Юзик стал редким гостем в этом доме, а потом женился и уехал жить в город Херсон.
Сидя сейчас на мягком диване, он отчаянно боролся с охватывающей его дремой, похожей на обморок. В коридоре гудели два керогаза, и суетились женщины, торопясь приготовить ему все необходимое. По выработавшейся уже привычке, он фиксировал малейшие шумы и шорохи, по которым мог составить для себя картину происходящего за закрытыми дверями.
Прошло какое-то время, и он уже умытый и одетый в просторные одежды отчима сидел за столом и взглядом хищного зверя смотрел на стоящую перед ним еду. На его измученном лице как в кино отражалась титаническая внутренняя борьба: не торопись, не хватай мясо, оставь немного на потом, жуй-жуй, теперь можешь немного попить!
Когда эта борьба закончилась, он пришел в себя и сиплым, подсевшим голосом, какой бывает у долго молчавших людей, поведал свою историю.
Его, как хорошо знающего немецкий, оставили в оккупированном городе во главе так называемой группы оповещения. В задачу группы входила информация разведки о положении в городе, которую они передавали через связного. Радиосвязь исключалась. Все члены группы устроились на такую работу, которая позволяла многое видеть и слышать. Люди, привлеченные для выполнения такой рискованной операции, оказались смелыми, надежными и осмотрительными. Это обеспечило возможность довольно длительной и продуктивной работы конспиративной группы.
Но война есть война. Войны без предателей не бывает. Их выдал бывший сотрудник, привлеченный к работе в качестве курьера. Опытные конспираторы в какой-то момент потеряли бдительность и излишне доверились ранее знакомому им человеку. А он, в свою очередь, осознав содержание и огромный риск выполняемой задачи, потерял самообладание и сходил с ума от страха перед последствиями, которые ожидали его и его семью. Вычислив недостающие детали организации, он пошел на прямое предательство.
Их вовремя предупредили о готовящейся предстоящей ночью облаве на их дома и квартиры. Впервые группа собралась в полном составе для обсуждения плана действий в создавшейся критической ситуации. После жаркой дискуссии приняли предложение школьного учителя всем с семьями укрыться в песчаных катакомбах за чертой города. До войны он серьезно занимался историей этих катакомб и хорошо знал схему их расположения. Было решено, что он с десяти вечера будет встречать семьи беглецов на перекрестке дорог и сопровождать до входа в подземелье. Каждая семья покидает город по указанному ей маршруту. Пароль: "Куда ведет эта дорога?" Был определен крайне ограниченный набор вещей первой необходимости, который мог нести каждый, не возбуждая к себе интереса прохожих. Это была одежда, предметы детского обихода, медикаменты, соль, спички, масло растительное для питания и освещения и так далее.
Беглецы благополучно покинули город и прибыли к заветному перекрестку дорог. Отсюда они сопровождаемые учителем по узкой и скользкой тропе спускались в овраг и через узкий проход в поросшей кустарником стене проникали к новому месту своего пребывания. Разговаривали скупо, шепотом, что придавало всему происходящему дополнительную таинственность и ужас. Семьи расположились в боковых ответвлениях тоннеля при мерцающем свете огарков свечей, захваченных предусмотрительным проводником у себя дома. Лишний груз пока оставили в центральном проходе. Мужчины составили график дежурств по охране подходов к убежищу, и на пост отправился первый дежурный. Эта предосторожность была уместной еще потому, что по городу ходили леденящие душу рассказы о ночной жизни катакомб. Первая ночь прошла в крайнем напряжении и вместо отдыха принесла изнеможение психики попавших в западню людей. Матери суетились над перепуганными детьми, отцы беспокоились за одних и других. Но это было только начало большой и продолжительной трагедии.
Постепенно сформировался быт и распорядок жизни поселенцев. Днем они не выходили наружу, детей выводили подышать свежим воздухом только вечером, при этом тщательно убирали следы своего пребывания на подходах к тоннелю. Жили коммуной, разделяя общие проблемы и небольшие радости этого замкнутого мира. Мужчины обнаружили вертикальную щель наружу и пристроили к ней нечто вроде камина. Это решало проблему приготовления пищи, правда, только в темное время, чтобы не видно было дыма. Это же позволяло осуществлять вентиляцию жилых помещений и приток свежего воздуха в холодные ночные часы. Был настоящий праздник, когда в окрестности был обнаружен небольшой источник пригодной для употребления воды. Для занятия детей расчистили большую нишу, в которую через отверстие в потолке в полдень проникал солнечный луч. Здесь по очереди дежурили женщины, а жена учителя проводила занятия и читала курс выживания. Поначалу были большие проблемы с посудой для приготовления пищи и ее хранения, но они вскоре разрешились. В пищу широко использовались травы и растения, растущие вокруг, они же сушились и заготавливались на зиму.
Морально и психически доводили до изнеможения замкнутость пространства и гнетущая тишина, особенно тех, кто здесь находился постоянно. В мертвенную тишину оврага лишь временами доносились звуки большого города, а иногда грохот автомобиля, разгружающего на краю оврага мусор и отходы. Возникал соблазн пополнить хозяйственные нужды тем, что уже было не нужно другим, но женщины категорически возражали, опасаясь заразы в своем жилище. Определенную моральную разгрузку получали мужчины - добытчики. Они ночью покидали лагерь и добирались до намеченного населенного пункта. Там они в укрытии дожидались утра, и как только начинал функционировать рынок, вливались в людской поток. На рынке они выменивали обручальные кольца, серьги и все, что еще сохранилось ценное, на муку, соль и другие предметы крайней необходимости. Дефилируя по рынку, они надеялись решить еще одну важную задачу: встретить посредника Центра. Но удача им улыбнется случайно только через долгие три месяца.
