Связов Евгений Борисович : другие произведения.

Те, кто готов умирать

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Уурук-хай или туда и обратно" Байбородина читали? "Последний кольценосец" тоже? Тогда почитайте и этот текст тоже -- я решил развить тему, не замахиваясь, правда, на изтоптанное всеми Средиземье.

   Надеюсь, этот текст прочитает хотя бы несколько фанов Warcraft Џ Blizzard, более всего уважающих орков, и мне не придётся в одиночку воспринимать отклики, возникшие у проэльфийски настроенных личности по прочтении половины нижеизложенного. В то, что они дочитают это текст до конца, я верю с трудом.
  
   Те, кто готов умирать.
  
   Пролог раз. Часть один. Раздумья большого начальника.
  
   - Значит, в Воркрафт любим играться, товарисч старший лейтенант? Ручки тренируем на мышке и задницу растим помягче? Это вы зря. Ловкость пальцев вам ни к чему, с ловкими пальцами у нас вообще делать не чего. Про жопу и речи нет. Вообще объясните мне, товарисч старший лейтенант, зачем вам это надо?
   - Воркрафт 3, товарищ генерал армии, по моему мнению, является наиболее реалистичной моделью тактического имитатора реального времени. Наиболее реалистичным является УФО 3, но она построена по пошаговому методу, и работа на ней отучает учитывать фактор времени, а кроме того, внимание отвлекается на экономические факторы.
   - Ага! - главком раквоарт медленно откинулся на спинку кресла. - Значит. У вас есть мнение? Вы думаете, товарищ старший лейтенант...?
   -Так точно, товарищ генерал армии.
   Взгляд генерала превратился в массивный луч прицела, выбирающего, куда бы обрушить всю армаду подчинённой огневой мощи.
   - Вон оно как... - пророкотал нарком раквоарт. - И до чего же вы додумались?
   Лицо старлея застыло в угрюмой гранитности обречённого к подрыву.
   - Я считаю, товарищ генерал армии, что необходимо, хотя бы на базе нашего подразделения, опробовать виртуальную модель большого маштаба для отработки тактических действий против различных типов противников.
   - Я читал ваш, так сказать, рапорт.
   Нарком медленно выпрямился в кресле и вонзил лазер взгляда в глаза старлея.
   - Где вы учились фехтовать? - резко спросил генерал.
   - Не знаю. - тихо прошуршало по комнате. - Возможно, генная память, товарищ генерал армии.
   - Хренная мамять, хренная мамять. - пробурчал нарком раквоарт. - Старлей, запросы инструкторам взвода, кроме социопсихолога, ксенопсихолога, виртуального внедрения и всех трех фехтовальщиков, дали о вас умеренно положительные отзывы. Психологи утверждают, что вы ... - генерал скосил глаза в толстую папку, разложенную перед ним на бетоном столе - ... умеренный шизофреник с яро выраженной ксенофилией на фоне социофобии. Инструктора восточного, русского и европейского фехтований высоко оценивают ваши боевые навыки, но... - генерал помял переносицу. - ... все трое независимо друг от друга осторожно высказывают мнение, что вы являетесь мастером неизвестного им стиля. - Генерал взметнул взгляд от папки на лейтенанта. - Так что генная память не при чём.
   Генерал сделал паузу. Старлей молчал.
   - Инструктор по виртуальному внедрению отмечает, что при внедрении вас в имитатор сопротивление среды находится на нижней грани теоретического.
   Генерал сделал паузу. Старлей молчал.
   - То есть, говоря интегрально, кроме текущего общественного порядка вы ни хрена не боитесь, и в имитатор ходите поразвлекаться, поскольку Обсчётчик Фобий не может выудит у вас в памяти ничего серьёзного.
   Генерал сделал паузу. Старлей молчал.
   - Что скажете, товарищ старший лейтенант космический войск?
   - Так точно, товарищ генерал армии, я их не боюсь.
   - Почему?
   - Потому что все 84 боевых вызова показали, что действительно было наземное присутствие инопланетян вплоть до полностью оборудованной наземной базы, в 76 инцидентах из 84, или в округлённо в 90 и пяти десятых процентах, условный противник осуществил попытку подавления с использованием психотронного оборудования и после обнаружения неэффективности психотронного подавления эвакуировался в околоземное пространство без вступления в непосредственный контакт. Исходя из этого я делаю вывод что они нас бояться, следовательно, нам их бояться не следует. И, по всей видимости, их отношение к нашей планете примерно такое же, как у США к странам четвёртого мира - страшно связываться с дикарями, а разбомбить ООН не даёт.
   - Хм. - буркнул генерал. - Возможно. Но это совершенно не объясняет происхождение ваших фехтовальных способностей. Однако речь не об этом. - генерал помял переносицу - Речь о том, что команда техников Установки примерно просчитала реализацию вашего проекта...
   Гранитная маска на лице лейтенанта треснула и слетела, выпустив на лицо огонь взрыва.
   - ... и пришла в выводу, что технически, имеющееся оборудование при инверсии Обсчётчика и при минимальном - вашем - сопротивлении среды позволит смоделировать тактическую карту аж в несколько тысяч квадратных километров. С другой стороны, оба психотронщика утверждают, что при попадании в модель больше трех кубокилометров разум тренируемого с вероятностью до двадцати процентов сместиться из реального в виртуальное пространство с необратимостью смещения в 2 с половиной процента.
   Генерал помял переносицу.
   - Я понимаю, что ты готов рискнуть, сынок. - тихо сказал он. - Но сначала я хотел на тебя полюбоваться и понять, застрянешь ли ты там или сможешь вернутся. Я думаю, сможешь, но не уверен, захочешь ли.
   Старлей молчал. Генерал помял переносицу и еле слышно вздохнул: - Набрали архаровцев с пониженной упраляемостью, вот наконец и аукнолось.
   - Ладно. - рыкнул он, хлопая по папке. - Если ты там застрянешь, мы свернём на хрен все тактические имитации в пространстве больше кубокилометра. Понял?
   - Так точно! - звонко выпалил старлей,
   - Через сорок часов запуск. Иди отсыпайся.
   - Есть!
   Старлей развернулся и печатным шагом пошел к двери. Генерал проводил его тяжёлым взглядом, подождал, пока задвинется тяжёлая дверь, достал телефон, набрал номер и буркнул:
   - Начинайте.
  
   Пролог раз. Часть два. Немного тонкой техники.
  
   Бронированная, забетонированная, освинцованная, ещё раз забетонированная и забронированная стена не должна была пропускать ничего. Но она пропускала, если не сказать высасывала, тепло.
   Нач-лаб-1 рывком откинул от стены охладившееся тело, выглянул из-за угла трёхметрового шкафа генератора виртуальной оболочки и осмотрел бункер лаборатории.
   Первый тех взвод сидел на стульях вдоль шкафа и лениво следил за тестированием узлов. Второй взвод, разложив за их спинами сумки с запчастями к генератору и паяльниками, с вялым интересом пялился в сторону иллюминатора камеры. Иллюминатор, стена метрового бронестекла, рассекала лабораторный ангар на все шесть метров высоты.
   Начлаб-1 прошёл на середину комнаты и заглянул внутрь.
   В пространстве за иллюминатором, нарезанном на дольки стеклянными перегородками, плавали опутанные пучками подводящих и генерирующих кабелей диваны.
   Один диван был занят.
   Начлаб-1 глянул на укутанное в провода тело и повернулся к экранам калибровки.
   - Взвод -1, развёрнутый доклад калибровки виртуального тела по узлам.
   - Голенные сущьности переподключены. Управляющие на 86, отводящие на 97. Контакт с мясом процент.
   - Только цифры.
   - Колени 93-99-1, Кисти 99-99-1, правая: калибровка контакта плавает до полупроцента. Локти 95-96-1, плечевые и тазобедренные согласованы на 84. Красный 53-99-32, подкачка расслоения оптимизмрована, Оранжевый 67-45-38, баглог на полмощности, Жёлтый стандартно, Зелёный 54-99-77, флабконтроллер на максимуме, Голубой 95-94-2, фильтр на полном спектре, Синий 99-93-32, конвертер согласователь минимизирован, Фиолетовый готов к подключению.
   - Хорошо. Разрешаю занизить правую кисть до 90. Сопротивление пространству?
   - Тестовое, 12.
   - Обсчётчик?
   - Фоб-программа инвертирована, ограничитель спейсера картопостроителя отключен, картопостроитель согласован с ограничителем детализации.
   Начлаб через плечё покосился на тело в проводах, и вернул взгляд на экраны.
   - Пуск.
   Комтехвзвод-1 поднял колпак на кнопке запуска обсчётчика и хлопнул по ней.
   - Тело смоделировано. Калибровочные параметры держаться. Фиолетовый перенесён.
   - Медицинские мяса в норме.
   - Обсчётчик начал обработку... Объём пространства... 7000 кубов...
   Начлаб вонзил взгляд в затылок техника, перевел его на экран, прочитал данные и рванул взгляд на соседний экран.
   - Детализация 90, возрастает.
   - Картинку ! - рявкнул начлаб. - Потребление памяти?
   - две трети памяти, снижается ... падает.
   Начлаб посмотрел на экран отображения точки входа в модулирумую карту.
   Поляна бурой травы в окружении деревьев с плывущими очертаниями. Деревья оформились в смешения черных сучьев в бурой листвой. На поляне возник окровавленный ковер из мешанины массивных темных и тонких светлых тел. На дальнем краю поляны застыли в движении три светлых и одно тёмное тела.
   - Рывок сопротивления среды.
   Одно из тёмных тел повернуло глаза в точку входа. В жёлтых глазах вспыхнули голубоватые огоньки.
   Первый взвод закричал каждый своё, сливая голоска в панический вой.
   - Потребление памяти ноль!
   - Обсчётчик стоит!
   - Сопротивление среды ноль!
   - Детализация 100!
   Отстав на полсекунды и отчеркнув общую картину резанул крик:
   - Виртуальное тело 100-100 все сущности !!! 100 контакта с мясом !!!
   Начлаб обернулся к иллюминатору. На месте дивана висело светящееся облако. Начлаб начал засасывать воздух для команды. Облако сдулось в точку и исчезло. Тела на диване не было.
   - 0 Процентов контакта с мясом!!!!
   - Картинка исчезла.
   Начлаб покосился на техника, вернул взгляд на пустой диван. Постояв пару секунд он выпустил воздух тихим стоном:
   - За...ись.
  
   Пролог два. Из транскрипта видеозаписи отчёта старшего лейтенанта космических сил РФ Ржевич Михаила Анатольевича
  
   Попал я. В воркрафт. Впрочем, за что боролись, тем и упоролись.
   В общем, вывалил меня обсчётчик на полянку, где орки с эльфами резаться заканчивали. Полянка-то кстати всего метров десять на три - не полянка даже, я так, желудок в тропиночном тракте. И вся телами завалена. Я поначалу, в первую секунду, даже успел подумать. Что это мне специально для выбрать одеться и за кого воевать. Потом я подумать не успел.
   Прямо передо мной там здоровый орк лежал и он на меня посмотрел своими синими глазками. Точней, он то на меня давно смотрел, наверно, с самого начала. Ну а тут наши взгляды, мать его, встретились. Чё было дальше, толком не помню. Вроде как переключили вид на третье лицо, и в меня кто-то залез и начал память перемешивать.
   Ну, пришёл в себя - орк этот уже мертвый лежит и улыбается. А в голове хоровод из всякой хрени - какие-то значки и картинки в калейдоскоп слились, звуки в треш металл в исполнении трёх симфонических оркестров. Я сам я в этой фигне - как кусок сахара в кастрюле с кипящим кипятком растворяюсь. Точнее, не я сам растворяюсь, я то, что я о себе помню. Что я старлей ВКС на экспериментальном запуске генератора виртульных образов с непосредственным внедрением. Секунды за полторы растворился я в этом всём, я потом обратно конденсироваться начал, как варенье - одна молекула - блок памяти меня, сладенького, другая молекула - блок памяти кисленькой ягоды, вместе с которой меня в кастрюлю кинули. Не знаю, сколько я оседал - может, секунд десять. Как осел, ну, устаканилось всё, понял, что всё закончилось - чую, что база символов у меня раздулась раза в три, количество связей между ними на порядок выше стало. Ну, колбасить меня перестало, и я начал осматриваться.
   Орки с эльфами вперемешку, что на поляне лежали в крови, уже не шевелились. И вокруг них так смертью попахивает. Зато в углу поляны, в десятке метров от меня, ещё как шевелились. Я сначала глазам не поверил. Потом, как поверил, остекленел в непонятках - чё же это такое делается, что орк эльфа раком поставил и трахает, причём оба кряхтят и стонут, как всю жизнь мечтали.
   Потом откуда-то понял, что орка-то ошаманили, причём по нехорошему. И я даже слово волшебное знаю - "эрразн", и значит оно "проснись", как эта новая база символов подсказала. Ну я его и рявкнул.
   Орк вздрогнул, как на самом деле проснулся, и глянул на эльфа под собой. И как глянул, блин! Таких морд омерзения я не видал ни разу. Выхватил он ножик с пояса и эльфу по горлу - чирк. Эльф забулькал и в травку брякнулся, а орк на меня взгляд поднял. И так глянул на меня своими глазками жёлтыми, что я прям не знал, как бы сделать вид, что я ничего не видел. А он на ноги вскочил и на меня понёсся. И несётся на меня эта глыба - на голову выше, в плечах в полтора раза шире, глаза сверкают, уши торчком, клыки наружу, ножик в лапе, а я стою в чем мать родила, и чё делать не знаю. Тут второе слово из памяти и выскочило. "Пррак" - то есть отстань...
   Короче, словарь я вам уже составил, если надо - сами переведёте, а отчёт я на русском буду дальше...
   В общем, рявкнул я ему "отстань". Он прямо с ходу на колено рухнул, метр по траве проехался и в паре шагов от меня застыл, ножик на меня наставив. Оглядел меня медленно с ног до головы и спрашивает нормальным оркским рыком:
   - Ты кто?
   Тогда я не знал, что это нормальный оркский, который звучит как собачеё рычание волкодава с машину размером. Так что пересрался капитально. И со злости в ответ ему тоже зарычал:
   - А твое какое дело?
   Он вокруг посмотрел, орка дохлого передо мной увидел и спрашивает, уже потише:
   - Видел, как он умер?
   - Видел - говорю, - И не только это видел.
   Он скривился, на эльфа оглянулся и, ножик в ножны засовывая, встал и спросил:
   - Ты меня будил?
   - Я. - говорю. А он всё на орка смотрит. Потом сказал.
   - Это ты правильно сделал... как тебя звать?
   Я собрался было сказать чё в паспорте написано, но что-то удержало.
   - Пока не знаю.
   Орк ещё раз хмыкнул, и показал на поляну.
   - Одень что-нибудь, оружие какое-нибудь возьми и побежали.
  
   Акт первый. Знакомство или о рационе питания орков.
  
   Полузаросшая бурой травой тропинка, петлявшая среди развесистых деревьев светло-бурой листвы, то расширялась до поляны, то сужалась до полного исчезновения. Болтавшиеся на ногах старлея Ржавича сапоги были велики на пару размеров. Поэтому большая часть его внимания была направлена на то, чтобы старательно растопыривать пальцы. Меньшая часть была на широкой спине, обтянутой кожей куртки и перечёркнутой ремнем перевязи.
   Они отмахали полкилометра, и только тогда орк спросил:
   - Эй, не запыхался?
   Ржевич хмыкнул.
   - Не.
   - Тогда слушай и думай. Волшебнячий Дрын был последний колдун из тех, кто живёт сейчас. То, что ты появился здесь - это последнее, что он сделал. Мы шли за ответом, что нам делать с Войной, и спросить ответ должен был он. Так что получается, что ты - ответ. Или ты знаешь ответ.
   Орк замок. Ржевич пару секунд подумал и сказал:
   - Сначала скажи мне, как тебя зовут. Потом скажи мне, что это за Война.
   Орк хмыкнул.
   - Меня зовут Барган. Его - он хлопнул себя по плечу - зовут Быстрык. Я съедобный.
   Ржевич немного подумал, насколько опасно высказывать удивление и спросил:
   - Это как?
   Барган на перешёл на шаг и обернулся.
   - Ты не долгоживущий?
   Его рука медленно переместилась к рукояти меча.
   - Я не долгоживущий. - тихо и отчётливо сказал Ржевич. - Я не один из тех, кого вы убивали на поляне. Я всего лишь хотел узнать - как это у тебя одно имя, а у... тела другое.
   Багран убрал руку от меча, развернулся и пошёл задом наперёд. Прищюрив глаз, он удивлёно пробурчал.
   - Это же просто. У меня своё имя - Барган. А у зверя, которым я сейчас живу - своё имя - Быстрик. Вместе - Барган Быстрик. В прошлой жизни я был Барган Булыган. А ты что, не помнишь своего прошлого?
   Ржевич скорчил тропинке удивлённую рожу.
   - Не-а. В мире, из которого я сюда попал, существа умирают, существа рождаются, но почти никогда не помнят своего прошлого. А что значит "я съедобный",
   Багран почесал за ухом.
   - Значит, ты из другого мира... Я - съедобный - это форма приветствия между существами, когда они говорят друг другу, что они дружелюбны. То есть я сказал тебе, что если что, ты можешь меня съесть.
   - Ага. Ну тогда... моего зверя зовут Ржевич. Я - съедобный.
   Пару секунд они старательно изучали глаза друг друга. Потом Барган расхохотался, хлопнул Ржевича по макушке, повернулся и перешёл на бег.
   - Так что у вас за Война? - спросил Ржевич, потирая макушку.
   - Если ты из другого мира, то есть ничего не знаешь про этот, я пока не буду много рассказывать. Если коротко - где-то сорок три тысячи дней назад на наши земли приплыли долгоживущие... До этого давно мы с ними воевали, и договорились, что это наша земля, а острова и земля за морем - их. Но тут они приплыли и начали играть. Сначала была пара лодок, и на них были охотники. Они охотились на нас, - мы охотились на них. Было весело - они были ловкие стрелки, и гораздо лучше зверей чувствовали, где мы. Потом приплыло много лодок - наверно, им понравилась игра. Тогда все желающие из всех семи кланов собрались и пошли играть. Там получилась примерно ничья - мы постреляли примерно поровну. Потом приплыло много лодок, и несколько больших кораблей, и они построили селения, но играть уже не ходили. А потом они собрались большой толпой и напали на жилища кланов Ветра, Медленной Воды и Металла. И тогда мы подумали, что это какая-то странная жёсткая игра, собрались и пошли уничтожать их жилища. Когда мы пришли к их жилищам, то они силой захватили духи зверей и птиц и заставили их на нас напасть, и сами силой кидали в нас стрелы и камни. Мы поняли, что они стали совсем больные разумом, и ушли обратно.
   С тех пор они охотились на нас, мы охотились на них. Они находили наши жилища и уничтожали их. Мы разрушили несколько их жилишь. И это продолжалось пятьдесят тысяч дней. А двадцать дней назад они сделали что-то, и из наших лесов ушли все звери. И мы шли в Закрытую Пещеру, чтобы встретиться с теми, кто не живет сейчас и спросить - то ли это новая игра, то ли нам начинать Войну.
   Ржевич пару секунд переваривал услышанное.
   - А в чём разница между Войной и игрой? Они убивают вас, вы убиваете их.
   - Они убивают не нас, а наших зверей. Нас убить нельзя. А разница между Войной и игрой в том, что у Войны нет правил. У игры они есть. Мы берём луки, они берут луки и мы бегаем по лесам, чтобы подстрелить и съесть зверей друг друга. Мы так играли и между кланами. И пока долгоживущие играли так же - это была игра. А теперь они угнали всех зверей из наших лесов. Это значит, что они хотят, чтобы мы умерли. Это не игра, потому что они хотят сделать так, чтобы у нас не было зверей, которыми мы привыкли жить. То есть они хотят заставить нас жить так, как хотят они. Это уже война. Наверное. Мы как раз шли в пещеру спросить, чтобы знать наверняка. И ещё мы шли спросить, что случилось с долгоживущими, что они захотели нас уничтожить. А ты, или в тебе - ответы на эти вопросы.
   Ржевич собрался с мыслями.
   - Тогда, Барган, слушай. В том мире я был воином. У нас там почти всегда войны. И когда меня оттуда посылали в это мир - меня слали, чтобы я поучился воевать. Так что это война. А почему они захотели вас уничтожить - потому что вы не такие, как они и потому что им нужны эти земли, чтобы жить...
   - Значит, война. - протянул Барган. - Ладно. А то, что мы не такие - это не причина. Это может быть поводом. То, что им нужны эти земли - это тоже не причина. Это повод. Причина где-то в разуме...
   Свистнув, в дерево в пяти шагах впереди впилась метровая черная стрела с оранжевым оперением.
   Ржевич затормозил вовремя и не врезался в спину Быстрика.
   - Эй, Барган, где остальные? - спросили из кустов в сотне шагов дальше по тропинке.
   - Трун, вылезай, поговорим. - вздохнул Барган, переходя на шаг.
   - А кто это за тобой, на должика похожий? - подозрительно спросили из кустов с другой стороны дороги.
   - Его, Харна, Дрын наколдовал перед смертью. Он меня от должика отцепил, так что он не должик. Гоблин он или просто какой-то зверь, мы выясним. А пока я и он сказали друг другу, что съедобные. Так то вылазте и пусть кто-нибудь бежит за мясом. Оно в десятке тысяч шагов отсюда. А ещё кто-нибудь может бежать в жильё и предупредить народ, что я веду странное съедобное существо по имени Ржевич, и надо думать, что дальше.
   Кусты зашуршали, и на тропинку высыпали пара дюжин гоблинов с луками.
   - А Дрын узнал? - спросил самый низкий и коренастый, пощипывая тетиву большого толстого лука.
   - Нет. Должики напали до того, как мы дошли. Но Ржевич, которого Дрын наколдовал, говорит, что он всю эту жизнь воевал, и в этот мир хотел попасть, чтобы лучше научиться воевать. Будем считать это ответом.
   Гоблины, потрясая луками, издали хоровой рёв. Накричавшись, они переглянулись. Потом трое быстро побежали обратно по тропинке, а остальные неторопливой рысью пробежали мимо Баргана, вглядываясь в Ржевича. Ржевич рассматривал проплывающие мимо темно-зелёные морды, растянутые в хитрых улыбках, и искал в них горе. Горя не было. На мордах была осторожная заинтересованность, немножко решимости и всё.
   - Странно. - Тихо сказал он, глядя в спину последнему орку. - Никто не расстроился, что только ты выжил.
   - А чего расстраиваться? - буркнул Барган, начиная шагать по тропинке. - Ну, вывели их из игры на несколько тысяч дней. И чего? Счас гораздо интереснее, что скажут наши матери про тебя.
   - А что они могут сказать?
   - Они... по нашим обычаям ты - как бы существо без клана. Такое редко бывает. И теперь тебе устроят испытание и или сочтут гоблином и примут в клан, или съедят.
   Ржевич хмыкнул и буркнул себе под нос:
   - Ничего себе.
   - Не бойся. Я думаю, что ты - гоблин и пройдешь испытания. - Бодро воскликнул Барган. - На отчаявшегося ты не похож. Ты похож на существо, которое получает то, что хочет. Так что всё будет нормально, хоть шкура у тебя почти такого же цвета, как у должика.
   Ржевич помолчал, глядя на показавшийся меж деревьев длинный каменный хребет, выпиравший из земли на несколько десятков метров.
   - А что за испытания?
   - Очень просто. Несколько разумных матерей клана, у кого есть время, собираются и устраивают вопросы, в которых ты можешь сделать как гоблин, или как больное разумом существо. Если ты ведёшь себя как гоблин - тебя не съедают. Вопросы делают, пока все матери не решат, что хватит.
   - И много вопросов? - задумчиво спросил Ржевич, глядя на цепочку гоблинов, растянувшуюся по вершине гребня.
   - Не больше, чем пальцев на руках. Иногда хватает трёх. Всё. Мы пришли.
   Деревья кончились. Тропинка затекала на камень и, добежав до вершины, скрывалась по другую сторону гребня.
   Ржевич глянул на гребень и буркнул:
   - Надеюсь, мне тоже хватит трёх.
  
   Акт два. Из отчёта. Опрос свой-чужой в исполнении гобловых матерей.
  
