Лошадка вновь оказалась целой. Она тихо покачивалась на полу, словно мгновение назад двадцатифунтовый молот не превратил ее в трухлявые обломки. Облупившаяся на боках краска отражала отсветы заходящего солнца. Бутафорская сбруя мелодично звенела колечками.
В учебной комнате поднялась пыль. Вкусно запахло сдобой. Серая взвесь, кружась перед витражными стеклами, медленно осела на мебель и каменные плиты пола.
Раздраженно отряхнув фиолетовую мантию, Сотый поднял молот над головой и еще раз обрушил его на качалку. Щепки брызнули фонтаном. Одно из полозьев отскочило и больно ударило мальчика по ноге. Сотый сжал зубы, и с хрустом вдавил молот в гору щепок. Его лицо, обычно спокойное, исказила гримаса злобы.
Еще год назад, за возможность просто посидеть на такой лошадке, он без колебаний отдал бы половину недельных обедов. В приюте за нее дрались бы с утра до ночи. Но недавно Сотому исполнилось четырнадцать, и теперь он по праву считал себя взрослым.
Тихо приоткрылась дверь в коридор. Мальчик настороженно прислушался. Легкий сквозняк всколыхнул свитки на столе. Дверь протяжно скрипнула и открылась шире. Сердце Сотого заколотилось. Не зная, как поступить, он спрятал молот за спину. Не хотелось, чтобы кто-то узнал о его упражнениях со старой игрушкой.
Лошадку он ломал не первый день. Оказалось, что на свете есть множество способов ее уничтожить. Сотый разбивал ее молотом, отрубал деталь за деталью, даже пробовал поджечь. Но каждый раз появлялся пьянящий запах свежей выпечки и лошадка восстанавливалась. Крупные куски и мелкие щепки, все, до последней пылинки, устремлялись друг к другу, пока не становились единым целым.
В глубине души мальчик надеялся, что однажды игрушка сдастся, не выдержит очередной экзекуции и останется лежать у ног неподвижной грудой обломков. Но пока ничто не смогло поколебать ее стремление оставаться целой. Зато сам Сотый недавно почувствовал, что столкнулся с препятствием, преодолеть которое не хватает сил. Это злило.
Открытая дверь не давала покоя. Мальчик подошел и осторожно выглянул. Дом стоял погруженным в тишину. Только звук потрескивающих в камине дров доносился из большого зала. Сотый постоял немного, прислушиваясь, упрямо мотнул головой и вернулся к качалке.
От нового удара игрушка привычно разлетелась. Мальчик подхватил отломанные полозья, швырнул их за дверь и захлопнул ее, подперев спиной для верности.
Разбросанные части недолго оставались без движенья. Прошел миг, и они сдвинулись со своих мест, потянулись друг к другу. Нервы мальчика вскрикнули от тихого царапанья за дверью. Лошадка, словно понимая, где спрятаны недостающие части, заскрежетала обломанными ногами, приближаясь к Сотому.
Мальчик стиснул зубы и зажмурился, решив на этот раз ни за что не отступать. От сильного толчка в спину он едва устоял на ногах. Затрещала притолока над головой. Со всех сторон послышались удары и грохот, похожий на камнепад в горах. Потолочные балки вздрогнули и застонали, словно кто-то огромный пробрался в комнату и заворочался там, как медведь в берлоге.
На потолке появилась глубокая трещина. Пробежала между балками и метнулась к стене. Гладкие деревянные панели треснули. Молния разлома сползла на пол и змеей устремилась к Сотому, ломая каменные плиты и превращая их в крошево. Она почти достигла мальчика, но завязла. Потеряла силу. Замерла в полушаге.
Сотый все еще стоял у двери и мелко дрожал, затравленно уставившись на каменные осколки. Одна из разломанных панелей оторвалась от стены и хлопнулась об пол, подняв новое облако пыли.
Мальчик закашлялся и оттолкнул от себя лошадку. Резкий скрипящий звук, похожий на вопль раненого зверя, донесся из коридора. По комнате пробежала дрожь. Дверь выгнулась, и отбросила мальчика к столу. Сильный порыв воздуха ударил по окнам. Одно из витражных стекол треснуло и со звоном разбилось во внутреннем дворе. Ветер усилился. Свитки взлетели со стола и заметались над головой. Сотый закрылся руками и отчаянно закричал, стараясь переорать бушующий вихрь:
- Всё, Борзель! Не трогаю я больше твою игрушку! Всё! Всё!
