Фламбо, ранее - великий преступник, а нынче - простой частный детектив, был истинным латинянином, то есть сочетал глубокую веру в Создателя и трезвый рассудок. Тем не менее, ему пришлось столкнуться с происшествием, поколебавшим его чрезвычайно разумный (что вообще великая редкость) взгляд на мир. Этим он был обязан своему старинному приятелю, католическому священнику по фамилии Браун, человеку куда более простому и смиренному. Неудивительно, что после очередного ужина, раскуривая трубку, Фламбо заметил:
- У меня новое дело - смею заверить, довольно занимательное и даже забавное. Вам понравится, святой отец. Тот самый мистический флёр, от которого трепещет любое сердце, кроме вашего.
- Я знаю, что подобного рода дела вас забавляют, - улыбнулся маленький священник, поудобней усаживаясь в кресле. - Что ж, если вам охота рассказать, то я с удовольствием послушаю.
Фламбо только того и ждал.
- Примерно неделю тому назад, - начал он, - ко мне пришла супружеская пара. Назовём их мистер и миссис Грей. Мистер Грей был здоровяком вроде меня самого: широкоплечий и высокий, а взгляд - о, этот взгляд напомнил мне о бесчисленном множестве честных малых, промышлявших в английских лесах времён Робин Гуда. Что же до миссис Грей, то её лицо, узкое и бледное, с широко расставленными серыми глазами, могло бы вдохновить весь сонм прерафаэлитов. Таковы были мои посетители, и я сразу понял, что история, которую они мне поведают, не может оказаться банальной. Мистер Грей сразу же перешёл к делу:
- У меня довольно напряжённые отношения с родственниками жены, - сказал он. - Мы с Элис знакомы с раннего детства - мой отец был садовником семейства Рочестеров. Сколько лет тебе было, когда мы повстречались, Элис? Пять, я не ошибся?
Миссис Грей кивнула.
- Я влюбился в неё почти сразу. - Только вот сами понимаете... Её отец - граф Твидейл, а я... В общем, я поступил на флот, чтобы забыться, затем вложил деньги в одно предприятие - и внезапно оказался обладателем неплохого капитала. Тем временем граф Твидейл и его наследник пристрастились к скачкам, проигрывали крупные суммы. В конце концов они промотали приданое Элис, и я решил, что вот он, мой шанс.
- Отец принял это плохо, - голос у миссис Грей оказался низким и грудным, поистине чарующим. - Брат отреагировал ещё хуже. Говоря по правде, нам с Джеймсом пришлось бежать и венчаться в Гретна-Грин.
- Мы рассказываем вам это, - снова вступил в разговор муж, - чтобы вы поняли наше недоумение, когда брат Элис, Гарольд... Сейчас Гарольд - сама любезность.
- Не только это, - отвечал мистер Грей. - Признаться, поначалу я решил было, что дело в деньгах, но время шло, а подобных просьб от Гарольда не поступало. Более того - он выразил желание познакомить меня с приятелями из высшего общества. Не помню уже, кто из них первым заговорил о новомодном развлечении - клубе джентльменов в масках.
Сами понимаете, отец Браун, моё любопытство было подхлёстнуто этими словами. Я попросил рассказать подробнее, и мистер Грей взволнованно продолжил рассказ:
- Клуб джентльменов в масках расположен в Хинсборо - когда-то это село располагалось в предместьях Лондона, теперь же там построены эти новомодные дома - унылые и похожие друг на друга, словно стаканы в ирландском пабе. Поэтому вряд ли кто-либо обратит внимание на скромный с виду полуподвальный ресторанчик; зайти туда может любой, но отнюдь не каждому откроется другая дверь, совершенно неприметная, ведущая в тёмный коридор. На входе туда стоит слуга, на первый взгляд ничем не отличающийся от прочих ресторанных служек, однако вместо подноса он выдаёт маски. Чтобы их получить, необходимо предъявить специальную монету.
Мистер Грей прервался и достал серебряную монету размером с шиллинг, на которой вместо королевского профиля была выгравирована изящная маска. Я потратил некоторое время на разглядывание монеты, а затем вернул её мистеру Грею, который, однако, покачал головой:
- Тут вот какое дело, мистер Дюрок, - сказал он, - мы с женой хотели бы, чтобы вы сходили в это местечко вместо меня, разузнали бы, что да как.
Я удивился и спросил, почему он сам не желает туда пойти или же отказаться от приглашения. Тогда снова заговорила миссис Грей.
- Не знаю, что замышляет мой брат, - серьёзным тоном заявила она, - но всем сердцем чувствую, что он желает нам с мужем зла. Просто я знаю - от мужчин нашего дома следует ждать беды. Но если не выяснить, что именно они собираются предпринять, то беда придёт, откуда не ждали. А это совершенно нежелательно сейчас, когда я наконец-то жду ребёнка...
