Сушко Антон Иванович : другие произведения.

Vampire Dark Ages. Рассказы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Еще немного рассказов из моих пыльных архивов, на сей раз о вампирах. Их действия разворачиваются во вселенной Вампир: Маскарад (Vampire the Masquerade), только не в наши дни, а в Средневековье.

Vampire Dark Ages. Рассказы





  
   Еще немного рассказов из моих пыльных архивов, на сей раз о вампирах. Их действия разворачиваются во вселенной Вампир: Маскарад (Vampire the Masquerade), только не в наши дни, а в Средневековье.
  
  

Небольшая памятка на тему "Кто все эти кровососы":

   Ассамиты - клан восточных убийц. О них идет речь в рассказе "Сарацины". Хаким - основатель клана.
   Бруджа - клан вампиров-философов. Да, панки из современного сеттинга это они же, только сильно изменившиеся. О них повествует рассказ "День, когда вода остановилась".
   Гангрелы - клан диких вампиров, предпочитающих лес городу. О них идет речь в рассказе "Животные".
   Малкавиане - клан безумных вампиров. Про них рассказ "Безумцы".
   Равнос - клан бродячих вампиров, тесно связанный с цыганами. О них рассказ "Шарлатаны".
   Тореадор - клан вампиров-эстетов.
   Тремер - клан кровавых магов.
   На самом деле кланов значительно больше, но в этих рассказах они не упоминаются.
  
   Некоторые понятия:
   Амарант - убийство одного вампира другим путем поглощения всей крови и души жертвы.
   Витэ - кровь, чаще всего вампирская.
   Каиниты - самоназвание вампиров. От имени первого вампира - Каина.
   Каитифф - вампир, не принадлижащий ни к одному из кланов.
   Котерия - группа вампиров, держащаяся вместе.
   Князь - правитель вампиров в конкретном городе.
   Люпины - жаргонное название оборотней, смертельных врагов вампиров.

Содержание

   Сарацины
   Животные
   Шарлатаны
   Безумцы
   День, когда вода остановилась
   Наследие Каина
  
  
  

Сарацины

   Ветер с севера скорее был проклятьем, чем благословением, печально решил путешественник. В каменных пустошах Святой Земли камни сохраняли дневной жар и излучали его ночью. Ветерок лишь остужал пот на его лошади, а подымаемая им пыль мешала ему видеть намеченный путь. Путешественник пробормотал проклятье сквозь сжатые зубы и направил своего скакуна к привалу. Его рука лениво поглаживала рукоять меча, который висел на седле, затем он запустил ее в свой плащ и достал шелковый шнур, который был обвязан вокруг небольшого глиняного сосуда и неровного кристалла.
   С привычной легкостью путешественник откупорил сосуд и пролил одну каплю черной жидкости на кристалл. Ветер унес несколько слов, которые он пробормотал, но кристалл отозвался на их силу и засветился слабым желтым светом. Он начал вертеться, постепенно вытягиваясь против ветра, пока не протянул нить параллельно земле и не указал на север. Путешественник кивнул и пробормотал еще одну короткую фразу, после чего сияние стало ослабевать. Он снова обвязал нить вокруг кристалла и сосуда и спрятал их в своем плаще. Пока он делал это, то рефлекторно смотрел на свои руки. Когда же он поднял глаза, то уже не был один.
   Взгляд путешественника скользнул по четырем фигурам, которые как будто возникли из разряженного сухого воздуха. Они окружили его, держась на дистанции примерно в тридцать шагов, вне радиуса, на котором всадник на сильном и хорошо тренированном боевом коне мог бы достать их одним скачком. На них были легкие и бедные одежды цвета земли, а их руки сжимали короткие луки с наложенными, но еще не натянутыми стрелами. На боках у них висели различные клинки: скимитары, ножи, кинжалы и пара метательных топоров.
   "Шайтан, - прокричал один из лучников. Он сделал паузу и перешел на грубую латынь. - Тебя не должно быть здесь. Разворачивайся и уезжай, иначе поплатишься жизнью".
   Путешественник сделал изнуренный жест и ответил на арабском: "Я боюсь, вы перепутали меня с кем-то. Ваша ссора меня не касается".
   "Разумеется, - насмешливо сказал другая женщина, - мы перепутали тебя с мудрым шайтаном и поняли, что ты дурак. - Она подняла свой лук и прицелилась в центр груди путешественника. - Но даже дурака можно научить, а Хаким писал, что боль - лучший учитель". Она выпустила свою стрелу.
   Путешественник соскочил с седла, и когда его плащ откинулся, его противники могли видеть под ним прекрасный доспех, пока путешественник доставал свой меч из ножен. Стрела пролетела там, где мгновенье назад находилось его сердце, но опоздала. Он выпрямился и его глаза стали красными, их блеск отражался на клинке его меча. "Да будет так, - прошипел он. - Я уважаю вашу землю и людей, которых вы охраняете. Если вы не хотите слушать, ваша кровь будет на ваших же руках". Просвистели еще две стрелы, и он увернулся от них, приблизившись на несколько шагов к женщине, которая выстрелила первой.
   Трое из нападавших бросили свои луки и достали мечи. Четвертый же стоял спокойно, держа лук, но не целясь из него, и наблюдал за развитием событий. Трое приблизились к путешественнику с нечеловеческой скоростью. Он же стоял на месте, прислонившись спиной к высокому валуну. Сталь ударялась о сталь, двигаясь быстрее, чем могли бы уследить глаза смертного. Капли крови и обрывки одежды падали на камни. Через мгновенье на них еще упали два пальца, затем целая рука, которая все еще сжимала длинный кинжал. Еще два мгновения, и схватка была окончена.
   Путешественник стоял прислонившись к валуну и кровь текла из нескольких его ран. Вокруг него было разбросаны три тела. Один нападавших все еще причитал и пытался встать на искалеченную ногу. Двое других были неподвижны как смерть, так как у них из груди торчали деревянные колья.
   Путешественник болезненно выпрямился и взглянул на своего четвертого противника. "Боль - лучший учитель, - насмешливо процитировал он. - Я полагаю, вы хотели получить собственный урок?"
   Оставшийся пожал плечами. "Они молоды и нетерпеливы и ты избавил меня от необходимости научить их. Я так же кое-чему научился".
   " И чему же ты научился?"
   В ответ на этот вопрос оставшийся иронично пожал плечами и улыбнулся. После паузы он ответил: "Не позволять другим видеть, как ты появляешься". Воин дрогнул в лунном свете и исчез.
   Глаза путешественника расширились и он прыгнул к своей лошади. В безмолвном воздухе просвистела стрела и вонзилась ему в лодыжку, свалив его на землю. Он вывернул ногу и схватился за древко, но два невидимых удара разбили его колени. Он упал ничком, затем перевернулся на спину и выставил перед собой меч как тщетную защиту.
   В небе над ним начали исчезать звезды, закрываемые собирающимися грозовыми облаками.
   Еще один удар рассек запястье путешественника. Его меч упал на землю рядом с ним. Он повернулся, пытаясь дотянутся до меча другой рукой, но остановился, когда у его горла появился скимитар. Он взглянул в глаза воина, который стоял над ним, и увидел в них пустоту долга и почти невидимый отблеск удовольствия.
   Небеса разразились чудовищным ревом, и белая вспышка заставила померкнуть все остальные цвета мира. Меч воина отлетел прочь и с него потекли светящиеся капли расплавленной стали.
   "Достаточно", - произнес чей-то голос почти неслышно, а затем раздался второй удар грома.
   Воин обернулся. "Дон Делакруз, - начал он вежливо, - не смотря на то, что ваше присутствие всегда желанно, боюсь, я должен опротестовать это вмешательство. Я держу ситуацию в своих руках, и присутствие кого-либо из вашей касты и такого положения навряд ли..."
   "Избавь меня от своих никчемных слов, Карим, - ответил вновь прибывший, старик, который был одет в коричневое, и непринужденно сидел на вершине неровного валуна. - Амр посчитал необходимым послать наблюдателя в это место, и я не удивлен, что его предчувствие касалось тебя. Если таким образом ты "держишь ситуацию в руках", то я удивляюсь, как Калиф все еще позволяет тебе тренировать учеников".
   Карим вздрогнул и его кожа потемнела от гнева настолько, насколько это было возможно. "Здесь больше не о чем говорить! Мы обнаружили этого шайтана, когда он пытался проникнуть в наши земли! Он должен был получить по заслугам как вражеский шпион, пока ты не вмешался! А теперь не вмешивайся или же Калиф услышит об этом и мы посмотрим, чье слово - закон на Горе!"
   Подогнав кровь к своим искалеченным конечностям, путешественник заставил свое тело исцеляться. Его меч лежал вне досягаемости, но Карим был сосредоточен на другом противнике. Однако даже когда путешественник осуществил свой план и сжал рукоять меча, тот выскользнул из его пальцев. Он проследил за ним глазами, и тот взлетел с земли и очутился перед широко раскрытой ладонью вновь прибывшего, дона Делакруза.
   Он спокойно рассмотрел меч. Его левая рука лежала на камне, на котором он сидел, а правая все еще вздрагивала от высвобожденной силы, и он водил ей по клинку. "Я узнаю эту работу, - сказал он задумчиво, обращаясь скорее к оружию, чем к кому-либо из присутствующих. - Де Пелерома из клана Тореадор, если я не ошибаюсь. Лишь он способен создать столь прямые линии. - Он взглянул на Карима. - Твое поведение в эту ночь непростительно, и ты должен благодарить Прародителя за то, что я не испепелил тебя за то оскорбление, которое ты нанес союзнику Горы. - Он сделал паузу и весело улыбнулся. - Я забуду о твоих угрозах, так как они были произнесены в запальчивости. Лучше подумай о том, как ты грубо нарушил законы Хакима".
   Карим зарычал от этого скрытого вызова. "Союзник? Я видел, как он применял кровавую магию и его заклятье поиска указало вглубь наших земель! Что еще я должен сказать?"
   "А что, все кровавые чародеи - шайтаны?" - холодно спросил Делакруз. Слабые молнии засверкали вокруг его сжатого кулака и в его глазах.
   Карим невольно отступил назад, его лицо превратилась в непроницаемую маску. "Я... У меня не было и мысли об этом..."
   "Разумеется, у тебя ее не было. Неужели дом Хакима настолько беден, что не может предложить гостеприимства тем, кто когда-то были нам как братья? Должны ли мы изрубить их вместо того, чтобы признать свой долг перед ними?"
   Карим неуклюже поклонился, затем вздрогнул и снова исчез. Делакруз взглянул на путешественника. "Так, что же думаю о тебе? Я знаю, кто ты и за чем охотишься в наших землях. Методы Карима могут быть поспешны, однако я не могу обвинить его за его мотивы".
   Путешественник встал на ноги и расправил плечи. "Так покончим с этим".
   Делакруз сухо рассмеялся. "Я не сказал, что разделяю его мотивы. Слишком многие, подобные тебе, видят в роде Хакима лишь голодных бандитов. Мне бы хотелось оставить у тебя гораздо лучшее представление о нас".
   Путешественник красноречиво посмотрел на место, где недавно стоял Карим.
   Чародей ухмыльнулся. "Не суди о хозяине замка по мальчишкам, которые чистят конюшни. - Он сделал неуловимый жест рукой, и меч полетел, лениво завращался в воздухе, а затем застыл, обращенный рукоятью к своему владельцу. - Я возвращаю тебе твой клинок, но твое существование закончилось бы сейчас, если бы я не вмешался. Я буду считать, что твой долг передо мной исполнен, если ты окажешь мне две услуги". Он сделал выжидающую паузу.
   "Я не дам обещания, прежде чем точно не узнаю, чего от меня хотят, - ответил путешественник. Он схватил свой клинок и вложил его в ножны, а затем почтительно склонился. - Однако я у тебя в долгу, и моя честь требует, чтобы я по крайне мере тебя выслушал твою просьбу".
   Делакруз фыркнул. "Как я уже сказал, я знаю, за чем ты охотишься. О том, что ты ищешь, известно моим братьям, и мы знаем, где оно находится, однако оно еще не доставило нам столько неприятностей, чтобы мы его уничтожили. Я проведу тебя к нему, и ты свершишь с ним необходимые тебе дела. Затем ты немедленно вернешься к себе домой, чтобы твои действия не заставили нас изменить свою позицию. Это моя первая просьба к тебе".
   "А вторая?" - осторожно спросил путешественник.
   "Теперь, когда у тебя есть проводник, твое дело не является столь срочным, - сказал Делакруз и широко улыбнулся. - Твоей второй задачей будет принять мое гостеприимство на две ночи, в течение которых я расскажу тебе о наследниках Хакима, о том, как мы сами себя видим. Если ты так мало уважаешь нас, то по крайне мере должен выслушать авторитетное мнение".
  

