С далекой равнины тянулись туманы, иногда пахло гарью. Дед Арог в такие дни много молился статуэткам, говорил загадками.
Вечерело. На небосводе показался розоватый диск третьей луны. Арог жестом позвал Майлу в дом. Только она переступила порог, хлынул дождь.
- Дров-то не забыла? - спросил дед.
- Нет.
Майла аккуратно разложила поленья в очаге. Отряхнула сарафан. Арог кряхтя, подвинулся ближе. Вытащил из глубоких складок своего балахона огниво, чиркнул пару раз, посыпались искры, паленья зашипели.
- Сырые, - пояснил Арог.
- Может, ты дунешь как вчера? - девушка жалобно посмотрела в темноту под капюшон.
Дождь барабанил по крыше, с улицы тянуло холодом. Кремень сыпал золотистые искры, огонь никак не разгорался.
- До чего дошел! - сказал дед. - Это же надо! Простое заклятие прочитать не могу! А все эти... законы, - нашелся он.
Майла прижалась к теплому балахону, её била мелкая дрожь.
- Ну не погибать же нам?.. Ладно, в последний раз.
Арог опасливо оглянулся по сторонам, поднес к губам небольшой талисман, шепнул что-то на незнакомом наречье.
Наклонился к паленьям, выдохнул. Торопливыми струйками полетели задорные светлячки. Вспыхнуло пламя, сначала светло красное, потом желтое. Дрова трещали, дымили, но было тепло.
- Эх, только бы не заметили, - сказал Арог.
Майла придвинулась ближе к огню, протянула руки. Перестала дрожать, согрелась. В животе булькнуло. Она обернулась и тоскливо глянула на стол. Там стояли разные плошки. Худая крыша текла, просочившиеся капельки напивали какой-то странный немного грустный мотив.
Дед погрелся еще немного, а потом пошел в дальний угол, вернулся с теплой накидкой синего цвета.
- Это тебе, - сказал старик.
Майле показалось, что под балахоном сверкнула улыбка.
- Ой! Дедушка! - она всплеснула руками. - Ну не надо, нам и кушать-то нечего! - а у самой глазки загорелись, взяла накидочку, примерила. И так повернется и эдак. "Идет-то как".
- Жаль, зеркала у нас нет, - вздохнул Арог.
- Зачем же это ты, я бы и так ходила, все равно никто не видит.
Дед скривился. - Так уж никто и не видит?
Она присела, принялась теребить краешек накидки - красивый, с золотой тесемочкой.
- Спасибо деда за подарок, но хлеб нам нужнее. Продадим.
Арог сверкнул глазами. - Тебе что не понравилось? Холодно же на дворе, что я тебя морозить стану?
- Понравилось, понравилось, - закивала Майла.
- Вот и хорошо. Об остальном не беспокойся, будет хлеб, заживем, вот только тулуп тебе справить бы. А по весне, заедет, может кто, так ты с ним в город и отправляйся. Негоже молодой пропадать.
Забилось сердечко, покраснела еще больше, едва ль не светится в темноте.
- Не поеду, не брошу. Ты без меня пропадешь, старый совсем.
Старик только расхохотался, но ничего не ответил.
Спать легли. Дед Майлу шкурами накрыл, а сам с краешка умостился, накрылся старенькой полинявшей шкурой, прикорнул.
Проснулась Майла, носом потянула. Аппетитно пахнет! Подумала - чудится, на другой бок перевернулась.
- Вставай, а то завтрак проспишь, - раздался надломленный голос.
Девушка резко встала, голова закружилась. Ноги сразу замерзли, по телу побежали мурашки.
На столе большая миска и так пахнет...
- Деда... колдовал ведь! - обиженно сказала, а глаза голодные, замученные.
- Колдовал, ну и что. Тебе кушать надо, а то замуж никто не позовет.
Майла раскраснелась, хоть очаг от неё разжигай.
За стол села. Тут хлебушек черный, сальце, молочко в кувшинчике, плошка горячего супа с приправами.
"Да и так меня никто замуж не позовет, кому нужна-то, - мелькнуло в голове девушки".
- Только бы не заметили, - по привычке сказала Майла и принялась за еду.
