Аннотация: Муж маньяк, сосед садист. Выжить почти невозмно...
Соседи
Муж маньяк, сосед садист. Выжить почти невозможно...
_______________________
Поселок остался без света глубокой ночью. Очевидно, разыгравшейся непогодой задело линии электропередач. Поутру ветер стих, и дождь почти прекратился, но дело как говорится, было сделано.
Происшествие мало кого взволновало. Никто не вышел на улицу, чтобы дойти до соседей и выяснить в чем собственно дело, никто не позвонил в аварийную службу и не запросил прислать бригаду ремонтников. Ко второй декаде октября жилыми в поселке оставались только два дома.
В пять утра Михаил Зорин почувствовал, что замерзает. Нос его посинел, хотя в кромешной темноте ночи ему этого не было видно, а рука, выпростанная из-под одеяла, покрылась гусиной кожей.
Какое-то время ушло на поиски чего-нибудь теплого, вроде дополнительной пары шерстяных носков и еще одного свитера. Дальнейший осмотр на месте показал, что электрощиток в порядке, причина отсутствия энергии не в нем, а далеко за пределами дома.
Следовало позвонить, но телефон электрической компании Михаил не помнил, аварийной службы тем более. Счета за электроэнергию, на которых обычно печаталась справочная информация такого рода, как правило, внизу и мелким шрифтом, остались на работе в офисе. Офис располагался в Нижнем Новгороде - он снимал маленькую клетушку со столом и тремя стульями, но зато она была в центре, что обеспечивало неплохой заработок - и туда еще нужно было доехать. И все только затем, чтобы в субботу с утра пораньше, позвонить в "аварийную".
Можно было позвонить в справочную, там телефон точно знали, но как часто бывает в подобных случаях, единственная связь с миром оборвалась словно пуповина, связывавшая младенца матерью, когда сел аккумулятор его телефона. Это случилось в половине седьмого. На какое-то время Михаил оказался в полной изоляции.
До восьми утра он продолжал обдумывать варианты, все равно раньше в город срываться смысла не было, да и не любил он ездить в сумерках по мокрой погоде.
Нужный телефон, возможно, был у Евгения Уткина, они были соседями, но идти к нему не хотелось.
Тот, понятное дело, не упустит случая всучить ему какой-нибудь из дизельных генераторов. Он их продавал, или как принято говорить у менеджеров "продвигал", одним словом рекламировал. Поначалу, наверняка, предложит какую-нибудь устаревшую модель из собственных запасов.
Евгений Уткин славился тем, что никогда ничего не выкидывал (особенно это касалось генераторов), оставлял про запас, пояснял, что просто на всякий случай, но на самом деле, чтобы впарить какому-нибудь простофиле вроде Михаила, в самый неподходящий для того момент, когда нужно позарез и выхода нет.
Ну и цена будет как минимум не меньше магазинной, а то и больше.
Тут ведь с доставкой, установкой и обслуживанием при случае, скажет Евгений, если его спросят (Михаил спрашивать не будет, потому как, заранее знает ответ) и будет по-своему прав.
Вот только обслуживание такое было Михаилу поперек горла.
Тем не менее, Михаил решил нанести ранний визит. Скулеж Уткина начет генераторов он как-нибудь перетерпит, главное не соглашаться ничего покупать и тем более брать в прокат, даже если сосед будет утверждать, что пользование для него так и быть и только в этот раз бесплатное.
Прежде чем дойти до соседа, Михаил поднялся на второй этаж дома. Там было особенно холодно (отапливался только первый), но с застекленной веранды открывался великолепный вид на соседский участок.
Дом Уткиных был как на ладони сиротливо притулившийся в дальнем углу участка. Соседей разделяло около ста метров по прямой. И ничего не загораживало Михаилу обзор - кроме идеального английского газона, неплохо смотревшегося в условиях средней российской полосы и с достоинством пережившего уже две зимы, и жидкого кустарника, шедшего вдоль забора, на участке не было другой растительности.
Окна обоих домов смотрели как раз друг на друга. В соседской спальне горел торшер. Михаил отлично знал расположение комнат чужого дома, и для этого ему не надо было даже быть там частым гостем.
И уж наверняка там было тепло. В подсобке рядом с гаражом был установлен автономным электрический генератор содержавшийся соседом в идеальной чистоте и порядке, который включался автоматически всякий раз, когда происходили неполадки с основной сетью.
Очевидно, ни Мария, ни Евгений, даже не догадывались о поломках в энергосети. На самого Евгения Михаилу было наплевать, но грела мысль, что Мария лежит себе в теплой постельке и нужды не знает.
Он облизнул губы, они вдруг пересохли.
Если повезет, он сможет увидеть ее прямо сейчас даже сквозь зашторенные окна.
Конечно Михаил Зорин не обладал орлиным зрением, более того носил очки с минусовыми линзами, но он знал обойти это ограничение. На стуле, стоявшем около окна, лежал оптический бинокль. Это была профессиональная модель, дававшая необходимое увеличение и полностью его устраивавшая. Насколько он знал, такими пользуются только военные. Он заказал бинокль в интернете и лично ездил в Тулу, чтобы забрать у частного лица.
Тот факт, что прибор возможно краденый, нисколько его не заботил.
Машинка творила настоящие чудеса. С ее помощью он совершил небольшую обзорную экскурсию сначала по соседскому участку (там ничего интересного не было), затем и по дому.
Он мог сразу проследовать в спальную комнату, но предпочел продлить удовольствие.
Над входной дверью светил фонарь. Михаил чуть подкрутил настройки, чтобы его тусклый свет не давал бликов на линзы.
Он точно знал, что искать и где это находится. К тому же в комнате, где спала Мария, горел ночник. Она никогда не ложилась спать в темноте и оставляла торшер на ночь включенным.
Как приглашение ему.
Он немного побродил по дому, заглянул на кухню на первом этаже, там сейчас было пусто, на столе ни соринки. Мария отличная хозяйка.
