Жил как-то в одном городе человек, у которого было дырявое сердце. Ни дать, ни взять - решето. Нет, никто не палил в него в упор картечью - уродился он таким. Родился да и жил-не-тужил. Живут же люди с каменным сердцем или с куском льда вместо него. Есть и такие, у которых вообще нет сердца - только пульсирующий кусок мышечной ткани с трубкой аорты и парой желудочков.
Когда человек был маленьким, изумленные врачи написали о нем пару статей в толстых умных журналах, потом удостоверились в прочей "нормальности" пациента - и перестали удивляться. Когда он чуть повзрослел и стал характером отличаться от других мальчиков, повозились с ним и Божьи пастыри - но и им такая вроде бы удивительная мелочь, как дырявое сердце, показалась недостойной чуда Господня. Так и должно было быть... Лекарям духа и врачевателям плоти попадаются в людях вещи, гораздо более поразительные, чем сердце-решето. Например, проглоченный кастет или искренность.
Нет, жизнь этого человека совсем не была ужасной! Конечно, из сердца-решета утекали мимолетные чувства, нельзя было ссыпать в него песок прожитого времени, нельзя было удержать в нем дыхание любимой... Но многие ли, у кого в груди просто сердце, радуются этому?
Постепенно человек разобрался, что в его сердце застревают только большие (как он шутил - "непережёванные") куски переживаний. Это было иногда неприятно, потому что они колотились о сердце изнутри и сбивали его с такта. Хорошо еще, что со временем большие шматки памяти дробились на мелкие кусочки, истирались в жерновах новых впечатлений и просачивались сквозь решето - перемолотой мукой. Человек постепенно научился управлять своим сердцем - по крайней мере перестал позволять ему управлять им - а может просто привык к нему... Некоторые люди иногда привыкают даже к другим, а уж к себе привыкают почти все. Привыкают - и начинают ценить, особую важность придавая свои недостаткам.
К счастью или несчастью, молодой человек переболел всеми заразами века - ветрянкой, корью, гриппом, триппером, а к 20 годам подцепил предприимчивость и практичность. Что решето, если люди пытаются приспособить для пользы дела даже такие малопригодные вещи, как любовь! Человек мысленно вертел свое сердце-решето то так, то сяк и выспрашивал у дальних путешественников и неблизких друзей, какие блага могут посулить ему дырки в сердце. Однажды человек оказался за одним столом с двумя зеркально непохожими людьми - геологом и банкиром. Удивительно, но оба с огнем в глазах говорили разными словами об одном. Золото!!! Как же он не догадался раньше! Старатель человечьих душ! Нужно перемыть своим решетом побольше жизни - и вот богатство в сухом остатке. Знай - ссыпай в мешочки...
Он стал работать. Тяжел был его труд. Нечасто среди людей, их чувств к нему и другим мелькали самородки или самоцветы. Куда чаще они были тусклы и корявы, как вся наша жизнь. Но человек был упорен: старался увидеть в любом встреченном искорку и тут же бережно подхватывал ее своим сердцем-решетом. Она есть во всех - и человек научился находить ее в каждом! Подбирал и бежал дальше... Когда в груди его стало так тяжело, что он начал пугаться просыпаться по утрам, пришло время действовать. Он выпил бутылку шнапса для наркоза, проковырял длинным шилом дырку между ребрами и высыпал из сердца всё, что намылось за долгие месяцы.
В его руках сверкала россыпь! Чего здесь только не было - палево-опаловые капельки счастья, оплавленные жаром любви, или, наоборот, прозрачная грусть в ажурной оправе высохших слез. То вдруг - изумрудный утренний взгляд, а то - тяжелый золотой империал чьей-то удачи... А вот россыпь искусно ограненных алмазов веры и надежды... "Теперь я буду богат!" - подумал человек, заткнул дырку в груди куском бинта и побежал в ломбард.