(LS 3: Wolves at the Door)

  
  К содержанию
  
  
  

Животные

   Йоханесу нравился страх. Когда он продирался через спутанные корни и поросль Черного леса, то почти мог ощущать на вкус панику своей жертвы. И скоро он насладится ей в полной мере.
   Дровосек был где-то в ста шагах впереди него и создавал ужасно много звуков по мере того, как он пробирался сквозь ветки и спотыкался о пни, тщетно пытаясь убежать. Йоханес знал, что может настигнуть его одним рывком, но он хотел посмаковать охоту. Ведь это был не обычный дровосек, а Вильгельм.
   Вильгельм Сильный, которому так нравилось пугать деревенских детей. Самым маленьким он рассказывал пугающие истории о страшных волках, которые пожирали младенцев и их матерей. Более старших он приводил в лес, предположительно для того, чтобы испытать их навыки, и использовал их в свое удовольствие. В некоторых случаях оно заключалось просто в нагнетании ужаса: он обещал ребенку убить его, гнался за ним по лесу, а затем отпускал. В других случаях, как например это было с Йоханесом, дровосек давал волю своим более плотским аппетитам, когда оставался наедине со своим доверчивым "учеником". Те, кто потом жаловались, могли столкнуться с яростью Вильгельма, его сильной правой рукой или даже его топором.
   Достаточно храбрые или хитрые крестьяне не могли поколебать его власть. У Вильгельма был союзник, местный аббат отец Краус, который если и не разделял его склонностей, то достаточно одобрял, чтобы смотреть на них сквозь пальцы. Краус просто улыбался, когда плачущие матери рассказывали ему о судьбе своих сыновей и говорил, что все в руках Божьих.
   Теперь же Йоханес был повелителем леса и скоро Вильгельм окажется у него в руках. Дровосек пробирался по хорошо знакомой ему тропинке и Йоханес нарезал круги вокруг него. Когда же его жертва оказалась посреди открытой местности, он сделал прыжок и заблокировал ей отход.
   "Пресвятая Мария!" - воскликнул дровосек, остановившись на листьях и ветках, которые лежали на земле. Он замер в паре метрах от своего бывшего ученика.
   "Привет, Вильгельм, - сказал Йоханес голосом, больше похожим на глухой рык. Его глаза светились красным цветом в ночи, а из пальцев выдвинулись когти. Он ступил вперед. - Плохо выглядишь, старик".
   "Кто... что?" На его лице ужас боролся с удивлением. Он отступил назад, чтобы держать дистанцию между собой и чудовищем.
   "Неужели ты не помнишь маленького Йоханеса? Ты говорил, что я сладкий, как вино". Еще один шаг.
   "Йоханес. Но ты..."
   "Мертв? Да, это так. Это пугает тебя, старик? - сказал он и сделал еще один шаг. - Должно пугать".
   "Дьявол!" - крикнул Вильгельм Сильный и нанес ему удар своей правой рукой, которая еще год назад казалась Йоханесу боевым молотом. Теперь же она причинила его груди вреда не больше, чем детский шлепок.
   "Дьявол? - спросил Йоханес, и, на мгновенье улыбнувшись, насладился шоком в глазах своей жертвы. Он вонзил свои когти ему в кишки и распорол его до сердца. - Да, я дьявол".
  

***

   Аббат завизжал как свинья и убежал в монастырь. Йоханес закончил пить кровь из неудачно подвернувшегося ему брата и бросил его тело на каменные ступеньки. Полный горячей крови, он стучал по деревянным дверям дома Господа, пока они не разлетелись как хворост.
   Аббат Краус в безумии семенил к нефу, взвизгивая при каждом вздохе. Достигнув алтаря, он обернулся и сжал распятье.
   "Оставь меня в покое!" - закричал он. Он высоко поднял крест, махая им так, как будто бы он даровал ему божественную защиту.
   Йоханес медленно и нагло пошел вперед. Его руки шевелились, как будто бы уже разрывали толстое брюха Крауса.
   "Так ты приветствуешь дьявола в своем доме, священник? Эгоистичные требованиями? Чем же тебя может защитить твой бог? Твоими реликвиями? - Йоханес подошел к небольшому алтарю, посвященному Богородице и опрокинул его своей когтистой рукой. Ее статую пролетела несколько метров и разбилась на кусочки о каменный пол. - Похоже, этой ночью твой Бог может предоставить не так уж много защитников".
   Аббат принялся что-то бормотать на латыни и Йоханес засмеялся. "Продолжай молиться, возможно, ты получишь свою награду в раю!"
   Несколькими быстрыми шагами он приблизился к священнику и отбросил распятье. Он схватил толстяка за его одеяние и швырнул его через алтарь так, что тот врезался в каменную стену. "Теперь это дом дьявола, жалкий человечешка! Мой дом!"
   "Нет, нет..." - пробормотал маленький толстый аббат, встал на ноги и схватил единственную вещь, которая подвернулась ему под руки - факел на стене. Йоханес снова был практически перед ним, когда он выставил факел вперед. "Назад!"
   Танцующее пламя хлестануло Йоханеса по глазам и отметило его плоть. Боль была не такой уж сильной, но это было самое жуткое, что он ощутил с тех пор, как прошлой зимой на него напали волки. Он отошел на три шага назад и вскочил на алтарь прежде, чем успел осознать это.
   "Да, демон, - сказал Краус и сам пошел вперед. - Бойся силы Христа Спасителя!"
   Йоханес не мог отвести глаза от желтого пламени. Ему казалось, что его кровь кипит, огонь сжигает его конечности и все кричит ему о том, что нужно двигаться, бежать в лес, подальше от боли, которую причиняет огонь.
   "Ты не можешь сопротивляться чистоте верного слуги Господа на земле!"
   Внезапно в душе Йоханеса страх превратился в ненависть. Этот маленький толстяк думает, что он непорочный слуга Господа? Эта маленькая жадная пиявка? Йоханес зарычал и бросился вперед.
   В этот раз он даже не почувствовал факел, так как сосредоточился на глотке Крауса.
  

***

   Церковь начала гореть, когда Йоханес начал возвращаться в туманный лес. Теперь жидкий серый мех покрывал его спину и кое-где руки. Он улыбнулся. Еще один знак его силы.
   "Я Йоханес-дьявол! - закричал он небесам. - Это мой лес! Я непобедим!"
   "Ты ничто", - сказал туман.
   Йоханес повернулся на голос, его глаза горели ненавистью, из его пальцев вылезли когти. Однако там не было ничего кроме клочка серо-белого тумана между деревьями.
   "Покажись!"
   "И сколько же тебе зим, дьявол?" - снова раздался голос из тумана.
   Йоханес закричал и бросился сквозь туман, намериваясь разорвать того, кто прятался в нем, однако вместо этого он упал на ветки, которые устилали землю.
   "Всего лишь одна, насколько я понимаю".
   Йоханес обернулся и увидел, как туман завертелся и превратился в огромного волка. Йоханес узнал в нем того, который напал на него прошлой зимой, и застыл от страха, а тот запрыгнул на него уже через секунду. Его могучие челюсти сомкнулись на шеи Йоханеса, прежде чем тот успел пошевелиться. Он закрыл глаза и приготовился умереть снова.
   "Тебе еще многому нужно научиться, дьявольское дитя". Теперь перед ним стояла крепко сложенная женщина. И то, как она на него посмотрела, заставило его почувствовать себя так, будто бы волчьи клыки все еще были на его глотке. " Но у тебя есть потенциал".
   Она развернулась и пошла в лес. "Пошли, скоро начнется Сборище. И внимательно слушай".
  

