-... Кать. А я так не хочу, Кать. Мне надо...- мечтательно глазки к потолку, колечко дыма туда же. - Мне надо, чтоб меня к мужику потянуло, понимаешь, Кать? Потянуло так.. как я не знаю, как потянуло, понимаешь?...
- Эх, Надька. Вот смотрю на тебя и думаю: дура ты или только притворяешься? Ведь красивая же девка - вон сколько всего: и кудри до попы, и глазки бантиком и губки с поволокой... и ресницы длиннющие. И мужики облизываются. Вон Петрович наш, жаль, не Квентин, но - Петрович же! - так уж облизывается. Мне недавно говорит: ну хоть бы ты на эту дуру повлияла как-нибудь..
- А ты?
- А я говорю - ну дуру только могила исправит! - в сердцах, плюнула, да и потянула следующий никотин из пачки, "Винстон" называемой.
- А он...? - глазки задумчивые такие, и такие.. нездешние, что ли.
- А он, что он?! А что он?! Да что ты, мужиков не знаешь? - Плюнул и пошел. В цех.
- Вот. А мне надо такого, чтоб не плевался. Да не пошел. В цех. А ко мне пошел. И добивался бы... - колечко дыма почти идеальной формы растаяло на потолке, возле тусклой лампочки.
- Дура ты. Вот откуда в тебе столько дури-то? Ой, горюшко ты мое. - подумала. - Апельсиновое.
Смеется.
- Хоть не луковое, и на том спасибо.
- Да уж пожалуйста, пожалуйста! - вскочила, стаканы звякнули, пепельницу вытряхнула, стукнула со всей дури пепельницей о стол.
- Кать.. а знаешь.. я вот вчера на дне рожденья была. Так такой ребенок был... - глаза совсем добрые-добрые, а щечки так круглятся, а ладошка такая.. такая.. красавица она у меня, Надька-то. Ох, красавица. Что ж несчастливая-то такая? Ох, горюшко.
- Какой ребенок-то?
- Да... Сонечка. Прелесть что такое. Такая. Крепенькая, независимая. И не говорит совсем, Толька так: ууу, на! Нет! И ножкой так - топ! ... ой, Катька! Такая прелестная Сонечка! У меня прям вот тут, в самой середине сердца, защемило. И... знаешь, Кать. Так такую Сонечку захотелось, ужас! Чтоб крепенькая, вырывалась - я ее на коленки посадила, представляешь, а она головенкой приткнулась - ой, Катька!!! - столько восторга.
Эх, Надька, Надька...
- ...Ну да, а потом -так выпросталась независимо, и потопала ножками, потопала. Ой, такая Сонечка. Прелесть же сущая, Кать, ой, какая прелесть!
- Надь, рожай, а. Хоть от кого рожай, хоть от Петровича нашего, неКвентина.
- ... Нет, не могу я так. Кать, ну не могу. Мне надо...
- Да понятно, дура ты конченная! Чтоб потянуло, то, се! Да нет таких мужиков, Надька!!! Нету, понимаешь ты, нет?! Думаешь, меня к Петьке сильно тянет? Когда он пьяный приходит и матерится почем зря?! Да мне его навернуть хочется, понимаешь, не то что в койку с ним!!! А вот - и терплю, и ложусь, и ноги раздвигаю по первому требованию. А у него жена, небось, и не знает, где ее Петечка вечера проводит! Дура! Небось, напоет ей, что на совещании, а сам ко мне! Козел!
- Кать, ну что ты, Катюшечка! Ну не плачь, Катюшечка! Ну он не такой плохой, Петя-то. Помнишь, на марта тебе котенка принес, ты такая счастливая была, да, Кать? А потом, помнишь, вы с ним в Египет ездили. Ты еще фотки показывала, да, Кать? - частит, в глазки заглядывает, руки от лица отвести пытается.
- Да, помню. Ой, какая ж я пьяная, Надька. Вот и глаза красные, и вообще - морда, ты посмотри на что похожая? - в зеркальце страшно глянуть. Что называется, глянула и обалдела.
- Кать, все будет хорошо. Да, Кать?
- Да, Надька. Ы-ы-Ы! - сдавленные рыдания. Рыдания несдавленные. Рыдания... Всерьез такие рыдания, не по-детски.
- А все же..! - откидывает истинно царским жестом челку со лба. - Катька! - обращает сияющие, хоть в слезах, глазенки к окну - а там...
Город. Сиятельный, сияющий. Чужой-свой-родной город.
- А все же! .. Все у нас будет хорошо, да, Катька?!