Как гласит легенда, первый Иволги появился на свет около 2-х тысяч лет тому назад. Воды Великой Валги вынесли на берег холодный камень, и был тот камень в цвет меда. Весь день пролежал камень под солнцем, впитывая теплые лучи, нагреваясь. А под вечер пошла волнами поверхность камня, словно кто-то ворочался внутри, пытаясь выбраться наружу. Зазмеились трещины, раздался треск, похожий на тот, что издает рвущаяся ткань, и миру предстал Ивалл - могучий воин, прародитель Иволги. Рожденный камнем, он обладал каменной волей и крепким телом, и кожа его была в цвет меда. Широко раскрытыми глазами смотрел он на новый мир и то, что он видел, нравилось ему. Но первое, что узрели глаза его, были воды Великой Реки. Потому каждый Иволги так любит реки, их шумное теченье, прохладу волн и блеск солнечных лучей, отраженных в них. Именно благодаря солнечным лучам получила Великая Река свое имя, ибо ослеплен был Ивалл, в первый раз взглянув на волны, и нарек ее Валга - Солнечная Река.
И стал Ивалл познавать мир. Везде ходил он и взирал изумленно: на высокие деревья, на шелковые травы, на прекрасные цветы и далекие горы, восхищаясь многообразием форм и цвета нового мира. Но волею случая ни одно живое существо не встретилось на пути его, и решил Ивалл, что он один. И опечалился, ибо не с кем было ему поделиться своим восторгом относительно нового мира, не с кем было поговорить. Печально побрел он к берегу Валги и стал бросать камни в воду, не зная, как выразить свои чувства. Все тяжелее и тяжелее становилось на сердце у Ивалла, и все более крупные камни швырял он в реку (говорят, что так появились острова). В этот самый момент Ворон, прятавшийся в ветвях старого бука, решился подойти поближе.
Надо сказать, что Ворон был изгоем своего племени. Жил он в полном одиночестве, питался падалью и был очень неприятным созданием. Ничем не выделялся он среди птиц - ни красотой наряда, ни быстротой полета, ни, тем более, дивностью голоса. Однако сам он считал себя непревзойденным певцом и едва ли не самым прекрасным созданием на земле. Был он очень самолюбив, этот Ворон. А самолюбцам и гордецам, как известно, нужны почитатели. И поскольку все обитатели Влгальской долины прекрасно знали Ворона и презирали его, тому необходим был кто-то новый - тот, кто еще не был знаком с его дурной славой. Неудивительно, что появление нового существа так взволновало его. (В те времена просторы Валгальской долины были безлюдны - звери и птицы были единственными ее обитателями). Наблюдая рождение и первые шаги Тукарра (а именно так назвал про себя Ворон Ивалла - Тукарр - Двуногий) видя, насколько неопытен он еще, решил Ворон покорить сердце юного воина. Решить-то решил, но подойти никак не решался, чувствуя силу этого странного существа. Не отличался храбростью наш Ворон. Особенно оробел он, видя какие огромные валуны без труда поднимает Тукарр, и как играют при этом мышцы у него под кожей. Но самолюбие пересилило, и вот расправил Ворон свои серые крылья, поднялся в воздух и, описав круг, гордо уселся на камень рядом с Иваллом.