Последний порыв ветра разбросал бумаги по полу, усеял ими ступени лестницы, ведущей на чердак. Наверху погромыхал створкой окна, не заколоченного на зиму, и успокоился. Лошадка, противно скрипя вновь обретенными полозьями, сдвинулась к стене, словно ее волоком туда оттащили. Мальчик закрыл уши, чтобы не слышать этот звук.
Все стихло. Он облизал пересохшие губы. Привычный запах сдобы окутал комнату. Что-то скрипнуло, и Сотый вздрогнул. Он ничего не мог поделать со страхом, который появлялся при каждой встрече с Борзелем.
Торопливо собрав часть раскиданных свитков, мальчик уселся за стол. С сожалением поглядел на лошадку. На сегодня эксперименты закончены. Борзель не позволит продолжить.
Под грудой бумаг Сотый отыскал позеленевший от времени колокольчик и затряс им, вызывая слугу. Громкие чистые звуки разнеслись по коридорам.
В дверь протиснулся огромный седовласый старик. Ему пришлось пригнуться и повернуться боком, чтобы не задеть притолоку и не разворотить плечами дверь. Слуга носил подобающее размерам имя: Горыня. В мощной ладони он сжимал косичку из толстых четырехдюймовых гвоздей. Была у него странная привычка - постоянно сплетать и расплетать гвозди. В пальцах гиганта косичка выглядела крохотной, словно состояла из тоненьких нитей.
Мальчик слышал от наставницы, что Горыня настолько стар, что помнит Великую битву, из которой вышел с потерями для себя. На его правой руке недоставало мизинца, а морщинистое лицо пересекал шрам, похожий на ожог. Начинался он у виска и, через горло, падал на ключицу.
- Борзель здесь поозорничал немного, - хмуро сказал Сотый, кивнув вошедшему.
Горыня поморщился, оглядывая комнату. В его серых выцветших глазах плескалось недовольство, но на лицо быстро вернулось обычное спокойствие. Старик нагнулся и закряхтел, начав поднимать с пола свитки.
- А с трещинами что делать? - спросил мальчик. Он догадывался, каким будет ответ, но все равно похолодел, когда Горыня раздул щеки и сцепил огромные руки перед собой, как будто показал живот.
Горыня холодно кивнул. Из груди мальчика вырвался скорбный вздох. Он совсем не хотел говорить наставнице о случившемся. Борзель и раньше мстил за свою лошадку, но никогда не бушевал так сильно. А за разруху придется отвечать.
Все еще надеясь улизнуть от наказания, Сотый предложил:
- Давай я попробую все починить, а? Я мог бы справиться...
Но слуга отрицательно мотнул головой и приложил ладонь к уху, мрачно кивнув на открытую дверь. Мальчик услышал эхо шаркающей поступи, разносящееся под каменными сводами коридора.
- Черт! - вырвалось у него.
Растерянно оглядевшись, он быстро подхватил оставшиеся на полу свитки, сгреб их в охапку и кое-как покидал на стол. Попробовал создать видимость порядка, уселся и сделал вид, что занимается прибором для разрушения оков. Прибор он не совсем закончил - вместо этого потратил время на упражнения с лошадкой, а показать работу предстояло сегодня. Возможно, Офа потребует открыть какой-нибудь замок или тайник и тогда...
Лоб Сотого покрыла испарина. Он почувствовал, что приближается буря.
Бумаги на столе прижимала чернильница в виде дракона, раскрывшего пасть. Внезапно она приподнялась и опрокинулась сама собой. По свиткам растеклась чернота. Мальчик схватил листки и судорожно затряс ими, надеясь, что стряхнет чернила, но тщетно.
- Борзель! - взвился он. - Отомстил, да?
В ответ витражные стекла мелко затряслись.
К столу подошел Горыня, с мрачным видом собрал испорченные свитки и спрятал за спиной. И вовремя, потому что в дверном проеме появилась Офа.
Она выглядела такой же огромной, как Горыня. При первом взгляде казалось, что в ее теле нет ни костей, ни мышц. Она напоминала студень, который каким-то чудесным образом научили двигаться. Но стоило заглянуть наставнице в глаза, и вся внешняя нелепость сразу забывалась. Глаза таили в себе непререкаемую властность. И волю, которой ничто во вселенной не в силах противостоять. Сотый предпочел бы попасть в железные руки Горыни, чем лишний раз озлобить наставницу. Насчет возраста Офы Сотый сомневался. Она не выглядела старой, но мальчик был уверен, что Горыня моложе.