Жаль досталась не тому парню.
К сожалению, кабинет Евгения Уткина, был устроен с задней части дома и с наблюдательного пункта Михаила не просматривался. Так же ему были недоступны для наблюдения коридоры, подсобное помещение и гараж. В последнем вообще не было окон. Зато он мог бродить по гостиной, и любоваться портретом Марии в ее отсутствие. Портрет был подарком мужа на тридцатилетие супруги и висел на боковой стене, тем не менее, достаточно удачно, чтобы Михаил мог видеть его целиком.
Там же в гостиной стоял шкаф с книгами. Мария предпочитала любовные романы Натальи Нестеровой и заморской Даниэлы Стилл. Михаил не имел ничего против ее выбора, хотя сам предпочитал литературу несколько иного толка.
Евгений читал специализированные издания по менеджменту и технические по электрогенераторам. Они громоздились на отдельной полке, занимая ее целиком. У него было техническое образование, которое он удачно сочетал с гуманитарным профилем.
И неплохо зарабатывал на этом.
Мария ни в чем не нуждалась. Ей не было нужды даже работать. Хотя, безусловно, каждый будний день она просыпалась ровно в шесть и закончив утренние дела, садилась в серебристый "Мини Купер" и отправлялась в город. Она была школьным учителем биологии, вела классы с пятого по восьмой. Брала только полставки, работала не ради денег, но ради чистого удовольствия.
В моменты ее отсутствия, если Михаилу не доставало ее, он смотрел в бинокль на ее портрет в гостиной.
Возможно, у меня нет дизель-генератора, друг, и я продрог до костей, не без злорадства думал Михаил, но зато я могу быть с твоей женой, когда захочу.
Как бы в подтверждение этих слов он переключился на последнюю из доступных ему комнат.
Это была обычная спальная комната, большую часть пространства занимала кровать у дальней стены, она стояла так, чтобы проснувшись можно было увидеть восходящее солнце. Обстановку дополняли платяной шкаф по правую руку и прикроватная тумбочка с левой стороны и еще торшер в самом углу.
Мария предпочитала читать на ночь. Ежедневно Михаил имел удовольствие по часу, а то и больше наблюдать, как она перелистывает страницы тонкими ухоженными пальчиками, одну за другой. Иногда в такие моменты она напоминала Михаилу строгую учительницу, каковой собственно и являлась, проверяющего тетрадь нерадивого ученика. Проказливого нерадивого ученика.
От мысли, что сейчас увидит ее, Михаила бросило в жар. Ему пришлось прервать наблюдения на несколько секунд, чтобы снять свитер. Холода он больше не чувствовал.
Когда он снова возобновил наблюдение, то был разочарован. В постели никого не было, смятое одеяло, отброшенное в сторону, так что стала видна простыня, подсказывало, что Мария, должно быть, вышла куда-то, может быть в туалет (к нему он естественно не имел доступа и не мог проверить). Или встала пораньше, что было совсем уж скверно, ибо он рассчитывал застать момент пробуждения.
Утром она была особенно красива. То, как она одевалась утром, собираясь на работу, или чтобы спуститься к завтраку в выходной возбуждало Михаила даже больше чем обратный процесс, когда Мария готовилась ко сну вечером.
Ему хотелось знать о каждом ее шаге в пределах дома и за его пределами.
Однажды он набрался смелости и проследил за ней до города. Было начало августа, и Мария ехала не на работу.
Она остановилась в одном из кафе в центре, заняла столик и принялась ждать. Кафе было из дорогих, Михаил предпочел сэкономить и остаться снаружи. К тому же оказавшись внутри, он рисковал быть обнаруженным, а это было уже ни к чему. Спустя какое-то время к Марии подсел мужчина. Они проговорили минут десять, после чего мужчина ушел, он даже не стал ничего заказывать. Мария ограничилась чашкой кофе, и не спешила уходить.
Когда мужчина покинул кафе, Михаил проследил за ним до адвокатской конторы, располагавшейся в Автозаводском районе Нижнего Новгорода.
Зачем Марии понадобился адвокат, выяснилось чуть позже, когда мимо проходил почтальон с письмом для Евгения Уткина. Михаилу удалось перехватить почтальона на полпути и убедить, что соседей нет дома (хотя Евгений как раз в тот день подхватил насморк и решил не ехать на работу) и он сам вручит письмо, когда те вернутся.
Михаил даже расписался за Уткина в получении письма в доставочной карточке. Почтальон остался доволен.
Послание было из суда, Мария подала на развод.
Почему-то сейчас все это вспомнилось Михаилу особенно отчетливо.
Она уже не принадлежит тебе, подумал он с воодушевлением. И твое место скоро достанется мне.
Михаил был уверен, что Мария не будет против его общества ведь он совершенно не похож на ее теперь уже почти бывшего мужа, прижимистого скрягу, помешанного на электрогераторах и не замечающего ничего вокруг кроме возможной выгоды.
И уже представил себе то, что приготовил для Марии в своих фантазиях.
Вы давно не спите вместе, он усмехнулся. У нас все будет иначе.
Эта мысль еще сильнее распалила его. В спальне по-прежнему было пусто, жар, охвативший его, не находил себе выхода.
Михаил быстро обшарил другие помещения в поисках Марии, но безуспешно. Евгения тоже нигде не было видно, но это препятствие на пути его желаний, волновало Михаила меньше всего.
Сосед очень тщательно скрывал, что его брак трещит по швам, что он почти развалился, но он не знал, что от Михаила нельзя было ничего утаить.
Ни собственной жены, ни судебной переписки.