Ивалл поднял самый большой камень, размером с маленькую скалу, и уже собирался бросить его, когда наконец увидел Ворона. Увидел, да так и застыл, не чувствуя тяжести, с поднятым камнем над головой. До сих пор он считал себя единственным живым созданьем в новом мире и мучался страшно, поэтому, увидев серую птицу, парящую в небе, он посчитал ее Богом. И не зная иного, полюбил ее всей душой. Восхищенно смотрел он на Ворона, а тот сидел на камне, блаженно прищурив глаза, и купался в этом восхищении, как в солнечных лучах. Целые сутки простоял Ивалл с поднятым над головой камнем и лишь потом опустил его. И стал Ворон учить Ивалла, и внимательно слушал Ивалл своего учителя. И поведал Ворон, что есть живое и неживое, что есть нужное и ненужное, что прекрасное и уродливое есть. И до того разошелся Ворон, что венцом творения объявил себя, а остальных - лишь слугами и почитателями своими. Да в порыве гордыни своей, не учел он любознательности юного воина. А тот, удивленный, стал расспрашивать - кто же эти "остальные", да где они, да как выглядят. Испугался Ворон, что затмят красотой его другие птицы, что отнимут у него восхищенного Тукарра, и попытался хитростью выйти из положения. Разыскал он в земле червяка и стал показывать Иваллу - вот, мол, те "остальные" и нет иных. Загрустил Ивалл, ибо совсем не такими рисовало ему воображение других существ. А Ворон, довольный собой, уселся на камень и стал услаждать слух человека своим "дивным пением". И неизвестно чем бы все это закончилось, если бы не стайка веселых, быстрых птиц, неожиданно появившихся в поле зрения и стремительно приближавшихся к ним. В ужасе настолько же сильном, насколько сильным было восхищение Ивалла, смотрел Ворон на птиц и даже попытался их отогнать. Но куда ему... Птицы без труда уворачивались от его неуклюжего клюва и весело щебетали в ответ. Понял Ивалл ложь Ворона и сам прогнал его. Но, отлетев на безопасное расстояние, униженный, молвил так Ворон:
"Не бывать отныне миру между нашими племенами. Об этом еще не раз пожалеешь ты. И потомки мои потомков твоих мертвой плотью насытятся не единожды. И глаза ваши, что увидели нас первыми из живых, за самое лакомое почитать будем." Прокаркал он это и скрылся. Ивалл же не придал черным словам большого значения, ибо был поглощен своими новыми друзьями, Имя которым было ИВОЛГИ - Поющие- Над- Рекой. Да так они ему понравились, что и сам он стал называть себя Иволги, и племя свое именем этим нарек.
С тех самых пор свободолюбивое племя великих воинов, непревзойденных сыроделов и коневодов, поэтов и просто добрых людей носит имя Иволги, что означает Поющие- Над- Рекой.
***
Еще не остыл пепел поминального костра, когда к заунывному гулу Большого Гонга стал примешиваться другой звук - гортанный и глубокий. Это праздничными костяными рогами чествовали Иволги нового короля. Такова была традиция: смерть не считалась концом, смерть была началом новой жизни. Жизнь была мерилом всего, и лишь жизнь имела право на существование.
Многочисленные роды Иволги, не успев высушить слезы на лице, уже с улыбками обнимались, хлопали друг друга по плечу, поздравляя себя и друзей с вступлением на трон нового короля - Иола Рыжего. Да будет царствие его долгим и благополучным! Да устрашатся враги наши!
На вертела насаживались целые туши курдючных баранов, заранее освеженные и замоченные в маринадах для такого случая. Выбивались днища у заветных бочонков с вином, которые во время великих скитаний берегли пуще золота. Из наполненных свежей землей медных котлов, заботливо укутанные в чистую холстину, извлекались головки сыра разных сортов: Иволги слыли непревзойденными сыроделами. Люди надевали свои самые лучшие наряды и украшения, а у кого не было украшений - просто плели венки из полевых цветов. Атмосфера праздника царила повсюду. Было людно и весело.
Сам Иол сидел в отцовском шатре и пребывал в глубоких раздумьях. Смерть отца хотя и была неизбежной все же ошеломила его. Роналл Кривозубый был для него всем: предметом гордости и примером для подражания, непреклонным властителем и любящим нежным отцом - единственно близким ему человеком. Иол слишком рано познал горечь утраты - его мать, Ирла Высокая, умерла, когда ему едва исполнилось пять лет. Эта тихая, необыкновенно красивая женщина была слишком нежна для суровой кочевой жизни, которую вели Иволги последние двести лет. Иол смутно помнил ее облик. Но зато он навсегда запомнил волшебные колыбельные песни, которые она пела маленькому Иолу перед сном. У нее был удивительно красивый голос. Красивый и печальный. В народе ее называли Сильта Иволги - Серебряный Голос Иволги.