Фламбо беспечно пожал плечами:
- Вы слишком хорошо знаете меня, святой отец. Конечно, я не смог остаться в стороне. Сам по себе ресторанчик не из тех, что могут заинтересовать человека вроде меня, но те помещения, которые находятся за потайной дверью - о, это совсем другое дело! Выложенные золотом узоры стелются по обоям тёмно-зелёного бархата, словно сплетающиеся змеи, и нигде, как ни старайся, нельзя заметить ни одного повторения. Эта асимметрия изумительным образом гармонична...
- Тем не менее, симметрии там нет, - отец Браун пробормотал это себе под нос, но Фламбо услыхал и кивнул:
- Знаю вашу любовь к симметрии, святой отец. Но продолжу. Маска, которую мне выдали на входе, напоминала венецианские - девственно-белая, сделанная из высококлассного китайского фарфора. Уж не знаю, почему, однако мне показалось, будто она плачет. Я довольно неплохо умею подражать голосам других людей, так что Гарольд Рочестер принял меня за своего зятя.
- Вы узнали этого человека? - отец Браун приподнял бровь.
- Это было несложно: на пальце кольцо со змеёй, кусающей собственный хвост. Гарольд утверждает, будто получил его от восточного медиума, а как по мне - работа одного парижского ювелира, которого я неплохо знаю. Помимо Гарольда Рочестера, меня приветствовало несколько человек. Он представил их, как Первого, Второго и Четвёртого братьев, а сам назвался Третьим.
- Занятно, - бесцветные глаза отца Брауна внезапно оживились.
- Маску, надетую на Гарольда Рочестера, я бы охарактеризовал, как шута - всё время казалось, что одна из его бровей (а бровей, как и всего прочего, на масках нет) приподнята чуть выше другой, а лицо кривится в иронически-удивлённой гримасе. Первый брат отличался той сдержанной надменностью в речах и движениях, которой обладают мошенники наивысшей пробы и которую напрочь утратили царствующие ныне особы. Маска была полностью ему под стать: нечто значительное, одновременно скорбящее о несовершенстве мира и утверждающее свою незыблемую власть и твёрдое намерение направлять малых сих к стезе... вот тут уж не скажу, какой именно. Обычно правители (и мошенники) твердят о добродетели, но и первые, и вторые безмерно от неё далеки, пусть каждый и по-разному.
- Вот тут вы неправы, дорогой Фламбо, - тихо сказал священник. - Путь порока одинаков и для первых, и для вторых, какими бы красивыми словесами они ни прикрывались. Просто для мошенников спасение наверняка ещё возможно, а вот для правителей... Хотя никогда не следует сомневаться в милости Господней.
- Что ж, это ваша парафия, святой отец. С вашего позволения, продолжу. Второй брат оказался полной противоположностью первому - сутулый тощий джентльмен. Мне показалось, что он единственный, кто ни на минуту не забывает о моём происхождении - то есть, разумеется, происхождении мистера Грея. По крайней мере, любезности по отношению ко мне он не проявлял. Хотя к Четвёртому брату, да и к самому Гарольду Рочестеру, он проявлял её лишь немногим больше. Тем отвратительнее было наблюдать, как он лебезит перед Первым братом.
Священник неопределённо хмыкнул.
- Вот именно, - кивнул Фламбо. - Я предположил шантаж или что-нибудь похуже.
- Необязательно, - поморщился отец Браун. - Господь сотворил нас всех равными, но некоторым обязательно нужно, чтобы дворяне были даже во времена, когда Адам пахал, а Ева пряла. А что Четвёртый брат?
- О, это жизнерадостный коротышка сангвинического сложения, абсолютно довольный всем, что видит. И маска ему под стать. Как только нас представили, он тут же пожал мне руку и рассказал, что когда они с женой семь лет назад ждали первенца, то он собрал целый консилиум врачей.
- Беременность была трудной? - внезапно перебил Фламбо отец Браун.
- Нет, - растерянно произнёс Фламбо. - Вроде бы, всё было в порядке...
- Тогда странно, что он вызвал стольких врачей.
- Просто он заботливый муж и отец. Теперь у них четверо детей. Старший недавно пошёл в школу.
- Как интересно... - вопреки собственным словам отец Браун, казалось, внезапно утратил к повествованию всякий интерес. Он сел на турецкие подушки и обхватил себя руками, словно ему стало нестерпимо холодно.