В начале сентября, насколько мог помнить Михаил сразу же с началом нового учебного года, Мария нанесла муженьку еще один удар, который во многом стал роковым. К требованиям о разводе добавились претензии на общее имущество. Она требовала свой кусок от всего, включая те никчемные электрогенерторы, что валялись в подсобке их дома и где-то еще в неизвестном Михаилу хранилище. Конечно, дело было совсем не них, пятью месяцами раньше у Евгения Уткина умерла бабка оставившая внуку состояние в несколько миллионов рублей. Адвокат Марии, тот жуликоватый пронырливый тип из кафе, выяснил, что Уткин не смог надлежащим юридическим образом защитить эти капиталы и посоветовал наложить лапу на все.
Для считающего каждый рубль Уткина это был удар ниже пояса. Можно сказать, Мария послала его в финансовый нокаут.
Теперь она ждала окончания процесса, ей даже не нужно было являться в суд. За нее все дела там вел адвокат.
Михаил тоже ждал. Ждал когда наступит его время.
Красная пелена неожиданно заволокла стекла бинокля.
Сначала он решил, что лопнул сосуд в глазу, но отведя взгляд на унылые капли дождя, сочащегося из небесных шлюзов, понял, что со зрением у него пока все в порядке. А весь вопрос был в оптике бинокля, случайно выставленной на максимальное приближение.
Когда Михаил поменял настройки, оказалось, что он смотрит на красное пятно посреди кровати. При первом беглом осмотре он тоже заметил его, но решил, что оно является частью рисунка простынки. В конце концов, он наведался в спальню за развлечением иного рода, чем рассматривание рисунков на постельном белье. Хотя в свете того, что на нем спала Мария, он (рисунок) представлял для него некоторый интерес.
Потом взгляд зацепился за тумбочку, поверхность ее была чиста, не считая недочитанной накануне книжки в самом углу у стенки, но на фоне светлой лакированной поверхности явственно выделялись два въевшихся в краску бардовых пятна.
Это могла быть только кровь. Михаилу были хорошо известны все оттенки, которые она могла принимать в зависимости от того с чем взаимодействовала. Он был медиком и редко ошибался в подобных вещах, практически никогда.
Кровь на тумбочке и простынях. Если бы Михаил не знал менструальный цикл Марии, то решил бы что у нее месячные. Но даже если и упустил что-нибудь в расчетах, крови было явно больше, чем бывает при месячных.
Опустив бинокль, Михаил отложил его обратно на стул. Там уже лежал свитер, он не стал надевать его поверх имеющегося на нем, и оставил как есть.
Возможно, ОН избил ее, возможно даже взял ее силой. А он, глаз с нее не спускавший не заметил этого.
От былого жара не осталось и следа.
Теперь ОН держит ее где-нибудь подальше от окон, откуда не высунешься, не позовешь на помощь.
Возможно, ОН до сих пор измывается над ней, где-нибудь в задней части дома, там, куда Михаилу нет возможности дотянуться, чтобы осадить ЕГО.
Другого объяснения отсутствия их обоих в его поле зрения Михаил просто не видел.
Возможно, прямо сейчас ОН насилует ее, проникая в нее.
Эта, последняя мысль, шевельнула в нем одну из его ранних фантазий.
Он ускорил шаг.
Вышел на улицу и почти побежал.
Знакомая калитка, с прибитым на стену почтовым ящиком, пустое пространство участка. Михаил запыхался, пока бегом пересекал это пустынное поле.
Навстречу ему, из-за угла здания выдвинулся ОН. Евгений Уткин. Марии рядом с ним не было. Михаил решил, что это хороший знак.
Уткин был на десять лет старше супруги (бывшей супруги, настоял бы Михаил, допусти кто-нибудь подобную неточность, развод пусть пока и не до конца оформленный пустая формальность), ниже ее ростом сантиметров на семь-восемь, с ярко обозначившимися залысинами на голове и выдающимся вперед пивным животом.
На взгляд Михаила, ничего привлекательного в его соседе не было. Как такой боров мог понравиться Марии, Михаил не представлял, хотя допускал, что семью годами ранее, когда их браку было положено начало, в этом человеке могло быть нечто способное привлечь ее внимание.
Но сейчас от этого нечто ничего не осталось. Сейчас Мария и не посмотрела бы в ЕГО сторону. Собственно, положив конец их браку, она ясно дала понять, что он ей больше не интересен.
Сейчас она не пошла бы с тобой даже из жалости, эта мысль неожиданно согревала.
На Уткине были потертые джинсы и майка-тельняшка с начесом, рабочий экземпляр заляпанный грязью и не поддающейся стирке. Холода мужчина не испытывал, очевидно вышел на улицу только что.
Ведь до этого он был...
Опрометью Михаил проскочил мимо него и кинулся к входной двери.
- Эй, сосед, ты куда? - окликнул его Уткин.
Дверь не подалась, когда Михаил попробовал сходу открыть ее.
- Мне нужно увидеть ее! - скорее самому себе, чем отвечая на вопрос, прокричал он, продолжая испытывать дверь на прочность.
Он ударил ее кулаком в область замочной скважины, так как прочитал где-то, что с некоторыми моделями дверей и замков такой тривиальный ход срабатывал. С этой конкретной дверью так не вышло, он только до крови разбередил костяшки пальцев и к тому же подоспевший сосед грубым тычком оттеснил его в сторону.
Некоторое время они смотрели друг на друга, молча, изучающее. И каждый отыскал в глазах другого, то, что искал. Некую безумную искру.
Внутри дома стояла тишина. Мария не выглянула в окно узнать, почему расшумелись мужчины. Криков о помощи, впрочем, тоже не последовало.
Евгений заговорил первым.
- Так кого ты там хотел увидеть?
- Марию, где она?
Они все еще не спускали друг с друга глаз.
Вода нехотя капала им на головы, ветер остужал кровь, и казалось, приводил нервы в порядок. Теперь Михаилу хотелось видеть соседа мертвым уже не так сильно. Что было на уме у Уткина оставалось для него загадкой, но главным было, что сейчас сосед был всего в двух шагах от него и далеко от Марии, а значит, не может причинить ей вреда. Следовательно, сейчас она в большей безопасности, чем была. Возможно, страдает, возможно, полученные раны причиняют боль. Но время пройдет, и боль отступит, раны затянуться. И они будут вместе.
