Обладал ли фюрер сверхъестественными способностями, как утверждали его поклонники и во что истово верили многие подданные 3-го рейха?
Конечно, Гитлер являлся оратором, способным до экстаза 'заводить', уточним, лояльные к его речам и притом заранее 'подготовленные' массы. Но этим отличались многие, в частности, проигравший свою гонку к власти его современник и почти ровесник, всего десяток лет разницы, Троцкий. Не говоря уже о деятелях современного шоу-бизнеса, на выступлениях которых, что только не происходит.
Но вот про превышающие обыденные человеческие способности фюрера убедительных свидетельств не существует. Конечно, ими вполне могли стать показания экипажа U-977. Однако эти ребята поклялись никому ни о чем не рассказывать.
**
Узкий серп умирающей луны изредка появлялся в прорехах туч, размывался пеленой нависающего над рубкой, казалось, протяни руку и зачерпнешь белесую мякоть, тумана. Только минула полночь, но рассвет уже близко. Удача, что сейчас не июнь, иначе бы уже светало. Тогда подлодка, что с берега, что с воздуха, как на ладони. И в спасительной глубине не спрятаться, поскольку под килем до дна все ближе и ближе. 7 футов, 5 футов... 4 фута... Цифры продолжали меняться.
U-977 шла со скоростью один узел, самой меньшей, какая может быть, и то только благодаря электромоторам, потому как дизели не допускают скорости меньше шести узлов.
- Вижу, - встрепенулся старпом, - вон они ... шлюпка на два румба слева по курсу.
- Полный стоп. - Это команда вниз.
Субмарина стала цепляться за песчано-илистое дно, шуршать по нему брюхом. Это к лучшему, быстрее затормозим - легче брать пассажиров.
Вёсельная лодка коснулась борта, моряки помогли перебраться закутанному в плащ с глубоко наброшенным на голову капюшоном невысокому человеку. Следом подали груз, квадратный, шириной не более трети метра в каждой проекции, ящик.
Хайнц Шаффер расписался в подсунутых ему документах.
И расстались. Шлюпка с четырьмя гребцами повернула назад, к датскому берегу. А ни разу до сих пор не ходившая в боевые рейды субмарина направилась в сверхдальний поход в Южное полушарие.
Выполняя самое главное в своей судьбе задание - доставить единственного пассажира на тайную базу в Антарктиду.
**
Фюрера разместили в самом привилегированном месте - закутке капитана, отделенном от офицерского отсека, куда переехал со своими вещами Шаффер, всего лишь брезентовой занавесью. Персонально выделили один из двух сортиров. Горячую пищу приносили ту же, что ели остальные. Единственное отличие - на персонально сервируемом подносе, куда подкладывали шоколад, фрукты и овощные салаты. Однако Гитлер пил только некрепкий зеленый чай, от остального, как правило, отказывался. Все это охотно доедала вечно голодная команда мотористов.
Хайнц перенес свой штаб в расположенный напротив его прежней спальни радиоотсек, благо все время шли под водой, днем на глубинах от десяти метров, ночью - повыше, под шноркелем, на дизелях, дабы заряжать аккумуляторы. Потому услуг радиосвязи не требовалось.
Желания общаться фюрер не проявлял. Сутками сидел на узкой кушетке, бубня себе под нос еле различимые монологи.
- Англия должна пойти на компромисс, - слышал Шаффер почти неслышное бормотание, - она останется колониальной державой. Но на континенте образует с нами единое целое. Русские - это трагическая смесь нестыкуемых рас, их страдания надо прекратить путем быстрейшего их уничтожения. Иначе они всегда будут представлять угрозу нашему биологическому виду. Лучше принять ужасный конец, чем терпеть ужас без конца...
И, несколько неожиданно. - Никому не принесет пользы то, что он носит фамилию Гитлер...
В ночь на 11 мая сосед неожиданно позвал капитана к себе.
На лежанке стояло ажурное, из переплетенного в немыслимую конструкцию из блестящих нитей непонятного металла, изделие. Венчала его желтая чаша, скорее всего золотая, окаймлённая по краю рядом разноцветных драгоценных камней.
