Аннотация: 18 век, юго-запад Российской Империи, конец петровского периода. В тело чернокожей рабыни попадает наш современник - преуспевающий коуч-менеджер Анатолий.

Пролог

Маленький городок на правом берегу речушки Гнилопяти мирно спал, кутаясь в зелени яблоневых садов. Сонную тишину лишь изредка нарушало уханье совы или всплеск сома в зарослях камыша.

Отчаянно зевая, рябой Гришка, уныло торчал за стойкой. В этот час народу в корчме было мало. Да и те, что остались, выпивку не заказывали, а всё больше гадурали в пьяном угаре о чем-то своем. Делать было решительно нечего, спать хотелось неимоверно. Большая зеленая муха села прямо на свежевытертый стакан, Гришка вяло замахнулся тряпкой, но не попал, зато стакан бахнулся на пол вдребезги. А клятой мухе все нипочем - взлетела и злорадно жужжа, закружилась вокруг бедного Гришки. От шума вздрогнул закунявший посетитель, дядька Харитон. Гришка матюгнулся сквозь зубы, поискал глазами веник, не найдя, ногой ловко загнал осколки под прилавок. Авось хозяйка с утра не углядит, а потом уже на Гришку никто и не подумает - народу в корчме трудилось много.

- Гришка, твою мать! - Харитон вылупил мутные глазенки, - Водки дай!

- А может хватит, дядько Харитон? - ласково сказал Гришка. - Шли бы вы лучше домой, а то тетка Устина, небось, извелась там вся.

Не то, чтобы Гришка переживал за их семейное благополучие, но тот пропил все деньги еще полночи назад и теперь норовил взять в долг. Хозяин разрешал наливать в кредит только три раза, и лимит дядьки Харитона давно был исчерпан.

- Поговори мне, дзюбатый! - вызверился дядька Харитон и сплюнул на пол, но не попал, тягучая нитка слюны повисла на куцей бороденке.

- Григорий наливай! И ему! Один раз живем! - у стены поднял голову кузнец Спиридон и неуверенно бахнул по столу кулачищем. Спиридон пил уже третий день из-за того, что его женка сбежала с драгуном. Весь городок до сих пор гудел. Так что повод был серьезный, да и деньги у кузнеца, как известно, водились. Гришка пожал плечами и послушно вытащил початок кукурузины из пузатого бутля - сизоватый самогон задорно забулькал по стаканам. Посетители оживились. Дядька Харитон, отмахнувшись от докучливой мухи, подсел к Спиридону и что-то душевно забубнил, но тот не слушал, понуро склонив голову на руки.

Вдруг со стуком распахнулась дверь, и поток свежего воздуха внес в корчму человека, закутанного в плащ. Гришка беззвучно взвыл - теперь уж точно до утра перекемарить не выйдет.

Тем временем посетитель не торопился ни здороваться, ни заказывать поздний ужин. Он молча стоял на пороге, пауза затянулась, Гришка не выдержал первым:

- Доброй ночи, пане. Что заказывать будем?

Между тем нахальная муха подлетела к посетителю, тот чуть отпрянул, при этом капюшон плаща свалился, и тогда Гришка закричал, истошно так закричал, с надрывом, так, как не кричал никогда в жизни - у незнакомца не было лица.

На Гришку щерилась нечеловеческая, аспидно-черная морда...

Глава 1

Луизе повезло. Причем трижды.

Первый раз, когда к их берегу пристал большой корабль. Оттуда повыскакивали люди. Много-много людей. Красивые, с белой кожей, белыми, как песок, волосами и синими, как море, глазами. Почти как папа Легба. От них вкусно пахло крепким табаком и ромом. Жители деревни побежали посмотреть. И Луиза побежала. Конечно, сперва Луизу звали Абангу-Мванаджума, что означает "рожденная в ночном лесу", но это было раньше, еще до корабля. Муж Луизы, старый Изок, что означает "волосатый", сильно поколотил ее тогда, но она вырвалась и все равно побежала.

Луизу отдали замуж, когда она прожила девять разливов Золотой матери-реки. Она была самая старшая среди пяти сестер и двух братьев, и сколько себя помнила, Изок больно колотил ее. Остальные жены Изока - старая Ния и веселая Тинаш, жалели Луизу, но они были нелюбимыми женами, и Изок их не слушал. Потом Изок привел новую жену, юную Чиамаку, и жить на некоторое время стало легче. Но все равно Изоку нравилось бить своих жен. При этом Луизе доставалось больше всех.

