Ровное, каменистое ложе реки, кое-где покрытое песчаным покрывалом, внезапно сломалось, вздыбилось отдельными скальными глыбами и плитами. От этого гладкая поверхность воды разорвалась, вспенилась белесыми гребешками стоячих волн, завихрилась многочисленными водоворотами.
Скорость течения резко увеличилась. Весь Серлиг-Хем покрылся волнистыми, пятнистыми овражками. Дна не стало видно, и даже невозможно было определить, что находится под нами - мель или глубина.
Долина реки сузилась, берега круто полезли куда-то вверх к небу. Вдали стал заметно нарастать гул, похожий на шум работающей машины. Левый берег взметнулся громадной скальной стеной, почти вертикально падающей в воду, а правый, сложенный из крупных, зализанных водой и временем камней, весь зарос густой темнохвойной тайгой.
В самых различных и неожиданных местах русла появились возвышающиеся над водой камни. Гул постепенно перешел в грохот, а затем и настоящий ров. Серлиг-Хем весь сжался, напряг все свои силы и ринулся куда-то в неизвестность.
Перед нами был его знаменитый Каньон. Он вновь, как и два года назад, возник перед нами совершенно неожиданно.
В тот раз мы беспечно сплавлялись по спокойной глади реки, и занимались приятнейшим занятием - охотой на серых гусей. Гонимая лодками вниз по реке, впереди нас торопливо спускалась стайка из пяти-шести линяющих птиц.
Гусятинки очень хотелось, и весь коллектив был нацелен только на одно - на промысел.
Канонада гремела, не замолкая со всех трёх лодок.
Результатом этого мощного артиллерийского налёта стали два крупных гуся. Этого было вполне достаточно для утоления нашего аппетита, и охотничий азарт быстро затух.
Экипажи оживлённо делились впечатлениями о только что закончившейся охоте, и составляли вечернее меню с учётом таких богатых трофеев, когда впереди, вот так же неожиданно, загремело, завихрилось, и перед нашими взорами открылась горловина каньона.
Серлиг-Хемский каньон не похож ни на один из известных каньонов других Саянских рек. Ещё в Москве, когда я расспрашивал о предстоящем маршруте Кольцова - руководителя группы, совершившей первопрохождение этого каньона на баллонном плоту,- в ответ услышал лишь неопределённое.- 0 нём рассказать невозможно, так как всё зависит от конкретных условий сезона. В зависимости от уровня воды наиболее сложными могут становиться самые различные его участки.
То, что вчера было просто, завтра, после проливного ливня, может стать совершенно непроходимым и наоборот.
То же самое подтвердил и Толя Неганов, который трижды и, каждый раз, неудачно пытался пройти каньон на рубленом плоту.
Каньон имеет протяженность около двадцати пяти километров и представляет собой непрерывное чередование длинных и мощных шивер, сплошь забитых камнями, а также многочисленных порогов. Переходы шивер в пороги происходят совершенно без всяких разрывов и участков спокойной воды.
Берега каньона изменчивы, как и его русло. Они лихо перекидываются друг с другом каменными глыбами, отвесными скалами, стволами столетних сосен и кедров, крутыми сыпучими осыпями и буреломами.
Практически все немногочисленные туристские группы, прошедшие по Серлиг-Хему, не сплавлялись через каньон, а обносили наиболее сложную его часть по тропе, которая петляет по гребню лесистей гряды вдоль его правого берега.
В этом году мы собираемся проходить этот аппетитный участочек маршрута уже во второй раз. В первый раз с нами был мой Колюня, а также Лёша Базылев, Витя Рябинин и Инна.
Особенно тяжело пришлось сыну, ведь тогда было ему всего четырнадцать лет, а работать приходилось наравне со взрослыми, здоровыми мужиками. К его чести он выдержал все испытания, и ни разу даже не подал вида, как трудно ему было.
Мне на всю жизнь запомнился момент, когда только его усилия помогли благополучно причалить нашу лодку к берегу в абсолютно критической ситуации.
А было это так: При прохождении одного из крутых сливов лодку резко развернуло и поставило поперёк струи, а затем прибило к огромному камню, с которого била встречная отбойная струя. Она сразу же заполнила лодку водой почти до бортов.
Я прилагал максимум усилий, чтобы вновь развернуться вдоль по основной струе и побыстрее отгрестись от этого проклятого камня.
Колюня тоже изо всех сил работал веслами, но сдвинуть с места тонну воды, которая заполнила наше судно, было не так-то просто.
Наконец, когда наша лодка почти вся погрузилась в воду, под действием потока и наших бешеных усилий - потуг, мы почувствовали, что медленно-медленно по сантиметру начали сдвигаться с места и перемещаться вниз по течению.
Внезапно борт подо мной стал быстро обмякать, раздалось знакомое шипение выходящего наружу воздуха. Через какие-то секунды я уже не сидел, а стоял на коленях на днище лодки. Борта больше не существовало, и вода свободно переливалась через надувное дно. В таком положении работать веслом было практически невозможно.
Кричу сыну.- Коля! Греби один. Только левым, одним левым! Подгребай к берегу в любом месте!
Колюня изо всех сил загребает веслом. Наконец лодка медленно подходит к берегу, и к нам со всех ног бросаются на помощь ребята, с тревогой наблюдавшие за этим неприятным эпизодом. Они мгновенно захватывают лодку за причальный конец, и выволакивает нас на камни.
Вылезаю на берег серый, как пожарный рукав, и на негнущихся ногах поднимаясь повыше от воды. Сын бессильно сидит на своем месте в носу лодки и не двигается.
Гоню его на берег переодеваться. А у самого в голову невольно лезли мысли о том, что необходимо искать прокол и клеиться.
