Вот я отражаюсь в стекле, почему-то без головы. Курю. Уже не новый, уже не улыбаюсь каждую минуту от того что мне нравится жить. Это сейчас, летом, в разгоряченной Москве.
Вот я плыву по неглубокому маленькому озеру с прозрачной водой, расположенному среди странных песчаных насыпей, один, небо белое, где-то на востоке встает солнце. Это тогда, двенадцать лет назад.
Вот я в Нью-Йорке, на крыше небоскреба, собираюсь поблевать на головы ничего не подозревающих прохожих. Утро, и тоже встает солнце, то самое, которое преследует меня всю жизнь. Нет, ничего страшного не произойдет если даже я вдруг захочу погулять под солнцем, но я вряд-ли захочу. Вампиры не любят солнца.
Но это там в будущем, где оно? Наступит оно? Или меня через какое-то время переломает наркотик, растопчет стадо диких баранов приехавших из дружественных республик, переедет трамвай со сломанным звонком, расстреляет из "Глока" в упор пьяная дьяволица в тот момент когда моя семенная жидкость будет ритмично выплескиваться на стены ее влагалища. Эх, все мечты. Одни мечты.
Хотя черт подери. Почему я вам вру, я совсем не вампир, я работаю ночным ассенизатором, точнее не ночным а обычным. Просто как молодому мне достаются самые неприятные ночные смены, вычерпывать говно по ночам особенно уныло. В ночи оно издает такой мерзкий запах, что кажется он может проникать в вас через любое свободное отверстие, уши например. Кроме того есть масса вариантов облиться говном, или просто вступить в него. Короче ничего приятного в нашей профессии нет, а уж в ночном ее варианте и подавно.
Помню Василий Петрович Маллюскер, герой пятого ассенизаторного отряда Центрального административного округа, рассказывал байку про своего боевого товарища Федотова, на которого в одну из ночных смен из подземной клоаки набросился самый настоящий аллигатор. Никто не знает как монстр попал в Первопрестольную и куда канул после злополучного случая тоже неизвестно, но...
Петрович говорил что аллигатор откусил Федотову руку по локоть, и откусил бы наверное еще и ногу и может быть хуй, если бы наш дед Маллюскер не вытащил парня из под огня. Никто из нас не поверил Петровичу, а мой сменщик Кручёнкин даже несколько минут ржал в рыжие усы отворачиваясь от всех и прикрывая рот испачканной говном перчаткой.
Но не прошло и трех недель как в один прекрасный майский денек Маллюскер пришел в душевую с молодым темноволосым мужиком, которого отличал от нас абсолютно пустой взгляд водянисто- зеленых глаз. "Это, Леха Федотов, мужики",- представил приятеля Маллюскер,- "у него горячую воду отключили на профилактику, он к нам помыться пришел". Леха легко скинул с плеч брезентовую фуфайку и клетчатую рубаху, что вызвало в раздевалке самопроизвольный вздох удивления. Левой руки у Лехи не было по локоть, а к заросшему уже обрубку от плеча спускалось множество тонких шрамов пяти и десяти сантиметровой длинны.
Собственно эта история и заставила нас в последствии воспринимать Василия Петровича всерьез, а уж долбоеб Кручёнкин ни разу после этого случая не спускался в дивные тоннели московских рек и длинные стволы канализационных люков, он всегда оставался поправлять шланг на поверхности и следить за рацией по которой нам сообщали важную рабочую информацию, но даже это не могло унять его ночную дрожь.
Но что-то я отвлекся, вампиры же. Вам определенно интересны вампиры и только они. Да и мне тоже только они, не знаю даже почему. В говне брода нет, как говорят у нас на работе, раз залезешь, никогда уже не отмоешься. Так вот представлять себя вампиром я начал в одну из долгих ночных смен две тысячи девятого года от рождества господа нашего Иисуса Христа.
Делать то особо нечего, не напрягаешься, то черпаешь одной рукой, то просто контролируешь насос, говно бездумно летит в бочку автоговновоза а у тебя наступает простор для мыслей. Москва красавица переливается миллионами огней, куда-то даже в четыре часа утра спешат люди пешком и на машинах. А ты стоишь и мечтаешь.
Не знаю о чем мечтал Кручёнкин, возможно о своей некрасивой бабе из Зюзино, а возможно о холодном пиве в каком нибудь загаженном гопническом кабаке на краю или в центре столицы. Мне это не известно да и залезать в его рыжую голову как-то не хотелось. Я мечтал о своем.
Меня с детства пленили черные костюмы и белые рубахи людей которые только с наступлением сумерек выползают из своих прохладных квартир, чтобы весело провести вместе время, а может и поживиться свежей девичьей или мальчишечьей кровью. Да и люди ли это? Для кого-то они монстры, пожирающие невинные души, а для человека хорошо знакомого с запахом изнанки людского существования они такие же ассенизаторы как я, мало того избавляющие меня от лишних килограммов работы.