А время шло. Теплое и благодатное лето клонилось к своему концу. Неумолимо приближалась дождливая и простудная осень. Иссякали окончательно ценные вещи. Приходила в полную негодность обувь защитников - добытчиков. Детей одолевали насморки, ангины, болезни глаз и ушей. И настал час судьбоносных решений.
На совете присутствовали все, независимо от возраста, пола и места в иерархии. И единодушно решили уходить до холодов. И началась тщательная подготовка и разработка плана бегства. Вскоре улыбнулась удача: во время очередного рейда добытчиков в поселковом магазине встретился посредник. Он доложил обстановку руководству и принес решение: семьи в виде беженцев идут самостоятельно в дальние села к родственникам или по указанным адресам. А боевые единицы, доставив семьи по назначению, пробиваются в Новый Буг и Вознесенск, где еще действовала наша агентура.
Прощание было коротким и драматичным. Каждый понимал, что видит дорогого ему человека возможно в последний раз. Дойдут не все. Учитель подорвется на мине на подступах к родному селению. А обаятельную Галочку задержит патруль на переправе, и ее отправят на принудительные работы в Германию.
Юзик благополучно доставил жену и малую дочку на дальний хутор к ее родственникам и, чтобы не вызывать подозрений, в ту же ночь пошел дальше по направлению к городу Вознесенску, придерживаясь берегов реки Южный Буг.
И вот он здесь, и просит приютить его на пару дней, до того, как он с помощью общей знакомой в управе Верочки попытается получить документы, а, может быть, и работу.
Задержался он не на пару дней, а на две недели. Но все закончилось благополучно. Он получил документы и место работы пекарем - кондитером в городской пекарне.
Мать предложила ему остаться у нас и поселиться в свободной пока гостиной. Он с радостью согласился, и в нашей жизни появились некоторые просветы. Он отдавал в семью, наверное, всю зарплату и часто приносил свежий пахучий хлеб. А иногда являлся немного раньше, лукаво улыбался и вытаскивал из-за пазухи пахнущие ванилью и блестящие глазурью булочки в виде голубей. Мать испуганно выговаривала ему, зачем так рисковать, а мы торопливо уничтожали улики преступления обожаемого нами дяди Юзека. Он смотрел на наши благодарные физиономии и успокаивал:
- Ничего страшного. Пусть дети хоть немного порадуются.
Так как рабочий день у него длился двенадцать часов, то на работу он уходил рано и возвращался после восьми вечера, то есть, после комендантского часа, что являлось предметом треволнений ожидавших его хозяев. Иногда он задерживался надолго и влетал в дверь возбужденный, как будто ему только что удалось уйти от преследования. В свои выходные дни он старался все время находиться в доме и находил для этого разные занятия: занимался с детьми, много читал или что-то мастерил по дому. Особенно он смущался, когда его приглашали к столу, и уверял, что он уже сыт. В таких случаях в бой включалась бабушка, уличала его в этом милом обмане и усаживала кушать. Однажды на эту тему произошла курьезная история, которую еще долго потом будут вспоминать в нашем доме на торжествах и пирушках.
Как-то Юзик пришел с работы намного раньше обычного. В приподнятом настроении он суетился, гладил рубашку, долго брился и усмирял свою непослушную жесткую седеющую шевелюру. Бабушка терпеливо наблюдала эти капитальные приготовления и, наконец, пригласила его обедать.
- Спасибо, тетя Аня, но я сегодня приглашен в гости на девять вечера, и мне что-то кушать не хочется.
Бабушка поворчала, но настаивать не стала.
Из гостей он вернулся поздно, где-то после одиннадцати, когда все уже улеглись спать. И вопреки обычному не отправился бесшумно в постель, а позвякивал посудой у плиты.
- Ага, - победно провозгласила бабушка, - в гостях не покормили!
- Да как-то не пришлось, - смущенно ответил он. - Мне бы чайку стаканчик.
Чайком не обошлось, и он уговорил еще половину казанка кукурузной каши, заправленной жареным на подсолнечном масле луком. Пожелав доброй ночи, бабушка назидательно заметила:
- Когда ты приглашен в гости, подкрепись слегка на всякий случай дома.
Став крылатой, эта фраза часто повторялась при соответствующих обстоятельствах в тяжелые и голодные годы.
С течением времени всем становилось ясно, что наш постоялец выполняет опасную миссию. Но по молчаливому согласию эта тема оставалась запретной, и никто никогда не попытался ее нарушить. Особенно это проявилось, когда гестапо казнило выданную провокатором подпольную группу молодежи.
Юзик не мог скрыть волнения, переживал, мучился и порывался немедленно перейти на другую квартиру, чтобы не подвергать нашу семью смертельной опасности. Но мать категорично не соглашалась, полагая, что это может вызвать дополнительные подозрения.
Конец переживаниям положило победное продвижение нашей армии. Поздним мартовским вечером сорок четвертого года город был освобожден. Наутро Юзик исчез и не появлялся в течение дня. К вечеру, когда уже начались серьезные волнения, он появился улыбающийся, в полном военном обмундировании, и сообщил, что утром его часть уходит в сторону Одессы.
После позднего обеда мы толпой собрались у крыльца нашего дома. Прощание было задушевным и эмоциональным. Радостным, потому что пришла свобода. Грустным, потому что было больно расставаться. Печальным, потому что впереди была еще война и неизвестность.
- Спасибо вам за все, - растроганно произнес Юзик и по русскому обычаю трижды расцеловал каждого. При этом он каждый раз забавно поправлял свою солдатскую пилотку, к которой так шла его добрая и светлая улыбка.