Стоит терем-теремок, он ни низок, ни высок, а такой, каким и положено быть зданию исторической застройки в Замоскворечье. А лет теремочку незамо сколько. Старожилы, посматривая на дом, заводили речь о царствовании матушки Екатерины, изредка забредающие со своими группами экскуросоводы твердили о Большом Московском Пожаре, а в документах... о, в документах творились удивительнейшие вещи. Сначала дом был 1870 года, потом, когда зашел разговор о большом ремонте , он вдруг помолодел, и стал 1907, потом началась приватизация и дом опять состарился и превратился в историческую ценность. А потом в дом въехал депутат и дом снова помолодел, стряхнул приписанные годы и стал 1937 года постройки. И, конечно, тогда все смогли приватизировать свои метры. Все-все живущие в этом доме. Так и получилось, что на первом этаже теремка было четыре конторы, на втором жил депутат, а на третьем, на третьем была коммуналка. И жили в ней: Княгиня, а может и не княгиня, но именно ее дедушке когда-то принадлежал этот дом, Актриса, из тех что в театре служили, а не играли, Татарин - его предок был дворником в этом доме и Инженерша. У Инженерши была старенькая мама и двое детей, у Татарина жена и сын, а Актриса и Княгиня были одинокими.
Жили они не тужили, но чудили потихоньку каждый. Чаще всего чудил, конечно, ЖЭК - то платежки на горячую воду пришлет, в дом, где ее никогда не было; то счет за соседний расселенный дом в квиточек впишет. Чудили конторские: и жильцы уже привыкли пробираться по своему двору боком, иногда перекатываясь через капоты припаркованных машин, привыкли к еженедельной смене кодовых замков и к постоянному ремонту парадной лестницы. Ремонтировались, конечно, только первые два этажа, но зато какими они были: и мраморными с вензелями, и стальными и стеклянными, и гранитными, и из искусственного камня, сделанного под малахит.
Чудил Депутат, то есть сам он появлялся очень редко, чаще всего чудили ремонтные конторы, трудившиееся в его огромной квартире. Иногда, после особенно яростных работ, дом начинал скрипеть, стонать и покрываться трещинами. Тогда жильцы собирались, писали жалобы, звонили и... замазывали штукатуркой трещины, раскатывали на чердаке рубероид и дом затихал, замирал до следующей переделки.
Актриса чудила. Давно она не снималась, давно не играла, и пусть имя ее гремело когда-то, теперь о ней не помнили. Ну а те, кто вспоминал, был уверен, что она давно уже там, на том свете, играет другие роли. Но зато об Актрисе помнили в киностудиях. И когда для очередного сериала требовалась натура, старая московская натура, помощники режиссера уверенно набирали ее номер. Актриса ахала, охала, отнекивалась, преображалась, молодела и неслась договариваться с конторскими, с депутатом, с соседями. И вот перед домом вырастал лес срубленных веток, которые из окон смотрелись садом, в очищенном от машин дворе появлялись пролетки, всюду стояли софиты, всюду царила суета. Как тогда сияли глаза Актрисы. И не было ни одного режиссера, который не снял бы Актрису хоть в крошечном эпизодике. И Княгиню, проходящую по двору, снимали обязательно. Впрочем, при монтаже все сцены с Актрисой и Княгиней безжалостно вырезались - слишком уж хорошо играла Актриса, слишком надменной была осанка Княгини - и игра безусловно звездных актеров сериала блекла на их фоне.
Чудила Княгиня. Хотя она из всех жильцов дома чудила тише всех. Ежедневно, спускаясь по парадной леснице вниз, она останавливалась на четвертой ступеньке между первым и вторым этажом и говорила: "Здравствуйте". "Неужели вы не видите Сержа?" - удивлялась она, - "Странно, но мне он показывается почти каждый день". Конторские крутили пальцем у виска, но жильцы понимали ее, все они в свое время сталкивались с Сержем. Тощий, бледный, с пистолетом в руках, он смотрел безумным тяжелым взглядом и шептал : "Я убью тебя". Это, конечно, пугало, но... ко всему человек привыкает, привыкает и к соседству привидения. Призрак безумно влюбленного в бабушку Княгини поэта не мог оставить дом возлюбленной и после смерти. Что там была за история, разве кто вспомнит, вроде бы он пытался убить ее, и ее мужа, в результате застрелился сам, и навеки остался в подъезде.
Чудил Татарин. Чудил чисто по-русски, хотя и с национальным колоритом. Татарин пил, буянил, включал на всю громкость телевизор и яростно переживал за палестинцев. Актриса и Княгиня в это время прятались по комнатам, и лишь одна Инженерша вступала в бой. Приезжала милиция, составлялся протокол, и Татарин, глядя в круглое, рязанское лицо Инженерши с ненавистью шептал: "ууууу, жидовня". Потом Татарин трезвел, тихо ходил по квартире, извинялся перед соседями и устраивался на новую работу. Но на работе Татарин чувствовал себя настоящим хозяином, и вскоре дома появлялось куча совершенно нужных дома, и не нужных на работе вещей. Вся квартира была утыкана камерами, правда неподключенными, по углам стояли канистры с креазотом, а в огромной кладовой было семь погребальных урн. Наверное поэтому Татарин опять терял работу и уходил в запой.
