Сократ медленно брёл вдоль подножия горы, выискивая среди красноватых гранитных валунов ростки съедобной плесени, достаточно большие, чтобы они могли послужить пищей. Его сума была уже наполовину набита, когда до ушей старца донёсся радостный детский гомон. Сократ выпрямился, прислушался, потом, приложив руку козырьком ко лбу, внимательно всмотрелся в сторону, откуда доносились крики и визг. Так и есть: к нему приближалась ватага подростков его пещеры, его правнуки и правнучки. Не чужие...
Малышня и подростки, все как один, чумазые, до черноты загорелые и совершенно обнажённые, шли плотной группкой, окружив своего предводителя - Геракла, самого рослого, сильного и ловкого в пещере паренька. Его светло-русая шевелюра торчала поверх всех остальных голов: и таких же, как у него, и чёрных, рыжих, русых...
Сократ невольно залюбовался молодёжью. Все они у него красивые, здоровые, носятся целыми днями, не зная устали, и выдумывают одну затею за другой. Недавно поймали змеебаку, приволокли в пещеру, держа её за лапы и хвосты. Зверюга, конечно, шипела и плевалась ядом, щёлкала челюстями и с леденящим душу воем пыталась всех загипнотизировать своими глазищами, но... не те у него, Сократа, потомки, чтобы подобная нечисть могла с ними справиться. Теперь она, на куске древней цепи, сидит у входа в пещеру, пряча свои головы между лап и жалобно поскуливая, как только завидит эту ватагу. А на всех чужих, из других пещер или нижних деревень, гавкает, что твой гигантский шакал, и непрошенные гости уже разнесли весть о том, что к сократовой пещере лучше не подходить близко. У них, чужаков, в обычае детей с трёх лет одевать, а вот у Сократа - с шестнадцати. И потому сократовским ребятам и девчонкам с их закалённой кожей ни яд, ни солнце, ни стрелы даже не страшны. И шеркомы на его племя ноль внимания. Ни жалить не хотят никого, ни кровь сосать.
Да, плодились бы они и размножались побыстрее... - Думал старец, глядя на своё младое племя. Может быть, семьи учредить с тринадцати? Нет, сначала проверить на ком-нибудь из них, создать пару... вот хоть, из Гелиона и Дианы, вроде бы друг другу они подходят. И если всё будет в порядке, то через пару лет снизить брачный возраст на три года. И если его расчёты окажутся верны, то через пяток лет сократовское племя начнёт прирастать на двадцать процентов в год, ещё через десять-тринадцать - на двадцать пять, а то и на тридцать!
Старик закрыл глаза, и перед его внутренним взором пробежали строчки из Последней Книги, которую ему удалось заполучить и даже прочитать, пока её не сожрал ползучий мох в мокрый сезон. 'И станет потомство твоё, как песок морской, и заполонят сыны и дочери твою всю землю, и не будет у них врагов, ибо каждое племя станет искать союза, а не вражды с народом твоим... И будут тела их наги лет до шестнадцати, и не причинят им вреда ни солнце, ни сучья, ни стрелы, ни яды гадов чудовищных потому. И не будут знать они в наготе своей ни добра, ни зла, ни похоти, ни срама, ни красоты, ни уродства, пока не придёт им пора одеть одежды взрослые. Но, и одежды одев, останутся они детьми в душах своих, и будут они как дети, к миру относиться. Тебе же, последнему читающему книгу эту, говорю - будет так, если не забудешь прочтённого и заветам сим последуешь неотступно. И придёт время, и познаешь ты, что дщери твои и сыны и с тринадцати лет понести и благополучно родить смогут - через три поколения....'.
Ватага приблизилась к Сократу вплотную, и тут же весь гомон обрушился на уши старика.
- Деда, деда, чего он жадничает! Скажи ему! - Завопила Диана, повиснув на руке Сократа.
- Я тоже хочу её погладить! - Орал с другой стороны Аполлон, дотянувшись до пояса прадеда. А совсем уж мелкая, трёхлетняя вертушка Фемида улучила момент, под шумок выудила из сумки Сократа кусок плесени и, ни говоря ни слова, отбежала в сторонку, чтобы его прикончить.
