В погожий день ранней осени над элитным подмосковным посёлком медленно летел беловатый то ли дым, то ли туман. Он миновал церковь, шлагбаум при главном въезде, ворота известного певца с огромным вензелем, ещё один охраняемый шлагбаум. Перелетел через забор рядом с домиком, где жила прислуга, и поплыл к большому дому, наполовину закрытому строительными лесами.
Хозяева особняка находились в тот момент на своей просторной, отделанной в стиле арт-деко кухне. Муж допивал кофе, а жена вынимала из элегантной и эргономичной посудомоечной машины вымытые тарелки и ставила их на мраморную столешницу. Картинка их красивого быта выглядела почти идеальной, если бы мелочи не вносили диссонанс. На двери холодильника список "ДИЕТА НА НЕДЕЛЮ" был жирно перечеркнут фломастером - "ЛАЖА". На дорогом шкафе ручной работы чернели свежие выбоины. Казалось, дом тихо жаловался о происходящем в нём разладе.
- Андрей, ты слышал прямо сейчас?
Женщина взволнованно распрямилась.
-- Ниточка рядом заскулила! Мне кажется, она до сих пор к нам приходит... Я хочу памятник поставить на её могиле.
Андрей молча поставил чашку на стол. Поколебавшись, взял со стола последний тост с сыром и ответил с набитым ртом:
- А мне неохота на кладбище жить. И имя дурацкое будет на памятнике. Оксан, ты сама посуди... Ну что это такое - Ниточка Фортуна.
- Её Фортуной клуб собаководов назвал! И про первое имя они сказали, что должно на "Н" начинаться. Не Ночкой же её было называть, - обиженно напомнила жена.
Ей показалось, что муж только что предал и Ниточку, и их общее прошлое. А ведь целых десять лет умненькая лхасская собачка прожила рядом. У неё было храброе и преданное сердце.
- Ладно, делай, как хочешь, - смягчился Андрей. - А лучше заведи другую собаку или кошку, сразу легче станет.
Вряд ли станет легче, подумала Оксана. Ниточку не заменить, потому что, когда твоё родное уходит, у тебя внутри остаётся пустое место. Оно принадлежит только этой душе. Никем не занятое место. Её. Оксана давно это знала.
Муж поднялся из-за стола.
- Ну, я поехал! Рано не жди.
- На репетицию-то успеешь?
- Ох, забыл. Нет, не смогу.
Как можно было забыть о репетиции мазурки, если дома уже стояли два манекена: на одном - бальное платье наполеоновской эпохи с невесомым шлейфом, на другом - офицерский мундир с эполетами.
- Ведь бал через неделю!
- Сказал, не могу.
И сразу исчезла теплота, едва возникшая между ними.
- К этой опять собираешься? - недобро спросила Оксана.
Муж закатил глаза - ну, понеслось... Теперь точно не получится выйти из дома в хорошем настроении.
- Я на работу еду. Деньги для твоих благотворительных балов зарабатывать. Или ты думаешь, они на дереве у нас в саду растут?
Он давным-давно не вкалывал, работники за него старались. Но жене это было необязательно знать.
- Я вышла за тебя не из-за денег, ты это знаешь, - с тихим презрением сказала Оксана. Ей стало стыдно, что она вообще могла влюбиться в такого человека. - А вот молодуха твоя... Впрочем, вы достойны друг друга.
Несколько недель назад её мужа подвели современные технологии. Он забыл на кухонном столе свой секретный мобильник, и Оксана обнаружила эсэмэску: "Соглашусь, если разведёшься". Эта записочка заставила её проанализировать телефонные звонки мужа, после этого она совсем потеряла голову. Начались скандалы. Вот и сейчас Андрей сжал кулаки.
- Твой доктор тебе мало таблеток прописал? Или в психушку навсегда хочешь? Учти, детей тебе не оставлю! И брюлики мне вернёшь, все до единого.
Хлопнув дверью, Андрей вышел из особняка, сердито плюхнулся в машину, пристроил мобильник на подставку и, трогаясь с места, приказал голосовому управлению соединить его с Виктором.