После смерти жены Роналл Кривозубый заперся в своем шатре и не выходил оттуда три дня и три ночи. Люди стали волноваться, подозревая, что король помутился в рассудке. И, надо сказать, были все основания так думать. Ибо Роналл Кривозубый, по рассказам немногих очевидцев, третьи сутки сидел на одном и том же месте, в одной и той же позе, уставившись стеклянными невидящими глазами в одну точку, а рядом лежал его прославленный боевой лук (он стрелял по ногам каждому, кто осмеливался переступить порог его дома). Утром четвертого дня, когда в народе начались волнения, главный советник короля Ингвалл Лысый принял, как выяснилось, единственно правильное решение: послать к королю сына. Это было рискованно, но ждать больше было нельзя: гонцы донесли, что с севера приближается большая армия кочевников. Поэтому маленького Иола подвели к отцовскому шатру, дали ему глотнуть вина из глиняной фляги - для храбрости - и оставили одного. Иол без страха отодвинул полог шатра и вошел вовнутрь. В тот же момент Роналл Кривозубый машинально схватил лук (привычка, выработанная за долгие годы) и, не глядя, пустил стрелу в вошедшего принца. Король стрелял по ногам. Однако он рассчитывал увидеть взрослого человека, а Иол был еще мальчиком, и стрела угодила ему прямо в грудь. Иол без звука рухнул на пол. Его отец в ужасе глядел на своего мертвого, как ему казалось сына, и не мог вымолвить и слова. Тем не менее, безумие, нахлынувшее на него после смерти Ирлы, отпустило. Боль вытеснила боль. Замысел Ингвалла Лысого сработал.
Мальчика удалось спасти - стрела не задела жизненно важных органов. Рана быстро зажила, однако белый шрам под правой грудиной остался. До сих пор в моменты тяжелых переживаний рана побаливала, и когда Иол начинал массировать это место, люди знали: принц волнуется. С тех пор Роналл Кривозубый относился к сыну по особенному. И хотя он был человеком тяжелым и часто грубым, маленького Иола он окружал такой лаской и нежностью, какую не всякая любящая мать позволяет себе по отношению к своему чаду. И сын отвечал ему тем же. Только отцу мог он доверить свои мысли, свои самые тайные желания. И только отец понимал, насколько раним и насколько наивен его сын. "В тебе течет кровь твоей матери... гораздо сильнее, чем моя" - часто говорил он Иолу.
Теперь Роналла Кривозубого не стало. Иол сидел в отцовском шатре, где все было пропитано тяжелым запахом ушедшего короля, где каждая вещь напоминала о нем, где, казалось, все еще были слышны отзвуки его громового смеха, и слезы наворачивались на глаза принца. Он чувствовал себя таким одиноким, таким опустошенным...
-Нам всем будет его не хватать, - мягко сказал чей-то голос.
Иол вздрогнул. Тяжелая ладонь легла ему на плечо. Он замер и поднял глаза: рядом стоял главный советник и военачальник отца Ингвалл Лысый. Принц облегченно вздохнул.
-Я забыл, что ты ходишь тише, чем ночь, Ингвалл, - молвил он чуть позже с печальной улыбкой.