А когда белый человек с синими глазами подарил Луизе красивые бусы и позвал на корабль, Луиза не стала отказываться - вот она сходит с добрым человеком, который так сильно похож на папу Легба, там он даст еще красивых бус, а она подарит их Ние, Тинаш и Чиамаке. Хотя нет, Чиамаке Луиза бусы дарить не будет, ведь так обидно, когда та кричит, что Луиза старая. Ну и что, что старая, она, конечно, видела уже аж четырнадцать разливов Золотой матери-реки, но Ния и Тинаш видели еще больше.

Обидно.

Белый человек отвел Луизу в каюту и высыпал перед нею много бус. Они были красными, желтыми и синими. И так красиво переливались. И еще там были всякие блестящие камушки. Много-много. Луиза вскрикнула от радости, и захлопала в ладоши. Но потом она испугалась и притихла - Изок не любил, когда она громко шумит, и больно колотил ее за это. Луиза посмотрела на белого человека - вдруг он тоже не любит. Но человек, похожий на папу Легба, только засмеялся и погладил Луизу по голове.

Когда Луиза, подняла глаза от бус, корабль давно отплыл.

Так она стала рабыней...

Второй раз Луизе повезло, когда они, наконец, приплыли.

Это была деревня, только большая-большая. Раньше Луиза видела только свою деревню. Но эта была намного больше. И хижины здесь были каменными и очень большими. Больше, чем слоны даже. Луиза не раз видела слонов, когда ходила с Тинаш по воду к ручью. Ния с ними не ходила - она была старая.

Добрый белый человек с синими глазами, которого нужно было называть "господин", отвел Луизу в большую хижину. Там была старая белокожая женщина. Еще более старая, чем Ния, и даже, чем Изок. На ней было красивое платье и Луиза удивилась, зачем старой женщине такое красивое платье. Господин что-то говорил старой женщине, но Луиза их не слушала. И не потому, что плохо знала язык, на котором разговаривали белые люди, - господин иногда учил Луизу разным словам, и когда у Луизы не получалось, не бил, а только гладил ее по голове и смеялся. Но все же к концу плаванья (а плыли они много лун по большой воде) Луиза кое-что могла понять. Но не теперь. Сейчас глаза Луизы разбежались: все было такое красивое. Красивее даже, чем бусы. Блестящие стены хижины, на полу красивые мягкие циновки, и не из тростника, как в хижине у Изока, а из разноцветных шкур, только еще более красивые. И пахло, как в джунглях, ванилью и еще чем-то, от чего закружилась голова и Луиза засмеялась.

А потом господин подошел, погладил Луизу по голове и вышел. Больше она его не видела никогда.

Так Луиза стала жить в портовом борделе...

Третий раз Луизе повезло, когда началась война.

До этого, Луиза жила в борделе, и ей нравилось. Никто не колотил. Давали вкусную еду. А старая белокожая женщина, которую нужно было называть "мадам Жюльет", дала ей синее платье. И блестящие бусы. Бусы у Луизы уже были, ей господин много дал. Но мадам Жюльетт скривилась и запретила надевать эти бусы вечером. А еще у нее теперь было имя. Не Абангу-Мванаджума, а красивое. Как у белых людей. Мадам Жюльет отвела ее в большую-большую хижину. Очень красивую. Там пели люди в черной одежде. Красиво так пели. Луиза слушала, и у нее даже слезы пошли, настолько всё было красиво. А в конце пришел один человек, мадам Жюльет назвала его "падре", он походил, помахал вокруг Луизы чем-то, пробормотал какие-то заклинания, смешно так, но на всякий случай Луиза сделала тайный знак лоа, чтобы злые Эшус и Эшу Би не смогли забрать ее душу. Затем падре надел ей на шею крестик на веревочке.

Так она стала Луизой.

И вот когда началась война, мадам Жюльет и все остальные стали бегать по хижине, кричать и таскать туда-сюда всякие вещи. Луизе было весело. Она смеялась, так смеялась. А потом уснула. А утром никого больше не было. Так Луиза осталась одна. "Наверное, их забрали Эшус и Эшу Би", - подумала Луиза, - "Ведь они никогда не приносили им жертву". Она посидела немного, но потом стало скушно и Луиза надела все бусы, какие у нее были, и вышла на улицу. Раньше мадам Жюльет не разрешала выходить на улицу, но теперь ее больше не было, и Луиза могла ходить, куда хочется.