- Соединение устанавливается, - с вежливой бесстрастностью откликнулся робот. После гудков в салоне зазвучал совсем не мужской голос.
- Зая, приветик, - прощебетала девушка. - Во сколько приедешь?
- В обычное время... Ничего не изменилось, - потеплевшим голосом пообещал Андрей.
Гневная морщинка между его бровей почти разгладилась. Загорелое лицо приобрело обычное самодовольное выражение и стало мягким и лоснящимся, как кресло из натуральной кожи, на котором Андрей сейчас сидел. Он не был злым или жадным. Просто не привык уступать. Неужели до Оксаны не доходит, что ей пора утихомириться?
В последнее время она лезет и лезет в его личную жизнь, даже посылает Толика шпионить. Бывший водитель Монаховых, неуклюже маскируясь, торчит то около офиса, то возле Викиной квартиры. Джеймс Бонд деревенский... Андрей был уверен, что это жена Анатолия Светка всё организовала. Хитрющая баба. Всё-таки нельзя было прислугу за стол с собой сажать, распустила их Оксана.
В салоне машины чувствовался аромат кожаной обивки, смешанный с запахом новеньких панелей розового дерева и дорогим мужским парфюмом. Запах богатства каждому понятен. А чем пахнет бедность?
Наверное, она пахнет, как старик в метро: его поношенное пальто воняет переваренной кислой капустой так же откровенно, как ударяет в нос запахом карри накидка какой-нибудь индуски в лондонской подземке. Стариковское пальто без слов рассказывает о коридорчике с крючками, в котором оно висит рядом с распахнутой дверью маленькой кухни. Обстановка и утварь на той кухне не меняются уже сорок лет, и кипят на плите убогие щи.
Но Андрей в метро-то последний раз спускался, когда поездки оплачивали жетонами, его обоняние давно стало привередливым...
Оксана подошла к камину, взяла с полки тарелочку с наклейкой на обороте: "прекрасный подарок даже для тех, у кого есть ВСЁ". Эта тарелочка плыла в позапрошлом веке на корабле, который был под завязку нагружен фарфором. А корабль взял и потерпел крушение.
Половина команды погибла, товар посчитали утерянным. Но недавно обломки кораблекрушения были найдены. Коллекцию фарфора упаковали поштучно, снабдив подробной историей с фотографиями, и стали потихоньку распродавать. Один из знакомых подарил эту тарелочку Монаховым, потому что ему понравилась надпись на обороте.
На "Титанике" тоже было ВСЁ, подумала Оксана. Нет, она не боится потерять богатство, но как можно отбирать детей у матери? Ей захотелось крепко обнять своих мальчиков, почувствовать под рукой мягкие ёжики их волос, втянуть ноздрями родной запах. Единственное, что было доступно сейчас, это разговор по скайпу. Ради сыновей она притворилась счастливой.
Мальчики, как всегда, перебивали друг друга, рассказывая свои маленькие новости. И толкались (вечная дружба-война близнецов, ещё с материнской утробы). И, выясняя между собой отношения, несколько раз переходили на английский. Неужели на нём теперь общаются? Вдобавок ей показалось, что в их русском появился акцент.
Они опять просились домой, им было плохо в заграничном пансионе. Оксана пообещала поговорить с отцом, хотя уже сто раз объясняла Андрею, что скоро закончится то короткое бесценное время перед взрослением, когда дети ещё хотят проводить всё время с родителями. Муж только бросал в ответ - "ничего, перетерпят".
Вот такая весёлая жизнь. А ведь могло сложиться иначе. Если б не та безмозглая мамаша на пирсе... Оксана дышала бы сейчас рядом с другим человеком, его лицо до сих пор мерещится ей в толпе. Она часто раскрывает фотографию в своём мобильнике: парус, море... и этот взгляд, от него теплеет на душе и сам собой звенит внутри колокольчик, как будто ей передают привет.
В школе, где подростков учили ходить под парусом, он считался одним из лучших студентов. Он и она мечтали вместе пересечь Атлантику. Как-то само собой подразумевалось, что у них одно будущее на двоих.