(LS 3: Wolves at the Door)

  
  К содержанию
  
  
  

Шарлатаны

   Гектор остановил своего коня и посмотрел на то, как его товарищ выл. Вой пронесся по лесу и по долине. Ему ответили волки, и спутник Гектора повернулся к нему, скаля свои белые зубы, которые ярко контрастировали с его кожей, слишком темной для Равнос. "Пури Даэ пошлют эскорт, чтобы мы могли проехать безопасно".
   Гектор остался ждать со своим соклановцем (если этот вновь прибывший действительно принадлежал к той же крови, что и он) на краю венгерского леса. До него доходили новости о странных Каинитах, которые путешествовали в караванах и тоже называли себя Равнос. Он любил отслеживать передвижения своего клана, и новая неизвестная семья была поводом насторожиться. Гектора не беспокоили сюрпризы ни когда он был смертным рыцарем, ни когда он поклялся в верности своему сиру после Становления.
   Гектор нашел Джаведа в Константинополе с помощью другого Равнос западного происхождения по имени Грегори, который заявлял, что происходит из египетской семьи из Александрии. Гектор всегда был настороже, когда имел дела с Грегори, но с ним было легче, чем с Каинитами из других кланов. С другой стороны, Джавед вообще не хотел ни о чем говорить с Гектором.
   Сперва Джавед не поверил в то, что Гектор - Равнос. Однако когда же Гектор убедил его в этом, тот был сражен наповал. "Ты - гаджо!" - несколько раз повторил гость с востока со своим тяжелым акцентом. Когда Гектор спросил, что же значит это слово, Джавед сказал что это "не принадлежащий к крови". Это не имело смысла для Гектора, по крайне мере сперва.
   После трех ночей переговоров Джавед согласился взять Гектора увидеть его джати, или семью, что объяснило бы, как два настолько чуждых вампира могут быть Равнос. Однако Джавед неохотно пошел на уступки. Следующих две недели они путешествовали со смертными слугами Джаведа. Он настоял, чтобы Гектор следовал за ним один, оставив своих слуг и свою котерию. Когда Гектор засомневался, Джавед поклялся, что он будет в безопасности, но если придет так много чужаков, то караван, или кумпанья, как он называл его, не пропустят их.
   Гектор начал понимать, что Джавед находился в кровном родстве со смертными. Когда Гектор или Джавед приближались к ним, то они делали знаки в воздухе или плевали на землю. Им определенно не нравились Каиниты, но они не предпринимали никаких действий против них во время путешествия. Когда Гектор спросил, можно ли им доверять, Джавед смеялся несколько минут.
   Все эти события привели Гектора в это место, где он ожидал Пури Даэ, термин, который на языке Джаведа видимо означал "старейшина" или "князь".
   Из-за деревьев показалась стая волков, их мех практически мерцал в темноте. Один из них, по всей видимости, вожак, судя по тому, как он держался, подошел к Джаведу и громко завыл. Джавед достал нож из одного из своих рукавов, эффектно разрезал себе запястье, и позволил своему витэ течь в пасть волка. Тот принялся жадно пить витэ. "Это держит их в повиновении", - сказал он Гектору.
   Гектор кивнул и сдал ждать.
   "Мы пойдем за ними, - продолжил Джавед. - Они знают дорогу". Так они и сделали. Около часа два Каинита углублялись в лес вслед за волками.
   Джавед сказал: "Местные, как смертные, так и те, кто пьет кровь, не трогают нас. Мы нашли безопасное место".
   "А что насчет люпинов?"
   "Мы избегаем их".
   Гектор снова кивнул. Тем, кто привык путешествовать, не так уж сложно избегать диких людей-волков. Однако он все же внимательно вглядывался в лес, ища признаки засады.
   После того, как луна очутилась в зените, они прибыли в небольшой лагерь, который находился в узкой долине. Деревья и горы, которые окружали его, создавали иллюзию мира. Джавед улыбнулся Гектору, крикнул что-то на своем языке, и мир был нарушен.
   В разуме Гектора промелькнуло предупреждение. Рыцарь достал свой меч и приготовился к битве. Однако он не был готов ко множество духов и демонов, которые буквально появились перед ним и принялись терзать его плоть. Несколько минут он пытался сдерживать натиск, но боль и паника превозмогли его. Зверь, который всегда был силен в его крови, поднял свою уродливую голову и его захватила волна неконтролируемой ярости.
   Гектор не мог вспомнить, как долго им владело безумие. Когда он снова смог трезво мыслить, то обнаружил, что лежит на спине и из его сердца торчит деревянный кол. Он не мог двигаться. Звезды над ним мерцали в дыме от костров лагеря. Поблизости раздался женский голос, который говорил на языке Джаведа. Джавед ответил, и Гектор услышал приближающиеся шаги. "Прости, брат, но мы сделали это для твоего же блага. Ты вел вырожденческое существование и отклонился от своего истинного пути".
   Гектор попытался просверлить дыру в Джаведе своим взглядом, но, разумеется ничего не вышло.
   "Однако не все потерянно, - продолжил Джавед. - Видишь ли, здесь, в Европе, все вы, Равнос, сбились с пути. Кто-то говорит, что вам уже нельзя указать истинный путь, что вы дикари или даже хуже того. Я думаю, что они не правы и докажу это на твоем примере".
   Джавед попробовал посадить Гектор, но деревянный кол в сердце рыцаря делал это несколько затруднительным. "Теперь бабушка излечит слабость твоего сердца. Так должно быть". Женщина совсем не была похожа на бабушку, но подобная внешность ничего не значила среди Каинитов.
   Несколько мгновений ничего не происходило. А затем женщина проникла в мысли Гектора с непреодолимой силой. Всего его существование пронеслось у него перед глазами, когда она продиралась сквозь его воспоминания. Все что он мог сделать - это выхватить ее имя из этого вихря (Амаравати), а затем...
   ...Гектор стоял перед бароном. Всю свою жизнь он готовился к этому моменту. Он был разочарован, что его лорд не разделяет его энтузиазма и относится к этому ритуалу как к рутинному заданию...
   ...Женщина, которая похитила сердце Гектора, Марсия, стояла перед ним. Ее классические латинские черты нежно освещал свет факелов, и она ожидала ответа. Она была трубадуром, приходило лишь ночью и пела самые красивые песни. Она сказала, что этой ночью он может присоединиться к ней. Подталкиваемый тем, что он считал любовью, он согласился. Когда она укусила его, он уже не мог сопротивляться...
   ...Гектор пришел в церковь, чтобы покаяться в своих грехах, что он пил человеческую кровь и стал демоном ночи. Когда он увидел распятье и Христа в терновом венце и с прибитыми руками и ногами, его наполнила ярость. Ярость на Бога, который позволял такому как он существовать. Он выгнал священников и поджег церковь. Внутри него нарастал темный гнев, который шептал ему о предательстве Бога...
   Гектор проводил ночь за ночью под опекой Амаравати. Она кормила его кровью смертных каждую ночь, Джавед прятал его в ящике для отдыха утром, и обучал его путям Дороги Парадокса. Сперва он отказывался принимать его или верить ему, но Амаравати знала все его слабости, тайны и темные закутки души. У него не было ответа на ее аргументы и защиты против ее убежденности. Медленно, но верно она уничтожала его привязанность к рыцарству и воинской чести и заменяла их на приверженность Дороге Парадокса, философии, которая определяла его цель и существование, давала ему богов, которые придавали смысл всему.
   Марсия пришла к нему несколько месяцев спустя. Она нашла его в одном городе на берегу Средиземного Моря - он не мог вспомнить в каком, помнил лишь, что там были теплые ночи и песок повсюду. Его больше не беспокоило, что конкретно он делал, и когда он искал, чем же ему заняться, Марсия позвала его, а когда он проигнорировал ее зов, она заставила его прийти при помощи силы своего витэ. "Гектор, приди ко мне. Нам нужно поговорить".
   Он пришел, так как в действительности у него не было выбора. Гектор устал от отсутствия выбора, от долга, который он исполнял так долго. У него не было выбора, когда он получил Становление, не было выбора, когда Амаравати обучала его, мог же он хотя бы путешествовать, куда ему вздумается? Нет, даже это не было ему позволено. "Что, Марсия? Чего ты от меня хочешь?"
   Марсия взглянула на Гектора, ступила вперед и попыталась посмотреть ему в глаза. "Ты... изменился. Я не могу сказать, как... но ты больше не тот Гектор, которого я знала".
   Гектор посмеялся над ней также, как и Джавед смеялся над ним. "Нет, я больше не твой, сир". Он произнес последнее слово с наибольшей ненавистью, на которую был способен. "Лишь потому, что ты Равнос, я не попытался убить тебя прямо здесь".
   Глаза Марсии стали холоднее северной зимы. "Ты восстаешь против меня, дитя? Я даровала тебе не-жизнь".
   "Я не желал ее".
   Марсия ударила его с такой силой, которая бы переломила смертному челюсть. Зубы Гектора затрещали, но он не был ранен. Он застыл на мгновенье, а затем посмотрел вдаль. "Уходи. Пожалуйста. Оставь меня. Твой путь - не мой".
   Он смотрел, как она медленно и неторопливо поворачивалась к нему спиной. "Не возвращайся ко мне, - сказала она ему. - Тебе больше нет места среди Фаедемитов". Он не мог видеть ее лица, и не видел, чего стоили ей эти слова.
   Так или иначе, привязанность к семье всегда была сильна среди Равнос.
  

(LS 4: Thieves in the Night)

  
  К содержанию
  
  
  

Безумцы

   "Стоять! Хватайте его!"
   Это все, что услышал Анатоль, когда он убегал вниз по ветреным улицам, скользким от грязи и снега. Он мог ощущать легкое покалывание в свои ступне, пока бежал по замерзшим лужам, каждая из которых была подобна миниатюрной пасти, полной острых, как бритвы, зубов, чьи укусы становились сильней с каждым шагом.
   За ним следовали гротескные тени его преследователей. Скользкая толпа, бурлящая от гнева и страха. Анатоль бежал от теней, а не от прихвостней князя, так как знал, что за ними скрывались демоны, и они собирались вокруг него. Они были голодны и хотели отомстить ему.
   "Страх - это безумие", - подумал про себя Анатоль, проникая все глубже и глубже в город, в его разрушенное римское сердце. Он позволили случаю и удачи вести себя, зная, что провидение направляет его, и зная, что Бог не покинет его - не этой ночью. А за ним следовали прихвостни князя и их тени.
   Рудольф, князь Праги, не хотел иметь ничего общего с Анатолем - его посланники ясно давали понять это. Чего же он боялся? Если это было безумие, то было слишком поздно, так как оно уже поглотило его город. Оно взывало к Анатолю. Но там также был и страх перед безумием. И этот страх заставлял князя и его приближенных погружаться в глубины сумасшествия.
   Анатоль вспомнил, как местные Каиниты смотрели из окон и теней, когда он вошел в Прагу. Сокрытые от его взора (или, по крайне мере, так им казалось) они следили за ним, боясь даже перейти ему дорогу, чтобы не столкнуться с его безумием - как будто они были настолько везучи.
   Гордые Бруджа находили отговорки, чтобы не находится в городе, а надменные Тореадоры шептали, что таких ублюдков как Анатоль не стоит терпеть в эту цивилизованную эпоху. Мудрые Каиниты не говорили ничего, но их страх был осязаем. Сам князь отказался видеть Анатоля под предлогом неотложных дел, даже не смотря на то, что Анатоль принес сообщение от Люситы и ее покровителей Магистров - такое нарушение этикета нелегко забыть. Анатоль наслаждался тем страхом, который у других вызывало его божественное помешательство. Это означало, что они видели ужасный свет Господа в нем, что он был его глашатаем и посланником, вестником Слова и ничем большим. Каиниты боялись своего собственного проклятья и правосудия, которое он нес.
   А зачем начались слухи. На вторую ночь Ардан, послушник Тремер, был найден мертвым, а новое дитя Фанатичной Екатерины превратилось в прах - но Анатоль не имел ничего общего с этими тайнами. Что-то еще кралось в ночи, и оно взывало к Анатолю во сне.
   Анатоль чувствовал, как город кипел перед ним. Он видел это прежде и знал, что произойдет дальше. Поэтому сейчас он бежал, и чем быстрее он бежал, тем быстрее улицы и камни мостовой сливались воедино. Вскоре он уже плыл сквозь лабиринт узких улочек и темных аллей, через пещеры и гробницы, где покоились тайны. Другой бы решил, что он потерялся, однако Анатоль слышал зов, ведущий его, и погружался вглубь Праги.
   Он остановился несколько часов спустя в старом районе города. Его окружали руины и хибары. Он мог видеть колонию прокаженных, которая устроилась в одном из зданий. Они не боялись его, и это дало ему передышку. Однако несколько мгновений спустя два прихвостня князя появились рядом с ним, выпрыгнув из-за разрушенной колонны. Однако даже когда его застали врасплох, Анатоль двигался с божественной быстротой, и его меч, ржавый и изношенный, рубанул по одному из стражников прежде, чем тот сообразил что происходит. Пар от теплого тела и металлический привкус крови окутали Анатоля. Он чувствовал, как его Зверь рвался наружу и требовал больше, и он не мог сопротивляться. Однако пока он питался, второй прихвостень глубоко погрузил свой топор в плечо Анатоля.
   Анатоль в ярости обернулся и бросился на второго стражника, он бил того, пока ребра стражника не выскочили из грудной клетки подобно шипам. Анатоль обернулся как раз вовремя и увидел, что тени его преследователей настигали его. Их мечи вонзились глубоко в него, и с каждым их ударом все больше его крови падало на холодную землю.
   Раненный Анатоль раскидал нападавших, что дало ему достаточно времени, чтобы проскользнуть в дыру в стене. Он нырнул в темноту и казалось, что прошла вечность, пока гнилое дерево и мусор ломались из-за его падения. Сквозь туман из пыли и мусора Анатоль посмотрел на неясные арки и колонны, которые погребли его. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он находится в подвале под ветхими остатками старой церкви.
   А затем Анатоль почувствовал чье-то присутствие, древнее и безмолвное. Сам воздух был пропитан им, и оно звало его. Он пошел на безмолвный зов, окруженный со всех сторон разрушающимися статуями и изображениями святых и ангелов. За подвалом начинался искаженный лабиринт из коридоров, которые казались бесконечными, в которых отражалась душа еще более искаженная, чем та, которая была у Анатоля. Он окончился помещением, в котором находился каменный алтарь, и на нем лежала спящая статуя. Только это была не статуя, а Каинит, которой принадлежал голос, что вел его. Во тьме Анатоль почувствовал ее боль, ее усталость от тьмы и он знал, что только он может спасти ее от этого.
   Она и не дралась и не сопротивлялась, когда Анатоль пронзил ее каменную кожу своими клыками. Она не двигалась, когда Анатоль пил ее витэ. Однако приблизившись к порогу забвения, она вздохнула и прошептала лишь одно слово: "Почему?"
   Анатоль остановился. Долгое время он нависал над своей жертвой, и ее существование было в его руках. Затем он резко развернулся и ушел, пощадив ее.
   Он не знал, почему.
  