   Жильё у них конечно, ещё то.
   Поляна большая, метров сто на триста, под камешком. В камешке - пещеры. На деревьях, в кронах - шалаши. За поляной речушка.
   Когда мы пришли, то есть вышли на вершину гребня, на поляне было полно народу, гоблинов тысяча. И все сидели. А в середине толпы на свободной площадке двадцать на двадцать стояли эти самые гоблиновы матери. Такие здоровые, раза в полтора больше охотников.
   Ну, мы спустились и пошли к матерям. Пока шли через сидящих, через них перешагивая, все на меня пялились, но молчали. Тычса гоблов народу - и никто не гугукнул. Это потом я понял, что они слушать собрались.
   Вышли мы на полянку, встали. Барган начал коротко рассказывать, откуда я взялся, а я на матерей смотрю. Пятеро их там было. Здоровые все и фигуристые, что статуи. Ноги правда, коротковатые, но все остальное - бабы ещё те. Куски кожи, которыми грудь обернута, чуть не лопаются, животы подтянуты, бёрда широченные. И все на две головы меня выше. И все меня глазами буровят. А взгляды у них тяжёлые, что каток, но не злые. Они как будто что-то высматривали.
   Барган закончил говорить, и над поляной повисла тишина. Матери думали.
   Потом одна из них, самая высокая, шагнула вперёд и зарычала:
   - Значит, этот должик хочет вступить в наш клан? И это когда у наших матерей не стало мяса, чтобы выносить детей? Ну и наглый!
   Мать приблизилась ко мне и замахнулась своим экскаватором. Не знаю, как у них с маникюром, но ей явно не помешало бы подстричь когти, если она их специально не держит на случай самообороны от тяжеловооруженного латника.
   Пока она замахивалась, я соображал, что делать. Точней, я соображал, что должен сделать гоблин в такой ситуации. В толпе матерей я не видел. Решать, что со мной делать, пригласили их. Так сказать, послали к матери, да ещё и не к одной. Вывод - драться с ними не принято. Совсем никак.
   Я закрыл голову руками. И напружинил ноги. И наклонился, пропуская когти за затылок. Удар, больше похожий на столкновение с медленно едущим танком, бабахнул по руке. Грохнувшись на землю и перекатившись, я вскочил на ноги и глянул на мать. Они с трудом прятала удивление под маской гнева.
   Я набрал воздуха и зарычал во всю дурь молодецкую:
   - Мать, ты чё, сама решила поохотится? Или кроме тебя тут охотников не осталось?
   Она замерла и радостно улыбнулась, демонстрируя мне приличных размеров клыки.
   - Конечно есть, добыча - она посмотрела мне за спину. Судя по шороху, там выстраивалась очередь желающих на меня поохотится. Очередь надо было сокращать.
   - Только мать, если я добыча, и, к тому же должик, а не гоблин, то наверно, любой охотник сможет меня завалить один на один без оружия - я тоже широко осклабился, и посмотрел на остальных матерей, чтобы проверить, то ли я сказал.
   Матери еле заметно улыбались.
   - Этот краснокожий дело говорит - буркнула самая пожилая. Возраст угадывался по легкой проседи в рыжих волосах, расчесанных на две густых копны справа и слева.
   - Хурга! - рявкнула первая мать.
   - А? - проревел Хурга у меня из-за спины.
   - Сможешь?
   - Смогу, наверно.
   За спиной раздались не то чтобы громкие шаги, а тихие содрогания земли.
   - Конечно - буркнула худенькая на фоне остальных мать. - Давайте заставим его сражаться с самым большим охотником племени.
   - Это чтобы не перебирать всех охотников - тихонько буркнула первая мать. - Это существо сказало, что его занятие - война...
   Матери дружно хмыкнули. Я восхитился их мудростью и повернулся посмотреть на Хургу, который приблизился ко мне на десяток шагов.
   Хурга, как и ожидалось по громкости шагов, был громаден, как шкаф для хранения роялей. Неожиданного в нем было только одно - гигантских размеров пузо, колыхающееся под огромными титьками.
   - Откормили слоника - буркнул я, прикидывая, как его валить. Пока я прикидывал, этот мясо-жиро комбинат приблизился на пять шагов и отколол финт, которого я от него никак не ожидал - прыгнул. Пока я охреневше смотрел на полёт жирижабля, мои ножки, которые сразу поняли, что такой вес им не удержать, отпрыгнули на три шага назад. Хурга с грохотом приземлился в шаге от меня и, не теряя времени, махнул экскаваторами, собираясь приготовить из моей головы фарш. Ноги опять же вовремя согнулись. Над головой звучно встретились пара ладошек. Взрывободобний хлопок наконец разбудил меня и я решил предпринять ответные действия. Выставив вверх руку, я кувыркнулся между его ног. Пузо, к счастью, не свисало ниже яиц, и выставленная в кувырке рука легонько треснула по ним, а не по пупку.
   Развернувшись на выходе из кувырка, перешедшем в подпрыгивание, я воспарил в воздух. Классически жахнув пяткой в затылок, я приземлился и, отпрыгнув на метр, стал ждать результатов удара. Хурга, постояв секунду, медленно осел на землю.
   Я глянул на упавшую к моим ногам голову с вываленным языком и перевёл взгляд на первую мать.
   - Слишком медленный - буркнул я, глядя на её ошарашенное лицо. - Есть кто-нибудь побыстрее?
   Она поднял взгляд с Хурги на меня, закрыла рот и обернулась к остальным матерям.
   - Он хочет подраться ещё - с еле заметным оскалом громко прошептала старшая. Оскал, я надеялся, был ухмылкой.
   Мать повернула голову ко мне, нахмурилась и зарычала:
   - Ты чё, хочешь по одному перебить всех охотников? И чё, ты хочешь сказать, называя Хургу медленным? Что он толстый?
   Я вздохнул, мысленно поставил на место матери полковника и медленно ответил:
   - Я сказал, что Хурга медленный. Если я захочу сказать, что Хурга толстый - я скажу, что Хурга толстый. Если я захочу сказать, что он слишком большой, чтобы быстро двигаться - я скажу, что он слишком большой, чтобы быстро двигаться. А если я захочу по одному перебить всех охотников Клана - я уйду в лес и там встречая по одному охотников Клана , перебью их. А сейчас я просто спросил - есть кто-нибудь быстрее Хурги?
   Мать показала мне клыки и глянула за спину, а потом опять на меня.
   - Знаешь, добыча - тягуче вкрадчиво прорычала она. - На опасных, но вкусных хищников иногда надо охотиться вдвоём...
   Я собрался было согласиться с ней и помахаться с двумя. Но тут что-то из новой базы данных выдало мысль. Несколько секунд подумав её, я высказал её вслух:
   - Бывает и так. Но когда я сказал, что если я добыча, то меня может завалить без оружия любой охотник - ты с эти согласилась. Я могу подраться и с двумя, и тремя, и пятью. Я могу подраться с семью, вооруженными как они захотят. Но я не могу дать тебе нарушить соглашение. Так что сначала признай, что я - не добыча.
   Матери шумно выдохнули. За спиной раздался хоровой гул.
   - Хорошо! - рявкнула мать. - Ты не должик. Ты слишком нагл для должика. И ты - не добыча. Пока. Но ты сказал, что можешь подраться с семью... - она перевела взгляд мне за спину и семь раз кивнула.
   Я обернулся и увидел семерых гоблинов, которые шли ко мне, корча на ходу хмурые рожи. Опустив взгляд на ножички в локоть длинной, весело сверкавшие в когтистых лапах, я тяжело вздохнул и повернулся к матерям.
   - Что-то хочешь сказать? - вкрадчиво прорычала спикреша.
   - Ага - согласился я, кивая. Семёрка окружала меня в кольцо. - А не могли бы они сразу взять... ну там копья, верёвки, сети и всё остальное, чем обычно зайчиков ловите?...
   Мать еле заметно кивнула. Трое, стоявших предо мной, прыгнули вперед и махнули по финту. Четверо, стоящие с боков и сзади, тоже прыгнули, но они стукнули по настоящему - двое в почки, двое в горло. Четырёх рук, чтобы заблокировать все четыре удара, у меня не было. Поэтому я просто присел враскоряку. Ножи, нацеленные в почки, просвистели над ушами. Дождавшись, пока ножи номеров четыре и пять устремятся вниз, к старательно подставленной шее, я вцепился в брёвноподобные запястья и чуть разведя замахи в стороны, кувыркнулся назад, увёртываясь от ножёй шесть и семь, нацеленных мне в глаза. Благополучно втиснувшись между ног четвёртого и пятого, стоявших за спиной, я вскочил на ноги. Орк, попавший в мою правую руку, повинуясь закрутившему его кувырку, выкручивая связки плеча перелетел через голову и шлепнулся под ноги устремившейся на меня первого, второго и третьего. Неожиданно возникший под ногами товарищ их на секунду затормозил. Секунды мне как раз хватило, чтобы отпустить руку с ножом вырывающегося левого и тюкнуть его пальцем под ухо. Подхватив нож из его обмякшей руки, я скаканул в сторону и зарычал, размахивая трофеем. Пока оставшаяся на ногах пятёрка решала, что сделать, я приноровился к весу тесака и метнул его. Разглядеть в моих маханиях замах никто из них не успел, и нож благополучно врезался рукояткой в яйца самому здоровому из оставшейся четвёрки. Пока он хватался за ушибленное место и с тихим рыком оседал на землю, а оставшаяся на ногах четвёрка сочувствующе косилась на него, я шагнул вперёд, заранее перекрещивая руки. Две намеченных жертвы махнули ножами мне навстречу. Качнувшись назад и поймав их замахи, в печень и в горло, я перекрутил их руки в узелок и пригнулся, давая кулаку жертвы из правой руки возможность немножко раздробится о макушку. Затем я шагнул вперёд, давая возможность им споткнуться друг о друга и полететь на землю. Ткнув уже падающего левого, ставшего верхним, пальцем под основание носа, я с приседом прыгнул вперёд, раскорячивая колени и блокируя два замаха ножами. Ноги последней парочки, ринувшейся на освободившееся место предпоследней, зацепившись за мои неожиданные колени, остались на месте и владельцы грохнулись оземь. Прыгнув вслед за ними спиной вперёд, я широко раскинул руки, и припечатал им ладошками в затылки.
   Вскочив на ноги, я огляделся.
   Кинутый через голову орк поднимался на ноги, держась за вывихнутое плечё. Орк с отбитыми яйцами ползал по земле, пытаясь подняться. Орк, придавленный бессознательным товарищем с расквашенным носом, как раз закончил из-под него выбираться и собирался встать на ноги. Остальные не шевелились.
   Слизнув кровь с пореза на предплечье, я повернулся к матерям и сказал:
   - Вот это хорошие охотники. Быстрые.
   Поляна вокруг взорвалась криками. Прислушавшись к рёву, я понял, что он скорее одобрительный.
   Спикерша взметнули руки, и рёв как обрезало. Покосившись мне за спину, она молча кивнула на лежащие вокруг меня тела. Подождав, пока рефери уволокут с ринга нокаутированных, спикерша хмуро на меня посмотрела и оглянулась на остальных матерей.
   - Ну, драться он умеет... - задумчиво протянула старшая.
   - И мысль-слово держит - непонятно высказалась худая.
   - И не убивает без нужды - прогудела третья, с огромным, в треть лица, носом.
   Спикерша обвела остальных взглядом и вернула его на меня.
   - Значит, ты умеешь охотиться...
   - Ага - согласился я, изображая на лице инту-зиазм.
   - То есть, розовый, ты хочешь сказать, что ты гоблин? - вкрадчиво промурлыкала она.
   - Ну, если в Клане только гоблины... - задумчиво протянул я, соображая, к чему они клонит. Сообразить надо было до того, как брякнуть что-нибудь такое, после чего меня пошлют на. Или в... Точно. Вот куда она клонит...
   - Только я сейчас живу зверем другой породы. А так я гоблин. - Гордо завершил я.
   Мать чуть скривилась, и нахмурила лоб, старательно думая, как бы всё-таки послать меня в.
   - Ну, даже если ты и другой породы, ты всё равно сможешь договориться с матерью о ребёнке - прорычала она. Оскалив все сорок четыре зубика в широкой усмешке, она добавила. - И проверить, на самом ли деле твой зверь другой породы.
   Пара матерей за её спинами чуть слышно цыкнула. Я окинул задумчивым взглядом их монументальные формы, остановил взгляд на спикерше и буркнул:
   - А договариваться надо прямо здесь или всё-таки в пещере или хотя бы в дупле?
   Спикерша, продолжая скалиться, мурлыкнула:
   - В пещере. И даже вдвоем. Но с Должой тебе это вряд ли поможет.
   Матери дружно шумно вздохнули.
   - С какой Должой? - буркнул я, пялясь на сочувствующие лица матерей. - С...? остатки вопроса я проглотил, сообразив, что достаточно и первого и необходиости лезть с глупостями нет.
   - С Должой, которая взяла зверя гоблина, чтобы жить. - злорадно прошипела спикерша. - По ошибке...
   - И, как я понял, никто из Клана так и не смог договориться с ней о ребёнке, и это теперь надо сделать мне - весело осклабляясь, прорычал я. - Только, если я договорюсь с ней о ребёнке, будет ли это подтверждением тому, что я - гоблин?
   Спикерша замерла с раскрытым ртом.
   - Знаешь, ... Ржевич, - протянула из-за её спины старая мать, - Скажу так. Если тебе не удастся договориться, это не скажет ничего. И..., я вижу, что ты умён, как матерь и понял, что я, и остальные, не судим да или нет, а просто смотрим. - Она вперила желто-лимонный взгляд мне в глаза и прорычала: - Так что иди в пещеру, а мы посмотрим, что ты будешь делать.
   - Ладно - буркнул я, наблюдая за её угрюмым выражением лица. - Надеюсь, в пещере будет немного света.
   Мать меня не поняла и твёрдо пообещала:
   - Будет.
  
   Акт три. Из отчёта. Двое в темной пещере или как быстро соблазнить клыкастую девушку.
  
   Пещерка была так себе. Каменный мешок десять на десять и восемь вверх. В потолке зияло черное отверстие вентиляционной дыры. На полу валялись связанные в пуки тонкие ветки, которые, учитывая толстокожесть покладаемых на них тел, вполне могли сойти за солому. Кроме лежаков в камере ничего не было. И это меня не очень удивило - в качестве рабочего кабинета и столовой ребята пользовались лесом, а склады и мастерские по-видимому, были в специальных комнатах.
   Осмотрев комнату и убедившись, что ощущение, что в комнате кроме меня есть ещё десятка три существ, не проходит, я тяжело вздохнул, и присел на топчан. Топчан оказался удобным, как плетёное кресло с пружинной подвеской.
   Откинутся на стену и вздремнуть после махаловки я не успел.
   Шкура, перекрывавшая вход в пещеру, взметнулась вверх, и внутрь влетело, явно получив ускорительный пинок, тело. Полог упал, уменьшив освещённость ровно настолько, чтобы размазать черты лица и спрятать оттенок кожи. Так что я тупо отвалил челюсть и уставился на расположившиеся возле порога формы, для создания которых в нормальных условиях требуются взвод массажистов, усиленный отделением тренеров с грузовиком примочек и распарок.
   - Ну и что, розовокожий странник теперь извернёт язык в узлы, лишь бы воткнуть своё трепещущее мясо в плоть одиночки и тем самым спасти шкуру, доказав, что он - такой же самец, как и толпа за стенами?!! - прорычала она. Мягкий, как урчание котёнка, рык с легкими истерично-рыдающими нотками заставил меня вздрогнуть и упустить смысл сказанного. Быстренько найдя в своей памяти запись её речи и промотав её ещё раз, я замотал головой, отгоняя ощущение, что я воздушный шарик, стремительно надуваемый словарным запасом. Отогнав ощущение, но не словарный запас, бултыхавшийся в закрытом мешке рта, я неуверенно, чтобы не выплеснуть все сразу, открыл рот:
   - О нет,
   но почему же нежный листик,
   несомый волею холодных волн бушующих,
   отчаялся коснуться земной тверди,
   где вырос
   и от которой был оторван ветром перемен?
   Она вздрогнула. Потом медленно прошла к топчану напротив и опустилась на него. Огрызки света, пролетающие сквозь щели вокруг двери, высветили клюв носа, широко распахнутые щели глаз, вытянутую ниточку рта. Она открыла рот, делая вдох для слова, и ниточка расцвела бутоном губ.
   - Зачем терзаешь ты оторванный судьбою лепесток знакомым сплетениями слов? - сказала она, еле сдерживая плачь. Спросив, она подняла взгляд от моих сапог и заглянула мне в глаза. Горе, беззащитность зернышка, оторванного от колоса и брошенного между песчинок, сцепленных в камни жерновов, врезались в меня, как заточенная кувалда в лоб.
   - Где пропитался ты искусством сплетения мыслей с ароматом чувств? - ударом иголок под ногти на допросе влетел в меня второй вопрос. Помолчав, она неуверенно спросила: - Ведь ты не эльф?
   - Нет - брякнул я и сделал пару глубоких вздохов, чтобы отдышаться от обрушившегося на меня общения. Она опустила голову и уставилась в пол.
   - Тогда прости меня, уродину, за то, что я с порога попыталась закрутить тебя словами - прошептала она.
   - Так ты можешь говорить по-нормальному? - охреневше брякнул я.
   - Прости меня, пожалуйста... - чуть громче прошептала она. - Просто...
   Я продрался сквозь окутывающее её облако безнадёги и озвучил её мысли:
   - Ты хотела сразу сделаться непонятной настолько, чтобы я не захотел с тобой общаться и не общался с тобой, чтобы не сделать тебе больно?
   Она вскинула голову. Вспышка отчаянной надежды в её взгляде вмяла меня в стенку.
   - Ты ... ты понимаешь? - дрожащим голосом рыкнула она.
   - Ага - прохрипел я, успокаивая дрожь в животе. - Только ты не могла бы чуть-чуть послабее испускать чувства, потому что меня ими обжигает.
   Её глаза, пара оранжевых искр, удивлённо расширились.
   - Я делаю тебе больно своими чувствами?!!!
   Она задрожала, согнулась и обхватила голову руками. Ногти у неё были подстрижены.
   - Нет... нет, не могу! - слабо вскрикнула она и вскочила. Я растерялся, и она успела сделать целых три шага к выходу до того, как я рявкнул:
   - Вернись и сядь!!!!!!
   Она замерла, потом медленно вернулась на топчан. Я посмотрел на мелко дрожащие плечи, на опущенную голову и мысленно рыкнул на подглядывтелей, число которых резко увеличилось, и издал второй рявк:
   - Что ты сделала оркам!!!??!!!
   Она оцепенела на мгновение, а потом дёрнулась вскочить, замерла, задрожала сильнее и прижала руки к животу.
   - Что ты сделала оркам ????!!!!!!!!! - взревел я так, что у самого зазвенело в ушах.
   - Там был штурм... штурм моего города. - сдавленно всхлипнула она, а потом сбивчиво затараторила в пол: - Они... орки... прорвались... прорвались к женской башне... охрана не должна была их пускать... они вообще не должны были их пускать в город...
   - ЧТО ???!!!??? ТЫ ???!!!! СДЕЛАЛА ???!!????? ОРКАМ???????!!!!!!!!!???!!!!!!!
   В пещере стало пусто. Мой сотрясающий скалу рёв вымел из неё всех. В звенящую тишину упал её всхлип:
   - Я... я отдалась орку, и пока... пока он меня насиловал я ... я его убила.
   Она всхлипнула, пару раз вздохнула и тихо прошептала :
   - Взяла отравленную иглу, которой должна была убить себя, и воткнула ему в спину.
   - Понятно - хрипло вздохнул я. - А когда это было?
   - Да какая разница... - безнадёжно вздохнула она.
   - Когда!?! Это!?! Было!?! - отпечатал я.
   Она вздрогнула и прошептала:
   - Восемьсот поколений назад, весной, седьмого дня после дня ухода снега.
   - Ага - буркнул я и завертел головой, выискивая, кто влез в мою пещеру подсматривать. В пещеру залетели и еле заметно сели в уголках пара существ. Не родившихся орков. Один - океан силы, скрученной разумом в гранитный валун. Второй - буря отточенных до бритвенной остроты мыслей. - Угу. - буркнул я скорее им, чем ей. Потом перевёл взгляд на неё и спросил:
   - А где это было?
   - В Встречающем Рассвет - вздохнула она, и подняла заплаканные глаза. В её взгляде была обречённость растерзанной пытками и приговорённой к сжиганию ведьмы. Ещё в нем было облегчение, что пытки кончились.
   - Когда?... - хрипло спросила она.
   - Когда - что? - прохрипел я, умиротворённо откидываясь к стене. Далее, как я знал, начиналось самое интересное.
   - Когда меня ... казнят? - неуверенно спросила она.
   - За что? - скептически вопросил я, складывая руки калачиком.
   - Ну... я убила одного из вас... - она опустила взгляд на мои руки, оканчивающиеся вполне ненормальными ногтями - ... них... - она посмотрела на себя. - То есть нас. - растерянно закончила она.
   - И что, интересно, должна сделать мать орков, если какой-либо орк попробует взять её силой? - поинтересовался я.
   - Убить его... - растерянно-задумчиво протянула она. - То есть... - она с размаху хлопнула ладонью об лоб. - То есть я не сделала действие эльфов, а сделала действие орков и тем самым стала оркой! - выпалила она, офигевше пялясь на меня. - Только становилась я оркой восемьсот поколений...
   - Ага - аппетитно протянул я.
   - То есть, если я сделаю действие эльфов - я смогу вернуться - задумчиво протянула она.
   - Сможешь, если захочешь - вздохнул я.
   - Только сначала мне надо закончить действие орков, иначе я не смогу начать действие эльфов - грустно уронила она в пол. - Только я не смогу... - совсем грустно закончила она.
   - Почему? - поинтересовался я, почёсывая подбородок.
   - Потому что... я ... моё.. мой зверь не такой, как должна быть матерь орков. Я... - она протяжно вздохнула - я маленькая и тощая. Моя умение выращивать себе зверя - от эльфов, и я просто не смогу вырастить себе зверя, с которым орк захочет сделать ребёнка. И я не смогу родить такого ребёнка и остаться в живых - еле слышно прошептала она в пол. - Я уродина...
   На меня ударом молнии упало понимание замысла судейского гобломатерного комитета и я лопнул хохотом. Мои сотрясающиеся слабыми похрюкиваниями ошмётки сползли на пол.
   - Чему ты смеёшься? - уныло спросила она, когда я просмеялся.
   - Матерям - хихикнул я, утирая слёзы и заползая обратно на топчан. - Тому, что им надоело, что по клану слоняется матерь, которая застряла. И которая глубоко несчастна из-за того, что никто не хочет от неё ребёнка. И которые взяли второе странное существо, появившееся в клане - меня - и закинули нас в одну пещеру посмотреть, что из этого получиться.
   - И что из этого получиться? - настороженно спросила она. - Или ты, как эльф, любишь всё живое настолько, что готов слиться плотью? - холодно закончила она.
   Холод в её голосе сдул с меня остатки весёлости. Я тяжело вздохнул, и, собираясь с мыслями, забрался обратно на топчан.
   - Нет, я не готов слиться плотью со всем, что живое... Даже очень не со всем. И ... я хочу сказать тебе, что я вижу, когда гляжу на тебя... то есть что видит мой зверь, когда глядит на твоего, но боюсь, что ты не поверишь. Так что сначала я скажу, что я не из этого мира... Посмотри на моего зверя. Ты когда-нибудь видела такого?
   Она медленно покачала головой.
   - Сейчас закат. Орков и эльфов я первый раз увидел в полдень. До этого я видел зверей таких, как я. Я имею в виду, одного со мной размера, и с цветами кожи от белого до чёрно-коричневого. В том мире, откуда я пришёл, мы воюем почти не прекращая, несколько тысяч поколений. Воюют все - и матери тоже. Поэтому в том мире, откуда я пришёл, звери охотников - воинов - крупнее матерей, а звери матерей не очень толстые, чтобы было удобно не только рожать, но и бегать и драться. Представила?
   Она кивнула и подняла на меня взгляд.
   - Если бы ты был эльф, я бы сказала, что ты рассказываешь мне сказку, чтобы соблазнить. А так... ты хочешь сказать, что я... мой зверь тебе не противен?
   Я нашёл оранжевые искорки её глаз и сказал в них:
   - Когда я гляжу на тебя, я вижу такого красивого зверя, что у меня перехватывает дыхание, чтобы не спугнуть его неосторожным криком восторга, я вижу ожившее совершенство, к которому боюсь прикоснутся, чтобы не испортить.
   Она подняла голову к потолку, всхлипнула и смахнула слезинку. Потом опустила взгляд на меня и тихо шепнула:
   - То, что ты сейчас сказал - правда?
   Я сполз на пол у её ног, взял за плечи, вместе с ней встал и прижал её онемевшее тело к себе. Носом раскопав среди пахнущих дымом рыжих косм маленькое ухо, я шепнул в него:
   - Ты знаешь хоть одного орка, который соврал матери?
   Она вздрогнула, потом вцепилась в меня и затряслась в рыданиях.
   Два существа, бывшие в пещере вместе с нами, приблизились, и их невидимые, но ощутимые руки легли нам на плечё.
   Её плачь оборвался.
   - Что это? - тихо спросила она. - Это...
   - Точно - шепнул я.
   Она чуть отодвинулась, чтобы посмотреть на меня. Её губы растянулись в счастливой улыбке, обнажив маленькие аккуратные клыки.
   - Сейчас? - шепнула она.
   - Мать, - легонько улыбнулся я в ответ. - Мясо, чтобы выносить тела.
   Улыбка стала гаснуть. Сверкающие в глазах огоньки из игривых стали сердитыми.
   - Да. Я помню - прошептала она. - Но... если тебя убьют?
   Я широко осклабился.
   - Мать, во-первых, у меня теперь есть ещё одна очень хорошая причина, чтобы не дать себя убить - это в добавление к тому, что я умею воевать так, как никто в Клане, а у нас война. А во-вторых, теперь и ты и я будем думать и действовать, чтобы у Клана появилось мясо и Клан выжил.
   - Правильно - улыбнулась она, притягивая в меня к себе. - Только я хочу, чтобы ты сделал всё это быстро - она потёрлась своим клювом о мой нос. Клык легонько царапнул губу.
   - Ладно - тихонько вздохнул я, обнял её покрепче, и спиной вперёд рухнул на топчан.
   Макушка со стеной разминулась на пару миллиметров.
  
   Акт фо. Из отчёта. О своевременности изучения протоколов матерения и братания.
  