- Мы направились в потайной зал. Что-то в восточном стиле: окон не было, и я, признаться, ждал факелов или по крайней мере лампад с курильницами, но создатели этого тайного общества ставят удобства превыше традиций, так что под самым потолком висела электрическая лампа. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый шёлковой скатертью. Узор на ней повторял узоры на занавесях. Четыре кресла, вполне современный стул и жалкий колченогий деревянный табурет, расположившиеся вокруг стола, являли собой занимательную коллекцию мебели. Узоры на спинках кресел вполне гармонировали с убранством комнаты, стул казался пришельцем из нашей равнодушной ко всему узкомыслящей эпохи, но табурет... Уж не знаю, почему он привлёк моё внимание сильней всего остального. Ничего особенного в нём не было, кроме выдающегося уродства. Но что хуже всего, по табурету тут и там были разбросаны тёмные расплывшиеся пятна, более всего похожие...
Фламбо сделал паузу, чтобы прерывисто вздохнуть, и маленький священник негромко закончил за него:
- Похожие на кровь. Старую, въевшуюся в дерево кровь. Я прав?
- Клянусь распятьем, правы! Вы... видали этот табурет, святой отец?
- Нет, лишь слыхал о чём-то подобном. Полагаю, он словно располагался во главе стола, а стул стоял напротив?
- Да, а кресла по бокам. На них уселись братья, а меня посадили на стул.
Сказать по правде, Фламбо нервничал. В основном потому, что явно нервничал отец Браун, а его видеть нервным доводилось нечасто. Отец Браун веровал и веровал крепко, но это отнюдь не означало, что он доверял первому встречному, особенно если этим встречным оказывался спиритуалист или мистик. И вот теперь он напряжённо вслушивается в каждое слово, как будто от этого зависит чья-то жизнь.
А вдруг и впрямь зависит?
- Когда мы рассаживались, я тихонько спросил Четвёртого брата, который сел по левую руку от меня, для кого предназначен табурет напротив. На секунду мне показалось, будто этот жизнерадостный толстяк смертельно напуган таким простым вопросом. Но он быстро пришёл в себя и весело ответил, что там должен сидеть некий Старший брат, о котором мне расскажут чуть позже, а сейчас время для иных церемоний. Первый брат встал и прочёл длинный текст на неизвестном мне языке, так патетично завывая и так пафосно простирая руки к пустующему табурету, что мне должно было стать смешно - однако я почувствовал лишь глубокую грусть и неожиданный испуг, хотя вы знаете, святой отец, что я не из трусливых. Потом меня спросили, согласен ли я стать членом их маленького, но прочно спаянного кружка и время от времени брать на хранение реликвии братства. Разумеется, я ответил полным и безоговорочным согласием. Засим мне предложили отобедать со всеми, но поскольку в масках это оказалось бы затруднительным, я сослался на состояние супруги - вы помните, миссис Грей ждала первенца. Мой отказ члены братства восприняли практически без раздражения. Я ещё подумал, что для них это отличный повод избежать неприятных расспросов о Старшем брате...
- Вы верно подумали, - мрачно кивнул отец Браун. - Что же до вещиц, которые вы якобы обязаны брать на хранение...
- Разумеется, я вынужден был сказать, чтобы эти реликвии заносили или присылали по почте Греям. Однако клиентов известил немедля и заручился их обещанием пересылать мне всё, что придёт по почте либо будет принесено Гарольдом Рочестером или его приятелями.
- Вы правильно поступили, - отец Браун в задумчивости склонил голову, - однако я бы попросил вас ещё о двух одолжениях. Во-первых, я попрошу вас не только предупредить Греев, но и заходить к ним время от времени, проверять, не утаили ли они какую-либо вещицу. Посланная им безделушка может выглядеть красивой, изысканной... в конце концов, у мистера и миссис Грей много дел, и они способны банально забыть!
- Мне не показалось, что они жалуются на память... А какова вторая просьба?
- Я хотел бы, чтобы при получении любой... реликвии вы немедленно известили меня.
- О, так любопытство вовсе вам не чуждо! Шучу, святой отец. Хорошо, я исполню оба ваших желания.
С тяжёлым вздохом отец Браун потёр переносицу:
- Хотел бы я, чтобы эта история оказалась простой и незамысловатой повестью о нескольких эксцентричных джентльменах. И хотел бы я, дорогой мой друг, быть удовлетворённым вашими обещаниями...
- Вот теперь я заинтригован донельзя! - вскричал Фламбо. - Что вы видите в этом незамысловатом розыгрыше, чего не вижу в нём я?
- Не обессудьте, дорогой друг, но отвечать на ваш вопрос ещё слишком рано. Мне нужно покопаться в... некоторых материалах.
- Но где вы собираетесь искать эти "некоторые материалы"? В застенках инквизиции? В заброшенных катакомбах Рима?