На улице было много белых людей, все кричали, куда-то бежали. Луизу толкали, толкали, и ей все это быстро надоело. Она хотела вернуться обратно, но все хижины были такими одинаковыми, и она не знала, куда идти. Стало страшно и Луиза заплакала.

Пошел дождь. У них в деревне дожди бывали редко и им всегда так радовались. Этот дождь был недобрым, холодным - Луиза быстро вымокла и промерзла.

А потом к ней подошла женщина. Не очень старая, примерно, как Тинаш.

- Ты кто? И что здесь делаешь? - она улыбалась, ее кожа была не белая, но и не такая черная, как у нее, и Луиза обрадовалась. А еще у нее было много-много красивых бус и монеток на шее.

С трудом подбирая слова, сбиваясь, захлебываясь, Луиза попыталась объяснить все, и про Изока, и про Чиамаку, и про доброго белого человека на большом корабле, и про мадам Жюльет.

- Меня зовут Ляля, - снова улыбнулась женщина и ее бусы красиво звякнули. - В общем, у тебя, дорогая, что-то стряслось, и еще ты черная, как сама ночь. Айда с нами?

Так Луиза стала жить в таборе.

Новая жизнь приняла Луизу весело: она кочевала по разным странам, научилась ловко управлять повозкой, гадать на бобах и кофейной гуще. Жители деревень, которые табор проезжал, чернокожую Луизу очень боялись, и тогда они придумали как это использовать, чтобы выманивать больше денег. А по ночам все плясали вокруг костра и пели красивые песни.

А потом все закончилось.

Пришли злые люди и всех убили. В это время Луиза искала в зарослях мананай-корень для лоа: начинались время злых духов и нужно было задобрить папу Легба. Услышав вдалеке выстрелы и крики, она заторопилась обратно.

Когда злой человек выстрелил в нее из ружья, Луиза лишь просила папу Легба, провести ее через перекресток. И упала, сжимая в руке мананай-корень.

В четвертый раз ей не повезло...

*****

- А когда вообще не понятно, как выйти из такой ситуации, включаем драйвер турбулентности и четко действуем по варианту номер четыре, - подытожил Анатолий и оглядел аудиторию цепким взглядом. Огромный зал бизнес-центра мог вместить более пятисот человек, но сейчас народу набилось столько, что свободных мест не было: слушатели сидели даже в проходах, на подоконниках, на полу. Все записывали, и Анатолий удовлетворенно вздохнул.

- А можно еще вопрос? - вскочил долговязый парень.

- Извините, но на этом наш мастер-класс окончен, уважаемые коллеги, - твердо ответил Анатолий. - Все желающие могут записаться на индивидуальные платные консультации. Жду вас как обычно, в четверг, в этом зале. До встречи.

Он развернулся и быстро вышел из зала. По опыту Толя знал, только притормозишь, враз окружат, забросают вопросами - и за час не вырвешься. А зачем дарить свои знания, свой опыт бесплатно? Раз людям это нужно, значит пусть платят. Каждый час его рабочего дня стоял дорого. Очень дорого. В руке звякнул мобильник:

- Анатолий Марленович, у вас через сорок минут встреча с Генрихом Иммануиловичем, я все материалы уже распечатала, - проскрипела в трубку Тамара Ивановна, секретарша лет под шестьдесят, дама во всех отношениях монументальная и крайне суровая.

Анатолий относился к той категории руководителей, которым не нужно было самоутверждаться, в том числе за счет смазливого личика секретарши. Да, Тамара Ивановна, совсем не Анджелина Джоли, зато ее профессионализм перекрывал всю эстетику с лихвой. Здесь, кстати, был еще один момент, в котором Анатолий даже сам себе признавался крайне неохотно: Тамара Ивановна, если надо, умела хоть из-под земли достать нерадивого сотрудника, и подчиненные боялись ее, как огня, зато все отчеты сдавались вовремя, контракты выполнялись мгновенно. Кроме того, на фоне Тамары Ивановны Анатолий выглядел сущим ангелом, он мог, если надо, защитить нерадивого коллегу от гнева Тамары Ивановны, поэтому подчиненные обожали своего руководителя и практически молились на него, как на бога.

- Спасибо, Тамара Ивановна, еще нам будет нужна презентация, я вам сейчас на почту скину, - ответил Анатолий и мимоходом взглянул в зеркало в холле. На него смотрел сорокапятилетний мужчина, уже слегка седоватый, стильный, в дорогих очках.