   В щель между камнем и кожей залетали рыжие отблески костров.
   Мы, взявшись за руки, стояли у выхода из пещеры и набирались смелости шагнуть за порог.
   - Пошли? - тихо проурчал я.
   - Страшно - прошептала она. - Страшно выйти к ним. Опять выйти к чужим, которые должны быть своими, но которые обращаются, как с чужой. Нас теперь двое, но мы - двое чужих.
   - Не-а. - буркнул я, ощущая двух существ, пристроившихся у неё на плечах ждать зверей. - Нас теперь четверо, мать.
   Она слабо улыбнулась и поочерёдно покосилась на плечи - нежно на правое и весело на левое.
   - Здесь и сейчас я чувствую, что я мать... - вздохнула она. Парень, сидевший на её левом плече, чуть разросся и меня обдало легкой волной веселья - ...да, я забыла сказать спасибо. Спасибо.
   - Пожалуйста. - вздохнул я. - Кстати, а как тебя зовут?
   Она на миг замерла, а потом захохотала. Очень заразительно.
   Мы, хохоча, вывалились из пещеры.
   Два орка, сидевшие в десятке шагов от порога, вскочили и уставились на нас, на всякий случай выставив в нашу сторону копья.
   Она, тыча в них пальцем, рухнула на колени. Я, чтобы не упасть, упёр руки в колени и сдавленно прохрюкал:
   - Мы... мы договорились. Я помог ей выправить разум, мы договорились, и всё сделали, а потом ... только потом я спросил, как её зовут.
   Орки неуверенно переглянулись, потом правый заржал, я левый, пару раз хмыкнув, повернулся к поляне и громко свистнул. Потом он обернулся к нам и рыкнул:
   - Постойте тут. Соберутся - позовут.
   На поляне, освещённой тремя гигантскими кострами, началось движение.
   Охотники выбегали из пещер и рассаживались досматривать представление, формируя пространство сцены меж костров. Через минуту, когда сцена была готова, на неё вышли матери. Выстроившись полукругом, они дружно повернули головы к нам.
   Пока мы в сопровождении двух стражников шли на сцену, я пытался отделаться от ощущения, что меня вызвали в президиум для вручения ордена. Ощущение снёс первый рык спикерши:
   - Ну, Должка, может с этим... розовым ты натешила своё мясо, или всё-таки тебя надо наконец съесть?
   Я открыл рот встрять с замечанием, что, это, всё-таки, моя экзаменация на должность временно исполняющего обязанности орка, но сказать ничего не успел.
   - Меня зовут мать Хришанда. - тихо прорычала моя гражданская супруга спикерше, глядя в воздух перед собой.
   - Что? - хрипло прорычала спикерша, делая шаг вперёд и замахиваясь.
   Свёрнутый в ком ураган силы на правом плече Хришанды ожил и потёк, обволакивая её. Спикерша ударила. Хришанда стала смазанным движением - присесть, закручиваясь в подсечке, взлететь в прыжке, врезаться коленями в живот падающей спикерши припечатывая её к земле, и занести ладонь для укола в горло.
   - Меня зовут мать Хришанда, - тихо пророкотала она. - и я ношу зверей для Хранразгена и Шварки. - Она начала оттягивать руку для удара - А мать, носящая зверей, окутана жизнью и ...
   - Я была слепа и не увидела, что в тебе звери для Клана... - быстро прохрипела спикерша.
   Хришанда, секунду помедлив, взлетела на ноги. Проведя взглядом по стоящим полукругом матерям, она сделала пару шагов назад. Окружавшее её облако силы медленно утекло обратно.
   Старая мать посмотрела, как спикерша поднимается на ноги, перевела взгляд в пространство над головами охотников и рявкнула:
   - Клан слышал!
   Потом она внимательно посмотрела на Хришанду и кивнула ей на край строя матерей. Проследив, как она медленно перешла к группе матерей, старая перевела взгляд на меня. Блёкло-желтые прожектора глаз прошлись по моему лицу, соскочили на воздух над головой и она медленно прорычала:
   - Значит, Ржевич, ты ещё Меняющий Бытийности.
   В спину и в грудь, особенно ощутимо в спину, ударили потоки интереса нескольких сотен охотников.
   Я с хрустом размял шею и промолчал.
   - И, значит, ты смог договориться с матерью, - так же медленно пророкотала она. Я глянул на Хришанду, задумчиво глядящую в землю перед собой.
   - Хотя с матерью Хришандой договориться мог и должик. - задумчиво уронила она в воздух над моей головой. Потом она опустила взгляд на меня и выжидательно посмотрела.
   Чего-то она ждала.
   Я зевнул, и пока челюсти широко раздвигались, думал. Похоже, что это может тянуться долго.
   - А что тогда должик НЕ может? - лениво протянул я. - Может, скажите сразу? Или в испытание так же входит проверка, сколько я могу не спать?
   - Ты что, пытаешься мной командовать?! - тихо, но очень гулко пророкотала она, угрожающе наклоняясь вперёд. За кругом света всё замерло. В кругу света всё замерло, кроме танцующего на брёвнах огня.
   Я глянул на пляшущие у неё в глазах багровые отблески и понял, что все ждут ответа. Всё, кроме меня, потому что ответ я должен придумать сам, и ждать его не откуда.
   Я тщательно обратил внимание на пожилую мать, позволил своим глазам свирепо улыбнуться, и тихо прогудел:
   - Я никогда не ПЫТАЮСЬ. Я или делаю, или нет. И особенно - командовать...
   Что-то из памяти, новой, закачанной в меня покойным орком, всплыло на поверхность и я сказал это:
   - ... потому что для того, чтобы командовать, надо общаться, а общаться наполовину нельзя, мать. И я просто хотел сказать, что я - не должик, не больное разумом существо, и Я это знаю, и ни ты, никто и ничто не сможет убедить меня в обратном. И ещё я хотел сказать, что если вы хотите тратить время на попытки - тратьте, но не моё.
   Старая мать медленно растянула губы в улыбке. Улыбка почему-то вышла очень горькая.
   - Значит, ты отказываешься отдавать Клану своё время?
   Я медленно улыбнулся в ответ.
   - Нет, я отказываюсь позволять тебе тратить время Клана впустую. Особенно когда его... когда его надо тратить быстро, - подсказала новая память. - И поскольку моё время - это время клана...
   Поляна взорвалась криками и рёвом восторга.
   Матери широко улыбались. Я успел пройтись по ним взглядом, а потом ко мне подскочил Барган, и хлопнул по плечу.
   - Барган! - рявкнул я, перекрикивая плескавшийся вокруг рокот восторга. - Что происходит?
   - Ты наконец-то попросился в клан! - широко скалясь, сказал он.
   - То есть?...
   Барган с секунду смотрел на меня, потом замер, на секунду закинув голову к небу, и гулко захохотал.
   - Я... я же забыл сказать тебе, как проситься в Клан. И что ты можешь попроситься один раз, когда решишь, что достаточно себя показал...
   Я постоял, пару секунд переваривая информацию, а потом злобно отконстатировал факт:
   - Гоблины!
   Потом я добавил одно из тех слов, которых в оркском языке нет. А потом повернулся к матерям, всё так же стоящим полукругом у костра и рыкнул:
   - И так как?
   Они переглянулись, потом старшая заглянула в меня и рыкнула, перекрыв гул.
   - Да. И мы уже не знали, какое испытание Тебе выдумать.
   Я глубоко вздохнул, прошелся взглядом по полукругу и вдруг почувствовал, что что-то изменилось. Что я - один из них. И в то же время, я - немного в стороне от них, чтобы смотреть на них всех.
   Я широко осклабился, поклонился матерям, и рыкнул:
   - Спасибо, что придумали хорошие испытания.
   Я бросил взгляд на Хришанду, подмигнул ей, а потом обернулся к кострам и взметнул руки.
   Почти все звуки мгновенно стихли.
   Мелькнула и исчезла за ненадобностью приветственная речь. Я понял, что все знают, кто я и зачем.
   Я опустил руки и громко сказал:
   - Итак, у нас война. Как я её выиграю - скажу когда узнаю, что у нас есть и что происходит. Те, кто может мне это рассказать - идите сюда.
  
   Заставка. Из отчёта. Раскладывание стратегической карты или "а что тут думать-то?"
  
   Я задумчиво посмотрел на выложенную на земле карту. Вытянутый сапогом с острым носком континент. Мы, четыре камешка, четыре дома кланов, были на ступне. Голенище почти всё было занятно эльфами.
   Я поднял взгляд на Баргана, который выложил мне план и осмотрел ещё четверых грузных гоблинов, сидевших напротив меня на корточках. Толстый Хрузга, седеющий низенький Жрак, почти неотличимые атлеты Стур и Штрур.
   - Сколько нас? - спросил я, ткнув в камешки.
   - Нас четыре тысячи охотников и три тысячи матерей и молодых - сообщил Жрак.
   - Должиков?
   Мой временный штаб переглянулся, Барган буркнул:
   - Думаю, на этой земле около десяти - двадцати тысяч.
   Я присвистнул. Мда. Нехилое численное преимущество.
   - И где они?
   Стур поднял с земли пару камешков.
   - Город тут. - Он уронил камешек выше пятки. - Хорошие стены. Город тут. - он уронил камешек на верхнем краю голенища, на стороне пятки. - Это большой. Там Король. И город тут, - он уронил камешек чуть ниже обреза со стороны носка. - Там много кораблей.
   Я кивнул и задумчиво уставился на карту.
   - Какое у них оружие? - задумчиво протянул я.
   - Лук. Кинжалы. Некоторые умеют драться двумя мечами. Кольчуги, шлемы. Колдовать умеют. - коротко перечислил Барган.
   - А у нас?
   - Примерно то же - сказал он. - Только в Арсенал не попасть.
   Я поднял на него взгляд, посмотрел на его грустную морду и спросил:
   - А что такое арсенал и почему?
   Барган глянул на Стура.
   Стур вздохнул и сказал:
   - Тут, - он уронил камешек на самом носке сапога. - Есть каменное кольцо. Один вход. В кольце тысяча на тысячу шагов, посредине, вход в пещеру. Дверь закрыта сложным механическим замком. Это Арсенал. Семь поколений назад пришёл должик, который хорошо дерётся мечами.. Поселился там. Сказал, что пока его не победят, к оружию никто не подойдёт. Охотники ходили убивать. Встал в проходе, убил сотню охотников, остальные ушли.
   - Понятно - буркнул я, протягивая руку к кувшину с водой.
   Сделав глоток, я встал, с хрустом потянулся и задумчиво почесал затылок, входя в роль главнокомандующего эльфов.
   Жратвы у врага нет. Уже неделю. Где-то через неделю-две он достаточно ослабнет, чтобы можно было придти его добивать. Оружия он взять не может. Нападения ожидать не следует.
   Я сделал ещё глоток, опустил взгляд с неба, подсвеченного двумя лунами, зелёной и красной, на пятёрку орков.
   - Кто общается с другими кланами?
   Жрак поднял руку.
   - Сделай так, чтобы охотники всех кланов шли к арсеналу - я перевёл взгляд на Хрузга. - собери охотников здесь, и к Арсеналу.
   Я глянул на Стура и Штрура.
   - Здесь есть кто-то, кто сторожит? - я ткнул в карту на три пальца выше пятки.
   Штрур кивнул.
   - Мне нужен один живой должик.
   Штрур глянул на Стура.
   - Зачем? - пророкотал он, прищуривая глаза.
   - Спросить, что они собираются делать. И если встретите охотников других кланов, расскажите, что я пошёл открывать Арсенал, и что должики будут слать мелкие отряды смотреть на нас.
   - Они скорее пошлют замороченных зверей, - буркнул Стур. - И их глазами посмотрят. А что мы будем делать после того, как откроем Арсенал?
   - Когда откроем, тогда я пойму - ответил я. - Барган, далеко до Арсенала?
   Барган глянул на небо, и рыкнул:
   - До заката добежим.
   Я потопал грубыми оркскими сапогами моего размера, в которые переобулся при первой возможности и сказал:
   - Ну тогда побежали, что-ли?
  
   Акт пять. Почти со стороны. Беседа двоих, где кто-то один с повреждённой крышей.
  
   - Мда, хвостом вам в жабры... - буркнул Ржевич, осматривая длинный тёмный туннель, в дальнем конце которого, шагах в трёхстах, слабо светилась предрассветными сумерками щель выхода. Задрав голову и убедившись, что стены, очерчивающие идеальный круг, действительно имеют высоту метров двести, он задумчиво почесал затылок и покосился на Баргана.
   Барган, уперев руки в колени, тыжело отпыхивался, капая потом на ковёр бурого мха, покрывавшего площадку перед входом в арсенал.
   - Ну ладно, я пошёл. - вздохнул Ржевич и шагнул к тёмному тоннелю.
   - Погоди - прохрипел Барган, распрямляясь. - Через сколько нам тебя больше не ждать?
   Ржевич, уже нацеливший всё внимание на провал туннеля, пожал плечами.
   - Думаю, на закате.
   Барган кивнул и грузно упал на задницу. Мох сочно чваркнул, принимая задницу в свои объятия.
   Ржевич хмыкнул, и направился к проходу.
   Дойдя до порога туннеля, обозначенного вплавленой в камень стальной балкой, он остановился и начал осматриваться. Проход шириной в пару десятков шагов, тянулся прямо, как выверенный по линейке. Стены тускло сверкали зеркальной ровностью. Начиная с десятка шагов от входа коридор был выстлан костями вперемешку с одеждой.
   Наметнув на глазок, что параллельность у стен идеальная, Ржевич хмыкнул, представив, какие оптические глюки можно словить, попав в эту комнату смеха днём, и бодро заорал в зеркальный коридор:
   - Эй, чудище эльфийское, выходи, говорить будем!
   Вызов, заплутав между зеркальных стен, стал короткими эховыми откриками "будем-будем-будем".
   Ржевич широко осклабился и шагнул в проход. Сделав пару шагов, он прислушался к своему чутью. Чутьё расслабленно подсказывало, что в самом Коридоре Смеха никаких сюрпризов нет. Насвистывая, Ржевич быстрым шагом пошёл по коридору, поглядывая на стены и весело скалясь своему отражению, над которым неровности зеркал издевались, пририсовывая ему то длинные острые выступы с задницы и передницы, то длинные закрученные спиральками ноги и массивную грудь, задорно задиравшуюся до подбородка.
   Примерно посередине прохода, на сто восьмом шаге, переступая через очередной скелет, Ржевич почуял чей-то взгляд. Оторвавшись от стен, он посмотрел вперёд. Взгляд шел оттуда, спереди, но общесписочные пять чувств не сообщали, что впереди есть кто-то, кто мог бы на него пялиться. Взгляд с широкополосного стал узконаправленным и начал просачиваться внутрь, пытаясь рассмотреть намеренья. Ржевич слепил мысленную скульптуру волосатого женского полового органа и представил, как она надвигается на взгляд, жадно вытягивает губы, и шумно засасывает его внутрь.
   Взгляд на миг ослаб, а потом совсем исчез.
   В сотне шагов впереди, у выхода из коридора, от стены отделилась тень и встала поперёк прохода. Тень заговорила. Ржевич, не сбавляя шага, сначала отметил, что дистанция для передачи звуковых колебаний далековата, и что слова, сказанные очень тихо, с точностью лазерного луча пролетели сотню метров и поместились скорее напрямую на порог разума, чем в уши, а потом занялся раскодировкой сообщения:
   - Что за несчастье жизнь твою постигло
   что ищешь смерти от моих клинков?
   Уловив сообщение, Ржевич опустил взгляд и начал озираться в поисках какого-нибудь меча. Быстрый осмотр показал, что среди костей мечей нет. Пока фокус взгляда скользил по наконечникам копий и ножам, внимание, не потрудившееся последовать за взглядом, зацепилось за два предмета. Ржевич совместил взгляд с вниманием и увидел, что в пяти шагах у стены лежит метровый обрубок древка копья, а в пяти шагах посреди коридора из-под костей всовывается торец ещё одного древка.
   Ржевич усмехнулся и направился к первой палке.
   Сунув её под мышку, он направился ко второй. Внимание тени, окружавшее его и ждавшее ответа, начало сгущаться, становясь раздражением на отсутствие ответа.
   Вытащив из-под груды костей вторую деревяшку, оказавшуюся тоже обрубком древка, но на ладонь длиннее первого, Ржевич пару раз лениво махнул кусками плотной чёрной древесины в два пальца толщиной. Внимание тени превратилось из ожидания ответа желанием сказать. За миг до того, как тень выплеснула фразу, Ржевич, тщательно прицелившись в сторону тени, громко пробурчал:
   - Ледник несчастья моего велик,
   и рассыпаются осколками,
   сброшенные листья желаний
   Твоим ли клинкам
   Стать солнцем?
   Внимание исчезло, полностью погрузившись в переваривание сообщения. Ржевич неторопливо шел вперёд, сокращая дистанцию до цели. Цель, невысокая тонкая фигурка, с торчащими из-за плеч рукоятями, была уже в пятидесяти шагах. Утренние синие отблески, подсвечивающие её со спины, мешали рассмотреть детали. Чутьё с фигурки соскальзывало, то и дело пытаясь сообщить, что там почти ничего нет.
   Потом фигура стала уплотняться, и неторопливым мягким шагом потекла навстречу, вытягивая из-за спины мечи. Ржевич отметил, что лезвия мечей в руках фигуры остались запакованными в ножны, и противник вооружён так же, как и он - двумя дубинками. Потом внимание перескочило на лицо. Под растрёпанной челкой начали разгораться два синих огонька. Вся фигура начала преображаться, становясь похожей на солнечный зайчик. Очень проворный, невесомый, но очень неприятный, если ему удастся попасть в глаза и дальше, - в душу, если хозяин не удосужился прикрыть форточки души ставнями век.
   Ржевич всмотрелся в глаза противника, наливающиеся солнечным светом. Свет, проникнув вглубь, начал плавить мысли и жечь воспоминания. Тело начало подташнивать от потери пары картинок, превратившихся от взгляда в пепел.
   Ржевич потряс головой, разгоняя тошноту. Руки сами метнулись, вскидывая дубинки. Потом легким движением кистей отразили ещё одну атаку. Ноги, получив от рук информацию, что хозяин обороняется, встали и согнулись в пружинки, готовые отбросить корпус в сторону. Хозяин рук и ног, опустив взгляд в пол, усилием воли вытянул часть сознания из охватившего его отупения, и понял, что надо что-то делать с этим светом, льющимся из глаз противника.
   Память, тот её пропитанный распиздяйством слой, который был практически негорючь, выдала строчку панковской песенки про свет в глазах.
   Ржевич, вытащив ещё капельку сознания, припомнил текст, а потом слепил мысленную форму больших концертных колонок, присоединил их к магнитофону, мысленно нажал пуск и подняв взгляд, запел:.
   - Мaybe life is like a ride on a freeway
   Dodging bullets while you're trying to find your way
   Everyone's around, but no one does a damn thing
   It brings me down, but I won't let them
  
  
   С первыми же словами синий свет померк, став просто парой огоньков в глазах противника.
  
   If I seem bleak
   Well you'd be correct
   And if I don't speak
   It's cause I can't disconnect
   But I won't be burned by the reflection
   Of the fire in your eyes
   As you're staring at the sun
  
   Продолжая петь, Ржевич отскочил в сторону, а потом стремительным кувырком проскочил под клинками и встав спиной к выходу из туннеля, потек боевыми шагами к выходу из коридора.
   Свет, упав на противника, высветил его лицо. Длинные, прищуренные глаза, острый нос, немного свёрнутый набок, гладкую матовую кожу с тонкими шрамами на лбу и левой щеке, острую маленькую нижнюю челюсть с еле заметной ниточкой губ.
   Противник метнулся в сторону и вперёд, пытаясь обойти. Ржевич, продолжая отступать, перекрыл дорогу. Порхнувшие бабочками мечи стукнулись об оказавшиеся в нужное время в нужном месте дубинки.
   Эльф сделал финт, и попробовал ещё раз обойти.
   Ржевич, продолжая мурлыкать припев, оставил финт без внимания и отпрыгнул назад от стремительного двойного выпада, отразил второй и, притормозив противника контратакой, откатился ещё на пару шагов назад.
   Через несколько атак стены внезапно кончились, и Ржевич прервав пение, развернулся и утёк в сторону, прижавшись спиной к гладкой стене и оценивая местность.
   Местность была большим заброшенным садом. По земле стелилась трава, в которой краснели ягоды. Из травы торчало несколько невысоких деревьев, усыпанных плодами.
   Ровно посредине поляны высился большой квадратный камень, рядом с которым из земли торчала сизо-стальная конструкция.
   Большего Ржевич рассмотреть не успел, потому что кончик ножен чиркнул по бедру, возвращая внимание к противнику.
   Прыжком влево уйдя от стелющейся атаки, и уведя в сторону метнувшиеся к коленками ножны, Ржевич крутанулся волчком, отлипая от стены. Эльф, напрыгнув на стену, оттолкнулся от неё и перекувыркнувшись, обрушился на Ржевича сверху. Благоразумно не став подставлять голову под блеснувший металлом каблук, Ржевич утек ещё на шаг подальше от стены.
   Эльф, приземлившись, замер, и обратил на Ржевича взгляд обычных голубых глаз, в который больше не было света.
   Выждав секунду, Ржевич понял, что эльф сменил тактику на оборонительную. Потом, посмотрев на лицо противника, не выражавшее ровным счётом ничего, он понял, что эльф никуда не спешит и готов ждать атаки вечно. Ржевич притворно вздохнул, а потом переместил взгляд в пространство перед собой, а всё внимание - в сейчас. Сейчас, горлышко песочных часов, сквозь которое профильтровывалось необразимая куча песка времени, стало бесконечно большим. Песок времени пролетел сквозь огромную дырку сейчас и исчез. Времени больше не было. Было только сейчас.
   В этом сейчас сознание, беззаботно отделившись от тела, подтолкнуло его вперёд. Тело потекло вперёд, руки начертили дубинками замысловатые петли. Сознание отметило, что мечи в ножнах чуть дрогнули, перед тем, как выскочить навстречу.
   Отразив атаку, эльф стремительными прыжками отскочил на десяток шагов, потом выпрямился, медленно засунул мечи за спину, повернулся и пошел к ближайшему дереву.
   Ржевич, подождав, вернул ощущение времени, перетёк в менее выпендрёжную стойку и буркнул:
   - Далёко ль ты направил путь свой?
   Эльф, не оборачиваясь, уронил одно слово:
   - Завтракать.
   Голос у него был низкий, гудящий как натянутая тетива баллисты.
   Пока Ржевич осмысливал это заявление, эльф уточнил:
   - Не знаю, как ты, а я не завтракал.
   Дойдя до дерева, он повернулся лицом к Ржевичу, лениво облокотился о ствол, сорвал плод и аппетитно надкусил.
   Ржевич задумчиво посмотрел на плод и ощущая, что задаёт идиотский вопрос, спросил:
   - А что, натощак тебе не сражается?
   Эльф, еле заметно сглотнув, чуть нахмурил кустистые светлые брови и прогудел:
   - Знаешь, я очень сочувствую тому, что тебе отшибло память, но это не оправдывает то, что ты начинаешь тупить. Возможно, тебе и нечем заняться, и ты не против потратить несколько дней на выяснение, кто из нас первым упустит руку вечности, но мне, если честно, лень. Я мог бы ещё добавить, что последние семь раз, когда мы сражались одетыми мечами, мы так и не доводили это занятие до конца, но поскольку ты этого не помнишь, к памяти твоей я взывать не буду, а взову к твоему рассудку.
   Ржевич недоверчиво скривился, сунул палки за пояс, и буркнул, нагибаясь за ягодкой:
   - Ну, взывай.
   Эльф тихонько хихикнул и буркнул:
   - Ну, позволь положить твою просьбу на ладонь вечности пока я наполнюсь силой, столь необходимой для наилучшего воззвания.
   Он махнул яблоком и с хрустом откусил сразу половинку.
   Ржевич покатал между пальцев ягоду, похожую на помидорку, и закинул её в рот. Вкус оказался совсем не помидорным, и даже вообще не плодовым. Больше всего он напомнил поливитамины.
   Хмыкнув, Ржевич наклонился и, набрав горсточку, принялся неторопливо их поглощать.
   Эльф, слопав три яблока, изящно встряхнул руками и заинтересованно посмотрел на Ржевича, набирающего третью горсть ягод. Ржевич вопросительно кивнул. Эльф приглащающе махнул в сторону квадратного камня посредине поляны. Запрыгнув на него, он поджал ноги и уселся.
   Ржевич бросил взгляд на торчащее рядом с камнем большое зубчатое колесо с перекинутой через него цепью, уходящей в землю. Потом вернул внимание на эльфа, запрыгнул на камень и уселся в пятке шагов от него. Эльф, слегка прищурив блекло-голубой глаз, посмотрел на горсточку ягод, и сообщил:
   - Я бы не стал так налегать на живительный сок.
   - Спасибо за совет, но как-нибудь переварю. - бодро отозвался Ржевич.
   Эльф сделал равнодушное лицо, на котором тем не менее явственно читалась усталость и равнодушие, и устремив взгляд куда-то поверх головы Ржевича, заговорил:
   - Меня зовут Арлахорен Ту-Йоианалора ... и там много ещё чего. Я люблю свое короткое имя Лахор. Я - Учитель... был Учителем, пока жил среди долгоживущих. Поэтому я могу говорить и на просторечи короткоживущих.
   Эльф сделал паузу, а потом его голос зазвучал ровно и безжизненно.
   - Девяносто три года назад, когда я понял, что мой народ сошёл с ума, и я не заточён только потому, что создаю иллюзию того, что я - такой же, я понял, что больше не могу притворяться, и дал Громкую Клятву, что пока я жив, ни один орк не попадёт в арсенал. Мне хотелось умереть в бою с теми, сражаться с кем я обучал свой народ. Потом, когда умереть в бою у меня не получилось, я понял, что наверное, судьба всё-таки есть и она привела меня сюда, чтобы я кого-то встретил. Сегодня я понял, кого.
   Он опустил взгляд и проникновенно посмотрел в глаза Ржевичу.
   Ржевич закинул в рот ягодку и холодно поинтересовался:
   - И кого же?
   Эльф пару раз хлопнул глазами, потом опустил взгляд и тихо сказал:
   - Тираярди, ты очень изменился за эти века, пока тебя не было в этом мире.
   Ржевич закинул в рот ещё одну ягодку и четко произнёс:
   - Меня зовут Ржевич, и я - член клана орков. А ты давал громкую клятву, что ни один орк не попадёт в арсенал, пока ты жив. И я пока не вижу, что ты умер.
   Эльф рывком поднял голову. В глазах его была растерянность.
   - Я... - начал он. В глазах начали разгораться кусочки солнца.
   - Заметь, я не сказал, что я не вижу твоего трупа. Я всё ещё вижу перед собой Арлахорена Ту-Йоианалора ... - Ржевич на миг сбился, а потом закончил: - Ши-Гариларта Зингарлагонтейа Хитакракундо Прак Сшигринапорта Ту-смаргула. И если ты собираешься и дальше быть им... я не говорю о том, что помнить, а что нет, я говорю о том, кем быть... то тебе придётся блюсти клятву. Так что ты решай, или ты живешь тем, кто ты сейчас, или ты быстро умираешь, а потом возрождаешься в этом же теле. А я пока пойду погуляю по саду...
   Он распрямился, шагнул к краю платформы и замер, остановленный хохотом эльфа.
   Эльф сотрясаясь в безумном хохоте, завалился на бок. Его вздрагивающее от хохота тело скрючилось и начало кататься из стороны в сторону. Ржевич, выразительно шмрыгнув носом, закинул в рот последнюю ягодку. Посмотрев, на то, как эльф колотиться головой о камень, он обеспокоился, не убьётся ли тот насмерть, и стал дожидаться конца истерики.
   Через пару минут эльф, всё ещё хихикая, уселся, и посмотрел на Ржевича глазами, в которых затухали огоньки безумия. Гаснущие огоньки оставляли разум, очищенный пожаром.
   - Ты... я... да, я как то не сообразил, что я могу умереть мысленно. После первой сотни лет привыкаешь, что смерти нет, и даже забываешь о том, что можешь умереть и стать кем-то другим.
   Ржевич задумчиво посмотрел в глаза эльфа, сияющие новорожденной чистотой, и протянул:
   - А все остальные долгоживущие, судя по всему, даже мысленно умереть не в состоянии?... Мда. - похрустев шеей, он чуть улыбнулся расплескавшейся по лицу эльфа широкой улыбке и спросил:
   - Ну так как тебя звать?
   Эльф хитро прищурился и прожурчал:
   - Извини, новорожденные не могут назвать своё имя, и обычно это за них делают родители. Поскольку тут больше никого нет, то ты станешь моим приемлющим отцом. Так как меня зовут, отец?
   Ржевич чуть заметно скривился, и отогнав мыслишки о том, что ему на шею повисло чадо, которое надо воспитывать, буркнул:
   - Я буду звать тебя Маугли, лягушонок.
   Эльф, не меняясь в лице, сообщил:
   - Хорошо, папа. Меня зовут Маугли.
   Ржевич сплюнул, махнул рукой и спрыгнул с помоста. Бросив через плечё: "жди здесь", он трусцой побежал к выходу из кольца, где его ждал Барган.
  
   Акт шесть. Всё ещё со стороны. Проверка качества перерождаемости. Тара, упаковка, склад.
  