- С вечера не возвращалась, - ответил Евгений, для человека только что пустившего кровь супруге (бывшей, бывшей, бывшей - какое право он имел поднять на нее руку?) он выглядел на удивление спокойно, даже умиротворенно. - Позвонила, говорит, голова болит, садиться за руль не могу, останусь у подруги.
Михаил кивнул, вроде как, соглашаясь, что так все и было. Но на самом деле уже уличил соседа во лжи.
Мария приехала вчера в половине четвертого дня, загнала "Мини Купер" в гараж, поднялась к себе и не выходила до ужина. Она не читала в это время, просто лежала в постели, уставившись в потолок или бесцельно кружила по комнате. Иногда она выглядывала в окно. В такие моменты Михаил застенчиво отводил взгляд, так как ему казалось, что взгляд Марии устремлен прямо на него, проказливого ученика из школы, и этот взгляд полон укоризны.
Вряд ли она на самом деле могла видеть, что на веранде соседского дома кто-то сидит и более того наблюдает. И все же Михаил отводил взгляд, испытывая стеснение. Ему не было стыдно, ведь не стыдился он видеть ее неодетую каждое утро и вечер, скорее он все еще стремился к сохранению тайны. Он обязательно расскажет ей обо всем сам, когда получит возможность, наблюдать за ней не таясь, когда они, наконец, окажутся вместе и рядом не будет ее бывшего. Так или иначе, но не будет.
- А я, знаешь ли, не люблю оставлять дом открытым, - продолжал Евгений, - даже если нахожусь где-нибудь по близости на участке.
Михаил снова машинально кивнул его словам.
Накануне когда пришло время ужинать, Мария спустилась вниз, но утруждать себя готовкой не стала. Подогрела молока и залила ими хлопья. Кажется, это были "Корн Флейкс" или "Фитнесс" или какие-то подобные им. Мария любила свое тело и следила за фигурой. Как правило, она ела хлопья на завтрак, а на ужин съедала что-нибудь более существенное за компанию с мужем. Но когда необходимость в готовке на двоих отпала, стала питаться в свое удовольствие, то есть с пользой для фигуры.
Когда они будут вместе, то не будут отказывать себе ни в чем. Их жизнь будет чередой удовольствий для тела и духа.
Бывшая, жена, бывшая, бывшая, хотел поправить его Михаил, но вовремя одернул себя, подавившись словами. Вместо этого неопределенно пожал плечами.
- Да так. Когда видел ее вчера, она показалась мне какой-то расстроенной.
Ничего подобного, утром Мария светилась от счастья.
Она всегда настороженно относилась к Михаилу, ничем не показывая своего интереса к нему. Михаилу даже казалось, что иногда она побаивается его особенно в те моменты, когда они оказывались наедине. К сожалению таких моментов, было два или три за все время, и они были не такими уж продолжительными. Возможно, они не позволили Михаилу раскрыться, показать себя с лучшей стороны, да и как тут покажешь, когда в соседней комнате за тонкой стенкой хлопочет ее муженек (бывший, бывший), разыскивая бутылку вина, припрятанного на черный день, в дальнем углу серванта и гремит бокалами. Как уж тут сосредоточишься. Как хорошо, что все это очень скоро останется в прошлом, и он получит возможность развернуться во всю, реабилитироваться.
Днем Мария после завершения занятий в школе она встретилась с адвокатом в том же кафе, что и в первый раз. Адвокат был в не менее приподнятом настроении, чем сама Мария. Михаил был уверен, их смех слышен всеми посетителями кафе.
В этот момент он пожалел, что у него нет с собой подслушивающего устройства. До этого момента он не видел, чтобы Мария смеялась настолько заразительно и от души. Ее улыбку, овал губ подкрашенных помадой телесного оттенка, и светящихся восторгом глаз ему не забыть никогда.
Их встреча на этот раз была не такой официальной, как в первый раз, показалась Михаилу более дружеской что ли.
И была еще странность: адвокат передал Марии компактную дорожную сумку, довольно тяжелую, но снабженную удобным ремнем, чтобы было удобно таскать ее, перекинув через плечо.
Михаил решил, что сумка доверху забита судебными документами.
- Уверяю тебя, у Марии нет поводов быть расстроенной жизнью, - Евгений открыл дверь, сделал приглашающий жест. - Я думаю, она очень счастлива. Это я чувствую себя в последнее время, словно побитый кот. Интересно тебе почему?
Михаилу было не интересно, потому как он и так все знал наперед, но сделал вид, что весь внимание.
Это в свою очередь взбодрило Уткина, он казалось, даже позабыл, как сосед еще минуту назад пытался вломиться к нему в дом в поисках его супруги. К этому моменту он не питал надежд вернуть ее, сохранить брак и дело было даже не в суде и не в том напористом адвокате, вытрясавшем из него последние крохи души на каждом заседании суда. Он посмотрел на свои руки, на ладонях которых с прошлого вечера появились мозоли. Он много трудился этой ночью. И том, что случилось на них лежит не меньшая вина, чем на нем самом.
Он открыл дверь, пригласил Михаила войти. Тот не стал мяться на пороге и сразу зашел.
Уткин прикрыл дверь, на секунду задержался и тщательно запер ее, провернув ключ в замке на полные четыре оборота.
Мужчины прошли на кухню, по дороге минуя просторный широкий коридор. К удивлению Михаила пока что Евгений Уткин ни словом о них не обмолвился о генераторах. Сегодня утром у него была другая горячая тема для разговоров.
Внутри было натоплено как в бане. Но Михаил и не думал расслабляться, пока не выяснит, где Мария и что ее муженек (бывший, Слава Богу, бывший, как давно он этого ждал) сделал с ней.
