Примечание: фанфик, написанный для Essy Ergana, на Secret Santa Challenge
Sayonara Татсуми.
Ты знаешь, только пустота
Меня терзает, словно из луны
Течет невидимо кровавая вода,
Лишая мир заветной тишины.
Кровь согревает мне ладони и обнажает все то человеческое, что еще осталось во мне. Горячая, бордовая жидкость из моих запястий вниз.
Кап, кап, кап...
Мне странно видеть, как на полу образовывается небольшая красная лужица. Но ведь именно этого я хотел. Я смотрю на нее, не веря, что это все вытекло из меня. Грустно, но умирать не хочется, да я и не способен умереть. Столько всего случается с людьми, а я жив...
Кап, кап, кап...
Я считаю капли и жду... Чего? О, я знаю, чего ждать...
Четыреста...
Я смотрю на то, как плещется боль в глазах моего отражения.
Странно, разве глазам может быть больно?
Кап, кап, кап...
Он влетает в мою комнату, и кислый запах крови вмиг сменяется его ароматом ...
-Почему опять? - это даже не слова, лишь вздох. Он знает "почему", слишком хорошо знает, но, если ему это нужно, я отвечу на его вопрос. Еще раз...
-Я хотел убедиться, что моя кровь красная, ведь у людей именно красная кровь,- мой голос звучит странно: эхо умножает мои слова, придавая им не только новое звучание, но и новый смысл...
Он плачет, я вижу его слезы, они капают на пол в лужицу из крови...
Кап, кап, кап...
Он плачет и перевязывает раны на моем запястье какой-то тканью. Зачем? Мои раны без всякой перевязки заживают за несколько секунд: для того, чтобы маленькая, бордовая лужица появилась на полу, я ранил себя сотню раз...
-Цудзуки, - очень тихо шепчет он, беря в руки мою испачканную кровью ладонь. Я не отвечаю ему, но не потому, что не хочу, просто не могу говорить с ним, не глядя на него. А сейчас я, не отрываясь, смотрю на темно-бордовую жидкость, еще полчаса назад бывшую моей кровью. Странно, разве моя кровь красная?
-Цудзуки, - повторяет он, я знаю, что он не уйдет отсюда, пока я не поговорю с ним или хотя бы не посмотрю ему в глаза.
Очень медленно я поднимаю голову, чтобы видеть его: он рядом, обнимает меня за плечи. Как же он прекрасен сейчас, когда мрак моей комнаты нарушает лишь лунный свет, проникающий в окно. Как же он прекрасен, и я ловлю себя на мысли, что хочу всегда видеть его только при таком освещении, сиянии красной луны.
-Мне холодно, - шепчу я, и это правда: остывшая кровь больше не греет меня. Это правда, и он знает, какой помощи я жду от него.
Он молчит, когда несет меня в другой конец комнаты, чтобы положить на кровать, молчит, когда его теплые руки расстегивают пуговицы на моей рубашке, молчит, когда я пытаюсь помочь ему самому раздеться. И только, когда его горячие губы находят мои, одно слово...
-Цудзуки...
Мне нравится, как он произносит мое имя, он знает это, в одну из таких вот ночей я сам сказал ему.
-Цудзуки, - лишь в такие мгновения я чувствую себя человеком, мое имя - это все, что осталось во мне человеческого.
Его поцелуи, его прикосновения, его любовь, иногда мне кажется: это все, что мне нужно. Иногда это действительно так...
Он так нежен со мной, я растворяюсь в его нежности, принимая ее внутрь себя вместе с его желанием. Он нарочно мучает меня, двигаясь медленно, почти неуловимо, он хочет, чтобы я просил его, хочет услышать мой голос и свое имя, произнесенное мной.
Но я молчу, произнести его имя - значит признать его право на такие вот ночи, как он когда-то признал мое.
-Цудзуки, - он смешивает мое имя с поцелуем, и наслаждение одновременно обрушивается на нас...
Несколько минут мы просто лежим в объятьях друг друга, и я наслаждаюсь теплом, которое дарят мне его руки, но уже через мгновение он отстраняется и встает с постели: я не пытаюсь остановить его, он никогда не остается на ночь, он знает - мне это не нужно...
Я рассматриваю его, когда он одевается: его грудь и рубашка испачканы моей кровью, темно-бардовые пятна практически светятся в сиянии красной луны, создавая впечатление нереальности всего происходящего, смешивая грани возможного и фантастичного, сковывая льдом мое сердце...
Перед тем, как уйти, он как обычно оглядывается, он еще не успел одеть очки, и меня завораживает синева его глаз, наверное, такого цвета должна быть моя кровь...
-Цудзуки... - он хочет, чтобы я ответил, чтобы попрощался с ним, но я лишь пожимаю плечами и закрываю глаза. Он уходит, и мне холодно.
Слезы катятся по щекам, и я удивляюсь, почему, касаясь моей кожи, они не превращаются в лед, в маленькие бордовые льдинки.
-Sayonara, Татсуми, - шепчут мои губы очередную ложь, потому что я знаю: все снова повторится, как было уже сотни раз до этого...
Я так и не смогу заснуть в эту ночь, но все равно закрываю глаза, я не открою их, пока мою комнату освещает красная луна, и только, когда первые лучи рассвета коснутся моих век, я осмелюсь "проснуться".
При свете солнца застывшая кровь на полу кажется мне черной, я стираю ее той самой тканью, которой он перевязал мне запястье: хоть для чего-то пригодилась моя перевязка.
А дальше все как всегда: убрать кровать, попить чаю, одеться и на работу, все как у обычного человека. Все как всегда, и я улыбаюсь.
****
В офисе было относительно тихо: шэф ныл про невыполненную работу, Ватари как обычно что-то придумывал, Татсуми перебирал какие-то бумаги, а не выспавшийся Хисока ждал Цутзуки.
-Твое пирожное на столе, Цудзуки,- отозвался готовый ко всему Ватари.
-Ой, спасибо тебе, Ватари, - Цудзуки был похож на верного пса, получившего заветную косточку, съев которую, он был готов даже на работу. - Что у нас на сегодня, Татсуми?