- Мой друг, - обратился несколько смущенным голосом фюрер, отводя глаза в сторону, - мне нужна ваша помощь. Для одного очень древнего обряда. Во имя Германии. Вы не откажитесь помочь?
- Безусловно, экселенц! - отреагировал Хайнц. - Да ... то есть нет, не откажусь, Это мой долг, и я его исполню!
- Ну да, - безразлично, как повторенную тысячу раз банальность, ответил собеседник. - Моя честь - это верность, конечно. В общем, это чашу надо наполнить кровью. Моей. Я боюсь, что у меня не хватит сил дотерпеть до конца ритуала.
Объяснил, извиняясь, как за нечто постыдное, - сильно устал и, похоже, болен.
Шаффер прикинул объем емкости. Шестая часть литра, пожалуй.
- Может, мы могли бы ..., - начал он.
- Нет, кровь должна быть только моя! - нервно перебил его Гитлер. - Режьте!
Сунул под нос кисть левой руки. Запястье было исцарапано, видимо, пациент пытался сам вскрыть вену, однако чего-то важного ему для этого не хватило.
- Хорошо, - выдохнул Хайнц, - я только сейчас быстро за аптечкой, потом перевязать!
- Время уходит, полночь уже минула! - поторопил его Гитлер.
Кровь неохотно струилась по руке, оттуда в чашу, понемногу ее наполняя. А Шаффер беспокоился за клиента, готового вот-вот отключиться.
- И что будет потом? - спросил, пытаясь отвлечь, разговором удержать фюрера в сознании.
- Я превращусь в сверхъестественное достойное меня создание, - побелевшими губами уже не говорил, а шептал тот, - Если у меня когда были сомнения в предназначении, уготованном мне провидением, то теперь исчезли. Это мой путь, и я пройду его до конца!
- Кем вы станете? - тело фюрера уже практически висело на левом плече капитана, правой рукой он выдавливал еле капающую черно-багровую жижу в золотой окаем.
- Полагаю, как Фафнир... Драконом... Возвращение древнего мифа образумит англичан ... И вернет веру германцам...
Все же отключился.
Хайнц перевязал рану, уложил бессознательное тело на лежанку, укрыл одеялом. Глянул на непонятную конструкцию. Чаша была полна. Причем жидкость там застыла, словно схваченная льдом, не реагируя на вибрацию идущей под дизелями подлодки.
- Дракон, значит..., - представилась картина, как огромный крылатый ящер, словно яйцо, разрывает стальную субмарину изнутри, вырываясь наружу. Ладно, что идем на шноркеле в метрах под волнами, кессонная болезнь при срочном индивидуальном всплытии не грозит. Но зрелище будет, конечно, эпическим. Даже жизнью заплатить, дабы увидеть такое - не жалко.
О том, чем занимались в каюте, никому, конечно, говорить не стал. Кроме старпома, в ком подозревал приставленного к нему тайного соглядатая от СС или гестапо, с полномочиями заменить на посту 'главного после Бога' на этой посудине, если такое понадобится.
Но распорядился всем надеть спасжилеты, иметь при себе одноместные надувные спасшлюпки. Чтобы даже в гальюн - и то с ними.
Сам расположился в радиорубке, отслеживая занавеску в бывший свой закуток. Дабы отреагировать немедленно на любое изменение. Хотя бы командой на срочное всплытие.
Навалилась дремотная усталость. Словно даже не матрасами череп придавило, а огромными спортивными матами, на которых приходилось бороться в гимнастических залах.
- Вервольф ... Берсерк ... - тянулись тягучие мысли. - А вдруг Он превратится в медведя? Или волка?
Сознание слоилось, расползалось по нескольким реальностям: тесные отсеки родной субмарины; каменные ущелья фиордов с огромными пещерами - обиталищами драконов; дремучий первобытный лес, из перевитой скрученными стволами чащобы которого появляется...
Штора на капитанской каморке колыхнулась, сдвинулась.