В довершение всех наших несчастий с неба сплошной стеной струился проливной дождь. Приходится оставить эту весьма неприятную операцию на завтра.
К счастью, после утреннего осмотра оказывается, что с нами произошел совершенно уникальный случай, пожалуй, единственный за всю историю наших сплавов на резиновых лодках.
Никакого прокола не было - просто я от своих сверх усилий каким-то образом умудрился собственным задом, как пассатижами, вывернуть кормовой клапан.
Было очень смешно, но когда мы представляли себе, к чему могла привести эта забавная история, невольно становилось как-то не по себе.
Сын показал себя в этих сложных условиях с самой лучшей стороны, и весь остальной путь по каньону провёл уверенно и спокойно.
Сейчас мне казалось, что всё это произошло только вчера, хотя с той поры минуло уже два таких "длинных" и таких "коротких" года. Вот и встретились мы с тобой вновь каньон. И встреча эта оказалась такой внезапной, что все домашние заготовки и картины, хранимые в памяти, были мгновенно стёрты реальностью и забыты. Были мгновенно забыты и те несколько дней, которые разделяли нас от настоящего момента до путешествия на прекрасный Ак-Аттыг-Холь. А ведь эти дни были также по-своему хороши, и заполнены интересными и разнообразными событиями нашей походной жизни.
Следующее утро после возвращения с Ак-Аттыг-Холя наш коллектив начал с зализывания походных ран, всевозможных потёртостей и подготовки многочисленных шмоток к длительному водному маршруту.
У меня произошла маленькая трагедия - верные и незаменимые походные портки или, как их называют модники и пижоны, джинсы приказали долго жить. От непрерывного намокания и последующих сушек в горячем пламени костра нитки ткани полностью потеряли эластичность и прочность, а, попросту говоря, расползлись по швам.
В образовавшиеся бреши игриво выглядывали на свет различные части моей нижней половины.
Их обольстительный вид не остаётся незамеченным многочисленными представителями кровососущих представителей "пернатого" мира тайги.
Я попытался поставить на самое интересное место заплату из материала от плащ-палатки. Однако, как выяснилось, уже через пару дней злополучные штаны поползли в другом месте, образовав ещё более ужасные отдушины, и мои голые телеса гордо взирали на таёжную природу в любую погоду и время суток.
В этой критической и почти безвыходной для меня ситуации, когда я остался одетым практически в одну собственную кожу, на помощь благородно пришёл завхоз - Крылов, вручивший мне царский подарок - прекрасные хлопчатобумажные тренировочные шаровары, великолепнейшего серо-синего цвета.
Напялив их на себя, я принял интеллигентно-благопристойный вид профессионального бомжа, который и сохранил до самого конца похода.
Ляпунов усердно лечит потёртости и ушибленности Олега, которые тот мужественно скрывал от нас во время пешеходного маршрута.
Вартанов и Женя с самого утра намылились на охоту, куда-то вверх по течению, так как будто где-то и даже вроде бы они слышали крики гусей, а может быть, и уток.
Вернулись в лагерь они только к обеду. Лица обоих приобрели явно выраженный фиолетово-красный оттенок, а глазки сыто поблескивали на солнышке. Вдохновенно рассказывают, что действительно гусей они и видели, и слышали, но ... Не более того. Зато они вволю набили свои брюха прекрасной, спелой чёрной смородиной.
Прощаем им их беспардонную сытость только потому, что они догадались набрать и принести обществу два больших полиэтиленовых пакета доверху набитых крупными ягодами. Это означало, что вечером нас ожидал вкусный и питательный киселёк.
После обеда собираем снаряжение, упаковываем багажники лодок и отплываем.
Течение сильное и лодки лихо несёт вдоль прибрежных кустов и деревьев. Река пока довольна чистая, камней в русле и завалов нет.
По всем нашим приметам начинаются рыбные места. Решаем приступить к промышленной заготовке хариуса, так как по существующей традиции необходимо привезти в Москву родным и знакомым хоть сколько-нибудь этой деликатесной закуси к пиву.
Всю выловленную рыбу вспарываем, прополаскиваем в воде, перетираем солью и помещаем в специально выделенный для этих целей полиэтиленовый мешок. Для лова останавливаемся в самых уловистых на наш взгляд местах, и запускаем кораблик. Хотя особенного, мощного клёва нет, наш мешок всё-таки заметно прибавляет в весе и размерах.
Серлиг-Хем лихо петляет по своей долине среди таёжных зарослей, и только изредка его заросшие берега выплёскивают в воду желтые язычки песчаных кос.
Во время одной из очередных остановок мимо нас со свистом пролетает стайка крохалей. Шустрый Ляпунов успевает таки грохнуть по ним из своей пушки, и одна из птиц с громким плеском падает в воду.
Быстрое течение мгновенно подхватывает её и уносит от нас за поворот.
Федя с Володей с дикими воплями бросаются к своей "кастрюле" и, бешено работая вёслами, устремляются вдогонку.
Я спешу за ними в след по берегу, продираясь сквозь густые кусты шиповника, смородины и ещё каких-то неизвестных мне, но очень острых и противных колючек.
Выскакиваю на невысокий обрывистый мысок, и вижу, как ребята лихорадочно пытаются выгрестись обратно вверх по течению. Ору на всю тайгу дурным голосом, пытаясь выяснить причину такого неожиданного маневра.
Однако, они молча продолжают свои манипуляции, и только продвинувшись вверх по течению метров на сто, судорожно подгребают к берегу. Отдышавшись, путано поясняют мне, что впереди затаился громаднейший завал, под который уходит вся река.
Увлекшись погоней за несчастным крохалёнком, они чуть не влетели с полного ходу в эту ловушку, и только чистая случайность спасла их от очень крупных неприятностей.