Сигналка "Бугатти" мелодично тренькнула. Анатолий, улыбаясь, сел и включил зажигание - предстояло много возни с этим депутатом, бедняга имел немецкие корни, немецкое имя, немецкое поведение, поэтому нужна была очень и очень серьезная имиджевая работа, чтобы российские избиратели, особенно из глубинки, ощутили к такому персонажу доверие.

Но все это будет через сорок минут, а сейчас можно чуть-чуть расслабиться. Анатолий включил легкую музыку с мантрой "Ом мани падме хум", и в это время раздался взрыв.

Сознание Анатолия поглотила тьма.

*****

Анатолий вдруг ощутил, как его левую ногу как-то неприятно дёргает, и открыл глаза. Сверху нависла фигура какого-то гражданина, который деловито стаскивал с него сапог. Обалдев от столь вопиющего безобразия, Анатолий пнул наглого товарища, затем резко сел и зачем-то сказал: "Пу-гу!". То, что случилось дальше, превзошло все ожидания: гражданин обернулся, плюхнулся на задницу и отчаянно завизжал на одной ноте. Мелко-мелко крестясь и подвывая, он прямо на заднице попытался отползти как можно дальше от Анатолия, но зацепился и растянулся на земле.

Анатолий, кряхтя, поднялся и пошел к поверженному человеку. В глазах расплывались круги и мутило. Сфокусировавшись, Анатолий рассмотрел гада: перед ним был форменный бомжара с налетом жесткой этноэклектики - длинная засаленная рубаха навыпуск подвязана грубой веревкой, штаны заскорузлые, на ногах лапти, борода всклокочена, а волосы вообще стоят дыбом.

- Сгинь, нечистая! - завизжал оборванец и попытался пнуть Анатолия ногой.

- Во падла, - возмутился Анатолий. В ответ оборванец еще быстрее закрестился и на одной ноте забубнил:

- Божий вечный, избавляющий человеческий род от плена дьявола... освободи мя от всякого действия нечистых духов, повели злым и нечистым духам и демонам отступить от души и тела ... не находиться и не скрываться в нём...

- Слышь, придурок, - ласково сказал Анатолий. - Может хватит звезду в шоке изображать? Ты зачем сапог мой хотел утащить? Знаешь, что я с тобой за это сделаю?

Глаза у бомжа закатились, изо рта пошла пена, он забулькал и обмяк.

От всего этого Анатолия еще сильнее замутило, он присел, чтобы прийти в себя, и вдруг увидел свою руку. И эта рука была абсолютно черная. Анатолий повернул эту черную руку кверху и обнаружил вполне себе розовую ладонь. "Что за дичь?", - сказать, что он удивился, это еще мягко сказано. Следующие минуты были посвящены судорожному охлопыванию и осмотру себя. Результат оказался крайне малоутешительным: Анатолий был бабой, причем баба эта была абсолютно черная. Полностью. "Я негритянка", - опешил Анатолий и попытался взять себя в руки и как-то проанализировать: если он негритянка, то почему же раньше он воспринимал себя как нормального русского мужика? А если он нормальный русский мужик, то почему у него черные руки-ноги и зачем ему сиськи? Анатолий даже укусил себя за руку - ощущение боли было самые что ни на есть реальное. "Ну, зато хоть не глюки", - чуть успокоился он. - "Но как же так вышло?". Ответа не было. В общем, дилемма оказалась трудноразрешимой и Анатолий решил этот вопрос отложить.

Нужно было определяться с бомжарой. Не дай бог умер, только этого для полного счастья и не хватало!

Анатолий подошел к распростертому телу - стало ясно, что гражданин притворяется. Недолго думая, Анатолий слегка попинал его. Глаза бомжары немедленно открылись:

- Ты кто? - прохрипел он.

- Большой Макаронный Ктулху! - ухмыльнулся Анатолий. - Кто тебе позволил лежать в моем присутствии? А ну-ка быстро встал и отвечай со всей почтительностью!

Бомж немедленно подскочил, вытянулся по стойке смирно и преданно заглянул Анатолию в глаза.

- Где мы находимся?

- Ну, эта... возле Швайковки, ясное дело....

- Мда.. понятно... возле Швайковки значит, - Анатолий задумался, - а Швайковка у нас это что? И где оно? Страна хоть какая? Планета? Галактика?

- Эта.. Расейская Империя... а Швайковка - город.

- Еще лучше. А год сейчас какой?

- 1712, ясное дело, - захлопал глазами бомж и поправился, - от рождества Христова.

- Таак, ну, с этим кое-как разобрались. А здесь что случилось? - Анатолий широко обвел рукой поляну с трупами.

