Аннотация: Giant Killing. Пэринг: Гото/Такеши Таймлайн: Англия, до основных событий сериала. Некоторое АУ, ООС, POV персонажей, ангст
Каждая игра была схваткой для игроков. Каждый раз они выходили на поле, словно делали шаг в смертельную битву, в которой поражение подобно смерти, а смерть и есть - поражение.
Для тренера каждая игра тоже была схваткой, но и вне игры он постоянно вынужден был сражаться - с другими тренерами, с игроками, не желающими меняться и думать, с самим собой, наконец. Сражаться - чтобы двигаться вперед. Принц мог царить на поле, но король - а тренера всегда можно сравнить с правителем - король должен царить везде. И Тацуми целиком и полностью оправдывал это. Тацуми вписывался в эту схватку так органично, что всегда был и оставался ее частью, и иного места, кроме тренерской скамьи за ним и представить было сложно. Да и мало кто знал его в прошлые времена как нападающего. Ныне и навсегда он был тренером, и сам вполне был доволен собственным выбором.
Ровно до того момента, пока снова не увидел эту морду. Морду, которую в одном из небольших лондонских пабов увидеть не рассчитывал никогда. Вообще никогда не рассчитывал увидеть. Какого черта этого парня принесло в Лондон - этот вопрос в изрядно охмуренное алкоголем сознание не проник. Зато проник другой и звучал он примерно так:
- Какого черта?!
Это когда его попытались вытащить из теплого и уютного паба и отобрать заветную кружку с пивом. На помощь болельщиков и изрядно перебравшей на тот момент команды можно было не рассчитывать, но и просто так сносить подобное обращение Тацуми не мог. И дело ведь было не в холоде или бесцеремонном обращении. Дело было в пиве!
- Оно же было дармовым, ты, крокозябр!!!
Офигение на знакомой морде доставило Тацуми непередаваемое удовольствие, слегка подпорченное тем обстоятельством, что Такеши все никак не мог вспомнить, откуда же он эту морду знает. Морда, впрочем, быстро пришла в себя и решила взять все в свои руки. В том числе и его, Тацуми. В прямом смысле, кстати. Просто Такеши вдруг почувствовал, как его поднимают в воздух и вскидывают на плечо. Перед глазами завертелась и закачалась земля, а потом его банально вырвало. небольшое моральное удовлетворение принесла мысль о том, что рвота вполне могла испачкать мордин костюм...
А вот утро было вполне себе под стать завершению вечера. Ну правда, похмелье - это вам не шутки. Тем более, что в этом баре всегда было чертовски хорошее пиво, а в этот раз хозяин решил его еще и не разбавлять. Короче, башка напоминала огромный колокол, в который постоянно колотили молоточками. Дело усугублял неприятный женский голос, приглушенно что-то выговаривавший кому-то в соседней комнате. Вставать не хотелось распрозверски, но таки пришлось. Ибо надо было добираться домой хоть как-то.
В соседней комнате картина наблюдалась довольно поучительная. В кресле в брюках и свободной полурасстегнутой рубашке навыпуск сидела та самая морда и в наглую тянула минералку. Такеши при виде подобного как-то сразу ощутил, что во рту у него несколько пересохло - и это мягко говоря. Морда изображала внимание к молоденькой, слегка растрепанной девушке стем самым противным голосом, так похожим на пилу в действии. Окинув ее взглядом, Такеши решил, что девушка могла бы быть вполне себе симпатичной, если бы хоть немного следила за своей внешностью и обладала более мягким голосом.
О, этот голос! Такеши поморщился и потянулся за минералкой.
- Тацуми-кун! Ты проснулся. Как ты себя чувствуешь?
Морда пришла в движение. Тацуми плюхнулся в освободившееся кресло и принялся наблюдать. В конце концов, принесенное обезболивающее было вполне себе к месту. И лишь спустя пару-тройку минут Такеши задал самый умный вопрос из пришедших сейчас в его больную голову:
- Ты кто?
Ну, а что еще он мог спросить, собственно? Японцы в Англии были не так чтоб очень редкими гостями, тем более в Лондоне, однако же и не настолько частными. А тут еще и явно знакомый старый. Старый - ибо сколько лет назад он смотал удочки из Страны Восходящего Солнца, он и сам сейчас с трудом припоминал. так что оставалось ждать ответа, который он и получил - словно камнем поо голове долбанули. Потому что этот дядя присел рядом с креслом на корточки, встревожено так в глаза заглянул и представился:
- Гото.