- Так далеко я не зайду, пожалуй, - со слабой улыбкой ответствовал отец Браун. - Начать можно и с Британской библиотеки. А там поглядим - может, дело дойдёт и до столь любезных вашему сердцу катакомб!
Выпустив напоследок эту парфянскую стрелу, он удалился почти бегом, насколько это возможно для человека, стремящегося если не превзойти, то хотя бы сравниться своей формой с шаром.
Почти неделю они с Фламбо не встречались, однако в следующую субботу маленький священник вновь заявился к старому другу - без предупреждения. Однако Фламбо всегда был рад увидать отца Брауна, и прежде чем тот успел отряхнуть капли извечного лондонского дождя со своего зонтика, воскликнул:
- Вы как нельзя вовремя! Сегодня мне пришла посылка!
Отец Браун неторопливо сложил зонтик и кротко последовал за своим другом в кабинет. Со стороны они, должно быть, являли собой забавное зрелище - мощный и долговязый Фламбо, тащивший невысокого пухлого священника за собой, подобно тому, как прилив увлекает оставленную беззаботным путником корзину для пикника.
Между делом Фламбо осведомился:
- И как, вы собрали необходимую вам информацию?
Священник ответил не сразу - ему требовалось время перевести дух.
- Да, мои изыскания принесли плоды. Но право же, лучше бы эта смоковница оставалась бесплодной.
В любое другое время Фламбо счёл бы слова друга тревожащими. Но сейчас он испытывал то странное холерическое возбуждение, которое иногда накатывает на человека, если за окном моросит дождь, то и дело переходящий в ливень, чавкающие лужи поглощают палую листву и грозят неприятностями неосторожному путнику - словом, погода такова, что на улицу выходить не рекомендуется, особенно если вы латинянин и привыкли к жаре и полуденному звону мошкары. Каждый раз, когда природа накладывала на людей ограничения, Фламбо ощущал жажду действия, жажду изменений, и потому пришедшая на адрес Греев посылка была для него чем-то сродни символа избавления от хандры.
- Вот. Я не распечатывал её, как мы и договорились. Но теперь вы пришли, и мы наконец-то сбросим покров с тайны.
Посылка лежала на бюро - небольшая, ничем на первый взгляд не примечательная: продолговатый предмет, завёрнутый в бесчисленное количество слоёв коричневой бумаги. Адрес был написан одним из тех витиеватых малоразборчивых почерков, которыми отличаются врачи и лорды - первые в силу неизвестных науке причин, вторые же следуя моде, советующей писать как можно более непонятно, превращая каждую букву в вензель, каждое слово - в произведение искусства, а всё послание целиком - в полнейшую абракадабру (что, впрочем, тоже вполне соответствует тенденциям модного искусства). Вероятно, именно из-за малоразборчивости почерка посылка и добиралась до адресатов так долго, поскольку датой отправления стоял прошлый понедельник.
Фламбо решительно приступил к извлечению присланной реликвии. Разобравшись с бумажной завесой, он извлёк на свет Божий искомый предмет и принялся озадаченно его разглядывать.
- Дудка? Они прислали Греям дудку?
Увы и ах! - сокровище и впрямь представляло из себя дудку - длинную, расширяющуюся к раструбу. Очевидно, старинную - тёмное дерево явно знавало лучшие дни, а лак местами потрескался. Пока Фламбо растерянно вертел её в руках, отец Браун шуршал остатками упаковки, и вскоре радостно вынырнул оттуда с запиской в руке. Записка была написана всё тем же малопригодным для чтения почерком, но друзьям удалось разобрать следующее:
"Дорогой Пятый брат!
Мы шлём тебе наше величайшее сокровище в надежде, что ты обретёшь просветление и мудрость, качества столь необходимые в наши безумные времена. Будь осторожен. Главное правило: смотри, но не пользуйся. Эта дудка не для тебя, не стоит дуть в неё, иначе последствия могут стать поистине ужасающими.
В отсутствие Старшего брата подписано Первым".
- Что за безумная глупость? - со смехом вскричал Фламбо. - Не представляю себе, чего они добиваются!
- Того, чтобы в дудку подули, разумеется, - отвечал отец Браун. - Письмо составлено так, чтобы побудить нарушить пресловутое Главное правило даже самого благоразумного человека.
- И что? Разве не вы говорили, что если дьявол внушает вам, что нечто слишком ужасно для ваших глаз - посмотрите, а если говорит, что нечто слишком страшно для вашего слуха - выслушайте?
- Да, - голос отца Брауна был мрачен, - да, я это говорил. А теперь говорю: оставьте в покое эту проклятую дудку. Нет, её звук совсем не будет страшен для вашего слуха, и нет, её вид не свидетельствует о немедленном падении Британской империи. Просто не надо в неё дуть.