Единственным желанием моим было перейти из нашего прямо скажем стремного стана в их прекрасный коллектив и уже с утроенной силой заняться новым для себя делом. Я всегда хотел пить кровь, носить шелковые рубашки, бриолинить волосы перед ночным променадом, свысока смотреть на ментов и черные лимузины с мигалками. Просто чувствовать свое превосходство над всеми. Всеми. Всеми, всеми, всеми. И вот, в один прекрасный вечер у меня появился такой шанс.
Мы с Кручёнкиным дежурили на Трубной площади. Спец заказ. Очищали загрязненные за весну стоки Неглинки от мусора и нечистот. Он как всегда стоял на верху и курил дешевые сигареты "Золотой лист", ростовской табачной фабрики, основным ингредиентом которых помимо бумаги и сена был продукт добываемый из недр ростовской канализации нашими же коллегами. Может быть именно по этому Гена курил только их.
А я намаявшись в старинных тоннелях и окончательно измазавшись нашим, московским продуктом. Не обращайте внимание, слово "продукт" это профессиональный сленг. Так вот уставший я выполз на поверхность, скинул комбез и потрусил к ларьку с блинами, намереваясь плотно перекусить перед продолжением очистных работ.
Я ждал своей очереди, когда боковым зрением заметил какое-то шевеление, я резко повернулся, на моих глазах двое таджиков пытались затащить в потрепанную "шестерку" изящную молодую девушку в блестящем серебряном платье. Она достаточно стойко отбивалась, но мне было понятно, что еще мгновенье и их черные планы станут абсолютно осязаемы.
На раздумья не было ни секунды, я резко перепрыгнул маленький заборчик и по газону побежал в их сторону на ходу вынимая гаечный ключ из кармана джинсов. "Пидорасы", - кричал я. "Оставьте девушку в покое". Никакой реакции со стороны таджиков на мой крик не было, только дама на секунду повернула ко мне бледное лицо и умоляюще хлопнула голубыми как море глазами.
Буквально через три секунды мой хромированный гаечный ключ на двенадцать пробил голову одного из гостей столицы, и он по крылу своей проржавевшей тачки стал сползать на траву оставляя на кофейной краске машины красно-белую мозговую полоску. Второй орангутан попытался броситься на меня оскалив кривозубую пасть но его клыки совсем не повредили подошве моего Доктора Мартенса, а даже наоборот укрепили меня во мнении, что эта английская марка делает лучшие в мире ботинки. Я легко подхватил девчонку за руку и в несколько прыжков мы оказались на Неглиинной возле театра. Я на секунду замешкался, пытаясь что-то сформулировать, да просто найти в голове подходящую для такого случая фразу. Но не успел я обдумать и начало своей речи как рядом с нами со свистом остановился автомобиль и из него пулей вылетели двое мексиканских мачо. Во всяком случае именно так я их для себя определил. Они подбежали к спасенной мной девушке и начали на перебой справляться как у нее дела, и почему она одна разгуливает ночью, не дождавшись их из какого-то общего места. Я развернулся и не став ждать благодарности побрел обратно к Кручёнкину. В этот момент один из мексиканцев окликнул меня: "Юноша, а вы не хотите присоединиться к нам? Мы представители другого мира, но за спасение Маши могли бы отплатить вам добром, продлить вашу жизнь и взять вас с собой, хотите?". Я секунду сомневался, но в какой-то момент осознание происходящего молнией прилетело в мой средний мозг. "Вы вампиры?",- выдохнул я и сам испугался произнесенных мною слов, именно такими я и представлял их, элегантными, подтянутыми, холодными.
Мачо осклабился, "А он догадливый парень, Муха, иди поцелуй его и поедем тусить уже вчетвером". Маша двинулась ко мне, я увидел как из под верхней губы у нее появились два аккуратных клыка. Она нежно взяла меня за плечи, я почувствовал тонкий запах ее духов, она наклонилась, и тут же отстранилась от меня. "Сережа, я не могу, у него шея в говне!", - прокричала Маша и со всех ног бросилась обратно к машине и своим друзьям. Они брезгливо оглядели меня и прыгнули в свою тачку. Через секунду на бульварном кольце остался только шлейф дымка выброшенный их выхлопной трубой.
Я обескураженный подошел к Кручёнкину. Он конечно же не поверил ни одному моему слову и я несколько минут колотил его головой о капот нашего рабочего Зила, а потом пинками спустил в тоннель, на принудительные работы.
Сам же вытирая влажной салфеткой говно с шеи и самопроизвольно льющиеся слезы, я до самого восхода солнца просидел на бампере машины выкуривая одну за одной сигареты из пачки "Золотого Листа".
Как говорится все к лучшему, в этом месяце меня перевели на дневной график работы, жестокое обращение с напарником тоже дало свои плоды. Парни стали уважительно посматривать, а некоторые даже бояться. В говне брода нет.
Но темными осенними вечерами, когда на Москву спускаются плотные дождевые тучи а мое родное Останкино превращается в унылое болото, я всегда беру пару бутылок портвейна, ставлю в видеомагнитофон кассету "Интервью с вампиром" и несколько часов плачу вспоминая упущенную возможность превращения из обычного говночерпия в принца крови.