- Стреляли, - почти как в известном фильме ответил бомж.

- Кто стрелял? Рассказывай. Быстро! - Анатолий начал терять терпение.

- Да драгуны ж и стреляли, - затараторил бомж, - здесь цыгане остановились. Табор ихний. А вчера она лошадь у одного драгуна увели. Думали, может, что у простого хлебороба, а оказалось - у имперского драгуна. Он к своей девахе приехал, пока там миловались, дело-то молодое, - цыгане лошадь и увели. Наутро драгун вышел - а и нету лошади. А люди сказывали, что цыгане это были. Ну, он сразу своих дружков поднял, и они сюда ворвались и всех цыган-то и прихлопнули. Военное время нынче...

"Час от часу не легче", - скривился Анатолий. В общем, картинка вырисовывалась непростая: он - чернокожая женщина, скорей всего негритянка, находится в Российской Империи в конце правления Петра Первого. Причем где-то в южных землях примерно во время русско-турецкой войны. И вокруг полно трупов.

Но жизнь потому и интересная штука, что периодически норовит задать сложную задачку, которую интересно потом разгадывать. Анатолий крепко задумался. Итак, придется принять как факт, что каким-то образом он сюда перенесся. В свое время он перечитал достаточно много всевозможной литературы, и самиздатовские романы о "попаданцах" не стали исключением. Анатолий был высококлассным коучем и знать свою аудиторию всех возрастов был просто обязан. Потому и фэнтези читал, и лока в Word of Warсraft качал, и даже с ролевиками пару раз отыграл, хоть и не особо понравилось. Зато теперь было легче сориентироваться. Все романы о попаданцах условно можно было разделить на две категории - или в прошлое, или в магический мир. Полянка с трупами и застывший бомжара на магический мир походили мало. Отогнав желание спросить у бомжа, не орк ли он случайно, Анатолий поманил его к себе:

- Деньги есть?

Неорк отрицательно замотал головой.

- А ты везде смотрел? Все обшарил?

Тот скривился:

- Смотрел. Но после драгунов здесь ничего больше нету. Случайно сапоги на вас увидал и то, вы пробудились.

- Тогда вот что, - решил Анатолий, - Веди-ка меня в город-герой Швайковку. Устремимся навстречу людям. А там будет видно.

По дороге бомж сбежал. Анатолий, кстати, совершенно не расстроился. Субъект был, мягко говоря, явно маргинальным социопатом, теперь хоть амбре давно немытого тела перестало преследовать. Да и огни Швайковки уже показались вдали.

Городок был небольшой, даже и не городок, а село, но в темноте было сложно определить наверняка. Заглянув на ближайший огонек, Анатолий оказался в корчме перед орущим от ужаса конопатым мальчишкой...

Сразу налетели какие-т о люди, скрутили бедного Анатолия, куда-то долго-долго тащили и затем заперли его в подвале.

Анатолий порадовался, что хоть колодки на него надевать не стали. Видимо, облик чернокожей женщины произвел на аборигенов слишком неизгладимое впечатление и к нему лишний раз побоялись прикасаться. Ну и замечательно, раз так.

Помещение было сырым и прохладным, хорошо хоть лето нынче. Земляной пол, донельзя грязный и плохо утоптанный, был покрыт какими-то буроватыми пятнами. Анатолию не хотелось думать, что это такое. Где-то за стеной зашуршали мыши.

Анатолий немного потомился, но, видя, что о нем совершенно забыли, принял единственно верное в данной ситуации решение: отыскал уголок почище, завернулся в старый плащ и умостился спать.

Снилась какая-то ерунда, сперва Генрих Иммануилович укоризненно качал головой, потом оказалось, что на его мастер-класс не пришел ни один слушатель. Спать было крайне жестко, неудобно и Анатолий то просыпался и пытался найти более удобное положение затекшим конечностям, то проваливался в какой-то липкий полусон.

Вдруг он увидел Луизу. Девушку, в чье тело его закинуло. Она стояла посреди поляны, усыпанной цветущими колокольчиками, и улыбалась. Анатолий хотел что-то спросить, но тело ему не подчинялось. А потом появился папа Легба. О том, что это именно папа Легба, Анатолию стало понятно буквально сразу. Осознание пришло словно ниоткуда. Анатолий не успел даже удивиться этому факту, ведь африканскую мифологию и все эти негритянские культы он не знал абсолютно. Однако сейчас откуда-то он сразу понял.