- Ну а я, при всём моём к вам уважении, так не считаю, - отвечал Фламбо и быстро поднёс дудку к губам. Он набрал в грудь воздуха - и свет померк перед его глазами.
Пробуждение вышло... странным. Фламбо оказался крепко связан. Он пошевелился - верёвки впились в тело - и поискал взглядом отца Брауна. Тот сидел рядом, уставившись в потрёпанный блокнот. Увидав, что Фламбо пришёл в себя, священник вскочил, несколько раз близоруко мигнул и радостно бросился к другу:
- Я не сильно вас ушиб?
- Ну, как сказать... - возмущение в душе Фламбо боролось с любопытством и невольной иронией - подумать только, попасться на удочку чуть ли не самому беспомощному изо всех возможных существ на свете! Любопытство в конце концов победило. - И что же вы пытались этим доказать?
- Доказать? Абсолютно ничего. А вот показать... возможно. Скажите, - отец Браун смерил на облапошенного им приятеля долгим и серьёзным взглядом, - вы способны, будучи связанным, забраться с ногами вот на этот стол? Мне кажется, он достаточно крепок, чтобы выдержать нас обоих.
С этими словами он указал на массивный полированный стол красного дерева, сидя за которым Фламбо обычно принимал клиентов. С поверхности стола уже предусмотрительно были сняты и аккуратно поставлены прямо на ковёр чернильница, две заправленных ручки, бронзовое пресс-папье в виде головы обезьяны и две кипы бумаг.
Так ничего и не решив, Фламбо решил положиться на здравый смысл, но не свой: отец Браун и ранее был способен на эксцентричные выходки - и при всём при этом в финале здравый смысл неизменно побеждал. Почему же сейчас всё должно случиться иначе?
- О да, я могу взобраться туда. Желаете, чтобы я запрыгнул, или попробуем что-либо менее рискованное?
- Чем меньше риска - тем лучше, - твёрдо отвечал отец Браун. Он примостился на краю столешницы и поджал коротенькие ножки. Фламбо покачал головой:
- Этот стол немалого стоит.
- Человеческая жизнь стоит много дороже, - невозмутимо сообщил отец Браун. - Присоединяйтесь, дорогой друг, и простите меня ещё раз.
- Сразу же, как только развяжете.
- Не сейчас, но очень скоро, обещаю. В мои намерения не входит причинить вам боль или вред... по крайней мере больше, нежели я уже причинил. Но я пытаюсь спасти вас - спасти нас обоих.
- Странный же вы способ избрали, - хмыкнул Фламбо, устраиваясь на столешнице так удобно, как только это было возможно в его положении. - И от кого вы нас спасаете?
- Он скоро придёт, - по лицу священника пробежала болезненная гримаса. - Но вначале придут его... слуги. Так повелось испокон веков: сначала они, затем он. И если он не получит оговоренной платы, он всегда приходит во второй раз. Традиция, освящённая веками, которую я сегодня надеюсь прервать.
- Вы говорите загадками, - заметил Фламбо, оглядываясь вокруг. Уже стемнело, и лондонский дождь расчерчивал причудливыми узорами отражение лампы в оконном стекле. Тьма собиралась в слабо освещённых углах и, казалось, обрастала шерстью, при этом слегка попискивая. Фламбо тряхнул головой, отгоняя наваждение, но оно никуда не делось.
- О, а вот и они, - тихо заметил отец Браун.
- Крысы! - с отвращением воскликнул Фламбо. Истинный горожанин, выросший в Старом Свете, вскормленный и воспитанный на историях про чуму и прочие несчастья, крыс он инстинктивно ненавидел и немного - самую чуточку - побаивался. Особенно если крыс было много, и они были крупными.
Крыс было много.
А их размеры потрясали.
- Никогда не думал, что увижу... такое, - пробормотал Фламбо. - Они же с хорошую дворнягу!
- С маленькую и смирную дворнягу, - поправил его отец Браун. - Но в целом вы правы. Что ж, его слуги явились. Теперь следует ждать появления господина.
- Вам следовало бы меня развязать. Так я даже ботинком в них запустить не могу!
- Успокойтесь. Если вы их не тронете, они не тронут вас.
Крысы тем временем вели себя очень странно: сновали по комнате туда-сюда с видом крайне заинтересованным и даже увлечённым, но на буфет, где Фламбо обычно хранил закуски, даже не взглянули. Зато обнюхали все сундучки и полки. На глазах изумлённого Фламбо пять крыс образовали нечто вроде пирамиды, а шестая взобралась по ним на одну из полок. Ещё две тем временем нырнули с разных сторон под ковёр и деловито обследовали каждая свою половину.
- Я понял, кого они мне напоминают, - пробормотал Фламбо, - французских ажанов или же британских бобби за работой. Что они ищут?