В прихожей раздался энергичный голос.
- Это я!
Вошла, открыв дверь своим ключом, Аня-Света. Хотя она больше не убирала в доме Монаховых, ключ оставался в её сумочке.
Аня-Света выглядела, как карикатура на Оксану: на ней был тонюсенький, не по росту длинный кожаный жакет, его Оксана носила два года назад, и Оксанина же старая серебряная сумка с логотипом Шанели. В ложбинке декольте колыхался инкрустированный рубинами крест.
- Это кто у тебя такой молодой и симпатичный? - поинтересовалась Аня-Света, заметив, что Оксана быстро закрывает фотографию в своём мобильнике. - Сынок чей-то?
- Нет, мой друг детства. Просто фотография старая. Нам тогда по семнадцать было.
- Я к тебе ненадолго, - затараторила гостья. - Детектив наш - классный профессионал, у него связи во всех органах - прослушку организовал. За очень дорого, сама понимаешь. Давай деньги скорее.
Её протянутая рука с длинными накладными ногтями показалась лапой хищной птицы. Да, заварил Андрей кашу, подумала Оксана, передавая Ане-Свете пухлый конверт. Теперь своими же деньгами, сам того не ведая, частных детективов оплачивает.
- Ну присядь хотя бы, - упросила она гостью и налила вина.
- Эх, сколько я для тебя делаю, - Аня-Света вздохнула, пригубила вино, одновременно запихивая конверт в сумку.
- Сейчас... срочный звонок, - она постучала длинным ногтем по экрану своего розового мобильника. - Алё, это я, - заговорщицки забубнила в трубку. - Да... да... Да? И она там?
Услышав это, Оксана затравленно дёрнула мыском домашней туфли, вжалась в стул. Она безотрывно смотрела на Аню-Свету. А та, выдержав паузу, торжественно объявила.
- Только что туда вошёл. И вчера у неё был.
- Устала я уже от этих репортажей...
- Да ты что, мы только начали расследование! Конечно, это ужас ужасный... Если б мой Толик так шлялся, убила бы. Хотя к нему тётки даже не подходят.
- Почему?
- На нём моих волос всегда много! - расхохоталась Аня-Света.
Она была готова делиться рецептами своего семейного счастья. Оксана представила, как вечерами послушный Толик мастерит что-то за кухонным столом, а дочка тихо сидит с леденцом на софе и смотрит мультики. И леденец, и мультики одинаково яркие, химического оттенка. Аня-Света не заморачивается ни здоровьем, ни культурой. Но получается, она умнее.
Оксана трясущимися руками достала из кармана пилюли, запила их вином, резко дёрнув головой. И сразу подавилась, закашлялась.
Ловкая подруга несколько раз ударила её по спине.
- Без меня ты никуда.
Это было правдой. Аня-Света вдобавок руководила ремонтом монаховского дома. Строители пригибались от её окриков, как от летящей картечи. Она планировала нагрянуть и на итальянскую виллу Монаховых, потому что жуликов-иностранцев, отвечающих за ремонт другого дома, тоже давно пора прищучить.
Когда-то она явилась к ним просто Светой, тихой женщиной из соседней деревни. С тех пор с ней произошли удивительные метаморфозы. Она вдобавок окрестилась Аней и настаивала на новом имени.
- Думаю разводиться, - неуверенно объявила ей Оксана.
- А что тебе достанется в случае развода? - деловито спросила Аня-Света.
Деньги, деньги. Тошно уже от них, подумала Оксана. "Будет вместо вони добрыя смрад" - кто и когда это сказал? Подняться бы над всем этим, в том числе над своими страхами, и улететь... Или Аня-Света права - надо до последнего цепляться за особняки и миллионы?
- А ещё лучше - живи, будто ничего не происходит, - посоветовала Аня-Света.
Она навела камеру мобильника на свои пухлые пальцы, блеснула вспышкой, сфотографировав маникюр и полюбовалась на снимок - годится для инстаграма! Там все девушки с большими выпуклыми глазами и выпяченными губами были похожи на внучек русалки, которой всё-таки удалось выйти замуж за принца. Аня-Света с ними не конкурировала, она публиковала только свои невероятные ногти.