Спрашиваю.- Завал завалом, а что с дичью?
Володя молча выписывает в воздухе кривую, по которой крохалёнок проделал свой последний путь в недра завала.
Завал в действительности оказывается грандиозным. Десятки кубометров отличного леса, сучья, груды кустарника образовали на реке мощную плавучую дамбу, под которую с глухим урчанием, без пены и всплесков устремляется весь Серлиг-Хем.
На преодоление этой мощной дровяной преграды у нас уходит весь остаток дня. Проплыв после завала всего каких-нибудь триста - четыреста метров останавливаемся нас ночлег, тем более что небо быстро и уверенно начинает затягиваться тяжёлыми свинцовыми тучами.
Природа готовит нам очередной затяжной душ. Едва успеваем поставить палатки и разобрать багажники лодок, как сверху на нас хлынул сильнейший ливень.
Мне с Женей, как всегда, везет - в этот день наше дежурство. Готовим ужин в сплошных потоках воды.
Заметно холодает, дует сильный, порывистый ветер. В таких условиях приготовление пищи превращается в настоящую муку.
Наши счастливые сотоварищи оживлённо переговариваются в сухих палатках, а мы, пощёлкивая зубами от холода и, кутаясь в мокрые плащи, пытаемся наладить производство горячей пищи.
К счастью любые мучения когда-либо кончаются, и мы, сбросив с себя мокрую одежду, торопливо вползаем в палатку, переодеваемся и, юркнув в спальники, затихаем там, как мыши.
Вот уже вторые сутки мы сплавляемся по постоянно изменяющему свой облик Серлиг-Хему.
Он то собирает все свои воды в узкий и шумный поток, пробивающий свой путь между крутыми, заросшими глухой тайгой грядами, то разливается в широкие гладкие плёса, и затихает, едва передвигая наши лёгкие резинки.
Длительные дожди, шедшие здесь в июле, и стекающие сейчас с горных склонов в виде вновь народившихся ручьёв и ручейков, так напоили Серлиг-Хем влагой, что во многих местах долины он ринулся на берега, заполнил водой все ложбины, вымоины и старые протоки.
Кое-где река двоится, образуя из местных возвышений временные лесистые островки. На плёсах можно часто видеть торчащие из воды верхушки кустов и деревьев.
Эта картина заставляет нас с особенной тревогой думать о ждущем где-то впереди каньоне. Такое обилие воды не может не сказаться на его облике, а, следовательно, на количестве сюрпризов, подстерегающих нас.
Ряша учит Олега как при необходимости мгновенно катапультироваться из лодки. Он упирается в борта руками и по собственной команде.- Марш!- лихо перебрасывает ноги наружу, и мгновенно оказывается на берегу.
Олег тоже пытается исполнить эту сложную гимнастическую связку, но лишь грузно приземляется своим округлым основанием на жалобно попискивающий борт. Он снова и снова повторяет свои попытки освободить от себя лодку, но все они оказываются безуспешными.
Наблюдая за процессом обучения и тренировки, мы начинаем дружно подзуживать Ляпунова, который вскоре заводится всерьёз, и даже пытается злиться. Это ещё больше возбуждает весь коллектив, и ему мгновенно рассказывается история о том, какую задачу предлагали экзаменаторы кандидатам в пилоты австралийский авиации.
- Предположим,- говорил экзаменатор.- Что вы летите в небольшом двухместном самолёте вместе с английской королевой. И, вдруг, она выпадает из кабины и падает вниз. Что вам следует предпринять в такой ситуации?
- Прыгнуть вдогонку и поймать её в воздухе!
- Покончить с собой!
- Побыстрее смыться!
- Переменить фамилию!- отвечают экзаменующиеся.
Однако правильным считался ответ: Выровнять положение самолёта после утери части груза.
Советуем Ляпунову поступать таким же образом, если по воле случая Олега смоет волной с лодки.
Федя на полном серьёзе обращается к Ляпунову.- Физики утверждают, что кошки великолепно усвоили один из основных законов природы - закон сохранения импульса. Чтобы упасть при падении не на спину, не на бок, а точно на лапы, кошка должна придать своему телу соответствующий момент импульса, а это достигается вращением хвоста. Таким же даром божьим обладают и белки. Человек, которого природа лишила хвоста, сохранять момент импульса не умеет и падает, на что придётся. Олег - он тоже человек. Так что всё по уму, Что выросло, то выросло.
Этот совет несколько улучшает настроение Игоря, и он начинает смотреть на мир и на нас повеселевшими глазками.
По берегам реки встречается всё больше и больше красной и чёрной смородины. Иногда её кусты разрастаются так густо, что берега покрыты сплошными зарослями этой вкусной ягоды.
Кто не знает этих традиционных для наших подмосковных садовых участков ягод? Однако лишь тот, кто видел и пробовал не ту огородную вконец закультивированную, а эту далёкую, взращённую самой природой, Саянскую ягоду, по-настоящему знает и может рассказать, какая бывает настоящая смородина.
Смотришь на усыпанный ягодами куст, и даже не верится, что висящие на ветках грозди крупных, величиной с хорошую вишню, коричневато-Фиолетовых ягод это та самая, обыкновенная смородина. Обобрал один такой кустик, и вот тебе почти полное ведёрко. Что не куст, то свой вкус ягод - от совершенно сладкого до абсолютно кислого.
Растёт в Саянах и совершенно уникальный вид смородины - Карокан, что означает "Чёрная кровь". Вкус этой ягоды практически непередаваем.
Ягодное богатство и разнообразие Саян не перестаёт поражать нас все эти годы. Встречали мы здесь и громадные по площадям, усыпанные ягодами голубичники, и чернику, и малину, и морошку, и ароматнейшую бруснику, черёмуху различных видов, и редкую ягоду полянику - княжицу.