Сотый перевел взгляд с румяного лица Офы на старика. Тот склонил голову, приветствуя госпожу, а когда та подошла ближе, попятился и скрылся в коридоре, почтительно прикрыв остатки двери. Испорченные бумаги Горыня унес с собой, вместо того, чтобы показать их наставнице. Это очень удивило Сотого, но мальчик заставил себя отогнать лишние мысли. Под строгим взглядом Офы он вытянулся в струнку. Постарался даже не дышать, чтобы не разгневать наставницу.
На ее руке покачивалась золоченая клетка. Там, свернувшись клубком, спал рыжий котенок. Одно ухо у него было рваным, и на лбу виднелась розовая кромка шрама. Несмотря на то, что котенок безмятежно спал, выглядел он несчастным.
Офа поставила клетку на стол и вперила тяжелый взгляд в ученика.
Сотый отлично помнил, когда чудом выдержал этот взгляд впервые.
***
Немногочисленные приюты для детей, наставница посещает раз в году. Осенью. Среди уцелевших, тех, кто не помнит своих родителей, среди самых злобных подростков, она выбирает Единственного. Того, кто способен из Серости выйти во Тьму. Того, кто потом будет зваться Отринувшим Свет.
Мальчик выделялся среди сверстников. По меркам остальных, его доставили в приют уже взрослым. Сотому было два года, когда один из Отринувших отобрал его у обезумевшей матери, готовой растерзать собственное дитя.
Этот случай оказался уникальным. Никогда раньше, со времен Великой битвы, ребенок не оставался с матерью так долго. Целых два года! Обычно счет не доходил и до дня, если вообще открывался.
Мальчик быстро почувствовал свою исключительность и, когда Офа посетила приют, педагогам было что рассказать о его проделках. Борясь за место под солнцем, он из всех стычек выходил победителем. Офу особенно впечатлил случай, когда Сотый сломал руку старшему. Может быть, жестокость, с которой это было проделано, и привлекла наставницу? Кто знает...
Но Офа свой выбор сделала, а он, к зависти остальных, обрел номер. Сотый. Именно столько лет прошло со дня Великой битвы.
Каждый в приюте мечтал оказаться на его месте. Все знали, что скоро этот крепкий мальчишка окажется в "Доме булочника", как называли школу, а через год обретет то единственное, чего никогда не видать большинству: Имя.
***
В школу Сотого везли в черной карете. Он улыбался во весь рот и глазел по сторонам, стараясь ничего не пропустить. За крохотным окошком проплывали карнизы домов, жмущиеся друг к другу, словно кто-то выстроил наверху еще одну улицу. Мальчик глядел на них и думал, что через год любая дорога станет ему по плечу, будь она хоть по крышам, хоть меж звезд. Ходили слухи, что Отринувшие Свет способны путешествовать сквозь пространство. А цена, которую придется за это заплатить, казалась Сотому смехотворной, ведь к безоговорочной дисциплине и наказаниям он привык еще в приюте. Куда ж без них? Без взысканий науки не понять.
Его кругозор рос день ото дня, а навыки и умения оттачивались после занятий. Год промчался быстро. Теперь Сотому предстояло доказать, что учеба не прошла даром.
Экзаменов он ждал с нетерпением. Может быть, как раз сегодня Офа и устроит первый из них? Сотый не боялся. По его мнению, в жизни вообще стоило опасаться только двух вещей: Борзеля и саму Офу. Все остальное поправимо. А уж экзамены и вовсе плевое дело. Да и можно ли трусить, если на карте стоит Имя?
***
Котенок проснулся и тихо мяукнул. Наставница пробежала пальцами по прутьям, подражая игре на арфе, и зверек заметался от этой музыки, словно искал угол в круглой клетке.
- Не ладишь с Борзелем? - нараспев спросила Офа, возвращая взгляд к Сотому. От ее напевной манеры говорить у мальчика по спине забегали мурашки. Каждый раз он холодел от звуков ее голоса. В речи наставницы удивительным образом сочетались мрачность, непреклонность и сахарный тон.
Не услышав ответа, Офа вытянула губы уточкой и пошамкала ими, взирая на разруху в комнате. Ее взгляд задержался на трещинах. В стене... на потолке... на витраже, где улыбчивый булочник нес полную корзину кренделей. Вместо одной из булок зияла дыра, сквозь которую веяло осенней промозглостью.