(LS 4: Thieves in the Night)

  
  К содержанию
  
  
  

День, когда вода остановилась

   Я все еще боюсь спать в тишине. Но когда я была маленькой, мне была необходима тишина, чтобы уснуть. Окна моей комнаты в Лиссабоне выходили на океан, и когда я научилась бояться смерти, волны напоминали мне о том, что вода будет течь даже после того, как я умру. После этого я начала спать в комнате матери - здесь я не слышала воду. Мать говорила мне не бояться смерти, и рассказывала мне истории о женщинах, которые пожертвовали своими жизнями.
   Мне было девять, когда мама умерла. Я и мой отец покинули поместье в Лиссабоне и поселились в небольшом домике в Венеции. В отличие от вод Лиссабона, воды Венеции не выглядели контролируемыми, и они часто заливали нашу землю, наполняя ее запахами гнили и влажности. Моя комната была сырой и выглядела как непокорный залив. Грубые деревянные стены всегда были влажными, и резкий запах плесени внутри смешивался с таким же запахом плесени снаружи.
   Я скучала по соленому запаху Лиссабона, однако мне нравилось слушать шум ручья по ночам, когда я училась. Отец прерывал меня, когда наставало время отдохнуть. Он ставил кружку с водой мне на стол.
   "Ты хорошо поработала вчера, - говорил он, - но не идеально. - Я кивала. - Задуй свечи перед сном". - Я наблюдала, как он уходил. - Выпей свою воду", - говорил он через плечо. Это был наш вечерний ритуал. Он уходил, я выпивала свою воду, ложилась и слушала, как вода бьется о камни. В отличие от океана, мелодия ручья менялась. Я ждала, когда же вода остановиться. Этого никогда не происходило, и ее течение убаюкивало меня.
  

***

   Мой отец и я жили жизнью, которая была подчинена водным часам или клепсидре, как он их называл. Они возвещали нам, когда наставало пора заниматься или следовало сменить урок. Мои уроки были бесконечны, и они были самой важной вещью. Помимо них, моими единственными обязанностями были установка клепсидры и приготовление пищи. В это же входили прогулки на рынок, чтобы купить еды.
   "У твоего мужа может не быть слуг, которые будут тебе готовить", - говорил мне отец.
   Я попала в неприятную ситуацию на рынке, когда принялась рассуждать там о христианстве перед продавцом овощей. Я не думала, что меня кто-то слушает, и что мои слова вызовут такую реакцию. В следующий раз, когда я пошла на рынок, ко мне подошел Кристобаль. Я знала, что он был грамотеем, но избегала его, так как он был крестоносцем.
   "Скажи мне свое имя". - потребовал он.
   "Мария из Назарета, и ты украл моего сына!" - ответила я на греческом и убежала прежде, чем он успел перевести мои слова. Когда я рассказала отцу о случившимся, он рассмеялся. "Теперь я буду посылать девушку-служанку, - сказал он и взял меня за руку. - Вскоре ты женишься и уедешь со своим мужем в мое имение в Лиссабоне".
  

***

   Отец так никогда и не нашел мне мужа. Он был выдающимся врачом и часто отлучался. Даже за границей требовался его талант. Он путешествовал в далекие места и рассказывал мне о водах, которые он там видел. Он описывал мне странные и опасные миры. Иногда я боялась, что он исчезнет навсегда, но он каждый раз возвращался. С новой историей и книгой.
   Однако когда мне исполнилось восемнадцать, и он вернулся из Арагона, все было по-другому. Не было ни историй, ни книг.
   "Когда тебе исполниться двадцать, я отошлю тебя в университет к своему другу в Лиссабоне, - сказал он мне. - Я не могу больше оставлять тебя здесь". Я попросилась поехать вместе с ним.
   "Нет ,- ответил он. - Моя работа может подождать еще два года".
  

***

   Год спустя Кристобаль пришел к моему отцу и захотел меня увидеть. Я оставалась в своей комнате и слышала их разговор.
   "Ее здесь нет", - сказал мой отец.
   "Ее разыскивают за ересь, - ответил Кристобаль, - Духовенство хочет казнить ее. Если она вый
   дет за меня, то я защищу ее".
   "Ты женишься на еврейке?"
   "Она может распалить бунт всего несколькими словами, - ответил Кристобаль.- Ты же знаешь, что я могу использовать ее таланты при нашем дворе".
   Дворе? Мою голову внезапно переполнили вопросы и я продолжила слушать, чтобы получить ответы.
   Отец не был смущен: "И ты обречешь ее на это?"
   Кристобаль ответил: "Если ты отдашь ее мне, у нее будет длительное и интересное существование под моей защитой". Я услышал, как пол заскрипел от чьих-то шагов. "Если ты вообще хочешь, чтоб она выжила, отдай ее мне". Дверь открылась и он продолжил. "В противном случае я отдам ее прах Церкви". Дверь захлопнулась.
  

***

   Отец записал в книгу абзац на греческом, и мне не требовалось спрашивать, почему.
   К нам прибыл византиец. Отец оторвал меня от моих занятий, чтобы представить ему.
   "Иссачар, позволь мне представить тебе мою дочь, Флоретту, - сказал отец на иврите. - Она не замужем". "Он из Византии", - прошептал отец мне на португальском. Я изучала этого незнакомца, пока он возился с нашей клепсидрой. Он был андрогинным и на его лице были женственные черты юности. Однако он держал себя как мужчина. Как и мой отец, он носил фиолетовое одеяние медика, но оно было из бархата, чтобы подчеркнуть его происхождение. Не смотря на свою моложавую красоту, он выглядел больным. Его кожа была довольно бледна, и даже его дыхание было таким незначительным, что его можно было не заметить.
   Византиец вылил воду из клепсидры. И я возненавидела его.
   "Добро пожаловать, захватчик, - сказала я на португальском, веря, что он не понимает меня. - Ты слишком болен, чтобы понять, для чего этой клепсидре нужна вода, или же время ничего не значит для мертвых?"
   Лицо Иссачара исказилось. "Простите?" Он все понял. Я уставилась на него и даже улыбнулась бы, если бы он не буравил меня своими глазами. Поздно было отступать назад.
   "Моей дочери кажется, что вы больны, - заикаясь, проговорил мой отец. - Она знает о моей работе. Она уже дважды принимала роды, но ее португальский все еще плох".
   Иссачар не обратил внимания на моего отца и перевел взгляд с меня на воду из клепсидры, которая была разлита на столе. Я победила.
   "Пошел вон", - сказала я, наконец.
   Иссачар подошел ко мне. Своими влажными руками он взял меня за подбородок, а его взгляд прямо-таки насиловал меня. Он сказал, что я никогда не выйду замуж. Но мне было все равно.
   Иссачар посмотрел на моего отца. "Знания твоей дочери опасны для общества, и если ты не уедешь в Британию, я обвиню ее в ереси".
   "Вы немного опоздали", - огрызнулась я.
   "Молчать", - прошептал Иссачар. И я замолчала.
   "Флоретта, - сказал мой отец. - Не пора ли тебе спать? Я принесу тебе воду, которую ты пьешь перед сном". Я посмотрел на незнакомца. Он отвернулся.
  

***

   После того, как отец ушел, у меня начались кошмары о том, что вода остановилась. Я пробудилась ото сна из-за тишины. В комнате было темно, и чье-то тело заслоняло от меня луну.
   "Ты не выпила свою воду, - сказал незнакомец голосом Иссачара. Он дал мне маленькой железную кружку. Я выпила жидкость из нее и скривилась от ее металлического привкуса.
   "Она не будет так ужасна на вкус, когда ты выпьешь ее уже после того, как прольешь", - сказал он.
   "По-моему я сказала, чтобы ты уходил".
   "За тобой кто-то должен присматривать".
  

