Аннотация: Глава 1. ВЫБОР? Воин-смертник не удержался в рамках дозволенного...
Автор: Строева В.А.
БАГРОВОЕ ПРОСТРАНСТВО
повесть
2001 год
Строева Виктория Андреевна
Россия, г. Екатеринбург
Содержание
Глава 1 Выбор? Глава 2 Этические ступени
Глава 3 Роль
Глава 4 Сила привычки
Глава 5 На Земле
Глава 1 Выбор?
Из Дела младшего офицера Гранда Русла Дея:
Комиссия по лояльности, тщательно проанализировав жизнь выше упомянутого с момента его участия в последнем решающем бою с Цивилизацией Рака до его возвращения из отпуска к службе, обнаружила в личности проверяемого следующие отклонения:
1 - поведение Гранда Русла Дея свидетельствует об эмоциональной нестабильности, и значит ненадежности, как боевого офицера, принимающего ответственные решения.
2 - нерациональное сопротивление призыву.
3 - восстановление жизненных функций после последней смерти еще более усилило нестабильность воина-смертника, до патологической! Что с течением времени приведет к открытому протесту против Системы Управления Империей.
Примечание:
Главный компьютер-координатор (код - 5) доводит до сведения, что Гранд Русл Дей последний отпуск провел не в офицерском пансионате, как это принято у военных высшего сословия, а на планете Баска, где был рожден четыре века назад. Что, несомненно, является следствием деградации искусственных структур в пострадавшем от взрыва разуме. От которого многие вовсе лишились рассудка.
Выписка из протокола предварительного слушания о мере пресечения:
1 - Допуск к оружию массового уничтожения воина-смертника с нестабильной организацией нервной системы категорически запрещен. Использовать воина в другом качестве возможным не представляется из-за большой осведомленности в отношении секретов Цивилизации.
Гранд Русл Дей подлежит полному уничтожению.
Защита - старший офицер Алек Сандр:
1 - Учитывая заслуги младшего офицера Гранда Русла Дея перед сообществом дронов, обязанных ему победой в войне с Цивилизацией Рака, прошу предоставить подзащитному возможность выбора между полным уничтожением его сущности или смертью, с последующим восстановлением тела. Еще одна пережитая смерть должна устранить искажение, возникшее в искусственных структурах разума во время последнего боя.
2 - Упомянутое сопротивление призыву со стороны личности Гранда Русла Дея опасным для предстоящего опыта не представляется, призыв легко заменить координатами любого филиала Тарковской тюрьмы.
3 - Хочу обратить внимание, что Гранду Руслу Дею не свойственны насилие или жестокость. Воин - смертник имеет склонность к самопожертвованию, несмотря на свой протест в отношении статуса бессменного солдата.
Выписки из личного дневника офицера Гранда Русла Дея прилагаются к рассмотрению комиссии...
Выписка из протокола повторного слушания Дела младшего офицера Гранда Русла Дея:
Изменение меры пресечения...
Из личного дневника офицера.
... Я помолился, бой предстоял тяжелый. Об успехе я не думал - незачем, я должен! И это было единственное, с чем я был согласен. Не совсем ясно для меня, что произойдет в результате моих эволюций, но это было уже неважно: я был в капсуле-корабле в расчетное время на месте.
Взрыв!.. Руки бегают по клавишам, пытаясь предотвратить разрыв корабля. И все же я теряю контроль над его защитой. Времени осталось мало. Мое длинное тело, ощущая неимоверную тяжесть, тянется к пульту, чтобы включить аварийную связь, ведь та, что на мне, вдруг вышла из строя. Впрочем, как и я!.. Мысль, что надо успеть, мешает действовать быстро. Мы не имеем права просить о помощи, но должны подавать сигнал, что выбываем из строя. Нет нас больше в команде и все тут!
Взаимосвязи тела продолжают рваться. Какая жуткая боль!!!
...Темнота и бездна. Я могу сойти от них с ума! Этот шок самый страшный для нашего разума!
...Однако очень скоро я примирился со своей бестелесностью и понял, что такое со мной не впервые...
...Неужели в этом и есть смысл нашего существования? Столько усилий, чтобы, наконец, превратиться в космический промерзлый мусор! Однако какая легкость! Какая сладость свободы! Моя новая участь не так уж плоха! Главное, не надо убивать! О!.. И здесь не дают мне покоя! Сквозь бессмыслицу бытия я слышу призыв. Чужая воля что-то навязывает мне, но я не желаю ей подчиняться! Свобода! Полет! Я хочу оставить себе это качество! Только я буду решать! Только я! Однако, чья это воля? И мое любопытство одерживает верх над упрямством. Я еще сопротивляюсь, но вяло. А потом мысленно опускаю руки и безвольно принимаю посыл. И сразу в моем сознании, как пощечина, взрывается картина. Черные дома тянутся ввысь, расширяясь к небу матовыми крышами. Багровое зарево, отражаясь в глянцевой мостовой, заполняет небесное пространство. Видение совершенно статично, но оно меня манит. Манит пульсацией жизни, по которой я, оказывается, успел соскучиться. Я знаю, что это ловушка. Что некто или нечто играет на самом моем сокровенном, что я берегу в своей душе, стонущей от бремени прожитых лет. Да Бог с ним с сокровенным! Все мое останется при мне! Домой! Домой! Как я хочу вернуться! Я потянулся к видению, а значит к прошлому и очередному повтору... несчастий!
Жалящие потоки терзают бедное тело, мне неприятно оно, в нем нет жизни. Давящая тяжесть, которой я так страшился, наконец, обнимает меня, и я захлебываюсь болью, которая преследует воина - смертника все предоставленное ему время. Я это знаю, я этого боюсь, но я на это уже согласился... Там! И я указал перстом вверх.