Глаза наставницы сверкнули, но спросила она спокойно:
- Ты ведь знаешь, что Борзель расстраивается, когда ломают его лошадку?
Сотый медленно кивнул, удивившись, что на самом деле никогда об этом не думал. Откуда у Борзеля, у обычного шумящего духа, могут взяться чувства, если даже у людей их почти не осталось?
Открытие оказалось настолько неожиданным, что мальчик немного растерялся. Офа почувствовала это. Глянула остро. Казалось, ее взгляд пробрался в самые отдаленные уголки сознания, отыскивая крамолу. Но Сотый давно научился маскировать свои эмоции. Он придал лицу безразличное выражение и Офа поверила. Ее губы растянулись в довольной улыбке. Пальцы, похожие на сосиски, потрепали ученика по щеке:
- Хорошо! Отринувшему Свет нет дела до чужих чувств, - нараспев произнесла она, потом глянула на котенка и встряхнула клетку. Зверек жалобно мяукнул.
- Знаешь, зачем я принесла сюда это? - спросила Офа, выделив последнее слово.
Внутренне ликуя, Сотый кивнул, понимая, что дождался экзамена. Приблизился к клетке и забарабанил пальцами рядом с котенком.
Тот мяукнул. Тихо-тихо. Почти неслышно.
"Странный какой-то", - удивился Сотый. А зверек вдруг неуклюже шагнул и уткнулся носом в пальцы. Мальчик вздрогнул и отдернул руку.
Офа внимательно наблюдала. Ее бровь поднялась, когда ученик отступил от клетки.
- Не нужно входить с ним в контакт, - укоризненно произнесла наставница. - Тебе будет труднее. - Офа помолчала. Потом спросила:
- Ты уже придумал, как сделаешь это?
Сотый едва заметно мотнул головой. Наставница снова удивленно вскинула бровь. Ее губы недовольно сжались.
Мальчик задумался, отыскивая подходящий вариант. Котенок, будто понимая, от кого зависит дальнейшее, уставился на него и тихо мяукнул.
- Ну? - поторопила Офа.
Сотый холодно взглянул на котенка и отчеканил:
- Я помещу его в железный куб!
Офа обдумала это. Погрузилась в себя, представляя, как все произойдет и, наконец, кивнула:
- Что ж... Быстро... Жестоко... Хорошо. Пожалуй, это подойдет. Приступай.
- Фуф! - радостно выдохнул Сотый. С улыбкой на лице он начал готовиться.
После первых слов ученика клетка поднялась над столом. Мальчик хлопнул в ладоши, и она исчезла. Котенок остался висеть в воздухе, неуклюже барахтаясь и открывая рот в почти беззвучном мяуканье. Вдруг пространство над ним закружилось. Из ниоткуда возникла квадратная металлическая пластина. Потом еще одна. И еще. Затем грани пластин начали соединяться, постепенно окружая рыжее серебристым. Последняя стенка заняла свое место и рыжего не осталось вовсе. На стол грохнулся аккуратный железный куб, опрокинув чернильницу. На этот раз пустую.
Сотый поднял руку и занес ладонь над верхней плоскостью. В ее центре сейчас же образовалась малюсенькая дырочка.
- Стоп! - чуть ли не закричала наставница. - А это зачем? В куб ведь будет попадать воздух!
Сотый холодно прищурил глаза и медленно кивнул. Уголки его рта тронула тень улыбки.
- Но тогда процесс затянется! - Офа недовольно поджала губы.
Сотый снова кивнул. Его улыбка стала шире, а в глазах появилась задорная хитринка.
Офа недоверчиво посмотрела на воспитанника, пошамкала губами и вдруг расцвела:
- Ну конечно! Затянется! А ведь это... Это... - она не сразу нашла нужное слово. - Здорово!
Растроганная наставница потрепала мальчика по щеке:
- А ты молодец! С фантазией. Что ж, надеюсь, скоро смогу представить тебя Магистру для главного экзамена. Сегодняшний выполнен блестяще!
Ухмыляясь, Офа еще раз взглянула на куб:
- Затянется! Надо же! Каков затейник! - и, прежде чем выйти, добавила спокойнее:
- Горыня проследит за результатами и приберет, когда всё... завершится.
***
Прошла неделя. Наступил вечер главного экзамена. Когда солнце почти коснулось горизонта, к воспитаннику пришла Офа. Она вплыла, едва протиснувшись в дверь, оглядела восстановленную комнату и, как всегда недовольно, спросила:
- Всё завершилось?