- То, что я спрятал. Дудку.
- Ах да, чёртова дудка! Я помню, что хотел дунуть в неё... что ж...
Фламбо немного помолчал, затем глубоко вздохнул и кивнул, скорее, собственным мыслям, нежели собеседнику:
- Что ж, - повторил он, - вы были правы, связав меня. Похоже, дунув в неё, я натворил бы бед.
- Натворили бы, - эхом отозвался маленький священник. - И вы удивительно хорошо умеете подбирать определения. Эта дудка именно "чёртова". По крайней мере, у меня нет другого определения для её владельца. Повернитесь, я разрежу верёвки.
- Но теперь-то вы можете рассказать о владельце дудки? Или опять слишком рано?
- У него множество имён, - голос отца Брауна звучал устало, почти равнодушно. - Но большинство людей до сих пор - до сих пор! - знает его как Гаммельнского крысолова. Британия также отмечена его чёрной поступью. О нём помнят в Ирландии - там он, впрочем, играл на волынке, изменив прежним привычкам. Он пересекал моря и горы, торговал детьми на рынках Истанбула и в Трансильвании, топил несчастных в реках и запирал в подземных пещерах... Но прогресс сделал мрачную легенду всего лишь милой побасенкой, и он в очередной раз сменил пёстрое платье. В конце концов, одежда - это всего лишь одежда, она яркая и безвкусная, она призвана маскировать тьму его души. Если у него, конечно, имеется душа.
- Вы шутите?
- Хотел бы я шутить. Помните, я говорил о Британской библиотеке? Я и тогда не шутил. Самое полное собрание газет во всём Лондоне. Светские сплетни, грязь и лицемерие... как же я не люблю подобное чтиво! А ещё меня интересовали некрологи, - голос отца Брауна стал мрачным. - Детские некрологи.
Фламбо почувствовал, как на лбу выступает холодный пот.
- Миссис Грей беременна... - почти прошептал он.
- О, да. Первенцем.
Будничность, с которой отец Браун произнёс эти три слова, потрясла Фламбо куда сильней самого оглушительного крика.
Внизу копошились и деловито попискивали крысы.
- В тысяча двести восемьдесят четвёртом году, в день Иоанна и Павла, что было в 26-й день месяца июня, одетый в пёструю одежду флейтист пришёл в город, - отец Браун говорил негромко, и в голосе его звучала почти неземная грусть.
Дождь продолжал чертить на окне диковинные узоры, но Фламбо уже не видал очертаний лампы, а за ними - огни ночного Лондона. Сердцем и душой он был в средневековом Гаммельне, на заполонённых крысами улочках, слышал крики и плач младенцев, видел крыс - множество упитанных, шевелящих носами голохвостых крыс, истинных хозяев города.
- Флейтист запросил огромную цену - столько золота, сколько он способен унести. Магистрат был в отчаянии, поэтому согласился. Но впоследствии, когда крысы ушли из города, люди передумали, - печаль светилась в глазах отца Брауна, печаль без обвинения, одна лишь чистая скорбь, глубокая, как океанские бездны. - Ну почему, почему они не сдержали слова? Они знали, что спасти город от крыс можно лишь при помощи колдовства. Так почему же они решились обмануть того, кто сотворил колдовство у них на глазах?
- Отличный вопрос, - раздался от двери язвительный голос. - Хорошо, что лишь немногие себе его задают. Иначе мои дела шли бы из рук вон плохо.
Посетитель был высок - ростом с самого Фламбо, но болезненно тощ и узок в плечах. Резкими чертами лица он сам неуловимо напоминал крысу. Острая бородка клинышком торчала вперёд, словно желала проткнуть врага, а чёрные глаза смотрели пронизывающе, и временами казалось, что в их глубине таится по кусочку вечного льда, того, который не растает даже в жерле вулкана. Одет гость был причудливо и пёстро, хотя и следовал последней моде - если, конечно, нашёлся бы модник, напяливший зелёный цилиндр вместе с шитой золотом синей жилеткой, алой рубашкой и тёмно-коричневыми брюками, подпоясанными аквамариновым кушаком.
- Так-так-так, - голос Крысолова, скрипучий и вместе с тем полный странных, завораживающих обертонов, наполнил комнату. - Вижу последователя Галилеянина, с ним - человека, который ранее истово поклонялся Маммоне, проявляя недюжинную изобретательность и отлично почитая своего бога, однако недавно оставил это занятие ради неких эфемерных глупостей, мне недоступных. Но где то, что принадлежит мне?
Крысы запищали. Вперёд выступила одна, самая крупная и толстая. Она с трудом шагала на задних лапах, держа передними старую дудку.