Человек высыпал свои сокровища, которые держал во вспотевшем от ожидания кулаке, перед оценщиком. Он глядел ростовщику глаза в глаза, ожидая возгласов восхищения, но тот лишь лениво наклонил над сокровищами свой семитский нос, надел и снял с глаза лупу, поковырялся волосатым пальцем в высыпанной перед ним горстке и промолвил сочувственно и скучно: "Вам, наверное, дорого всё это, но - только вам..."
Стоило закричать и обвинить ломбардщика в хитрой скупости - оболгать, а потом купить задешево - но человек уже понял... Нет, не понял, но уже - увидел... Ничего от былой красоты не осталось в том хламе, который лежал на прилавке... Ошибки нужно признавать, пока никто не понял, что это твоя ошибка и её еще можно обратить в шутку.. Тогда не придется взрезать душу - как собственное брюхо самураю, потерявшему лицо... Человек сгреб в пригоршню своё неслучившееся богатство, проговорил с улыбкой на лице необходимые шутки-заклинания - и ушел...
Выкинуть всё в ближайшую урну было бы проще всего, но вы плохо думаете о человеке, который научился различать блёстки счастья и надежды в других и в себе... Тем более, когда так саднила свежая рана в груди, и живо было еще воспоминание о радостной тяжести ожидания в сердце.
Человек пришел в свою бедно обставленную квартиру, в которой всего было по одному - один стул, одна вилка, один человек. Человек встал на стул и хотел закинуть свою неудачу на шкаф - в самый дальний угол. И вдруг передумал. "Стою тут на стуле - как вешаться собрался", - усмехнулся он. Разве это неудача... Как сказал бы один другой сказочник, ему встречались такие людские неудачи, по сравнению с которой его была - выигрышем в лотерею.
Человек спрыгнул со стула, уселся на него перед секретером и стал раскладывать тусклые камешки в ряды на полках, пытаясь вспомнить, когда и у кого он утащил их... И не мог вспомнить! Даже когда одно из былых чувств, обтертое от пыли, вдруг засверкало, как будто только что покинуло сердце - он так и не вспомнил, откуда у него эта радость и чья она... Он только положил её поближе - на самое видное место.
Теперь каждый вечер грустный человек приходил домой усталый и быстро готовил ужин. Следующим было еще одно необходимое дело: он быстро и привычно перетирал в порошок множество встреченных за день чужих радостей и горестей, которые подхватило его сердце-решето. А потом человек усаживался перед секретером, наблюдая, как сверкающий камешек на полке разгорается под его взглядом. С каждым днем всё ярче и ярче... Человек смотрел на грани, наплывы и сколы и думал, думал, думал... Он давно понял, почему не смог нажить ни гроша на своей заманчивой идее... Ведь удачу, счастье или любовь нельзя продать! Их можно хранить, убить, подарить, но проданные - они перестают быть удачей, счастьем или любовью.
Всё чаще и чаще человек думал о той единственной (почему-то он всегда представлял ее девушкой), что бескорыстно отдала ему сверкающий кусочек своей души. Она, наверное, готова была попасть к чорту в ад или к Богу в рай, лишь бы кому-то рядом с ней стало хорошо. А какое другое чувство могло заставить его любимый камешек - не тускнеть? Вот только, кто она была - не сохранило ни его дырявое сердце, ни дырявая память.
Тогда он начал искать. Ходить по улицам и заглядывать людям в душу - он умел это делать! Это были красивые или безобразные, но совсем чужие и совсем другие души...
Посоветовавшись со знакомой ведьмой, он выточил из сверкающего камушка линзу для монокля и стал ходить, прищуривая время от времени один глаз, надеясь увидеть забытую - через ограненную капельку ее души. Однажды, потеряв всякую надежду, он забрался на шпиль городской ратуши и просидел на нем битый час, вертя головой по сторонам, пока его не сняли вызванные пожарные. Врачам в сумасшедшем доме он отвечал машинально, пытаясь вспомнить не мелькнул ли перед его левым глазом хоть в одном из окон отблеск того огня, который теперь незримо горел внутри него самого...