Ужинала Мария, не торопясь, так что у Михаила самого потекли слюнки, пока он наблюдал за процессом. Ему захотелось ее прямо за этим столом, и он с трудом перенес свои фантазии в спальню. В его мыслях они каждый день занимались любовью, каждый раз это протекало по-разному, фантазии никогда не повторялись. Иногда он был груб с ней, но потом всегда мысленно извинялся, если причинял воображаемую боль, а потом их соитие продолжалось в уже более нежной манере. Когда это произойдет наяву, ни о каких грубостях не будет даже речи.
Закончив с едой, Мария вымыла посуду, остатки молока в ковшике перелила в чашку и выпила отдельно с ложкой меда для лучшего сна, а затем поднялась к себе. Проходя по гостиной, взяла с полки новую книгу, это была "Бабушка на сносях" Натальи Нестеровой в мягкой обложке. Михаил не знал о чем она, но Марию сюжет зацепил, не отрываясь, она дочитала примерно до середины, иногда улыбалась, с губ срывались смешки, но не такие заразительные как в кафе.
Он любил ее. Осознал в тот самый момент. Это сначала им двигала фантазия недостижимой физической близости, порою грубой, извращенной, но потом... потом он стал понимать, что дело не только в этом. Постарался копнуть глубже и увидел, что Мария является для него теперь чем-то большим, чем просто объектом фантазий.
Уткин протянул Михаилу чашку с дымящейся жидкостью внутри. Михаил едва не обжог пальцы пока ставил подношение на стол прямо перед собой. Внутри был обжигающий кофе. Такой же обжигающий как его страсть к Марии.
Уткин усмехнулся каким-то своим мыслям (наверняка, подумал Михаил, это были грязные мысли, связанные с Марией, ибо по-другому и быть не могло), наблюдая, как сосед дует на обожженные пальцы.
Молоко и сахар в кубиках Евгений поставил отдельно.
Михаил предпочитал черный кофе, но с сахаром. Он взял себе четыре кусочка, хотя дома обходился двумя. Сосед не обеднеет, решил он.
Если подумать, Евгений совсем не плохой парень, вот только ему досталась не та женщина, которая его достойна. Вернее не так, подумав еще немного, заключил Михаил - Евгений сам был не достоин этой женщины. Такой как Мария больше подошел бы, такой как Михаил, он мог бы предложить много больше этого напыщенного скупердяя, думающего только о своих интересах.
Уткин рассказывал ему о неудавшейся семейной жизни, о развалившемся браке и о сукине сыне адвокате. Михаил слушал в пол уха, отпивая кофе маленькими частыми глотками.
И наслаждался триумфом. Имущественные дрязги между супругами волновали его меньше всего, хотя от осознания, что Мария способна оставить муженька ни с чем настроение улучшалось многократно. Он с трудом сдерживал выступающую на губах улыбку, стараясь изобразить на лице подобающий ситуации серьезный скорбный вид.
Его внимание в тот момент было сосредоточено на чашке. На ней был рисунок - виноградные лозы, окутывавшие стенки от края до края. Это была любимая чашка Марии. Знал ли об этом Евгений, Михаилу было не ведомо.
Наверняка нет. Так же как ничего не ведал об истории обретения этой чашки Марией. Эта история стала их маленьким общим секретом. Мария поделилась им с ним во время последних посиделок тремя днями ранее.
Тогда они остались одни - Евгений упорхнул за еще одной бутылкой вина куда-то в погреб, и его появление ожидалось не скоро - и Мария призналась Михаилу, что чашку привезла из Италии. Что это ручная работа одного из флорентийских мастеров. Более того, это подарок одного из туристов с которым она познакомилась на экскурсии по местным виноградникам.
Потом она попросила, сохранить в тайне ее последнее признание.
При этом она слегка потупила взор, словно заигрывая с ним, и выглядела так трогательно и мило, что Михаил поклялся, что не расскажет вообще никому.
В то же время она была настолько вызывающе красива, что он имел неосторожность коснуться ее обнаженных коленей (платье на Марии в тот вечер было совсем короткое) и робко повести ладонь чуть выше. Он действовал совсем не грубо, со всей осторожностью и почтением, но Мария шарахнулась от него как от прокаженного, громко закричала, на шум прибежал Евгений.
Остальных подробностей он не помнил. Кажется, они повздорили, кажется, Михаил принес извинения, словно во сне вернулся домой и удовлетворился фантазиями. Как всегда. Наутро проснулся с шишкой на голове, обо что стукнулся, забыл напрочь.
С того дня прошло еще три. Михаил оказался будто бы в опале, соседи больше не звали в гости на вечерний чай, который обычно заканчивался переходом на более крепкие напитки. Их можно было понять, расслабленный алкоголем он повел себя по-свински. Нежелание соседей видеть его, общаться с ним было вполне понятным, он не мог их винить.
Но это не означало, что сам Михаил не мог видеть их. Евгений никогда не находился в сфере его интересов, что до Марии, то он как и прежде встречал в ней утро и провожал ко сну желая спокойной ночи.
Ему было искренне жаль, что он огорчил ее своей выходкой. Ему казалось, что он не сделал ничего такого, чего Мария от него не ждала, на что не надеялась. Вечером первого из трех дней, Михаил решил, что ее отчуждение проистекает от нерешительности и застенчивости, нежели от страха. Она просто хочет, чтобы между ними не стоял ее бывший муж. Если так, Михаил готов был подождать, до развязки оставалось недолго.
Теперь же он чувствовал несколько странно в соседском доме, еще недавно таком гостеприимном, а с некоторых пор настроенном враждебно. Он ощущал скрытый смысл в том, что так беспрепятственно пересек порог оскверненного им жилища. Только не мог понять, в чем именно он состоит, почему так спокоен Евгений до сих пор не поднявший острую тему.