- Это не всё, - тихонько заметил гость. Крысы взволновались, забираясь друг другу на спины и покусывая товарок.
- Того, что ты ищешь, здесь нет и никогда не было, - отец Браун глубоко вздохнул. - Тебя обманули. Человек, который якобы жаждал заключить с тобой контракт, понятия не имел, чего именно от него хотят, и если бы ты спросил его, он с негодованием отверг бы твоё предложение.
- Все так говорят, - голос Крысолова был по-прежнему тих и спокоен. - Пока я вижу, что меня пытаешься обмануть ты.
- Нет. Человека, который пытался тебя обмануть, зовут Гарольд Рочестер, и он сделал это ради тех самых эфемерных глупостей, которые ты столь презираешь.
- Я знаю Гарольда. Он трус и слизняк. Ты говоришь, человек Галилеянина, что этот сосунок решил меня обмануть?
Отец Браун только склонил голову. Но вместо него внезапно заговорил Фламбо:
- Он пригласил Грея... того человека, которому послал дудку... ничего ему не объяснив, просто сказав, что тот может вступить в общество, где встречаются знать и богачи... я - частный детектив... это...
- Я знаю, что это такое, - жест Крысолова, отметающий ненужные подробности, был не лишён величия. - Что ж, в этом Гарольд не соврал своему родственнику. Там действительно собираются богачи и знать. Я знаю, потому что создал подобные клубы по всему Старому Свету.
- Золотая дудка вместо деревянной, - пробормотал себе под нос отец Браун, но Крысолов услыхал и одарил маленького священника ещё одним бледным подобием усмешки:
- Именно так, человек Галилеянина. Золото для нынешних людей звенит куда громче и сладостней, нежели любая из известных мне мелодий. И зачем уводить первенцев силой, если при помощи золота я получаю их у родителей без особенных усилий?
- Не у всех родителей, - вырвалось у Фламбо. Крысолов замер и смерил его долгим, пронзительным взглядом:
- Верно, не у всех. Лишь у сильных мира сего. У тех, кому всегда не хватает золота, а дети... их можно зачать ещё.
- И оно того стоило? - голос отца Брауна был полон боли. - Сто тридцать детей, сто тридцать невинных душ только в Гаммельне... Оно правда того стоило, Крысолов?
- Откуда мне знать? - пожал тот плечами и шагнул вперёд. - Я не спрашиваю себя, стоят ли мои действия хоть чего-нибудь в этой Вселенной, я просто иду и делаю. И разве я в этом одинок, последователь Галилеянина? Ответь мне. Или, возможно, твой бог поступал так и завещал тебе так поступать?
- Мой бог завещал мне молиться за всех, - кротко отвечал отец Браун. - За всех, даже за таких, как ты.
- Ну, мне это не помешает, - скрипучий смех Крысолова заполонил комнату. - Я поговорю с Гарольдом.
Длинные пальцы вновь погладили дудку - немного рассеянно, но любовно.
- Если вы мне солгали - я вернусь.
- Мы не солгали, - твёрдо отвечал Фламбо. - Расспросите молодого Рочестера, и убедитесь сами.
Крысолов вновь расхохотался, и смех этот взвихрился, ввинтился в уши, заставляя зажать их ладонями, едва ли не крича, едва ли не умоляя, чтобы всё это, наконец, прекратилось. Фламбо непроизвольно закрыл глаза, а когда вновь открыл их, Крысолова уже не было в комнате, равно как и крыс. Был лишь маленький, уютный священник, неловко ворочающийся под боком. Ещё никогда Фламбо не был так рад видеть простецкую физиономию отца Брауна. Однако у него имелись вопросы, и первый из них он задал немедля:
- Это всё... это всё было всерьёз?
- Вы видели всё собственными глазами. Вы слышали собственными ушами. Как по-вашему, всерьёз ли это?
Фламбо мрачно кивнул:
- Вы правы, глупый вопрос. Но... как вы узнали?
Маленький священник вздохнул:
- Всё началось довольно давно. Мне довелось исповедовать одну женщину, умирающую в лондонских трущобах от болезни, сопровождающей, увы, блуд и растлительство. Среди прочего она вспоминала о ребёнке, которого родила и отдала отцу с тем, чтобы тот позаботился о несчастном мальчике, однако же, по её мнению, тот не сдержал обещания, и более того - отдал собственного сына загадочному волынщику в пёстром платье, забирающему детей при помощи музыки. Тогда-то впервые и прозвучало имя Гарольда Рочестера. Я, как мог, утешил несчастную - а она нуждалась в утешении - и начал своё собственное расследование, которое впоследствии столь неожиданно совпало с вашим.
Отец Браун прервался, чтобы закурить коротенькую трубку. Фламбо молча поднёс ему огня; руки его подрагивали.
