Он нырял самозабвенно, не боясь, открывал глаза под водой, - солнце пронизывало сине-зелёную толщу своими лучами, и в лагуне от него удирали стайки медуз. Это был последний день, он знал, что больше не увидит это море, это солнце, этот сияющий белый песок, но будут другие небеса и другие страны.
Он любил море - любым. В шторм он мысленно с почтением склонял перед ним голову. Ясными днями - с уважением смотрел на беспрерывно катящиеся волны, которыми море напоминало о своей таимой мощи.
Над головой распахивались ветру паруса.
Дома - ждали родные туманы, радостный смех, холод надвигающейся зимы, и палящее солнце с пальмами казались сном. Отец, - пожилой доктор, - курил трубку и, посмеиваясь, отвечал на его восторженные рассказы, что слишком стар для больших путешествий.
Он не был похож на отца. На мать. На сестру. У него была смуглая кожа и чёрные прямые волосы.
Вечером ему принесли письмо, - он удивился, потому что не ждал известий. Прислуга сказала, что письмо дожидается его уже больше месяца, он сосчитал: да, в это время они уже пересекали Атлантику и шли домой.
Он вскрыл конверт. Бумага была странной, похожей то ли на старинную, то ли вовсе на ткань. Быстрый твёрдый почерк покрывал весь лист, как будто автор торопился или боялся, что его прервут, но английские слова всё же были чёткими.
"Дорогой Эдвард!
Прости мне это письмо. Я не сразу решился писать тебе, даже когда узнал всё. Я узнал тебя. Нет, не бросай письма, прочти. Да, я знаю, что ты скажешь: нет, невозможно... Возможно. Я узнал тебя, точнее - я узнал в твоих чертах, в твоих глазах облик той, кого любил, и кого у меня отняла безжалостная рука судьбы. Я встал на путь мщения, ты знаешь об этом, - я упустил этих троих, и профессор Аронакс предал гласности свой плен..."
Эдвард медленно опустил лист, кровь прилила к щекам. Капитан Немо? Пишет - ему? Не может быть, это какой-то глупый розыгрыш. Кто-то жестоко пошутил над ним, над его страстью к морю, к путешествиям... Кто-то считает его ребёнком, способным попасться на такую удочку.
Он хотел было бросить письмо в камин, но перед глазами мелькнули слова - просящие, требующие...
Он подумал, что его никто не видит. И даже если это чья-то шутка, то нужно дочитать - хотя бы для того, чтобы попробовать понять, кто её автор.
"...предал гласности свой плен. Твой отец - о, как бы я, никогда не склонявший ни перед кем головы, хотел бы упасть перед ним на колени! Он поистине должен называться твоим отцом: он спас тебе жизнь там, в руинах дворца. Так вот, ты спросишь: как возможно, что я узнал тебя? Нет, не только глаза... у тебя шрам на горле, а я знаю, как убили моих детей... как убивали моих детей. Твой отец, - я повторяю это имя, он имеет на него полное право, - пришёл в пылающие руины и среди трупов обнаружил того, в ком ещё теплилась жизнь. Он совершил чудо, и те, кто служил вместе с ним, помнят это."
Эдвард невольно коснулся шеи. Да, шрам. Когда он спрашивал отца, откуда он, тот отшучивался. И да, он служил в Индии во время восстания сипаев. Это правда. Как же кто-то красиво сложил эту историю... как в романе.
"Он увёз тебя в Англию, и Англия вырастила тебя. Я должен быть благодарен ей за это... но не могу. Прости. Я не буду вмешиваться в твою жизнь, я не хочу разрушать тот мир, который живёт и дышит вокруг тебя. Пусть будет так, как решила судьба. Но знай: если когда-нибудь душа потянет тебя не только в море, но в Индию, - это зов крови.
Твой отец - капитан Немо, принц Даккар."
Эдвард потянулся за конвертом. Адрес... и больше - ничего. Некому отвечать. И "nemo" значит - "никто".
Ему вдруг страстно захотелось, чтобы это было правдой.