Все претензии были направлены в адрес Геракла, который стоял, удерживая в руках тварь, хлещущую его по рукам и торсу мощными щупальцами. Тварь имела серо-зелёный цвет и, кажется, была ядовита: во все стороны так и летела прозрачная слизь с резким, но не неприятным запахом.
- Кого это вы поймали? - спросил детвору Сократ, присаживаясь на тёплый, нагретый солнышком валун. - Я такой твари в краях наших не встречал ещё!
Гомон мгновенно стих, и даже самые маленькие смотрели на прадеда с раскрытыми ртами. Чтобы он, да не знал о чём-то? Не могло такого быть! Прародитель племени знает всё и обо всём: он же наследник и хранитель Древних Знаний, из тех времён, когда люди летали по воздуху, ходили по Луне, могли разговаривать, не повышая голоса, через океан, и знали обо всём на свете!
- Дед, ты шутишь, поди? - Обескуражено спросил его Геракл. Умный парень, через год ему одеваться уже, молодчина. И бесхитростен, прям, поболее других. Когда придёт срок, назначит его Сократ на своё место...
- Какие шутки, сыне, не шучу я. Первый раз такую зверушку вижу. - Ответил ему Сократ, и все тут же разошлись, расступились, оседлали рядом стоящие камни, рассевшись, как в амфитеатре, чтобы посмотреть, как дед будет изучать неведомое им существо. Может быть, он даже даст ему имя? Вот уж событие так событие!
Геракл остался один на один с дедом.
- Подойди ко мне. - Сказал Сократ. - Вот так, поближе...
Геракл остановился в шаге от старика, по-прежнему крепко сжимая в могучих руках извивающееся тело. Похоже, что невиданное доселе создание утомилось и притихло, прекратив хлестать щупальцами. Сократ вытянул руку и тронул кончиком пальца бок чудища. Оно вздрогнуло, но больше никакой реакции не последовало. На ощупь это тело было скользким и тёплым. Кожа на пальце, в том месте, где на нём осталась слизь, начала стремительно темнеть и вздуваться волдырями. Сократ ощутил сильное жжение, словно сунул палец в костёр.
- Ох, плохой яд! - Сказал он и как можно быстрее начал вытирать палец куском плесени, которую выхватил другой рукой из своей сумки. Мало того, что эта плесень сплошь состояла из сахаридов и напоминала по вкусу сахарную вату, которую Сократ пробовал в страшно далёком теперь уже детстве, так она ещё обладала и целебными свойствами. Может быть, именно из-за неё и росли его потомки с каждым поколением всё более сильными, красивыми и неуязвимыми?
Плесень от соприкосновения со слизью потемнела и превратилась в желе. Сократ нахмурил свои косматые брови. Вот ведь пакость какая! И с ужасом увидел, что кончик его пальца оголился до кости. Всё, теперь нужно кровавый корень искать, иначе с пальцем придётся прощаться. И остальным, кто соприкасался с этим клубком щупалец, не мешало бы тем корнем обтереться...
- Нехороший это зверь. - Сказал Сократ, пряча от правнуков свой палец. - И как назвать его, я не знаю ещё. Где вы его изловили-то?
- Он из ручья выползал. - Ответил Геракл. - На сушу. Так я и подумал - если на сушу лезет, так ему вреда от солнца да воздуха не будет. Вот я его и прихватил.
- А чего это оно из ручья-то полезло? - Продолжил свой расспрос старец.
- А нас увидало. Сначала, когда мы купались, подплыло и щекотало всех своими щупалами, а когда нам надоело и мы на берег вылезли, так оно за нами и поползло.
- А оно вас, часом, на дно утащить не пыталось?
- Как не пыталось? Пыталось, конечно. Да только оно так играется, поди - никого же не утащило! - Ответил деду Гефест.
- Ага! Оно слабенькое, еле-еле хватает! Гладит больше, чем давит! - Засмеялась Фемида. - Деда, а что у тебя с пальчиком?
