Когда мне исполнилось семь лет, я заболел скарлатиной и несколько недель провел в постели, всерьез опасаясь превратиться в Пруста, в тот период его жизни, когда он впервые стал держать путь по направлению к Мезеглизу. Длинными зимними вечерами, отложив книгу, я смотрел, как медленно опускаются снежинки на подоконник. В ветреную погоду шапки фонарей раскачивались словно маятники перемещая световой круг на снегу, кружила вне него герметическая ночь и морозный, ядовитый для меня воздух, жадно терся о стекло, словно вампир. Мне было необычайно грустно в те дни и эту грусть невольно множила мама, появляющаяся на пороге моей комнаты в десять часов вечера - "тушить свет". Она целовала меня в щеку, проверяла надежность одеял и плотно подтягивала шторы, так что фрагмент улицы, занимавший большую часть моего внимания исчезал. На столике оставался горячий морс из черной смородины, который моя мать почитала как панацею и с этим запахом я с трудом засыпал, давая в иные дни, вылиться меланхолии несколькими горячими струйками.
***
Состояние мое не сильно улучшилось и ко дню рождения. И уныние, было совсем поглотило меня, но тут в доме хлопнули двери и в низу зашумели, кто-то топтался в прихожей и целовался крепко в засос. Через несколько длинных минут дверь отошла и на пороге моей комнаты, вместо ожидаемого доктора, очертился дедушка с хитрой бестией в излучинах глаз.
***
На следующий день, когда все ушли в город, дед поднялся ко мне и присел возле кровати. Я смотрел на него, он битый час на меня, кашлял и сказал восемь раз "кхе".
- Дед... расскажи чего-нибудь, - самым жалостным тоном, потянул я болезненным голоском из-под перин. На что старик, шмыгнул носом, воровато осмотрелся и спросил "про чего ж?". Мне было все равно, он мог рассказать хотя бы о давней командировке в Челябинск или вспомнить веселые истории из студенческой жизни, пусть хоть анекдот (так я тогда тяготился одиночеством). Мне было все едино.
- Ты ведь много прожил, - продолжил я шантаж, наверняка что-то интересное в твоей жизни должно было статься?
***
Глаз деда затуманился, словно он силился вспомнить что-то далекое интересное, что почти забылось. Откашлялся и положив руку на сердце (и я ощутил тяжесть широкой его ладони своей тонкой грудью).
***
"Это случилось очень давно, когда я еще был молод. Моложе твоего отца; таким, каким вскоре будешь и ты, когда подрастешь и получишь образование.
***
В то время мы, недавние студенты, только и делали, что шлялись по улицам одного провинциального городка, название которого тебе, мой мальчик, ровным счетом ничего не скажет. Мы читали книги; устраивали, свои непонятные для горожан, потехи; занимались, впрочем, безуспешно, музыкой и живописью и с некоторого расстояния, мы были похожи на наивную провинциальную труппу актеров, решившуюся в шутку изобразить богемную жизнь, кипевшую в те времена и в мегаполисах не так чтобы очень. Но игра эта оказалась серьезней, чем мы предполагали и она засосала многих из нас, исключив из жизни социума некоторым, иногда и весьма неприятнейшим образом. Иными словами, сынок, - мы стали маргиналами. И единственное счастье, озарявшее нас, было счастье, пришедшее от нас же самих. И, сказать по правде, до нас никому не было дела, разве что только милиции.
***
Примерно в то время и явилась идея миграции. Все когда-то мечтали иммигрировать в Голландию, и если кто не мечтал поселиться в этой, устроенный на современный лад сказке, насовсем, то непременно предпочитал увидеть себя в ней туристом практикующим в cafeshop'e ориентальные сладости. О предстоящей миграции мы могли рассуждать часами, воображая невиданные страны, необыкновенные путешествия на манер сочинителей счастливых легенд. Только вместо танжериновых аллей, нам грезился Амстердам - с его улочками и каналами; и мечты уводили нас так далеко, что иногда явь оборачивалась сном и мы, попадая в нехитрую ловушку бреда, угощались наисладчайшей из травок, что имеется в меню любого уважающего себя кафешантана.