Ингвалл улыбнулся в ответ. Это был очень странный человек. Кряжистый, небольшого роста, одетый неброско, но аккуратно, с абсолютно лысым черепом и глазами-вишнями - он был выходцем из бедной семьи какого-то мелкого кочевого племени, каких не мало дрейфует в бескрайних просторах Свободной степи. Еще ребенком он был найден Иволги в каком-то заброшенном месте, неподалеку от зыбучих песков Мертвого моря: он лежал, связанный, умирая от жажды. Мальчика развязали, накормили и напоили, дали новую одежду и стали расспрашивать, однако на расспросы он отвечать отказался. Так ничего о нем и не узнали. Его стали называть Ингваллом - в честь великого полководца Иволги эпохи Сломанных Копий. А за молчаливость и некоторую мрачность к имени Ингвалл стали добавлять Мертвый Язык. А он наелся, напился, побродил по лагерю чужестранцев, повращал своими глазами-вишнями, да так и остался с ними насовсем.
Ингвалл имел много странных особенностей, но три из них проявились раньше всего. Первая заключалась в том, что у него никогда не росли волосы на голове. Для Иволги это было непривычно, ибо они гордились своими пышными локонами, специально отращивая и ухаживая за ними, и уж совсем не понимали, зачем их нужно стричь (до сих пор некоторые так и не поняли, что волосы на голове у Ингвалла не растут от природы). Так или иначе, благодаря этой особенности он получил другое прозвище - Лысый. Это прозвище оказалось более долговечным, чем Мертвый Язык и закрепилось за ним навсегда. Он не обижался (он вообще никогда не обижался).
Вторая особенность проявлялось в том, что он мог ходить абсолютно бесшумно. Он мог подойти к вам ночью, в полной тишине и стоять в течение получаса за вашей спиной, дыша вам в затылок, а вы бы этого так и не заметили. Тайну этого искусства он не раскрывал никому, лишь улыбался в ответ, на просьбы любопытных. Поговаривали о колдовстве, но это, конечно, только сплетни. Так или иначе, благодаря этой его особенности Иволги не раз избегали многочисленных потерь. Ибо, посланный в дозор, Ингвалл мог обойти любые патрули неприятеля, любые засады и вернуться с драгоценными сведениями, задолго до того, как враг предпринимал активные действия. Именно благодаря этой способности Роналл Кривозубый, совсем еще тогда молодой, приметил странного парня, а потом и приблизил к себе лично. Это было не слыханно, но так Ингвалл Лысый (Ингвалл-Найденыш, Ингвалл-Изгой) стал личным посланником короля.
Третья особенность заключалась в необыкновенной силе его рук. Ингвалл не был атлетически сложен, и среди Иволги находились воины, рядом с которыми Ингвалл Лысый казался тщедушным. Однако впечатление было обманчивым. Еще мальчиком Ингвалл без труда гнул подковы и разламывал железный орех двумя пальцами - указательным и большим. Не многие из тех, кто испытал действие этих чудовищных рук на себе, выживали. В тринадцать лет Ингвалл занял первое место на турнире по вольной борьбе для отроков (поединки без оружия были очень популярны). В шестнадцать - на турнире для взрослых - сломал руку предыдущему победителю - пятикратному чемпиону турнира, великому воину и силачу Танталлу Грозному. С тех пор Ингвалл Лысый стал единственным, бессменным чемпионом турниров по вольной борьбе (только когда ему минуло тридцать, он отказался от дальнейшего участия в соревнованиях: и то, лишь для того, чтобы дать возможность другим показать свою силу и мастерство). Он не был особенно искусен во владении мечом и луком (что совсем не говорит о том, что он не умел ими пользоваться). Просто он привык больше полагаться на собственные руки и, надо сказать, они никогда его не подводили. Это были поистине страшные руки. Страшные - для врага, но надежные - для друга.
Благодаря этим, и многим другим способностям Ингвалл Лысый (Ингвалл-Найденыш, Ингвалл-Изгой) в свои двадцать пять был уже старшим советником короля по военным вопросом. Король Роналл Кривозубый, сам будучи великим воином, высоко ценил в Ингвалле, помимо прекрасных боевых способностей, честность и преданность. Даже более всего прочего ценил. И Ингвалл никогда не обманывал ожиданий своего короля. Он вообще никогда не обманывал. Он был очень странным человеком...