Сократ внутренне поморщился от жгущей сейчас боли. Но для окружающих лишь улыбнулся.
- Ничего, до свадьбы заживёт. - Улыбнулся он малышке.
- Ой, а на ком ты женишься? - Затарахтела Фемида. - На мне ты женишься? Я тебе хорошей женой буду, как баба Афина!
Афина, его супруга, умерла пять лет назад. Сам же Сократ принял решение больше не жениться и детей не заводить: у его потомков наследственность была гораздо лучше, чем у него самого, схватившего в детстве изрядную дозу радиации и бывшего сейчас одним из последних представителей расы древних людей, обречённой богами на полное вымирание за жестокость и неразумность. Его же с Афиной дети, как ни странно, оказались более здоровыми и крепкими, чем они сами, а внуки - ещё крепче. Но с тех пор, как ушла в мир теней его жена, поговорку основателя рода 'до свадьбы заживёт' большинство молодёжи воспринимало буквально. Не видели они в нём недостатков, слабости, старости... Видели авторитет, ум и доброту. Не хотели понимать, глупые, что если и родится ребёнок у кого от него, так во вред племени это будет, не в пользу.
- Ну, если хорошо себя вести будешь - то на тебе и женюсь! - Как можно более серьёзно пообещал ей Сократ. - И если, конечно, я себя буду хорошо вести!
- Ура, ура! - Захлопала в ладошки Фемида. - Я теперь твоя невеста!
Старшие заулыбались. Они-то конечно, понимали, что дед шутит, но постарались при этом не обидеть малышку. Что же, её радость - как то же солнце, что дарит всем жизнь и пищу! Радость ребёнка так же свята, даже если ребёнок радуется по заблуждению своему. Главное - от души! А придёт время, она сама во всём разберётся...
Сократ задумался над поведением этой загадочной зверюги. Не просто так оно с детьми игралось. Яд, скорее всего, предназначен для почти мгновенного разложения плоти, и на дно оно привыкло тащить уже полуживую, неспособную к самозащите жертву. Просто его потомки этой зверушке не по зубам оказались. А если бы кто из старшего поколения там был? Или он сам? Подумать страшно...
Теплокровное, но на зверя не похоже. От кого же оно произошло? И как же его назвать? От имени всякой новой твари в этом новом мире теперь зависело очень, очень многое. Опять вспомнились строчки Последней Книги: 'И убоишься ты, потомок последних и предок первых, дать всякой твари имя не её. Ибо имя неверное у твари неведомой значит погибель от неё для чад твоих, а имя ей выбирай согласно пророчествам книги этой. И поступай с тварями, наречёнными тобою так, как записано здесь...'
Последнюю неведомую зверюгу он проименовал лет восемь тому назад. С тех пор ничего нового в их краях не летало, не ползало, не плавало и не бегало. Сократ уже думал, что всё, кончилось обновление, как вдруг на тебе...
'Но бойся гидр, единственно, гидр бойся! Бойся убить гидру, ибо убитая гидра непобедима. Бойся причинить зло гидре, большее, чем необходимо. Ибо, если не сможешь ты верно победить чудовище сие, то оно погубит род твой до того, как он на ноги встанет и начнёт повелевать планетой сей справедливо и разумно...' - Всплыла в памяти одна из последних страниц. Одно из самых последних пророчеств-указаний. И одно из самых туманных во всей Книге. Ну, насчёт туманности, ничего удивительного: Безымянный, когда её дописывал, при смерти уже был. Удивительно, как вообще он смог её написать. Пришёл тогда, неведомо откуда, как мертвец живой, в лохмотьях палёных и с книгою под мышкой. Очки расколотые, полбороды вместе с кожей слезло, не говорит ничего... Афина тогда перепугалась до полусмерти, а ведь с дитём ходила... С кем? Не вспомнить уже, странно, с кем... да и каким по счёту.