Во время сплава по Усу мы были совершенно потрясены полевой клубникой. Ягодники не нужно было даже искать. Плывёшь по реке и, вдруг, в ноздри ударяет такой завлекательно-манящий запах, что лодки сами, без какой-либо команды сворачивали к берегу. Клубника! Целые поля краснели перед нашими взорами от множества сочных, пахучих и потрясающе вкусных ягод.
Блаженно ложились походнички на зелёную траву этих благоухающих полей, и срывали губами громадные, покрытые светлым пушком клубничины, которые так и просились - съешьте нас! Ну, съешьте же побыстрее нас!
После такого изисканого десерта запах клубники сопровождал нас в течение всего дня.
На Серлиг-Хеме, к нашему глубокому сожалению, клубника не встречается - слишком на большой высоте проходит его долина. Зато остальных ягод в избытке.
Почти каждый день уделяем по часу на сбор смородины или голубики (гонобобели, как называют её сибиряки старожилы), а вечером варим из собранной ягоды вкуснейшие кисели, которые особенно хороши в остуженном виде. Витамины потоками текут в наши посвежевшие организмы.
Из дневника_Жени Крылова. Набрали чёрной смородины целый котелок, и сварили кисель. Я был дежурный, и этот киселёк с пшенной кашей очень даже хорошо просклизнул. Смородина здесь великолепная - крупная, как вишня, и черная с блеском.
По берегам реки в изобилии растёт дикий лук. Иногда его так много, что при быстром движении лодок весь берег кажется затянутым фиолетовой лентой.
Только приматы, включая и человека, морские свинки и индийский краснозобый соловей - это единственные в мире животные, которые в процессе эволюции утеряли способность синтезировать аскорбиновую кислоту, то бишь витамин С. А по сему бедное человечество вынуждено получать его с пищей насущной.
В отличие от человека овцы, коровы, попугаи-бегемоты, даже кошки ежедневно методично вырабатывают своими организмами витамин С в количестве десять-двадцать граммов в пересчете на семьдесят килограммов веса, что является нормой для здоровой жизни.
Помня об этом мы потребляем лук в неограниченном количестве, в особенности за ужином, пополняя организмы необходимыми для жизни витаминами.
В этом году, несмотря на то, что команда у нас сплошные мужики, практически не пользуемся спиртным. Почему-то не хочется, да и Федя с самого начала похода сыграл с нами довольно злую шутку - плохо закупорил спиртовую тару, и во время полёта на вертолёте всё её содержимое вытекло в рюкзак, а составила эта потеря целых два литра чистейшего ректификата. Зато рюкзак начал издавать довольно специфический запах.
Невольно вспомнился Ильф с его знаменитыми записными книжками: Экстракт против мышей, бородавок и пота ног. Капля этого экстракта, налитая в стакан воды, превращает его в водку, а две капли - в коньяк "Три звёздочки".
Этот же экстракт излечивает от облысения и тайных пороков. Он же лучшее средство для чистки столовых ножей.
Такой экстракт, наверное, очень пригодился бы в наших странствиях.
Серлиг-Хем всё крутит и крутит лихие виражи по своей неповторимой и переменчивой долине. Сложных участков для сплава сейчас почти совсем не встречается, лишь изредка вспениваются на пути игривые, звонкоголосые перекаты - шиверки.
Лесистые гряды, словно шаловливые мальчишки, то и дело перебегают с одного берега реки на другой, простирая свои мохнатые гребни то вдоль неё, то, поворачивая их почти перпендикулярно течению. Иногда они сбрасывали с себя деревья и кустарники, и тогда с крутых обрывов с шуршанием сбегали в воду галечно-песчаные струйки. На фоне тихих напевов струй то и дело слышалось - Шш..шш..шш.., блям-блям-блям...
Высоко над нашими головами, на уровне четырёх - пяти этажного дома, нависали своими развесистыми, корявыми корнями могучие многолетние кедры. Вода и время неумолимо заставят их через какое-то время с грохотом рухнуть в воду, и тогда образуется, новый завал, который будет подстерегать свои очередные жертвы, или поплывут по быстрым водам Серлиг-Хема сражённые самой природой зелёные великаны.
Уже сейчас при малейшем дуновении ветра кедры жалобно поскрипывают, и из-под их шевелящихся корней начинает ещё быстрее и интенсивней струиться песок, образуя на крутых плоских лицах обрывов жёлто-оранжевые живые узоры.
Невольно становится не по себе от такого близкого соседства с вечно работающими механизмами изменения природы, и хочется, чтобы лодки побыстрее миновали это столь красивое, но столько же неподходящее для длительного соседства место.
В одном из таких вот запоминающихся мест над нашими головами просвистели крохали, упали в воду, чиркнув по ней отвислыми задами и яркими лапами. Уточки огляделись, открякались и стали шустро выедать мелкого хариуса, загоняя его на мелководье.
Атлетический нос Ляпунова мгновенно развернулся в их направлении, а рука привычно выдернула из багажника матово заблестевший на солнышке карабин. Приготовились к стрельбе и мы.
Крохали беспокойно вертели головами, всматривались в медленно приближающиеся лодки, а это значит - близко к себе не подпустят.
Загремели один за другим три выстрела, отдаваясь гулким эхом по всем близ лежащим распадкам. Стая с шумом взмыла в воздух, и быстро скрылась за очередным изгибом реки.
На воде остаётся один из крохалей, да ещё один подранок, шустро мельтеша лапками, устремился под прикрытие корней и ветвей береговых кустов. Его после двадцатиминутных поисков всё-таки добудут Федя с Володей, а пока мы лихо мчим вслед за исчезнувшей стаей.
В Саянах живёт, так называемый, большой крохаль. Это утка крупного размера, с длинной шеей и узким длинным клювом. Крохаль хорошо и быстро плавает, великолепно ныряет. Летает он легко, быстро и с характерным свистом крыльев. Окраска у крохаля очень нарядная.
У самцов спина и верхняя часть шеи чёрные с металлическим блеском, остальная часть туловища белая. Клюв ярко-красный. Голова рыжая с двойным широким хохолком.
Птицы легко справляются с быстрым течением горных рек, и бегут, как маленькие торпедные катера, вверх по течению, громко хлопая крыльями.
Интересно, что шкурки крохалей, после соответствующей выделки, могут идти на изготовление детских шапок и шубок.
Погода стояла великолепная, и душа, разогретая ласковыми солнечными лучами, отдыхала.
Летними, погожими днями рождаются в небе самые дивные кучевые облака. Высокое солнце просвечивает их насквозь, и потому они - сама лёгкость и свобода.
Смотрим мы на них с самого дна атмосферы, как рыбы, наверное, смотрят на игру пены сквозь воду. И мерещатся нам там, в бездонной голубизне неба таинственные светоносные башни, белозерные замки! Словно повисло над нами другое измерение, другая реальность.
В 1957 году в поле зрения астрономов появилась комета Аренда-Ролана, которая удивила их необычным веером. Эта странная комета вместе со своим обычным хвостом, направленным от Солнца, имела узкий, как луч, второй хвост, направленный к Солнцу.
Этот аномальный хвост не был похож ни на одно небесное явление, известное до тех пор. Он появился внезапно и также внезапно исчез, Кроме того, комета излучала радиоволны, что явилось полной неожиданностью для исследователей космоса. Излучения кометы были стабильны, как если бы на ней работали два радиопередатчика.
Это позволило некоторым из исследователей кометы предположить, что она представляет собой ни что иное, как межпланетный корабль, запущенный неизвестной цивилизацией с целью изучения Солнечной системы.
Обнаружив на Земле разум, корабль-зонд послал об этом радиоимпульсы не понятые и не расшифрованные до сих пор. Комета Аренда- Ролана прошла мимо нас и удалилась, исчезнув из поля зрения приборов.
Синий берег космоса распахнул над нашими головами свои пространства, и плывут под белыми парусами облаков мысли, надежды и ожидания.
В такие минуты не хочется никуда торопиться, и мы едва шевелим веслами, лишь подправляя курс лодок в струе течения.
Особенно балдеет от всего этого великолепия природы Олег, который даже во сне не мог представить такого могучего влияния Саянской действительности на души и организмы.
Гроза надвинулась, как всегда это происходит в Саянах, совершенно неожиданно и быстро. Предгрозовая пауза была коротка и почти неощутима. Над вершинами залесённых гор навернулись черно-фиолетовые щупальца могучей тучи. Быстро перебирая лохматящимися отростками, медузьей бахромой своей, закрыли всё небо. Заклубилось, завихрилось оно.
Тучи разбухали, лиловели, как чернила в воде, расплывались: рыхло и волокнисто. Грянуло! Молнии не было видно. Всё было одной сплошной молнией. А потом будто швы небесных меридианов расползлись, просачиваясь бледно-зелёной мглой. Сетка зигзагов покрыла мир, и вся земля, казалось, гудит от шевеления скалистых берегов и растущих на них деревьев.
Что такое линейная молния? Энергия - до трёх миллиардов джоулей, температура плазмы - около тридцати тысяч градусов, то есть в пять раз выше, чем на Солнце. Звуковая ударная волна от неё, то бишь гром, слышна иногда на расстоянии до двадцати девяти километров.
Даже привычный шум реки стал каким-то затаённо зловещим. И, вдруг, полыхнуло вокруг, загремело. Будто не в небе вспыхнуло, а внутри вещей и предметов, окружающих нас, свет возник: тайга, как изнутри, озарилась, отдельные кусты и скалы засветились таинственным светом. А потом в течение весомого по ощущениям и короткого по времени промежутка удар следовал за ударом, без всякого перерыва. И небо не гасло!
Молнии, отражаясь в посеревшей воде, казались разрывами коры вселенной, из которых вот-вот должна хлынуть глубинная лава. Было откровенно жутковато.
Наконец, пошёл дождь. Струйки словно сучёные, тонкие и непрерывные - совсем как нити, сбегавшие с веретена. Будто задумали тучи залатать прогал между небом и землёй, слив их по образцу древнего хаоса.
Совсем потемнело вокруг - перед глазами простёрлась сплошная мгла и неразличимость. Всё туже стали стягиваться волокна - дождины, напрочь зашнуровывая последний просвет. Струя в струю - в перекрест, в перехлёст.
Казалось, что мы находимся не в наших привычных резиновых судёнышках, а в под всплывших подводных лодках.
Скукожились мои верные друзья под упругим давлением хлынувшей сверху воды, кто как, пытаясь укрыться от разыгравшейся природы.
Только что была жара, а теперь резко похолодало. Ещё полчаса такой игры и начнёшь прищёлкивать зубами, отбивая какую-нибудь ритмичную, неизвестную самому себе и довольно не весёленькую мелодию.
Игорь натянул себе на уши поглубже всемирно известную темно-синюю фетровую шляпу, в которой он неизменно щеголяет на протяжении всех наших походов.
Мы частенько шутим по этому поводу - Игорёк снова где-то новую шляпку оторвал.
На что он совершенно серьёзно отвечает.- Вы правы, дети мои. Я купил её, действительно, пять лет назад, три раза отдавал в чистку, два раза поменял с кем-то в ресторане, один раз утопил где-то в реке, а ей ничего не делается...
После этой неизменной тирады он гордо поправляет на голове свой фетровый феномен, и продолжает заниматься делами.
Сейчас он, однако, молчит, только ещё глубже втягивает голову в плечи, и тщательнее кутается в свою самодельную полиэтиленовую накидку-мешок.
Мне навсегда запомнилась гроза, застигнувшая нас во время сплава по Уде. Было это часов в шесть вечера. Мы только что прошли пороги с довольно пикантным названием - Бабы. Было их две - Верхняя и Нижняя.
Во время преодоления одной из "Баб" лодка Ляпунова попала на очень крутой и короткий слив, за которым её поджидал "стояк" высотой метра два. Только случайность, да, по словам Ляпунова, его расторопность позволили избежать переворота и "выкидыша" экипажа в воду.
После таких потрясений плыть дальше было не безопасно, и мы встали на ночлег на небольшой песчаной косе, под крутым, заросшим густой тайгой берегом.
Гроза налетела так же внезапно, как и сейчас. Небо мгновенно почернело, налетел резкий порывистый ветер. И тут же последовали мощные электрические разряды, украсившие всё видимое нами космическое пространство зловещими огненными узорами.
Громовые раскаты следовали непрерывно, один за одним.
Нам с большим трудом удалось поставить палатки, так как сила ветра была настолько велика, что разгруженные лодки пришлось привязывать к кустам - иначе их неминуемо унесло бы в воду.
В тот поход я накрывал свою палатку пологом из металлизированной лавсановой плёнки. В обычную погоду это было даже красиво, и только в ветер плёнка трещала и шуршала, мешая засыпать. Но во время грозы, в зловещих отблесках молний становилось не по себе, когда перед глазами виделось это огромное металлическое полотнище, в зеркальной поверхности которого играли отражения небесных огненных зигзагов.
Гремело и сверкало более часа, прежде чем пошел сильный и холодный дождь. Однако гроза не прекращалась до самого утра, и заставляла нас прислуживаться к каждому своему удару.
Даже сквозь плотно закупоренный вход палатки пробивались отблески почти не гаснущих молний. Создавалось такое впечатление, что грозовой фронт зацепился своим краем за одну из близлежащих вершин, и никак не может освободиться, становясь от этих неудачных попыток всё злее и злее. Лишь к утру он, наконец, вырвался из объятий гор, и унёсся куда-то далеко за перевалы.
Над рекой спустился густейший туман. Он закутал Уду, и её берега в сплошные хлопковые покрывала, которые остановили всякое движение воздуха, и вокруг установилась удивительная для этих мест тишина.
Молочно белая пелена начала разрываться только часам к десяти утра и нехотя, цепляясь за все неровности берега и растущие на нём деревья, стала подниматься вверх, открывая нашим взорам великолепные голубые кусочки умытого неба. Так было на Уде.
Тяжелый напряженный воздух. Он так спресован, что не хочется двигаться, от него так тяжело, что не знаешь, куда бежать. И зачарованно смотришь в зарождающуюся на небе темную тварь, которая растет и приближается. И знаешь, что ничто и никто не сможет спастись от ее могущества. И вот, через несколько минут этот темный зверь накатывается на тебя, одним своим приближением заставляет прижаться к земле от сбивающего с ног ветра. Несколько ломающих деревья порывов ветра, и он уже над тобой во всем своем великолепии. Он разражается на тебя оглушающим потоком воды. Одежда насквозь пропитывается этой холодной, почти ледяной влагой и мокрыми лохмотьями жалко сникает под натиском не прекращающихся потоков.
Грохот неимоверен, ты с трудом слышишь даже свои мысли, чувствуя на себе напор тысяч сочных и полновесных капель. И где-то, в какой-то момент ты теряешь себя и становишься просто мокрым, озябшим существом, оглушенным и растерянным человечком в этой стихии. А потом, через некоторое время, это кончается. Потоки воды будто кто-то обрезает ножом. Все прекращается, и темная тварь, заслонившая было все небо, уходит, оставляя тебя наедине с этим мокрым, озябшим, оглушенным и растерянным человечком внутри тебя. И проходит еще много времени, пока ты, наконец, опомнишься, посмотришь вслед удаляющейся грозе и опять перестанешь быть чем-то, кроме себя самого.
Сейчас всё было почти так, и совсем по-другому. Прошли какие-нибудь тридцать - сорок минут, и гроза, отгремев и отполыхав, так же быстро, как прилетела, унеслась куда-то за ближайшие гористые гряды.
Кончился дождь, солнце снова на небе, на своём законном месте. Долина Серлиг-Хема мгновенно стала оживать, наполняться звуками, красками. Облишаевшие скалы, густо покрытые буйной травой берега, кажутся светлыми и тёплыми.
В такие минуты тайга сама без спросу западает в душу. В этот миг ты можешь не понять и не почувствовать всей откровенности природы, но она уже будет с тобой и в тебе всегда и повсюду.
Слова "красота" и "покой" звучат здесь пошло. Лишь истинному поэту дано почувствовать и выразить ощущения, которые здесь испытываешь.
Тайга хороша в любое время, но нет ничего лучше, чем тайга после бешеного ненастья. Она в такие мгновения похожа на хорошо отдохнувшего жизнерадостного человека. Всё в ней: кусты, росинки, травы и даже вон та, кривобокая, корявая сосна, что стоит, скукожившись на самом краю крутояра,- играет, брызжет радостью и весельем.
Душа мгновенно очищается от всех волнений и забот, нахлынувших на вас во время грозы, и начинает веселиться и ликовать со всем живым населением тайги.
Глаз радует все, что растет, лежит и волнуется на пробегающих мимо нас берегах. Это и кусты медвежьей дудки, и фиолетовые шары дикого лука, и различные по величине, форме и окраске камни, и особенно яркие после только что прошедшего дождя пирамидки кипрея.
Кипрей, который в народе зовут Иван-чаем, разрастается повсюду, но особенно любит он старые лесные пожарища и порубки.
Ещё совсем недавно считали кипрей сорной травой, но затем выяснили, что это удивительно необыкновенный - тёплый цветок. Когда ударяют морозы, и иней серебрит траву, то около кипрея его нет.
Происходит это потому, что вокруг кипрея стоит теплый воздух, образующийся за счет теплоты, выделяемой этим цветком. И вот в этой-то теплоте без страха и сомнения растут все остальные его соседи.
Сегодня у нас днёвка, и каждый занимается, чем захочется. Исключение составляют лишь дежурные, которые вынуждены отрываться от развлечений для выполнения малоприятных, суетных и весьма прозаических операций, связанных с приготовлением пищи для веселящегося коллектива.
День сегодня просто великолепный. Солнышко весело струит свои живительные лучи на население земли. Под ними и тайга, и вода, и небо приобретают какой-то особенно праздничный и домашний вид. Даже на тёмной хвое елей начинают искриться и играть таинственные призрачные блики.
Слабый ветерок-шалун не даёт разгуляться удушливой жаре, а так же сдувает полчища прожорливых "пернатых", унося их куда-то вглубь тайги.
Я слышу тишину. Какое прекрасное состояние: тишина пронизывает полностью всего меня, завладевает каждой клеточкой. В городе нет тишины, потому что для настоящей тишины надо еще много свободного пространства. Тишина - это не отсутствие звука. Тишина - это отсутствие человека. В природе никогда не бывает тихо совсем, даже в пещерах. Но натуральные звуки не мешают тишине - они дополняют ее гармонию. Смуту вносит только человек. Отсутствие людей поблизости чувствуется очень сильно. Сознание этого факта пьянит. Но безлюдье - это еще не одиночество, которое достигается только при осознании и чувствовании своего положения. Вот когда пройдет страх, беспокойство и успокоится ум, тогда открываются бесконечные дали счастья ощущения мира. Чувство мира и его сущности - это как бы жизнь заново. Я чувствую тишину, ощущая все, что находится в огромном пространстве вокруг. Я чувствую огромную массу воды, горы и бесконечное небо. Каждая деталь вселенной была во мне, а я был везде. Я растворился в природе и меня будто не стало. Я стал счастливым.
Это ни с чем не сравнимое ощущение: сидеть вот так в солнечном свете и тепле на берегу далёкой от столичной жизни и суеты реки, слушая несмолкаемую трескотню кузнечиков, попискивание каких-то неведомых мне пичужек, доносящиеся с воды загадочные всплески и, чувствуя себя в центре неспешной и в то же время кипящей разнообразием жизни, смотреть на всю эту красоту окружающего мира и ни о чём не думать. А если думать, то только о каких-то звенящих флейтами пустяках и приятностях.
Здесь возле этой реки вокруг меня, в одной точке сошлись сейчас невидимые трассы путей, времени, состояний. Плоскости эпох были рассечены плоскостями знакомых и незнакомых мне судеб.
За розовыми отблесками солнечных лучей на тёмной воде вырастали какие-то иные символы и изображения, в трелях и писке птиц звучали голоса иных обитателей этих мест, как будто всё прошлое, растянутое на десятки тысяч лет сейчас сложилось для меня в эти удивительные мгновения, полные светом, звуками, запахами и гулкими, чётко ощущаемыми ударами сердца.
Умейте видеть красоту
Травинки каждой и букашки,
И радугу цветов в саду,
И скромность солнышка - ромашки.
Учитесь понимать, прощать
И добротой поступки мерить.
Надолго провожая, ждать
И в дальний вглядываться берег.
Учитесь чувствовать, любить,
Мечтать, надеяться и верить.
Давайте жить, достойно жить,
Друзьям, распахивая двери!
И, вдруг, в какое-то из этих мгновений мне показалось, что и я сам, и всё, что я вижу - мираж, обман зрения.
И мне стало до боли обидно, что всё это великолепие окружающего мира, все наши чувства и переживания, радость поиска и открытий, всё то, что делает нашу жизнь осязаемой и полной, так что и на секунду усомниться не можешь в реальности своего бессмертия - всё это должно скрыться, стушеваться за скучными, сухими и неуклюжими фразами в дневнике или вообще исчезнуть в провалах памяти, если ты поленишься и не нацарапаешь ручкой или карандашом хоть нескольких строк о только что виденном и прочувствованном.
С утра развешиваем на тонкой леске для просушки засоленную рыбу, и над берегом мгновенно распространяется специфический запах, на который со всех сторон слетаются мухи самых невероятных размеров и окрасок.
У дежурных появляется ещё одна забота - следить за перелётами этих бестий, и сгонять их с болтающихся между кустами рыбин.
Иначе весь наш предыдущий труд пойдёт насмарку.
Солнце и ветер окончательно разогнали по тенистым закоулкам весь гнус, и мы получили возможность вволю позагорать и погреть наши организмы.
0лег первым начинает снимать с себя многочисленные одежды, и через несколько минут уже выступает перед нами в роли первозданного Адама. На нём нет даже обычного фигового листка, и лишь на носу гордо сияют тёмные очки. Очевидно, ему надоело смотреть на природу и нас в обычном цвете.
Сейчас он важно расхаживает по песчаному бережку, потряхивая мягкими, крупными складками изрядно опавшего животика. Это придаёт ему весьма своеобразный и довольно комичный вид. Невольно вспоминается выражение - Чёрте что, а сбоку - бантик.
Мы оживлённо обсуждаем этот сеанс таёжного мужского стриптиза, обращая особенное внимание на формы отдельных деталей исполнителя и манеру их показа.
Когда же Олег начинает демонстрировать лихие стойки на руках, игриво посматривая на нас откуда-то снизу, Ляпунов не выдерживает, и стремглав летит в палатку за фотоаппаратом с криком.- История не простит нам если этот миг красоты и грации не будет запечатлен на плёнку для жены, знакомых и подруг...
Правда, фотографий этого редкого момента нам так никогда и нигде не показали - очевидно, оригинал выкупил их у автора за большие деньги.
После получасового сеанса принятия солнечно-воздушных ванн видим, что наш местный Адам - Аполлон начал покрываться в самых импозантных местах весьма красноречивыми красноватыми пятнами.
По-дружески предупреждаем его о возможных последствиях, связанных с этими симптомами, особенно для определённых, весьма нужных для жизнеобеспечения и других мероприятий, деталей организма.
Для порядка Олег ещё некоторое время лихо отмахивается от этих советов, но вскоре, промяв и прощупав на себе все выступы и вмятины, быстрёхонько натягивает плавки.
Вартанов и Женя отправляются куда-то в леса на промысел корешков, грибов и ягод.
Федя и Игорь лениво смыкают спиннингами во все закоулки тихо урчащего от удовольствия Серлиг-Хема.
Ляпунов, сделав очередной заброс, кричит Феде.- Знаешь. Как можно избавиться от комаров во время рыбалки?
- Как?
- Очень просто. Натрись водкой или спиртом, а затем посыпь себя мелким песком. Комарики сядут, напьются водочки и начнут швырять камешки друг в друга. До тебя им и дела никакого не будет.
Я, вооружившись корабликом, отправляюсь на заготовку хариуса. Место для лова очень удобное и даже в чём-то красивое. Противоположный берег реки довольно круто обрывается к воде, и весь зарос густым смешанным лесом.
Наш берег пологий, около самой воды он заканчивается узкими песчано-галечными косами.
Серлиг-Хем в этом месте не широк - каких-нибудь десять-пятнадцать метров.
Дно каменистое. Глубина около полутора метров, кое-где видны отдельные более глубокие ямы. Течение быстрое и ровное.
Река сегодня не шумит, не гремит, а как будто поёт тихую и монотонную песенку, от которой на душе становится тепло и спокойно.
Вожу кораблик, то, сплавляя его по течению, то выводя вверх к крутому повороту реки.
Интенсивного клёва нет - изредка снимаю с крючков одного-двух хариусов среднего размера. Очевидно, рыба тоже разомлела от такой благодати и лениво паслась на своих подводных лугах, реагируя лишь на особенно причудливые и завлекательные движения обманки.
У меня на снасти уже сидела пара рыбок, но вытаскивать их было лень, и я продолжал водить кораблик, наблюдая, как добыча пытается улизнуть с крючков.
Внезапно что-то чёрное резко ударило по дальнему хайрюзку, и он мгновенно исчез под водой. Леса натянулась, а затем начала играть на волне, то, напрягаясь от резких рывков какой-то невидимой рыбы, то мгновенно ослабевая.
Начинаю выводить кораблик к берегу, но хариус снова появляется на поверхности воды. Что это? Ленок? Таймень? Ещё какая-нибудь живность?
Снова медленно сплавляю кораблик по течению к тому месту, где произошло это нападение. Опять следует сильный удар, и снасть почти вся исчезает под водой.
Без рывков вывожу корабль к берегу, но рыба хитра и осторожна - в каких-нибудь двух метрах от суши она снова отпускает бедного хайрюзишку и уходит.
Кричу незадачливым спиннингуейторам, которые "пашут" воду своими спиннингами метрах в ста от меня.- Таймень! Давайте быстрее сюда!
Первым поспевает ко мне Федя. Деловито и коротко осведомляется.- Где?- и тут же делает первый заброс. Пусто! Следует ещё один бросок, и конец спиннинга изгибается в крутую дугу.
- Есть! Сидит!- радостно кричит рыболов.
Через какие-то секунды около самого берега зигзагами ходит таймешонок килограмма на четыре. Остальное, как говорится, было делом техники. Обжора стал жертвой своего неуёмного аппетита, так как после вскрытия брюха нами было выяснено, что в его желудке уже находилась пара еще не переваренных хариусов.
Бурно радуемся нашему успеху, и спешим увековечить это событие на плёнке. Поскольку я являюсь соавтором поимки, то не могу отказать себе в удовольствии сфотографироваться с этим трофеем. К глубокому сожалению это был наш первый и последний таймень на Серлиг-Хеме в этом году.
Высокая вода полностью замаскировала все ямы, и разогнала рыбу по самым неожиданным местам реки.
Жаркое из тайменя, как и ожидалось, было просто великолепным, а Олег смог записать в свей актив то, что он не только видел, но и пробовал настоящую таймешатину.
Из дневника Жени Крылова.Пошли за корнями. Накопали золотого, но немного и мелкого. Зато поднялись на гору, и сделали отличные видовые слайды. Очень много голубики и чёрной смородины. Пришли к обеду.
После обеда начинаем собирать шмотки, так как решаем, что днёвку целесообразнее заменить полу дневкой. Наш солёный хариус немного подвялился и подсох. Перекладываем его в другой мешок, а в первый засаливаем новый улов из полутора десятков рыбин. Отплываем в четыре часа дня.
Река быстро струится между заросших лесом, невысоких, но круто спадающих в воду, берегов. В таких местах и на таких высотах может быть золотой корень, поэтому внимательно всматриваемся в мелькающую мимо нас зелень прибрежной растительности.
Каждый раз, когда мы приезжаем в Саяны, неизменно начинаются сначала разговоры, а затем и поиски золотого корня.