- Вот кто-то... Вот кто-о-то с го-орочки спусти-ился... - вдруг запела Оксана.. Голос сначала был скрипучий, но постепенно разошёлся, становясь звонким. Аня-Света обеспокоенно посмотрела на подругу и на всякий случай пообещала:
- Андрей тебя до конца не бросит! Стопудово говорю.
- Ну уж нет, - замотала головой Оксана. Сумасшедшинка всё ярче разгоралась в её глазах. - Мой муж новую жизнь начинает! Семью всю пристроил: дети в пансионе, жена почти в психушке. Что ж, не буду никому мешать, стану сумасшедшей! Хоп-хей, лала-лей! Крыша едет, я за ней!
Она включила музыку.
- Репетиция мазурки!
Нацепив диадему, схватила приготовленный для бала шлейф и стала кружить возле манекена в мундире, приподнимая плечо и кокетливо посматривая, словно манекен был её кавалером. Она даже втянула Аню-Свету в свой танец. Та быстро вошла в раж, стала закидывать вверх ноги.
- Опа! Опа!
Мазурка превратилась в безумный "скибиди".
- Настоящий дурдом!
Запыхавшаяся Аня-Света рухнула в кресло. Она считала себя хорошей подругой. Ну и что, что требовала платить большие суммы частному детективу? Её Толик ведь взаправду старается. Благосостояние Монаховых не будет подорвано. Андрей не заметит урона, и Оксана не догадается.
Шпионские деньги, а с ними заодно лишние стройматериалы и оборудование шли на воплощение её мечты, где играла музыка, шумели балы и званые вечера, и она, хозяйка огромного дома, в Оксанином вечернем платье, читала гостям свои стихотворения. Если Оксана сочиняет, то и Аня-Света может.
- Прочту тебе...
Ты помнишь ту летнюю ночь, когда мы остались одни,
Когда всё былое прочь, и когда погасли огни.
А помнишь, как ты говорил, что дороже меня тебе нет,
Что ты не забудешь меня, пусть пройдёт даже тысяча лет.
- Это ты новое написала, - бесцветно заметила Оксана, веселье уже покинуло её. Но Аня-Света, подняла руку: ещё не конец!
И звезды падали мигая, и вдруг сбывались все мечты,
Ты мне сказал - вот ты какая, а я не знала, какой ты!
- Ну всё, теперь я точно побежала... Да, ты помнишь про ребёночка больного? - спросила она Оксану.
- Конечно. Я на следующей неделе деньги отдам.
- Не забудь. Операция срочная нужна в Германии, жалко ведь... Васеньку.
- Его вроде Вовой звали... - машинально заметила Оксана.
- Какой еще Вова. Ты совсем чудная стала из-за своих таблеток!
- Наверное... - покорно согласилась Оксана.
- Ну вот и ладушки, - обрадовалась Аня-Света. Она всё больше любила свою чокнутую миллионершу.
Оксана, стоя у окна и провожая взглядом её машину (то, конечно, был старый монаховский мерседес), подумала, что наказывает себя, выпрашивая новые улики. А счастливая соперница в это время докладывает своей матери об успехах, и в ответ получает: "Не комплексуй, дочка, всем пожить надо". Ну что ж, живите. Вам наплевать, что из-за вашей глупости сейчас гибнет человек.
И другая мамаша, которая в шторм потащила ребёнка на пирс играть с волнами, была не лучше... Мысли Оксаны стали путаться, картинка двора - деревья, забор, отъезжающая машина - поплыла перед глазами. Эта большая волна катилась издалека, чтобы накрыть всё своей коварной лапой. Пол закачался под ногами, Оксана схватилась за подоконник.
Водной стихии нет дела до людских планов. Море колышется, размывая берега. Приносит надежду и сразу уносит, уносит, уносит. И шепчет с усмешкой: "Не ищи".
Минут через десять вернулась Аня-Света.
- Мобильник на столе забыла!
Не получив ответа, она почувствовала беду...