А этот, полуживой, вошёл в их пещеру, да и повалился возле костра, как куль. Воды попил через силу и замер. Всё, решил тогда Сократ, помер... Ан нет, не помер! Жив оказался, только не говорил ничего почти. Лишь во сне бредил. 'Горячая Зона, Горячая Зона', 'не может быть', 'это он!' - бессвязно выкрикивал незнакомец каждую ночь. А книга его была 'Из пушки на Луну', какого-то древнего автора, но лишь поначалу она такой была. Сам Сократ её читать начал, старая книга, их же совсем после Войны не сохранилось, да и до Войны они уже были редкостью... И заметил тогда: как прочитает он кусок текста - так на следующий день и нет его! Чистые страницы. А Безымянный сидит в углу, на него через очки свои расколотые посматривает, внимательно да понимающе, и ничего не говорит.
Безымянный у него месяц прожил, день в день. Сократ тогда ещё календарь вёл, непонятно зачем. Вот, и как сам молодой хозяин пещеры закончил читать книгу-то, так, что ни одной буквы в ней не осталось, её Безымянный начал читать. Откроет, посмотрит, положит. В руки не даёт. А сам-то Сократ видит - в книге после Безымянного текст появляется, сам по себе! Неделю он так её 'читал наоборот', а потом исчез. И уйти-то не мог никуда - куда уйдёшь, когда ноги отвалились от гамма-проказы! Только руками и шевелил, да и ходил под себя, за ним, как за младенцем, прибирать нужно было. А вот проснулись они как-то утром - и на тебе, нет Безымянного! А Книга на том месте, где он доживал, лежит, как новая.
Нигде тогда незнакомца не нашёл Сократ, хоть и облазил все окрестности. Как в воздухе растворился! А когда Книгу открыл - глазам не поверил. Никакого 'Из пушки на Луну', ничего подобного! Совсем другие слова... Поначалу, удивился, конечно, да особого значения не придал тому, почитал да отложил: уж больно нудно написано. А потом, как сбываться начало написанное в жизни его... И ведь закавыки какие: неправильно что сделает, не по Книге - жизнь хуже становится. Правильно, по писанному - лучше и легче. Не дурак был Сократ, сообразил, что к чему. Перечитал всю Книгу, и узнал, что лишится её вскорости, да ни слова не забудет. Так оно и вышло, в конце концов: пришёл ползучий мох, и не стало Книги. Но вся она, до последнего слова, в любой момент перед глазами его оказывалась. Повезло Сократу...
А нижние, подгорные, что в деревне жили тогда, рассказывали, что и к ним Безымянный с книгой заходил. И так же исчез. Только не месяц он у них пробыл, а неделю. Воняло шибко от него, так его в хлев положили, к скотине своей. Ну, и кормили, как собаку страшную: бросят издаля хлеба, да на ухвате мису с варевом дадут, а потом так же обратно вытянут. Он исчез, а в книге его одни проклятия оказались вперемешку с пушкой и Луной. Сожгли ту книгу деревенские от греха подальше, ещё до того, как мох пополз...
Что же, если гидра это сейчас на руках у Геракла, так что с ней делать-то? Убивать нельзя её, а победить надобно. И погубить чудовище сие нужно верно, с умом, значит. Если это гидра, конечно. А если нет? Вот и выходит: назовёшь неверно, неверно поступишь, и всё, исчезнет племя твоё.
- Да, деда, ты нарекать будешь? - Затеребила его Фемида. - Мне жуть как интересно...
Сократ обвёл взором своё племя, вернее, самую молодую его часть. Нареки! Интересно им, понимаешь! Торопыги... Ошибись он сейчас, и что из этого выйдет?
- Наречь... - сказал он негромко, и все вокруг тотчас же притихли. - Наречение, ребятки, это дело важное, оно так просто не всегда решается. Пойдите-ка вы, отпустите её обратно. Поглядим, что будет! А вот потом и скажу, как наречь эту зверушку.
- А пойдём с нами! Пойдём с нами! - Опять загомонили все.
- Ладно, пойдём! - Сказал Сократ и тяжеловато поднялся со своего камня.
По дороге он, словно бы ненароком оказавшись рядом с Дианой, шепнул ей тихонько:
- Диан, ты бы это... по дороге посмотри корня кровавого.