- А, - махнул рукой дед. - Это не с огнем баловаться, скажем, калика перехожего на ночь пустили, он и отплатил.
- Учиться тебе надо, - сказал Арог, когда с завтраком было покончено. - В жизни оно пригодится. Только давай сперва мы крышу немного подлатаем.
Майла сходила на другую сторону горы. Принесла коры. Они с дедом кое - как заткнули самые большие дыры.
- Ветхая уже землянка, пора новую копать, - неожиданно сказал Арог. Присел на пенек. Задумался.
- А давай на другую сторону переберемся, - весело предложила Майла. - Там солнышко, птички поют, а здесь всегда сумерки.
- Не могу я. В ночи рожденный, в ночи живет. Свет меня убивает.
Встал и пошел в дом. Как не допытывалась Майла, как не дознавалась - молчит дед, как воды в рот набрал.
- Ну, расскажи, деда, как пришел сюда, ведь не всю жизнь здесь?
- Не всю. Да только нечего рассказывать. Не помню.
- Как же это не помнишь?
- А вот так! Огонь, ветер, холод... воды много и я бреду куда-то. А потом понял, что по кругу хожу, прилег, уснул. Утром обошел все еще раз, понял - для меня место. С одной стороны дорога, с другой гора, и солнце сюда никогда не заглядывает. Хорошо! Выспался, отлежался, раны перевязал да землянку принялся строить. Руками копал, камнями, палками, да всем что попадалась. Ладно, давай лучше учиться.
- Вот смотри руна Хны, Граз, Гурун... а это? - он показывал на маленький камешек с изображением бычьей головы.
- Торус? - неуверенно сказала она и подняла лучистые глаза.
- Правильно, Торус, и как запомнила-то? Ведь всего один раз показал, да и то давно! Способная ты. Ну ладно, на сегодня хватит. Завтра расскажу, как из этих рун простые слова составлять.
- Как! - взлетели русые бровки. - И это весь урок?
- Не все сразу, нужно, что бы энергия знания смогла пропитаться в твое тело.
- Как это? - ошеломленно спросила девушка.
- А вот так! Выйдет из леса зверь, а ты про все уроки и забудешь!
- А вот не забуду, - топнула ногой Майла.
- Конечно, уж я постараюсь, тебе эти руны по ночам снится будут. Слова научишься складывать, так вообще никто тебе ни страшен будет: ни зверь, ни человек...
Шли дни, холодало. Первый снег выпал в горах. Майла выучила простые защитные заклятья. Вот деду все нипочем, хоть сто раз ауру тепла прочитает, а Майлу после первого раза в сон клонит. Но с магией жить легче, а с горячей аурой вообще холод не чувствуется.
Девушка развешивала пучки сорры и хика под низеньким потолком, когда ей пришла одна глупая мысль...
Она важно подошла к столу, вынула четыре руны, названия которых еще плохо знала. Поставила одну за другой.
- Хре, Хве... - начала она.
Потом разобрала два последних символа, прочитала, и зачем-то в конце добавила "Торус"...
Тепло, приятно, но настроение какое-то подавленное, бессилие полное. Открыла глаза. Она лежит на грубом топчане под шкурами. Дед за столом, взглядом сверлит, того и жди - дырку проглядит. У ног какой-то странный пушистик бегает, трется о ноги... мяукает что ли? Не поймешь.
- Ой! Деда, а кто это?
Арог сверкнул глазами из-под капюшона, так что у девушки все внутри похолодело.
- А это я у тебя спросить хотел. Говорил же - не играй рунами. Камушки камушками, а в слух не читай, коль не знаешь что за символ. Смотри, что натворила-то!
Странный пушистый комочек потешно передвигался. С одной стороны посмотришь - на четырех лапах, с другой, вроде и не лапы совсем - руки!
Майла на руки взяла зверушку, рассмотрела. Горбатый какой-то, пушистый, передние лапки с острыми коготками, задние - покороче. Мордочка остренькая, как у котенка, рот большой зубастый. Глаза четыре, но такие выразительные - два голубенькие, а два красные, как рубины. Хвостик только противный, на змею похож.
- Ну и что делать будем, - сердито спросил дед. - Топить что ли?