И вот тут Такеши начал понимать, что отмечать столь восхитительный проигрыш в финале ему больше явно не придется. Потому что он вспомнил, где раньше видел этого человека. Иттю.
Ксо...
А потом были несколько часов в номере, и долгий разговор - не по-душам, но достаточно откровенный, и выставленная отсыпаться Юри-тян. Такеши вспомнил этого парня, когда притихла головная боль и мозги снова начали функционировать относительно адекватно. Гото просил вернуться в Японию и снова работать на Иттю, ведя команду к победе уже в качестве тренера. Такеши ничего не отвечал, потому что не хотел возвращаться и ему было все равно. Все равно, что будет с командой. Все равно, что будет с Японией. Ему вообще все это было фиолетово. Гото убеждал, уговаривал, умолял, а Тацуми слушал и вспоминал, как тогда, несколько долгих лет назад, уходил из команды, и как ненавидящие и презрительные взгляды прожигали спину. Даже Муракоши так смотрел. Впрочем, это-то как раз Такеши не удивляло совершенно. И только этот самый Гото смотрел по-другому, а как - Тацуми тогда было плевать. Да и сейчас вот тоже.
Но тренером стать он согласился. И вернуться согласился.
Потому что тогда - ОН смотрел по-другому. И не его Тацуми Такеши хотел бы увидеть перед собой на коленях, униженно вымаливающим прощение. Не этого некогда паренька, а ныне - мужчину. Не этого...
Впрочем, согласился только в душе. А вот говорить об этом Тацуми не спешил, наученный горьким опытом собственной жизни. Хотя бы потому, что было нечто, беспокоившее его гораздо сильнее проблем, которые безусловно повлечет возвращение в Японию, в тот самый Восточный Токио, из которого он бежал много лет назад. Он так и не смог разобраться, что же было в том взгляде, которым провожал его Гото тогда.
Интуиция подсказывала, что решать это надо до поездки. Просто потому, что потом у него уже банально не будет времени.
Гото смотрел вслед такси, увозящего единственного человека, который был для него важен с тех пор, как умерли родители, и принимал пронизывающий ледяной ветер с Темзы как благословение. А перед глазами стояли те дни, когда они впервые встретились в заштатном клубе второго эшелона лиги юниоров.
Как же они тогда были молоды, наивны и веселы! Тогда они умели мечтать. Сейчас этого так не хватало - этого самого умения. Мечтать, стремиться и верить. Впрочем, наверное, мечтать и верить разучились только они - а Тацуми... он остался прежним. И, оставаясь прежним, сумел вновь оседлать коня собственной судьбы. Дважды падая, Такеши поднимался трижды. Так было всегда.
Да, Тацуми всегда был таким. И заражал всех вокруг этим духом, ведя за собой - вперед, к победе.
Гото думал, что его - такого - невозможно не любить. И здесь, в этом чужом и холодном городе, на пронизывающем ветру - ему было тепло от воспоминаний.
Когда он впервые увидел человека, которому пророчили судьбу лучшего нападающего Токио, он не заметил в нем ничего особенного - просто очередной паренек, возомнивший себя гением. Сколько уже было таких! Гото играл год, и считал тогда себя уже достаточно знающим, чтобы судить и делать выводы. Но призванием Тацуми Такеши было походя рушить любые расчеты. Он и тогда это сделал - и ИТЮ вдруг как-то сам собою оказался в первом легионе - пусть и только на двенадцатом, последнем, месте. но они продолжали побеждать - и единственным, кто дарил им победу за победой, был Тацуми. Команда верила ему и едва ли не молилась на этого странного парня.
Гото тоже молился. И не мог отвести взгляда от лица их форварда, когда тот голы забивал или прорывался сквозь защиту. Он всегда смеялся. Всегда наслаждался игрой - любой игрой, и проиграв, смеялся не менее счастливо, чем когда выигрывал.