Сотый догадался, о чем идет речь. Он пожал плечами, указывая на пустой стол.
Куб отсутствовал.
- Сколько он продержался? - заинтересовалась наставница.
Мальчик снова пожал плечами:
- Пять дней, кажется.
Офа захохотала и в ее глазах заплясали красные огоньки, отраженные от витражных стекол. На миг показалось, что в зрачках плещется пламя.
Она собралась было покинуть комнату, как стены вдруг заходили ходуном от страшного толчка. Сотый подумал, что началось землетрясение. Пол ушел из-под ног. По всему дому пробежала дрожь. В других комнатах послышался грохот и звон. С потолочных балок посыпалась труха.
- Борзель! - Офа, набрала полную грудь воздуха, но замерла, так и не отчитав духа за несносное поведение. Взгляд наставницы приковал разлом, который образовался в стене.
Пахнуло затхлостью, будто там скрывалось большое душное пространство. Офа шагнула ближе. Дом вздрогнул еще раз. Красноватый свет из окна подсветил темноту открывшейся ниши. Там что-то двигалось. Офа сделала еще шаг и вдруг взвыла. Держа двумя пальцами за шкирку, она вытащила на свет рыжего котенка.
Когда наставница повернулась к Сотому, в ее взгляде плясал адский огонь:
- Ты! - только и смогла выдавить она из себя. Ее глаза налились кровью, а дыхание стало прерывистым. - Ты оставил ему жизнь!
Комнату сотряс еще один толчок, и в нише что-то загрохотало, похожее на звон пустого ведра. Наставница перестала буравить ученика взглядом и снова заглянула в темноту.
Она кряхтела и тихо ругалась, пока тянула что-то из ниши. А когда выпрямилась, Сотый увидел в ее руке железный куб. Одна из пластин зияла безобразной дырой, сверкающей острыми рваными краями, словно куб состоял не из металла, а из податливого пластилина. Чтобы так разворотить ящик, потребовалась бы невероятная силища.
Офа недоуменно посмотрела на воспитанника. Потом зло отшвырнула куб и замогильно пропела:
- Нет, Сотый! Это не ты! - после чего коридоры огласил ее душераздирающий крик:
- Горыня!
Котенок перепугался и задергался. Офа с отвращением отвела руку подальше, будто боялась испачкаться.
Шаркая ногами, в комнату вошел слуга. Увидев в руках Офы котенка, старик побледнел. Но лишь на мгновение. Через секунду он взял себя в руки и сумел выдержать полный ярости взгляд госпожи.
- Ты... Ты! - задыхаясь прошипела Офа. Ее лицо пошло пятнами. Наставница силилась что-то сказать, но во взгляде появилась беспомощность. Наконец, она выдавила из себя:
- Продался Свету! - и вдруг взъярилась: - Наверное, ты забыл, что Свет - это предатель из предателей? - она судорожно схватила со стола чернильницу и с силой бросила в окно, закричав истерично:
- Тогда иди! Посмотри на солнце! Хотя бы минуту! Увидишь, с какой легкостью Свет швырнет Тьме твои глаза, так же, как голос когда-то!
Горыня сжался, уставившись на провал в витраже, сквозь который в комнату заглянул луч солнца.
- Уничтожу! - дрожа, прошипела Офа. А потом внезапно успокоилась.
- Нет, - сказала она. - Не стану я марать о тебя руки. Ты предал Отринувших, а измену нужно карать иначе. Ее нужно выжигать, чтобы другим неповадно было.
Наставница уставилась на перепуганного Сотого:
- Магистр скоро будет здесь. Он просил найти человека для последнего экзамена. Этот человек предложил себя сам. А тебе следует подумать, что против Горыни применить. Он большой и мощный. Железный куб никого не устроит. Всё должно произойти быстро и жестоко!
Она сверкнула глазами и повторила:
- Жестоко, слышишь ты? Как можно кровожадней!
После этих слов Офа подняла свободную руку и что-то зашептала. Над головой Горыни взвилась веревка. Стремительной змеей упала она вниз и опутала великана с ног до головы.
- А кляп ему не нужен, - зло усмехнулась наставница.
Из складок своих безразмерных одежд она вытащила тонкий жертвенный нож, приподняла острием мордочку котенка и заглянула ему в глаза:
- Тобой же мы займемся немедленно. - С этими словами она вышла, брезгливо неся зверька перед собой.