Оксана видела приезд скорой: мужчина и женщина с красными сундучками в руках быстро вошли в комнату. Её положили на диван, и она снова провалилась в черноту. Потом появился луч яркого света, он притягивал к себе. Оксана поднялась. Никто не обратил на неё внимания, врачи суетились возле дивана. Ох! Она в ужасе отвернулась: там до сих пор лежало её неподвижное тело.
Она запуталась в темноте, как в чёрном плюшевом занавесе. Прожектор вспыхнул снова. Оксана сделала несколько осторожных шагов и, защитившись ладонью от яркого света, обнаружила перед собой театральный зал, похожий на зал оперы, куда недавно ходила на премьеру. Все кресла были пустыми. Лишь один-единственный зритель стоял внизу, подняв голову к сцене. Она сразу узнала его.
- Ты? Ну, здравствуй! Мы виделись вчера или двадцать лет назад?
- Я тебя видел и вчера.
Оксана смутилась.
- Значит, ты в курсе всех моих семейных радостей... Я - актриса?
- Можно и так сказать.
- Я уже догадалась, что здесь театр и всё ненастоящее, - она оглянулась на свою комнату. - Вон там декорации, а мне то, дуре, раньше казалось, что... И все мои бриллианты ... - она, нервно хохотнула, вспомнив угрозы мужа, - бутафория? А деньги - просто нарезанные цветные бумажки? Такой сыр-бор творится в последнее время из-за них! Я Ане-Свете целую пачку отдала, вот смехота.
Он лишь улыбнулся: разве это важно сейчас? - и взбежал к ней на сцену. Конечно, надо говорить о другом. Оксана всмотрелась в его лицо.
- Ты изменился, - удивилась она.
- Я повзрослел после той беды.
- Наверное, тебе очень страшно было...
- Да нет. Я даже не успел испугаться, - он начал рассказывать, словно о чём-то будничном. - Девочка маленькая такая была, с розовой резинкой на хвостике. Представляешь, рассмотрел... Она уже почти захлебнулась. Их обеих я вытолкнул, а на себя сил не осталось. Можно сказать, довольно легко погиб.
- Я плакала о тебе.
- Знаю. Ты не грусти. Скоро будем с тобой в нашем доме у моря.
Оксана увидела за его спиной белый домик с черепичной крышей, окруженный садом. Он показался ей знакомым, словно она жила там прежде.
- Это другая планета?
- Нет, это другой мир. Прямо за нашим домом начинается причал с яхтой. Она небольшая, так что я в одиночку справляюсь с такелажем и управлением.
- Тогда я усядусь на палубе с чашкой чая, буду слушать, как волны бьются о корму, и наблюдать за шкипером, - засмеялась Оксана.
Из домика выскочила маленькая собака. Неужели это...
- Ниточка, Нитка!
Но собачка не посмотрела на хозяйку.
- Она сейчас не слышит тебя. Ниточка сама пришла в мой дом, выбрала место на коврике. А когда я засобирался к тебе, вцепилась в мою брючину, потащила на улицу. Торопила... Мы с ней гуляем у моря каждый день. Чайки её дразнят, она за ними гоняется.
- Скажи, они орут такими же настырными голосами, как в нашем детстве?
- Да, такие же нахалки, - засмеялся он.
В городе их детства влажный ветер наполнял лёгкие густым морским воздухом. А на волнах качались парусники. Тот, кто ходил на них, каждый раз благодарил море, ветер и паруса за подаренные ими жажду приключений и новую уверенность в себе. И гордился, что ладони натёрты швартовыми концами.
На огромной яхте такая радость невозможна. Чем там гордиться? Если только своим богатством. Каждый раз, встречая хозяина, наёмная команда во главе с капитаном выстраивалась на палубе, отдавала честь. И Андрей, этот обрюзгший кот Матроскин в тельняшке и дурацкой белой фуражке с кокардой - он понятия не имел, как убирать парус или швартоваться - с важным видом принимал парад.
- Я хочу быть с вами, я иду к Ниточке, - заторопилась Оксана в белый домик. Именно там она будет счастлива.
