|
|
||
Шесть первых стихотворений из цикла "Зрада", полностью появившегося лишь в посмертном сборнике "Медобiр". Поэт мастерски использует любимый им тонический размер и нерифмованные окончания. | ||
|
I.
Їду - поїду на бистрiм конi Крiзь попiл ночi, крiзь полум"я днiв, Тiльки пiсня бринить за сiдлом, А слiдом - ОдинАдцять друзiв моїх, Одинадцять мiсяцiв молодих. Велика скеля стоїть. Пiд скелею земля спить. А в тiй землi теремок, Де ящiрка проживає, Що була колись князiвною. - Нумо, хлопцi, станьмо, Мечi з пiхов добуваймо, Князiвну-полонянку Iз чарiв визволяймо. Хлопцi стали, Мечi з пiхов добували, Князiвну-полонянку Iз чарiв визволяли. Вийшла вона як квiточка бiла, Тiльки несмiла, несмiла. - Ти мене любиш? - питає. - Люблю. - Вiддай менi радiсть свою. Я вiддав. - I тепер мене любиш? - Люблю. - Вiддай менi силу свою. Вiддав. - I ще мене любиш? - Люблю. - Вiддай менi мужнiсть свою. Вiддав. Тодi очi звела, Повнi спокою, Тодi повела Проти себе рукою, Я дивлюсь, - А моїх одинадцяти друзiв нема, Тiльки вечiр та падає тьма, Та стоїть одинадцать стовпчикiв, Однi порохнявi, другi кривi, На всiх шапочки снiговi! Дивна князiвна тодi на коня: - Чого ж твої очi в журбi? Не нудно буде й тобi: День-у-день, Рiк-у-рiк, Повiк, Бiля стовпчикiв походжати Та спiвати жальливих пiсень, Що зграбували тебе, Що ти не можеш забути, Що як же недобрим бути, Коли небо таке голубе! Показала зуби як iкла, Засмiялася, свистнула, зникла. |
I.
Еду-поеду на быстром коне Сквозь пепел ночи, сквозь пламя дней, Только песня звенит рассветом, А следом - Одиннадцать братьев моих, Одиннадцать месяцев молодых. Большая скала стоит. Земля под скалою спит. А в той земле теремок, Где ящерка проживает, Что была когда-то княжною. - Ну-ка, братья, встанем, Мечи из ножен достанем, Княжну полоненную От чар спасать станем. Братья встали, Мечи из ножен достали, Княжну полоненную От чар спасать стали. Вышла она как веточка белая, Только несмелая, несмелая. - Ты меня любишь? - спросила. - Люблю. - Отдай мне радость свою. Я отдал. - И теперь меня любишь? - Люблю. - Отдай мне силу свою. Отдал. - И все меня любишь? - Люблю. - Отдай мне волю свою. Отдал. Тут очи подняла, Полные покоя, Вокруг повела От себя рукою. Я смотрю, - А моих одиннадцати братьев уж нет, Только вечер и тусклый свет, Да стоят одиннадцать столбиков, Одни гнилые, другие кривые, На всех шапочки снеговые! Странная княжна тогда на коня: - Загрустил о своей судьбе? Не скучно будет и тебе: День за днем, На года, Навсегда, Возле столбиков похаживать И песни петь о горе своем, Как утратил ты все дорогое, Как ты не можешь забыть И как же недобрым быть, Когда небо вверху голубое! Зубы, как клыки, показала, Засмеялась, свистнула, пропала. |
|
II.
На захiдних полях, у намерку, I ясен не так шумить, I ясмин не так пахне, Як на раннiй, пораннiй зорi. Як будеш тихий, як будеш добрий, То прiйдеш над самий обрiй, Там, на галявi, темна фiялка. Ти ступиш до неї - еге! Заламлеться пiд тобою, Захрустить, як осiннiй лiд. I засмiється фiялка... Ти почнешь оглядатися за тропою I зуздриш купу купинок, Мов зграю сидух на базарi, Однi самотнi, а iншi в парi. На захiдних полях, у намерку, Ясен холодом пропахає, А ясмин поникає На жовтi руки крушини. I загукають до тебе: "Сюди, сюди! Ми тебе обiймем iржавцями, Мокряками, багнами ненатлими, Обмотаємо трав'яними патлами. Ми тобi дiвчину дамо: Зеленi плечi, слизький живiт, Пулькатi очi - краса болiт!" I знов засмiється фiялка, Що тебе ображає хто хоче. I раптом тиша сумна I якась статечна жона. Ти руки до неї: "Ноче!" |
II.