- Ой! Дедушка, не нужно топить, это ведь я его наколдовала, я теперь за него в ответе. Давай оставим лучше, вон какой красивенький, пушистый. Я за ним присматривать буду.
Зверек терся головой о нового защитника.
- Вот только жабоглота мне не хватало в доме, - хлопнул себя по лбу Арог. - И куда мы его денем, это же страшная зверюга. А если он тебе во сне нос откусит?
Майла посмотрела на пушистика.
- Не откусит, он добрый!
- Да уж, добрый, как же. Вот вырастит через месяц с теленка ростом, тогда узнаешь, какой он добрый. Это же запрещенной ирреальное создание, монстр! Прямиком из ада!
Майла нахмурилась, сдвинула брови.
- Сам же говорил, только невежественные селяне думают ад - темница злых душ. Все остальные знают ад - храм лорда огня, а рай - владения стихии воды.
- Говорил.
- Деда, давай оставим, пусть живет, не надо топить. Мы его в сарае поселим, там все равно только травы сушенные.
- Ну что с тобой делать, - сдался Арог, - давай оставим, правда, не знаю что мы скажем если спросят...
Майла радостно бросилась на шею старику, обняла, да и жабоглот оживился.
Девушка налила зверьку молока, он потешно подошел, понюхал, пофыркал немного для вида, и принялся весело ляскать маленьким розовым язычком.
- Ой! Какой хорошенький, прям как котенок, - всплеснула руками Майла.
- Уж лучше бы кот был, чем этот.
Весь вечер Майла тютюшкала новую игрушку, даже про уроки магии забыла. Арог тоже взбодрился. Улыбнулся пару раз. Девушка придумала игрушку: привязала сухожилием щепочку и давай ей по полу возить. Зверек сначала сидел в дальнем темном углу, нахохлился, кряхтел, потом не выдержал, принялся гоняться за "мышкой". Ну совсем как котенок.
Потом жабоглот утомился, уснул на хозяйских шкурах. Арог ворчал поначалу, говорил, что нужно сразу к сараю приучать, но потом поутих.
После ужина дед достал из коричневых складок своего безразмерного балахона узелочек, протянул девушке.
- Что это?
- А ты разверни, увидишь, не кусается же!
- Гребень! - обрадовалась она. - Расскажи, как достал?
- С одним селянином сторговались.
- Это когда же успел-то?
- Когда ты на ту сторону ходила за соррой и дурман травой.
- А накидку? - решилась задать наболевший вопрос девушка.
- Ну, это дело старое, проезжал всадник, в дом заглянул, сторговались на приворотном зелье.
- Да!!! Так ты и такое умеешь? - глаза девушки округлились.
- А что там уметь-то, - усмехнулся дед. - Князь молодой, верит всему. Зелье-то приготовить просто, действует почти на всех. Даже на магов наследственных, а вот как незаметно подлить его, это уж целое искусство, повыше всяких премудростей зельеваренья.
- Научи дед!
- Ага, сейчас. Молодая еще. Натворишь дел. Нет уж, даже не проси.
Майла надулась как шарик, только что с того. Арог - как камень, дуйся, не дуйся, а все одно - не сдвинешь, как скажет, так и сделает.
На ночь жабоглота в сарайчик переселили, от греха. Он скулил, выл, ближе к полуночи притих.
Утром Майлу ждал сытный завтрак, только сегодня вместо сала был толстый кусочек копченого мяса.
- Неужто опять за старое? - спросила девушка, поглядывая на снедь.
- Хороший маг сначала семь раз подумает, а потом один раз заклятье прочитает... потому и жабоглотов всяких... кхм, ну ладно. Там в кладовой за очагом запасов на несколько месяцев хватит.
Глаза у Майлы заблестели. "Говорил же дед, что все хорошо будет, а она не верила, глупая". За стол села, за еду принялась.
- А откуда ты деда? Помнишь?
- Из далеких земель, таких далеких, что ты себе и не представишь, - Арог расправлялся со вторым бутербродом.
- А как там?
- Скверно, - беспечно сказал он. - В богов не верят, магию не знают, до сих пор не пойму, каким чудом сбежал из того гибнущего мира.