Прошло несколько лет... Человек совсем скис, но он даже не попытался сбросить свою душу на сердце-решето, чтобы отделить творог жизни от ее сыворотки. Ряды старых камней в его секретере покрылись пылью, рана на груди совсем затянулась, оставив звездчатый шрам, а монокль треснул пополам, намекая ему, что пора прекратить глупые поиски и выдумать себе жизнь заново. Человек вообще перестал обращать внимание на сердце и даже не заметил, как постепенно решето в нем заросло плесенью безнадежности и стало неспособно видеть и отсеивать от его и людских чувств ни хорошее, ни дурное. Оно не прохудилось - оно стало ненужным...
Бывший старатель человечьего счастья пристрастился ходить смотреть на плавающих в соседнем пруду уток. Он бросал им хлеб, которого не хватало самому, и смеялся. Рядом всегда толпились люди, но он старался не замечать их. На уток смотреть приятнее! У него появились свои любимцы-селезни и любимицы-уточки, которым он старался подбросить самые вкусные корки.
Одно плохо - от былого постоянного прищуривания его левый глаз стал плохо видеть и, чтобы узнавать своих любимых уток, человеку пришлось снова достать из секретера старый треснутый монокль... И вот в один день у утиного пруда - прекрасный день, несчастный день? - монокль вспомнил о том, для чего и из чего он был сделан! Он кольнул человека собранным в пучок лучиком света и заставил зажмуриться. Когда человек снова открыл глаза, перед ним стояла - девушка. Вы, конечно, захотите узнать, была ли она красива? Увольте меня от таких описаний, ибо на этот счет были разные мнения - ее враги называли ее уродиной, ее друзья симпатичной, а вот человеку она показалась прекраснее Афродиты.
Он готов был поклясться, что не встречал ее раньше. И она, судя по всему, не питала к нему никаких чувств. Человек вспомнил о полузабытом умении, прислушался к своему сердцу и почувствовал смесь разочарования, страха и облегчения. Он не мог заглянуть в душу этой девушки! Он не мог ничего взять из нее! Она была прозрачна, как безоблачное весеннее небо под Пасху! А девушка в ответ посмотрела на его отвисшие на коленях брюки, нелепую немодную шляпу, небритые худые щеки - засмеялась и вздохнула одновременно - и пошла прочь, кажется, забыв о смешном человечке с треснутым моноклем.
Подождите!!!
Это не человек закричал... Это закричал ты, читатель (впрочем, человек тоже закричал что-то и поскакал за девушкой по берегу пруда). Конечно, ты прав, мой дорогой читатель - это должна была быть ТА девушка. Но... На самом деле это была - ДРУГАЯ девушка. ПРОСТО девушка. А ТОЙ девушки - увы и ах! - вовсе не существовало. Камушек, который не потускнел, оказавшись вынутым из сердца человека - был его собственным. Ваш старый знакомый сказочник-серб сказал бы, что это был один из снов, которые снятся в тихие и страшно морозные январские ночи под полнолуние с четверга на пятницу, после того как с вечера забудешь расчесать волосы. Такие сны бывают или пророческими или лживыми. Этот оказался... А кто его знает - чем он оказался. Даже я - затрудняюсь сказать или придумать.
Прошло еще несколько месяцев моего повествования. Человек устроился на работу - рядом с местом, где девушка стояла за прилавком в цветочном магазине. Человек купил себе новые брюки, шляпу и - ой-ёй-ёй! - резную тросточку. Он даже попытался расковырять старую ранку в груди, чтобы почистить решето в сердце - вдруг оно снова окажется полезным. Только это не понадобилось - струны на решете натянулись сами по себе, сбросили с себя накопившуюся грязь и запели-зазвучали - мажорным септаккордом.
