Аннотация: Рассказ о том, как в мире однажды, много сотен лет назад установилась, наконец гармония между светом и тьмой, жизнью и смертью
Глава 1
Полумертвый.
Я уже слышал их шаги за дверью курятника, живой половиной своего тела чувствовал их приближение.
- Схватить вурдалака! Сжечь людоеда!
Я напрягся и зажмурился. Знал, что боль неизбежна, смирился с этим, даже ждал момента, когда будет выбита трухлявая дверь и на меня обрушится первый удар. Но обида! Вот с чем было невозможно совладать: ведь со времен Расплаты я не прикоснулся к человеку! Живая половина все еще просила еды - кусоу сочной телятины, фруктов и вина, а мертвая не знала голода. Она была пуста. Все, чем приходилось питаться на протяжении стольких лет были крысы, чей тухлый вкус вызывал тошноту и отвращение, или, в лучшем случае, бродячие собаки. Деликатессом считались цыплята, маленькие, нежные. И сейчас я прижимал к груди несколько пушистых комочков в надежде устроить пир, но полакомиться так и не удалось.
Они ворвались, повалили меня на земляной пол, вырвали мз рук цыплят, били ногами, пронзали вилами...
- Убийца! Кровосос! Нежить!
Я уже почти обессилел и не мог сопротивляться, когда они тащили меня к столбу. Я помнил огонь и имел все основания бояться его. Воспоминания о пожаре не оставляли меня все эти годы.
- Во имя Паледры! Во имя королевы Эмилии Найтхевен и Великого Аркена - умри, чудовище! Сгори!
Эти крики приводили меня в ужас.
- Я же невиновен... - еле слышно сопротивлялся я,- я только хотел убить пару цыплят...
- Ты сожрал моего сына! - взвыла из толпы толстая крестьянка, и в меня полетел увесистый булыжник,-его нашли в болоте! Выпотрошенным!
- Я тут не при чем...-одними губами проговорил я, увидев, как у моих ног затрещало, заколыхалось алое марево. Меня охватило оцепенение.
Первая струйка едкого дыма обожгла живую ноздрю и внезапно отрезвила разум. Я должен нарушить обет. Я должен выбраться. Я не могу умереть снова...
Я почти забыл магические знания, которые передал мне учитель Калибарр. Медленно и осторожно, выговаривая каждое слово по слогам, я произнес древнее заклинание, ни разу не запнувшись, будто прошли не годы, а пара часов.
С востока потянуло смрадным, затхлым, неживым. Ветер Смерти постепенно превращался в ураган: задувал мой погребальный костер, срывал листья с деревьев, швырял их в лица ошеломленных крестьян и солдат - моих палачей.
Я освободил из пут мертвую руку, воздел ее над головой и призвал кровавый дождь.
- Во имя памяти об Эрафии! - торжествующе провозгласил я над окровавленной толпой, - да заплатит каждый, кто осудит невиновного!
Теперь надо бежать, пока они не опомнились.
Я бежал, не разбирая дороги. На запах, а точнее на смрад, знакомый с детства. Кладбище!
Я не любил обитель нежити, но привык к ней, как к родному дому. Когда я был ребенком, несколько месяцев я провел в склепе, где меня держал вампир Лансен, любитель молодой крови. Что-то во мне было особенное, ибо Лансен никак не хотел отпускать меня. Даже когда Учитель пришел к нему и предложил взамен десять детей, Лансен захлопнул перед ним двери склепа. Оба они, Учитель и вампир, принадлежали к существовавшему тогда ордену Некромантов и бороться между собой им не позволял закон. Однако учитель Калибарр оказался хитрее: он натравил на Лансена знакомых монахов-фанатиков из ордена Света. Таков был конец Лансена и моего заточения.
А позже грянула Расплата, и Эрафия была выжжена до тла. Я хотел найти Учителя, знал, что он укроется в тайной библиотеке ордена, спаспя свои бесценные книги, но когда я пришел туда, было уже слишком поздно: весь Университет, включая библиотеку, был охвачен пламенем. Я стоял в огне, не замечая боли, бесстрастно наблюдая, как рыжие языки лижут мою плоть. Я знал, что даже если не погибну на этой войне, смысла жить все равно уже не будет. Гибель Эрафии означала гибель всего, что мне дорого.
И я умер. Но только наполовину. Едва очнувшись после пожара, вдохнув пропахший дымом и смертью воздух, я заметил, что ровно половина моего тела была... мертвой! Это не расстроило меня (после величайшей катастрофы расстраиваться по таким пустякам было бы глупо), а скорее удивило. Что-ж, теперь я стал некромантом в полном смысле! Теперь я - Гаулдот Полумертвый!
Но радость прошла, когда я начал бродить по руинам Эрафии. Те, кто выжил после Расплаты, прятались в лесах и ущельях, сбивались в стаи и банды, боялись всех и вся. Я был один. Я скитался по пустынным холмам, спал в разрытых могилах, питался падалью, злобился на мир, безутешно скорбил по Учителю. Я дал себе клятву никогда больше не пользоваться магией, выживать только при помощи великой силы Знания.
Так шли годы одиночества. На месте незабвенной Эрафии выросла блистательная Паледра, правителем которой стал Лорд Лисандер, потомок эрафийского короля Грифоново Сердце. Говорили, что его жена, королева Эмилия Найтхевен, была ослепительна хороша, и в ее честь благородный лорд построил сильнейший и прекраснейший во всей Паледре город-государство Великий Аркен. Стаи и банды, прятавшиеся в лесах, провозгласили себя Друидами и заново основали орден Природы, те, кто жил в ущельях и скалах снова, как и в былые временв стали Варварами, выходцы из эрафийского Инферно образовали орден Хаоса. Лорд Лисандер возглавлял орден Жизни, а Эмилия покровительствовала силам Порядка. И только я, некромант, был один, заброшен и забыт.
... Серебряная луна целовала грнитные плиты. Я читал надписи на могилах и думал. Наверное, для этого я и выжил, не погиб в огне. Наверное, все эти годы я скитался и пратарпевал лишения ради одной этой ночи. Пора! Пора возрождать отвергнутый орден, поднимать нежить, передавать другим древнюю мудрость и магию, которой владею я один! Живой половиной лица я прильнул к холодному граниту и закрыл глаза. Может быть, это и есть самый подходящий момент, чтобы осуществить мою самую дерзкую, самую сокровенную детскую мечту - построить на голой равнине величайшее на все времена мирное богатое королевство Некросс... Я наклонился низко-низко к одному из могильных холмиков и шепнул туда, в смрадную мрачную глубину:"Arair!"
Я помнил это древнее магическое слово, означающее "пробудись". Это слово таило в себе силы, в которые прежде трудно было поверить. С замиранием сердца и небывалым волнением я смотрел, как неспешно и в то же время нетерпеливо зашевелился могильный холмик. Я ощущал приближение новой жизни, конца безмолвия и одиночества, и моя живая половина трепетала от давно забытого чувства - радости!