- Как это в богов не верят? - не поняла Майла, чуть ложку не выронила от удивления.
- Ну, не совсем конечно. Верят в одного, называют Матричный Бог. Покланяются ему через адептов, заключенных в такие странные металлические коробочки. К ним обычно прилагается специальная доска с рунами и светящиеся зеркало. Попросишь шкатулку показать фильм, она зеркалом поморгает и фильм показывает... Ах, я забыл, ты ведь и не знаешь что это такое. Фильм - это как бы история, смотришь в зеркало, и тебе эта история показывается, будто своими глазами смотришь.
- А, поняла. В этих коробочках, наверное, есть магический камень, в который заключают душу адепта после смерти?
- Ну, что-то вроде того, - улыбнулся дед. - И где этого ты уже нахваталась, ведь не рассказывал о камнях душ...
Морозы крепчали. Последние листья облетели с деревьев, что росли на солнечной стороне. Лужи затянулись ледяной коркой.
Жабоглот рос быстро. На вторую неделю вымахал размером с волка. Шерсть на затылке выпала, обнажила черные кожаные складки. Глазки приобрели мутно-голубой оттенок.
Майла называла питомца - Муся, дед поначалу смеялся, потом привык.
Темными долгими вечерами Арог рассказывал о магическом искусстве. Сугробы росли, перевалом перестали пользоваться и конные и пешие. Как-то дед сказал, что теперь можно колдовать без опаски - до весны никто не проедет. И так странно посмотрел в сторону долины, что у Майлы мурашки по коже поползли.
Арог совсем мало на улицу выходить стал, все больше отсыпался, ночами сидел у огня, шептал хвалы своим богам. Майла часто просыпалась по ночам, посмотрит на деда, на огонь, снова на деда, успокоится немного и на другой бок перевернется, прикорнет на час, другой.
В один ветреный день мимо проезжал всадник на белом коне. Покружил на перевале, посмотрел на Майлу в упор, на землянку и дальше поскакал. Недобрый у него взгляд был. Дед закряхтел, засуетился, посыпал порог золой, прочитал какие-то свои особо сильные защитные заклятья. Забылось.
Задули холодные северные ветра, завыли первые метели. Сугробы нанесло в рост величиной. Арог из дома выходил все меньше. Майла - только что бы подкармливать жабоглота. Один Муся беспечно радовался снегу, торил в нем замысловатые проходы, путался в собственных лабиринтах, выпрыгивал на поверхность, снова рыл носом холодный пух.
Весна настала. В землянке стало сыро. Слякоть на улице, капели... Муся разъелся, с взрослого тура величиной стал, а нрав как был, так и остался - ластится к Майле, за ушком почесать просит, мурлыкает по-своему, глазки от удовольствия закрывает. Подлиза...
За зиму Арог выучил девушку мысли чужие читать. По началу тренировал её на Мусе, а потом объяснил, как не зависимо от расстояния сосредотачиваться... объяснил, как делается и забыл. Одного старик не учел - девушки к чужим сплетням относятся по иному. Майла повеселела, порозовела. Только все равно света ей не хватало. Арог - дитя тьмы, как не крути, ему все едино, одинаково зорок, что во тьме, что при свете дня. В ночи ему легче, ночь - его время, ну а Майла, юная, хрупкая, жить бы только. Ангел с растрепанными крыльями... человек, ей без солнышка нельзя.
Снег сошел. Солнышко подсушило землю. Майла на другую сторону ходить стала, говорила, что Мусю прогуливает, дед улыбался, понимал. Дети света всегда к солнцу стремятся.
Как-то поутру прибежал Муся, довольный такой, противным хвостиком виляет, в мордочке кость. Прищурился Арог, отнял кость у жабоглота, призадумался. Долго у Майлы допытывался, откуда мол находка. Потом дед сделал вид что забыл, а сам зорче стал приглядывать за Мусей. (Одного не сказал Арог, кость человеческая была.)
Выпрыгнули из земли цветочки мать-мачехи. Майла из них веночек связала, песенку запела, и весь день хорошо так было. Весна просыпалась маленькой вольной птичкой в груди...