- Первый раз вижу этот жест у ожившего! - услышал я слова воскресителя. - Интересно, что он имел в виду?
. . .
Мой друг Алек Сандр сидел с бокалом в руке и просматривал какие-то записи. Он был старшим офицером уже целую вечность (по крайней мере, в другом качестве в Армии я его не помнил, а живу я очень давно), и отличался от других военных начальников особой надежностью, свойственной ему одному. Мощь его длинного тела и быстрые реакции приносили неизменные победы нашему офицерскому корпусу почти во всех видах спорта. Ему не было равных в сноровке и силе, но главное, как я уже сказал, в Алеке были его внутренняя чистота и надежность. Юнцом я его боготворил, (он был тогда недосягаемым старшекурсником для меня), а теперь уважал как никого.
Алек Сандр ждал меня, и, кажется, был недоволен, что я задержался.
- Да ты отлично выглядишь! - с дежурной вежливостью похвалил он меня, когда я зашел продемонстрировать мое успешное возвращение из мертвых. - Могу и хочу тебя поздравить! Командованию я доложил, кто доставил массу для взрыва. Самый опасный сектор галактики, наконец, расчищен. И все благодаря тебе! Так что можешь проделать дырочку для ордена... - Алек ненадолго умолк, пристально вглядываясь в мое лицо, и вдруг, понизив голос, добавил: - Только есть одно но, ты никого не посвятил в свои расчеты, а это дисциплинарный промах. Из-за твоих не скоординированных действий с общим планом ведения боя, наш корпус понес огромные потери. Не всех удалось вернуть из-за сильных полей, тела многих солдат не подлежат восстановлению, а другие сошли с ума. Вот и с тобой пришлось повозиться, но причина другая...
Я промолчал, оправдываться было бессмысленно. Оператор не мог не заметить, что я протестовал против призыва к возвращению.
Не дождавшись хотя бы какого-нибудь комментария, Алек сухо предупредил:
- Тебя ожидает проверка на лояльность к Системе. Комиссии не понравилась твоя реакция на призыв к возвращению. Больше ничего сказать не могу, и так позволил себе лишнее! - Он криво улыбнулся. - В качестве награды кроме ордена тебе назначена еще неделя отпуска. Девочки и прочее...
Я вздрогнул. Алек натянуто рассмеялся:
- Однако будь с ними поосторожнее! И не сверли меня взглядом. Документы получишь у пятого компьютера.
- Спасибо! - сухо поблагодарил я и поторопился продекламировать одну из формул стандарта, которую постарался произнести громко и с пафосом, как заправский школяр: - Мы сильны только тогда, когда полностью подчиняем себя задаче!
Алек Сандр посмотрел на меня с пониманием. Я выкручивался, потому что бездарно попался!
- Удачи! - искренно пожелал он.
Я шел к компьютеру. Каждый мой шаг отдавался болью. Я злился, что по собственной воле обрек себя на страдания. Что колебался и от этого проиграл. И еще я злился из-за бездарной шутки "чистого душою" Алека. Ведь на самом деле он ничем не лучше меня! После первого воскресения у солдат-смертников пропадает интерес к продолжению рода, что большинство принимало без проблем, а меня до сих пор угнетало.
Компьютер голосом, полностью лишенным эмоций, четко выговаривая, задал мне вопрос, где я желаю провести отпуск? Сочетание вежливых речевых оборотов с бесчувственной интонацией, окончательно выбило меня из колеи. Вот тебе и холодный разум, и стальные нервы закаленного в боях воина! Я и раньше догадывался, что со мной что-то не так, но до сих пор это не бросалось в глаза. И даже мне самому не было так очевидно. По мнению моих учителей, я по своим нервным импульсам на все сто процентов подхожу для поприща постного священника, поэтому мне не советовали идти в Военную Академию. Теперь и я знаю, что в церкви мое место! Но выбор сделан, и смертники не уходят со службы живыми.
Я очнулся от дум, и краем глаза заметил, что прохожие неодобрительно смотрят на меня, неуклюже замершего перед компьютером-координатором. Пока я жаловался себе самому на судьбу, я сделал из себя всеобщее посмешище. А компьютер-координатор все это время ждал с бесконечным терпением машины. Что ж, бывают и у компьютеров симпатичные качества. Я заказал отдых на родной планете в городе, в котором родился. И это было неосмотрительно. Проявлять сентиментальность, когда за мною слежка, не следует. Ведь разум воина независим от старых схем. Но я ничего не мог поделать! Хочу и точка!
Получив визу и билет, я собрал кое-какие вещи, сел в спецмашину и через три часа был в пассажирском межпланетном корабле. А спустя семь стандартных часов уже смотрел на родной город. Видение призыва, каким бы совершенным его не моделировали, не может сравниться с настоящей реальностью! Город излучал тепло и свет, тысячи деталей были утрачены в статичной картине. Пока я шел по тротуару, несовершенство его поверхности дарило мне ощущение природного и изначального. Как ни странно, но после этой смерти меня вдруг потянуло к простым вещам. Я шел, глядя себе под ноги, думая о том, что меня никто здесь не ждет, потому что помнить меня давно уже некому.
Наш дом был последним на улице. Квартира, где мы жили дружной семьей, по светским меркам считалась небольшой: комната да кухня с маленьким балкончиком, где по вечерам отдыхало наше семейство. Я надеялся, что мое родовое гнездо не изменилось, бытовые перемены редки в Системе, только попади в нее и все строится добротно, на века. Значит, я мог с уверенностью рассчитывать на этот подарок. Первым делом я решил осмотреть родительский дом, а потом уже думать, что делать с отпуском. Поднявшись по лестнице, я остановился перед дверью, обдумывая, что же сказать хозяевам. И как всегда пришел к выводу, что лучше правды ничего нет. Я робко постучал в дверь. Вскоре передо мной предстала молодая особа. Таких, как она, красавиц я еще не встречал, разве что видел на мерцающих обложках модных журналов. Пока она терпеливо ждала объяснений, мои глаза все больше расширялись от восхищения. Взгляд ее бархатно-васильковых глаз говорил о высоком интеллекте и тонком ощущении окружающего мира на эмоциональном уровне. Эмоции... как я соскучился по буре эмоций! Мы позволяем их себе, но только слегка, ведь они, как и ощущения, в оживленном теле сопровождаются болью.
Женщина не понимала, почему младший офицер внешних войск постучал в ее дверь. Но младший офицер так растерялся, что не мог произнести ни звука.
- Что-то случилось? - спросила она, так и не дождавшись от меня ни единого звука.
- Простите за бесцеремонность! - спохватился я. - Ведь я собираюсь просить позволения осмотреть это жилище.
- Мне не понятен интерес Вооруженных Сил к частной жизни свободной женщины! - подчеркнуто сухо ответила женщина. - Зачем вам понадобился мой дом?
- Вооруженные Силы здесь не причем. Это только моя инициатива.
- Да, вы привязаны к этому, - она кивнула в темноту своей квартиры и неожиданно добавила: - словно ребенок!
Я почувствовал себя увереннее, кажется, она понимала меня, как никто! Даже лучше, чем друг Алек.
- Я жил здесь когда-то.
- Доблестный воин совершает паломничество по святым местам своего прошлого? - она мило улыбнулась. - Согласитесь, это крайне необычно для вашего неумолимого сословия!
- И все-таки, я здесь. Позвольте мне увидеть свой дом!
Она опустила изящную головку и задумалась. Я уже не верил, что уговорю ее и, переминался с ноги на ногу, в ожидании, когда она снова поднимет на меня свой взгляд, чтобы вежливо откланяться. Но женщина вдруг встрепенулась, заглянула в мои маловыразительные глаза и пригласила войти. Чувствуя себя польщенным, я весь подобрался. И семеня за ней по коридору, подумал:
"Она что-то прочла в моих глазах! И то! Должно же в них что-то быть, и лучше бы обольстительное!"
При виде родных стен, я почувствовал, себя свободнее. Женщина продолжала идти вперед своей легкой походкой, и не видела, что я остановился. А я вдруг поймал себя на том, что любуюсь ее красотой. Я перестарался, ибо меня отрезвила боль. И я в недоумении вскинул брови. Расчувствовался, как экзальтированная барышня! Что-то в последнее время один воин - смертник заметно поглупел...
Я подумал, что мое молчание может показаться невежливым, и открыл рот:
- Я жил здесь очень давно. Нас было трое - папа, мама и я.
- Сожалею! - сказала она с грустью, показавшейся мне неуместной при моих обстоятельствах. - Потери всегда печальны.
Эта женщина была из другого мира, и я решил, не стоит ей объяснять, что я такое.
- Могу предположить, что ваше рождение состоялось на два века позднее моего, - заметил я, и зачем-то поклонился.
- А у вас небогатый опыт в общении с женщинами! - ответила она. - Да будет вам известно, солдат, возрастом женщины интересоваться не стоит. Современная косметология творит чудеса, вы можете попасть впросак!
- Небогатый? Да у меня совсем его нет! - выпалил я и покраснел.
Она поняла меня, улыбнулась, и решительно сменила тему.
- Вы жили в этой квартирке втроем, тесновато...
Я пожал плечами.
- Я этого не замечал. Ведь я был счастлив!
Она взглянула на меня с участием, которое отчего-то начинало меня беспокоить. И я изо всех сдерживался.
- Что вы чувствуете, когда о них вспоминаете?
- Ничего.
Она вздрогнула и повторила, растягивая слово.
- Ни-че-го! Совсем?
- Солдат не в состоянии чувствовать. Точнее, не может себе позволить...
Теперь ее взгляд показался мне пустым.
- Не могу понять... - сказала она с усилием.
Ей стало трудно со мной говорить. Она была растеряна. Не горевать по близким непривычно для ее мира. И, наверное, отвратительно! Я пожал плечами, не зная, как ей объяснить, что значит быть солдатом. Барьер между нами стремительно разрастался. Мы молчали. Наконец, ей стало неловко передо мной, как будто она была в чем-то передо мной виновата, и она облизнула губы. Я с все возрастающим интересом смотрел на нее, чувствуя, что не могу отвести от нее взгляда. Как ни странно, но именно эта моя мужская бесцеремонность разрушила возникший между нами барьер отчужденности. И она снова улыбалась.
- Нам пора познакомиться! Как вас зовут?
- Гранд, а вас?
- Вей.
- Привет вам, Вей!
Вей хмыкнула, и стрельнула в меня взглядом, исполненным лукавства.
- Я всего лишь хотел быть вежливым, но кажется, вас насмешил. Я перестарался, да?
- Ну, от чего же? Ваше приветствие было э..., скажем, эффектно.
- Да? - протянул я. - Ваше эффектно, наверное, означает, что я снова сел в лужу?
- Да садитесь же вы! - приказала она, смеясь.
- Я безнадежен! Отсталый провинциал! - резюмировал я, опускаясь на диван. - Или отставной? Нет, не различаю оттенков. Но, надеюсь, симпатичный?
Ответа не последовало, да и что она могла ответить на это?
Я скользнул взглядом по обстановке. Круглый диван, на котором мы устроились, как брат и сестра (к несчастью не ближе), стоял посередине комнаты. Около него, на столике, были разложены информационные кристаллы. Компьютер, когда-то принадлежавший мне, еще стоял в углу, у окна. Я удивился, что его не заменили новейшей моделью, только теперь не забыл удивиться слегка. Несмотря на мою сдержанность, Вей заметила мое удивление.
- Квартира долго пустовала. Я здесь не больше недели. Если не считать вчерашнего посещения мамы, вы - мой первый гость. Хотите, перейдем на "ты"?
- Буду счастлив!
Она звонко рассмеялась, демонстрируя великолепные зубы.
- Вашу учтивость да моим сверстникам! Вот был бы знатный абсурд!
Я смутился и сделал вялую попытку оправдаться:
- Я давно не был в мире. А с тобой я наделал столько промахов, что уже не надеялся, что ты позволишь мне обращаться запросто. Я благодарен за возможность быть твоим первым гостем!
Вей опять рассмеялась:
- Снова очень эффектная речь! Да ты оратор!
Я решил промолчать.
- Теперь, когда мы покончили с формальностями, расскажи о себе, - попросила Вей.
- Задавай вопросы.
- А без вопросов, ты не можешь о себе рассказать?
Я буквально застыл, судорожно соображая, что сказать.
- Отвык... - быстро сдался я. - Не знаю, что может быть интересного во мне для женщины.
- Похоже, ты засекречен, - Вей прищурилась.
- Нет, я действительно отвык.
- Придется спрашивать. Тебя уже восстанавливали?
Она искренне пыталась помочь мне выйти из ступора, и у нее получилось, меня прорвало:
- Я так много умирал в этом теле, что мне осточертело этим заниматься! Мы проходим через смерть, не только умирая, но и во время воскрешения, ощущая те же боль и страх. Две в одной...
В глазах Вей я снова увидел сочувствие. Я пожалел себя вместе с нею и поперхнулся от боли. Усилием воли, я принудил себя успокоиться, чтобы взволновано продолжить, (потерплю):
- Для Академии дешевле восстанавливать воина, (в сущности, операция по восстановлению функций - дешевый пустячок в сравнении с любой другой операцией), чем заново формировать тело новичка с помощью дорогой фармакологии, ведь только с ее помощью можно обучать военному искусству по- настоящему. А после мы уже вынуждены сидеть на голодном эмоциональном пайке, взращивая в себе сдержанность и аскетизм. В результате концентрация нашего внимания усиливается, и мы становимся способными к такому быстрому действию, о возможности которого обыкновенные жители даже не помышляют. Да и опыт ветерана дорогого стоит...
Она смотрела на меня расширенными глазами, в которых читалось искреннее возмущение из-за всех наших армейских ужасов. Меня начало трясти. Я был словно в лихорадке, но обуздал себя, чтобы не испугать женщину. Я прислушался к своей душе с тщанием солдата в разведке. Вон оно как! Мне чертовски приятно, что кому-то не нравится, что со мной сделали.
Набравшись смелости, я попросил накормить меня, потому что голод начал мне мешать мыслить по военному: с высочайшей концентрацией и строго следуя логике. А я так боялся ее разочаровать!
- Пойдем на кухню, - охотно согласилась она и легко вспорхнула с дивана.
Я потащился за ней. Занял удобную позицию за обеденным столом, чтобы иметь возможность наблюдать за священнодействиями хозяйки. Вей готовила тщательно, старалась. Ее тело одновременно и сильное и хрупкое определенно обладало магией призыва. Я жадно ловил ее движения, чувствуя, что скоро меня разморит. Вей знала о моих проделках самца, но пока воздерживалась от колкостей, которых я, несомненно, заслуживал. А, может быть, я нравлюсь ей, подумал я. И покраснел. Глупец! Пока я наблюдал за ее грациозной суетой у плиты, у меня возникло стойкое ощущение, что мы с ней давние знакомые, и мне повезло, что она так красива, эмоциональна, разумна...
"Стоп! Гранд, приятель, тебе не стоит думать о женской привлекательности!"
Но это не помогло. Думать о женском теле оказалось совершенно естественным даже для такого, как я. Кажется, я ожил несколько больше, чем на это рассчитывали мои операторы. А Вей и об этом знала. Ее интеллект воспринимал, высчитывал и анализировал с восхитительной скоростью. И тут я так удивился, как не удивлялся целую вечность, я восхищаюсь, а меня не трясет! Неужели, родные места влияют на меня? Я снова становлюсь прежним? Без изъянов? Таким, каким был? Или дело в ней? Может, это Вей лечит меня? Просто своим святым присутствием? И мне было все равно, душевное ли равновесие, свойственное ей, так влияет, что я незаметно становлюсь самим собой, или манящие изгибы женского тела. Я украдкой взглянул на нее. Все-таки тела...
Неважно! Я! Испытываю! Восхищение! О-го-го!
Сделав интроспекцию, я пришел к выводу, что дело все-таки во мне. Как только у меня пропал страх перед этой проклятой болью, она исчезла, будто ее никогда и не было. Ибо то, что от нее осталось не стоит принимать в расчет! Я расслабился, с удовольствием откликаясь на каждое движение ее души, как это происходит в среде обычных дронов. С трудом очнувшись от грез, я вдруг услышал:
- Эй, офицер! Еда перед тобой! - и, пряча от стыда глаза, начал нелегкую трапезу. Да уж! Чтобы все это проглотить, пришлось потратить немало сил, но я утешал себя мыслью, что ем впрок.
- Вкусно.
- Что ж, еду ты тоже заметил...
Ее взгляд был лукав, но, вместе с тем, теплый и нежный. Я вспомнил, что еще не приступил к осмотру родового гнезда, что выглядело нелогичным.
- Перейдем в комнату, там светлее... э... то есть, я собирался сказать, что мне хотелось бы посмотреть старые хроники на кристаллах. Может, остались какие-нибудь записи моей семьи... - в конце от смущения я задал глупый вопрос: - Ты не против, если мы... - я запнулся, не договорив, "вернемся к дивану".
Все это прозвучало по-идиотски двусмысленно, и я опять покраснел. Однако Вей молча пошла к дивану и поманила меня за собой. У меня застучало в висках, я шел за ней, как в тумане. У ложа она вдруг грациозным гибким движением развернулась. Как-то неестественно резко, и ее прекрасное лицо оказалось так близко! Я притормозил как бы в ожидании ее команды. Что это значит, красавица? Что может за этим последовать? Она явно тянула время. Почему и для чего? Чтобы подразнить меня, инвалида?
Да она точно дразнит меня!
- Располагайся, - усмехнувшись, проговорила она. - Пообщайся с воспоминаниями, а я вернусь к вечеру.
- Договорились, - промямлил я, от бравого офицера не осталось и следа.
Я поплелся проводить ее до двери.
Проявив странное и даже безотчетное доверие чужому, она оставила его у себя. Почему? Меня этот вопрос интриговал, и я не заметил, как размечтался. Жизнь этой прекрасной во всех отношениях женщины проходила без меня, но мне до смерти (помоги мне боже, опять до смерти!) захотелось стать ее частью. Естественно, и жизни и ее самой. В самых сокровенных уголках души я надеялся, что она увидит случившуюся со мной перемену, и ответит на чувство, которое отбирает у меня покой с последовательностью палача. На этой планете, по традиции, свершение браков правительством не регулируется, и я, со свойственным мне в последнее время легкомыслием, решил этим воспользоваться. Я пытался придумать, как подступиться к рассудительной женщине (а она была именно такой), но плана в голове не возникало. Я прошелся по комнате, погладил стены, поверхность которых была идеально гладкой, как и везде. Признаться, меня давно тошнит от этого однообразия. Я остановился у стены, к которой был прикреплен мой старый компьютер, и долго смотрел на нее невидящими глазами. Наконец, я вспомнил об информационных кристаллах, и сел на диван, чтобы проверить функционирует ли сия древность. Я убедился, что он исправен, но просматривать его не стал, ибо мой интерес к прошлому окончательно испарился. Да, думал я, хорошо было снова оказаться дома, но как-то это "хорошо" потеряло смысл после ее ухода. Сидя на диване, я ждал возвращения Вей, пытаясь отключить свой мысленный поток. Сделать этого не удалось. И когда я прекратил бесполезные попытки начать медитацию, мысли о Вей полетели вскачь. Нет, я не стану сопротивляться своему намерению! Да это и невозможно! Оно у меня таково, что хватит с лихвой на все наши доблестные Вооруженные Силы. Я понимал, что у нас нет будущего, но ничего не мог с собою поделать! Ах, я эгоист!!! Но, надеюсь, достаточно обаятельный, чтобы...
Когда она вернулась, мы сразу почувствовали между нами пульсацию. Вей, как женщина, первая потянулась ко мне. Это помогло. И я одержал победу над страхом и мучительной болью, которая с новой силою взорвалась в моем восстановленном теле. Но я не отступил, а упорно шел к ней, проламываясь, как сквозь стену, и... боль исчезла. Все исчезло. Мы стали единым целым. Мое "Я" растворилось в электрическом потоке, который ливнем хлестал в наших сплетенных телах, вызывая экстаз.
Потом мы снова сидели на кухне.
- Я - малодушный балван! У нас нет будущего! - виновато сказал я.
- Я ни о чем не жалею! - ответила она. - Меня потянуло к тебе сразу, как только увидела тебя красного от смущения, бесцеремонно вламывающегося в мой дом. Уже тогда во мне начала разгораться страсть. Ты - необычный. Твоя невинность покорила меня!
От удивления я широко раскрыл рот, но, вспомнив, что я набил его пирогами, захлопнул. Сделал мощный глоток, чуть не подавившись огромным комком, и глупо спросил:
- Во мне хорошего только и есть, что невинность?
Вей залилась счастливым смехом, как звонкий колокольчик.
А я, все еще ощущая неловкость из-за своего тупого вопроса, сообщил сдавленным голосом:
- У нас осталось пять дней.
- Немного... - Вей сделала глубокий вздох. - Что ж, пока есть возможность, мы будем наслаждаться мирной жизнью рука об руку! Не посетить ли нам театр? А как насчет изысканных блюд у световых фонтанов?
Я долго разглядывал свои ногти. Напоминать женщине, что наша с нею любовь - мой первый сексуальный опыт, было стыдно, хотя она и знала об этом. Я упорно искал аргументы, чтобы возразить ей в более выгодном для моей мужской гордости свете. Наконец, придав глубокомысленное выражение своему и так вытянутому от мучительных раздумий лицу, я объяснил, чего хочет от женщины любящий ее мужчина:
- Вряд ли я смогу сосредоточиться на театральном представлении.
- Почему?
- Ты удивительная женщина! Что мне еще? Рядом с тобой я не чувствую этого отвратительного назойливого страдания! Самое лучшее для меня - провести оставшиеся дни отпуска, не выходя из дома.
- Не чувствуешь муки? Совсем? - глаза Вей расширились и от того сделались еще красивее. - А я совсем забыла о ней! Фантастика! К тебе вернулась настоящая жизнь! Со всеми ее восхитительными красками! Теперь мы просто обязаны поужинать у световых фонтанов, ты получишь удовольствие, уверяю тебя! Ужин не займет много времени, все равно питаться надо. Уверяю, он не помешает осуществлению твоих стратегических планов!
Вей воспользовалась армейской терминологией, чтобы быть убедительной.
- Приятно беседовать с разумной женщиной, только хлопотно.
- Почему? - искренно удивилась она.
- Вслед хочется высказаться умно, но, к сожалению, умные мысли от меня ускользают. И я в напряженной охоте за ними...
Вей снова рассмеялась своим мелодичным смехом:
- Твои мыслительные процессы текут рядом со мной крайне вяло, ты не ищешь умных фраз!
- От тебя ничего не скроешь! - пожаловался я.
- Мы можем начать одеваться прямо сейчас! - заметила Вей с заметной скукой в голосе, значит мой пыл стал утомлять ее.
- Подчиняюсь, моя госпожа! - поспешил согласиться я, растерявшись перед ее напористостью.
Вей фыркнула и пошла одеваться. Настоящая женщина!
Она оказалась права: это был настоящий праздник желудка! Изысканный вкус разнообразных блюд усиливался воздействием фонтанирующего света. Свет был не только разных цветов, он чертил переменной толщины линии, объединявшиеся в замысловатые фигуры. Каждая фигура соответствовала определенному блюду, и вызывала в теле необходимые частоты вибраций, которые усиливали вкус.
- Мы посетим это злачное место хотя бы еще раз! У - йа! В этом искрящемся море света ты стала еще прекраснее!
- У фонтанов доверять ощущениям не стоит, - смеясь, заметила Вей. - Давай вернемся к разговору о тебе. Мне хочется знать о любимом все!
- Это невозможно, однако спрашивай.
- Почему ты выбрал армейскую службу?
- О-хо-хо... - простонал я, как старуха, - пожалуй, я уже стыжусь этого выбора! Мальчишеская самонадеянность, не более. Я возомнил, что смогу сделать самостоятельный выбор. Но сделал ошибку с большой буквы! Задатки священника проявились у меня еще в раннем детстве, и учитель, чтобы развить мои врожденные способности, рекомендовал родителям обучать меня по специальной программе. Это не все знают, священник не нуждается в приборах по определению уровневого состояния существа. Священник сливается разумом с разумом любого другого, сопереживая и даже оказывая помощь страждущему корректировкой взаимосвязей.
- Вот новость-то! Женщины не служат в церкви и не знают таких вещей.
- Я вот подумал сейчас, что священники в состоянии помочь солдату избавиться от остаточной боли, которая после воскрешения так мучает! - Я помолчал, пытаясь осмыслить сказанное, и затем, ласково взглянув на свою женщину. - Вей! Ты и без молитв прекрасно справилась с задачей полного восстановления моих структурных взаимосвязей!
- Гранд, ты отвлекся.
- Ты права! Я, кажется, снова оседлал своего любимого конька!
- Рассказывай же!
Я проглотил очередной восхитительный кусок, послушал, как он музыкально опустился в желудок, и не торопясь, продолжил:
- Требовалось мое согласие. Это обязательное условие. Но на мое решение не смогли повлиять ни родители, ни целый сонм учителей. Я тогда часто просматривал военные хроники, и болел военной романтикой. Я ведь думал, что неплохо прожить жизнь не один раз, сохраняя личность и приобретенные навыки.
- И так ты отказался учиться на священника! - Вей покачала головой. - А ведь это огромная честь для любого!
- Я же не любой! - хвастливо заметил я. (Все-таки я похож на петуха, красующегося перед курицей!) - И этот обед безбрачия... - (Вей многозначительно хмыкнула, я стушевался и снова покраснел). - Все было хорошо до первой смерти, - решительно продолжил я, чтобы заглушить свой стыд. - Скучать не приходилось. Я думал, я на своем месте и честно выполняю свой долг. Но после первой гибели жизнь изменилась кардинально. Нашей системе часто приходится защищаться. В самые жестокие бои отправляют именно нас, воскрешенных, как более опытных, и смертность среди нас смертников, прости за тавтологию, очень высока. От восстановления к восстановлению у меня стали проявляться качества, которые по молодости в молодости, - (и опять тавтология, кажется, я пьян!) - я отказался развивать. Сопереживать во время боя некогда и нельзя, а я занимался еще и этим. И как следствие, стал хуже себя контролировать, что у воинов не допустимо. После последнего воскрешения мое несоответствие стандарту стало слишком заметным. Мою ошибку исправить нельзя. Обучаться на священника надо с детского возраста, да и после участия в военных действиях запрещено переходить в мирные сферы.
Пока я рассказывал, Вей стала с любопытством оглядываться по сторонам, видимо что-то заметила.
- Что-то случилось? - спросил я с подчеркнутым спокойствием.
- Кажется, за нами наблюдают.
Как она смогла? Эта женщина удивляла меня все более! Но я не хотел ее беспокоить:
- Тебе показалось, кому мы интересны? Ты предлагала пойти на спектакль. Скоро ли начало? Я готов!
Оставшиеся дни мы были неразлучны. Вей заведовала отделом финансов в семейной фирме, и ее матушка, сочувствуя нам, не загружала ее работой. Мы были счастливы, время летело незаметно, и скоро наступил момент, когда оставаться долее я не мог. Прощались мы горячо, вероятность того, что мы когда-нибудь увидимся, была безнадежно малой. Слишком мягко сказано, вовсе невозможной!
. . .
Вернувшись на службу, я зашел к Алеку. Он был, как всегда, на своем посту, и разгребал нескончаемые дела. Алек неохотно оторвался от бумаг, неодобрительно взглянул на меня, и после короткого приветствия, предложил сесть в кресло напротив. Он вежливо ждал, пока я устрою в нем свое седалище. А возился я долго, испытывая странное удовольствие от его бесконечного терпения. Я копошился, а он внимательно за мной наблюдал, с видом, каким врач наблюдает тяжелобольного. Наконец я замер в расслабленной позе, а он вдруг, забарабанив пальцами по столу, произнес в такт отбиваемому военному маршу то, что я ожидал услышать от него, не скрою, прежде всего, и все равно как-то неожиданно. "Боже! Я мыслю абсурдами!"
- Теперь я могу быть с тобой до конца откровенным, потому что проверка твоего соответствия стандарту закончена.
Его голос звучал сухо и жестко, но это меня не задевало. Я был слишком счастлив, а он даже не знал, с чем это едят!
- Тебе провели тест сразу после воскрешения. Твои нервные импульсы оказались слишком подверженными влиянию внешних факторов. Мы все в какой-то мере подвержены им, но твои реакции не вписывались ни в какие ворота. У командования появились опасения, что в бою ты поведешь себя непредсказуемо. И последнее наше сражение - яркая тому иллюстрация. Поэтому была предпринята дополнительная проверка.
Я кивнул.
- Ты должен был заметить, что за тобой наблюдают.
- Не только я заметил. Могли бы быть и аккуратнее!
Александр пропустил мое замечание мимо ушей и продолжил свои увещевания:
- И твоя поездка в родной город! Уже то, что ты туда отправился, было нехорошо. Это походило на драматизацию момента последнего восстановления.
Я не стал отвечать. Что толку оправдываться? Так все и было. И я заранее знал, что... Возникла пауза. Так и не дождавшись от меня реплики, Алек продолжил:
- Наш вынужденный аскетизм приветствуется, как ты знаешь. Ты же, с неожиданным для меня энтузиазмом, воспринял мой совет на счет девочек, слишком буквально! Ты мог хотя бы не демонстрировать свои похождения. А вы болтались с ней у световых фонтанов и прохлаждались чуть ли не каждый день в театре!
- А нельзя ли повежливее! - вспылил я (и не поморщился). - Ты говоришь о моей жене!
- У-у как все запущенно... - протянул Алек. - У тебя практически не осталось шансов! - И он мстительно добавил: - Ты скоро сделаешь свою жену вдовой.
- Несмотря на мои "несовершенные нервные импульсы", я знаю, что ее ждет. Судьба вдовы, вот что ее ждет! И не только я виноват в этом! - огрызнулся я. - Но я не жалею, что проявил упорство в столь мирном деле. Вей ждет ребенка, и я счастлив!
- Ты не можешь быть уверен...
- Уж не знаю, что ты имеешь в виду, но тест дал положительный результат, и я действительно счастлив! Видишь ли, наука ушла далеко вперед даже в направлении медицины, где и так все благополучно, а мы с тобой довоевались до того, что безнадежно отстали от жизни. К тому же наше жалкое существование и жизнью-то назвать нельзя, - добавил я, намеренно не щадя чувства друга.
- Фантастика! Ребенок от восстановленного! - пробормотал в растерянности Алек, поморщившись от боли и, наверное, зависти. (Надеюсь на второе!) - Но как ты выдержал?
- Попробуй, не пожалеешь!
- С чего ты взял, что я не знаю, что... - Алек метнул на меня страдальческий взгляд, но сразу взял себя в руки. - Совет неправильный, не буду им пользоваться. - Однако чувствовалось, что он интересуется темой больше, чем допускается воину.
- Очень жаль! - посетовал я, ибо меня уже несло. - Рождаемость в нашей системе падает. Мог бы внести свою лепту. Считаю это достойным солдата!
Я знал, что увлекся. Мгновение я чувствовал себя животным, приготовленным для жертвоприношения мною же самим, любимым. Я представил себе эту картину, как можно ярче, используя мое не на шутку разыгравшееся воображение. Нет! Не нравится! Тогда я решил подумать о будущем нашего с Вей ребенка. Это должно быть приятно для родителя. Но сразу понял, что боюсь за него. В ребенке воина - смертника станут искать особенные качества, мучая несмышленыша нескончаемыми исследованиями. А я не могу его защитить! Только и остается, что надеяться на влияние семьи моей красавицы. Благо, оно не маленькое! Семья богата. О чем бы я ни подумал, я упирался в проблему. Я действительно не на пике своих удач! Мы еще посидели, и как в старые добрые временна, отдавая дань нашей дружбе, поговорили о делах Алека и об учебе в Академии. О моих делах говорить не было смысла. Я уже сделал все, что мог! Но одна мысль все-таки доставила мне удовольствие, я не сожалел о содеянном, я даже был горд собою! Когда я уходил, Сандр снова смотрел на меня с приязнью. Сначала он дежурно пожелал мне успехов, а потом тихо добавил, явно принимая близко к сердцу участь друга:
- Наш разговор ясно показал мне, что ты не изменишься. Сожалею, что спровоцировал тебя, зародив в душе мысль о девочках. Видишь ли, мне приказали... но... ты сопротивляйся, ты поймешь, о чем я. Уж теперь-то точно поймешь! Нет и все! Запомнил?
. . .