Когда шаги Офы стихли, Сотый погрозил кулаком куда-то вверх и со вздохом сказал:
- Ох, Борзель! Натворил же ты дел! - а затем осторожно подошел к связанному слуге. Избегая смотреть в глаза старику, мальчик подергал веревку. Та накрепко сковала великана.
Из колодца внутреннего двора раздался грохот въехавшей кареты. Сотый кинулся к окну. Выглянул в дыру, пробитую чернильницей.
Промерзшую брусчатку покрывал иней. Карета остановилась в центре двора.
От черных, как смоль, лошадей поднимался пар. Сутулый возница соскочил с козел и поспешил открыть дверцу. И тотчас на двор опустился туман, скрывая прибывшего от любопытных взглядов.
- Так скоро, - обреченно прошептал мальчик и повернулся к Горыне:
- Магистр прибыл! Я развяжу тебя!
Слуга испуганно выпучил глаза и замотал головой.
- Но ты не понимаешь, что с тобой будет! - попробовал объяснить Сотый.
Горыня вдруг замычал, привлекая внимание, а потом кивнул, подчеркнуто спокойно.
- Понимаешь? - удивился мальчик.
Старик снова кивнул.
Сотый оторопел. Он не мог понять, почему Горыня ведет себя так. Не сводя со слуги взгляда, мальчик подошел к двери. Прислушался. В фойе звенел голос Офы - она радостно кого-то приветствовала. Скоро Магистр будет здесь. А Горыня и не пытается вырваться. Да что же он? Ведь он даже оправдаться не сможет из-за своей немоты! Да и не в чем ему оправдываться. Не виноват он ни в чем.
Еще на экзамене Сотый решил, что освободит котенка. Нарочно проделал отверстие в кубе, чтобы у малыша появился шанс.
Несколько дней куб стоял на виду, а потом мальчик взломал его и спрятал котенка в тайник. Прибор, вскрывающий любые оковы, пришелся кстати, Офа ничего не почувствовала. Вот только магический куб не получилось открыть аккуратно. Вышло топорно, будто применяли грубую силу. Такой мощью в доме обладал только Горыня. Сотый не хотел его подвести. Так уж вышло. Но почему старик не оправдывается?
Мальчик снова взглянул на слугу. И вдруг увидел Горыню, которого не замечал раньше. Сотый понял, что слуга не сумасшедший и знает, что делает.
Стройное Темное здание, возводимое наставницей весь последний год, начало рушиться в сознании Сотого. Даже фундамент, заложенный в приюте, не устоял. Мальчик понял, что не справится с экзаменом. Не сможет разделаться с человеком, который...
Сотый тихо спросил:
- Ты меня выгораживаешь, что ли? Ты знал, что я котенка спрятал?
Ответ на каменном лице старика прочесть не удалось.
За дверью послышались шаги, пока еще далеко. Голос Офы прокатился под сводами:
- Все готово, мой господин, экзаменуемый ждет.
Сердце Сотого бешено забилось. Он схватил со стола прибор и кинулся к слуге.
Тот отрицательно мотал головой, а когда прибор вгрызся в веревку, даже попробовал сопротивляться. Старик дергался, норовя стряхнуть с себя устройство.
- Ты мне мешаешь! - прикрикнул на слугу мальчик.
Наконец, веревка поддалась. Горыня высвободил руки и встряхнул Сотого, привлекая внимание. Потом показал на дверь... на мальчика... и провел по своей шее от уха до уха.
Сотый сжал зубы и процедил:
- Наплевать.
Прибор закончил с веревкой. Теперь она валялась на полу. Один ее конец подрагивал, похожий на хвост раздраженной кошки.
- Вставай! - приказал слуге Сотый. - Мы выберемся на чердак и убежим. Нас не смогут догнать. Поверь, я хорошо учился и сумею их остановить.
Лицо Горыни покраснело. Он явно волновался.
Шаги в коридоре замерли совсем рядом. Сердце у Сотого упало. Живот сковало холодом. Дверная ручка опустилась, но Офа не спешила войти. Она тихо что-то говорила Магистру.
- Ну! - нетерпеливо шепнул мальчик, чувствуя, что дрожит.
Горыня встрепенулся. По его лицу скользнул солнечный луч из дыры в витраже. Глаза ярко заблестели, отражая свет. Сотый замер, увидев это. Он вдруг ясно представил искаженное злобой лицо Офы:
"Взгляни на солнце!" - прошептали ее губы. И Сотый испугался еще сильнее. Новый страх, неведомый доселе, забрался в его душу и заворочался там, как Борзель в комнате. Мальчик вдруг осознал, что прямо сейчас может совершить огромную ошибку. И никогда не сумеет ее исправить.