   Багран, лежавший на коврике мха, при звуке шагов подлетел в воздух и приземлился на ноги.
   - Ну? - скорее кивнул, чем сказал он, засовывая нож в ножны.
   Ржевич, перейдя с галопа на шаг, сделал пару глубоких вздохов и сообщил:
   - Мёртв.
   Барган растянул губы в хищной клыкастой улыбке.
   Ржевич посмотрел на клыки, остановился в десятке шагов и осторожно добавил:
   - Но тело живое.
   Барган нахмурился.
   - Это как?
   - Пошли покажу.
   Ржевич призывно махнул рукой и потрусил обратно к арсеналу.
   Барган, догнав, пристроился рядом.
   Ржевич покосился на лапу, лежащую на рукояти ножа, и начал было открывать рот для объяснений. Потом закрыл его, потому что объяснений не было. Вместо них в голове гранитным валуном стояла пословица "лучше один раз увидеть".
   Выбежав на поляну и пробежав пару шагов, Ржевич обнаружил, что Баргана рядом нет. Обернувшись, он увидел, что Барган, выхватив ножи, застыл на краю поляны, всматриваясь в сидящего на камне эльфа. Переведя взгляд на Ржевича, Барган настороженно прорычал:
   - Это тело или он соображает?
   Ржевич пожал плечами буркнул:
   - Наверно, соображает, раз с ним можно говорить. Я думаю, ты тоже можешь с ним поговорить - не съест он тебя.
   Барган посмотрел Ржевичу в глаза, кисло улыбнулся, распрямился и проворчал:
   - Я опасаюсь не этого. Я опасаюсь, что он заморочит мне разум.
   - Он может, - сообщил Ржевич. - Но не будет. Потому что я видел, что я убил его, а потом он родился в том же теле заново. Я привёл тебя проверить - есть там больной разумом должик или я на самом деле его убил.
   Барган что-то буркнул себе под нос, убрал ножи в ножны и пошёл к камню.
   Ржевич, убедившись, что Барган идёт следом, направился к ржавому колесу с цепью.
   Багран, остановившись в двух десятках шагов, упёр руки в боки и уставился на эльфа. Эльф заинтересовано наблюдал за Ржевичем. Уловив внимание Баргана, эльф обернулся, одним рассеянным взглядом осмотрел его с ног до головы, а потом устремил взгляд весёлых синих глаз в насторожённые жёлтые и прогудел:
   - Я - Маугли. Я съедобный.
   Ржевич буркнул матерное ругательство, обернулся и облокотился о шестерню.
   Барган плотоядно осклабился.
   - Значит, я могу съесть тебя прямо сейчас?
   Маугли широко улыбнулся и прозвенел:
   - Можешь, если ... - он сбился, удерживая лишние слова - десяток горстей мяса ... нужнее ... знаний.
   Барган, улыбнувшись ещё шире, так, что стали видны все зубы, промурлыкал:
   - Так значит, ты - пленник, который будет делиться знаниями?
   Маугли склонил голову на бок и пристально посмотрел на Баргана:
   - Я - не пленник. Я делюсь знаниями просто так, потому... - эльф осёкся.
   - Потому - что? - проворчал Барган. Его взгляд зацепился за эльфа и удочкой потянул из него продолжение фразы.
   Эльф погасил улыбку, опустил взгляд и сказал:
   - Потому что мне не нравиться, что те, кто живёт в долгоживущих зверях, стали странными. И ещё потому что меня изгнали.
   Барган медленно стянул улыбку в нормальную морду. Потом взгляд его глаз упал на землю в шаге от камня, а мысленный взгляд на миг окутал эльфа.
   Потом Барган покосился на Ржевича, и перед мысленным взором Ржевича мелькнула картинка матери Хришанды. Потом Барган перевёл взгляд на эльфа и негромко буркнул.
   - А почему ты не бросишь это тело и не родишься нашим зверем?
   Эльф медленно поднял голову и удивлённо посмотрел на Баргана.
   - Две... два... - рассеяно протянул он, подыскивая нужное слово, потом встряхнул головой и отрубил: - Не смогу делиться знаниями сейчас. Не хочу просто бросать тело - хочу с пользой. После разговора с ним, - Маугли кивнул на Ржевича - с пользой для тех, кто живёт вашими зверями, потому что это будет плохо для долгоживущих зверей, но хорошо для тех, кто застрял в них.
   Барган нахмурился, обдумывая фразу. Потом он широко улыбнулся, посмотрел в глаза Ржевича и проурчал:
   - Ты - очень хороший меняющий бытийности.
   Вернув взгляд на эльфа, он убрал улыбку и буркнул:
   - Я - Барган. Я - съедобный.
   Ржевич движением плеч оттолкнулся от шестерни и бодро спросил:
   - Барган, Маугли, знаете, как попасть внутрь Арсенала?
   Они повернувшись к нему, пару мгновений смотрели на него, а потом Маугли махнул рукой за спину:
   - Там рычаг, и если я разбираюсь в механике... - он замолчал, и Барган вставил в паузу:
   - Его надо сместить и плита, освободившись, пойдёт вниз. Чтобы поднять её, надо крутить колесо.
   Ржевич кивнул и пошёл в обход плиты.
   С задней стороны рядом с плитой из земли торчал короткий толстый столб с насажанным на него стальным брусом. Короткий конец бруса был заведён в окованную металлом щель внутри камня. Второй конец торчал на полсотни шагов в сторону.
   - Ни хрена себе шпингалетик... - прошептал Ржевич. Потом он посмотрел на стоящего на краю плиты Магули и на Баргана, осматривающего огромную заклёпку, не дающую шпингалету соскочить с оси. Закончив осмотр и одобрительно буркнув, Барган повернулся к Ржевичу.
   Ржевич молча пошёл к дальнему концу шпингалета. За спиной раздалось топанье Баргана и еле слышный шорох шагов Маугли.
   Ржевич упёрся в рычаг. Справа пристроился Барган, слева - Маугли. Три существа переглянулись, злобно улыбнулись и навалились на рычаг.
   Рычаг со душераздирающим скрежетом повернулся. Маховик подъёмника скрипнул и закрутился, осыпая пыль. Плита поползла вниз. Трое переглянулись, а потом кинулись к плите. Спрыгнув на плиту, успевшую уйти на метр вглубь, они на миг замерли, вслушиваясь в ощущения спуска. Потом Ржевич присел на корточки и начал осматриваться.
   Окинув взглядом вкопанный в землю метровой толщины стальной квадрат люка, снизу окованный кожей, он глянул за край плиты вниз. В метре от поверхности площадки по периметру шел выступ на локоть ширины.
   Удостоверившись, что плита лифта был разработана грамотно - чтобы запечатывать шахту, Ржевич посмотрел вниз, на приближающийся каменный пол. На полу, слабо видимые в тусклом свете, виднелись стойки с доспехами, уходящие вглубь, в невидимую темень.
   - Спрыгиваем - буркнул Барган, и соскочил на пол.
   Плита, проехав пол, ушла дальше.
   Маугли, глянув вниз, поднял взгляд на Баргана и спросил:
   - И много там?
   Барган буркнул:
   - Я был на трёх, где ездит плита. Есть лестницы ниже.
   Потом он шагнул в сторону, к еле видневшейся в темноте бочке, стоящей на подставке в десятке шагов от шахты.
   Наклонив её и плеснув на пол маслянистой жидкости, он чиркнул кресалом. Сноп искр, ударв в маслянстую лужу, начавшую растекаться по продолбленным в полу желобкам, стал пламенем. Пламя побежало по полу, озаряя залу тусклым багровым светом.
   Ржевич восхищённо прицокнул, глядя на длинные ряды стоек с латами. Барган проследив за огоньками, вскочил и легкой рысью убежал в за стойки, буркнув через плечё:
   - Вернусь.
   Ржевич переглянулся с Маугли. Маугли, пожав плечами, уселся на пол, а Ржевич шагнул к стойкам и начал внимательна рассматривать латы.
   Пластины, переливающиеся узором кручёной стали. Нагрудники и наплечья, украшенные значками. Набедренники с ножнами кинжалов. Большие шипастые ботинки. Поручни с шипами на запястьях и локтях. Массивные квадратные щиты с смотровыми прорезями в верхней части. Двухметровые копья с широкими обоюдоострыми наконечниками. Короткие толстые мечи и массивные топоры с шипастыми обухами.
   Из-за стойки раздалось приближающееся бзяканье. Потом из-за дальнего края стойки, которую изучал Ржевич, выплыла массивная шипастая фигура и махнула рукой.
   Ржевич оглянулся на Маугли, который уже взлетел на ноги, и потрусил к Баргану.
   Багран, повернувшись, медленно потрусил к стене. Дождавшись их у люка возле стены, он буркнул:
   - На втором - доспехи мастера-оружейника. Подберём вам.
   Повернувшись к лестнице, ведущей в люк, он загрохотал по ступенькам.
   - А это - тогда чьи?
   Багран замедлил шаги, со скрежетом повернул голову в круглом шлеме с шипами на лбу и пророкотал:
   - Здесь всё - чьё-то. Каждого. Если не подходит - меняешься. Если не с кем - идёшь с оружейнику и меняешься с ним.
   Он соступил с лестницы, уходящей ярусом ниже, и посмотрел на капающие с потолка огненные капли. Капли падали в выдолбленные в полу выемки, освещая сектор в четверть круглого зала, отгороженный стенами.
   Потом Багран махнул рукой по сектору и рокотнул:
   - Выбирайте. Я ниже.
   Шагнув к лестнице, он скрылся в тёмном провале.
   Ржевич переглянулся с Маугли, потом зажмурился, и попытался почувствовать, куда идти.
   Чутьё повело влево.
   Он шагнул туда, и пошёл вдоль стены, глядя на висящие на ней доспехи, не похожие на те, что были в зале выше. Кольчуги. Чешуйчатые. Полукольчуги-полупанцири.
   За спиной тихо хихикнул Маугли. Потом одна из кольчуг зазвенела в его руках. Ржевич, не оборачиваясь, пошёл дальше. Дошёл до угла.
   В углу висели три доспеха, чем-то похожие на оркские, но другие. Меньше размером, без шипов на шлемах, но зато с четырьмя гнёздами на запястьях поручней и тремя крюками-шипами на ботинках. И без массивных наплечников, но с кольчугами. На поручнях были коробки, заглянув в которые Ржевич нашёл длинные и короткие изогнутые шипы с резьбой под гнёзда на запястьях. Отступив на шаг, он прикинув размер, и понял, что ему будет как раз низ от средних и верх от самых больших из трёх.
   Посредине процесса переодевания подошёл Маугли, на ходу затягивая на груди пряжки перевязей.
   Ржевич осмотрел тонкую кольчугу с пластинами на груди и поручнями, поножи и, забираясь в панцирь, спросил:
   - Это что - обычные эльфийские доспехи?
   Маугли с еле слышным шорохом опустился на камень и прожурчал:
   - Не-а. Эти-то как раз очень даже не обычные. Это доспехи одного из принцев Зелёноморья, который ушёл из дома, и перед тем, как покинуть дворец, заказал себе доспехи без всяких признаков рода и звания, но очень хорошие. А вообще обычно доспехи долгоживущих так и выглядят.
   - Интересно, как тогда они умудряются сражаться с тяжёлой панцирной пехотой? - буркнул Ржевич, примеряя шлем.
   - Не знаю. Думаю, издалека.
   Ржевич невразумительно буркнул и постучав поручнями друг о друга, попрыгал, проверяя, как сидят латы. Латы чуть шуршали, и капельку тесновато сидели на плечах.
   Попрыгав, Ржевич с лязгом кувыркнулся по полу и пошёл обратно к люку.
   - Эй! - окликнул его Маугли. - А вооружаться ты не будешь?
   - А надо? - буркнул Ржевич, окинул взглядом стойку, на которой висели различные лезвия, и с лязгом постучал друг в друга кулаками в тяжёлых кольчужных перчатках.
   - Надо. Ты, если собираешься командовать войском, должен таскать с собой символ власти.
   Ржевич ещё раз окинул взглядом стойку, и со вздохом побрёл к висящим в паре десятков шагов прямым парным мечам. Глянув на простые обтянутые кожей полуторахватные рукояти, он перекинул перевязь с мечами через плечё и бросив на Маугли угрюмый взгляд, пошёл к лестнице.
   Сойдя на три ступеньки, Ржевич застыл, осматривая открывшуюся картину.
   В зале мордами к центру стояла дюжина механизмов. Платформы пять на пятнадцать метров, поставленные на шесть больших, в полроста, стальные колёса с глубоким рифлением. Под колёсами проглядывали пружинные рессоры и уходящие под днищё валы. Посредине платформы, под двумя невысокими толстыми перекладинами, покоилась большая ложка. С передней перекладины свисали пучки пружин. Вдоль платформы шли сиденья, под которыми проглядывали педали.
   Барган заканчивал стаскивать куски кожи, прикрывающие последнюю катапульту.
   Стащив их, он повернулся к лестнице и, махнув рукой к одной из стенок зала, потрусил туда сам.
   Ржевич сбежал с лестницы и припустил вдогонку, улавливая за спиной чуть слышный шорох шагов Маугли.
   Из стены на уровне груди торчали два больших стальных рычага.
   Встав у одного из них, Барган медленно проутюжил взглядом Ржевича и Маугли, что-то неразборчиво хмыкнул и кивнул на второй рычаг.
   - На счёт три. - рокотнул он, берясь за свой рычаг.
   - Раз два три. - отсчитал Ржевич, и дёрнул за свой рычаг.
   Кусок стены между рычагами со скрежетом ушёл в пол, открыв короткий проход, в который хлынуло солнце.
   Ржевич пару раз моргнул от яркого света, а потом повернулся к Баргану и спросил:
   - Это что?
   - Это - выход из арсенала. Ты сказал всем ждать у него. - удивлённо буркнул Барган, и приглашающе махнул рукой.
   Ржевич хмыкнул и пошёл в проход. На пороге он замер и уставился на открывшийся вид.
   Перед ним был большой, тысячу на тысячу шагов плац, одним краем упиравшийся в скалу арсенала, другим - уходящий в море, и подпёртый лесом с третьей и четвёртой.
   На плацу в тени сотни навесов групками по сорок-пятьдесят сидели орки. Ещё несколько сотен сидели на опушке в тени деревьев.
   Точнее сидели они раньше, а теперь они поднимались на ноги.
   Ржевич пару секунд соображал, что сказать, а потом выхватил из ножен меч, воздел его вверх и во всю мощь легких взревел:
   - Вооружайсь!
   Орки отозвались дружным рёвом, а потом стронулись с места и ручейками потекли ко входу в арсенал.
   Ржевич отступил на шаг в сторону и поинтересовался у вставшего рядом Баргана:
   - Какой навес - нашего клана?
   Барган молча ткнул в групку навесов, над которыми трепетали оранжевые флажки.
   - Я пойду поспать.
  
  
   Акт семь. Из отчёта. Штаб временного правительства. Больное место бессмертных, расположенное на чужом теле.
  
   Поспать мне дали. Целых четыре часа, если мои внутренние часы не дали сбоя.
   В общем, проснулся я оттого, что меня трясли. Открыв глаза, я некоторое время пытался поймать ускользающие картинки сна. Картинки, покружившись перед глазами, улеглись где-то в памяти, и перед мои взором очутилась вполне реальная морда. Обладатель морды отпустил моё плечё, и рыкнул, поднимаясь с корточек:
   - Пойдём. Там надо тебе показать.
   Я резко сел, на миг удивившись тому, что тело тяжёлое, а потом обнаружил, что вырубился прямо в доспехах, которые, в общем, по весу не особо отличались от привычной армейской кирасы.
   Вскочив, и помотав головой, чтобы разогнать остатки сна, я обследовал окружающую обстановку.
   Плац был полон. Шорох и лязг лат, скрежет сапог по камню, рыки пары тысяч голосов сливались в рокочущий гул, омывавший уши.
   Вокруг навеса - того навеса, под которым я прикорнул, - стояли почти впритык к друг к другу ещё навесы, под которыми лежали и сидели фигуры в латах. Выяснив путём наблюдения, что все занимаются преимущественно подгонкой снаряжения, я радостно улыбнулся, и пошёл вслед за провожатым. Идти за ним было легко, поскольку габаритами он меня превышал раза в полтора, и ещё потому, что толпа перед ним расступалась, давая дорогу. Пока я пытался найти на нём аналоги генеральских погон, мы выскочили из толпы на относительно свободное пространство.
   На этом свободном пространстве, ровненько в линеечку, протянувшуюся от выхода из арсенала, стояли двенадцать навесов. Под каждым из них стояло по катапульте. Судя по воплям орков, прыгавшим вокруг катапульт, экипажи проводили расконсервацию техники и ТО.
   На просторе мой проводник перешёл на легкую рысь. Я припустил за ним и осмотрелся. Сначала полюбовался при свете полуденного солнышка шестиколёсными чудищами. Потом перенёс взор на выход из Арсенала, куда меня повёл провожатый.
   Процесс вооружения шёл штатно. Из Арсенала выливалась тонкая струйка латников. Слева от входа, под стеночкой, сосредоточился взвод из трёх десятков орков, ещё не облачённых в амуницию. Наверно, это была следующая группа, готовящаяся к вооружению.
   Через пару минут рыси мы добежали до входа, разминулись с цепочкой латников, молчаливой деловитостью напомнивших десантников из Старкрафта, и вбежали в прохладный багровый полумрак.
   Латники сбегали сверху, с лестниц, и выбегали на улицу. Посредине зала, освободившегося от катапульт, на полу сидело десятка два орков в том числе Барган и Жрак. Ещё там был Маугли. Над сборищем висела некая аура мудрости пополам с задумчивостью, из чего я понял, что это военный совет. Кроме задумчивости, над советом висел легкий призрак отчаянья, и тяжёлая серьезность, парализующая мысли.
   Вдали, у двух лестниц, ведущих вниз, громоздились какие-то бочонки. Возле кучки стояли два орка в латах и один небольшой тощий орк нагишом, при первом взгляде показавшийся мне каким-то странным. Приглядевшись, я понял, что в нём странного. Во первых, он был лысым. Во-вторых, тощим и каким-то гладким, и зализанным, как рыба.
   Почуяв мой взгляд, он повернулся ко мне, махнул рукой и зашлёпал к группе посреди залы.
   В третьих, у него на ногах, между очень длинных пальцев, оказались перепонки.
   Штаб сидел двойным кружочком. Разглядев рядом с Барганом пустое место, я направился к нему. Мой провожатый с грохотом обрушился на пол за спиной одного из орков.
   Подождав, пока я сяду, Барган махнул на меня рукой и буркнул:
   - Существо войны Ржевич. Я, Барган и Жрак говорим за Клан Быстрой Воды.
   Компактный утрамбованностью порохового заряда орк, за спиной которого присел мой провожатый, сказал:
   - Я - Дырдын, и Бушрак - он махнул на сидевшего рядом высокго тощего орка, - говорим за клан Красной Земли.
   - Шрук и Нахряп, Солёный Ветер - тихо буркнул неприметный орк напротив меня. Рядышком с ним махнул рукой ещё менее приментный орк. За их неприметностью крылась яростная готовая вылиться лесным пожаром готовность действовать.
   Я оглядел остальных, поливавших меня выжидательным взглядом, и сказал:
   - Расскажите, кто остальные, и почему за клан говорят двое.
   По кольцу латников прошло скрежещёющее движение удивленного переминания.
   Потом Дырдын тихо угрожающе пророкотал:
   - Как ты собираешься вести нас, если не знаешь нас?
   Я миг раздумывал, что бы ему ответить, потом сообщил:
   - Я умею вести. Но вас мне надо узнать. Рассказывайте.
   Бушрак согнулся, наклонив шлем почти вровень с остальными, и тихо спросил:
   - Почему думаешь, что умеешь вести?
   Я на миг задумался, а потом новая память выдала подсказку:
   - Я знаю, что умею. И если я буду знать вас, я покажу.
   Бушрак распрямился и что-то весело буркнул себе под нос.
   Дырдын тоже что-то буркнул, неразборчиво в глубине лат, а потом пророкотал:
   - Двое говорят за клан: если двое о чём-то согласны, это вышло из мыслей наружу и стало общим. Один может сказать что-то, что только его мысли. Остальные - те, кто ведёт войнов и те, кто может помнить что-то, чего мы не помним. Они слушают, чтобы знать решения и пути, по которым к ним пришли.
   Я кивнул, и сказал:
   - Расскажите, что мы хотим и что происходит.
   Барган кивнул на расстеленную посреди кружка шкуру с нарисованной на ней картой. На карте был уже знакомый мне сапог. Жрак вытянул из-за спины копьё, ткнул в носок и буркнул:
   - Мы тут. Где-то тут - он провёл по середине сапога - должики, армия, в десять раз больше нас. Хотят, чтобы нас не стало. Еды нет. Мы готовы воевать. Скажи, что делать.
   Я посмотрел на карту, и призадумался.
   - Сначала еда. - буркнул я. - В лесах её нет. Есть ли она в море?
   Я поднял взгляд на штаб.
   - Есть. - тихо прошипел гладкий орк, присевший за спинами. Он поднялся, и я уставился на него, успев порадоваться, что глупое охренение на моём лице за забралом не видно. Под подбородком у него отчётливо виднелись жаберные щели. Выпученные глаза были затянуты мутной перепонкой.
   - Нырки уже таскают рыбу. - добавил он. Переминаясь с ноги на ногу.
   - Хорошо. - буркнул я. - а кто такое нырки?
   Он ещё раз перемялся с ноги на ногу и сказал:
   - Нырки - это существа, которых матери носят чуть меньше обычных и которые могут дышать в воде.
   Я медленно кивнул, осваиваясь с фактом, что орчьи матери вполне справляются с функциями ген лабораторий. Потом спросил:
   - Много нырков?
   - Тридцать семь на все кланы.
   - Можете дать еду всем?
   Он призадумался и прошипел:
   - Нет. На сто дней - всем, но мало. Надолго - трём-четырём тысячам.
   - А нас четыре тысячи воинов и три тысячи матерей и молодых... - задумчиво протянул я. - Расскажи больше.
   Он с шипением втянул воздух и сказал:
   - Рыба есть большая, есть средняя, есть стаи мелких. Большую бьём копьями, её хватает на много. Среднюю тоже копьями и сетями. Мелкую - сетями. Большая возле берега бывает редко. Сетями возле берега много не наловишь. Под полом, - он топнул. - нашли три больших лодки. С ними можем ловить больше - на тысячи.
   Он замолк. Я кивнул на бочонки и спросил:
   - Это что?
   Он перемялся и сказал:
   - На втором подводном ярусе их много. В них горючая земля. Это - заряды для катапульт. На третьем, последнем, шесть десятков огненных копий.
   Я хмуро улыбнулся, радуясь наличию ракетного вооружения, и спросил:
   - Скоро поднимите?
   - К закату всё будет на поверхности.
   Я кивнул и перевёл взгляд на остальных.
   Подумав секундочку, я сказал:
   - Нам надо уйти в море и набраться сил. На земле должики нас истребят. В море, особенно, если мы найдём ещё землю, они нас не найдут, пока мы не придём к ним сами.
   - Здесь наша земля, но разумно. - Сказал Барган.
   - Да. - сказал Дыдрдын.
   Шрук просто кивнул.
   - Значит, нам нужны лодки. И нам надо знать, куда плыть. - Протянул я.
   Один из воинов рядом с Барганом поднял руку:
   Я кивнул.
   - У нас есть большая лодка, на которой могут жить пять тысяч существ. Она в Порту. - пророкотал воин.
   - Я видел её несколько сотен жизней назад. - добавил Дырдын.
   Я хитро улыбнулся и спросил:
   - А где Порт?
   Дырдын ткнул копьём в середине "сапога" выше носка.
   - А сколько воинов надо, чтобы управлять лодкой? - спросил я.
   Шрук переглянулся с остальными, и высказал:
   - Три-пять сотен.
   Я посмотрел на карту, прикидывая масштаб и спросил:
   - Пятьсот воинов смогут добежать до порта за три десятка дней?
   - Смогут. - буркнул Барган. - На метателях за десяток.
   - Но за два десятка дней армия должиков успеет дойти досюда и убить матерей и молодых. - добавил Дырдын.
   Я пару секунд осваивал информацию, а потом переспросил:
   - Багран, я понял, что метатель ездит в три раза быстрее бегущего война?
   Барган кивнул.
   - А Как!?... - спросил я, недоумённо махая руками.
   Шрук вздохнул и коротко буркнул:
   - В них толкатели из тяжёлых камней. Увидишь потом. Нам надо придумать, как удержать должиков от того, чтобы они пришли сюда и убили матерей. Всё остальное Ты придумал хорошо. Но вот это...
   Я наклонился вперёд и повернулся к Маугли, сидевшему по другую руку от Баргана.
   Магули поднял взгляд от карты, оглядел пару десятков забрал, вздохнул и прожурчал:
   - Думаю, есть только одна вещь, которая может заставить армию свернуть от того, чтобы идти сюда. Это - угроза того, что... мы возьмём город. Точнее, не город, а Женскую Башню.
   - Почему? - хором спросили я, Барган и Дрындын.
   Маугли ещё раз вздохнул, опустил взгляд в пол и тихо сказал:
   - Потому что ни один воин долгоживущих не может позволить, чтобы рука орка прикоснулась к долгоживущей. Это правило выше разума.
   Я попробовал усвоить это данное, и поняв, что не понимаю его, спросил:
   - А почему? И что такое Женская Башня?
   Маугли согнулся ещё ниже и ещё тише сказал:
   - Женская башня - это замок, в котором живут женщины и девы долгоживущих. В него нет входа войнам. Так сложилось очень давно. Думаю, так сделали, когда стало понятно, что если долгоживущих будет становиться всё больше, то нам не будет хватать места на земле. И ещё я думаю, так сделали, чтобы долгоживущие не видели женщин и постигали мудрость и мир, не отвлекаясь на плотское. Я не помню, как давно так. Но после того, как сделали так, долгоживущие начали понемногу сходить с ума. Сначала все пытались отвлечься от плотского, и у некоторых это получалось, но большинство притворялось, что они живут духовной и возвышенной жизнью. Потом долгоживущие завязли в этой битве с собственным желанием жить, и начали её проигрывать. Тело, плоть начала брать верх над разумом. Некоторые пытались проникать в Башни, и были страшно казнены. Другие, устрашённые, начали думать, что секс с женщиной - это боль и смерть, и тогда стремление плоти начало извращаться и обращаться на тех, кто был рядом...
   Он переждал несколько громких фырков.
   - Потом, когда слияние с женщиной стало становиться противоестественным, мудрые и старые поняли, что род может прерваться, и начали обожествлять женщину, чтобы сохранить хоть какое-то стремление. Маятник качнулся ещё раз, и завис в этом положении - женщина - это недоступная богиня, которую нужно охранять, как величайшее сокровище. Вот вам краткая история сумасшествия, одного из сумашествий. И может, вам она странна, но в одном вы можете быть уверены: при любой угрозе взятия Женской Башни вся армия повернёт, чтобы охранять город.
   Я задумчиво посмотрел на карту, подобрал копьё и спросил, тыкая в карту:
   - Города здесь, здесь и здесь?
   Маугли посмотрел на карту и подтвердил:
   - Да, на верху сапога - два, Столица и Порт, и Крепость почти в центе сапога.
   Я шумно вздохнул, уставившись на карту и высказал:
   - Ну тогда, думаю, мы делаем так: На метатели садятся по пятьдесят лучших войнов...
   - Думаю, тех, кто лучше всего обращается с крыльями. - Вставил Дрындын.
   - С чем? - Спросил я.
   - С крыльями. Метатель кидает война вверх, тот раскрывает ткань в крыло и летит. Так можно брать крепости. Думаю, мы едем к Крепости, атакуем её, а потом сворачиваем и едем к Большой Лодке. - сказал Дрындын.
   - Не совсем. - сказал я. - Если сделать так, мы не успеем сесть на Лодку. Поэтому... я на миг задумался, а потом уточнил:
   - Сколько воинов может ехать на одном метателе?
   - Семь десятков самое большее. - Сказал Барган.
   - Тогда так: четыре метателя, по семь десятков воинов, едут к Лодке и готовят её, а потом ведут сюда. Остальные восемь метателей едёт нападать на Крепость и отвлекать на себя армию.
   - А что с ними дальше? - спросил Шрук.
   Я поднял на него забрало и сказал:
   - А дальше с ними - ничего. Их задача - сделать так, чтобы армия свернула и не пошла сюда. Ценой своей жизни.
   - А где будешь Ты? - спросил Дрындын.
   Я поднял на него удивлённый взгляд, и пару секунд посверлив им мерцающие в глубине забрала жёлтые искорки, прорычал:
   - Конечно, с теми, кто поедет штурмовать Крепость. Потому что я с народом чтобы выиграть войну, а не для того, чтобы жить.
   Дрындын опустил взгляд, а Шрук тихо буркнул:
   - Это - хороший план, кроме одного: Метатель плохо ездит среди деревьев. Только по заметной дороге. Четыре метателя, которые поедут к Лодке, заметят до того, как они туда доедут. Поэтому может, все метатели едут к крепости, а три сотни просто бегут к Лодке через лес?
   Я посмотрел на карту и буркнул:
   - А они успеют?
   Воин позади Шрука тихо буркнул:
   - Лодка, если не сломана, плавает со скоростью бегущего воина. Думаю, Лодка приплывёт сюда как минимум на два дня быстрее армии должиков, если вы их оттянете к крепости.
   Я вздохнул и обвёл всех внимательным взглядом, стараясь вслушаться в их ощущения.
   Над столом висела настороженность. И согласие. А вот чего там не было, так это решения реализовывать план.
   - Всё сказали? - громко рыкнул я, спугивая задумчивость.
   Никто не пошевелился, но я почувствовал, что внимание оторвалось от карты и обратилось на меня.
   - Кроме одного. - тихо сказал Шрук. - Как будет жить народ после того, как уйдёт в море.
   Я улыбнулся и проворковал:
   - Это будут решать матери. Наша задача - сделать так, чтобы у них была жизнь.
   Мысли круга метнулись, обратившись на матерей. Потом я почувствовал, будто всё обговорено, и осталось только нажать на курок, чтобы всё началось.
   Я набрал воздуха и сказал:
   - Тогда - начали.
   И пошёл начинать.
  