На западных полях, в сумерках, И ясень не так шумит, И жасмин не так пахнет, Как на ранней, утренней заре. Как будешь тихий, как будешь добрый, То прийдешь в мир горный, Там, на поляне, темная фиалка. Ты ступишь к ней - эге! Подломится под тобою, Захрустит, как осенний лед. И засмеется фиалка... Ты начнешь озираться - где тропа, И заметишь кучу кочек, Как стаю торговок на базаре, Одни в одиночку, другие в паре. На западных полях, в сумерках, Ясень холодом оплывает, А жасмин поникает На желтые руки крушины. И закричат тебе: "Сюда, сюда! Мы тебя обнимем иржавцами, Зыбунами, трясинами затхлыми, Обмотаем травяными патлами. Мы тебе девицу дадим: Зеленые плечи, скользкий живот, Глаза навыкат - краса болот!" И вновь засмеется фиалка, Что тебя обижает кто охоч. И вдруг, как сон, тишина И какая-то статная жена. Ты к ней руки: "О Ночь!" |
|
III. Де улицю укрили Петровi батоги*, У колiю знайому Не покладу ноги. Були одчиненi дверi, Та тiльки нiч увiйшла, Клишонога незграба нiч. Нема на нiй шапочки голубої З зигзагом iз сiрого шовку. Не скажу я, обнявши її: "Мила, як довго ждав я! Коло вiкна твойого, Коли приходить день, Не я турбую вiти Горобини й вишень". Зате, як вийде вона Раненько з мiсяцем-другом, I стануть сiдати обоє На громохкий сонячний вiз, I весело заторохтять орчики, А я буду дивитися з ганку, - То не оглянеться на мене I не засмiється глузливо Клишонога незграба нiч. |
III. Где улицу укрыли Петровы батоги*, По колее знакомой Не устремлю ноги. Были открыты двери, Но только ночь вошла, Косолапая грубая ночь. Нет на ней шапочки голубой С зигзагом из серого шелка. Не скажу я, обняв ее: "Милая, как долго ждал я! Возле окна твоего, Когда приходит день, Не я тревожу ветви Рябины и вишен." Зато, как выйдет она Раненько с месяцем-другом, И станут садиться оба На гремящий солнечный воз, И весело затарахтят вальки, А я буду смотреть с крыльца, - То не оглянется на меня И не засмеется насмешливо Косолапая грубая ночь. |
|
IV.
Я iду здовж ручаю. Вечiрня пташка мигтить крильми. На вiльхи, на скелi спадає Покошлана мерва тьми. Iду я самiтно, леле! Забутi руки ломлю. Чи зрине казковий шелест, Свiтющий шелест "люблю". Та все навколо знайоме, I глузливо шепоче тьма: "Ти йдеш не в казку - додому, А казки... казки нема." |
IV. Я иду вдоль ручья. Звуки вечерних пташек нежны. На ольхи, на скалы струят Нечесанные пасмы тьмы. Иду с печалью ничьею, Забытые руки ломлю. Возникнет ль сказочный шелест, Светящий шелест "люблю". Но все вокруг так знакомо, И насмешливо шепчет тьма: "Не в сказку идешь - а домой, А сказки нет... нет, эхма!" |
|
V. Ти ляж та й засни собi, тату, А я бiля тебе кластиму хату. Стiни Пороблю iз сухої чатини На покрiвлю соснових гiлок, А волотка трави - то над нею димок. А як прийде яка горбата, Або iнший лихий чоловiк, - Бо тут сьогоднi багато Проходжає калiк, - То я тебе закидаю Сонячними шапочками маю I скажу, затуливши собою хатинку: - Тут мого тата немає, Десь вiн iнде тепер на спочинку, Бо вiн приїхав дуже трудний, То ви марно сюди не ходiте I голосом не ячiте, Все одно чаклунки горбатi Не мають сили при моїй хатi. |
V. Ты ляг и засни себе, батя, А я для тебя буду строить хату. Стены Сделаю из сухой хвои сосны, На крышу сосновых веток стог, А метелка травы - то над нею дымок. А прийдет та, что горбата, Или иной лихой человек, - Ведь тут теперь многовато Ходит всяких калек, - То я тебя закидаю Солнечными шапочками мая И скажу, заслонив собою хатку: - Где мой батя не знаю, Отдыхает он где-то порядком, Ведь он приехал очень больной, Так вы даром сюда не ходите И голосом не звените, Ведь все чары колдуньи горбатой Не имеют сил над моею хатой. |
|
VI. Чи ти чуєш, нечуй-вiтре*, Ти, що коливаєшся На вечiрньому небi, На вмирущому свiтлi! В кутку двора iржава лiйка, Забута тачка. Осiнь ходить, Збирає сухозлiтку листя, Стебельну ламань. Осiнь, осiнь! I я тепер ходжу, як ти, Збираю тьмяну сухозлiтку Того, що молодiсть дала, А я згубив так необачно. Коли б зiбрати якнайбiльше! Ой послухай, нечуйвiтре, Ти, що коливаєшся На примерклому свiтлi, На прoтавцi зорянiй. Коли б зiбрати якнайбiльше! Нехай тодi глуха зима, Нехай залiзо самоти, Я б засвiтився сам од себе, Як золотяться гловарi В дому жовтневої зорi, I, замiсть стоптаних фiялок, На полi вечора мого Зростав би, може, iнший цвiт - I незрадливий, i нетлiнний. Чи ти чуєш, нечуй-вiтре? |
VI. Иль ты слышишь, нечуй-витер*, Ты, что колыхаешься На сереющем небе, На изменчивом свете! В углу двора кривая лейка, Пустая тачка. Осень ходит И листьев канитель срывает, Растений ветошь. Осень, осень! И я теперь хожу, как ты, И собираю тусклую сусаль Того, что молодость дала, А я неосторожно потерял. Если б собрать как можно больше! Ой, послушай нечуй-витер Ты, что колыхаешься На померклом свете, На проталке заревом. Если б собрать как можно больше! Пускай тогда глухой рассвет И одиночества железо, Я б от себя сам засветился, Как золотятся главари В дому октябрьской их зари, И, вместо сломанных фиалок, На поле сумерек моих, Быть может, вырос цвет иной - И неизменный, и нетленный. Иль ты слышишь, нечуй-витер? |
|