Побежала на другую сторону горы. Вернулась под вечер в слезах вся. Глаза красные, волосы спутанные.
- Что такое? Случилась что? Обидел кто? - засуетился Арог.
- Селяне меня утопленницей зовут. Говорят, утонула много лет назад в горной речке девушка. Как раз на Горбатом перевале. Утопленница, прямиком из ада. А я-то откуда? Ведь не помню совсем.
Жарко было, огонь кругом. Острова какие-то в небе плыли. И реки лавы.
- Эх, не простой это разговор, - присел дед на лавочку.
- Ну откуда я? Ведь живая, не утопленница. А то, что кожа бледная - так потому что солнца не вижу.
Закрыл глаза Арог, вздохнул тяжело, и вся картина перед глазами стала. Селяне в поле вышли сеять, завидели Майлу вдалеке и давай глупости всякие да небылицы рассказывать. А девушка зря, что ли магии обучена, подслушала разговоры, глупая, впечатлительная.
- Во-первых, перевал наш называется Волчий. Года четыре назад разорил я волчье логово, - Арог виновато посмотрел на девушку. - Они по ночам выли сильно, мешали сосредоточится на моих... изысканиях.
Вот с той поры люди стали поговаривать, будто злой человек живет в этих местах, даже волки сбежали. Представляешь! Это я -то злой! Мне до их жалких душонок и дела нету, а они возомнили...
Ладно. Ночами, в особенности лунными пытаюсь вспомнить свое прошлое. Хожу по тропам прошлого, ищу связующие нити. Иногда так увлекаюсь что в запредельные дали забредаю...
В аду тепло было, а я с дороги вымок, устал. Шмыгнул незаметно в расщелину, так что б стражники не заметили. Смотрю, девушка на крюках висит. Просто висит и спит. Странно, думаю! Других грешников пытают, истязают, в котлах варят...
Умолк дед, а потом задумчиво добавил:
- Всегда меня интересовало что из них вываривают, может зелье какое?
Побледнела Майла, слова боится вымолвить.
- Не пугайся, - продолжил Арог. - И невинные души тоже в ад попадают, всякое бывает. Видел я в хрустальном шаре твою прошлую жизнь, только все боялся рассказывать. Не было на тебе вины, жила в одном пограничном селение. Всякий народ был и знахари, и колдуны, и маги. Дружно жили, пока не пришли из западных земель белокурые остроухие воины.
Они прикрывались благими нравами и красивыми идеями, говорили о силе светлой магии, о марали, о подлости некромантов... много говорили. Пытались поссорить жителей. Но маги прозорливее оказались. Пришлые они есть, а завтра их нет, с соседями еще жить долго...
Напали остроухие. Вероломно, рано утром, подожгли дома. Кричали что-то о силе белой магии, об изгнании тьмы с священных земель.
Кто задохнулся, кто сгорел заживо, выживших казнили. А тебя решили в жертву принести, заклятие мудреное прочитали, так в аду и оказалась.
Увел я тебя тайными тропами, тумана напустил в твои сновидения. Так и прижилась у меня, все по хозяйству помощь. Я тогда на долго не задумывался, жив главное и слава Единому, Трех Окому, Многорукой...
Радовался, что из жаркого царства улизнул незаметно. Ну что, Майла, обиделась на старого?
Девушка опустила голову, упали светлые кудри на колени.
- Неужели никто не выжил? Может, остался кто.
- Может, остался. Я не знаю.
Майла вскинула голову, посмотрела пристально. Врет дед, знает все, просто не хочет её расстраивать еще больше.
- А на селян внимания не обращай. Глупые, разве можно из ада-то? А если и оттуда, что с того? На то я и астромант, невинного спасти всегда честь, пусть даже и из лап Однорогого.
Арог призадумался, насупил брови, будто пытался прочесть чьи-то мысли, помрачнел.
- Эльфы... всюду эти первородные, недобитые древние. Кто-то скажет умереть в восемнадцать - счастье, потому что мир кажется большим и чистым, потом, с возрастом понимаешь, сколько в нем бед. С возрастом иллюзии исчезают, как и силы...
Не слушай меня, Майла, спать лучше ложись, - закончил Арог.