- Праздник уже начался. Иволги ждут тебя, - тихо напомнил Ингвалл.
- Праздник? ... Зачем? - Голос принца был пустым и безжизненным. Он прекрасно понимал "зачем" Иволги ждут его - к этому, как ни как, Иола готовили с рождения. Но сейчас любая мысль о коронации казалась ему кощунственной.
- Они хотят видеть своего нового короля. Соберись, ты не должен выглядеть неуверенно.
- Праздник... - протянул Иол со вздохом. -Нет, Ингвалл, это не праздник. Это похороны. Отец - он никогда... Он...
Внезапно подбородок его задрожал, глаза задергались и увлажнились. Пытаясь скрыться от пристального взгляда Ингвалла, Иол опустил голову, так и не договорив. Его рыжие кудри осыпались на закованный в серебро сундук, служивший отцу обеденным столом. Плечи ссутулились и начали мелко вздрагивать. Принц плакал.
Ингвалл чувствовал себя очень неловко. С одной стороны следовало уйти, оставив принца одного со своей печалью, но с другой стороны, его долг был помочь новому королю справиться со слабостью и приступить к коронации. И чем скорее, тем лучше. Ибо трон не должен пустовать ни минуты: слишком большой соблазн для многих, как показывает История. А Историю Ингвалл знал хорошо.
ґ Ну же, Иол, перестань, - произнес он. - Ты теперь - не просто принц. Ты - король. И к этому надо привыкнуть. Будет нелегко, я знаю, но, уверен, ты справишься. Просто смотри на это, как на новый этап жизни. Мы всегда идем от простого к сложному - таков закон жизни. Мы не выбираем жизнь - жизнь выбирает нас. Мы не проклинаем ее, и не говорим ей спасибо. Мы просто следуем ее законам. Мы - и есть жизнь.
Видя, что принц хоть и не поднимает головы, но внимательно слушает, Ингвалл продолжал:
ґ Среди многих истин прежде всего ты должен усвоить одну: более ты себе не принадлежишь. (Запомни и смирись.) Часто тебе придется делать то, чему твое сердце будет противиться изо всех сил. Но ты должен быть тверд. Ибо теперь ты живешь не для себя, но для народа Иволги, и все твои деяния должны свершаться во благо народа. У тебя нет больше личной жизни. И как бы не было тебе плохо, ты не должен показывать это на людях. Короли не плачут.
ґ Короли такие же люди, как и все, - тихонько всхлипывая, вымолвил принц. - Они так же рождаются, так же стареют, так же любят и ненавидят, и так же..., - он сделал паузу и совсем тихо добавил, - умирают.
Ингвалл опустил голову. Он все понимал. Он и сам тяжело переносил кончину короля, ибо за долгие годы службы успел сильно к нему привязаться. Между ними даже возникло некое подобие дружбы, насколько это возможно между королем и вассалом. Частенько холодными вечерами они сидели около костра, пили драгоценное вино из позолоченных кубков, делили один кусок сыра на двоих и рассуждали обо всем, о чем только могут рассуждать двое слегка подвыпивших мужчин. В такие минуты Игвалл хотел умереть за своего короля. Однажды в знак дружеского расположения Ингвалл даже хлопнул короля по плечу. Целый месяц Роналл Кривозубый носил руку на перевязи.
Старый военачальник мысленно улыбнулся. "Славное было время" - подумал он, однако внешне остался так же непроницаем, как и обычно (по его лицу никогда нельзя было угадать, о чем он думает в настоящий момент). Он перевел взгляд на принца. Тот уже перестал всхлипывать и лишь изредка шмыгал носом.
ґ Вот что, - как можно мягче сказал Ингвалл, присаживаясь рядом с ним, - давай поступим так: я угощаю тебя Тхахмэ, а ты, исполненный сил, идешь к своему народу и говоришь с ним, как подобает королю в первый день его правления. Тхахмэ поможет тебе. Идет?