- Что, с пальцем беда? - Так же тихо ответила ему девчонка, внешне при этом улыбаясь, словно дед сказал ей бог весть какой комплимент. Молодец, пигалица, подумал Сократ, всё понимает...
- Да, беда. Поищи, милая...
Диана рассмеялась радостно и исчезла среди кустов, чтобы тут же появиться на верхней тропе - быстрая, как лань и ловкая, как белка. Её загорелое тело мелькало тут и там, для всех она словно бы носилась наперегонки с ветром, а на самом деле искала для старейшины необходимое зелье.
Возле ручья она с ловкостью обезьяны спланировала на лиане сверху, в воздухе ещё отпустила свою зелёную верёвку и приземлилась точнёхонько рядом со старцем, лишь чуть-чуть с ним соприкоснувшись. Сократ сразу же почувствовал, как потяжелела его сумка: Дианка умудрилась вот так вот, с лёту, запустить в неё корень. Звонко рассмеявшись, она тут же сиганула ласточкой с берега в омут.
- Ох, баламутка! - Полушутливо проворчал Сократ, прикладывая поражённый палец к корню в сумке. Боль, терзавшая его всю дорогу, слегка отступила.
- Давай, кидай его сюда! - Закричала Диана Гераклу, стоявшему с чудищем на руках на берегу.
- Ага, а если он ушибётся? - пробасил Геракл. - Я его лучше потихоньку отпущу. Не я ему жизнь давал, не мне и отнимать.
- Вот-вот! - Вставил Гелион. - Мы же не знаем ещё имени его и предназначения. Добро бы им кормиться можно было. Его ещё изучать нужно! Вдруг он убьётся, если его кинуть? Вот тебе, Дианка, хорошо бы было, если бы мы тебя отсюда кинули?
- Хорошооо!!! - Засмеялась попрыгунья. - Да только не поймать вам меня! Я вам не это... со щупальцами!
Пока Гелион разглагольствовал, Геракл спустился вниз и осторожно выпустил зверюгу в воду. 'Точно с младенцем обращается!' - подумалось Сократу. Добрые они все какие... не то, что нижние. Те из простого интереса всё поотрывали бы этой зверюге!
'И, выполнишь если записанное в Книге Последней верно, не прейдёт род твой во веки веков до скончания времён, и далее продлится. На твоём веку четыре колена сменятся, и жизнь каждого из них чище становиться будет и дольше. И после ухода твоего, оставишь если потомкам своим жизнь правильную, ещё пять колен твои прейдут. И в начале колена девятого станут дети твои могучи и бессмертны, добры и не знающи зла. И никакое зло не сможет коснуться ни душ их, ни сердец, и ничто более не сможет повредить им в мире этом. Ибо завершается ныне круг познания человеками Добра и Зла, и отделяются зёрна от плевел, и всякий род свою, им самим избранную судьбу обретает. Род же тот, что верную тропу узкую, горную, изберёт среди других родов, всяко зло сможет в добро обратить, и то, что для других погибель, для них помощь и спасение будет...'
Да, вот оно, его четвёртое колено: плещется и резвится в горном ручье, разлившемся здесь в небольшое озерцо. А зверюга, действительно, играет с ними... Сократ заметил, как животное всплыло вверх, взмахнув щупальцами, на которых не было даже присосок, начало вращаться вокруг своей оси. Дети засмеялись.
'К добру, к худу али просто так?' - подумалось Сократу. На веретенообразном теле чудища появились складки, образовавшие спиральные продольные борозды, и оно начало ввинчиваться, как бурав, в текущую перед ним воду. Через полминуты оно скрылось с глаз ниже по течению.
- Во даёт! - Раздались радостные крики.
- А куда это оно?
- Пошли смотреть!
- Деда, можно нам вниз сбегать?