- Теперь она хочет отгрызть у меня часть наследства, - продолжал вещать Уткин, к своей чашке с кофе, теперь уже остывшим, он даже не притронулся. - Мерзкая сучка.
- Не называй ее так, - буркнул Михаил, заговоривший впервые, с тех пор как переступил порог дома.
- Как не назови иначе, а как сучкой была так ею и останется.
Михаилу отчаянно захотелось вмазать Евгению по физиономии, сытой, лощеной, слегка одутловатой. Никто из них не вправе был оскорблять Марию. Он даже поставил на стол ополовиненную чашку, чтобы замаху ничего не мешало, и сжал кулак, но в последний момент сдержался, не желая выдавать своих истинных чувств. Ощутил, что время еще не пришло, и он успеет поквитаться с Евгением позже за все - за слова и дела и мысли.
- Ты знаешь, что она изменяла мне? - неожиданно спросил Евгений.
Он закончил изливать душу, перепрыгивая с пятого на десятое, то заглядывая глубоко в прошлое то с тревогой вглядываясь в будущее. В представлении Евгения оно выглядело совершенно тусклым и безрадостным как день за окном.
Дождь все еще шел, обильно смачивая землю и разводя слякоть на дорогах. Наблюдать происходящее за окном уютно было сидя в теплом красивом доме. Или лежа в постели в объятиях любимой женщины. Такой женщины, как Мария.
Михаил как раз думал, как займет место Евгения в этом самом доме. В этом ничего не возможного, адвокат, этот упертый и такой полезный тип, когда дело касается раздела имущества, наверняка в лепешку расшибется, но дом для клиентки отсудит. Марии Старый дом Михаила можно будет продать, выгодно вложить средства, жить на получаемый доход, путешествовать.
Они могли бы объехать вдвоем весь мир.
Смысл вопроса подброшенного Евгением не сразу дошел до Михаила, он витал в безбрежном океане будущего и в отличие от соседского, оно представлялось безоблачным.
- Эй, слышал, что говорю? - Евгению пришлось повысить тон. - Эта мерзкая сучка изменяла мне.
- Не называй ее так, - повторил Михаил, оскорбление резало слух. - Чтобы она не сделала, она не заслуживает такого обращения.
- Ошибаешься, - отмахнулся Евгений. - Мерзкая маленькая сучка спала с другим у меня за спиной.
- Мне кажется, Мария не того типа женщина, чтобы пойти на измену.
И если она и изменяла тебе, - добавил Михаил мысленно, устремив взор на раскрасневшееся от речей лицо Евгения, - то только в моих фантазиях, но ее вины в этом нет.
- Ты не настолько хорошо ее знаешь, чтобы говорить наверняка. По правде сказать, - неожиданно Евгений потянулся к нему и положил ладонь на его сжатый кулак, приготовленный для несостоявшегося удара, совсем как матушка, дающая последние наставления сыну перед дальней дорогой, - я благодарен тебе, что помог вывести ее на чистую воду. Потому как я понимаю, она не прочь была проделать это с тобой в этом самом доме.
Огрубевшая кожа мужских ладоней вызывала в Михаиле странное ощущение смутного беспокойства подступающего из глубин сознания, но не приобретшего пока законченных очертаний.
И к тому же впервые с начала разговора Михаил утратил нить беседы.
- Благодарен? - ему не пришлось изображать удивление, ибо было не поддельным.
- Помнишь тот вечер, три дня назад?
- Посиделки, - кивнул Михаил.
Конечно, он помнил.
Их ежевечерний ритуал.
Коленки Марии были превосходны.
- Сучка настояла, чтобы ты больше не приходил к нам.
- Не называй ее так, - в третий раз попросил Михаил. Кожа ладоней Евгения мозолями терлась о костяшки его пальцев.
- Только так, или просто она, для меня у нее больше нет имени.
Карие глаза Евгения злобно блеснули. Злость не была направлена на Михаила - он не в чем его не винил - только на жену. Михаил предпочел не комментировать. У каждого своя дорога. Иногда в своих фантазиях он опускался до оскорблений, они подстегивали фантазию, особенно когда он произносил их вслух. Но в отличие от теперешней ситуации в такие моменты он оставался один и никто не мог подслушать его, ни Мария, ни кто-либо другой. И каждый раз в конце он извинялся. Не мог не извиниться.
После допущенного промаха тремя днями ранее ему впервые пришлось извиняться наяву. Он напомнил об этом соседу.
- Я уже извинился за тот конфуз. И перед тобой и перед Марией. Особенно перед Марией. И мог бы приносить извинения каждый день. Я вел себя неподобающее, признаю. Жаль, что так вышло.
Он солгал. Он ни о чем не жалел.
Он хотел ее тогда не меньше, чем хочет сейчас. Неожиданно он подумал, какой разительный контраст представляет собой грубая кожа ладоней Евгения с гладкой кожей коленей и бедер его бывшей жены. От осознания, что эти грубые руки касались Марии, причиняя ей боль или ласку (боль, скорее всего и чаще это была боль) Михаилу стало противно до тошноты, он с трудом подавил подступивший к горлу комок.
- Не стоит, - заверил его Евгений. - Теперь ей уже все равно. Она не держит на тебя зла.
Это было приятно слышать, на всякий случай Михаил уточнил:
- Мария сама так сказала?
- Уже нет, говорю тебе. Но послушай, не называй ее так, - передразнивая Михаила, ответил Евгений и подмигнул правым глазом. - Но понимаешь...
Он убрал руку, которой до этого накрывал кулак Михаила. Впервые тот разглядел, что ладони соседа были в мозолях. Свежих только что приобретенных мозолях.
- Мы прожили восемь лет. Один со времени знакомства до брака и семь до развода. За это время многое понимаешь о том, с кем живешь. Не все, но достаточно. После той ночи сучку как будто подменили.
Михаил поморщился словно от боли, слова и, правда могли ранить.