Чудила Инженерша. Ее чудачества были обычными чудачествами семейной женщины. То, ремонтируя елочную гирлянду, она обесточивала весь дом, то варила сгущенку и та, взорвавшись, оставалась висеть на потолке кухни. То играя с псом в мячик, разбивала окно и все три метра стекла с мерным звоном сыпались вниз, на то самое место, где утром ставил свой мазератти владелец нотариальной конторы. То из клетки в ее комнате сбегал хомяк. Это был удивительный хомяк, просто преисполненный чувством собственного достоинства и свободолюбия, хомяк. Он отказывался жить в клетке и вскрывал замки с профессионализмом опытного медвежатника. Он даже отказывался жить в комнате с Инженершей и сбегал раз за разом. Очередной его побег увенчался успехом и он счастливо обсновался в комнате у Княгини. Пока Княгиня гуляла, он прогрыз себе уютную норку в ее матрасе и хомячье счастье было близко. Жаль, что люди так равнодушны к запросам грызунов, и доживать свой век хомяку пришлось в живом уголке соседней школы.
Единственное, что объединяло весь дом - это враги: бомжи, крысы и тараканы.
Сложные кодовые замки, бдительные охранники и мраморные лесницы отпугивали простых горожан, но бомжи... Если уж довелось бомжевать, то лучше это делать в центре города, где скамейки чистые, милиция действует в рамках закона, а многочисленные зеваки могут и купиться на лаконичные плакаты "На бухло" или "Выпью за ваше здоровье". Но когда темнеет и холодает, бомжи ищут крышу и проникают в подъезды домов в центре, туда, где можно поспать в относительном тепле и заодно сходить в туалет. Увы, нет ничего более вонючего, чем давно не мытый человек, и, когда запах начинает проникать сквозь дубовые двери в квартиру, человеколюбие жильцов кончается. Сначала на лестничную клетку выскакивает Актриса и громко возмущается. Она машет руками и ругается, но бомжи спят. Потом выплывает Княгиня и смотрит на сброд строгим взором - бомжи спят. Потом выходит Инженерша и начинает грозить милицией, но бомжи спят, они знают, что до приеда милиции еще три часа. Потом Татарин вытаскивает большой чайник кипятка, и бомжи, матерясь, начинают выползать из подъезда. Спускаясь вниз, они наталкиваются на Сержа, матерятся там уже испуганно-удивленно и уходят. Но один раз они пришли в тот день, когда в своей квартире остался ночевать Депутат. Тот молча поднялся наверх, посмотрел на спящих, передернул ствол и бомжи ушли быстро, молча и навсегда. А Княгиня расстроилась. Она шептала: "Ах, как не любит оружие Серж, быть беде, быть беде".
Второй напастью были крысы. Когда разломали соседний дом, и старые кирпичи рухнули в подвал, серая лавина вышла во двор. Оглядевшись, отряды разделились, и большая их часть ринулась к теремку. Больше всего от крыс страдали конторы на первых этажах. Солидный адвокат чесал затылок и удивлялся, как к нему в сейф смогла забраться крыса. У него был очень неприятный момент, когда при клиенте он открыл сейф, чтобы вытащить договор, а наткнулся на серую тушку. Сколько усилий он затратил, чтоб не закричать, а молча вытащить из под дохлой крысы нужные бумаги, и довести встречу до конца. Крыс травили, крыс морили, но они продолжали терроризировать дом, и все это продолжалось до тех пор, пока в соседнем дворе не открыли продуктовый магазин. Так же организованно стая снялась и ушла к новому месту жительства.
Тараканы были в доме всегда. Черненькие, маленькие, те самые, что подарили Москве булочки с изюмом. Потом их сменили воспетые Чуковским рыжие и усатые. А потом из недр канализации пришли монстры. Они были гигантскими. Они были резвыми как кони и наглыми как голуби. Их не брали карандаши и ловушки. Их не пугала СЭС. И тогда Инженерша притащила Баллон. На самом деле баллона было два и с ними ходили забугорные дезинсекторы. Но денег хватило только на один. Вечером, когда дети, животные и старики улеглись, Инженерша с Татарином облили дверь черного хода ядом и отправились спать. А среди ночи весь дом был разбужен женским воплем. Инженерша не выдержала и пришла посмотреть, как действует яд. Все тараканы дома собрались к черному ходу. Как в третьесортном ужастике дверь кишела и шевелилась от множества насекомых. Инженерша визжала и била их тапком. Утром инструкцию на баллоне перевели с помощью интернета. Оказалось, что это приманка, а сам яд был в другом, некупленном баллоне. Тут к операции подключился Депутат и тараканов наконец-то извели. В доме остался только один таракан, у Татарина. Тихими запойными вечерами, когда от Татарина уходила жена, и поговорить ему было не с кем, он привязывал к тараканьей ножке нитку и пил. Таракан убежит - Татарин выпьет "с убытием", потом подтянет таракана на место и выпьет "с прибытием".
Так и жили. А потом умерла Актриса, и оказалось, что весь дом уже давно принадлежит Депутату. Весь, кроме коммуналки. И жильцам придется съехать. Княгиня от этой новости слегла и очень быстро угасла. А Инженерша и Татарин отправились жить в другие районы столицы, поближе к МКАДу, но в отдельные квартиры. Конторы нашли себе другие места, и Депутат переделал под себя весь дом. И даже жил в нем. Вот только Серж, бедный Серж. С ним больше никто не здоровался, и тогда он стал показываться и новому жильцу. Сначала Депутат пугался наведенного на него из темноты пистолета, вздрагивал и даже вызывал священника. А потом привык и перестал обращать на Сержа внимание. Зря, наверное, может и был у него шанс увернуться от пули, если бы он не был так беспечен. Киллер был очень удивлен, когда его жертва помахала ему рукой, пьяненько хихикнула и повернулась к нему спиной. Очень удивлен, но он был профессионалом, и потому не промахнулся.
А теремок рухнул, хотя жильцов в нем вроде и не осталось.