   Заставка. Вождь Барган и несколько Духов.
  
   Птица, если бы её не сбили из лука, а дали пролететь над каменной площадью плаца, увидела бы следующую картину:
   Море шуршащих и скрежещущих латников, разбилось на три кучки. Одна, заняв площадку слева от катапульт, слушала рокочущий бас Шрука. Вторая, рассевшаяся слева от катапульт, слушала Дрындына.
   Третья, растянувшись полукругом возле опушки, внимала Баргану.
   Слова, которые они говорили, были почти одинаковы, но птица, наверно, предпочла бы сесть на ветку одного деревьев на опушке, и поэтому услышала бы Баргана.
   - ... вот это мы сделаем. - закончил Баргнан, и посмотрел на воинов, вслушиваясь в мысли клана. Над почти тысячей, сидевшей перед ним, висело немного восхищения, согласие и понимание. Потом воины посмотрели, каждый, на себя и начали избирать свою роль, сверяясь с Духом Народа. Барган подождал чуть дольше обычного, поскольку Духу надо было согласовать, всмотревшись, воинов всех кланов, а потом сказал:
   - Кто едет - к метателям. Кто бежит - ко входу в арсенал. Думаю, им надо легкое оружие.
   Те, кто оказался лучшими, поднялись, и Барган ощутил, что их много, не меньше, а чуть больше, чем в остальных Кланах. Потом он вслушался в Дух Народа и понял, что один из четырёх метателей Клана Солёной Воды перейдёт к его Клану, потому что на нём его воинов будет больше, чем воинов Красной Земли.
   Порадовавшись, что в его клане лучшие войны, он посмотрел на остальных, тех, кто оставался ждать Лодку, и сказал:
   - Как ждать - не решено. После проводов.
   Он почувствовал, что матери, сидевшие под навесом за его спиной, согласились с ним, и готовы решить это потом.
   Потом он обратил мысли на другие кланы, и, поняв, что вожди тех тоже всё сказали, повернулся и пошёл к крайней катапульте, где Ржевич смотрел на суть метателя.
   На ходу он попробовал в очередной раз найти его в Духе Народа, как находил всёх остальных, о ком надо было что-то узнать. Внимание непривычно соскользнуло, еле зацепившись за суть Ржевича. Дух Народа Ржевича видел. Это Барган знал. Но Ржевич был двойным. Как зверь, одной ногой стоящий в море, а второй - на песке. И он мог смотреть на остальных, и мог видеть и быть одним из народа. Но при этом мог быть и вне его, смотря на него снаружи. И ещё Барган чувствовал, что с Ржевичем сам Дух начал меняться. Он стал жёстче. Он стал быстрее и чуть торопливее, и чуть задумчивее. И ещё он стал значительно не серьезнее.
   Барган обратил взгляд на зверя Ржевича.
   Ржевич, согнувшись, стоял над поднятой крышкой пещеры с Тяжёлыми Толкателями и смотрел внутрь. Рядом стояли два метательщика, и ждали, пока Ржевич окончит смотреть метатель.
   Барган взглянул в одного из метательщиков, того, что был из его Клана, и увидел его мысль, что Ржевич - тоже метательщик. И что Ржевич знает метатели. Потом он увидел, как Ржевич, не отцепляясь от зверя, растекается по тяжёлым толкателям, и пытается просочиться в меняющиеся камни, чтобы понять их.
   Подождав, пока внимание Ржевича потыкается, и откатиться, Барган рыкнул:
   - Все сказал.
   Ржевич медленно, как вода, а не мгновенно, как остальные, отхлынул от камней. Потом он повернулся к Баргану и посмотрел на него. Привычно мелькнуло ощущение, что рядом, не заметив и не зацепив из-за твоей ничтожности, прошёл гигантский тяжёлый зверь.
   - Хорошо. Есть ли ещё что-то, что надо сделать?
   Ржевич посмотрел на метательщиков. Те мимолётно пробежались мыслью по метателям. Заряды были на месте, и с горючей землёй, и с жидким огнём, и несколько простых камней.
   Метальщик покачал головой.
   Ржевич задумчиво посмотрел на воинов, сбившихся кучками у метателей. Барган сверился с Духом Народа и понял, что вроде бы, всё готово.
   Ржевич скользнул взглядом по метателям и спросил:
   - Взяли крылья и огненные копья?
   Барган удивлённо переглянулся с метательщиками, посмотрел на воинов, коснулся Духа.
   - Крылья - часть метателя. - обронил один из метательшиков.
   Барган ощутил, как в Духе что-то изменилось - он на миг, на один краткий миг свернулся, а потом в нём появилось новое, торопливое, жгучее ощущение, что чуть не произошло ошибки. Что они чуть не уехали без огненных копий.
   Барган коснулся Духа, нашёл нырков, и увидел, как двое из них, плавая в тёмной глубине, нащупывают три последних копья, которые надо поднять к тем, что уже на поверхности. Потом Барган повернулся к воинам у метателей, готовым к рывку и бегу, и повернулся к Ржевичу.
   - Копья заканчивают доставать. Грузим все?
   Ржевич кивнул. Потом он бросил взгляд на метатель и неторопливой рысью потрусил ко входу а Арсенал.
   Те, кто стоял у катапульт, потрусили за ним, на бегу вытягиваясь в колонну по два, и сортируясь по росту, чтобы парам было удобно нести копья.
   Барган быстрым рывком догнал Ржевича и пристроился рядом.
   Они вбежали в арсенал. Сбежали на ярус вниз. Ржевич присел у сложенных у люка копий. Посмотрел. Начал медленно обволакивать их. Потрогал оперение. Осторожно коснулся толстого, в ногу, наконечника, заглянул в залитое салом гнездо острия, задумчиво потрогал само остриё, вставленное в держащие лапы рядом с остриём.
   Потом он повернулся, махнул рукой колонне, и повернувшись к Баргану, спросил:
   - А как их метают?
   Барган сделал мысль вопроса, коснулся Духа и начал искать ответ в разумах клана.
   Через два вдохвыдоха он вернул внимание на Ржевича и буркнул:
   - Не знаю.
   Ржевич обернулся, глянул на вылезающих из воды нырков, и выждав, пока они передадут копья, спросил:
   - Там, в глубине, нет длинных прямых пустых внутри железных бревен?
   Звери нырков замерли, пока они сами растекались туда, вглубь.
   - Есть. Пять штук. - булькнул один из трёх нырков.
   Ржевич широко улыбнулся. Барган чуть поёжился плеснувшей из Ржевича злобной смертоносной радости. Ржевич окинул нырков взглядом, от которого они тоже чуть вздрогнули, и сказал:
   - Поднимите.
   Нырок оглянулся, потом шагнул к люку, посмотрел на его длину и сказал:
   - Там верёвка. Я подниму конец, вы вытянете.
   С тихим всплеском он ушёл под воду,
   Ржевич посмотрел на воинов, выносящих последние копья, и громко рыкнул:
   - Скажи там, чтобы по три с пяти метателей вернулись.
   Барган ощутил, как Дух опять изменился, принимая в себя мысль со стороны.
   Шесть ближайших воинов, прислушавшись к новой мысли, кивнули и осторожно потрусили к выходу, чуть сгибаясь под тяжестью копья.
   Барган присел на камень, и дал себе миг, на то, чтобы посмотреть на Ржевича и на Дух Народа. С ними что-то происходило. И это началось с того мига, как на совете вождей Ржевич было сделано решение. Барган посмотрел на Ржевича, потом медленно, как на ощупь в темноте, коснулся его духа и нашёл в нём это решение. Потом он коснулся Духа Народа, увидел в нём это же решение и потом осознал, что Дух Народа повинуется этому решению.
   Барган оттянул себя из наблюдения и, обратив внимание на зверя Ржевича, начал усваивать увиденное. Ржевич стал вождём. Сделал решение. Дух Народа не соглашался с этим решением. Это решение стало тем, что начало властвовать над Духом.
   Потом Барган положил рядом то, что увидел и то, что знал и понял, что такое с Духом Народа уже было. Давно, тысячи поколений назад. И тогда...
   Его мысли застыли.
   Барган посмотрел вокруг и наткнулся на взгляд Ржевича. Внимание Ржевича, целиком обращённое на Баргана, было тяжёлым, весёлым и безжалостным. Оно коснулось внимания Баргана и смыло мысли, оставив только смутное понимание того, кто Ржевич.
   Барган неуверенно хохотнул, потому что от этого полупонимания почему-то сделалось легко и всё пропиталось уверенностью, а потом хохот охватил его всего, и начал выплескиваться из зверя волнами, огромными волнами, грозящими разорвать его на куски.
   Ржевич хмыкнул в ответ.
   Потом он убрал с Баргана внимание, и встав, шагнул к люку, из которого вылезал нырок, в зубах которого была зажата верёвка.
   Барган унял смех зверя до тихого хихиканья, оставив океан хохота внутри, а потом коснулся тех, кто ехал на метателях, и дал им частичку своего полузнания.
  
   Акт эйт. Из отчёта. Убытие. Авторизация в сети и роды духа.
  
   Провожающих не было, к счастью. К счастью потому, что если бы матери орковы вышли на дорогу махать нам вслед белыми платочками, я бы этого не пережил и расплакался. От хохота.
   С другой стороны, провожающих не было вообще, что, в общем, было понятно. Не до того им. Три сотни бегунов где-то на втором ярусе Арсенала завершали перевооружение, нырки и группа поддержки вовсю возились на нижних ярусах, вылавливая всё, что я загребущей рукой не загрузил на катапульты, а о том, какую инженерно-снабженческую задачу решали сейчас матери, перебазируя кланы на побережье, я только догадывался, и оказаться на их месте мне очень даже не хотелось. Мне и на своём было неплохо, особенно потому, что педалей мне не досталось.
   Кстати, о педалях, и заодно о метателях то бишь катапультах.
   Количественно описать катапульту, не прибегая к качественным описаниям, очень сложно, так что количественное описание я отложу на потом, и начну с качественного.
   В общем, не знаю, почему в качестве основного вооружения на ЭТОМ стояла таки катапульта, а не пушка, потому что уровень технического исполнения этого сооружения вполне позволял создать хоть танк. Хотя, в общем, и катапульта была неплоха.
   Всё сооружение было примерно пятнадцать на пять метров. В десятке метров от носа поперёк основной платформы, торчала рама, похожая на футбольные ворота - штанга сверху, штанги справа и слева, только вместо двух опорных штанг на футбольной в этой была одна посерёдке, прикованная одним концом к верхней штанге, а вторым - в паре метров от носа. В общем, почти ворота, поставленные лицом к корме. На корме в качестве игрового поля была Ложка. На конце, который типа держало, была круглость, как с краю кости. Этот конец вставлялся в вогнутость в меленькой платформочке и получался почти как сустав в теле. Платформочка, где-то полметра на полметра, была вставлена в паз, и сверху прикрыта кожухом. Кожух я поднимал, и видел, что сзади в эту пластину-платформу был вставлен штырь с нарезкой, в гнездо в конце желоба вкрученный, как шуруп в дюбель. А пройдя через дюбель, этот штырь в другой желоб ложиться, и на конце у него вместо крестика под отвёртку - трёхгранный штырь, на который колесико метрового диаметра насажено. Колесико вставлено в паз, и с места, никуда не девается. Крутишь колесико - весь штырь завращался в дюбеле, и платформа аккуратно пошла вперёд-назад.
   Это система вертикальной наводки.
   С горизонтальной наводкой все проще.
   Но сначала про так сказать, систему пуска.
   К боковым штангам прищеплены пружины, по три к каждой, типа тех, что в подъездах на дверях, только эти раз в шесть побольше будут. Вторым концом пружины прицеплены к перемычке Ложки.
   Так вот, концы пружин вставлены в железяку, типа вилки, а вместо держала у вилки тот же штырёк с нарезкой, в штангу ввинченный. Соответственно, по колёсику справа-слева, и то же. Натянул пружины справа, ослабил слева - вправо рвануло сильнее. Вот такая горизонтальная наводка.
   Вроде пока понятно объясняю, хотя и детально. Это наверно, чтобы то, что понял, объяснить. Потому что как она ездит, я понял не совсем.
   Точнее, я разобрался с подвеской - шесть колёс, передние и задние ведущие, рессоры, силовая передача от инерционного накопителя - толстого массивного диска, установленого вертикально впереди катапульты. Так же я разобрался с системой ножных приводов, идущих к накопителю, превращавших метатель в большой многоместный велосипед.
   А вот в чём я не разобрался, так это в "тяжелых камнях". Камни, на вид - обычные обтёсанные чёрные булыжники с кулак величиной, были вставлены в диск накопителя по краям. Когда мне объяснили, что они делают, я долго расспрашивал механиков-катапультёров, но они твёрдо стояли на своём: эти булыжники, при условии перемещения их вдоль поверхности планеты, начинали выдавать положительную реакцию на перемещение в гравитационом поле. То есть при поднятии его вверх он и сам начинал стремиться вверх, а при опускании его вниз он усердно тянулся к земле.
   И, таким образом, методика езды заключалась в следующем: педалями разогнать катапульту до скорости, при которой камни сами начинали поддерживать движение, а потом притормаживать, чтобы не развалиться на ходу.
   Конечно, как любой человек, знающий, что масса - понятие не меняемое, я поначалу не поверил, и долго пытался даже не понять, а прочуять, что такого с этими камнями. И почуять у меня даже что-то получилось. Вроде ощущения, что будишь пьяного в дым сонного прапорщика и он посылает на хрен.
   Поэтому я просто принял эту идею, сел на катапульту рядышком с водителем, управляющим всеми передаточными механизмами, коробкой скоростей (три положения: нейтралка, вперёд и назад), тормозами (замедлителем вращения накопителя и аварийными - палками в колёса), и замедлителями переднего правого и левого колёс, выполняющими роль рулей... Короче, сел и поехал.
   Только на ходу приходилось пригибаться, чтобы не сдуло. И на мелькавшие справа и слева виды природы смотреть получалось не больше, чем из окна поезда - на стенки туннеля. То есть если кто не понял, пёрли мы под семьдесят, причём по очень узкой просеке, довольно сильно заросшей кустами, но всё ещё теоретически проходимой.
   Рессоры и большой клиренс выручали, и перемалывая колёсами очередной куст, катапульта только слегка покачивалась.
   Вот, в общем, краткое описание этого устройства, я теперь я вернусь собственно к изложению исторический последовательности.
   Загрузив ракеты и пускачи (на пять катапульт), мой батальон расселся по машинам, нажал на педали и мы тронулись.
   Я, как главнокомандующий, уселся на передней машине, и первое время просто молча смотрел, как тридцать орков "двигательной установки" крутят педали, а остальные двадцать пытаются не свалиться. От Плаца в направлении вглубь континента отходил каменный язык, плавно переходящий в дорогу. Дорога полого затекала на холмик примерно в трёх км от Плаца. Мы закатились на холмик, а потом покатились с него, и где-то посреди спуска камни достаточно разгонялись, чтобы можно было бросать педали.
   У подножия каменистого и пустынного холмика, на опушке леса, дорога обрывалась, и на спуске я пару секунд повеселился, потому что катапульта разогналась где-то под сто в час, а прямо по курсу маячила стена деревьев обхвата в три толщиной... вот с этого момента и начну детально...
   Я покосился на механика, который, радостно распахнув глаза, в которых светились безумные огоньки, пялился на быстро приближающуюся стену деревьев, и подумал, что ничего разумного сделать уже не успею. Рулевой чуть шевельнул рычагами, катапульта вильнула, и вписалась между двух огромных развесистых деревьев, условно похожих на дубы с эвкалиптовыми листьями. Под колесами хрустнули ветки кустов, взлетела вверх срубленная заточенным бампером листва. Я пару раз моргнул, привыкая к полумраку, создаваемому тенью нависающих деревьев, и посмотрел вперёд. Прямо по курсу была просека, шириной чуть шире, чем собственно дорога. Подумав пару минут, я сообразил, что дорога, собственно, под нами есть. Просто она слегка присыпана грунтом и немного заросла кустарником. Ровно настолько, чтобы замаскировать, но так, чтобы конкретно толстое дерево не встало на пути.
   Посмотрев на сыпящиеся на нос ветки, срубленные бампером (клиновидное остро заточенное булатное лезвие), я сообразил, что при таком темпе мы скоро потеряем скорость, и соотвественно, тягу, и что в нас сзади стукнет бампер идущей сзади катапульты.
   Я вцепился держалку, прикованную к кожуху накопителя, встал и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть быстро приближающийся нос второй катапульты. На носу чуть свешиваясь, лежали двое, и радостно скалились. В лапах у них было по пружине, снятой с метательного устройства. Пружины, вставленные в петли, они держали концами вверх. Когда дистанция сократилась до пары метров, они дружно уронили пружины вперёд. Пара орков на корме моей катапульты поймала концы и вставила их в гнёзда. Катапульту мягко толкнуло вперёд. Я глянул на пружины, ожидая, что они изогнуться, но они просто сжались. Глянув на них, и откуда-то поняв, что внутри вставлены стержни с трубками, раздвигающиеся и сдвигающиеся как "рога" антенны комнатного телевизора, я дождался мягкого толчка от пристыковки в наш "паровоз" второго "вагона", а потом попытался рассмотреть в хвосте колонны катапульту, на которой сидел Барган.
   Катапульта как раз показалась из-за угла дороги. Через десяток секунд я уловил еле заметный толчок от её пристыковки.
   - а паравоз вперед летит... - пропел я себе под нос. Потом посмотрел на нос второй спереди катапульты, где трое механиков заканчивали монтаж ракетной установки, посмотрел вперёд, на дорогу. Катапульта, сбавив ход километров до шестидесяти, с треском наваливалась на кусты и траву. В лязге колёс и хрусте веток еле слышно шуршало под кожухом силовая установка. И все молчали. Я скользнул взглядом по тёмно-зеленым фигурам, замершим, каким-то восторженно-напряжённым, поймал пару ответных взглядов, в которых сверкал какой-то детский восторг, и понял, что что-то странно. Что они должны петь. Что в такой момент, как выход в поход, отправляясь на смерть ради своего народа очень странно не петь, я молча сверкать глазами.
   Я обтёк кожух и присел рядом с компактной, несколько худощавой - почти с меня размерами, фигурой младшего вождя Шаграла, командующего нашей катапультой.
   Он вопросительно поднял на меня два жёлтых безумных огонька. Всмотревшись в них, я решил для начал окликнуть его.
   - Шаргал,
   Его взгляд поутух, стал чуть более осмысленным. Он вопросительно прищурился. Я ощутил, как на меня тяжёлой мягкой ладонью опустилось его внимание и сказал:
   - Почему молчание?
   Он пару секунд рассматривал меня, испуская удивление, а потом удивление пропало и он констатировал:
   - Ты не слышишь, как мы поём песнь рождения Духа нашего похода.
   Я отрицательно помотал головой, а потом на миг задумавшись, как это сформулировать, попросил:
   - А покажи, куда слушать, чтобы услышать.
   Не то, чтобы я очень всерьез ожидал ответа, скорее, просто огрызался. Но он мне ответил.
   Посечённая мелкими шрамами морда растянулась в клыкастой улыбке, потом он дёрнул себя за рыжие с проседью космы и посмотрел на меня. Тело его, наверно, не менялось. То есть искры из глаз не сыпались, и ничего такого. Просто я ощутил, как его внимание окутывает меня, и я растворяюсь в нём, как кусок сахара... да, очень похоже на то, как тогда, на поляне, в первый момент.
   Только тут всё происходило плавнее. Сначала куда-то делось тело. То есть я как будто... ну, сместил вид на третье лицо. Только чуть по другому. В игре, в том же диабле, видишь - просто видишь фигурку тела со стороны. Здесь было то же. То есть моё тело оно так и сидело, прислонившись к кожуху. Но был один нюанс. Даже не знаю, как описать. В общем, человек - он то, что внутри организма дееться, как бы ощущает - не смотрит глазками, а просто ощущает. И вот это самое "ощущение тела" у меня просто стало больше. То есть в него влезло... ну, наверно метров сто-двести. Ощущал я всё это конечно, как через мутное стекло, потому что немножко перепугался - ну, как мог бы перепугаться компьютер, доведись ему получить задачу, на которую ему не хватает оперативной памяти... мне просто тоже с непривычки не хватало внимания, чтобы охватить всё, что вдруг оказалось внутри моего разбухшего тела. И ощущения при этом были... ну, как, скажем, при оргазме, когда просто себя не чуешь, но не так... резко что ли. Там это - взрыв, а тут - как костёр разгорелся.
   Ладно, в общем, переключился я так на третье лицо, потом мимолётно ощутил тело Шаргала... почти как своё собственное. Это я к тому, что ощущения тела моего до меня в общем-то доходили как-то, хотя болтался я явно вне его. А вот на миг до меня дошли ощущения от тела Шаргала. В общем, до этого момента я всё более-менее понял. По крайней мере, описать могу почти как всё было - есть аналоги и слова.
   А вот для того, что было дальше, слов нету. Токо сравнения.
   Потому что потом я стал не телом Шаргала, а собственно, самим им. То есть влез не в шкуру, а в самую что не на есть душу, которая, к слову, у него тоже болталась ...ну, на третьем лице.
   Если честно, я не то, чтобы в неё влез, но, можно сказать, зашёл в гости и уселся на пороге. То есть где-то там... не знаю, как описать... в общем, мог я почувствовать его мысли, особенно самые громкие. Только мне тогда не совсем до его мыслей было, потому что кроме него я ощутил ещё кое-кого. Точнее, наверно, будет сказать, что чувствовал-то Шаргал, а я чувствовал то же, что он, но чтобы совсем не запутаться, скажем, что чувствовал я.
   Короче, остальных я тоже чувствовал. Так, как чувствуешь, когда кто-то рядом. Когда занимаешь с кем-то одно пространство. Одну комнату, или один окоп. Только их, остальных, кто гнал на катапультах биться с эльфами, я чувствовал чуть получше, потому что они не находились рядом, а мы просто занимали одно пространство. Мы - это моё это самое раздувшееся тело, то есть, наверно, можно сказать, я, и они, тоже раздутые. Только им было сильно привычнее, сами понимаете. Я тогда подумал, что это похоже на взрослого, который умеет ходить и говорить, и на младенца. А потом ощутил, что мысль какая-то не по-моему весёло-безжалостная, и понял, что это мысль Шаргала. И ещё мысль, что так, как он меня, с остальными знакомят как раз младенцев. То есть он её сдумал, а я услышал, почти как свою. Ну, вроде как у вас на компе в сети появляется файл, и вы его видите, но при этом можете, если знаний, а в данном случае - внимания и навыков, хватит, посмотреть, кто его вам на рабочий стол выложил.
   В общем, это описание того, как всё это было.
   А теперь собственно, ЧТО я увидел.
   Они пели. Только пели они мысленно. Хором. Если взять только информацию, похоже на чат. Похоже примерно настолько же, насколько пластиковый скелет в школьном кабинете биологии похож на десантника-спасателя, штурмующего горящий дом, в котором его семья. То есть костяк-то вроде один, только вот жизни немножко, порядка на два, побольше.
   И ещё один момент. Петь они пели. И слова... точнее, мысли и эмоции, можно было разобрать. Если эмоции оставить, то "мы рады умереть, потому что возродимся, и потому, что мы будем побеждать, умирая". А вот кроме слов там ещё что-то было. Что-то рождалось. Какая-то штука, слепленная примерно из того же материала, что и они, и я тоже, но без тела. И в этом чём-то очень ощущалось то, что было в каждом из нас. Можно, конечно, описать это каким-то наворотом типа "с каждым словом песни из них выливалась сила, которая, скручивась и, скапливаясь вокруг объединившей их цели, становилась духом этого отряда". Только это слишком ... пафосно. Потому что при всём при том, что там происходило, серьёзностью там и не пахло. У всех, и у этого новорожденного соответственно, настроение было примерно как у группы хулиганов-первокласников, задумавших первокласную шалость. Очень весёлое и совершенно похеристическое. И эта как бы сила, она была... как бы описать... в общем, что эмоция - это поле, и что просто усилие - тоже поле, тоже волна, не мне вам рассказывать, а это было как бы поле и волна идеи. Эдакой мощной идеи с потенциалом десятка два теравольт. Несерьёзной-несерьёзной, легкой-легкой, сильной-сильной.
   Ладно. Я вам об этом уже несколько минут травлю, а вот увидел я всё это наверно, секунды за две-три.
   Потом меня обратно в тело... свернуло, хотя и не конца, и я опять увидел перед собой Шаргала. Только ощущался он теперь по другому. Именно так, как мне Барган рассказывал - существо отдельно, зверь отдельно. И сам Шаргал ржал от удовольствия, что ему довелось провести знакомство с кланом для существа со взрослым зверем, и что он теперь... что-то вроде моего папки.
   Я заржал в ответ. Потому что там сложно было не заржать - эту шаргалову мысль слышали все - и в меру настроения кто ржал, кто улыбался, а кто чуть не лопался от хохота. А потом я решил, что раз с демо-версией под руководством инструктора покончено, пора попробовать что-то сделать самому.
   В общем, я развернулся, сколько смог и как смог, и пошёл принимать участие в родах.
   Во только ничего не получилось. То есть, как вроде дали мне рядом постоять, и посмотреть, как всё происходит, и даже на хрен не послали... или не послало... но следующие несколько минут я просто стоял и смотрел, как этот... как мне потом сказали, Дух Отряда рождается. Точнее, даже, будет сказать, не то, чтобы рождается - родился то он сразу, на раз. Счас он как бы рос и креп, и знакомился с теми, кто в нём. А я просто был рядом и в меру своих убогих способностей на это смотрел. Через несколько минут мне это надоело - ну, стало привычным - орки поют, телепатически, из них что-то плещёт, во что-то формируясь, и всё. И только я собрался обратно свернуться, как мысль появилась - подождать. Не моя... даже присматриваться не стал, чья. В общем, я ещё пару минуток постоял, и они петь перестали. И потом... в общем, этот Дух мне как бы привет сказал. Или все шестьсот орков хором в один голос привет сказали, хотя скорее всё-таки первое - Дух, потому что это... ну, представьте, что у вас маленький братик, только раз в десять вас побольше, и он вас сажает на ладошку и эдак радостно и добродушно лепечет вам "привет". Ощущение чем-то похожее, но не в том, что не знаешь, не приспичит ли ему поиграть в ладушки, в том, что чувствуешь себя таким взрослым, знающим и умным, и чуешь некую социальную ответственность, потому что старше. И при этом очень прикольно, потому что подвешеный на шею "детёныш" - очень весёлый, но при этом понятливый и не капризный, не эгоистичный, а скорее наоборот - надо ловить моменты, когда ему приспичит... например, на практике выяснить, быстро ли горят волосы на голове.
   Ладно, пока я не закопался в подробное описание теплых братских чувств, вернусь к описалову что было дальше.
   В общем, сказал он мне привет, и только потом я понял, что можно перейти в режим обратно на первое лицо. И перешёл. Только получилось не совсем. То есть до тела-то я свернулся, и все вроде как обычно, только это ощущение "братца", и всех остальных, оно не пропало, а как бы удалилось. Как иконка программки свернулась. То есть процесс есть, в любой момент можно развернуть, но работать и жить не мешает.
   И пришёл в себя... хорош каламбур, да? Пришёл в себя у кожуха, напротив сидит Шаграл, и весело скалиться. И все остальные тоже скалятся. И мне оглядываться не надо, чтобы понять, что все 600 душ нашего войска своими зверьками зелёными тоже скалятся, клыки выставив. Я тоже оскалился, и заржал - очень уж весело и здорово было.
   Потом подумал, было вскочить и всем руками помахать, и тут в ответ увидел смазанную картинку, как все тоже вскакивают и в ответ машут. Понял, что это они мне ответили - мысленно, и даже вставать не стал. А просто уставился на дорогу перед собой и начал аккуратно свою память обследовать. Вроде как утром с сильнейшего бодуна, когда упьёшься до того, что не помнишь, кто ты и откуда.
   Первое, что я нашёл нового, были некоторые слова и понятия, которых раньше у меня не было. Я на Шаграла покосился, чтобы спросить... точнее, подумал, чтобы спросить, а хрен ли собственно. Он мне мысленно, с весёлой подколочкой, отвечает, для надёжности мысль озвучивая:
   - Это то, что детям, не знающим Дух, и которых Дух не знает, знать не положено.
   И ещё полумысль - то ли его, то ли моя - такая маленькая, что не поймешь, чья. А мысль, что раньше в присутствии матерей и меня они, войны, этим не пользовались. Даже мысленно.
   Тут я маленькое отступление сделаю. Слова эти на русский перевести можно. На английский - уже никак, а на русский ещё можно, исключительно потому, что мы матом можем разговаривать. Только в орочьем это - отдельные корни слов. Количеством семь штук, которые переводятся примерно как, "ну, бля, заебись, на х" (не согласен), "по (на) хую (ю)" (игнорировать, -уй, -ем), "в пизду обратно" (отставить), "ебать кого-чего-либо до мозгов" (хватить думать, остановить способность думать кого-то), "блядун", "всё, пиздец" (это и так понятно без перевода), и "недоёбаное", (только в переносном смысле - недоделанное), "хуйня опизденевшая" - это что-то, что в плохом, брошенном и как бы "расслабленном и поддавшимся этропии и хаосу" состоянии из-за того, что никто не занимается этим проектом или предметом. То есть, словарный запас как раз по теме выразиться, если что-то не способствует или мешает выполнению задачи. Почти как в нашем великом и могучем, только без слов для обозначения отмазок и без возможности послать конкретно собеседника в целом, а только его состояние каким-нибудь шедевром типа "в пизду обратно это твоё самомозгоёбство до мозгов".
   В общем ржал я с минуту. А потом, когда с ржачем с меня легкая-прелегкая шизовость чуть слетела, я начал разбираться с остальным, что у меня нового появилось. С остальным было проще. Новые знания у меня появились. Вроде как в сеть подключили. Я некоторое время привыкал к этому ощущению - когда что-то почти как вспоминаешь, и это что-то в памяти появляется, как будто своя память или знания, но при этом в форме "открыто только для чтения".
   Некоторое время, с минуту, меня это чуть напрягало, но потом стало не до того, потому что мне, наконец, начали поступать ответы на вопросы, которые меня интересовали уже давно. В частности, полные ТТХ катапульт, орксткого лучника и мечника по отдельности, и при интеграции в боевую единицу от отделения до дивизии. Причём, что самое интересное, поступали они ко мне не в форме цифирок, а в форме... кратких сводок и смутных картинок, что может, а что не может, скажем, та же катапульта. Например, что она может на ходу пульнуть камень так, чтобы в ста шагах сбить дерево в два обхвата, при этом в это дерево попав, я понял. А начальную скорость вылета заряда уже вычислять пришлось самому. Ну, табличку я вам уже нарисовал и всё это вообще описал, так что рассказываю, что было дальше.
   Где-то час я разбирался с данными и "сетевыми подключениями". Например, выяснил, что Барган до сих пор радуется, что на меня напоролись живущие из его, точнее, уже нашего, Клана.
   По истечении этих часов я решил передохнуть и просто начал любоваться окрестностями.
   Ну, если короче, до вечера мы просто ехали. То есть метатели пилили себе вперёд по дороге под 80, десант и экипаж просто молча сидели, любуясь окрестностями, а я, полчаса посмотрев на мелькание деревьев, решил подавить на массу, потому что мне было... ну, наверно, как младенцу в люльке - устало, спокойно и радостно.
   ... в общем, во всём марше ничего особо занимательного больше не было. То есть мы ехали-ехали, форсировали вброд пару водных преград, у каждой из них остановившись и выловив всю рыбу, которая была в радиусе десятка километров.
   Дорога, замаскированная под просеку, все так же тянулась через лес, оставаясь вполне проезжей. Только в паре мест мы притормозили, свернув при этом колёсами дёрн, чтобы отвалить в сторону пару рухнувших поперёк дороги деревьев.
   Интересное началось на шестой день после выезда.
   Проснулся я от того, что глаза начало резать солнцем. Распахнув их, я огляделся и рывком поднялся на ноги.
   Катапульты чесали под сотку по берегу неширокой речушки. Наш берег был на сорок шагов слегка присыпан галькой, а дальше начинался кустарник, плавно переходящший в лес. На противоположном, крутом берегу, стена деревьев обрывалась прямо в реку. Я обменялся улыбками с дежурным рулевым, мысленно узнал у десятки часовых и вперёдсмотрящих, что вдоль реки мы идём уже часа два. Потом меня "вызвал" по "внутренней связи" Булыган и мы с ним немного поперекидывались идеями. Я озвучу это как диалог.
   - "Как впереди"? - хитро поинтересовался он, передавая картинку с кормовой катапульты - распаханную колёсами наших чудишь колею, доходящую до камня дороги.
   - "Нормально" - картинка ровного берега. - "Долго до брода"?
   Барган чуть помедлил, заглядывая куда-то вперёд, а потом сдумал мне:
   - "Тысяча шагов. У брода - наша разведка. Этой ночью поймали трёх должиков из их разведки. Ждут".
   Я поймал его картинку и потянулся вперёд, к разведке.
  