- Сучка скучала, ходила, словно в воду опущенная, а иногда на ее лице появлялось такое задумчивое мечтательное выражение... словом, она полностью была погружена в эти воспоминания.
- С чего ты решил, что она вспоминала именно тот вечер?
- Она часто смотрела в окно из нашей спальни, оно выходит как раз на твой дом, ты, наверное, и сам в курсе. Так вот, она явно пыталась высмотреть тебя в нем.
Михаил ничего подобного не заметил, скорее уж Мария наблюдала за опадающими листьями на деревьях - все эти березы, осины и ольха, росшие за участком давали неплохой урожай, - чем куда-либо еще.
- Иногда она ласкала себя, ну знаешь, растирала шею и запрокидывала голову, когда думала, что не вижу. Такие вещи ее возбуждают, знаешь ли...
Михаил не знал, но подумал, что информация может оказаться весьма кстати.
- И совсем меня не замечала. И со всеми этими судебными дрязгами... Понимаешь ли, до этой осени мы были абсолютно счастливы, а тут... в нее словно бес вселился. Развод, раздел имущества. До того вечера у меня не было ответов, что к чему да как. Бабский мозг уникален как говорят. Но в ту ночь... ну, после того, что случилось и закончилось... как закончилось я подумал... Понимаешь ли, словно осенило - а ведь по другому и быть не может. У нее точно появился другой мужик.
- Если ты думаешь, что это я, то это не я.
- Я и не говорю, что ты. Ты все время на виду парень, но она и тебя, знаешь ли, успела окрутить. При ее внешних данных... В общем это не так сложно. Это другой, но, наверное, и с ним не все так гладко как бы ей хотелось. Все это время я думал над тем, кто бы это мог быть. Теперь знаю.
Михаил сделал вид, что кто бы ни оказался предполагаемым любовником Марии, его это не волнует. В понимании Михаила таковых не было, и быть не могло.
- Хотя в первый момент я решил, что этот все-таки ты. Тогда вы почти дошли до конца.
- Я только дотронулся до ее колена, - неуверенно отвечал Михаил.
Уткин загадочно улыбнулся.
Михаил смотрел на него с явным непониманием. Подробности вечера трехдневной давности совершенно вылетели из его головы. Остались лишь фрагменты, из которых не склеишь целого. А виновата во всем шишка на темечке.
Порыв ветра качнул угол дома, металлические листы, которыми была выстлана крыша, задрожали под напором стихии. Когда металлический перебор утих, Уткин продолжил.
- Она не стала подавать заявление. Вот что странно. Могла, но не подала. Я долго думал почему. И естественно поначалу пришел к выводу, что ты и есть ее любовник, а все случившиеся разыгранная сцена, спектакль. Чтобы меня унизить, знаешь ли. И ей нет нужды восстанавливать свое поруганное достоинство.
Чем дальше Михаил слушал, тем сильнее не понимал.
- Но ты пойми, так этого оставлять было нельзя. Поэтому пришлось тебя вырубить. Я все-таки муж как-никак пусть и бывший. Но мне, понимаешь ли, не должно быть все равно.
По крайней мере, теперь Михаил понимал откуда у него шишка на затылке.
- Должно не должно. Но со временем жизненные принципы меняются. Необратимый процесс. Только не думай, что понимаешь ли, я ищу оправдание своим действиям или своим действиям или чьим-то другим действиям. Я, знаешь ли, не из таких. Не из тех, кто сожалеет о случившемся.
Михаил понимал, как будто бы.
- Между прочим, я ударил тебя бутылкой настоящего французского шампанского. Ты в курсе? Хотя откуда, ты же был без сознания. Удар был точен, быстр и хладнокровен, ты вырубился тот час же. Не думал, что так складно получиться. У меня ведь, знаешь ли, совсем нет опыта в таких делах. И я рад, что правильно рассчитал удар. Совсем не хотелось тебя убивать.
Заглянув в сумрачные глаза соседа, Михаил был склонен ему не поверить.
- Это стало чем-то вроде репетиции. Пока нес тебя до дому... Ты помнишь, что я нес тебя?
Михаил отрицательно замотал головой.
- Оно и понятно. Так вот пока я нес тебя, то понял, что с Марией все может получиться как следует. С ней, понимаешь ли, у меня не будет причины сдерживать себя, проявить в полную силу.
Уткин помолчал с полминуты, наконец, отхлебнул кофе, одним глотком ополовинив чашку.
- Маленькая сучка уже давно заслуживала наказания. По многим причинам. Она покусилась на мои деньги, разрушила наш брак, она настоящее проклятие, живущее в этом доме. Так что такой исход был неизбежен. Согласен?
Михаил промолчал, весь внешний вид презираемого им соседа приобрел грозные очертания, так что возражать Михаил не спешил. Они вели странный разговор, который нравился Михаилу все меньше и меньше.
- И мы наказали ее каждый по-своему. Все сошлось весьма удачно, знаешь ли. Мы оба поимели ее, и теперь пожинаем плоды. Жаль, что ты ничего не помнишь.
Уткин поднялся со стула.
- Большую часть, я проделал сам. Но на последней стадии мне, знаешь ли, требуется постороннее содействие. К тому же, я не хочу, чтобы события этой ночи оставались только на моей совести.
Евгений поднялся и проследовал в коридор. Михаил двинулся следом, уже совсем ничего не понимая, запутавшись окончательно в клубке противоречивых событий. Он следовал за соседом, словно зомби и старался в полутьме не наступить на пятки его тапок, Уткин шлепал ими об пол при каждом шаге.
Наверх они не пошли, их путь пролегал по коридору, справа и слева попадались двери, но все они были закрыты. Они миновали дверь, ведущую в кабинет Евгения, прошли мимо лестницы ведущей на второй этаж. Деревянные ступени были заляпаны кровью. Капли успели впитаться, обильно усеивая брызгами деревянный настил. На перилах Михаил заметил отпечаток ладони кровью, слишком крупный, чтобы быть оставленным женщиной.