Утром прибыл всадник на белом коне. Деду он сразу не понравился. Только мельком видела, и почему-то он ей показался знакомым. Глаза наглые, злые. Смерил взглядом, повернул коня, обратно в селение поскакал.
- Уходить надо, - сказал маг.
- Так давай собираться в путь! - выпалила Майла.
- Нет, придется тебе одной идти, внучка.
- Как это? - её глаза увлажнились.
- Ну, не могу, я солнечного света не выношу.
- А темным путем?
- Не получится. Силы у меня не те, да и куда идти-то? Выследят по магическим всплескам...
Ближе к вечеру вновь прибыл всадник. Жабоглот как раз в это время убежал куда-то.
Остроухий с коня слез, каждое его движение было наполнено какой-то брезгливостью, надменностью.
Плащ золотом расшит, доспехи кожаные, белые, искусной работы.
Всадник брезгливо оглядел все. Нашел на заднем дворе кость человеческую, ту что Муся однажды притащил.
- Наркуем понемногу? - усмехнулся остроухий.
"Тоже мне, - поморщился дед. - Смешали никромантов с грязью, а они практичные, все для жизни используют. Ну зачем тела мертвецам-то? А тут польза хоть какая-то".
- Нет, светлый князь, что ты. Погреб копал, вот и наткнулся, а куда девать не знаю.
Кивнул остроухий, странно так посмотрел на деда, сел на коня и ускакал.
Весь вечер Майла пыталась объяснить жабоглоту что ему здесь опасно и уходить надо. Муся - глупый, хвостом вилял, никак не мог понять, что от него хотят.
Девушка перепробовала все ей известные заклятья управления животным...
- Не так я себе все это представлял, - сказал дед.
Долго на огонь смотрел... "Плутает по тропам своего прошлого, ищет чего-то, пытается все связать воедино, - подумала Майла". Девушка совсем из сил выбилась с уговорами Муси.
Майла проснулась, ей казалось - голова только-только подушки коснулась. Утро. Снаружи бранились. Она выглянула посмотреть, что там происходит.
- А! Подлый старик! - радостно закричал какой-то конный. - Ты же сказал, что один живешь!
- Нет, Майла, беги... - захрипел Арог.
Она не успела ничего понять... Боль, здоровые мужики окружили её, потом свистела плетка, одежда в клочья. Мучители отпускали сальные шутки и били, били...
Все расплылось в глазах, затем съежилось, померкло. Очнулась - пошевелиться не может, грубая веревка больно впилась в тело, дышать тяжело.
- Смотри-ка, жива еще! - сказал какой-то воин. Что-то тупое ткнуло под ребра, боль растекалась горячим свинцом.
Она видела, как выводили из сарайчика жабоглота. Глупый, послушный зверек, он думал: бывают только добрые двуногие, которые кормят всякими вкусностями, вроде вяленого мяса...
Он никак не понимал, зачем его вывели на улицу. Доблестные дружинники, облаченные в тяжелые доспехи, подгоняли зверя. Мужики опасливо переглядывались, рычали и орали, размахивали перед мордой Муси палками. Он хлопал заспанными глазами.
Один из дружинников вытащил меч, замахнулся. Майла не могла на это смотреть... Треугольная голова жабоглота глухо ударилась о землю, покатилась.
Арог молился своим богам: Единому, Трех Окому, Многорукой...
Тьма отступила, сознание прояснилось. С неба падали редкие капли. Вода ткала едва заметную пряжу, вуаль.
На глазах мага убили жабоглота, истязали девушку... но он ни мог ничего сделать. Дряхлый старик, один против двух дюжин молодых лучников и мечников.
Этот карательный отряд пришел на рассвете. Арог не удивился знакомому всаднику на белом коне - он был во главе дружины.
Воины выкрикивали проклятья, называли его чернокнижником, величайшим злом этих земель, затаившейся змеей...
Арог просто стоял и молчал. Прошлая ночь принесла множество откровений, но и множество загадок. В голове кружились тысячи лоскутков прошлой жизни.
Маг стоял молча, слушал, наблюдал. Будто не с ним происходит, почти смирился с неотвратимостью смерти. И вдруг начался дождик. Мелкие бисеринки сыпались с неба.