ґ Тхахмэ? - удивленно переспросил Иол. -То самое Тхахмэ, которое ты отказался дать попробовать даже отцу, и из-за которого тебе чуть не отрубили голову?
ґ То самое, - улыбнулся Ингвалл. - Ты будешь первым из Иволги, кто попробует этот волшебный напиток. Поверь мне, это великий дар! Ну, как, ты согласен?
ґ Я... согласен, - помедлив, ответил принц. Впервые за вечер его лицо осветила веселая улыбка. - Тем более что мне действительно надо показаться перед народом. Я понимаю. И мне действительно есть что сказать. А потому, что ж ... давай совместим приятное с полезным!
ґ Приятное? - сомнительно хмыкнул Ингвалл, доставая из-за пазухи крошечную серебряную флягу. - Ну-ну. Посмотрим, - добавил он, протягивая флягу принцу. - Маленький глоток, не больше!
ґ Конечно, - ответил Иол, хитро улыбаясь, и сделал большущий глоток.
В тот же момент он выронил флягу: лицо его покраснело, волосы встали дыбом, глаза вылезли из орбит и, глухо мыча, зажав рот обеими руками, он, как стрела, выскочил из шатра.
"Говорил же: маленький глоток" подумал Ингвалл, улыбаясь и качая головой. Он поднял с пола флягу, бережно вытер ее, сунул за пазуху и вышел вслед за принцем.
***
"Он на седом козле прискакал,
Оставив подземный дворец
Он очень долго тебя искал
Вместо лица - РУБЕЦ..." - народные придания.
Сегодня даже Иволги не помнят когда и при каких обстоятельствах произошла эта роковая встреча. Истина, обрастая новыми подробностями, добавками и додумками, превращается в былину; былина перекраивается по-новому, снабжается дополнительными сценами и действиями, характерными поступками и получается легенда; если же дописывается и додумывается легенда, то в результате от истины совсем ничего не остается. Или почти ничего. Об этом можно судить по чудом сохранившимся ... хм ... преданиям Вуль-Атаров. Так, по некоторым из них, первая встреча Юного короля Иволги и Безымянного произошла при довольно странных обстоятельствах: во время утренней прогулки король Иол в задумчивости брел вдоль лесного ручья. Внезапно поднялся страшный ветер - такой силы, что с корнем вырывал толстенные древние буки и швырял их друг в друга. Небо потемнело, воздух наполнился жуткими запахами и грязью, лесной ручей превратился в мутный грязевой поток, а потом все вдруг стихло. И из ниоткуда верхом на огромном козле (черной с проседью масти) возник Безымянный. И был он так ужасен собой, что солнце спряталось, и не показывалось три дня...
На самом деле все было иначе. Безымянный действительно появился внезапно. Но вовсе не из пустоты, а из-за пресловутого древнего бука, в тени которого он отдыхал, поджидая Иола. И с ним действительно был козел, точнее - коза. Но не черная с проседью, а обыкновенная - белая (Безымянный любил козье молоко). И уж совсем понятно, что он не выехал на ней верхом: кто хоть раз пробовал ездить на козах (или на козлах) меня поймут. Что касается внешности, то он и в правду не был красив - ну так на то он и мужчина. А солнца не было, потому что встреча произошла не утром, а вечером (на следующее утро оно светило как прежде)...
***
Вдоль узкого лесного ручья, наслаждаясь вечерней прохладой, медленно брел Иол,- юный король Иволги. После неосторожного глотка из фляги Ингвалла Лысого он только-только начал приходить в себя. "Ай да Тхахмэ!", - весело думал Иол, потирая виски указательными пальцами: в голове все еще шумело.
