На центральной улице горели фонари. Падающий снег облеплял их роем мушек и белых птиц, кружил невесомо и уверенно, опускался на землю. Чистый, не испятнанный шинами и ногами. Залеплял, стоило поднять к небу, лицо. А небо было красноватым, как всегда над городом, где ночи мешают стемнеть отражения фонарей.
Ярослав держал в ладони Галину ладошку, а варежки торчали из карманов.
- Домой не хочется. Пойдем в обход?
Яр улыбнулся. Губы растянулись сами собой. Сейчас они с Галюней свернут в подворотню и пойдут наискось через белый от нападавшего снега двор. А потом остановятся и будут целоваться взахлеб, прикусывая замерзшие, чуть кровящие губы. И снег окутает их и отгородит от мира зыбким, летучим покрывалом.
Лучше бы... лучше бы они пошли по проспекту. Потому что во дворе к ним шагнули трое, взяли в кольцо. Даже прикурить не попросили. Галю схватили за воротник и потянули в темноту. Яр неловко размахнулся и даже вроде бы задел одного, но удар обрушился сзади. Потом еще и еще. Он старался не упасть, но колени подломились, и Яра пинали ногами, уже упавшего. Галя кричала вдалеке, сквозь шум в ушах Яр слышал этот крик, пробовал перевернуться и ползти. И ничего не вышло. А на помощь позвать было стыдно. Или просто не получилось.
Он лежал в собственных крови и блевотине и не чувствовал холода опускающегося на кожу невесомого снега. Галя уже не кричала.
Чьи-то шаги увязли в мягком покрывале, укрывшем асфальт. Это не были напавшие, кто-то другой. Яр прищурился, и различил девушку, показавшуюся высокой для лежащего. На ней была красная кожаная куртка не по сезону, юбка-пояс, ботинки на шнуровке. И тонкие колготки на длинных ногах. Свет окон не достигал сюда, фонарей не было, и Яр удивился, что вообще девушку видит. Видит так четко. Почему?
Потому что она светилась. Не ореолом вокруг, не нимбом над головой - просто светилась изнутри, отобрав у неба городской красноватый свет. Нет, чистый, алый. А за спиной распахивались, опускаясь до снега маховыми перьями, два крыла.
Яру было так худо, что он даже головой не мог пошевелить, чтобы отогнать видение. А девушка едва не споткнулась о Яра. Поднесла к уху ладонь. Что-то быстро сказала. И стояла на коленях в сыром буром крошеве, держа его голову. Яр чувствовал на щеках тепло ладоней. И пару обжигающих слезинок. И это дало ему продержаться до приезда скорой.
Галя в больницу не пришла. Родители сказали Яру, что с ней все в порядке. По крайней мере, жива. И Яр все ждал, что она хотя бы позвонит. Но Галя не позвонила тоже. Потому что он ее не спас, можно сказать, предал.
Когда его выписывали, медсестра из реанимации принесла визитку.
- Вот. Вы так ее сжимали в ладони, что не смогли отнять даже во время операции. Я подумала, это вам важно, - девушка смущенно улыбнулась. - Это не от тех. И милиция не стала забирать.
Первым порывом было бросить в урну жесткий прямоугольник. Но Яр почему-то поднес к глазам. Разобрал четкий черный курсив:
"Ника Рокотова. Служба безопасности библиотеки". Ни адреса, ни телефона. Яр сунул визитку в карман куртки и на какое-то время забыл о ней.
Вечером он позвонил Гале, но она расплакалась в трубку и закричала, чтобы ее оставили в покое. В универ возвращаться не хотелось, Яр взял академический и днями просто мотался по городу, выздоравливающему от зимы. Пил пиво в подворотнях. Общался с кем-то. По вечерам выслушивал горестные причитания матери и ругань отца. Яр казался себе ни на что не годным, тупым ботаником. Вон, даже девушку спасти не сумел. Не отмахался от троих. Лучше бы он умер. Ему хотелось покончить с этой жизнью, но покончить красиво. Броситься под поезд метро, к примеру. Но метро в их городе не было. Или выпрыгнуть с чердака многоэтажки. Но все чердаки старательно позапирали домоуправления. И он медленно травил себя слабым алкоголем и осознанием собственной никчемности. Так пришел октябрь.
И мать устроила очередной грандиозный скандал, что пора забыть о прошлом, пора начать все сначала, и что о нем люди думают, вот такой вот набор банальностей, от которого Яра тошнило. Он сунул руки в карманы, сжал кулаки. Острые края жесткого прямоугольника впились в ладонь. И тогда он вспомнил о визитке. О Нике.