Папа Легба пристально посмотрел на него, одобрительно кивнул, затем взял Луизу за руку, и они ушли, постепенно пропадая в дымке. Анатолий остался на полянке сам. У него накопилось много вопросов, но спросить было уже не у кого. Анатолий растерянно заозирался, и вдруг в траве что-то блеснуло. Он нагнулся и поднял бусы. Обычные стеклянные бусы, дешевые и слишком пестрые, чтобы их носить. Откуда-то стало ясно, что принадлежали они Луизе. Бедная полудикая девушка, почти ребенок, находила огромное удовольствие, когда их носила. Машинально он надел эти бусы себе на шею. И вдруг вспомнил все - и жизнь в джунглях, и плаванье на корабле с работорговцами, и жизнь в портовом городе, и цыганскую эпопею. Память Луизы-Абангу-Мванаджумы вернулась к Анатолию.

Во дворе замычали коровы, послышался окрик пастуха, Анатолий проснулся - за окошком светало. Спать больше не хотелось, а делать было решительно нечего. Анатолий пощупал себя за шею - мальчишеская надежда, что, может, все было реально, оказалась эфемерной.

Анатолий ощутил едкий приступ досады - взрослый же мужик, а ерундой мается! Приснилась какая-то дичь, так он повелся как пацан. Хотя мир вокруг заставлял верить во что угодно.

Анатолий задумался. Ситуация в данный момент была сложная. Российская империя - огромная многонациональная страна, однако в восемнадцатом веке негров там еще не было. И реакция местных жителей на Луизу была, мягко говоря, малоутешительной. А ведь ему предстояло не просто выжить в этом мире, Анатолий привык брать от жизни максимум - и намеревался в новой жизни поступать также.

ПРОДА от 05.01.2019

Итак, отныне он находится в теле негритянки Луизы. Что из этого следует? Из минусов: при росте примерно в сто шестьдесят сантиметров вес Луизы зашкаливает где-то навскидку за сто килограмм. И это ей пока около пятнадцати-шестнадцати лет. Страшно подумать, что будет дальше. Кроме того, насколько Анатолий помнил, в Африке проживают разные народы, и цвет кожи у них варьирует от медово-коричневого, темно-оливкового до кофейно-черного. У Луизы цвет кожи был черный. Точнее черно-черный. Таким образом, если подвести промежуточный итог: происхождение подкачало, образования - вообще никакого нет, делать ничего не умеет, никакими навыками не обладает, денег нет, влиятельных друзей нет, родни нет. Из плюсов: молодость, хорошее здоровье, наличие всех зубов. И всё.

С другой стороны, огромный плюс, что Анатолия закинуло в это тело и оно находится в России. Его навыки коуча, два высших образования, куча курсов и тренингов должны помочь найти выход. А вот если бы он попал в Африку восемнадцатого века, то даже страшно подумать, как бы он выкручивался. Заниматься каннибализмом, охотиться с дубинкой на крокодилов и плясать вокруг костра Анатолию не улыбалось.

Таким образом, чтобы выжить в этом мире, необходима правильная социальная роль, начальный капитал и немного везения. С везением пока неясно, капитал зависит от выбора социальной роли. Так кем же может стать Луиза, чтобы жить не просто хорошо, а очень хорошо? Анатолий любил размах и не привык ограничивать себя ни в чем. Поэтому роль служанки, горничной, кухарки и прочей третьесортной публики он откинул сразу - не хватало еще остаток жизни провести, вынося горшки за чужими людьми. Учителем, наставником ему тоже не стать - мало какие родители доверят своего отпрыска такому персонажу, как Луиза. А кем еще может быть женщина в петровской России? Белошвейкой-вышивальщицей, или как там правильно? Так Анатолий даже пуговицу пришить ровно не умел. В содержанки идти? Анатолия аж передернуло. Вот еще плюс, что его закинуло в негритянку - никто не станет претендовать на Луизу в физиологическом плане. Так что еще один важный плюсик.

Можно пристроиться в какой-нибудь бродячий цирк уродов, но влачить полуголодное существование, обогащая чужого дядю, Анатолию не хотелось.

В общем, остается единственная роль - замутить какую-нибудь эффектную аферу и стричь из местной публики купоны. Разводить лохов на деньги Анатолию никогда не нравилось, но в данной ситуации других вариантов всё равно не было.

Приняв это решение за аксиому, Анатолий воспрянул духом и приготовился ждать, когда за ним придут. Тем более, что солнце поднялось уже достаточно высоко, и есть захотелось неимоверно.