***

   Мои кошмары часто начинались одинаково, но каждый из них заканчивался по-разному. В первом Иссачар ушел. Во втором он схватил меня. А в третьем он лишил меня девственности и позволил мне вкусить страсти, которую отец учил меня бояться. Она сделала меня мягкой. Впервые за множество лет я уснула в тишине. Я поверила, что у меня есть муж и что меня нужно спасать. Однако когда я проснулась, Иссачар исчез и не было никаких следов виргинальной крови. Однако я все еще ощущала страсть, и она начала разрушать меня.
   В четвертом сне я попросила Иссачара жениться на мне. В пятом он сказал нет. В шестом он ушел прежде, чем я уснула, с тех пор он всегда поступал так. Мои занятие иссушали меня, и странное чувство терзало меня изнутри. Единственное, что оставляло меня в живых - это вода, которую я пила.
  

***

   В ночь, когда я решила умереть, Иссачар приснился мне в последний раз. Я не выпила воду как обычно. Я взяла старый нож и перерезала себе запястья так же, как их перерезал отец, когда хотел окончить муки умирающего. Я задула свечу и легла на кровать. Я свесила свои руки с кровати и представляла, как кровь вытекает из них со звуками, похожим на журчание ручейка.
   Когда звук прекратился, появился Иссачар. Впервые я увидела его при свете свечи.
   "Позволь мне умереть", - прошептала я.
   "Не могу, - ответил он. - Ты философ, а не женщина. - Его рука потянулась к ножу. Поэтому ты и не можешь выйти замуж".
   "Тогда останься со мной". Я смотрела, как он отворачивал свой огромный рукав.
   "Я не могу", - сказал он и перерезал себе запястье.
   Я почувствовала, как горячий комок прокатился по моему горлу. "Ты проклинаешь меня", - проговорила я.
   "Я не проклинаю тебя этой
   ночью, - сказал он и поднес свое кровоточащее запястье к моим губам. - Пей".
   "Кровь?" Мне хотелось ее выпить. Моя душа жаждала этой жидкости, но моя страсть была нерациональной. "Ты совращаешь меня".
   Он улыбнулся. "Лишь настоящий философ может превозмочь свои нерациональные желания".
   " Тогда следуя этой логике, я не должна это пить".
   "Тебе нужна поддержка".
   "Кровь не спасет меня".
   "Иисус спас тысячи своей кровью".
   Я попробовала засмеяться. "Ты не спаситель". Иссачар со своим царственным видом смотрелся глупо здесь, при свете свечи. В своих бархатных одеждах он сидел на моей постели как на троне. Он даже перерезал свое запястье ради меня.
   "Я могу им стать", - ответил он.
   "Тогда спаси меня!"
   "Пей".
   И я выпила.
  

***

   Когда все это окончилось, он встал и сказал, что ему нужно идти. Я попросила его остаться.
   "Если я сделаю это, солнце не взойдет".
   "Ты не можешь остановить восход солнца, - засмеялась я. - Если ты можешь остановить солнце и воду, тогда избавь меня от страсти к тебе".
   "Но тогда я не смогу вернуться".
   "Отлично, - сказала я. - Уходи и позволь солнцу взойти. Я сгорю как демон и докажу, что ты не мой спаситель".
   "В те слишком мало Крови, чтобы ты сгорела на солнце", - сказал он и направился к двери.
   "Так дай мне больше, - сказала я, и отчаянье в моем голосе напугало меня. - Я ненавижу это солнце".
   Иссачар посмотрел на меня. "Ты слепа, Флоретта. Я пришел из пещеры теней, и я не отведу тебя туда прежде, чем ты сама не сможешь увидеть солнце". После этого он ушел.
  

***

   Когда я проснулась, все было не так, как я запомнила. На моих запястьях не было шрамов, но пол был залит кровью. На моем столе стояла кружка, и свеча была потушена. Нож исчез. Я гадала, был ли мой кошмар реален, или же просто я сошла с ума. Иногда кошмары к этому приводят.
   Я решила не обращать внимание на эти сны и двигаться дальше. Этим днем впервые за множество недель я покинула свой дом. Солнце возродило меня, и я не обращала внимания на клепсидру, наслаждаясь его теплом. Как ребенок, я купалась, бегала, танцевала и веселилась. Я чувствовала себя перерожденной, но это был последний день моей юности.
   В этот вечер я послала служанку на рынок и легла спать в общей комнате, ожидая вечера. Однако громкий стук разбудил меня. Когда я открыла глаза, дверь вышибли. На меня смотрело пять мужчин. Один из солдат указал на меня. "Она та, кто все это начал!" Я встала, а они приближались. Их лидер схватил меня за шею, прислонил к стене и начал допрашивать. Я узнала в нем Кристобаля.
   "Ты принимала роды ребенка Юлетты Джованни?" Я кивнула. Это не было преступлением. Он усилил свою хватку. "Юлетта умерла на солнце вчера. Только демоны умирают так".
   Я ухмыльнулась. "Ты действительно веришь во все это?"
   Он ударил меня. "Мы слышали сплетни о дочери Иезекиля Кохена. Он может исцелять, она может думать и подстрекает людей отвергнуть Церковь".
   "Я виновна", - насмешливо произнесла я, понимая, что уважительный тон ничего мне не даст.
   Он сдавил мое горло. "Ты проклятая?" Я фыркнула, но он продолжил. "Ты называла себя Марией из Назарета или нет?" Несмотря на его хватку, я улыбнулась и кивнула. Он разжал свою руку, и я упала.
   Кристобаль приказал своим солдатам: "Берите все, что вам нужно, и приведите ее ко мне завтрашней ночью".
   Они повиновались, и их облаченные в доспехи руки затуманили мой взор, пока я отчаянно думала, как же сбежать.
   "Кристобаль! - раздался женский голос среди хаоса, творившегося в комнате. - Настоящие христиане так не поступают!" - Я посмотрела на вход и увидела девушку, которая была еще моложе, чем я. Ее волосы были заплетены в косы, которые опоясывали ее голову, а ее платье было из светлого шелка. "Стыдись!" Ее голос был театральным, и она напомнила мне карнавальную девушку, которая требовала внимания к себе.
   "А, Катарин, девственница-шлюха из Тессалоники," - насмешливо проговорил Кристобаль.
   Она улыбнулась в ответ. "Я приказываю тебе освободить эту женщину".
   "Она отвечает перед тобой?"
   "Она отвечает перед двором Барселоны. Я отведу ее к князю Мирии".
   "Возможно, сперва ты захочешь отправиться ко мне", - сказал солдат у входа. Все кроме Кристобаля засмеялись.
   "Молчать! - приказала девушка. - Вы называете себя людьми Христа? Эта еврейка более целомудренна, чем вы. Я видела, как один из солдат принялся грызть свои губы, а второй уставился на свои ноги. Все кроме Кристобаля застыли не дыша, и даже мне стало тяжело дышать. Катарин подошла к Кристобалю и посмотрела своими холодными голубыми глазами в его глаза. Они долго смотрели друг на друга. Я стала отходить к лестнице, а солдаты - к выходу. Мы смотрели на этих двоих, что как будто исполняли какой-то танец. Они будто бы сияли, и я даже не знала, кто из них был более беспристрастен.
   Кристобаль достал свой меч, но меч Катарин уже уперся ему в грудь. Она держалась за рукоять так, слова клинок был продолжение ее руки. Она улыбнулась. "Из Флоретты получится отличная Бруджа". Он взмахнула клинком и выбила меч из руки у Кристобаля. Меч со звоном упал. "Но она не твоя". Катарин, не отрывая взгляда от Кристобаля, указала ему на дверь Ее голос требовал подчинения. "И забери своих овец с собой".
  

***

   Когда они ушли, Катарин схватила меня за запястье своей свободной рукой и повела к заднему выходу.
   "Мы должны идти", - сказала она.
   "Чего? - опешила я. - Я не могу уйти. Кто ты?"
   "Сейчас у нас нет на это времени. - сказала она и порвала свою одежду, открывая дверь. Она удивляла меня. - Ты нужна князю Мирии".
   "Кто он?"
   Катарин улыбнулась, открыв дверь.
   "Она, и я обещаю позже все тебе рассказать, - сказала она и остановилась. - Я почти забыла. - Она побежала назад к входу чтобы поднять книгу, которую она, наверное, уронила перед тем, как заговорить с Кристобалем. - Твой отец уже ожидает тебя". Она передала мне книгу и в ней я прочитала наставление отца следовать за Катарин.
   "И да, насчет Мирии, - зашептала Катарин, снова остановившись. Я думаю, что она блудница!" И взглянула на ее лицо, и на нем было столь детская улыбка, что я даже забыла о ее черствых глазах.
  

***

   Мы потратили двенадцать дней, плывя в Барселону. Я наблюдала за восходами солнца над водным горизонтом каждое утро и ожидала воссоединения со своим отцом. Однако мои ночи были беспокойны. Я слышала воду, но странные привычки Катарин заставляли меня просыпаться. Она всегда избегала солнца и пила кровь крыс.
   Я спросила, почему вместо них она не ест сельдь.
   "Если бы я была животным, то ела бы рыбу", - ответила она, перебросив мертвую крысу через свое плечо. Она выпила кровь минимум из десяти крыс за ночь, а затем давала мне мою воду.
   В первые несколько дней все было хорошо. Катарин писала о движении камней, а я читала "Энеиду", которую мне дал мне мой отец.
   "Кто такая Дидона?" - спросила Катарин в одну из ночей, вертя камешек в своих пальцах.
   "Царица-философ Карфагена".
   "Правильно, - сказала Катарин, а потом закрыла глаза и прислонилась к стене. - Карфаген, - пропела она, - Я помню Карфаген".
   Катарин была безумна.
   На пятую ночь я обнаружила ее смотрящей в потолок.
   "Больше не осталось крыс, - прошептала она, - я съела из всех".
   На шестую ночь Катарин пропала. На седьмую я нашла ее рядом с мертвецом. Она уставилась на меня в свете луны и ее глаза были расширены от шока. Она отпустила труп и принялась облизывать свои пальцы. Кровь заливала ее одежду, а злой ветер трепал ее длинные каштановы косы.
   На следующую ночь я попыталась спрятаться от Катарин, но она нашла меня. После этого она поставила чашку передо мной и сохраняла молчание, пока я не посмотрела на нее.
   "Я была не честна с тобой,- произнесла она. - Я Каинит, вампир. Иссачар - мой ментор, и ты пила воду, которую мы смешивали с нашей кровью".
   Я гадала, не сон ли все это.
   В конце концов, это не имело значения. По крайне мере Катарин выглядела настоящей. Она была здесь, когда я засыпала и просыпалась. Она никто не причиняла мне вреда и стала мне как сестра.
  