- В современном обществе эту легенду назвали бы байками дикарей или ещё как похуже, но современные люди забывают одно: их предки очень точно и очень дословно описывали именно то, что видели. Гёте сделал из Крысолова рокового соблазнителя, заставив его в своей балладе вернуться в город трижды и в третий раз зачаровать девушек и женщин. Гейне и Раабе вообще свели всё к мести отвергнутого любовника. Братья Гримм предпочли увидеть в Крысолове самого Дьявола - впрочем, в их истории дети выживают, что уже неплохо. Роберт Браунинг, Проспер Мериме, Гийом Аполлинер... сонмы и сонмы их, поэтов, решивших написать собственную историю Крысолова. Однако народная память точна и бесстрастна: в 1284 году в день Иоанна и Павла, что было в 26-й день месяца июня, одетый в пёструю одежду флейтист вывел из города сто тридцать рождённых в Гаммельне детей на Коппен близ Кальварии, где они и пропали. Всё. Легенды и мифы не таковы. "Давным-давно", "где-то в тридевятом царстве"... дюжина дюжин, сто тысяч, тридцать и три, но не сто тридцать! А потом его, как я уже говорил, видели во множестве мест. И везде - везде! - повторялась одна и та же история.
- Но потом всё прекратилось, - Фламбо был погребён под ворохом фактов, однако честно пытался разобраться в истории, рассказанной отцом Брауном. - Почему он... отступил?
Отец Браун горько вздохнул:
- Кто вам сказал, что он отступил? Он сменил тактику, как вы сами слышали из его собственных уст. Что толку в деревянной дудке, если наше общество само жаждет плясать под дудку серебряную, а ещё лучше - золотую? А золота у него хватает... - отец Браун на миг задумался. - И это возвращает нас к истории Гарольда Рочестера, которому некоторое время удивительно везло на скачках. Я проверил: случилось это вскорости после того, как несчастная проститутка из Ист-Энда родила ему первенца. Да, первенцы - они интересуют Крысолова больше, нежели другие дети. И за них он готов платить больше. Все сто тридцать несчастных гамельнских жертв были первенцами у своих семейств. Полагаю, это имеет значение для чудовища, рождённого в те хмурые времена, когда первенец забирал всё, а тех, кто рождался вслед за ним, зачастую обрекали на голодную смерть.
- Гарольду Рочестеру везло? - только и смог выдавить из себя Фламбо. Кошмар, разгуливающий по Лондону в зелёном цилиндре и алой рубашке, он ещё не был готов обсуждать.
- Некоторые называли это везение дьявольским - и как любое дьявольское везение, оно имело чётко очерченные временные рамки. Полагаю, вслед за этим он продал Крысолову и следующих своих детей... но получил за них уже куда меньше - они ведь не первенцы! А вот Второй и Четвёртый братья, которых вы так полно и красочно мне описали, распорядились своей... скажем так, долей от продажи первенцев куда разумней. Второй брат нынче заседает в Палате лордов и получает неплохой доход от тех богачей, которым так или иначе необходимо покровительство сильных мира сего. Его избрание, случившееся вопреки всем разумным доводам, произошло как раз тогда, когда у его супруги, если верить газетам, умер первенец - умер, едва родившись, от какой-то болезни с труднопроизносимым названием. Что же до Четвёртого брата, то он нынче владеет то ли семью, то ли восемью ресторанами...
- Довольно! - Фламбо отчаянно замотал головой. - Меня тошнит от этих ужасных подробностей! Но неужели ничего нельзя сделать с этим жутким существом?
- С ним? Не знаю. Но я бы хотел знать, можно ли сделать что-нибудь с теми людьми, которые позволили околдовать себя при помощи золотой дудки, - отец Браун устало потёр переносицу. - Пока они существуют, Крысолов будет процветать.
Под столом что-то зашуршало. Фламбо наклонился, чтобы поглядеть, и отпрянул с возгласом отвращения - маленькая крыса, похоже, отстала от своих товарок, и теперь с жалобным видом сидела на полу, вся дрожа.
- Как я уже сказал, дорогой друг, Крысолов появлялся во множестве городов, и везде заключал один и тот же договор, - маленький священник задумчиво погладил зверька. - А заплатили ему по этому договору лишь в одном месте.
- И что же... что случилось с этим местом? - осторожно спросил Фламбо.
- А ничего, - ответствовал священник. - Пёстрый флейтист исчез, равно как и крысы. И люди, не побоявшиеся отвернуться от золота, больше никогда и ничего о нём не слышали. Равно как и о крысах.
С этими словами маленький священник аккуратно перенёс крысу к двери, ведущей из квартиры Фламбо, поставил на пол и мягко подтолкнул к выходу.