Но он остановил её. Нет, не сейчас. Она должна вернуться обратно. Её роль не сыграна. Нельзя по своему желанию всё бросать. Так же, как нельзя любой ценой цепляться за то, что есть в этом театре. Иначе дороги домой не будет.
- А я хочу остаться здесь! - заупрямилась Оксана.
Он засмеялся, блеснув глазами.
- Ксюха, ты по-прежнему семнадцатилетняя. Будем спорить от души, когда придёшь ко мне. Ну, а там... - он посмотрел вглубь сцены, - не пройдёт месяца, как всё изменится. Андрей попадёт в реанимацию.
- Господи... С каким диагнозом?
- Инфаркт. Это от переживаний. Он разорится и потеряет почти всё. И только тогда поймёт, что кроме тебя и детей у него никого нет.
- Одно несчастье за другим... Прямо песня про прекрасную маркизу. И что я должна? Простить?
- Наверное, в этом и заключается твоя роль. А его - в раскаянии.
- А твоя была в чём? Чтобы без колебаний броситься к той женщине и девочке?
- Выходит так.
-- Если всё предопределено, какой же смысл?
- В том, что слова и поступки - только наши. Ты не пропадёшь. Вдобавок другим начнёшь помогать. Ведь училась на врача. Мальчишки твои тебя не подведут.
- Мои мальчики очень хорошие, - с гордостью кивнула Оксана. Она не имеет права бросить их.
- И друзья настоящие к тебе вернутся... Сейчас деньги притягивают к тебе не тех людей. Ты слишком доверчивая.
- А про неё что скажешь? - Оксана кивнула на Аню-Свету, которая в тот момент что-то втолковывала врачам.
- Не будем о ней.
Он отвёл сочувственный взгляд от Ани-Светы, сам став похожим на доктора, которому не хочется сообщать плохой диагноз родственникам больного.
- Мне трудно уходить от тебя, - пожаловалась Оксана.
- Надо возвращаться, - мягко настаивал он. - Я буду ждать.
- Ещё одно. Это мелочь, конечно... Как твоя яхта называется?
- Она пока без названия. Ходил на ней и всё надеялся, что имя само придёт.
- "Ниточка Фортуна"? - лукаво спросила Оксана.
Он удивлённо посмотрел на неё.
- Очень подходит! Прекрасное имя! Странно, что я сам не додумался.
- И ещё... только минутку... пожалуйста... - снова по-девчоночьи заканючила она. - Помнишь, мы стояли на краю палубы, я читала своё стихотворение. Две-три строчки сейчас всплывают в памяти, и всё...
- Конечно, помню: и тот день, и стихотворение. Ты балансировала между лебёдками и при этом декламировала. А я думал только о том, что ты очень красивая с этим загаром на тонких руках и кристалликами морской соли в волосах... Прости, мы больше не можем говорить.
Он обнял её, бережно развернул в сторону комнаты. Там всё оставалось без изменений - капельница, проводки приборов, встревоженные люди.
- Ксюха, будь счастлива.
Он стоял в круге света и провожал её взглядом, пока она с понурой головой брела обратно к дивану и к телу на нём.
Погляди, как спокойно море,
Все крушенья и бури забыты.
Оно тоже в глаза нашисмотрит,
Отражается в них лазуритом.
Пусть лежат на песке обломки,
Заберёт их сегодня прилив.
Он оставит в ракушках тонких
Волн и ветра знакомый мотив...
- Ну, и как вам понравилось на том свете?
Добродушное румяное лицо склонившегося к Оксане врача выражало радость.
Потом над ней нависла заплаканная Аня-Света.
- Господи, Оксаночка, ты меня напугала! - подруга цепко схватила её за руку. - Это я скорую вызвала. Вот, снова спасла тебя... Ы-ы-ы...
Она рыдала совершенно искренне. Тушь чёрными дорожками стекала по её щекам.
Туман над монаховским особняком менял свои очертания. В его белёсых клубах появлялись и быстро исчезали неясные образы. Чаще всего возникал силуэт парусника. Парусник качался в этих клубах, как на высоких волнах, то и дело пропадая, и постепенно таял в прозрачном подмосковном воздухе.