***

   Когда мы прибыли, то приняли ванну, переоделись и отправились ко двору. Двор Барселоны был чем-то невероятным. Его члены были андрогинны и крайне красивы. Существа в одеяниях из бархата и сатина носили распущенные шелковые волосы. Они стояли неподвижно и смотрели на нас, будто бы готовые к схватке. Они были слишком могущественны, чтобы быть женщинами. Я увидела других существ, с короткими волосами или бородами. Они носили блестящую броню или туники кровавых, фиолетовых или изумрудных тонов и сверкали глазами. Они также были слишком красивы, чтобы быть мужчинами. Но будь они могущественны или красивы, все они двигались с великолепным изяществом.
   Три существа, два прекрасных и одно могущественное, пошли на площадку перед нами. Могущественное существо с девичьей фигурой и черными как оникс волосами село на кресло и отбросила волосы на рубиновую парчу своей одежды. Оно заметило нас, и когда мы подошли, море его поклонников расступилось, чтобы дать нам пройти. И чувствовала, как они уничтожали меня своими взглядами, чтобы затем переделать в такую же, как и они.
   Я посмотрела на Катарин. Ее обычный голос заставил меня понять, что она не такая, как они. Она была реальна, а они нет. Она зашептала: "Притворись, что ты Дидона".
   Женщина в красном внимательно рассматривала нас, даже она была миражом посреди всего этого театрального карнавала. Все было слишком идеально, и не могло происходить, не будучи отрепетированным до этого. Сцена была готова, и мне предстояло сыграть на ней свою роль.
   "Так это и есть знаменитая Флоретта из Лиссабона?" Я не заметила, как женщина подошла ко мне, но ее пальцы уже были на моем подбородке. "Ты и есть просветитель, которого мне обещала подопечная Иссачара?"
   Я не знала, кто такой просветитель, но почувствовала, что должна кивнуть.
   "Ее тренируют, князь Мирия, - сказала Катарин и спасла меня от глаз этой женщины, - она талантлива в каллиграфии".
   "Но она еще не натренирована? - ухмыльнулась Мирия и оттолкнула меня. - Дорогая Катарин из Тессалоники, я просила о натренированном просветителе, а не о крестьянской девушке, - сказала Мирия и снова села. - Ты подвела меня, и теперь должна выслушать наш приговор". Я посмотрела на Мирию, и она усмехалась как ребенок, который хочет выдать скандальную тайну своих сверстников.
   "Скажи двору, кто ты на самом деле".
   Повисла тишина, и было похоже, будто само время остановилось. Я посмотрела на Катарин, а затем на море глаз, в котором мы тонули. Меня ничего не беспокоило, так как эти аристократы все отрепетировали. Даже диалог выглядел пустым.
   "Я - Бруджа", - наконец произнесла Катарин.
   Мирия засмеялась. "Дорогие Каиниты, Катарин не та, кем вы ее считали".
   "Ее слова правдивы, ваше высочество! - подал свой голос Иссачар. - Я сам видел, что Флоретта лучше любого писца, который у вас есть. Катарин - Бруджа, и она не была бы моей подопечной, если бы не была ей".
   Мирия и Иссачар скрестили свои взгляды. Князь первой опустила глаза.
   Иссачар посмотрел на море любопытных зрителей перед нами. "Друзья из Арагона, - начал он, - я представляю вам свое будущее дитя, Флоретту из Лиссабона. Отец Флоретты умер и оставил ее под мою ответственность. Я оставлю ее здесь на пять лет, чтобы она могла отплатить вам за те трудности, которые я и ее отец причинили вам. Я хочу поблагодарить вашего князя и ваш совет за их гостеприимство".
  

***

   На следующую ночь Катарин ушла вместе с Иссачаром. Неделю спустя Мирия направила ко мне юношу. Он называл себя Тобиас и был вежлив, если не пассивен. Он заявлял, что он Тореадор, но я назвала его хлыщом. Он засмеялся.
   "О, у леди есть искра! Неудивительно, что Бруджа захотели тебя себе".
   "Бруджа? - спросила я. - Ты имеешь в виду Катарин?".
   Тобиас кивнул. "Кристобаль послал меня за тобой".
   Мне сделалось дурно. "Крестоносец?"
   Тобиас ухмыльнулся. "Он сказал мне наблюдать за тобой издалека, но он не предполагал, что я влюблюсь в тебя. Если бы я только мог забрать твою красоту для клана Тореадор..."
   "Клан Тореадор? - выпалила я разочарованно. - Что эти кланы хотят сделать со мной?"
   "Разве они ничего не сказали тебе?"
   "Вы кровососущие трупы".
   "Да, мы такие. Я думал, твой отец все рассказал тебе. - Тобиас предложил мне стул, но я не села. - Он упоминал о тебе, когда впервые прибыл в Иберию, - продолжил он. - Он служил нам, и хотел дать тебе это существование в качестве альтернативы женитьбе".
   Я не могла поверить ему. "Мой отец не мог обречь меня на проклятье".
   "Ты не можешь верить в проклятье, если ты не веришь в Бога".
   Я не нашлась, что сказать.
   Тобиас продолжил: "Иссачар предложил дать тебе Становление, но Кристобаль сказал, что позволит мне жениться на тебе, если доберется до тебя первым".
   "Что?" Тобиас был дураком.
   "Кристобаль хотел убить меня".
   Тобиас прислонил мои руки к своей груди. "Я искренне извиняюсь! Я люблю тебя".
   Мне хотелось верить, что Тобиас просто играет свою роль, но он выглядел единственным искренним мужчиной при дворе Барселоны. Я посмотрела на Тобиаса, и он начал объясняться.
  

***

   Мы проговорили всю ночь. Тобиас рассказал мне о том, чего хочет он, и спросил, чего хочу я. Я была вынуждена все ему рассказать. Я рассказала ему своих матери и отце, а также о наших слугах. Он попытался утешить меня и просветить касательно путей Каинитов. Будучи смущенной, я все же внимательно слушала. Затем я рассказала ему о своих академических устремлениях, что оказалось за пределами его понимания. Однако он внимательно слушал с такой терпеливостью, что я даже рассказала ему о том, что боюсь тишины.
   "Я буду петь, чтобы ты уснула", - сказал он.
   "Кто такой просветитель?" - наконец спросила я.
  

***

   Просветитель - это тот, кто искусно копирует манускрипты. Он сохраняет слова ушедших дней, но и только. Он не читает, не думает и не задает вопросов. Он лишь имитирует. А я не имитатор.
   Тобиас сказал мне притвориться. "Если они спросят, то скажи им, что не умеешь читать".
   Так как я сказала, что неграмотна, Мирия позволила мне копировать все, что угодно, от безвкусных законов до эзотерической философии. Так я узнала о предательстве Бруджа и падении Карфагена. Еще я узнала о еврее Фило, Нодистских отрывках, Коране, Амици Ноктис и Войне Князей. Я узнала о ересях, об именах других князей, о тайных библиотеках и их запретных знаниях.
  

***

   Когда Тобиас попросил меня стать его любовницей, я согласилась с условием, что смогу продолжить свое обучение. Самым прекрасным в жизни любовницы была куртуазная любовь. Мне нравился Тобиас, но я не любила его. Я начинала скучать от этого существования, и скука заставляла меня днем проводить время в тайных библиотеках, пока ночной двор спал.
  

***

   Прошло пять лет, а Иссачар так и не появился. Мирия решила, что Тобиасу больше не стоит опекать меня. Я избегала князя присутствия и большую часть времени проводила в ее каменных библиотеках.
   Дидона была моей новой страстью, и я часами читала первую книгу "Энеиды". Я восхищалась ее силой, а когда засыпала, то представляла себя царицей Карфагена.
   "Знаешь ли, она покончила с собой". Мою грудь сдавило, когда ледяной голос вторгся в мои сны. Этот голос заставил меня перевернуться на спину и посмотреть на его источник. Тело говорящего загораживало свет факела. Его лицо было затемнено, однако по его позе я узнала в нем Кристобаля.
   "Когда возлюбленный покинул ее, она поддалась страсти и оставила свои земли, - сказал Кристобаль и отступил назад. Я увидела его в свете факела. Его кожа напоминала мне отполированный мрамор, которая контрастировала с его ониксовыми глазами. На нем была чудесная красная накидка, и свет факела отражался от меди и золота на ней. Он был моим убийцей, но его присутствие поглощало меня.
   "Дидона забыла уроки стоической философии. В конце концов, она потеряла контроль и убила себя, - сказал он и улыбнулся. - С тобой будет то же самое".
   Я тряхнула головой. "Я не могла прочитать о таких уроках".
   Его тень начала вырисовываться на растрескавшемся каменном полу. Я сказала себе, что это самый обычный пол, однако его рука уже оказалась на моем подбородке и он заставил меня взглянуть ему в глаза.
   "Никогда снова не ври мне, дитя", - сказал он, и его глаза были божественны, однако его голос был искажен от жестокости.
   "Я не твое дитя", - заикаясь, произнесла я.
   Кристобаль ухмыльнулся и посмотрел на дверь, а затем достал из своего пояса сложенный кусок пергамента.
   "Это указания, как попасть в эти покои, Флоретта, - сказал он, развернув пергамент передо мной. - Ты переписала их и следовала им. Если ты не умеешь читать, как ты попала сюда и зачем? - Он прислонил бумагу к моему лицу. - Это твой почерк, разве не так?" Я кивнула, узнав свои каракули. Кристобаль рассмеялся. "Ты обманула князя Барселоны". Его взгляд оторвался от двери, и Кристобаль очутился на мне. Он прильнул ко мне и я почувствовала как два острых клыка впиваются в мою кожу. Я съежилась от собственного крика, который пронесся по каменным покоям. Крик перешел в неровное бульканье, когда он залил свою кровь мне в рот.
  

***

   Когда все закончилось, Кристобаль снова посмотрел на большую дубовую дверь. Я чувствовала себя опустошенной, когда моя боль превратилась в голод. Я заставила себя закрыть глаза. Голос Кристобаля эхом отдавался в моем разуме.
   "Когда я убил твоего отца, то пообещал ему, что ты будешь очищена". Я закрыла уши руками, чтобы не слышать приводящих меня в ярость слов, однако я все еще слышала его голос. "Теперь лишь солнце очистит тебя". Я открыла глаза и увидела, что он смеется. Я сжала зубы от злости. "Хорошая девочка, - проворковал он. - Почувствуй истинную ярость Бруджа пока ты можешь, потому что ты никогда не почувствуешь ее снова".
   "Ты не можешь этого сделать, - пробормотала я. Голод убивал меня. - Князь Мирия также убьет тебя, а если не она, то Иссачар".
   Кристобаль взъерошил мне волосы и снова посмотрел на дверь. Я проследила за его взглядом и подумала, что он ожидает, когда кто-то войдет. "Ты действительно думаешь, что Мирия хочет, чтобы еще кто-то из потомков Шерри шлялся по Иберии?" Его руки принялись срывать мою тунику. Я закричала и увидела, что он улыбается. "Ты нечестива. Ты лгунья, шлюха и покинутый вампир, прячущийся от своего хозяина. Двор будет благодарен, что я раскрыл подобного преступника". Я кричала, пока он срывал с меня одежду. Его глаза посмотрели в мои и он надрезал себе шею. "Пей". И я стала пить. Он кричал. Я стонала. Пока я пила, он обвил мои ноги вокруг своей талии. Все завертелось перед глазами.
   "Амарант! - закричал он и его голос подстегнул мою жажду. - Амарант!", - закричал он снова.
   Сквозь свои стоны я услышала, как дверь открывается. На секунду я почувствовала боль, а затем все исчезло.
  