- Тебе надо показаться психиатру!
Я сумасшедший? Отлично!
Парень усмехнулся. Город у них небольшой, обойти все библиотеки? Легко! Яр изучил справочники и решил начать с центральной, той, что ближе к вокзалу и все еще имени Ленина.
Ее двухэтажное здание было построено в конце пятидесятых и еще радовало добротностью сталинского классицизма. Высокое крыльцо, массивные двери, тяжелые полуколонны, подпирающие второй этаж, чьи арочные окна с узкими переплетами вытянулись от пола до потолка. Треугольный фронтон с барельефом и двускатная жестяная крыша. Здание замыкало прямоугольную площадь с фонтаном и магазинами по обе стороны, выделяясь гармоничностью и завершенностью антаблемента. Ну, или как-то так. Яр, сжимая завернутую в газету желтую хризантему, поднялся на крыльцо. Сдал куртку в гардероб, предъявил читательский билет и через квадратный холл прошел к стойке сбоку от ступенек.
Дежурная за компьютером посмотрела на парня, как на дурака. Поморгала накрашенными ресницами. Ну да, безопасность для библиотеки дело архиважное, но они не богатенькие Буратино службу безопасности держать. Есть дежурные - и все.
Яр вышел, как оплеванный. Сунул в урну замерзшую хризантему. И решил больше никуда не ходить и Нику не искать.
А ночью ему приснился сон.
Он стоял у забитого досками на зиму бассейна, из которого торчал колючим шаром неработающий фонтан. У ноги его, словно суслик, вытянулась до колена узкая зеленая жестяная урна. Та самая, куда он сунул хризантему. Вот и сейчас изнутри торчал обломанный стебель. Яр почему-то потянул его наружу и задумчиво застыл в ледяном тумане, окутавшем площадь. Было пусто, только в домах по обе стороны от него горели редкие огни. А библиотека впереди была уже закрыта, и окна темнели на фоне светлой стены. Преодолевая смущение и нервную дрожь, Яр пошел туда, небрежно помахивая завернутым в газету цветком. Перешел улицу Красноармейскую и увидел своего ангела. Девушка стояла у бордюра. На ней была та же красная куртка, та же юбка, те же ботинки на худых ногах. Только крыльев не было. И она не сияла изнутри чистым цветом. Самая обыкновенная девушка. Скользнешь взглядом и не задержишься.
- Ника!
Она подняла голову, тряхнув короткими волосами. Скучная шатенка с невыразительным лицом.
- Здравствуй.
- Я принес, вот, - Яр сунул ей в руки цветок, потом опомнился и стал вызволять его из газеты. А потом цветок исчез, а парень протянул визитку:
- Я тебя искал.
- Ну... хорошо... - она поджала губы и развернулась к воротам на библиотечный двор. - Я тебя приглашаю... в кафе.
- Но...
- Ты ведь хочешь поговорить. Спросить.
Она дернула плечами и через калитку двинулась к полуподвалу - этой дверью раньше пользовались одни библиотекари, а когда к библиотеке сделали пристройку, там устроили вход в кафе. Где до этого, уже довольно давно, были отдел комплектования, иностранной литературы и в коридоре стояли столы с диапроекторами для просмотра микропленок. Прошлый век.
Яр криво улыбнулся и, следом за Никой спустившись по ступенькам, оказался в здании.
В кафе при библиотеке он до этого не был и не представлял, как оно выглядит. А там оказалось неожиданно просторно и... хай-течно. Круглые фонари на железных кронштейнах, торчащих из потолка - целый лес фонарей. Под ними квадратные столики из псевдомрамора. Вокруг стулья с металлическими спинками и светло-коричневыми дерматиновыми круглыми сиденьями. Изогнутая барная стойка. Над ней тоже ряд фонарей, вдоль нее табуреты на изогнутых ножках из металла, с круглыми сиденьями. Металлический кант по краю стойки. За стойкой зеркало, в котором отражаются расставленные на полках бутылки, бокалы и вазочки. Сбоку на стойке ложки в решетчатой корзинке. И салфетки стопочкой. И полная тишина. Безлюдность угнетала.
- Они что, двери забыли запереть? Или...
- Нам никто не помешает.
- Да, верно, - Яр прижал пальцы ко лбу. - Я ведь сплю.
- Нет.
- Тогда как...
- Это Библиотека.
- В каком смысле? - поразился он, уловив странные интонации Никиного голоса. - Та, где ты в службе безопасности? Но это смешно. Мы в Гомеле, а не в Вашингтонском национальном конгрессе... или как его там.