Вокруг во все четыре стороны простиралась сплошная стена великого Валгальского леса. Высокие сосны и старые буки примыкали друг к другу так тесно, что между ними едва оставалось место для прохода. Бледный туман, стелящийся у подножья деревьев, придавал непроходимым зарослям сонный и загадочный вид. Казалось, что лес замер и ждет некого тайного сигнала. Птицы умолкли, звери попрятались. Все живое чувствовало неопределенную тревогу. И даже ручей, веселый и быстрый, журчал тише обычного. Лишь треск сучьев под ногами Иола нарушал священную тишину леса. Молодой король по неволе вспомнил легенду об Имплатте. Древние сказания говорили, что далеко-далеко за гранью всего сущего есть край, где никогда не встает солнце - край, покрытый темным морем непроходимых лесов. Всегда в том краю сумерки и утро не наступает. Не поют в лесах птицы, и не плещется рыба в сонных ручьях. Край тишины и молчания - мертвый край. Имплатта зовется он. Туда попадают души тех Иволги, кто принял смерть в бою, кто пал на поле битвы. И бродят души погибших воинов средь мшистых сосен, и мертвые глаза не видят в темноте.
Иол невольно поежился. Только сейчас он обратил внимание на неестественную тишину, повисшую вокруг. Притихший безжизненный лес источал липкий запах опасности. Даже не опасности, а ... чего-то инородного, чужого. Хотелось спрятаться, закрыть глаза и сидеть тихо-тихо, почти не дыша. "С чего бы это?" - подумал король. "За несколько минут лес словно стал другим. Наваждение!" Такие резкие перемены не могли его не насторожить. Вся веселость, вызванная инцидентом с Тхахмэ, улетучилась в один момент. Он остановился и стал напряженно прислушиваться. Ни звука. И еще: что-то грызло его изнутри - какой-то импульс, зародившийся на уровне подсознания и отчаянно не желавший сформировываться в законченную мысль. Он стал озираться по сторонам и с ужасом осознал, что не помнит дороги назад. Чувство паники было настолько сильным, что он едва подавил крик. И это напугало его больше всего. Такого с ним еще не было. Пытаясь прийти в себя, он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, и вдруг застыл на месте. Ручей!!! Вот что не давало ему покоя! Ручей, вдоль которого он шел от самого лагеря, исчез! "Этого не может быть!" - подумал Иол, ошеломленно вертя головой. "Просто не может быть!" Но так было.
Проклиная себя за то, что выпросил полчаса до коронации, чувствуя, как промокшая от пота рубаха липнет к телу, Иол с трудом сдерживал приступ паники. Надо было остаться в лагере. Надо было попытаться обдумать Речь там. Но разве можно сосредоточиться, когда кругом шум, крики, песни. Люди уже несколько часов празднуют вступление его, Иола Рыжего, на трон. Нет, ему просто необходимо было побыть в тишине, собраться с мыслями: Речь Короля в первый день правления - это очень важное событие. Может быть даже важнее самой коронации. Единственное уединенное место, которое могло придти на ум Иолу, был лес. Десять минут ходьбы быстрым шагом, и вот он уже тут - шагает вдоль чистого лесного ручья, наслаждаясь вечерней прохладой. Еще двадцать минут, и он с трудом сдерживает крик ужаса, рвущийся изнутри. А ведь он не из трусливых... Когда за спиной хрустнула ветка, он все-таки не выдержал и вскрикнул. Крик потонул в тумане.
- Приветствую тебя, Иол Рыжий - король Иволги. Да не охрипнет и не пропадет твой звонкий голос! - раздался веселый бас.
Красный от стыда Иол быстро повернулся. Так он впервые увидел Безымянного.
Тот стоял, прислонившись плечом к огромному старому буку. Руки сложены на груди. Одет в мешковатую коричневую рясу с капюшоном. (Капюшон накинут на голову - так, что лица не видно). Роста высокого - метра два с четвертью, или около того. Сложения атлетического. Талия перехвачена грубой веревкой. Один конец веревки тянется к шее белой козы, послушно стоящей рядом. Глаза у козы задумчивые, с паволокой. Оба молчат. Ждут. Нереальное зрелище.
Таким было первое впечатление. Иол не находил слов. В течение нескольких минут стоял он с раскрытым ртом и смотрел на странную пару. Человек и коза. Что за нелепость! "Сон" - внезапно понял Иол. "Это сон! Я сплю!" Мысль принесла облегчение. Все начало вставать на свои места. "После глотка Тхахмэ, я, видимо, заснул. Такое случается ... от перенапряжения".
-Ты, верно, думаешь, что это сон? - ухмыльнулся незнакомец. (при этом коза посмотрела на Иола укоризненно) - Напрасно.
Он подошел к молодому королю вплотную и резким движением скинул капюшон. Иол невольно отшатнулся. Сквозь длинные, ниспадающие на лицо, пепельно-серые пряди волос, на молодого короля таращились белые, слепые от рождения глаза, без малейшего признака зрачков. Лицо незнакомца, когда-то красивое и гордое, нынче походило на поле битвы: вдоль и поперек пересекали его многочисленные шрамы, швы и рубцы. Одни побольше, другие поменьше - вместе они создавали чудовищную мозаику, больше похожую на врожденное уродство, чем на следы нанесенных ран. И над всем этим многообразием шрамов царил самый большой и жуткий шириною в три пальца белый рубец, проходящий через все лицо от подбородка ко лбу, и теряющийся в волосах.
Иол и раньше видел страшные шрамы. Однажды отца Сойки, командующего небольшим отрядом разведчиков, принесли на руках четверо воинов. Сойка старший был утыкан стрелами, как пещерный еж, но главное, лицо командира разведчиков представляло собой ужасную кровавую маску: он получил прямой сабельный удар. Лекари опустили руки - после таких ударов не выживают. Однако Сойка старший выжил. Более того, через несколько месяцев он снова возглавил свой разведотряд. За проявленный героизм Роналл Кривозубый лично наградил доблестного воина: подарком короля стала тончайшей работы серебряная маска, которую в прежние времена древние Иволги надевали, входя в храм Иллотэа - Бога Неба (с тех пор ношение масок на поле битвы стало традиционным). Сойка же старший носил теперь маску повсеместно, снимая ее лишь во время трапезы. Мало кто видел его лицо после выздоровления. Иол видел. И запомнил надолго...
Но даже шрам отца Сойки выглядел бледно по сравнению с тем, что увидел молодой король сейчас. Иол вглядывался в обезображенное шрамами лицо незнакомца и ужас уступил место жалости. "Какие испытания выпали на долю этого человека?" - спрашивал он себя. "Через что нужно было пройти, чтобы остались такие следы? И какие, должно быть, шрамы таит душа незнакомца..." Невольно рука короля дернулась по направлению к изувеченной щеке, и пальцы, едва касаясь, медленно провели по шрамам.
Незнакомец напрягся, но промолчал. Чувствовалось, что это стоило ему немалых трудов. Коза одобрительно и вроде бы с благодарностью посмотрела на Иола.
ґ Кто ты, несчастный человек? - мягко спросил Иол.
Незнакомец медленно опустил голову. Его руки - большие и неуклюжие - осторожно отвели пальцы юноши в сторону и накинули капюшон.
ґ Сейчас не время для жалости, - голос звучал глухо и устало. - Давай сядем. Нам предстоит долгий разговор.
С этими словами он тяжело опустился на землю. Белая коза подошла и бережно положила голову к нему на плечо. Иол вздохнул и, немного помедлив, сел рядом с ними. Стало совсем темно. Легкий северный ветерок дохнул долгожданной прохладой. "Туман рассеивается" - почему-то подумал Иол, и на душе сразу стало как-то легче. "Самое время развести костер"
Какое-то время они молчали. Потом Безымянный откашлялся и начал говорить. Вместе с первыми словами само собой вспыхнуло пламя, и маленький костерок весело затрещал непонятно откуда взявшимися поленьями, отбрасывая на лица и морды странные пляшущие тени.