***

   "Твоя очередь, - пробудил меня голос Кристобаля. - Проснись и отвечай!" Я открыла глаза и увидела Мирию на подиуме.
   "Позволим обвиняемой объясниться", - сказала она и улыбнулась мне.
   Я не была уверенна, что сплю, но все это походило на сон.
   "Что случилось?" - спросила я и огляделась. Комната была маленькой, темной, и в ней было мало народу. И они смотрели на меня с осуждением, а мне было тяжело смотреть на них.
   "В чем меня обвиняют?"
   "Отвечай", - сказал Кристобаль. И пыталась понять, что происходит, но голод затуманивал мой разум.
   "Я невиновна".
   "Но я видела, как ты пыталась свершить Амарант над Кристобалем", - сказала князь.
   "Что вы имеете в виду?"
   Все засмеялись.
   "Твой вопиющий акт некомпетентности уже достаточен, чтобы заточить тебя, - продолжила Мирия. Я попыталась переспросить, но она быстро оборвала меня. - Кто дал тебе Становление?"
   "Кристобаль", - ответила я, пытаясь понять, что же она хочет сказать.
   Все снова засмеялись.
   Мирия заставила всех замолчать. "У нас есть показания четырех свидетелей. Ты получила Становление от какой-то женщины две недели назад и скрывала это от нас. Я сама это видела. - Она сделал паузу. - Кто-то может сказать что-то в твою защиту?"
   Я посмотрела на незнакомые лица. На них были маски насмешки.
   "Тобиас может", - наконец сказала я.
   "Тобиас был изгнан, - сказала Мирия прежде чем повернуться к своей аудитории. - Кто-то еще хочет сказать что-нибудь в защиту этого каитиффа?"
   В комнате повисла тишина, и моя грудь наполнилась ужасом.
   "Хорошо, - наконец сказала Мирия. - Я объявляю Флоретту из Лиссабона виновной в попытке Амаранта, лжи и некомпетентности. Она предала двор Барселоны и Святую Церковь. Я приговариваю ее к очищению солнечным светом".
   Прежде чем я смогла задать вопрос, Кристобаль схватил меня за плечи и посмотрел мне в глаза. Он заговорил со мной. Он сказал мне уснуть, и я послушалась.
  

***

   Я проснулась на каменном полу в какой-то башне. Жуткий голод в моем желудке заставил искать меня что-либо живое. Башня была могилой, в которой я окончу свое существование, и лишь лунный свет освещал ее стены. В этом помещении замедлялось всякое движение, и даже крысы избегали его.
   Время, похоже, остановилось, и я в агонии ожидала возобновления его бега. Иногда я звала Тобиаса, а иногда Бога, чтобы он ответил на мои молитвы. Никто не отозвался, и казалось, что даже луна покинула меня. Скора будет рассвет. Я посмотрела на небо. Время продолжало свой бег. Солнце заменит луну, и я умру в его лучах. Хотя я уже была мертва и гадала, как же я могу умереть во второй раз. Вторая смерть будет означать небытие. Я перестану думать, и даже время покинет меня. Поэтому я боялась тишины. Я закрыла глаза и стала ожидать своей судьбы. В конце концов, теперь уже ничто не имело значения.
  

***

   "Я не могу разговаривать с тобой после вчерашней ночи". Я открыла глаза. Здесь не было прямого света. Крыша защищала меня от неба, а Иссачар заслонял собой факел.
   "Ты спас меня от солнца?" - спросила я.
   "Разве это имеет значение?"
   Это не имело значения.
   Я села и оглядела комнату. Это была моя комната в Лиссабоне, но она была гораздо меньше, чем я ее помнила. Она напомнила мне о моем детстве, но волны больше не беспокоили меня.
   Иссачар заговорил. "Катарин останется с тобой". Я подумала о Катарин и улыбнулась, вспомнив ее фальшивую веселость.
   "Теперь я Бруджа? - спросила я. - Я член вашей семьи?"
   Иссачар ничего не сказал, и я поняла, что он так не думает. Мне снова захотелось умереть.
   "Ты уже мертва, - ответил он. - Но действительно обречешь себя на небытие, потому что ты не моей крови?"
   Я была зла. "Ты оставил меня, и теперь что? - Мне казалось, будто мои плечи и торс тонут в песке. - Ты всегда всех оставляешь? Или же мне просто приснилось, когда ты принес тишину в Венецию?".
   "Я не приносил тишины".
   "Ручей остановился", - огрызнулась я.
   "Ручьи не останавливаются".
   "Так значит, это был сон", - в заключении сказала я.
   "Разве это имеет значение?"
   Это не имело значения.
  

***

   На следующую ночь Иссачар отказался говорить со мной. Катарин и я проводили его до лодки. Мы не сказали ни слова, но я видела, как по лицу Катарин из ее глаз текла кровь. Он обнял ее на прощанье. Она умоляла его остаться, но не смогла переубедить. Он отдал ей свой меч и поцеловал в щеку. Он гладил ее волосы, пока она не перестала плакать. Он пообещал вернуться и ушел. Я чувствовала себя покинутой, но не завидовала Катарин. Я знала, что на сей раз ее эмоции были настоящими. Я взяла ее за руку и повела обратно в свое поместье.
  

***

   Прошло время, и я научила Катарин, как излечиться от этих эмоций. Взамен она помогла мне понять, чем же я стала. Она научила меня как ловить крыс, соблазнять жертв и улыбаться, когда я ничего не чувствую. В течение десяти лет мы разделяли все - от нашей одержимости до нашей крови. Мы говорил о нашем прошлом, о наших исследованиях и амбициях. Мы никогда не вспоминали о Барселоне, и теперь я никогда не засыпаю без мелодии океана.
  

(Players Guide to High Clans)

  
  К содержанию
  
  
  

Наследие Каина

   Он был неказист, мой сир и наставник. Его неровные светлые волосы свисали вьющимися космами с его худых плеч и дневная щетина навсегда осталась на его узком подбородке. Его глаза не были погожи ни на ледяной взгляд волка, ни на чистую голубую даль, где небо встречается с морем. Они были водянистыми, оттенка губ человека, который только что умер на морозе. Но я и сам не был Адонисом, который ступал по грубой земле своей безупречной поступью. Я всего лишь человек. Или скорее я был человеком.
   "Грегори, - произнес Гюнтер своим уставшим тяжелым голосом, отвлекая меня от моих ленивых размышлений. - Я предлагаю тебе присоединиться ко мне в моей вечерней охоте. Ты пойдешь?"
   Это была необычная просьба. Луна уже совершила полный оборот с тех пор, как он повелел мне питаться в одиночестве. Чувствовал ли он, что он был безынициативен в питании ранее? Хотел ли он показать мне новый трюк, чтобы я осознал самые тайные основы охоты? Нет. Посмотрев в его глаза, я понял, что это будет какой-то другой урок, который не имел ничего общего с питьем крови из горла человека. Так как мой сир не терпел церемонности, я просто кивнул в знак согласия и поднялся.
  

***

   Было бы неправильным назвать домен Гюнтера "деревней". Это было бы слишком амбициозно. Скорее это была обширная территория, занятая лесом с несколькими маленькими домиками, сгрудившихся возле ветхой церквушки. Полосы мертвой жухлой травы невдалеке от церкви обозначали места, где собирались крестьяне, чтобы обменяться товарами и сплетнями, но они почти всегда были пусты, когда я и Гюнтер проходили мимо церкви. Смертные искали покоя дома со своими семьями, когда мы просыпались и все, что мы видели от крестьянского рынка - это оставшиеся гнилые овощи и конский помет. В интересах сира было пройти незамеченными в свете полной луны мимо теней в виде крестов. Не останавливаясь, мы проследовали к наиболее ценному ресурсу Гюнтера.
   Когда мы приблизились к гостинице, которая была названа "Копыто и стрела" по причинам, которые я так никогда и не понял, Гюнтер замедлил своего скакуна до рыси, и я поступил также. Как сказал однажды Гюнтер: "Мой дом - остановки между различными пунктами назначения". Даже не смотря на то, что в домене Гюнтера едва набиралась сотня человек, его вполне хватало для нашего пропитания благодаря неустанному потоку путешественников, которые странствовали по старым римским дорогам и останавливались на ночь в "Копыте и стреле". До своего Становления я был одним из этих путешественников.
   Гюнтер знал владельца гостиницы и подверг его кровной клятве, поэтому мог приходить и уходить когда ему вздумается. Неформально это право также распространялось и на меня, поэтому я приветственно кивнул старому полному хозяину гостиницы, когда мы нашли себе места. Он поставил перед нами полупустые кружки, и мы сделали вид, что пьем из них и вытираем пену с наших бледных губ. Эль был плох, однако вкус даже нескольких его капель у меня на языке пробудили во мне ностальгию по тем временам, когда я еще дышал. Если Гюнтер и чувствовал что-то подобное, то он никогда не показывал этого. Возможно, для него уже не существовало никакого вкуса, кроме вкуса крови.
   Долгое время мы наблюдали как люди, местные и чужаки, занимались своими делами. Гюнтер мог сверхъестественно обострять свои чувства, я же от природы был вознагражден орлиным взглядом и острым слухом, однако прежде не хотел понимать то, что происходило в самых отдаленных и темных углах. Я редко принимал участие в человеческом общении, когда еще был жив, а теперь я мог лишь в восхищении наблюдать за ним, так как стал неживым и проклятым. Даже если что-то было грубо или крайне вульгарно, оно было прекрасно. Мою мечтательность прервал голос Гюнтера:
   "Я ухожу".
   После долгой паузы я почти инстинктивно кивнул головой, хотя и не понимал, что происходит. Я сделал что-то, что ополчило сира против меня? И если это так, то почему вместо этого он не изгнал меня?
   С улыбкой Гюнтер развеял мои подозрения ленивым жестом руки. "Грегори, не волнуйся. Ты не виноват в этом решении. Я чувствую, что должен сделать это. Я обитал здесь много лет и стал самодовольным и уставшим. Я провел время жизни целого поколения в этой таверне, таясь и скрывая все признаки того, что я не старел все эти годы. Ты избран как мой сын, Грегори, и пришло время мне оставить свои земли и передать их тебе. Теперь я отдаю свой домен тебе".
   Я принялся говорить, благодарить Гюнтера за его щедрость, чтобы выразить свою признательность. Я лишь начал произносить слова благодарности, когда Гюнтер прервал меня, продолжив свою небольшую речь, в которой он просто сделал паузу.
   "Но не сейчас. Я проведу еще одну ночь как твой сир и учитель, прежде чем отпущу тебя и сделаю повелителем этих мест, - сказал он с кривой усмешкой, понимая иронию этого "титула", - я преподам тебе последней урок касательно того, кто мы и по какой дороге идем. Ты готов принять его?"
   Гордый и уверенный в том, что мой сир наконец-то решил, что я готов принять власть над его землями и смертными, я ответил: "Конечно".
   Мой сир поднял свою кружку, как будто собираясь выпить ее, но вместо этого он закрыл глаза и медленно вдохнул аромат эля из нее. Возможно, это был самый человеческий жест, который я когда-либо видел у него. В течение короткого времени он сидел вдыхая запах питья, которое уже не мог попробовать, и слушая шум людей, которые собрались невдалеке от него. Когда его глаза открылись, они были холодными и уверенными. Его взгляд пронзил меня, и он пробормотал: "Посмотрим".
  