Одна капля - один лоскуток былой жизни. Песчинка к песчинке, былинка к былинки, снежинка к снежинке...
Девушку избили до полусмерти, она лежала в грязи, сарафан разорван, тело в синяках, кровь течет из ран.
Капля к капле... так рождается ручей.
Голова жабоглота стала мячом для игры дружинников. Они смеялись, обсуждали способ казни девушки. "Все равно ведь утопленница!"
Струи воды устремляются по пересохшему руслу. Тысячи безобидных ручьев питают полноводную реку. И вырывается на свободу рокочущий поток, ревет река!..
Арог молился своим богам: Единому, Трех Окому, Многорукой. В последний раз в жизни.
Река! Память пришла с болью, яркими вспышками, головокружением. Из носа потекла кровь. Дружинники рассмеялись, переживает мол.
Прошлое заполнило пустоту. И все сразу встало на свои места. Он вспомнил битву при Армолинце. Вспомнил груды обугленных тел, сломленные мечи. Кто-то назвал эту битву - сражением света и тьмы, воевали приверженцы разных магических учений, только и всего. Гибли тысячи невинных, рушились города.
Некромантов было меньше, их сломили числом. Арог не был некромантом, но его просили о помощи.
Черное поле, груды мертвых тел, угольно темное небо над головой. И крик стаи воронов кружащихся в небе. Арог брел, ему было безразлично куда, главное подальше от поля битвы.
Саянский перевал, проклятое солнце... не успел спрятаться под капюшоном... свет полоснул по глазам и тьма овладела им. Отняла помять, превратила в немощного старика.
В бреду, он торил путь во мгле, наедине. А потом очнулся здесь...
- Глотай! Ты радуешься жизни? Ты должна радоваться, жизнь прекрасна! - дружинники забавлялись. Они топили Майлу в луже, девушка вяло сопротивлялась, откашливала грязную воду под восторженные крики.
Белый всадник улыбался. Его помощники заковали в кандалы старика.
Дерзкая мысль мелькнула в голове.
- Освети мне лицо солнечным светом. Позор умереть, не видя солнечный свет, - сказал Арог.
Усмехнулся остроухий помощник. Щелкнул пальцами и зажглась маленькая звездочка над его золотыми кудрями. В следующее мгновение побледнел молодой всадник.
- Узри же дикарь, силу астроманта, да помогут мне великие стихии, - прохрипел не своим голосом старик.
Старший дружинник меч выхватил, замахнулся на старика.
Возвел руки к небу Арог. Застонала высь, ударила десятком молний. Упали кандалы на землю.
- Во имя Воздуха...
Завыл ветер, сбивая с ног. Встали на дыбы кони, заржали, несколько седоков полетели на землю. Не успел старший дружинник подбежать, упал замертво.
- Во имя Земли...
Растопырил пальцы Арог, повел рукой в сторону убегающих всадников. Всколыхнулась земля, задрожала. Застонал вдалеке глетчер, посыпались валуны. Треснула твердь, приобрела очертания огромных глиняных рук. Накрыли чудовищные пальцы убегающих. Сжались кулаки, брызнуло что-то темное, захрустело... Успокоилась земля.
Какой-то смельчак успел подняться на ноги, с мечом побежал на мага. С размаху наткнулся на невидимую преграду, упал. Ветер подхватил за ногу, закружил. Смельчак кричал, руками размахивал, синяя воронка в небе высоко над головой мага затягивала воина.
- Во имя Воды...
Полыхнули глаза под балахоном, синим светом. Оставшиеся в живых в страхе попятились. Вытянул руки маг, сжал пальцы с силой. Ближайшие к нему воины попадали на землю, корчась от боли. Стиснул маг пальцы.
Бежали воины, бежали... и раздвоились, расстроились... кости отдельно, тело ледяной глыбой отдельно... бледная застывшая глыба... вся остальная жидкость отдельно. С глухим чавкающим звуком разлетелись на маленькие осколки тела, рассыпались скелеты на ходу, кровь с плеском вылилась на землю, образуя мутные лужи.
Трое выживших дружинников улепетывали без оглядки, забыв про коней и оружие.