Но ни тогда, ни потом ни одного намека на что-то, исходящее от девушки, не смогло задержать решето. А ведь человек уже увидел, что девушка умеет - и звонко смеяться, и горько плакать, и сердито топать ножкой! Но и она и все её чувства протекали через его сердце целиком - растворяясь без осадка в крови. От этого у человека возникало ощущение сквозняка в груди.
Человек должен был сказать девушке о своих чувствах, но она принимала все его ухаживания так естественно, что, кажется, и необходимости в этом не возникало. Но что чувствовала она сама по отношению к нему? Неужели его дырявое сердце намекает, что она пуста, как пусто небо выше туч, где нет ни Бога, ни серебряного свода?
Что можно дарить красивой девушке из цветочного магазина, если у вас нет денег на бриллианты? Человек начал писать стихи и научился придумывать грустным фильмам веселые продолжения. Девушка любила чай, а он его терпеть не мог - и он полюбил чай и научился разбираться в способах заварки. Если она оставалась у него на ночь, он просыпался пораньше, кипятил воду и выбирал по несколько щепоток из почти ста сортов, собранных с разных концов света - и всегда попадал в ее утреннее настроение. Она смеялась его шуткам, пила-нахваливала его сложносочиненный чай, крепко целовала его на прощание и уходила, не оглядываясь - снова и снова просачиваясь сквозь его сердце.
А раз в неделю они ходили кормить уток. Кажется, это было единственное, что она захотела иметь с человеком общего - из его прошлой жизни.
Человек решился на последний, как ему показалось, шанс. Он решил рассказать девушке о своем уродстве. Тогда она должна или пожалеть его, или побрезговать им... А может она, как он сам много лет назад, решит, что решето в сердце - это полезно или даже красиво. По крайней мере - может быть! - он заставит всколыхнуться ту кристальную безмятежность, что заполняет ее душу.
Девушка выслушала его историю молча. Она несколько раз улыбалась, несколько раз трогала пальцем наружный уголок глаза, несколько раз занавешивала лицо прядью волос, но по ее душе так и не пробежало ряби сомнения, разочарования или смущения.
- А меня ты тоже можешь ...э-э-э... просеять или отделить что-то от меня? - спросила она.
Она задала вопрос, которого человек боялся больше всего. Можно ли полюбить человека, который знает о тебе больше, чем знаешь ты сам? Или, по крайней мере, ты подозреваешь его в этом.
- Нет, - так коротко, как только можно, ответил человек и стал ждать такого же короткого удара-ответа - "врешь!".
Девушка безмятежно улыбнулась:
- Конечно, не можешь! Ведь ты любишь меня, хоть и не говоришь мне почему-то прямо. Но я вижу - любишь. А когда любишь - нельзя разобрать плох твой возлюбленный или хорош. Нельзя отделить в его душе какую-то часть и сказать - это нравится мне, а вот это нет. Ты берешь или отдаешь - всё целиком. Тогда - это любовь. Я люблю тебя.
На сём и закончим повествование.
Прошу извинить меня, что эта сказка получилась такой длинной. Моя вина - и я посыпаю голову пеплом. Но я никак не мог понять, где же тут - "делу венец". Пришлось остановиться - "где попало". А ведь там впереди еще осталась, например, история, как человек с сердцем-решетом по просьбе жены стал откладывать в копилку на старость их общие радости. Или как он подался в музыканты. Или о том, как его жена влюбилась в него в четвертый раз, а он в нее - только в третий. И про то, как человек случайно оказался в толпе женщин, стоявших на берегу и ждавших вестей об утонувшем корабле. И о том, как его потом вскрыли патологоанатомы и что они нашли в нем. А еще об его сыне и дочке, которые родились уже после его смерти и у которых вместо сердца было... Что толку перечислять... Скажу вам по секрету: эта сказка еще продолжается. Она - бесконечна. Как, впрочем, все сказки. Помните лукавую Шахразаду? "И это всё о нем". Ха! Я её прекрасно знал. Как-то она, смеясь, шепнула мне, что произносила это не когда история заканчивалась, а когда у нее уставал язык. Как у меня сейчас...