***

   Мы пошли по дороге, оставив своих лошадей в конюшне гостиницы, так как деньги Гюнтера гарантировали преданность конюха. Мне хорошо была знакома тропинка, по которой мы шли, по ней ходили лесничие и охотники. Мы часто шли по ней, если она пересекалась с нашей дорогой, а затем возвращались к началу своего пути. Гюнтер любил ходить по лесу, когда он хотел подумать или же преподать мне какой-то важный урок. Я был уверен, что он родился в каких-то диких землях, и поэтому подобное окружение было приятно и знакомо для него.
   Не смотря на меня, мой сир спросил: "Как ты думаешь, Каин был плохим или хорошим человеком?"
   Гюнтер рассказывал мне кое-что о легендах нашего рода, так много, как знал он сам. Я знал истории из Священной Книги и еще мальчиком слышал от священника о преступлении Каина против Бога и своего брата. Ответ был очевиден: "Конечно плохим".
   Гюнтер похоже внутренне сам отвечал себе на вопрос, который задал. Он спокойно посмотрел на меня и спросил: "Правда? Но разве Каин не даровал людям цивилизацию своим городом? И разве смертные не были защищены от жестокости за его стенами? Давать пристанище слабым - это хорошо или плохо?"
   Я ответил: "Гюнтер, ты привел меня сюда, чтобы задать этот вопрос мне или себе?"
   Он посмотрел на меня и улыбнулся. Он тряхнул головой, поняв, что я увлекся его игрой. Затем он задал мне новый вопрос: "Как ты думаешь, Грегори, какая часть Каина заставила его создать свое общество? Это была человеческая душа, которая хотела создать что-то стоящее или же Зверь, который призывал его властвовать над теми, кто был слабее его?"
   Я честно ответил: "Я не знаю. Я не думаю, что это знает кто-либо, кроме самого Каина".
   Гюнтер ответил: "Ответ от обороны. Ты действительно веришь в это? Я думаю, что все Каиниты знают ответ на этот вопрос".
   "Тогда каков ответ, Гюнтер?" - спросил я.
   Я не мог сказать, была его улыбка искренней или фальшивой. "Ни то, ни другое, как я думаю. Человек. Зверь. Это интеллектуальные выдумки тех, кто вынужден вечно влачить существование Каинита".
   "Это противоречит всему тому, что ты мне говорил", - ответил я просто.
   "Да, - ответил он. - Это так. Но ты узнаешь, Грегори, что истинна не так проста, как тезис "Одна вещь не является другой". К сожалению, у истины слишком много граней, чтобы их можно было сосчитать. Смертные цепляются за истину, даже если они не всегда могут сформулировать ее. Чтобы сохранить свое благополучие и здравомыслие мы, Каиниты, притворяемся, что после Становления истинна заключается для нас лишь в одном пути, в одной дороге, по которой мы должны идти всю вечность, но все не так просто, как я думаю".
   Я всегда ненавидел, когда он выражался столь поэтично. Тряхнув головой, я сказал: "Что ты хочешь этим сказать, Гюнтер?"
   Он ответил вопросом: "Что такое Зверь, Грегори?"
   Я принялся перечислять все ответы, о которых я слышал, и которые давали мудрецы и ученые Каинитов, гордый своей памятью. Я вспомнил философский анализ, который проводился в древней Греции, религиозные темы, подымавшиеся вампирскими мыслителями нашей эпохи и многие другие точки зрения. Все это время Гюнтер улыбался. Я чувствовал, что говорил ему то, чего он и ожидал, не смотря на то, что начинал терять суть. Эта снисходительная ухмылка была одной из его самых раздражающих тактик. Я чувствовал нарастающую в себе злобу, и мне уже хотелось оторвать ему челюсть от черепа, чтобы стереть эту ухмылку с его лица. Я медленно начал подавлять свою ярость, как меня и учили, благодаря тщательно подобранным мыслям и эмоциям. Когда я кончил говорить, его улыбка стала еще шире.
   "Это, - сказал он, - и есть Зверь. Скрытая ненависть, таящаяся под твоими цивилизованными ответами. Это то, что появляется, когда мы откладываем все человеческие решения и высвобождаем свою чудовищность. Зверь - это то, о чем мы все знаем, но чего учимся бояться лишь на собственном примере".
   Я тряхнул головой. "Это нелепо, Гюнтер. Зверь помещен в нас кровью Каина. Мы изучаем его благодаря всем записям нашего рода или по крайне мере тем, о которых ты мне рассказывал".
   Лицо Гюнтера приняло философское выражение, как всякий раз, когда он собирался сказать мне что-то, что, по его мнению, было элементарно. Слова, которые следовали за этим выражением, обычно заставляли меня почувствовать себя глупо. Он сказал: "Подумай, Грегори. Кто написал эти слова? С какой целью? Все это было написано Каинитами о Каинитах, за исключением, пожалуй, того, что было написано рукой самого Первого, и в лучшем случае это спекуляции, а в худшем - самообман".
   "Итак, - сказал я, - мы возвращаемся к ответу, который я уже дал минуту назад. Этого никто не знает, кроме самого Каина".
   В глазах Гюнтера мелькнуло что-то, чего я никогда не видел прежде. Я не мог сказать, что это было, но оно напугало меня. Он посмотрел вдаль и сказал: "Похоже на то. Я так думаю, так и оно должно быть. Как я и сказал, Грегори, я дам тебе последний урок. Пошли".
  

***

   Мы вернулись к гостинице и стали смотреть на прибывающих и убывающих людей. Было уже поздно, но некоторые собирали свои пожитки, готовясь покинуть гостиницу, и хотели выпить перед отправлением. Некоторые же странники похоже путешествовали до тех пор, пока не находили теплого места для ночлега или на них не находило изнеможение. Была насыщенная пора, и я начал привыкать к ее ритму. Глядя на Гюнтера можно было подумать, что он един с ними. Я с трудом мог себе представить, как же он будет обходиться без этого места. В конце концов, я задал вопрос: "Гюнтер, зачем мы сюда вернулись?"
   Некоторое время он сидел в тишине, не дыша и не двигаясь, прежде чем ответить мне. Когда он заговорил, его голос был холоден, и он не посмотрел на меня, сосредоточившись на небольшом оживлении возле входа в гостиницу. "Чтобы узнать то, что знает Каин, разумеется".
   Прежде чем я успел спросить, что же он имел в виду, Гюнтер встал и пошел прочь от входа в гостинцу к одинокому человеку, который вел своего крепко коня под уздцы. Похоже, что у этого путешественника не было денег, чтобы остановиться здесь, он был бедным человеком, который направлялся в место, о котором мы так никогда и не узнали. Гюнтер направился к нему. Я был раздосадован. Мне не требовался еще один урок об охоте, а было похоже на то, что Гюнтер собирался дать именно его. Раздраженный, я встал и пошел за ним.
   Мы последовали за путешественником по дороге. Он шел около часа, ведя свое несчастное животное, прежде чем устроиться на ночлег. Я думал, что Гюнтер скрытно подберется к путешественнику, но вместо этого он открыто подошел к нему и дружески поприветствовал. Глаза человека заблестели. Он боялся оставаться в одиночестве, и добрые слова сотворили чудо с его духом. Он тепло поприветствовал нас и пригласил к огню. Я сделал это с предосторожностью, однако Гюнтер полностью подавил свой инстинктивный ужас перед пламенем и сел поближе к нему. Человек предложил нам выпить из своего меха. Я был шокирован, когда увидел, что Гюнтер согласился и сделал хороший глоток. Со всем изяществом, на которое я был способен, я отказался. Пытаясь скрыть свое удивление, я мотивировал это тем, что перебрал эля в гостинице. Человек кивнул мне и сказал, что подозревал нечто подобное, судя по моей бледности. Я лишь улыбнулся его невинности
   Некоторое время Гюнтер разговаривал с человеком, которого звали Петр, чтобы разузнать о нем. Я начал опасаться, что рассвет застанет нас здесь и сожжет сквозь ветви деревьев, так как у меня было ужасающее чувство времени, однако у Гюнтера было просто сверхъестественное чутье касательно поздних часов. Петр смеялся и шутил с нами, однако у меня был мрачный настрой, так как я не мог забыть холодность голоса и выражения лица Гюнтера. Думаю, что Петру я казался медлительным и недружелюбным.
   В конце концов, Гюнтер перевел разговор на приближающийся рассвет (до которого, по его словам, оставалось еще пару часов, к немалому моему облегчению) и он спросил Петра, что он думает о многочисленных рассветах, которые он, несомненно, видел, путешествуя по различным дорогам. Петр показал себя красноречивым человеком и рассказал о нескольких самых запоминающихся своих рассветах. Он рассказал о рассвете, который видел не так далеко отсюда, когда золотое солнце показалось из тумана и отразилось на нем и на облаках. Петр сказал, что это была одна из самых красивых вещей, которые он когда-либо видел. В конце рассказа по лицу Гюнтера, которое он отвернул от путешественника, потекли слезы. Прежде чем я успел что-то ему сказать, Гюнтер встал и повернулся к Петру. Путешественник затрясся от страха, когда увидел кровавые полосы на его лице, и то, как мой сир берет своей рукой с длинными пальцами большой неровный камень.
   "У меня ничего нет! - закричал Петр. - Зачем ты это делаешь?"
   Гюнтер встал над человеком (я же был слишком напуган, чтобы что-то сказать, и застыл от ужаса) и ответил: "Я мог бы объяснить тебе, но ты все равно не поймешь".
   После этого мой сир разбил Петру голову, разбрызгав его мозги по земле. Тело упало на землю, красный свет от огня освещал его. Моего сира трясло от жажды крови и стыда, а затем он посмотрел на меня.
   "Всегда помни об этом, Грегори, - прошептал он мне, размазывая кровь доброго путешественника по своему лицу. - Всегда помни, что Каин был человеком, когда из зависти убил своего брата. Зверь, наследие Каина - это наследие Человека, и никто из нас, будь то Каинит или смертный, не может избежать его хватки".
   После этого он бросил свое грубое оружие и ушел в лес, а я вернулся в дом, который некогда делил с ним. Я больше никогда не видел его, но так и не забыл последний ужасный урок о природе Человека и Зверя, который мой сир преподал мне.
  
  

(Road of Humanity)

  
  К содержанию


(C) Angvat, 2009

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"