Ника подняла на Яра глаза. Карие с золотистыми крапинками и серым ободком вокруг радужки. Слабо улыбнулась. Зашла за стойку и наложила в вазочки мороженого, залив сиропом и посыпав тертым шоколадом. Подвинула одну Яру, вернулась и уселась на высокий неудобный табурет, поставив ноги на приступку. А куртку сняла и бросила на стойку возле себя. Поддернула манжеты белой шелковой блузки. Угрюмо звякнула ложечкой по краю вазочки.
- Ешь. Оно вкусное.
- Объясни.
- Это Библиотека. Я ее вижу так, потому что когда была маленькой, ну... она не могла на меня не повлиять, если я здесь почти что жила. Странно, что ты ее видишь точно так же.
- Почему?
- Каждый представляет жизнь по-своему. Кто-то в виде свечи, кто-то - книги. У Андерсена были цветы.
- То есть, - Яр обвел рукой окружающее, - это...
- Единое информационное поле. Точнее, малая его часть, та, что связана с тобой.
- А ты?
- Хранитель, - серьезно сказала Ника. - Один из многих.
- Ангел-хранитель?
Яр протянул руку. Ему казалось, она пройдет насквозь, но пальцы коснулись скользящего шелка, сквозь который проникало тепло.
- Просто хранитель. Вообще-то мы не должны были встречаться. Люди редко видят то, что прячут сны. Они спят, они видят отголоски и не могут заглянуть за завесу. И к лучшему. За руль лучше не садиться тому, кто не умеет водить автомобиль.
Яр насупился.
- Ты хочешь сказать, я что-либо испорчу здесь?
Ника повернулась, задев локтем вазочку.
- Не знаю. Ты медленно себя убиваешь вместо того, чтобы просто жить.
- Не можешь обойтись без нотаций? - буркнул он. - Только и думаете, как мной управлять. Думаете, что лучше знаете...
Ника сверкнула на него глазами:
- Знаю! Ты мог бы заняться спортом, восточными единоборствами, мог бы поймать обидчиков и хотя бы навалять им по первое число. А вместо этого сосешь себя, как вампир, травишь душу сожалениями, не пытаясь что-то изменить! Ну да, проще орать и трястись от тока, чем вытянуть пальцы из розетки! А мне... думаешь, мне больше делать нечего, как тащить кота из-под троллейбуса? Когда он орет и царапается, не желая, чтобы его хватали за хвост?
Яр вдруг представил себе эту сцену, так отчетливо, что согнулся пополам, задыхаясь от смеха. Злость улетучилась.
- Понимаешь, - сказал он сухо, - даже если я овладею всеми видами единоборств, если тушки всех врагов сложу к Галиным ногам, то, что случилось - уже случилось. И она всю жизнь будет считать меня трусом и подлецом.
- Прости, что я тебя спасала, - тускло отозвалась девушка. - Раскрой глаза пошире - и проснешься.
- А если я не хочу просыпаться? - он поджал губы и уставил на собеседницу сердито сощуренные глаза. - Я тебе надоел тоже? Ты умываешь руки? Ну да, что тебе до твари дрожащей, потенциального самоубийцы и алкоголика.
- Да пошел ты! Дурак!
Она резко повернулась к Яру спиной. Он потянулся рукой:
- Прости. Я не хотел... тебя обидеть.
Осознание, едкое, словно пощечина, заставило его покраснеть.
- У тебя отняли крылья за то, что ты вмешалась тогда? - Яр отдернул руку, боясь под тонким шелком нащупать шрамы. Ника повернула к нему лицо:
- У меня никогда не было крыльев. И... для нас невмешательство, равнодушие - смертный грех. Знаешь что... - она, склонив голову к плечу, прислушалась, как вазочка от мороженого катится по плиткам пола. - Я и так нарушила все, что можно. Ты перепиши, если хочешь...
На барной стойке появились книги. Свою, растрепанную, толстую, с вылезающими листами, Яр узнал сразу. Галина была с цветочками и сердечками... и еще три худые брошюры из газетной бумаги.
- Не делай себя супергероем, способным одной рукой разметать троих... - сказала Ника негромко. - И роту ОМОНа не вызывай. Просто... вернитесь домой по проспекту... или пусть они ошибутся подворотней...
- А у тебя самой, - в горле Яра пересохло, - книга есть?
Она улыбнулась. Книга прилетела, повинуясь жесту ладони, сама - но это было не нарочито, так естественно, что Яр нисколько не усомнился. Придвинул не свои - Никину, открыл на чистом развороте, и размашистая надпись - кривоватая, летящая, пролегла через обе страницы: