Три дела обожают чукчи: есть, болтать и смеяться. Одно обожают духи: слушать бубен шамана Тыркыльына.
Шаман Тыркыльын песцовой лапкой начнёт колотить по упругой коже - и тут же весёлые духи, хозяева моря и тундры, слетаются к бубну-ярар и кружатся в радостной пляске. "Кооо, косо!", - топают в лад ногами: "Коон, коон, коон!", - прыгают и хохочут: "Ооо, нооо!", - мяч друг дружке бросают.
Уж такая придумана песня шаманом, угодным духам. Такой у шамана голос, уменье сказать, услышать.
Очень сильный шаман был Тыркыльын.
Шаман в окружении духов лечить и гадать умеет! То нерпой кричит, то белугой. То бродит без сна и пищи. То камнем стоит неподвижным. То варит в котле мухоморы.
Сильный шаман был Тыркыльын! И духи его любили, но только верней открывали в перевоплощении тайны!
Велел ему Ворон Куркыль: "Тебя не оставят духи, твоя не иссякнет сила - сумей лишь перевоплотиться. Весь вывернись наизнанку. Стань женщиною отныне!".
И шаман Тыркыльын стал женщиной.
Не бывает женщины без мужа! Женщины без мужа умирают: с голоду, морозу и печали. И у женщины должны быть дети!
Где взять мужа шаману Тыркыльыну?
Вот и бродил шаман Тыркыльын без сна по тундре и ел только мухоморы.
Сказал ему Ворон Куркыль: "Тебя не оставят духи! Сумеем беду исправить - сумей лишь перевоплотиться. Весь вывернись наизнанку. Мужчиною стань отныне!".
И шаман Тыркыльын стал мужчиной.
Так и родилась у него красавица-дочь Рулткынывыт.
Настоящий дар могучих духов, владетелей моря и тундры!
Вот росла дочка, росла - и выросла. Непростая дочка Рулткынывыт: особенная! Кругла, как яркое солнце, бела, как снежная тундра, широка, как бескрайнее море: руками не обхватишь! А наощупь мягка - точно толстый пласт моржового жира. Колышется жир, подрагивает, на свету блестит да соком капает - на язык просится. Пальцем ткнёшь - и провалится палец. А дочка гагою вскрикнет! Не привыкла она, чтобы пальцы протыкали нежное тело!
Ах! Ах! Никогда таких вкусных не было!
Настоящий дар могучих духов, владетелей моря и тундры!
Баловал шаман Тыркыльын дочку Рулткынывыт: а как же иначе?! Целыми ночами полярными сидела она в пологе, у жирника грелась, юколой почмокивала - и тело своё гладкое китовым жиром умащивала - так, что сияла во мраке полога средь оленьих шкур, как луна среди туч. И глазки из темноты светились, ну, точно угольки очага из-под косо поставленных веточек. А ротик, как след мышиной лапки на снегу - и всё жуёт, жуёт! Потом оближется - песенку споёт: "Рулткынывыт, Рулткынывыт, мягче юколы, глаже тюленя, круглей камбалы, Рулткынывыт, Рулткынывыт...", - и опять всё жуёт, жуёт!
Ах! Ах! Никогда таких упитанных не было!
Настоящий дар могучих духов, владетелей моря и тундры!
Поглядеть на чУдную девицу собрались богатые мужчины: очень уж забрать себе хотелось, от души в неё потыкать пальцем. И когда их собралось порядком, стало тесно им перед ярангой.
Принялись теснить они друг друга. Кто сильней - тех, что слабее, гонит. Уходите прочь, не дотянулись вы пока до знатных крепких чукчей.
Всех поколотили и прогнали. Но когда приблизился к яранге Кутвирит, всем богатырь известный, что принёс с далёких сопок камень, положил у вод у Пикульнейских, и никто не мог тот камень сдвинуть - чукчи важные толкаться перестали и пред Кутвиритом расступились.
Кутвирит один вошёл в ярангу. И застыл пред небывалым чудом!
То, что глазки весело сияют, и жуёт-почавкивает ротик - это всё видал-перевидал он, стаи девушек за ним гонялись. Но такую круглую девицу не видал ещё охотник славный и хозяин множества оленей. Вся, как лососёвая икринка! Даже светится насквозь: прозрачна! Жир у ней что впереди, что сзади, что с боков - повсюду одинаков, аж расплылся тяжестью своею, понизу - колышется волнами там, где девушка сидит на шкурах.
Ах, ах! Никогда таких красивых не было!
Настоящий дар могучих духов, владетелей моря и тундры!
Сразу девушки, которых прежде он наметил в жёны - позабылись. И Пыныль, как тетива тугая, что по насту носится на лыжах, на плетёных кожаных ракетках, и острогой добывает рыбу. И Хытхын старательная: шкуры мнёт нещадно, рук не покладая, не жалея пальцев, их сшивает, чтобы было чем покрыть ярангу. Где им, жёстким, грубым и шершавым, до прозрачно-нежной, как икринка, дочери шамана Рулткынывыт?!
Настоящий дар могучих духов, владетелей моря и тундры!
Пыныль и Хытхын считали иначе.
- Может быть, на камбалу она похожа - только разве камбалу она добудет?!
- Может быть, и проминается, как сало нерпы - но где выделать ей шкуру?!
- Разве настоящая жена - та, что даже не сошьёт кухлянки?!
- Разве же годится в жёны та, что вовек не покидает полог?!
- Привыкла сидеть в мехах пушистых - а посиди-ка на скалистом уступе, подстерегая лосося!
- Привыкла в тепле и сытости - а побегай, загоняя стадо!
- Чем она дар могучих духов? Тем, что ест много?
- Верно! Ненастоящая какая-то! Разве настоящий духов дар спит дни и ночи без просыпу?
- Кутвирит! Зачем тебе такая? Разорит она тебе ярангу!
- Кутвирит! С ней будешь неухожен, будешь беден, сколько ни работай!
- Я не против и на вас жениться, - Кутвирит ответил им лениво, - если вы согласны, стало ль дело? Женщины в хозяйстве пригодятся.
И семья сложилась. И конечно, в пологе Рулткынывыт лежала. А Пыныль с Хытхын блюли ярангу и на полог с завистью глядели. И попробуй кто из них в досаде ткнуть Рулткынывыт и прицепиться! Кутвирит немедленно порядок наводил хорошими пинками.
Извести соперницу - мечтою жёны жили. Вот они однажды думали-надумали такое: подложить чего-нибудь под шкуры, на которых млела Рулкынывыт, чтобы муж был ею недоволен.
Что же подложить? Зубатый камень? За такое Кутвирит накажет. Может, подложить хребет от рыбы? Пусть помучается на колючках. Только муж спохватится, конечно, и несдобровать двум младшим жёнам.
- Этой неженке, - Пыныль сказала, - рыбьей кости будет многовато. При её прозрачном жирном теле хватит и икринки лососёвой!
- Кооо, косо! - засмеялись жёны, - хватит ей икринки! Коон, коон! Разве обвинишь нас, что икринку подложили неженке под шкуры?!
Вот поймали крупного лосося жёны, из него икру достали и тихонько сунули под шкуры, где Рулкынывыт спала обычно. И когда к той Кутвирит явился, пальцем ткнув её уже привычно - стала вдруг Рулкынывыт нескладной, стала охать, портить впечатленье.
- Что такое?! - грозно нахмурился Кутвирит, - почему нехороша нынче старшая любимая жена, настоящий дар могучих духов, хозяев моря и тундры?!
- Потому нехороша я нынче, - плача, тут Рулкынывыт сказала, - что так и впиваются мне в тело камни или кости из-под шкуры!
- Это вы колючек наложили?! - муж накинулся на Пыныль с Хытхын.
- Нет, любимый муж! Мы разве смеем? Ты проверь, откинь медвежью шкуру!
Вот откинул Кутвирит медвежью шкуру - на спину упал от удивленья! Там лежала лишь икра лосося! Мягче и нежнее не бывает!
Ну, не бывает мягче! Любого чукчу спросите! Оленного ли, берегового! Расскажут бывалые чукчи! Про икру лососёвую, и про толстую шкуру медведя! Нет мягче, плотней и удобней, и стОит всех жён, вместе взятых! Богатая это добыча - медведь с шерстью жёлтой, густою - однако не будь Кутвирит я, когда не найдутся в яранге в достатке медвежьи шкуры - стелить под подарок от духов!
Шкур двенадцать матёрых медведей положил Кутвирит под подарок, и потом ещё десять вдобавок, и потом ещё восемь сверх меры. Только всё это было напрасно. И по-прежнему ныла и хныкала, и толкалась Рулткынывыт. Стели, не стели! А икра размазалась по шкуре - не отскребёшь!
Тут силач известный и охотник знаменитый - почесал затылок. И подумал, что его некстати плоть дебелая очаровала. Может, духи всё же посмеялись? Может, всё же духи пошутили? Духи, кроме бубна, тоже любят, как и чукчи, есть, болтать, смеяться.
- Ну, жена, пожалуй, это слишком! Выносил я все твои капризы! Но когда тебе икра помехой - то куда ты вообще годишься?! Видно, ты, жена, ни по хозяйству, ни в любовном деле не умеешь. Отправляйся-ка назад к шаману, пусть другие маются с тобою.
И несчастная Рулкынывыт, дар духов, оказалась вновь в своей яранге, дочкою шамана Тыркыльына, не привыкшею вести хозяйство. Поглядели чукчи, только больше к той яранге носа не казали. Кто их знает, духов моря-тундры, как ещё их пошутить потянет? Тыркыльын, шаман могучий, знает лучше нас, как приспособить дочку.
И, в конце концов, Рулткынывыт пошла по стопам родителя. Научилась стучать в бубен, сочинять песни для духов.
Лишь только она песцовою лапкой начнёт колотить по упругой коже - и тут же весёлые духи, хозяева моря и тундры, слетаются к бубну-ярар и кружатся в радостной пляске. "Кооо, косо!", - топают в лад ногами: "Коон, коон, коон!", - прыгают и хохочут: "Ооо, нооо!", - мяч друг дружке бросают.
И бродила Рункынывыт без пищи и сна по тундре, и кричала белугой и нерпой, и варила в котле мухоморы. И однажды ворон Куркыль шепнул о перевоплощеньи.
...сказка "Принцесса на горошине" является переложением известной чукотской сказки "Дочь шамана Рулткынывыт на икринке лосося"."
------------------------------------------------------------