"Свет предаст!" - нашептывала Офа.
Наверное, мысли мальчика отразились на лице, потому что Горыня впился в него глазами. Старик тоже выглядел растерянным и обеспокоенным. Зато Сотый вдруг ощутил прилив уверенности и неизвестно откуда взявшегося любопытства:
"Не верь ей на слово. Убедись сам!" - шепнул он себе.
Горыня почувствовал его решимость. Ступени почерневшей от времени лестницы заныли под стариком. Хватаясь за шатающиеся перила, он начал подниматься на чердак. Сотый догнал его. Лестница застонала, приняв на себя новый груз. Слуга взбирался неспешно, и мальчику хотелось подтолкнуть его, пока ступени не рухнули под их весом. Но все обошлось.
Открыв окно, беглецы выбрались на крышу. Вечернее солнце наполовину скрылось за горизонтом. Небо над головой казалось бездонным. Дома выстроились в линию и тянулись вдаль, напоминая ухабистую дорогу.
Сотый вздохнул полной грудью и потянул слугу за рукав:
- Бежим!
Но Горыня замотал головой и показал в другую сторону.
- Туда? Почему? - удивился мальчик. - Ну, хорошо, туда, так туда, - спешно согласился он, но снова не угадал, чего хочет Горыня.
Тот тронул Сотого за плечо и показал на закат, а сам развернулся и шагнул в другую сторону.
- Мы разделимся? - догадался мальчик.
Горыня обернулся и радостно кивнул.
- Что такое? - снизу послышался громогласный крик Офы. Сотый представил ее растерянно шамкающие губы и ухмыльнулся. Почему-то сразу исчезли последние страхи. Он понял, что должен поступать именно так. Обязан. Хотя и не знает еще, почему. Словно какая-то новая мощная сила появилась внутри. Не оглядываясь, он побежал, ловко перепрыгивая парапеты.
***
Над городом повисла странная тишина. Офа стояла на крыше и смотрела вдаль. Догнать беглеца не составило бы ей труда, но наставница и не думала пускаться в погоню.
Она резко обернулась на шум за спиной и увидела запыхавшегося Горыню. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом старик подошел и встал рядом.
На руках наставницы мирно мурлыкал рыжий котенок с рваным ухом. Он щурился и зевал, иногда позволяя себе потянуться головой к щедрой на ласку ладони.
Возбужденный Горыня показал знаками:
"Он ушел!"
Офа спокойно ответила:
- Да. Ушел. И обрел то, к чему всегда стремился. Имя.
Горыня удивленно спросил:
"Но ведь он не сдал экзамен".
- Не сдал. Он единственный, кто не сдал... за сто лет. Поэтому я и буду звать его... нет, не Первый... а то снова похоже на номер. Примо? Точно, я буду звать его Примо. Это ведь тоже означает первый.
Ничего не понимающий слуга огляделся:
"А где Магистр?"
Пауза растеклась, подчеркнув гнетущую тишину, сковавшую город. Когда от безмолвия зазвенело в ушах, Офа, наконец, произнесла:
- Карета Магистра была пуста. На этом экзамене он только помешал бы. Сотому не суждено зваться Отринувшим Свет. Теперь уже никогда.
Седые брови слуги удивленно взлетели вверх.
- Он другой, - пояснила Офа. - Сто лет мы ждали такого. Как и было предсказано, лишь полная Тьма смогла вернуть миру то, что казалось навек потерянным. На век... - задумалась Офа. - Ровно столько и прошло. Символично, не правда ли? Большой ошибкой оказалась наша победа в Великой битве, скажу я тебе. Сто лет мы растили Отринувших. Надеялись увидеть Свет в них, но попадались только Серость и Тьма.
"А в Сотом?" - спросил Горыня.
- В нем Свет был. Да, - нараспев произнесла Офа, будто смакуя каждое слово. - Помнишь характеристику, которую ему дали в приюте?
Старик кивнул. Его пальцы запорхали, произнося сложную фразу:
"Помню. Самый жестокий, беспощадный и непредсказуемый из всех".
- Вот! Непредсказуемый. Это потому, что он мыслит иначе.
Офа вдруг оживилась:
- А знаешь, после какого случая он получил свою характеристику?