Вниз, к деревне, Сократ отпускал свой 'выводок' всегда неохотно: уж кого деревенские терпеть не могли, так это пещерную молодёжь. Они, видите ли, голыми ходят! И стыда никакого нет! Срамота одна! Деревенская молодёжь швырялась в пещерную камнями при случае, так, что бывало, и до крови. А нижние жеребцы всё норовили изловить кого-нибудь из пещерных девчонок, раз уж они такие развратные, что про одежду и думать не хотят... потому при приближении к деревне молодёжь держалась кучно, да и по своей территории все ходили вместе, на всякий случай. А с такой ватагой не смогли бы справиться даже мужики из деревни. Верхние дети, уже лет с двенадцати, превосходили нижних взрослых и по ловкости, и по силе. Нижние это знали, и поэтому на рожон особенно не лезли. Подворовывали продукты, бывало, но после того, как появился у пещеры Цербер - так окрестил Сократ змеебаку - всякое воровство закончилось.
- Ладно, бегите потихоньку! Я вас нагоню! - махнул им рукой Сократ, и ватага тут же исчезла 'потихоньку', подобно молнии.
- Вот сорванцы... - пробормотал старец, вытаскивая из сумки руку с зажатым в ней корнем. Палец, действительно, здорово пострадал: на первой фаланге кожа отсутствовала начисто, оставалось лишь чуть-чуть мяса, а голая кость прямо-таки смеялась оскалом смерти. И от этого места по пальцу вниз ползла чернота, а кисть приобрела нехороший, синюшний оттенок.
Плохо дело, понял Сократ. Доживет ли он теперь до утра? Если удастся пережить такое, то проживёт ещё долго. Если нет - значит, это его последний день под солнцем. Сделал ли он, что должен был сделать и так, как должен был? Всё ли из Последней Книги осуществилось? Нет, ещё не всё... да и не сказано в ней точно, что именно он должен осуществить ВСЁ. Что-то может быть оставлено и на его потомков...
Сократ шёл, не спеша, по петляющей вдоль ручья тропке вниз, за своими пострелятами, и вспоминал, как из мира людей ушло письмо. Не совсем, конечно, его всё ещё знают, каждый в его племени умеет читать и писать, просто этим никто теперь не пользуется за ненадобностью.
Когда прошла волна ползучих мхов, оказалось невозможным найти хоть клочок бумаги - нигде, мох сожрал всё подчистую, сам рассыпавшись после этого в порошок. Тогда как раз и погибла Последняя Книга. Сам Сократ сильно горевал по этому поводу, и учил своих детей письму и чтению и на глине, и на камнях горелыми веточками и угольками... дети всё схватывали на лету, учились практически мгновенно и не забывали уже никогда. А потом оказалось, что оно им и не нужно вовсе: у внуков Сократа была уже не просто отличная, а фотографическая память, они могли вспомнить и всё, что видели, и всё, что слышали... Любое слово, в любой момент жизни, любую картинку! И если нужно было что-то рассказать, то рассказ их был прост и понятен, без лишних слов, и в то же время без недостатка данных, нужных для понимания собеседнику. И зачем, скажите пожалуйста, таким детям книги и письмо? А вот рисовали они с удовольствием: вся пещера и окрестные скалы были разукрашены так, что позавидовали бы древние музеи.
Правнуки... Эти превзошли даже внуков. Сократ был уверен, что даже маленькая Фемида понимает и может понять больше его, Сократа, родоначальника. Лет до пяти-семи они трещали без умолку, но ни одного неправильно сказанного слова или неказистого оборота речи от этих крох никто не слышал. А потом становились более молчаливыми, чем разговорчивыми. И порой Сократ замечал, что некоторые из них отвечали на его вопросы раньше, чем он их успевал задать. Телепатия? Вполне возможно...
Плохо с рукой: синева поднялась уже до локтя. Сократ натёр руку корнем, но это, кажется, уже не поможет. Средства, более сильного, чем кровавый корень, он не знал. А ведь когда-то этот корешок был обыкновенной свёклой... Как всё поменялось за последние восемьдесят лет!
Его внимание было отвлечено странным поведением ручья: вода внезапно ускорила свой бег, дно обнажилось, а потом уровень снова повысился, и течение стало прежним. Что-то случилось там, ниже пор течению - куда уплыла зверюга, куда убежали дети и где стояла деревня. Сократ прибавил шагу, но к развязке он всё-таки опоздал.