В темноте проявилась огромная ... крокодилья? Крысиная? Нечто среднее ... Оскаленная морда с треугольными, в несколько рядов, как у акулы, зубами. Нагнув башку, из проема вышагнула здоровенная, выше любого человека, обросшая косматой шерстью фигура. Ударила огромными саблевидными когтями по лицу выглянувшего из рубки гидроакустика, располосовав череп до сероватой мозговой губки. Затем двинулась по офицерскому отсеку, снося головы, разрывая надвое камрадов Хайнца, кропя потоками крови стены, пол, потолок. Выстрелы люгеров, парабеллумов... Не остановят, нужны серебрённые пули! Зря все это. Ты сделал ошибку, Шаффер. Надо было прибить его сразу, пока он был уязвим... Кого? Фюрера??
... Капитан пришел себя, с трудом поднялся, помогая себе руками. Благодарение Создателю, это только сон. Взгляд на часы. Отключился он минут на десять. Наверху, в приближающемся проливе Ла-Манш, уже рассвет, потому надо убирать шноркель, уходить на электромоторы в глубину.
Только после того, как подлодка заняла безопасный эшелон, Хайнц вспомнил о проведенном ритуале. Видимо, напрасном, поскольку ничего не произошло. Подошел к капитанскому закутку, стукнул костяшками пальцев о притолоку, ожидая разрешения зайти.
Тишина. Нет, слышны приглушенные рыдания! С фюрером что-то плохое? Ну да, он ведь потерял ... пожертвовал столько крови!
Так, что тут у нас? Непонятная конструкция раздолбана в хлам. Вот и молоток рядом, которым это сделано. Неудивительно, тут любой бы разозлился. Что уж говорить, после таких надежд - никакой результат. Маленькая фигурка в знакомом френче в дальнем конце лежанки отвернулась, обхватив волосатыми пятернями голову. Левая конечность - до сих пор в бинтах.
ВОЛОСАТЫМИ? КОНЕЧНОСТЬ??
Хайнц сделал еще шаг, позвал - мой фюрер?
Протянул руку к предплечью, тронул, почти насильно разворачивая.
Срань господня!
На Шаффера смотрела похожая на Гитлера обезьяна. В его френче. По мордочке, прическе, коротким усикам под вывернутыми ноздрями смахивающая на него, как удачная карикатура. Но примат. Из мелких - капуцин там, гамадрил ярко-рыжего, если не считать черной 'прически', окраса. Обезьянка отвернулась к стенке и взахлеб, уже не скрываясь, разрыдалась.
А Хайнц по-строевому, как на плацу, развернулся и на негнущихся ногах вышагал в коридор.
**
Сначала он хотел скрыть от экипажа произошедшее. Даже распорядился из деревянных лежаков сделать импровизированную дверь, повесить ее на проем. Но что можно спрятать на тесной подлодке, где на сотне квадратных метрах толкутся десятки человек? Через день по косым взглядам старпома и всеобщему молчанию при появлении капитан понял, что с командой необходимо объясниться. Пока ему не предъявили 'черную метку'.
- Камрады, - обратился он, - тут такое дело... Наши ученые открыли ... возродили древний обряд, позволяющий надежно спрятать преследуемого человека, замаскировать его. Именно под то, что некоторые из вас видели ... там. Это на случай, если нам не повезет, и мы попадем в руки врагов. Кто из них обратит внимание на примата? А потом наши доблестные СС выкрадут его, доставят куда надо. Проведут необходимый обряд, и вновь вернут немецкой нации её фюрера! Все, что я сказал, это тайна высшей категории секретности! И - да, мы продолжаем исполнять нашу великую миссию. Спасаем нашего вождя от иудейско-большевистского преследования во благо будущего и цивилизации!
Шаффер был настолько убедителен в своей речи, что сам поверил в неё. Впрочем, более благоприятных версий просто не было.
Обезьянка днями сидела на кушетке. Из френча и штанов она выпуталась, но продолжала кутаться в сорочку, слишком для неё великоватую. В отличие от человеческого воплощения фюрера, ЭТО от фруктов не отказывалось. В гальюн, понятно, не ходило - аккуратно какало козьими катушками на пороге. Сухими, что плюс, отвратительно воняющими чем-то, в буквальном смысле 'резавшим' глаза, что минус.