Горыня показал:
"Он сломал руку старшему".
Наставница растянула губы в довольной улыбке:
- А спроси меня, за что?
Старик ожидающе уставился на нее.
- За то, что тот постоянно избивал малышей.
"Как вам удалось это узнать?" - удивился Горыня.
- Он сам мне открыл. Месяц назад, на уроке. Если бы я знала об этом заранее, Сотым стал бы кто-то другой. Знаешь, как это тяжело, сто лет выбирать себе учеников из самых темных и при этом искать в них Свет? Не растить, не воспитывать, а именно искать! Свет должен появиться в самом, на первый взгляд, темном ученике, а мне, наоборот, надлежит тушить его всеми силами. Подталкивать к Свету нельзя. Он робок и пуглив, но и принципиален. Он отказался бы вернуться, если бы почувствовал хоть какой-то подвох. Но нам удалось его обхитрить.
Она замолчала, улыбаясь своим мыслям.
На лице слуги появилось сомнение, постепенно сменившееся догадкой:
"Вы просили меня побыть жертвой специально?" - удивился он.
Офа гордо кивнула:
- Конечно. Сотый сам выбрал путь, а я вовремя рассмотрела, что такой выбор вообще может быть. Но без твоей помощи у меня ничего бы не вышло. Под конец мы отменно сыграли свои роли. Хотя, надо признать, лучше всех свою роль сыграл булочник Борзель и лошадка его сынишки. Если бы не они, Сотый все-таки стал бы Отринувшим. - Офа улыбнулась. - Возможно даже лучшим из нас.
"Но когда вы поняли?" - Горыня никак не мог взять в толк.
Офа объяснила:
- Приютское начальство выдвинуло Сотого. Справедливо. Для них он был самым подходящим. Худшим, как и положено. Даже мне он таким показался. Темнейшим из темных. Но ведь и ночь мрачнеет перед рассветом, верно? - Офа посмотрела на старика, но тот не ответил и она продолжила:
- До знакомства с Борзелем мальчик не выказывал никакой тяги к Свету. По крайней мере, я об этом не знала. Я уже думала, что снова вытянула пустой номер, и Сотый ничем не отличается от других. Но однажды поняла, что его жестокость к лошадке - всего лишь любопытство. Он не на нее злился, а на то, что не может понять, как она становится целой. А когда Сотого смутила моя фраза о том, что Борзель волнуется за свою игрушку, все стало на свои места. Мальчишка задумался. Я буквально увидела его мысли и поразилась! Он сопереживал! А этого чувства давно нет в нашем мире. И я постаралась сделать так, чтобы Сотый не сошел с выбранного пути. При этом я не нарушила ни единой заповеди! Ведь разыгрывать спектакли нигде не запрещено, не так ли? Молодец я? - наставница уставилась на слугу.
Тот неуверенно кивнул.
Офа продолжила:
- Это было трудно. Всю жизнь его учили другому. И неплохо учили! Он лучший из сотни! Поверь мне, я помню каждого.
"Но не будет ли он опасен с умениями, обретенными здесь?" - спросил Горыня.
- Будет, - улыбнулась наставница. - И это хорошо. Знаешь, каково это: ждать, когда окажешься Темным властелином на пустой планете? Мне это в кошмарах снится. Народец-то вымирает! А кем править, если паства не желает размножаться? К тому же, мне изрядно надоело жить без борьбы. А теперь Свет вернулся. Скоро все почувствуют это. Знаешь, мы забыли одну важную вещь. Когда вокруг ночь, Солнце все равно светит. Не здесь и не нам, но светит! - она вдохнула полной грудью, повела плечами и вдруг уставилась на котенка в своих руках. На лице Офы сменилось несколько выражений, от недоумения до растерянности. Словно спохватившись, она резко воскликнула:
- Да что это со мной? Брысь! Я к тебе привыкать начинаю! - и швырнула котенка прочь.
Рыжей молнией метнулся зверек к чердачному окну, кубарем скатился по лестнице и остановился. В комнате уже обосновались тени. Там, где они сливались, было особенно мрачно. Котенок обошел темноту, выбрал место посветлее, уселся и принялся спокойно вылизываться.
***
Сотый не чувствовал за спиной погони. Это и радовало, и удивляло его. В душе беглеца сами по себе крепли необъяснимые радость и спокойствие.
Прямо перед ним садилось солнце. Он, не отрываясь, смотрел на алый диск светила. И с его глазами все было в порядке.