- Пока я нес ее здесь, она уже не сопротивлялась.
Михаил вспомнил кровь на простынях.
Маленькая .... уже давно заслуживала наказания.
- Что ты сделал с ней? - спросил Михаил.
Увиденные на лестнице свидетельства расправы не нравились ему все больше и больше.
Он не был против наказания как такового, находя в нем определенную пользу. Он полагал, что в чем-то оно может быть даже полезным им обоим - ему и Марии - поэтому оказавшись в соседском доме, не поспешил ей на помощь сразу. Ему представлялось, что главным было нейтрализовать Евгения, главный источник неприятностей. Все остальное может подождать.
Но, в конце концов, все имеет свои пределы. Даже его собственные фантазии, хотя сейчас они поистине неисчерпаемы, когда-нибудь иссякнут подобно иссыхающей реке.
Он вполне допускал, что бывшие супруги могли повздорить, пока он мирно спал и замерзал этой ночью, допускал, что жаркие баталии могли привести к кровавым следам на простынях в бывшей супружеской спальне.
Но теперь крови было слишком много, она усеивала коридор, разбрызганная щедрыми каплями по полу и стенам. И они шагали след в след по этому кровавому ориентиру.
- Как ты ее наказал? - снова спросил Михаил и снова не дождался ответа.
Он начал понимать что-то о мозолях, крови, похоти, своих запретных желаниях, любимой кофейной чашке Марии, и ее интригующем поведении прошлым вечером - она не легла спать сразу же после того как закончила с чтением на ночь. Все имело значение и указывало на печальный конец.
Наказание могло зайти слишком далеко, погасив искру жизни.
Михаила охватило странное чувство причастности к чему-то, в чем он никогда не захотел бы участвовать.
- Ты убил ее? - спросил Михаил, крови вокруг становилось все больше и еще попадались следы борьбы вроде покореженных фотографий в рамках на стенах и разбитого плафона электрической лампы.
- Когда я вошел, она спала, - ответил Уткин. Спала, укутанная простынями до плеч как всегда. Из-под простыней была видна только голова.
В воспоминаниях Михаила, Мария повела себя необычно. Отложив книгу, неожиданно встала, поверх топика на бретельках натянула халатик, выполненный в японской стилистике - он был салатного цвета и украшен ветками японского дерева, если Михаил не ошибался, дерево называлось сакура.
В этом халатике Мария стала похожа на гейшу.
- В свете торшера я видел очертания ее тела также явно как при свете дня. За годы супружеской жизни я, знаешь ли, хорошо изучил ее тело и повадки.
Михаил отметил что ему для того же самого понадобилось не больше семи недель.
- Она спала на спине, чуть повернувшись на правый бок и слегка подогнув ноги в коленях. Ты знал, что это ее любимая поза для сна?
Так же как и Уткин ранее, Михаил оставил вопрос без ответа. Но конечно он знал. Он успел изучить Марию досконально.
Перед его мысленным взором Мария, прошла к компьютеру, стоявшему на маленьком столике справа от окна. Из окна внутрь спальни просачивалась только темнота, но к стене над столом был прикручен светильник, лампы давали достаточно света, чтобы работать при недостатке или отсутствии естественно освещения. До этого момента Михаил не обращал внимания на эту часть спальни, за все время его наблюдений Мария воспользовалась компьютером впервые и провела за ним менее получаса.
Чем она занималась, осталось для Михаила загадкой, монитор стоял лицом к дальней стене, а в глазах Марии не отражалось ничего кроме сосредоточенности и решимости довести до конца некое дело. Губы вытянулись в тонкую линию.
- Я хотел, чтобы все закончилось быстро. Понимаешь ли, я не какой-нибудь законченный садист. Наказание да, но наказание быстрое. Я рассчитывал, что она не почувствует ничего и все пройдет безболезненно. Все же когда-то я любил ее, и возможно когда-то она любила меня.
Тонкие пальчики Марии стучали по клавиатуре, не быстро и не медленно, и в тот момент простыни на кровати были белее снега. Теперь Михаил помнил это совершенно отчетливо.
- Я сделал это ножом. Возможно, он был недостаточно длинный и не так сильно заточен, хотя перед тем как... я подготовил его на славу. Возможно, острие так и осталось тупым. Я думал, сделанного будет достаточно. Но неожиданно Мария очнулась.
Теперь он не называл ее сучкой, давно не называл. Михаил услышал нотки уважения в его голосе.
Стало понятно, что Мария не пережила эту ночь, и Михаил уже знал кто окажется следующим. Руки сжались в кулаки. Уткин этого не видел, он все еще думал, что он, Михаил, с ним за одно, что они напарники, что с самого начала действуют вместе. Но правда была в том, что Михаил не хотел никого убивать, никого наказывать. Мария не заслуживала быть наказанной, потому что не была ни в чем виноватой. Виноватым как раз был Михаил и только в том, что тупица сосед, выдав желаемое за действительное, неправильно истолковал какие-то его действия. И вот он-то и заслуживал наказания.
Он мог бы исполнить задуманное прямо здесь в коридоре первого этажа, устроить настоящее кровосмешение на этом полу и стенах. Он был вполне готов к этому в любой момент. Удерживало только одно, он хотел дослушать историю до конца.
- Не знаю, откуда у нее появились силы, а вот во мне, знаешь ли, заговорила робость. У меня совсем нет опыта в таких делах. Это мое первое убийство, а из тебя вышел неплохой насильник. Не скажу, что мне сильно понравилось убивать. Хотелось бы, знаешь ли, чтобы такого больше не повторилось. Мой тебе совет - никогда не женись, ибо сам видишь, до чего может довести благополучный брак.
Он говорил на полном серьезе.
Коридор неожиданно закончился тупиком, из которого был единственный выход через массивную обитую железом дверь, выкрашенную под цвет стен, он напомнил Михаилу вкус ванильного мороженого.