Посовещавшись, в каморку установили ящик с наполнителем в виде рваной в клочья бумаги, которую Хайнц собственноручно периодически менял. Примат брезгливо глянул на новацию, однако стал послушно гадить в неё.
Как и положено добропорядочному воспитанному животному.
На субмарине постепенно все 'устаканилось', к новому положению вещей, похоже, привыкли.
Пока через полмесяца не последовало продолжение.
**
Это снова произошло под утро, перед самым рассветом. Накрыло как огромным слоем ваты, обрушивая в беспамятство. Не только капитана, как он позже уточнил, всех на борту. Благо, что всего на десяток минут.
Убедившись, что на корабле за это время ничего не произошло, в штатном порядке субмарина продолжает пересекать Бискайский залив, Шаффер заглянул к подопечному. Отомкнул дверь, за которую запретил заглядывать другим членам команды. Замер. В каютке никого не было. Лишь искомканная сорочка рядом с плоской подушкой. Хайнц выдохнул. Даже с некоторым облегчением. Уж лучше так, с пропавшим фюрером, чем с обратившимся в незнамо кого.
Однако уловил шевеление под почему-то рваным горбом рубашкой. Шагнул, осторожно приподнял. На него голубыми бусинками глаз затравленно смотрела крыса ярко-желтого колера. За исключением брюнетистой башки, с которой к левому глазу тянулась черная полоска, напоминающая челку. И нечто вроде усиков можно было заметить под розовеньким носом...
Об этой пертурбации капитан рассказал только старпому, благо вход в каюту для прочих членов экипажа был закрыт.
Под обиталище грызуна приспособили прежний ассенизационный ящик. Ну, хоть с этим, особенно крайне неприятным запахом обезьяньих какашек, проблема сошла на нет. Но Шаффер решил, что, если бы не взятое на себя обязательство доставить пассажира, а в приказе так и говорилось, именно 'пассажира', то он, наверное, предпочел бы уже застрелиться. Чуть обнадежил его увлекающийся оккультизмом старпом.
- Вот смотри, - убеждал он, - первое превращение произошло 11 мая, в новолуние. Второе - 27 мая, в полнолуние. Значит, что? 10 июня снова будет новолуние. Полный цикл. И процесс пойдет в обратную сторону!
- Вот только на это и надежда. - буркнул Хайнц.
Десятого числа субмарина продолжала огибать Пиренейский полуостров. Снова, как под копирку - всеобщая потеря памяти на минуты рассвета. В каморку в этот раз Шаффер один заходить не решился, заглянули вдвоем, с помощником.
В ящике никого не было. На лежанке, под ней, под подушкой, одеялом и так далее - тоже. Было в углу каюты, на потолке над входом.
Огромный тропический таракан. В палец длиной, в полдюйма - шириной. Вполне обыкновенный, за исключением окраски брюшка. Вместо привычных желто-коричневых полос там был словно графически исполненный шарж на Гитлера. Узнаваемый абрис лица, черная челка на полукружие левого глаза, полоска усиков над овалом открытого рта. Насекомое осторожно поймали простыней, переместили в закрытую коробку.
По тому, какие взгляды его помощник стал бросать на кобуру, Хайнц понял - мысли о суициде возникли уже у всего немногочисленного, в два корветтен-капитана, командного состава подлодки. Экипаж, понятно, поберегли, ничего рассказывать не стали.
Впрочем, спустя неделю старпом, покопавшись в памяти, выдвинул обнадеживающую гипотезу.
- Вот, смотри, - шептал он на ухо Шафферу в радиорубке, - по мистике, 11 мая это знаки корня и земли, а 27-е, плод и огонь. И мы получаем рыжую любящую фрукты обезьяну. А 10 июля, это цветок и воздух. И у нас крылатый летающий таракан. А 25 июля снова корень-земля, цикл замкнулся, все восстанавливается!
Смысла в этом монологе Хайнц не уловил, но на всякий случай спорить не стал.
Лучше иметь хоть какую надежду, чем совсем без оной.