   Заставка. Взгляд со стороны на как всё это страшно.
  
   Дюжина стальных шестиколёсных конструкций, сцепленная в единую цепь, стальной змеёй текущую вдоль берега, стремительно приближалась к изгибу реки. Докатившись до него, она, не сворачивая, врезалась в воду, поняв тучу брызг. Голова змей подскочила, скользнув над водой., Змея, замедлившись, перескочила, подняв волны, на другой берег, и там замедлилась, а потом вовсе встала, опасаясь сунуть голову в тёмный зев пещеры, виднеющийся в стене леса. Три сотни шагов, которые разливающаяся река каждую весну отбирала у леса, покрывала густая трава. Из травы, помедлив, поднялись шесть массивных фигур, немного согнувшихся, и готовых распрямиться, как пружина. Помедлив, они легкой рысью побежали к голове змеи.
   С железных платформ на землю посыпались такие же массивные закованные в стать фигуры. Да десятка побежали к реке, ещё десятка три - к лесу, по десятку заползли под брюхо змеи. Остальные неторопливо потянулись к опушке леса - вслед за небольшой на фоне остальных черной стальной букашкой.
  
  
   Монолог избравшегося жертвой.
  
   Эльмарин Ас Тулик Ханарупи умирал. Всего его - от кончиков пальцев ног до макушки, сотрясала смерть, туманящая разум и ослепляющая взор. Его сотрясало желание жить. Надежда слабым негасимым огоньком приманивала из окружившего сознание сумрака мотыльков мечтаний, которые один за другим обращались в пепел. Пепел носился по разуму. Он должен быль жить! Он любил жизнь - всем душой, всем бессмертным телом, которыми сливался с нею.
   Чутьё, одновременно обострившееся до остроты ножа лекаря, и ставшее смутным, как утренний туман, сначала наваливалось, заставляя сердце грохотать, а живот превращаться в тянущий в себя все мысли ком холодной пустоты. Потом наваливалось тупой и давящей, как виноградный пресс, болью на голову.
   Вокруг слабо ощущались слабоживые растения и - где-то рядом, комки задавленной в до почти смерти звериные души тех, кто...
   Дальше мысли путались. Он не мог об этом думать. И смотреть не мог, его свободу двигаться и смотреть эти звери попытались ограничить, привязав к дереву, и накинув на голову мешок. Они думали, что он, как и они, может видеть только глазами. Они заблуждались, потому что не могли связать его мятущуюся, но всевидящую душу, которая могла воспринимать без глаз. Он чуял. Он мог чуять, но то, что он чуял, разрывало на части и душа слепла от ужаса.
   Где-то недалеко, в трёх сотнях шагов, так же рвались от ужаса души братьев, так же, как и он, попавшие в лапы зверей. Зверей, которые привязав их к деревьям, сбежали, не в силах вынести пламя гнева и боли вечных души и тела, сросшихся в единое.
   Он чуял, что зверей стало больше, и что они стали приближаться. И что среди них... сердце застыло, скованное хлынувшим из живота ужасом. Он всхлипнул, не в силах вздохнуть. Потом, вторым всхлипом ужаса, он смог вздохнуть. Но не почуять то, что было там. И что приближалось. Облако бешеной злой воли. Живое, почти как он сам. Но безжалостное к жизни, и сметающее и подчиняющее волю. То, что могло сломать его сущность, сделав её своей.
   Оно приближалось, и всё его естество, пережив первый миг ужаса, билось, в припадке, как флажок в ураганный ветер перемен.
   Оно шло, приближаясь, но забирая в сторону. Оно шло к одному из его братьёв. Ужас немного отпустил вонзившиеся в его сущность когти. И дал место вздоху любопытства.
   Он пришёл, встав там, где был его несчастный брат. Потом замер шорох шагов и скрежет лат, в которых эти звери прятались от стрел, и его чуткий слух уловил отголоски разговора. Ужас начал отпускать когти, уступая любопытству. А потом по ушам резанул стеклянным осколком нечеловеческий предсмертный крик его брата, и ужас стиснул его сердце, живот и разум, вмиг заледенив их.
   Его сердце застыло, не сделав один удар, второй. Потом оно стукнуло, и его затрясла дрожь. Он забился в верёвках, впивающихся в руки, и выкручивающих суставы. Боль вязла, как мошка в патоке, в окатившем его ужасе.
   Это шло к нему.
   Оно приближалось, гоня перед собой пожирающую жизнь волну тьмы.
   Его душа испуганно сжалась, пытаясь не видеть. Но стремление жить, врождённое в его бессмертном теле, заставляло её воспринимать. Заставляло видеть, как оно приблизилось. Как оно стало рядом. Тело мелко подрагивало от скрипа лат и хрипа дыханий. Одно из них стало голосом, молотом ударившим по нему. Грубо, нагло, разрывая душу ударившим прямо в него. Тело замерло, потом начало корчиться в стремлении слиться с говорящим и наполнить его любовью и дружелюбием, вытеснив ими гнев.
   Голос сказал ещё. На это раз - в сторону, и он смог услышать звуки, и, ужасаясь их грубой простоте, понять их.
   - Не понятно. Вроде, дрыгается - значит, слышит. Но не отвечает. Может, уже совсем разум потерял?
   Он стиснул зубы и выдавил в пространство перед слушателями, почти в них, жуткое оскорбление:
   - Не зверю безразумному убить мою любовь.
   Все затихло.
   Потом тишина оборвалась хохотом. Животным сумасшедшим хохотом, который расплескался вокруг него и медленно, капля за каплей, начал просачиваться в его разум, растворяя в себе его душу.
   Ему стало жутко. И ужас вырвался из него воплем, перекрывшим смех и погасившим его.
   - Ой, как напугался, маленький. - сочувствующе протянул Голос. Смысл слов ускользал. Он был где-то рядом, но пронизывающая насквозь грубость сказанного не позволяла объять его. - Интересно, если с него колпачёк снять, сразу сдохнет, как тот или немного поживёт, глазки зажмурив?
   Скрежетнули доспехи. Мешок, закрывавший голову, исчез.
   Зажмуриться. Не смотреть. Что угодно, только не видеть то-откуда-этот-Голос.
   Хохот. Злой, издевательский. Сминающий сознание, вбивающий обратно и затыкающий, как грязь чистый ручей, испускаемую любовь к жизни.
   - Интересно, взглянет хоть одним глазком? - цедит голос сквозь хохот.
   Открыть.
   Сразу закрыть. Потому что ТО, что перед ним, видеть нельзя. Потому что прямо перед ним монстр. Розовый. Помесь. Полузверь-полу... такой, какой мог бы ... ЕСЛИ БЫ ЗВЕРЬ... ЭЛЬФИЙКУ.
   Паника. Такая, что всё замирает. Это всё. Он подумал то, что НЕЛЬЗЯ. Это всё.
   Холод и тишина.
   Всё внутри останавливается.
   Меркнет.
  
  
   Акт найн. Из отчёта. Немного дезы, ТО и апгрейд.
  
   В общем, было хоть в зеркало не смотрись.
   Одному показался - сдох. Второму показался - сдох.
   Я уже подумал, что может, меня поперёд танков пустить вместо химической атаки. Чтобы все, кто не спрятался, вымерли.
   Я глянул, как ребята отвязывают от дерева обед, вздохнул и пошёл к третьему.
   То, как они радовались свежему мясу, меня, конечно, радовало. И то, что все остальные, кому всё транслировалось, веселились, тоже радовало.
   Но мне всё-таки надо было выслать вперёд гонца, чтобы добежал до главных должиков и напугал их так, чтобы они всей толпой за нами погнались.
   Топая к третьей, последней попытке, я думал, что же делать. Остальные тоже не знали. Ребята просто смотрели, и участвовали в качестве массовки, а режиссуру предоставили мне.
   В общем, я на всё плюнул, и решил просто сообщить последнему о том, что мы собираемся делать.
   Тем более, что долго говорить мне с ним не хотелось.
   Вывалившись из кустов, я глянул на привязанное к дереву тело и убедился, что говорить с ним мне не особо хочется.
   Э-э-э... поймите меня правильно. С ориентацией у меня усё в порядке. Но это тощее, чтоб не сказать - стройное, - тело, затянутое в тоненькие кожаные одежды в обтяг, источало во все стороны какие-то лядские волны. И от волн этих возникало желание прямо его там, не снимая с дерева, отпердолить так, чтобы ему горло сорвал от воплей. В общем, не то, чтобы это беспокоило. Просто желание такое было, но Духом его отсекало, как трояна фаерволом. То есть я - отдельно, желание - отдельно.
   Старательно уставившись в дерево над его головой, я собрался говорить. Почему до них не доходило, когда обращался прямо к ним, я так и не понял. Но то, что прямое обращение они не понимают, я уже просёк, так что речь толкал в дерево.
   - Внимает ли гласу Льда росток осенний? - спросил я его, слышит ли меня он, оказавшийся не в то время не в том месте и потому вляпавшийся.
   Он вздрогнул, а потом заплетающимся языком пропищал себе под нос:
   - Не сломлен дух хоть было трое но двух сломало Зло.
   Я сплюнул. Возразить, конечно, хотелось. Но не было уверенности в том, что до этой тварющки дойдёт, что двое других подохли от паники. Наоборот, отчего-то казалось, что его можно будет извозить носом в обосранных от ужаса штанах и до скончания века демонстрировать перекошенные страхом рожи, но увидеть их он не сможет. Так что я проглотил все речи, и буркнул:
   - И Зло это сломает всех вас. Оковы льда отпустят последнего, чтоб донёс он дыхание Зла до ствола древа своего. И пусть готовиться хоть весь лес - придёт зима и холод обледенит и разобьёт листья и дотянется до корней.
   Он на миг застыл, а потом его начало колбасить. Конкретно так колбасить. И в бред бросило. Что-то он забормотал себе под нос про нерушимые башни и смыкание единых воль вокруг столпов светлейшей жизни. Я глянул на ребят, громко подумал, чтобы отвязывали, повернулся и потопал к костру, дабы не угробить тварющку попаданием её на глаза.
   Мысль, какого чёрта они дохнут, мне покоя не давала, и я топал потрепаться на эту тему с Маугли.
   Маугли сидел у костра, который разложили на опушке прямо на дороге. Сидел он, кстати, в кругу других воинов, и что-то грыз. Вряд ли копчёную эльфичину - её ещё не успели приготовить. Но сидел он как свой - радостно скалясь и аппетитно вгрызаясь в кусок чего-то копченого. При виде его захотелось жрать.
   Один из орков пошевелил палкой в костре, и выудил оттуда шкворкающую рыбину. Круг чуть пошевелился, раздавшись в стороны.
   В общем, я присел с ребятами. И почувствовал себя как массовик-затейник в детсаду. Такое у них внимание было - прямое, простое, такое у детей обычно. Подул на рыбу, глянул на Маугли и спросил:
   - Слушай, я чё они при виде меня сразу от страха дохнут?
   Маугли задумчиво прожевал, шумно проглотил и буркнул:
   - Не знаю. Если подумать, и, скорее всего - ошибиться, то мне кажется, что ты слишком другой. Они привыкли воспринимать тонко. Являть и выражать утончёно, и воспринимать тонко. А ты являешь себя очень слишком мощно. В общем, не знаю. У меня - ничего. У них - что-то, о чём я не знаю.
   Я откусил - чувствуя что меня воспринимают почти все, и ощущая себя актёром на премьёре. Прожевал, проглотил и тоже буркнул:
   - Жаль. А то я бы пошёл впереди. И всё.
   Маулги скривился.
   - Не получилось бы. Думаю, забросали бы стрелами ещё до того, как увидели лицо. Лучники, по крайней мере, сотню тысяч дней назад, могли видеть, куда летит стрела и управлять её полётом.
   Я мимолетно коснулся остальных, Духа, и увидел, как это. Стрелы, извивающиеся в полёте, будто кто-то держит за хвост и подправляет полёт. Догоняющие бегущих. Залетающие за дерево, за которым спряталась мишень.
   - Тогда ладно. Попробуем просто.
   Я мысленно задал вопрос - сколько потребуется должику, чтобы добежать до своих. От старшего из разведчиков пришёл ответ, что около двух дней. Потом сразу несколько катапультёров сдумали в сеть данное, что нам до них ехать полдня.
   Моя мысль, что у нас полтора дня ожидания, которые можно потратить на сон и отдых, ушла в Дух, всосалась, и начала становиться движеньями. Катапультёры потянулись к катапультам проводить ТО. Разведчики, разбившись на двадцать троек, потрусили в лес охватывать место стоянки кольцом дозоров. Большинство оставшихся начало скидывать латы и искать места поспать.
   Я поднялся от костра и побрёл к головной катапульте, чтобы прикорнуть "на броне". Ещё по дороге я скинул разведчикам просьбу показать карту местности - и где и как стоят должики. Дойдя до катапульты, я уставился на "танк" и только тут увидел, что же внушило мне смутное беспокойство при просмотре демо-ролика с наводящимися стрелами. И как эту проблему решить.
   Беглый осмотр катапульты показал, что идея вполне осуществима. С коварной улыбкой сдумав свою затею и подождав, пока улягутся поднятые моей мысленной волной небольшие буруны несогласия, я заполз на нос передней катапульты и уснул. Во сне предстояло спланировать сражение.
  
   Заставка. На острие готовности сразить навеки зло.
  
   Когда-то давно, что-то прошлось по лесу, и очистило землю от деревьев. И по оба берега от Эуарра, и на левом, низком, покрытым травяной шкурой земли, и на правом, высоком, лес отступил от воды на тысячу шагов. Потом на правом он начал наступать, медленно выбрасывая вперёд, к воде, редкие атакующие ряды деревьев. Ему удалось отвоевать несколько сотен шагов, ставших опушкой - молодой низкой порослью деревьев. Затем до самого обрыва тянулась поляна, пестрящая ягодами всех оттенков красного.
   За обрывом были сто шагов Эуарра, а потом, насколько хватало взгляда, тянулись пологие холмистые луга. И лишь на самом горизонте маячили казавшиеся низкими пики гор. В двух местах в обрыве крутого берега зияли прогрызенные спуски к бродам.
   В этот день за волнами Эуарра, спокойно катящего свои волны, бурлила вторая река, сверкавшая остриями копий и блеском доспехов. Море праведного гнева бурлило в бессмертных душах, готовое сжечь тех, кто посягнул на суть воплощенной красоты.
   Тысячи и тысячи воинов добра стояли вдоль берега, готовые обрушить ливень оперённых стальных жал, ведомых отточенными веками разумами. Многие, руководствуясь зовом предчувствия, стояли у бродов, ожидая толп диких зверей, скапливающихся в лесах на другом берегу. Другие, которых тоже было немало, ждали между бродами, а так же выше и ниже, чтобы прервать звоном тетив трусливые попытки ускользнуть от своей судьбы тех, в ком найдётся больше звериной хитрости и трусости.
   В сотне шагов за лучниками призраками родных стен радужно бликовали шатры, среди которых выше и ярче всех стоял, озаряя ровные ряды сосудов праведного добра, неделённый на цвета шатёр принца Эяля.
   Принц оперев вместилище души своей на ковёр луга, грядущего стать полем Битвы при Эуарре, оком и духом окидывал окрест. Рядом стояли верные соратники, самые чуткие духом, отозванные из дозоров. Пуст от добра был высокий берег. Не нужно было истинным душам присутствие своих вместилищ средь чащоб, чтобы ощутить копящееся зло, которому суждено было погибнуть под стальной летучей волей.
   Семь тысяч верных непромашных луков ждали своего мига, приближавшегося с каждым ударом трепещущего в праведном гневе сердца. Ибо не только семь тысяч душ, но и семь тысяч бессмертных их вместилищ слышали тяжкую поступь врага, с подминаем живого накатывающего из леса. Зла, в бешеной глупости и звериной хитрости своей идущего не к бродам, а к обрыву между ними. Те, кто стоял напротив обрыва, подались назад, к шатрам, чтобы освободить берег под стрелы тех, кто стоял у бродов. Ибо всего тысяча шагов было между бродами - ничто для истинных хозяев тетив, что собрались в это день на погибель лесного звериного зла.
   Судьба зависла на кончиках семи тысяч острых перьев судьбы, которым в это день суждено было стать перьями, которые кровью напишут строки книги Истории.
  
   Акт тэн. Из отчёта. О неестественном преодолении естественных и противоестественных препятствий.
  