Навстречу ему, всхлипывая и размазывая по лицу слёзы, поднималась Диана. Одна. У Сократа тревожно екнуло сердце.
- Доча, что случилось? - крикнул он ей ещё издалека.
- Они все... Они все погибли! - Заревела в голос правнучка. - Все...
Вот и стал род его многочислен, как песок морской... целое колено погибло... Где же он ошибся? Сократ сел прямо на землю, а Диана подскочила к нему, села рядом, охватив его шею руками и, рыдая, начала рассказывать.
- Они как с ума сошли, когда его увидели! Подскочили, и давай в него из лука стрелять! Но стрелы их навылет проходили, а из него даже крови не лилось... Мы им говорим: не обижайте его, не вы его создали, а они нам - идите на... отсюда, обезьяны голож...е! Нас ваша змеебака достала, а теперь вы нам эту тварь приволокли, чтобы она нас к рыбе не пускала! Геракл хотел его спасти от них, но оно уворачивалось от него, ныряло, и всё к деревенским играть лезло, не понимало, что они его убить хотят... Потом оно на их берегу на сушу выползло, они подскочили и давай его... топорами, лопатами... на части! Деда, так страшно было! А потом... Потом... Пойдём, сам посмотришь, что случилось!
Сократ встал с помощью Дианы и на ослабевших, подгибающихся ногах двинулся в путь. Идти отсюда было всего ничего, лишь обогнуть излучину ручья, за которой он превращался уже в маленькую речушку, где и стояла деревня. В тишине, разлившейся над местностью, лишь изредка разносились трели цвирков, в такую жару они ленятся петь в полную силу. Сократ старался не думать о том, что он увидит. Его правнуки, его третье колено... Геракл, которому он хотел передать старшинство... Маленькая Фемида, радовавшаяся каких-то полчаса назад тому, что она - его невеста...
Показалась деревня, и на деревенском берегу Сократ увидел загорелые фигуры своих правнуков. Они ходили между домами, наклонялись иногда, что-то делали... В глазах Сократа сейчас стояла мутная пелена слёз, и он не мог понять, что же тут происходит. Но его молодёжи вход в деревню был всегда строжайше воспрещён деревенскими старостами, их присутствие даже на берегу напротив уже считалось ими святотатством и вызовом всем деревенским!
До ушей старца донёсся отчаянный рёв Фемиды, которая бежала к ним сейчас через мелкую речку, буквально бурлящую от тел зверюг - точных копий пойманной Гераклом. А за её спиной с берега ползли и ползли небольшие сероватые туши этих непонятных созданий. Ползли и шлёпались в воду.
- Деда! - Фемида прыгнула к нему на руки и заревела ещё громче. - Он целую деревню убил!
- Кто? - Сократу опять стало не по себе.
- Зверь, которого мы поймали сегодня! Там теперь никого в живых нет! Мне их жаааалкоооо! - проревела она.
Вскоре подошли и остальные, и старик выяснил, наконец, что же тут произошло.
Зверюга, которую местные изрубили буквально в фарш, оказалась более чем странным существом. Вместо того чтобы, как и положено любой зверюге после такого с ней обращения, издохнуть, она... размножилась. Каждая её часть самостоятельно скатилась обратно в воду, и тут началось вовсе невероятное. Частицы почти мгновенно вырастали до размеров 'исходного' зверя, жадно поглощая при этом жидкость. Видимо, из воды они и создавали свои тела. Река обмелела до самого дна, а потом полупрозрачные, амёбообразные звери устремились с неожиданной для всех прытью и резвостью к деревне, окружая её по всем правилам военного искусства, со всех сторон. Геракл, Гелион, Диана и все остальные пещерники сначала не понимали, что происходит, а когда поняли, было уже поздно.