На суде комиссии по лояльности мне бесстрастным голосом сообщили, что в этом цикле я слишком сильно отклонился от воинского стандарта, что мои личные показатели невысоки, и что, исходя из выше изложенного, меня признали недостаточно надежным для участия в военных операциях. Главный мой недостаток был оглашен особо, он состоял в плохо осуществляемом контроле над разумом. Комиссия решила, что во время взрыва мой разум, как и у многих других, подвергся не только искажению, но и разрушению. Вот как! Не сильно ли сказано? Однако я молчал, как рыба, чтобы увлекшись, не напомнить о моих способностях к священнослужению, потому что это только усложнил бы мое положение. Хотя куда больше? Я равнодушно слушал бесстрастный голос обвинителя. Список моих упущений был неприлично длинным, а моя дисциплина, как солдата, ниже всякой критики. Когда обвинитель закончил речь, меня поставили перед выбором. Да еще с умилением уточнили, что сие благо для меня дадено благодаря ходатайству старшего офицера. Что на мое усмотрение я могу подвергнуться абсолютной ликвидации или еще раз пройти через смерть с последующим восстановлением, которое, возможно, исправит возникшие у меня искажения в разуме. Ну, а если имеется некое разрушение, то искусственные структуры уже не восстановят. Потому что дорого. Так что пан или пропал. И так три раза, не больше. Умер - умилился, умер - умилился... Веселенькое дело! Да... Выбор небольшой, и на том спасибо Алеку.
Я вспомнил о Вей, но она стала очень далекой, и я не смог найти поддержки в воспоминаниях о ней. Моя жизнь подошла к логическому концу, и важнее для этой вселенной был уже не я, а наш с нею ребенок. Вей позаботится о нем. Его обучение будет проходить на самом высоком уровне и в соответствии со способностями, никак не меньше. Что ж, у нее сильная семья, и это вселяло уверенность. Я взял с нее слово, что она расскажет нашему малышу правду об отце. От этой мысли у меня потеплело на душе. Вей не позволит нашему ребенку стать бессменным воином. Неправильно всю жизнь провести на войне.
- Восстановление! - отчеканил я.
Такой, как я, не мог согласиться на небытие. Я был слишком для этого счастлив!
Ссылка.
Последняя электронная запись, снятая с личности Гранда Русла Дея, во время его транспортировки до места определенного наказанием:
Он снова был без тела и помнил, что система его не приемлет таким, каков он есть от природы, и что у него нет ни единого шанса на существование в ней в любой из ее возможностей. Нарушение законов и традиций дроны не прощают, полноценную эмоциональную жизнь солдату тем более. Так что единственное, что ему остается - это продолжать умирать, чтобы снова и снова пытаться превратить себя в засохшее дерево. (Здесь остается! - почему-то подумалось ему.) Но он больше не хотел быть засохшим деревом, да и вряд ли получится снова себя взнуздать, чтобы вернуться в прежнее состояние.
Гранд ждал ее. И все равно картина родного города проявилась в его разуме, как отрезвляющая пощечина. Он увидел ее и с удовольствием засмеялся, если бы мог! Но вместо этого с отвращением мысленно продекламировал, что даже самая богатая фантазия разума не сравнится с творением Бога. И Гранд, вдруг искренне уверовав в Него, начал творить молитву...
...Они вмешались внезапно. Чужая воля накинула на Гранда невидимую сеть, от которой даже молитва не защищала. Он начал ей сопротивляться способом, каковым посоветовал на прощанье Алек:
- Нет. Нет. Нет... - кажется, что-то получалось, Алек явно знал больше него. А он, до глупости самонадеянный, лез к нему с советами о сексе! - Нет. Нет...
И вдруг чужая воля, встряхнув его до основания, отбросила Гранда, но напоследок запечатлела на нем команду. Которая заставила его ощутить одиночество и неизбежность потери. Команда в его разуме трансформировалась в координаты, и они превратились в цель.
Скоро он приблизился к поверхности чужой планеты. Она была коричневой и даже местами совсем рыхлой, а в низинах ее покрывал красивый зеленый ковер. В его сознание ворвался шум скользящих слоев воздуха, звук этот оказался знакомым, и потому приятным. Ветер! Так вот какой ты здесь! Какие мелодии красивые выводишь! Он вобрал в себя все пространство, чтобы насладиться новизной. Синева... Ему она начинала нравиться. И это место было определено наказанием? И кто же из нас исказился, вы или я? Какое это наказание, а ребята? Это же просто рай! Картина багрового пространства стала меркнуть, прячась в самом недоступном уголке его сознания вместе с координатами отправной точки.
У Гранда возникло ощущение дома, в котором он непременно станет священником! Ему не помешает привычка быть воином. Скорее, наоборот, на этой планете военный опыт поможет в святом деле, ведь у них до крайности все запутано. Он будет выбирать, как мыслящее существо, и сделанным выбором будет затрагивать в себе самое сокровенное. Сам затрагивать! А не сухая комиссия. Ах, какая комиссия эта комиссия! А право на ошибки? Это тоже чего-то стоит! Он будет их исправлять.
И еще один подарок: здесь можно любить! Хотелось бы без оглядки... А это проверим!
(Передано на вечное хранение, как урок, в информационные банки кадрового учета Комиссии по Лояльности.)
. . .
Шло время. Он играл разные роли. Но одно было неизменным. Останавливая взгляд на багровом зареве заката, он чувствовал смутную тревогу. Щемила его душа, а он не понимал, почему ей больно. Бывало, он начинал метаться. Что делать? Куда податься? Сорваться или терпеть? Молиться ли, просто любоваться красотой или ждать? Чего ждать? Наверное, чего-то важного, родного...