   В общем, ребята, конечно, были не очень довольны простотой плана. Но они были в Духе, а я - немножко со стороны. Поэтому мой план был принят к исполнению. До опушки мы доехали вообще без проблем. Должки совсем сняли разведку. Почему - вопрос к их командиру. Но к опушке мы подвалили в походном порядке - колонной, хотя уже расцепившись. Должики маячили - буквально маячили облаком большой гнилой шизы, где-то впереди. И шиза это была такая, что немножко тянуло блевать. Или убить её, чтобы не мучалась.
   В общем, ребята именно этого и хотели. Я, сидя за деревянными щитами на носу передней катапульты, очень хорошо ощущал, что отряд за моей спиной заполнен радостным предчувствием хорошей драки и смерти - и врага и себя. Врага - усирающегося до смерти, себя - на пике битвы, в разгар веселья. В яркой вспышке победы - так, как и должна заканчиваться жизнь. В мой план умирать не очень входило. Так что я ехал, и одновременно смотрел на всё со стороны. И чувствовал, что моё веселье, тихое, коварное, спокойное, пропитывает дух.
   Событий там было не много. Не больше, чем в двухминутном этапе в игре в тот же Воркрафт. Правда, ощущения были покруче.
   В общем, головная катапульта миновала линию опушки, и я сдумал команду. Даже не команду. Я просто подумал, что пора разъезжаться. Мой "танк" взял чуть влево, чтобы выехать к обрыву на перпендикуляре, и сбросил скорость, чтобы остальные успели выстроиться в линию. Вторая катапульта, на миг приподнявшись колёсами от резкого поворота свернула вправо, третья - влево. Наддав, они стремительно понеслись на фланги. Колонна резко разошлась в линию с интервалом в десяток шагов. Ушло на это секунды четыре. Кусты под колёсами хрустели и трещали страшно, особенно когда все одиннадцать машин на полном ходу поворачивались носами к фронту.
   Потом один миг мы неслись почти прямо, чуть расходясь в стороны. Сразу после поворота тело бросило назад - мы стремительно набирали скорость. Водилы высвобождали всё, что накопили инерционные диски. И гравикамни тоже крутили колёса быстрее и быстрее.
   Как наводчики угадали момент, я знаю. Я просто чувствовал их знание - они, вися над полем, видели и нас, и плотные строй лучников в полутысяче шагов за обрывом, и ту точку, когда надо было дёрнуть спуск.
   Строй машин, с хрустом прущих по кустарнику, на миг дрогнул, когда катапульты выкинули в воздух искрящие фитилями бочонки.
   Я мимолётно почуял, как из строя к бочонкам потянулись, окутывая их, мыслелучи должиковских колдунов. Потом внимание переключилось на катапульты. С другого берега хлестнул недружный поток стрел. Стрелы почти все с грохотом впились в деревянные щиты. Строй домчался до обрыва. И полетел дальше. Две долгих секунды катапульты летели вперёд. Потом носы стали заваливаться вниз. За миг до этого сидящие на носах отряженные специально для этого орки ткнули в фитили. Под носами каждой катапульты вспыхнули факелы ракет, приподнимая носы и утягивая машины вперёд. Дождь стрел, молотивший по щитам, вильнул, чтобы уловить это изменение траектории, но больше половины стрел пролетело мимо.
   Протащив катапульты на несколько десятков метров, ракеты смолкли. Вся дюжина одновременно грохнулась в прибрежную воду, подняв облако брызг. Потоки воды хлестнули за кормой - водилы выдали на колёса максимальные обороты, и колёса, вгрызаясь в воду, толкали катапульты вперёд.
   За миг до этого в воздухе над строем, почти отведённые должиками за спины, рванули зажигательные бомбы и на строй прямо перед нами обрушился огненный дождь. Крики смешились с плотными, почти ощутимыми волнами боли. И паники. Дождь стрел стих. Я ощутил, как те, кто не метался под огненным дождём, застыли в оцепенении.
   Колёса машин, стремительным рывком толкнувшихся к берегу, дотянулись до дна. Катапульту, погрузившуюся почти до заливания "палубы", резко дёрнуло вперёд. Вся дюжина, в облаке брызг выскочив из воды, рванула вперёд, в бушующее впереди пламя. По бортам и по потолочным щитам с удвоенной яростью хлестнули стрелы. Катапульты, за полвздоха проскочив несколько сотен шагов до стены пламени и боли, врезались в неё, и промчались сквозь пламя и крики, слабо подпрыгивая на корчащихся телах. Выскочив с другой стороны стены, окутанные облаками пара как выскочившие из печи пирожки, машины смяли шатры и устремилась к развилке, где сливались две тропы, ведущие от бродов. Задние щиты и крыши стремительно обрастали густой щетиной стрел. Но дюжина, игнорируя обстрел, и не сбавляя скорости, сдвинулась обратно в колонну и, выскочив на дорогу, помчала к горам.
   Я глубоко вздохнул, отгораживая сознание от несущейся вслед боли, страха и безумной ярости. И обратил внимание на Дух, проверяя потери.
   На двух катапультах наводчиков ранило в ноги залетевшими в потолочные щели стрелами.
   Банда ликовала. Мысленное пространство было наполнено восторженным рёвом, который как ураган сдувал последние клочки облака безумного страха должиков, в который мы окунулись, прорываясь сквозь строй.
   Катапульты, набирая скорость, пёрли по дороге к стремительно приближающимся горам. Выждав пару минут после последнего стука стрелы, я сдумал команду. Деревянные щиты из скрученых верёвками брёвен, которые воины держали по бокам и над головой, рухнули по бокам дороги. Катапульты прибавили скорости, а нашим глазам открылись окрестности. И ещё по глазам ударил встречный ветер. Водители после переправы воспользовались тем, что прочная каменистая дорога почти прямая, и разогнались чуть не до двухсот километров.
   Я поглубже нахлобучил шлем, гудящий от встречного ветра, и глянул на окружающие луга. Луга были хороши - трава стояла чуть не по пояс. Самое то, чтобы спрятать армию в несколько тысяч лучников.
   В ответ мне сдумали ощущение. Сзади, за нами, ярилось в бессильном бешенстве облако паники. Я глянул на обрывочные куски ощущений из этого облака - топочущие ноги, хриплое дыхание. Бег. Страстное, непреодолимое желание догнать и остановить, подхлёстываемое непереносимым ужасом. Спереди, вдалеке, на грани ощутимого, висело ещё одно облачко страха. Не такой животной паники, как та, что гналась за нами. Страха. Не сильного, пригашенного омертвением. В пространстве между погоней и нами не было никого, кроме зверюшек, которые прятались в травах и в горах.
   Я прислушался к гулу воздуха, обдувающему шлем, и принялся соображать. До города нам было пилить чуть меньше дня. Солнышко, пробивавшееся сквозь редкие тучки, как раз дошло до зенита, а к городку, который стоял за горками, мы должны были докатить к рассвету. Толпа, которая размазывая сопли и слёзы бежала за нами, должна была добежать до города где-то к полуночи. Итого на взятие города - полдня. Вокруг плескалось радостное безмятежное веселье, и я был уверен, что взять его мы возьмём без проблем. Вопрос был в том, что делать дальше. Я собрался было обдумать эту идейку, но что-то мешало. Какое-то предчувсвие, что пока я не знаю всего, и пока я его не узнаю, планировать бесполезно.
   Потом в Духе что-то изменилось. Издалека, много тысяч шагов слева, пришли мысли. Обрывки картинок. Свист стрел, с хрустом пробивающих грудь. Предсмертные хрипы. Обида, что враг так коварно - издалека, из засады... И мысль, что отряд, который бежал к порту за линкором, погиб весь.
   Над колонной волной прокатилось замешательство. А потом внимание полутысячи орков пало на меня. Я на миг зажмурился, а потом вызвал в памяти карту и стал смотреть. Город был прямо. От него почти к порту, налево, через весь континент, тянулась прямая дорога. Оставался один вопрос. Я повернулся к Маугли, сидевшему рядом, и собрался было задать вопрос. Ответ выскочил до того, как я его озвучил.
   Затем, поняв, что надо сделать, я сдумал план, и дождавшись, пока замешательство, повисшее было над отрядом, исчезнет, растворённое в знании, что надо сделать, радостно посмотрел вперёд.
  
   Заставка. Смерть в граде том таящаяся.
  
   Город затих.
   Стены ростом тысячу локтей были пусты. Тысячи шагов пространства, окружённого ими, таили тишь, готовую стать чем угодно. И только из стройной белоснежной башни, высившейся за стенами, долетали призраки звуков, которые, спрыгнув вниз, гибли острых шпилях крыш.
   Город затих, чувствуя приближение врагов. Город казался пустым, потому что те, кто остался в нём, скользили от зубца стены к зубцу бесшумными призраками, и стояли в глубине обнимавших барбакан башен недвижными призраками.
   Сотни холодных глаз, в которых не было ни жизни, ни смерти, ни времени, ни вечности, смотрели на вершину холма в двух тысячах шагов от города. На дюжину механизмов, усыпанных теми, кто должен бы умереть. Или убить. Тому, что было за холодными глазами, было всё равно.
  
   Акт раз-дубль. Со стороны. Немного трёпа под соусом планирования. О проблемах дельтапланеризма тяжёлых латников и своевременности нанесения точечных бомбовых ударов подручными средствами.
  
   - Думаю, там сейчас только безполые. - прожурчал Маугли, не отрывая взгляда от ворот.
   Ржевич недоумённо приподнял бровь. Остальные командиры, полукругом стоявшие у носа головной катапульты, ограничились тем, что с лязгом повернулись от города к Маугли, сидевшему, свесив ноги, на носу катапульты.
   - Эт ещё кто? - буркнул Ржевич.
   Маугли окинул сверкавшие в глубине шлемов жёлтые искры и беззаботно буркнул:
   - Это такие должики, которые охраняют матерей должиков от остальных должиков. И которые для этого отрезают себе всё мужское, и заодно начинают думать, что они такие одухотворённые, что размножаться - это вообще не для них.
   Ржевич посмотрел на рожи, которые скривились так, что аж забрала заскрипели, и вернул взгляд на город.
   - И скоко их там? - задумчиво спросил он, глядя на главную городскую башню, возвышавшуюся над землёй на добрую сотню метров.
   - Должно быть 999. - бодро прожурчал Маугли. - И не менее сотни из них мечами владеют немногим хуже меня.
   Орки хрустнули латами и вернулись к созерцанию города, пытаясь просочиться через прикрывавшую его мутную вязкую завесу, закручивавшую внимание наружу.
   Ржевич окинул взглядом зализанную крышу башни, сверкавшую в утреннем зареве ярко-розовым. Потом поболтал ножками, сплюнул на землю и скользнул взглядом по оркам, сдумывая затею. Через миг командиры пермялись и потрусили по катапультам, где всё пришло в движение.
   Маугли вопросительно покосился на Ржевича.
   - Значит, счас расчёхляем крылья, мы с тобой и Хруц с Тулняпом как самые мечистые прыгаем на крышу, вскрываем листы золота и быстренько вырубаем всех, кто внутри и открываем дверку. Ещё три дюжины без четырёх падают снизу башни, отсекают тех, кто рядом с дверкой и когда мы её открываем, заходят внутрь. Пока евнушки сбегаются к башне нам возражать, остальные высаживают ворота и едёт на подмогу. У башни устраиваем главное сражение, добиваем тех, кто ещё будет возражать.
   Маугли изогнулся посмотреть на корму, где разворачивали небольшие треугольные крылья, и спросил:
   - А внутри мы что делать будем?
   Ржевич пару секунд помедлил, потом спрыгнул с катапульты и хитро прорычал, надевая шлем:
   - А эт как встретят.
  
   Через минуту катапульты с жужжунием выбросили в небо дюжину существ в доспехах, сжимавших длинные свёртки. В Верхней точке свёртки с щелчком пружин развернулись в треугольный каркас, обтянутый тканью. Тускло сверкающие фигурки, обросшие крыльями, на миг замирали, а потом немного ныряли вниз, набирая скорость, и скользили к городу. Через полминуты катапульты, лязгнув пружинами, выбросили вторую дюжину десантников. Ещё через полминуты - третью.
   Вторая и третья волны, нагнали первую, забиравшую вверх. Виляя, чтобы уловить дуновения встречного ветерка, три дюжины серых треугольников поплыли к городу.
   Передняя катапульта, вздрогнув, перевалила вершину холма, и, набирая скорость, понеслась вниз. За ней потянулись остальные, на ходу заряжая в ложки швырятелей тяжёлые булыжники.
   Ржевич, подруливая дельтаплан, обозревал город. Тысячу с лишним двух и трёх-этажных домиков. Стены. На которых что-то двигалось. Полторы сотни фигурок в серых доспехах бежали от башен к тому месту стены, над которым должны были пролететь дельтапланы. Вот они встали, сгрудившись. У двух крайних нижних дельтапланов хлопнуло. Дельтапланы качнулись, выплюнув дымных змей, и выправились. Дымные выхлопы ракет оборвались среди фигурок вспышками огня. Полсотни фигурок раскидало в стороны, почти всех сбило с ног. Десяток, устоявший на ногах, поднял луки. Третью, нижнюю линию дельтапланов качнуло, когда десантники на несколько секунд отпустили управление, чтобы метнуть стрелы.
   Навстречу со стены взлетели стрелы, и понеслись по кривым, догоняя разлетевшийся в разные стороны первый ряд. Потом на стене вспыхнули факелы от ударивших стрел с наконечниками из бутылок с нефтью. Десяток стрел, гнавшихся за десантниками, потерял направленность и слепо ушёл в небо. Десантники нижнего ряда дельтапланов, убрав луки, выровняли полёт дельтапланов, разлетевшихся в стороны. В щели между дельтапланами ударили стрелы второго ряда. Десяток факелов вспыхнул на флангах, где те, кого сбило взрывом ракет, начали подниматься на ноги. Второй ряд дельтапланов разлетелся в стороны, расширяя фронт. Ещё через миг дельтапланы достигли стены, и на лучников посыпался дождь из бутылок с нефтью. Несколько десятков стрел, успевших вылететь из стены до того, как она превратилась в огромный факел, стукнули по доспехам, и, отскочив, полетели обратно. Проскочив над стеной, дельтапланы, снижаясь, скользнули к башне.
  
   Акт раз-два. Из отчёта. Посещение общественного гарема.
  
   В общем, хорошо, что я как самый предусмотрительный, крюки в наплечья вкрутил. Те пару секунд, пока мы висели на краю крыши - я зацепившись за неё, а Хруц и Тулняп - за меня, мне подумалось, что это очень хорошо. Потом они по мне заползли наверх, и дружным рывком выдернули наверх меня. Легкий Маугли, которому вполне хватило высоты, уже сидел у шпиля и с любопытством смотрел, как под нашим весом прогибается тонкое листовое золото крыши. Хруц, выдернув из-за спины топор, помог ему прогнуться и мы фиганулись в дыру, прямо на головы дюжины охранников.
   Не скажу, что они были очень хорошими бойцами. Чего-то им не хватало. Наверно, задора. Мечами махали быстро. Но как-то слишком безразлично. Не холодно, а именно безразлично. Маугли пришлось тяжеловато. Он вслед за нами в дырку стёк, и на него сразу четверо насели. Остальные попытались нас проколоть, пока мы вставали, но не получилось. Я одному ножки порезал, Хруц топором махнул, и пока они от топора разбегались, мы уже повскакивали. В общем, Маугли было тяжеловато. А мы втроём друг друга с полумысли понимали. И без всякой подготовки как всю жизнь плечом к плечу. Я с Тулняпом по бокам мечи отводим, а Хруц между нами топором - хрясь-хрясь, и следующий. Маугли, как мы поняли, но не сразу, им проход на лестницу перекрыл. Но как поняли (врагов уже вполовину убыло) тоже на лестнице встали. И быстренько закруглили оставшихся.
   Послушали немножко, как под башней наши развлекаются - и по лестнице бегом. Лестница - винтом между стенок. И внутренняя башенка - шагов эдак сто в поперечнике. Только один пролёт пробежали, до первой двери, как нам навстречу ещё десяток по ступенькам прыгают. Ну, лесенка не ахти широкая. Я уже понял, что все девки в верхней комнате, чтобы их до конца обороняли вдоль по лестнице. Хруц и Тулняп мою идею словили, встали рядышком, и давай десяток попрыгунчиков вниз теснить. Я глянул, как Хруцев топор кольчуги рубит, и как попрыгунчики вниз покатились - и к двери. И Маугли тоже.
   Встал перед ней и думаю. Ведь они там, чую, уже кинжалы заготовили резаться. И торжественное пение из-за двери доноситься.
   Маугли, гляжу, тоже встал и призадумался. Тогда я ему на дверь кивнул, а сам в шаг в сторону. Он как воспитанный, хитрым стуком по двери постучал, от чего там затихли, а потом распахнул и встал на пороге. На полсекунды. Потому что поперёк порога ещё занавесь висела. Ну, он её отодвинул, и внутрь. А я шлем снимаю - и слушать.
   А там - на пару секунд тишина. Напряжённейшая. Из двери так страхом и хлещет. И надеждой какой-то задавленной. Но, что сразу почуялось, нормальной паникой и нормальной надеждой.
   - Кто будет гость нежданный наш? - прожурчали в комнате. И вроде голос как голос. Но он такой простой и душевный был, что слушать и слушать хотелось. И, как я тогда сам себе выдал, "ловить скрывавшийся в нём, голосе, призрак волнительной хрипотцы".
   - Когда-то меня звали Арлахорен Ту-Йоианалора Сиалоли Луйар. Сейчас меня зовут Маули.
   Кто-то еле слышно фыркнул. Маугли выждал паузу, и, не дождавшись реакции, кроме ощутимого снижения паники, продолжил:
   - Арлахорен был учителем фехтования, а потом ушел к оркам сражаться и умереть в битве.
   Паники стало больше, но к ней примешалось жгучее любопытство.
   - И я всего лишь хотел попросить вас задержать на миг шаг в вечность, и выслушать моего...
   Маугли, видимо, вспомнив, что обозначает у гомосексуальных должиков "друг", замялся.
   - Соратника? - подсказал тот же голос.
   - О да. Именно так. - подтвердил Маугли, и позвал через плечё:
   - Тираярди.
   Я некоторое время вспоминал, что так он пытается звать меня. Потом откинул полезшие откуда-то призраки воспоминаний о том, почему, откинул полог и шагнул в комнату.
   В общем, стоял я, на них глядя, секунд пять. И они на меня тоже - и смотрели, и стояли, замерев.
   Потом дева, что прямо перед нами стояла, поигрывая нехилых размеров кинжалом, так тихонечко мурлыкнула "ой!". И комната задвигалась. Кто-то выронил кинжал. Кто всхлипнул. Кто буркнул что-то себе под нос.
   Переждав волну реакций на меня, я попробовал вмыслится. И сразу же бросил эту затею. Вся сотня эльфиек была индивидуальностями. Каждая - разной. Отличной от остальных. И яркой индивидуальностью, такой, которая собой пространство заполняет дай бог. Ну, вы поняли - это такие, которые просто куда придут, и их уже чуешь. А вот их там таких было с сотню, и все собой маленькую комнатку заполняли. Так что я бросил попытки их почуять. А начал рассматривать то, что почуять успел. Краем сознания. А сам по ним просто взглядом прошёлся. Чем-то они на эльфов были похожи. Это да. Но спутать мальчика и девочку всё-таки было сложно. Эльфийки, которые передо мной стояли, были куда как пофигуристее. И отличались от должиков примерно так же, как матери орков от самих орков.
   Например, у той златоволосой девы в длинном зелёном балахоне, которая стояла прямо передо мной, грудь была размера никак не ниже второго.
   Завершив перемещение взгляда по разноцветным балахонам на этой груди, я понял, что уже пора что-нибудь сказать, упёр руки в боки и буркнул:
   - Ну что, поговорим или сразу предпочтёте отправить себя в задницу к Вечности?
   Пара эльфиек фыркнула. Центровая задрала бровь и буркнула:
   - Отчего же не усладить ещё несколько мгновений жизни беседой со столь приятным собеседником, хотя бы для того, чтобы узнать, потомством кого с кем он является?
   Я посмотрел на ковёр под ногами, потом на заляпанные кровью доспехи, махнул рукой, и бухнулся на пол.
   - Тогда не соблаговолит ли пресветлая до позеленения госпожа назвать имя своё, дабы облегчить собеседнику доступ к её сознанию, столь затруднённый сверканием её товарок?
   Она наклонила голову набок, и посмотрела мне в глаза. Её взгляд стремительно начал разрастаться, и она начала становиться прекрасной и дружелюбной. На миг захотелось сделать что угодно - лишь бы она была довольна. И понимание, что у неё и так всё есть, и она готова дарить, но не готова принимать, и что за дар её бесценного общения отплатить будет нечем... потом краешком сознания, которое она купала в клокочущем дружелюбии, я зацепился за твёрдую почву знания, кто я есть, и вытащился из бурла почтительного повиновения и любви. И я начал соображать, что бы сделать. То, что ответить ей такой же волной не смогу - понял сразу. То, что мог бы плеснуть злобной пошлой наглостью и перебить её дружелюбие, тоже понял, но не захотелось. А потом меня озарило, и я потянулся к Духу отряда. И сразу выскочил из-под обрушенного ею ливня любви. Оказался сбоку, а передо мной в мысленном пространстве столкнулись они. Эльфийка, сразу ставшая не очень большой. И наш Дух, с любопытством рассматривающий окутанный туманом дружбы древний, жёсткий и наглый дух эльфийки.
   Где-то мгновение они смотрели друг на друга, потом Дух что-то такое ей сдумал и отвернулся.
   Мысленное пространство свернулось, и я вернулся в реальное. И посмотрел на эльфийку.
   - Ой. - тихо выдохнула она и села на пол. Напротив меня.
   - Ага. - с коварной улыбочкой кивнул я и поднял взгляд на бешеный блеск глаз худой рыжей девы, которая стремительно пронеслась к присевшей.
   - Что? - коротко спросила рыжая.
   Присевшая как-то по бабьи помотала головой, подняла светлевший с каждым мгновением взор на рыжую. Потом пьяным жестом отстранила её и быркнула в мою сторону:
   - Давай лучше ты сам скажи.
   Я кивнул, собираясь с мыслями и выдал:
   - Не буду растворять смысл слов моих временем. Кто хочет уйти в вечность - уходите. Кто хочет посмотреть на короткоживущих и побыть с ними - может взять с собой ключ в вечность и пойти с нами...
   - ... и напакостить этим другдругалюбам, повыкидывавших из хранилищ духа разум вместе с семенем. - Дополнила первая эльфийка, плавно поднимаясь. Еле заметным движением спрятав кинжал в ножны на поясе, она шагнула ко мне и глянула в глаза. Её взгляд выдернул наружу что-то, составлявшее суть понятия "мужчина". И суть эта под её взглядом начала плавиться и гнуться, как воск в кастрюле кипятка. На какой-то миг захотелось стать жестким комком ярой мужской силы, и ударить в ответ, подчинить, сломать. Потом я понял, что ударный способ сопротивления будет не более эффективен, чем попытка бить молотком по тому же кипятку. Или попытка накинуться с кулаками на айкидока - силу ударов против тебя же используют.
   Рядом хихикнул Маугли, и я ощутил его. И увидел, как от этой проблемы отмазался он. В нём вообще не было пола. У него "мужская" суть болталась где-то на задворках сознания, без сопротивления снесённая туда напором женского внимания. А сам он, отделившись от игры в мальчиков и девочек, с весёлым недоумением взирал на эту игру со стороны. И на то, что творилось внутри, и на то, что творилось во внешнем мире.
   - Тоже ничего себе решение. - буркнул я себе под нос, и понял, что это - не решение. Потому что рано или поздно придётся вытаскивать из закоулков памяти придавленную живородящей женской мощью мужскую суть и вытаскивать её из-под завала.
   От моего бурка бровь соглядетельныцы поползла вверх.
   - А как тебя звать? - вторично буркнул я, окутываясь коконом легкого недружелюбия. Моё весёлое, жадное недружелюбие хлынуло потоком, просачиваясь сквозь поток её внимания. Наши внимания, разные - мужское и женское, текли друг к другу, не смешиваясь и не мешая друг другу. Она смущённо улыбнулась, плавно уменьшив мощность взгляда до слабозаинтересованного - таким обычно вскользь глядят на улице на незнакомого человека.
   - Меня зовут Вуйлалорза. - промурчала она, опуская взгляд. Почувствовав, что моё внимание начинает липнуть к ней, я опять окутался коконом недружелюбия, и уменьшил поток до такого же слабозаинтресованного уровня. Мужская суть впиталась в этот кокон недружелюбия, готовый стать жадным весёлым недружелюбным потоком, способным раскалённой губкой всосать и испарить кипяток женского внимания. Досуха. Почуяв себя жадным сильным злобным мужиком, я перевёл внимание на остальных эльфиек, чьё внимание мягкими волнами омывало наши переглядывания, пытаясь просочиться внутрь. Мысленно ухватив эти волны, я рванул их на себя. Волны испуганно отхлынули к хозяйкам. Переждав полсотни тихих вздохов, я весело пророкотал:
   - Ну что? Кто с нами, а кто тут останется?
  
   Заставка. Явление в мир.
  
   Ступеньки башни, выводили во двор многих. Чаще им, правда, доводилось заводить в башню, но сегодня они вели из неё.
   Ворота, закрывавшие выход, были распахнуты. Частично. Вторая створка была сорвана с петель и валялась на забрызганной кровью земле. Первые эльфийки, видя эту землю, замедлили шаг, но, чуя за спиной нетерпеливое, отчаянное, готовое потухнуть любопытство, ускоряли шаг, и, почти бегом оказывались во дворе, огороженном высоченной стеной. И только там, открыв выход, замирали от смеси ужаса и дикого восторга прикосновения к жизни, сразу показавшей своё жестокое лицо.
   Двор был завален телами. Шестеро огромных фигур, закованных в чёрные, как ночь, доспехи, перетаскивали тела, сваливая их в кучи. В одну, маленькую - такие же крупные тела в черных латах. В другую, которая уже высилась по колено, - тонкие серебристые трупы тех, чьи пустые взгляды две сотни пленниц видели последние десятилетия.
   Дальше, в распахнутых настежь воротах двора, стояла ещё дюжина чёрных гигантов.
   Шестёрка, перетаскивавшая трупы, не прерываясь, окинула вышедших из башни взглядом. И от этого взгляда ёкнуло и засосало в сплетении силы, и показалось, что вот сейчас стальные громадины сорвутся с места, и кинуться, и схватив, повалят на землю, срывая одежды...
   Шестеро орков, помахав ручками, вернулись с работе. Дюжина, стоявшая в воротах, повернулась, и повторив жест, вернулась с созерцанию пространства за воротами. Мах, быстрый и суматошный, в исполнении смертоносных гигантов вышел несуразно смешным. Кто-то хмыкнул, и восприятие потекло, меняясь. Стальные комья смерти сделались весёлыми дружелюбными существами, ради хохмы напялившими на себя одежды пугал.
   Ржевич, предусмотрительно вставший в дюжине шагов от ворот вполоборота к ним, широко улыбнулся.
   Плотная стена эльфиек, подернувшись трещинами улыбок, распалась. Одна, потом ещё две, а потом все сразу пришли в движение, распадаясь на групки. Две дюжины шагнули к горе тел. Подошли. Заглянули в мертвые глаза. Трое, немного помедлив, деловито начали стаскивать кольчуги.
   Полсотни неторопливо пошли к воротам, впившись взглядом в дюжину, перекрывавшую выход.
   Остальная сотня разбрелась по двору. Кто - к прижавшимся к наружной стене постройкам, кто - просто. Дюжина обступила Маугли, стоявшего с другой стороны двери. Шестеро подошли к Ржевичу.
   Постояв пару секунд перед ним, и задумчиво глядя на его сапоги, они синхронно, как одно целое, вышли из собственных мыслей, подняли взгляд на его лицо.
   - И что теперь? - высказала вопрос та, что стояла посредине.
  