Первыми погибли те мужики и парни, которые нашинковали зверя в фарш. Всюду, где на них попадали брызги крови или слизи от чудовища, тела их оголились от плоти до костей, они упали, на глазах почернели и больше уже не шевелились. А через их тела перекатывались волны... этих. Геракл, поняв, что происходит, бросился спасть деревенских, за ним - все остальные, но спасти не удалось никого. Всю деревню теперь усеивали лишь ещё тёплые скелеты, бывшие десяток минут тому назад мужчинами, женщинами и детьми. А твари, сытые и раздувшиеся от своей добычи, принявшие свои исконные форму и цвет, сползались к реке, шлёпались в воду и отправлялись вниз по течению, чтобы исследовать это новый для них мир. Никто из детей не хотел теперь с ними играть и плескаться, из-за неприятия того, что эти зверушки только что сотворили.
- Геракл, принеси сюда одну из этих тварей. - Попросил Сократ. - Настало время наречь её по делам её...
- Видя свойства твои, тварь живая, зная дела твои и хитрости твои теперь, нарекаю тебя гидрою. Да будет таковым имя твоё на земле этой до тех пор, пока не прейдёт род твой или род мой. А вы же, дети мои, запомните, и передайте всем потомкам своим правило: бойся гидр, единственно, гидр бойся! Бойся убить гидру, ибо убитая гидра непобедима. Бойся причинить зло гидре, большее, чем необходимо. Ибо, если не сможешь ты верно победить чудовище сие, то оно погубит род твой до того, как он на ноги встанет и начнёт повелевать планетой сей справедливо и разумно. Да будет так отныне!
Сократ сел на землю. Рука его почернела до самого плеча, яд гидры делал своё дело. Правнуки поняли, что сейчас произойдет и, как ни странно, были к этому готовы. Они расселись вкруг старца и приготовились слушать его последние слова.
- Как случилась война, и как погибло почти всё живое, вы знаете. После войны земля долгое время была безвидна и пуста, и лишь некоторые живые влачили жалкое существование. Но настало время, и жизнь стала возвращаться вновь. И старые звери исчезали, а их место занимали новые. Только человек не менялся внешне. Видимо, таков был замысел Творца...
Сократа качнуло, но он собрался с силами и продолжил:
- Вымерли собаки и змеи, но их место заняли змеебаки. Исчезли свиньи и ящерицы, но появились свиноящеры. Свёкла, которую раньше просто ели, превратилась в целебный кровавый корень. И таких примеров множество. А вот сегодня мы все познакомились с гидрой. Вы сейчас сердиты на неё за то, что она сделала... Но злость ваша пройдёт, рано или поздно. Гидра лишь орудие Творца, очищающее землю от людской злобы и порочности. Эти люди сами призвали смерть на свои головы, их никто не просил нападать на гидру. Они сами создали свою судьбу... Ваши тела настолько крепки, что яд гидры и нашего Цербера для вас как вода дождевая. Но ваше любимое лакомство - вот эта съедобная плесень, которая и укрепляет наш род уже столько лет подряд. А деревенские эту плесень считали отвратительной и мерзкой... Вы ходите и зимой, и летом, обнажёнными, и вам не страшно солнце, не страшны морозы. А деревенские зимой обмораживаются, а летом умирают от быстрого рака. Вы стыдитесь не своих тел или отсутствия на них одежды, а своих неправильных дел или неверных слов... Деревенским важнее было прикрыть тело, чем побороть свою похоть и злость к ближнему. Когда к нам приходят свиноящеры, мы чешем им за ухом, и они сбрасывают свои мясные хвосты. Деревенские же свиноящеров убивали, а хвосты их выбрасывали, считая чем-то поганым...
Сократ закрыл глаза и, уже ощутив, как останавливается от яда его сердце, прошептал:
- Род мой, пока добром и пониманием живёт, да не прейдёт вовеки... Берегите родителей, дети мои, берегите отцов своих от ошибок - ибо... ибо... ибо вы сильнее их... Геракл... ты старший теперь...
Последний древний человек Земли, в последний раз посмотрев на небо, закрыл глаза. Он уходил, ощущая, что успел сделать за свою жизнь всё, что мог и должен был сделать, и его труды были не напрасны. И на сердце его было спокойно, светло и радостно.