***
И когда мы залучали в свою компанию туриста, возвратившегося с земли обетованной, все мы присасывались к его рассказам, словно путник, нещадно терзаемый жаждой к мутному истоку. Угощая русским ("беспонтовым", по их мнению) планом, лишь бы услышать от паломников слова укрепляющих нашу мечту об Обетованной Стране, где люди живут точно в Эдеме, мы не могли разуметь от чего им пристало вернуться.
***
Мечтам нашим суждено было сбыться. Весной новой эры, каждый из нас получил новый, хрусткий как соевое печенье иностранный паспорт. Один вырулил денег, другой замутил четыре визы и вот в праздничном настроении нас оторвал от бетонки Шереметьево 2 небесный Ту и понес над облаками, харизматически, как мощный приход.
***
В Амстердаме меня уже поджидала моя фиктивная женушка - 32 летняя Танечка, оплакивающая около года своего коренного мужа - успевающего менеджера электрического салона.
***
По прибытии в Амстердам пришлось улаживать формальности и в ожидании процедуры получения гражданства, свободные и счастливые мы шлялись по красивым улочкам такого древнего, но очень и современного городка.
***
Особенно нам полюбилось одно место, где наряду с марокканской пылью подавали турецкий кофей и музыкальный инструмент, издающий при вращении ручки чарующий скрып, очень красивый, когда ты с утра цедишь жирные косяки и кальян. Самый опытный из нас взял пыли "про запас", - так он сказал и молча отвинтил заднюю крышечку карманного фонарика толщиною в мизинец, - крышка оказалась с потайным дном и, глядя на наши перекошенные удивлением лица, воткнул в потайное местечко добрый грамм сей ароматной мастики.
***
Вскоре зажглись изумрудные цепочки ночных фонарей и завороженные мари-хуан’овыми леями, страннозвучиями незнакомого говора, пестрой полупризрачной толпой праздных европейцев, мы бродили по вечернему городу следуя хаотическим переплетениям электрических симулякров.
***
Вдруг наша стайка встрепенулась. Кто-то, не помню уже кто, сумел рассмотреть в толпе парочку русских ментов. И не прошло и половины часа, как, смутившись сего мерзкого призрака, наша кампания ретировалась от места коллективной галлюцинации как можно скорее на более безопасное расстояние. Трава, да будет тебе известно внучок, обостряет все чувства. Быстрый шаг, перешел в полубег, вспышки параноидального страха влекли нас по незнакомым кварталам, мелькали арки и каналы, проносились неоновые вывески увеселительных учреждений. Мы бежали теперь еще раз от того, от чего уже раз убегали. И бесконечный этот наш бег, закончился вдруг так же случайно.
***
Мы неслись по затененному, не слишком людному переулку, как вдруг в лица нам ударило знакомое "стой" и точно вкопанные мы замерли на месте, поддавшись русской привычке. Переулок перекрыли два заправских, абсолютно всамделишных мента, в привычной мышиной форме и бычьей конфигурацией черт. Только минуты потребовалось им, чтобы вывернуться из липнувшего к правому полушарию гиперпространству удивления и сомнения, которое охватывает всякого привыкшего к норову русских просторов. Но, обладая волевыми и интеллектуальными ресурсами, которые воспитывали в работниках внутренних дел в течение всего многомесячного курса опытные педагоги, видно было, как под лицами милиционеров начинаются включаться профессиональные навыки, приобретенные словно рефлексы. В каком-то страшном и нелепом кошмаре мы застыли против друг друга.
***
Первыми из клинча вышли менты. Откашлявшись и давя сердцем абсурд и смущение, они с заправским видом принялись проверять у нас документы, точно так же как это происходит на тротуарах Москвы.
- Все вроде в порядке. - признался один из ментов и отдал нам часть паспортов, которые они разделили поровну.
