В обьятиях жарких июня распаренный город лежит,
хрипит, задыхаясь: "Манюня! Ну хватит! И так еле жив...
Ну сделай же солнце потише, до плюс двадцати, без проказ!"

Июнь сделал вид, что не слышит, крутнул градуса к сорока,
потом, улыбаясь украдкой, как сытый и нежный вампир,
он сдул со лба города прядку: "Терпи, дорогой мой, терпи"