Многие децкие песатели отметились в гистории руской литиратуры всякими там крео об том, как малалетние куленары варят иле жарят то иле иное. И канешно, такое тродицыоное словянское блюдо, как каша, не обдилено ихним вниманийэм. Однако, смею замЕтеть, што автары эцих самых креа апсалютна невладели инфармацыей, когда криативили.
Ихние главгеры, варясчие кашы иле жарясчие куритцу, выглядят пасрецтвенными имбицылами с елементами прагресируюсчей дыградацыи беставо несавиршэннай личнасци.
А вот я и друк мой Серы (па случаю саапсчаю, што таблоид он свой вылечил ад диатезу, перестав попросту жрать апильсины, а то жрал, как не всвой дух). Так вот я и Серы чесно ворили кашу, и чесно же намерины росказаць об етом знаминательном в жызни моей мамо собыции.
Причом тута моя мамо, - спросишь ты, увожаемы фтыкацель? А я и отвечу. А притом, што кашу мы ворили на иё кухни, потомушто мамо Серово в свою кухню нас нипусцила, а прогнала полоценцом. Мы конечно полоценца не испужались - поцы всеж таки, а не мухи бессловесныя, ся уважаим и по мусоркам намного реже шаримсо. Просто мы решили, што нистоит нирвироваць такую нирвическую особу, как мамо Серово (она бедноя и бес того распереживалась, пока Серы диотезом стродал). К тому же, моих мамо и папо тогда дома небыло, и как гриццо, логичиски было подаццо за куленарными изысками туда, в мою хавэрку.
Прешли мы значиццо и первым делом выгнали с кухни сцуко-кота, погремухой Снижок. Какой он там снижок - не знаю - репо вроде белое, а вот остальное всио какоэ-то серо-жолтае. Я так думаю - иле мыццо Снижок нелюбил иле катило ему выгораць на сонцы, на подоконику. Розвалиццо бывало, штопадла какая, и типо солярий принимаит, гломурник (сказано с ниипацистой долей ыронии)...
Стопачки, што-та понесло миня по следам учаснеков програмы "анимал плонет" - про жывотных росказвать. А я не про жывотных хоцел (до бобруйску им пора - стопудово и кило в подмышко), а как раз наодворот - про хавчик.
Ну, воот, не из-за голоду, а токмо радзи любознацельности и дабы опыту жизненнову напаковаццо, решили мы с Серым кашу заворить.
Воду ноливай, - грит Серы, - и огонь розжыгай!
Ага, - грю, - всио мне! А ты што, в потолок пливать буш, ксплуататор, ну чесс слово, нидобиток импириализма, и все такойэ.
Серы понял, што низы не хотят, а вирхи не могут, однозначно, и решил огонь сам зожечь. А чиво там розжыгаць - плету родной биелоруской фирмы "Гифест форева!" уключыл и всево делов-то.
И вот когда я воды в кострулю нацыдил и на плету поставил, а кухня газом поскудным зополнилось основацельно, Серы возьми спичыкой да и жыгни.
Вот вам и бац! Вот вам и гозификацыя отдаленых роёнов.
Кашо ниполучилось вобще. Получилось што-та, отдалено похожае на тайное месцо поклонения всех биелоруских пограничников - на геройскую Бресцкую крепосць. Сплошныйэ розвалины и обугленосци. Это я про кухню.
Мы с Серым лишились всей роститильносци на кочанах и отхвацили ниибаццо кокое шоковое состоянийэ.
Очинь жаль было кострулю с цвитами-маками - погибла родная - иё взрывной волной в потолок епнуло да там и оставило. Не ворить ей в сибе ни кашо, ни супо, ни воренья...
Вот такая трогедия.
Иё послецтвия (обморок моей мамо, ниадыкватную меру накозания, изброную моим папой в отношэнии миня и Серово) я, из эцических сооброжений, опушчу.
А вывод такой:
Ниспишыте, папки, мамки, дитей в сомостояцельную жызнь выпускаць.