- Обождите-ка минутку, - до чего-то докопался второй и сделал бровями ласточку. - Постойте-ка молодые люди. Но у вас ведь Московская прописка.
- Так оно и есть командир! - Съязвил один из нас и сплюнул на бордюр глянцевую соплю.
- Но ведь это не Москва! - Заключил логично мент и про себя обрадовался этому открытию.
- Угу. - Мрачно согласились мы с ним.
- А где тогда Ваши билеты? - Вежливо, как присуще всем московским милиционерам, воспрошали менты.
В тот злополучный день, у нас не оказалось авиабилетов при себе, как ни выворачивали мы карманы.
- Это административное нарушение. - Отрезали эти сумасшедшие и, чувствуя себя не слишком здоровыми, мы направились вслед за покачивающимися на ходу спинами стражей порядка.
***
Картина сумасшествия легко и непринужденно стала раскрываться перед нашими глазами. В дверях какого-то казенного здания, нам на встречу показалась еще парочка московских ментов. Произошло церемонное пожатие рук и разглядывание добычи, то есть нас.
***
Ни на минуту я не верил в происходящее. Но картинка не исчезала, и мои друзья участвовали в ней, и, похоже, разделяли все в тот вечер с нами происходящее.
***
Целую вечность мы преодолевали пролеты лестницы. Миллионы ступенек прошло под моим почти остановившимся взором. И самый ушлый из нас хитро подмаргивал всем остальным, говоря де: что нет худа без добра, и что особо докопаться, кроме прописки, до нас не за что, - план они уж точно никогда не найдут. Это немного успокаивало. Навстречу попадались самые разные муниципалы - от толстых участковых, до крепконогих headliner'ов - чья ядреная харизма разила правонарушителей наотмашь, где ни будь в Сан-Диего. Пять пар шагов по коридору и дверь распахнулась - это знакомое по юса-муви помещение для допросов.
***
Менты расположились по одну сторону стола - мы сели на жесткие стулья по противной грани. Сумка каким-то естественным образом оказалась в центре и тот мент, что просек нашу прописку, звонко развел "молнию" - выплеснув на гладкую крышку стола все содержимое: майки, белье, черный пинал etc. Не испытывая сомнений он откладывал все предметы в сторону, пока не наткнулся на карманный фонарик - фиолетовую трубочку из пористого пластика, светящуюся с одной стороны. Поддев фонарик пальцем, он поднес его ближе к глазам, под свет лампы и уверенно принялся сворачивать крышку. Легкая тень пробежала по обескураженному лицу самого ушлого моего приятеля, коснувшись своими крыльями и нас. Мельком глянув на батарейки, он отправил их к остальным вещам и сковырнул ногтем второе дно тыльной крышечки, опустив на стол плотный шарик самой лучшей пыли, какую мы когда-нибудь курили в своей жизни. Ушлый сделал большие глаза, икнул и продолжал икать часа еще три после того.
***
Мент глянул на напарника и тот символично качнул головой, обозначая восхищение.
- Ну и дальше чего? - Разрезал всю эту мистику, как острым лезвием Самый Ушлый и мы встрепенулись. - Это ведь не Москва. Это Амстердам! - Закруглил свою мысль Ушлый и невинно вытаращился на ментов. Один из них куда-то исчез, но вскоре вновь объявился, прошептал второму, сторожившему нас все это время, что-то на ушко и в обратном порядке, словно пленку сматывали вновь на рулон, они упаковали сумку и проводили до выхода. По дороге, узнав в нас земляков и поведав нехитрую историю о Семинаре, устроенном в Амстердаме профсоюзом полицейских служб.
Не помню, в какой момент голос дедушки стал растворяться в тех наплывающих картинах, постоянно смешивающихся в моих сновидениях в необъяснимую многоуровневую реальность с витиеватым "ходом" времен, но кажется, на следующее утро я проснулся бодрым и здоровым, благодаря маминому морсу из черноплодной смородины.