   Монолог. Из отчёта. Мы пришли и они умерли (воспоминания о былом).
  
   Я поднял взгляд поверх её головы и глянул в сторону ворот. Дух услужливо запустил сканирование записей штурма.
   Дюжина булыжников слитно врезается во врата, с лязгом вынося их внутрь башни. Раскинутый широким фронтом катапультный батальон делает ещё один залп. Второй рой булыжников влетает в дыру на месте первых ворот, и выносит внутренние решётки и вторые ворота. Смятые решётки и половинки ворот с лязгом прыгают на булыжниках мостовой.
   С вершины башни и с близлежащих стен взлетает рой стрел. В ответ подъехавшие на несколько сотен метров катапульты резко притормаживают и выкидывают вертикально бочонки, оставляющие тонкие дымные следы фитилей.
   Внимание тех, кто на башне и на стенах, дробиться. Большая часть, не в силах оторваться, устремляется вслед за стрелами, меньшая успевает переключиться на бочонки. Её, меньшей, не хватает. Два бочонка, загибая дугу полёта падают под стеной. Десяток валиться на верхушку башни и на стены, превращая их в факелы.
   На катапульты обрушивается рой стрел. Несколько дюжин орков начинает заваливаться. Остальные, прикрываясь щитами, придерживают тела.
   Фронт свёртывается в колонну, которая стремительно проскакивает в ворота и останавливается на улице. Последняя катапульта встаёт в десятке шагов от ворот. Орки спрыгивают с катапульт, вскидывают луки на пару десятков фигур на стенах, отбежавших от стены пламени. Две дюжины стрел меняются на две дюжины сотен. Фигурки на стенах, прошибленные длинными стрелами, отбрасывает, ударяет о зубцы. Несколько вылетают за стену. Пара орков падает с торчащими из забрал оперениями. Волны чёрных доспехов, над плечами которой появляются две пачки межкаапультных соединителей, стремительно текут по лестницам по сторонам башни. Пачки соединителей вместе с волной жесткого веселья врезаются в двери, вышибая их внутрь. Вздрагивает и развевается воля, державшая двери. Изнутри башни вылетает десяток стрел. Несколько орков падает, остальные врываются внутрь. Через несколько минут вытекают обратно, скатываются к катапультам. Среди текущего муравьями потока мелькают подобранные тела. Волна орков растекается по катапультам, катапульты трогаются с места и, набирая скорость, катят вперёд, к большой площади, что виднеется в тысяче шагов впереди. Город пуст. Не шевелятся ставни домов. Ни звука.
  
   Акт раз-три. О гибридизации пружинных арбалетов, колёсных таранов и бронепоездов на скорую руку. Пернатые с дистанционным наведением как биологическое оружие высокоточного поражения.
  
   Ржевич посмотрел на застывшую перед ним делегацию, задумчиво шмыргнул носом и громко буркнул:
   - Ну, кто хочет с нами - пошли на площадь.
   На миг посмотрев, как пара десятков эльфиек натягивает снятые с трупов доспехи, он повернулся и потрусил к площади. Штурмовая группа, похватав тела убитых орков, потрусила за ним.
   Катапульты стояли кругом на площади триста на триста шагов, окружив высокий стальной шпиль, выраставший из середины бассейна. Несколько орков, разбредясь толпой по площади, осматривали ажурные конструкции домов. Большинство сидело у трёх больших костров, разведённых у подножия шпиля. Те, что несли трупы, потянулись к кострам, остальные разбрелись по площади, а Ржевич, поймав мысленный оклик от одной из катапульт, потрусил туда.
   У катапульты кружочком сидели старшие, и раздумывали, что делать дальше. Ржевич мысленно влился в атмосферу раздумий, и с лязгом рухнул на камни площади рядом с Барганом.
   Поймав мысленный запрос о том, как эльфиские матери, и скинув ответ, что хотя бы часть решила идти с ними, а за всех решать не стоит, и вообще не о матерях речь, Ржевич заинтересовался, о чём раздумья.
   Ему показалась размытые образы. Дорога, ведущая в Порт. Широченная река поперёк дороги в двадцати километрах от Города. Мост с обрушенным пролётом, два войска эльфов, медленно идущих от бродов к городу. Ещё одно войско, подбегающее к подножию гор. Три облака клокочущей бессильной ярости и сжирающей разум паники. И поверх всего этого - вопрос, что делать. Мысль, как Дух, устремляясь к Порту, спотыкается об сломанный мост. Как два отряда, ждущие у бродов, забрасывают катапульты градом стрел. Предвкушение смерти. Радостное. И некоторая осторожность, вызванная картинами отрядов должиков, пришедших в арсенал, туда, где матери и молодые.
   Ржевич, посмотрев на картинки, задумчиво осмотрел шатающихся по площади орков, потом глянул на катапульты, и остановил взгляд на шпиле посредине площади. Потом он широко улыбнулся и сдумал свой план.
  
   Туго звенели на ветру туго натянутые пружины. Две связки сцепленных стрелковых пружины, снятые с ложек метателей с привязанными кошками на концах, зацепленные за ворота. Еле слышно гудел натянутый канат, зацепленный за фонарный столб и за корму одной из катапульт.
   Ржевич с гнусной усмешкой посмотрел на створки ворот, привязанные к переду носовой катапульты. Над гигантским бампером торчало остриё шпиля, просунутого под стрелковую раму и крепко прихваченного цепями, пропущенными под днищем катапульты. Мысленно опросив остальные экипажи, и получив подтверждение, что все готовы, Ржевич повернулся назад, нашёл посредине строя своей катапульты латников десяток эльфиек, и одновременно со старшими остальных катапульт рыкнул:
   - Матери, держись.
   Потом топор орка на корме ударил по канату. Поезд вздрогнул, и стремительно набирая скорость, со скрипом пружин покатил к воротам. Пара рук поймала обрубившего канат орка, который полетел было за борт. Со скрежетом складывались пружины, разгоняя длинный колёсный таран. К воротам, когда пружины уже сложились, он замедлился, но его уже подхватили, разгоняя, педали, на которые всем весом, весело надрывая мышцы, жали сотни орков, и собственные двигатели. С катапульт, пролетающих сквозь ворота, высунулись багры, сдернувшие кошки. Длинные, извивающиеся кишки пружин затянули на катапульты. Через пару мгновений кишка распалась на отдельные пружины, которые по цепочке рук пошли к своим катапультам.
   Катапульты вырвались из города и, набирая скорость, покатили по дороге.
   Ржевич поднял задумчивый взгляд на ставни и двери, привязанные к шпилю, ставшему рамой конструкции из дюжины катапульт. Спереди и сверху, прижимая катапульту к земле, были намертво прикручены створки ворот. Растянув губы в улыбке, Ржевич обмыслился, улавливая, что вокруг.
   Впереди, стремительно стекаясь к дороге, клубились два облака бурлящей ярости, придавленые, как шторм маслом, легкой готовностью умереть.
   Позади, под аккуратно снятыми ставнями и дверьми, висела настоящая готовность потерять тело в классной весёлой игре. В нем просверкивали маленькие искорки восторженного ужаса. Эльфийки.
   Ржевич обернулся посмотреть на окольчуженых лучниц, дружно забравшихся на переднюю и заднюю катапульты. Убедившись, что они сидят за стеной щитов и закованных в латы тел, он повернулся вперёд, коснулся Духа и стал смотреть на происходящее со стороны.
   Собранные в единое целое катапульты, разогнавшись до сотни километров в час, летели по прямой. Скорость продолжала нарастать, судя по изменению воплей раздираемого воздуха от возмущённого ревы в жалобный визг. Вдали, в полусотне километров, виднелась река. Примерно в двадцати километрах к дороге стремительно двигались к два больших сверкающих пятна. Отряды должиков. Перед ними летели валуны и брёвна, казавшиеся издали песчинками и щепками.
   А ещё, обгоняя отряды должиков, нам наперерез неслись два стада зверей. Впереди, длинными прыжками неслись орды мелких. За ними, разгоняя поднятую мелочью пыль, торопливо трусили трёхметровые гиганты. А сверху, намного обогнав остальных, неслись тёмные облака птиц.
   Через несколько секунд струи обезумевших пернатых тел слились в сотне метров перед нам в единый поток. Поток безумия и паники, облачённый в треск клювов и хлопанье крыльев, обрушился на нас. Передние капли потока на миг отбросила назад подушка сдавленного воздуха. Они отлетели, сбиваясь с полёта и сбивая тех, кто летел сразу за ними. Но задние надавили, и клекочушая струя врезалась в колонну. Связанные в единое целое катапульты вздрогнули. Потом поток агонизирующих хрустящих и брызгающих кровью тел хлынул в щели, заливая всё пространство хрипящей и клокочущей смертью. Прямо перед забралом мелькнули бешеные глаза и смятый клюв.
   Потом агонизирующий клёкот прорезал громкий визг возмущения. Крик несогласия с массовым птичьим самоубийством издали эльфийки. Все сразу. От них во все стороны ударила волна несогласия со смертью и злобной разумности. Крик натолкнувшись на волну птиц, отбросил её в сторону. Облака отвернули и начали стремительно распадаться на части. Стаи птиц падали в траву, чтобы оцепенеть и переждать. Часть взмывала вертикально вверх, ища в небе спасения от двух схлестнувшихся волей. Часть стремительными зигзагами понеслась над землёй.
   Волна докатилась до выбегающих на дорогу зверей. Звери, на миг замерли, а потом начали медленно расходиться, оставив пятнышки трупиков тех, кто не пережил столкновения двух воль.
   Ещё через полминуты на дорогу в полусотне метров упало первое бревно, и ещё через несколько секунд по щитам и доспехам забарабанил дождь стрел. Бревно с хрустом разлетаясь в щепки, отлетело в сторону, отброшенное створкой ворот. Ещё через секунду створка, издав пронзительную вспышку скрежета, отбросила в сторону упавший прямо перед ней гигантский валун. Его собрат с грохотом падает на третью катапульту. Удар по шпилю со скрипом амортизаторов вминает всю колонну в землю. Шпиль издаёт протяжный прожигающий уши звон. Булыжник, закрутившись отскакивает в сторону. Два бревна слева синхронно бьют в колёса второй катапульты. Отскакивают в сторону, крутясь. Колонна чуть качается вправо, потом рулевые выравнивают стремительный полёт тарана, разогнавшегося уже до двух сотен километров.
   На последнюю катапульту сбоку падает камень. Сминает ставни, кольцо щитов, сшибает с ног десяток орков. Врезается в штангу катапульты. Штанга, пружинистов прогнувшись, отбрасывает булыжник. Мигом раньше верёвки, которыми катапульта привязана с штырю, со скрипом рвутся. Створки, прикрывавшие катапульту сверху, летят на в стороны, сорванные рывком.
   Потом на последнюю катапульту, на десяток фигурок, уцепившихся за шпиль, рушиться ливень стрел. Половина орков падает. Оставшиеся уже накидывают на шпиль верёвки и цепи, притягивая вихляющую катапульту к шпилю.
   Из толп должиков, дистанция до которых стремительно увеличивается, взлетает вторая волна стрел. Мигом раньше на всей колоне появляются щели в щитах, и к должикам летит встречная смертоносная волна.
   Они встречаются в воздухе, потом волна, выпущенная должиками, рассеивается, немного задевая две последних катапульты. Стрелы орков падают среди должиков, собирая свою жатву.
   Катапульты катят дальше.
  
   Акт раз-фо. Из отчёта. Комплексная рубка хвостов. Многознающий разум как справочно-коммуникационная система. Немного откровений.
  
   На мосту нас тряхнуло хорошо - катапульты на штырьке провисали и колёса на дальний край обрыва приходили сантиметров на пять ниже края. Где-то посрывало створки, пара ребят отшибла кобчики, чем жутко повеселила себя и остальных.
   В общем, на мосту нас тряхнуло хорошо.
   Но - проскочили и покатили дальше.
   Где-то с минутку ребята просто катили и очухивались после прорыва. Если вспомнить, какой мы там драйв учинили, то минутка - это ещё мало. В общем, за минутку ребята очухались, и начали обмысливатся начали. Ну и я с ними.
   Первое, во что мы вмыслились как там матери должиков. Матери прорыв пережили все. Двоих несильно ушибло, одну зацепило стрелой в ногу, ещё одну камешком царапнуло. Быстро порадовавшись этому, мы начали считать собственные потери. Наши потери тоже были маленькие - с десяток прихлопнуло камнями, ещё с десяток побили стрелами на кормовой катапульте. И это всё.
   Мне даже не дали порадоваться, как лихо мы выскочили из ловушки.
   Кто-то из младших командиров сдумал мне - и остальным тоже, но в первую очередь - мне, картинку карту того, что впереди и позади, и я углубился в раздумья. Впереди лежали горы, и дорога, обвивая их по подножиям, сильно петляла. Чей-то мысленный взгляд пролетел по дороге до берега, показав издалека полоску берега с нависающими скалами.
   Потом тот же взгляд показал узенькую тропинку, ведущую через горы напрямик, и мимолётно коснулся бегущих за нами должиков. Потом появилась мысль, что к берегу мы с ними попадём почти одновременно.
   Пару секунд подумав, я выдвинул здравую идею выставить на тропинке загранотряд. Мысль всосалась в Дух, и начала преобразовываться в решение.
   С катапульт стальными чешуйками посыпались ставни и створки ворот. На кормовой катапульте пара орков обвязала штырь цепью, к хвосту которой была приклёпана кошка. Кошку метнули в каменный столб с каменной же табличкой, установленный на повороте Духтонная стальная дура, надсадно вжикнув и заксрипев, выскочила из узлов, которыми был прикручен к рамам. Пару раз весело подпрыгнув на прощание и размозжив столб, шпиль остался валяться за кормой последней катапульты. Освободившиеся катапульты наддали скорости и через полминуты колонна изогнулась, вписываясь в первый изгиб дороги.
   Я мимолётно поразился тому, как лихо ребята управляются с большими предметами и временем, а потом покосился на пробравшегося ко мне Маугли.
   Маугли задумчиво смотрел на вырастающую слева по курсу гору, по которой серой полоской в зелёном тянулась тропинка, исчезающая в кажущемся отсюда маленьким жерле пещеры.
   - Я, пожалуй, тоже пойду поразвлечься. - прозвенел он, и тряхнул связанными в большой пук шестью колчанами эльфийских стрел. - Мы, думаю, прибежим к отплытию.
   Я хлопнул его по плечу. Он хищно улыбнулся в ответ и шагнул к краю платформы.
   Катапульты, взбираясь на вершину холма, замедлили ход, и с них ссыпались, покатившись кубарем, три десятка орков.
   Маугли, подпрыгнув, пару раз перекувыркнулся в воздухе и приземлился на ноги.
   Ухмыльнувшись, и проводив их взглядом, я присел, прислонился спиной к кожуху и прикрыл глаза. Прикинув, что впереди на полсуток пути ничего особого не случиться, я решил вздремнуть.
   Поспать толком не получилось. Через несколько минут в дрёму начали вмешиваться вспыхивающие по всей колонне разговоры между орками и матерями должиков. И через моё сознание то и дело проскакивали чьи-то вопросы. Наверно, так же чувствует себя сисадмин, собравшийся спокойно попить кофе, и засыпаемый по сети вопросами пользователей. То один то другой орк чего-то не понимал, и лез ко мне в память за подсказкой - а что бы это значило.
   Через минут, наверно, десяток, ощущение тела у меня почти пропало. Зато ощущение разговоров стало чётче некуда, будто я присутствовал во всех них на правах главного помощника Духа отряда. Или на правах коммуникационного сервера с функцией помощи и подсказки. Дух отряда от сеанса одновременного общения с парой сотен маленьких духов стремительно менялся. Не то чтобы он взрослел - серьёзности в нём не прибавилось ни капли. Но его шаловливость, которая была похожа на глупые и радостные шуточки шестилетнего ребёнка, стремительно перерастала в более расчётливое хулиганство пятнадцатилетнего подростка.
   И ещё Дух пропитывался особой разновидностью любопытства. Ни должи, ни орки как объёкты потрахатся друг друга не воспринимали. То есть, по умному говоря, не рассматривали друг друга как один биологический вид... и зоофилеей страдать никто не пытался. И потому просто общались - с тем особым любопытством друг к другу, которое могло возникнуть между сибирской лайкой и африканским слоником, если бы они вдруг поумнели достаточно, чтобы обсудить разницу между кедровыми орешками и бананами.
   Со мной, лично со мной, общаться никто не пытался. И это было хорошо. Потому что всё, что усваивалось каждым орком и духом вцело, усваивалось и лично мной. Точнее, не то, чтобы усваивалось, а откладывалось где-то в памяти, будучи готовым выскочить по первому требованию.
   Всего, что туда попало, я сразу не вспомню. Только основное, что успел отщёлкнуть краешек сознания, не участвующий в поддержке мультисессионного общения.
   Например, я долго и со вкусом веселился, узнав об одном феномене, которого, в общем-то, следовало ожидать по логике сверхдолголетия: женский цикл у эльфиек растянут на год. Мысленно подсчитав пропорцию и определив, что критические дни в этом случае растягиваются в критический месяц, я задумался над тем, что в идее женских башен всё-таки есть разумное зерно.
   В легкое охренение я выпал, когда десяток ребят и десяток же эльфиек впали в воспоминания о том, какие весёлые перестрелки они устраивали пять-шесть тысяч лет назад, когда должики ещё брали своих матерей на сражения, чтобы вопрос регулирования рождаемости регулировался смертностью. Заодно я усвоил, что на луках большая часть эльфиек моих ребят переплюнет, на сабельках без доспехов - вопрос спорный, и только навючивание полной выкладки стремительно повышало шансы орка заделать эльфийку в рукопашном бою. Когда на меня вывалилась эта инфа я даже на пару секунд задумался, потяну ли я сам. Пара секунд тянулась до тех пор, пока не вспомнил, что уже потянул подраться на равных с тем, кто этих эльфиек учил.
   И ещё где-то в разговоре промелькнуло, что те, кто едет со мной - это младшие эльфы. То есть те, кто родился от старших, которые эльфами появились. Причём откуда появились - никто не знает.
   В общем, интересного я узнал много. Но вспомнить навскидку не смогу, потому что в определённый момент мне весьма нехило тряхнуло крышу. Я даже толком не понял, что произошло. Просто связей между эльфийками и Духом становилось всё больше, и больше - и всё через меня, и в какой-то момент как-то резко - бац, и в Дух, и в меня - попало понимание того, как себя чувствуют эльфийки. Причём Дух - он большой, а меня размазало как кусок солидола по асфальту, и целиком вспомнить и описать это я не возьмусь. Потому что вырубился напрочь и какой-то кусок памяти отшибло. Часов через десять, когда очнулся - или проснулся? - вспомнилось следующее:
   Призрак какого-то жуткого, дикого ужаса, на который смотреть невозможно. Ужас это сидел в матерях, и на нем, на его тенях и верхушках, гнездилось, во первых, полная неспособность эльфиек хотя бы чуть-чуть подумать о том, что орки могут им хоть как-то навредить. Причём сами эльфийки этого не видели и не осознавали - у них не возникало даже мысли о том, что можно задуматься о том, откуда у них взялась полная уверенность в том, что орки - это просто такая разновидность особо одарённых зверушек, которые могут случайно, без желания навредить, поранить или даже убить - но никогда и ни за что не ЗАХОТЯТ нанести вред.
   Понимание, что огромная куча некоей волшебнячей энергии, эльфийками вырабатываемой, тратиться на то, чтобы поддерживать эту уверенность... то есть гасить в зародыше мысли навредить. А если не получиться - выборочно искажать восприятия и память, убирая оттуда воспоминания о том, что кто-то - враг.
   Ещё одно понимание, что готовность зарезаться уходит корнями в тот же самый ужас - сложно не разглядеть, что тебя насилуют, какие бы фокусы не вытворяло с памятью маниакальное желание не видеть зла.
   И это, пожалуй, всё, что вспомню так, навскидку. И десять часов эти у меня из памяти выпали совершенно.
   Когда в себя пришёл, я, конечно спросил в сети, что было, пока меня не было. Краем глаза глянул записи того, как катапульты в горы карабкались - где своим ходом, а где и на педалях. Но очнулся когда мы выехали в самую верхнюю точку дороги. Дорога, огибающая гору, до вершины не доходила где-то на треть высоты горы. Но и этих двух третей хватило, чтобы было холодно и ветрено. От холода с ветром я в себя и пришёл.
   А ещё потому, что надо было принять решение.
  
   Акт раз-пять.
  
   Поезд с катапультами стоял, готовый скатиться с трёхкилометровой высоты, и нырнув в узкий проход между двумя горами, выкатить на лесистую равнину. В дали, куда с трудом дотягивал взгляд, горизонт сливался с границей суши и моря.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Гулкий, как предсмертные удары сердца, грохот, пронзительный, как стон хрусталя под алмазом, визг - аккомпанемент тысячеголосому хору, на мотив предсмертной агонии поющему песнь умирающих в бою - забытую, и зазвучавшую в ней... давно... или недавно... или вообще вне времени, потому что первые звуки песни сорвали сознание с проторенной колеи времени, оставив ему только тело, вслед за сознанием рвущееся из липких объятий времени.
   Потому что только так можно убежать от памяти.
   И успеть добежать до цели.
   Смысл которой уже забыт.
   От которой осталось только место, куда надо попасть.
   Тело бежит. Оно где-то рядом. Оно - это то, что должно попасть туда, до которого осталось немного пространства, и ещё меньше времени. И ещё чья-то смутная воля, которая хочет препятствовать...
  
  
  
  
  
  
  
  
   Послесловие, или
   извините, нелюди добрые, что я это написал, но...
  
   ... при всём уважении к Дж. Р. Р. Толкиену (и благодарности за с любовью переведённый первый том, который в детстве помог мне сохранить часть крыши, запрятанную в реальность Средиземья), в определённый момент мне нестерпимо захотелось поделиться с миром несколькими соображениями о "Властелине Колец". Точнее, не о "Властелине", а о том, что в меня проглянуло сквозь строки "Кольца" после того, как я уверовал в существование реинкарнации, тонкой, но всё-таки материальности, воли, а так же формулы законов работы разума и формирования групп.
   Собственно, вот о чём я подумал:
   Если допустить (ну хотя бы не кидаться сразу в штыки и сабли - ну, пожалуйста, хоть на секундочку), что переселение душ существует, то сразу бросается в глаза одна странность:
   Люди, орки, гномы, хоббиты и др. в круговороте душ участвуют, и пользуются всеми преимуществами оного - например, смутным осознанием, что максимум неприятностей, который им в случае чего грозит - 15-30 лет на выращивание нового тела, не говоря уже о теоретической возможности "сейчас живешь ты гоблином, родишься вновь ты дварфом, а там, того гляди, и до хоббита дорастёшь".
   Эльфы этой возможности лишены.
   Любое существо, которое знает, что ему предстоит умереть (и родиться заново), будет осознавать, что есть вещи, которые теоретически ценнее его жизни. В крайнем проявлении данного осознания существо просто не возможно будет запугать или вынудить сделать что-то, что оно делать не хочет. Чем ему угрожать-то? Пытками? Которые он будет воспринимать немногим болезненней, чем царапанье иголкой носков любимых ботинок?
   У эльфов отношение к собственной жизни (и поведение "по жизни") должно быть несколько иное.
   Этих допущений, а так же знания, что человеку, так или иначе замазанному в преступлении, свойственно обвинять в свершении этого преступления того, против кого он это преступление совершил, мне хватило, чтобы переосмыслить данное: "орки - это эльфы, склонённые Сауроном на свою сторону и переделанные им под свои нужды".
   У меня, по сложении вышеописанного, получилось, что, скорее всего, дело обстоит наоборот: эльфы - это орки, которые возжаждали бессмертия (или очень напугались смерти), и которых кто-то склонил на свою сторону и переделал под свои нужды - накрепко приклеил к неумирающим телам.
   В пользу этого предположения говорит данное, что и те и другие... биологически говоря, свободно скрещиваются с людьми. Хотя в случае эльфов Арагорну пришлось, видимо, долго шаманить, чтобы некая принцесса таки согласилась распрощаться с бессмертием и родить королевское потомство. А в случае урук-хаев деревенских женщин воруют, чтобы с помощью "злого колдовства" скрестить их с орками. (Вопрос: кто на самом деле колдовал? Второй вопрос: некий король эльфов, в должностные обязанности которого наверняка входило поддержание имиджа "как хорошо быть бессмертным", просто так взял и отдал дочь в мир смертных?)
   Осмыслив вышеописанное, я перебрался на обзор некоторых экономических и социологических аспектов.
   В частности: эльфы едят. Но нигде не описано, откуда продукты, хотя бы сырье, у них берётся. Нигде, если не считать обвинений орков в грабеже деревень, которое обвинение подозрительно выглядит на фоне упоминания способностей эльфов к гипнотическому воздействию и использования оного для промывания мозгов. Но это так, смутные догадки. Куда как более подозрительными мне показались "маленькие лепёшки, по употреблении которых целый день не чувствуешь усталости". (Конечно, прозак для повышения эффективности "последнего рывка" уже списанного в процент потерь спецназовца и экстази для увеличения рабочего дня проституток разработали позднее, но...)
   Отдельно хотел бы упомянуть о древнях. Что должно произойти между мужчиной и женщиной, чтобы женщина ушла - насовсем? Причём из семьи, основная роль которой была женская - присматривать и хранить?
   Далее (влезая в спорную сферу политики и потому с оговорками на личное восприятие). У Саурона, отложив на время в сторону байки про стегание подчинённых всевидящим оком, в конечном итоге получилась четкая, жесткая, единая организация, внутри которой - на фоне некоторого разгвоздяйства, тем не менее не наблюдалось бардака в командовании и управлении. Интересно, почему у господ правителей Гондора и Рохана - до посещения Гендальфа - имели место быть сомнения в том, правы они или нет? На собственной практике, не встречал разрозненных групп, делающих что-то полезное и выживательное - и наоборот - раздрай и драки наблюдал в сборищах малоэффективных психов, где каждый тянет одеяло на себя.
   Движимый всеми этими мыслями я сел писать это текст.
  
   Приписк.:
   Книга "Последний Назгул (Война за кольцо глазами врага)" И. Есикова попалась мне посредине написания этого текста - и только убедила в том, что я правильно поступил, избрав в качестве основы сценария эпизод Warcaft'а.
  
  
   Главнокомандующий ракетных войск и артиллерии
   Речь наверняка, идёт о управляющих узлах тела - управляющие потоки - "выход" из узла, отводящие - "вход", контакт с мясом - показатель того, насколько данный узел "смещён" на управление виртуальным телом.
   Согласование: канал данных от виртуального тела не входит в противоречие с каналом от реального
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"