**
К концу июля экипаж начал вторую полусотню суток без выхода на поверхность.
Мусор, в основном использованную туалетную бумагу и объедки, раз в неделю выбрасывали сжатым воздухом из торпедного аппарата. Однако, днями накапливаясь, все это добавляло вони в и без того уже почти режущую глаза, как от обезьяних какашек, атмосферу внутри подлодки. Чтобы хоть как-то поднять настроение, капитан разрешил в ночное время, при перемещении под шноркелем, по очереди курить в моторном отделении. Там все равно и своей 'гари' хватало. По другим поводам передвигаться по субмарине без разрешения было запрещено, дабы не нарушать дифферент при постоянном движении в подводном положении. Люди, по сути, были 'прибиты' либо к своим постам, либо к постоянно влажным койкам. Подлодка часто наполнялась паром, который, дополнительно к 'запахам', заставлял глаза слезиться и саднить, загаживал легкие, от чего практически все постоянно кашляли. Это происходило потому, что каждая волна автоматически закрывала клапан шнорка и временно снижала давление, пока клапан не откроется и не впустит свежий воздух. Конденсат постоянно сочился по переборкам, деревянные части лодки стали гнить. Помещения почернели от неизбежных выхлопных газов, так как давление воды становилось слишком большим для износившихся уже выхлопных дизельных клапанов, и почти каждый день клубы дыма заполняли подлодку. Мыло закончилось, стирать приходилось соленой водой, одежда не успевала высыхать. То, что не стирали, валялось, где попало, из-за нехватки места в шкафчиках. Форма прилипала к телу, из-за мытья только соленой водой моряки постоянно чесались. У всех под глазами образовались черные круги, лица стали бледными и даже зеленоватыми, похожими на изумрудные от неистребимой плесени переборки. Люди все больше и больше походили на живых мертвецов. Когда не было вахты, просто лежали в своих койках в полном оцепенении. В машинном отделении фактически купались в поте и масле, больше других страдая, сами стали обрастать плесенью. Помимо легочных, пошли кожные заболевания.
Только вера в великую миссию и в гений спасаемого от врагов фюрера сохраняли команду от бунта или разложения.
Однако старшие офицеры субмарины были лишены и этого.
25 июля, поутру, они перешагнули многократно проклятый ими порог.
В ящике было абсолютно пусто. Перерыли и тщательно осмотрели постельное белье, саквояж Гитлера, раскуроченную дьявольскую машинку, потолок, стены, пол. Ничего и никого.
- Ай! - взвизгнул старпом. Ногтем щелкнул что-то на запястье левой руки. Побледнел. Развернул кисть. На ладони был раскатанный в лепесток здоровенный клоп. Ярко-рыжий. Впервые Хайнц увидел, как человек седеет в секунды, прямо на глазах
- Может, это не Он? - с надеждой спросил Шаффер.
Ну да, как же. Ранее клопов на борту субмарины не было. Так же, как до ее отплытия на U-977 не было тараканов, крыс и обезьян.
Не выпуская раздавленное насекомое, старпом потянулся правой рукой к пистолетной кобуре.
- Стоп! - скомандовал капитан. - Что бы не произошло, нам надо довести команду до берега. Спасти её! И еще, ты рассказывал о жене и дочках в Бремене. Если ты умрешь, кто о них позаботится?
Седой человек задумался. Присел на лежак. Посовещавшись, решили - все произошедшее, воля вышних сил, потому не простым подводникам о том задумываться. Команду убедили о необычном пассажире никому не рассказывать, дабы всем хуже не было. Если исчез, так может быть, его и вообще здесь не было?
За Гибралтаром, поскольку таиться уже не было смысла, подлодка всплыла.
Странным образом в итоге добралась до Аргентины, где и сдалась.
Таинственный прибор вместе с саквояжем, от греха подальше, заранее выбросили в океан.
На останки клопа Шаффер не претендовал, потому старпом положил их в спичечный коробок и забрал себе.
И потом долгие годы разглядывал, дивясь необычной судьбе фюрера, по итогу своей жизни раздавленного ногтем сотрудничающего с гестапо убежденного нациста.