Он был странным. Его не понимали, но он был гением, а они все с придурью. Сойдясь на этом, команда сплотилась вокруг своего собственного гения еще теснее. А Гото смотрел, смотрел тогда - и не мог отвести взгляда. Он смотрел - и он единственный, наверное, из всех замечал эти взгляды и легкую грусть в карих глазах, когда Такеши смотрел совсем на другого человека. Гото было грустно, хотя тогда он и не отдавал отчета своим чувствам. Он просто старался быть рядом, поддерживать и помогать. Да что там, он хвостиком ходил за форвардом, предугадывал его желания и поступки, никогда не путался под ногами и в то же время умудрился стать почти что другом. По крайней мере, он был единственным, с кем Тацуми разговаривал чуть более откровенно, чем с другими. А большего Гото было и не надо. Они были замечательными друзьями - пусть и не в совсем обычном смысле этого слова. Их объединяла любовь к футболу, а еще Гото восхищался товарищем - и был твердо уверен в этом.
Когда он осознал, что в его чувствах к другу есть нечто большее?
Быть может, это было тогда, когда как-то утром он увидел Такеши одиноко стоящим посреди раздевалки, опустив руки и с горькой усмешкой на обычно веселом лице? Или это было позже, когда Тацуми уходил?
Никто не понимал этого решения. Да, его пригласили играть в Европе, но это не было...причиной. Это было лишь поводом, и, наверное, лишь Гото догадывался об этом. Остальным было плевать на причины и поводы. Они заклеймили Тацуми как предателя и забыли о нем. Провожал его тогда лишь Гото, и в аэропорту Такеши хлопнул его по плечу, пообещав прислать открытку и пару сувениров. А он - также, как и теперь - стоял, дурак дураком и смотрел вслед, осознавая, что это прощание - оно навсегда. Тацуми Такеши больше никогда не вернется. И сердце рвалось птицей вслед, за самолетом, да только крылья людям не зря не даны...
- Гото-сан, вы простудитесь.
Юрико, как всегда, была не к месту и не ко времени, но сейчас мужчина был даже благодарен. Его слишком затянуло прошлое, которое невозможно было возвратить. Они все жили в настоящем, и в настоящем Тацуми Такеши был в одном с ним городе, общался с ним, как с незнакомцем, и совсем не помнил об их дружбе. Гото было больно, но он давно не был двадцатилетним пацаном, каким был тогда. Ему было тридцать два, и он прекрасно умел держать себя в руках. Потому он улыбнулся помощнице и завернулся в принесенный ей шарф по самый нос.
- Ты права, Юри-тян. Ну что, главное, мы его нашли. Теперь осталось уговорить.
- А он нам правда так нужен?
- Поверь, без него у нас нет ни малейшего шанса...
А пальцы в кармане пальцы почти бессознательно гладили открытку четырехлетней давности...
- Вот же принесло на мою голову...
Ворчание длилось уже добрых два часа, и сопровождалось полным спектром гримас - от презрительной до мученической. Ну и правда, этого мужика он помнил весьма смутно даже сейчас, когда проспался и более или менее восстановил в памяти события почти шестилетней давности. Кажется, тогда они были довольно хорошими приятелями, да и этот Гото был единственным человеком, не презиравшим и не проклинавшем его, когда Такеши покидал Японию. Обижать его как-то не хотелось, но ехать обратно не хотелось тоже.
Тацуми откровенно подвис. И даже вроде бы уже принятое решение не мешало разрываться пополам между двух этими противоречивыми желаниями. Впрочем, откровенно говоря, он действительно решил все - и просьба Гото была лишь неплохим поводом сохранить лицо при возвращении в страну, в которую он поклялся не возвращаться. К людям, которых он не то чтобы не любил, но точно недолюбливал. Наверное, именно Гото был тем единственным человеком, который мог дать ему этот самый повод.
Нельзя всю жизнь оставаться трусом, избегая решать свои проблемы самостоятельно.
Но ехать все равно не хотелось.
Когда на следующий день Такеши увидел эту самую морду по имени Гото на тренировочном поле, он только закатил глаза и ничего не сказал. Однако когда морда стала постоянным его спутником, тут Такеши готов был взвыть. Причем даже поход в бордель не отбил у морды желания таскаться хвостиком следом. Через неделю Тацуми готов был лезть на стенки ил перекусать всех и вся. В результате чего он стал язвительным и резким, и команда буквально выла в голос, однако послушно следовала совершенно зверским инструкциям, покорно тренируясь на зимнем поле.
Но когда счет пошел на вторую неделю, терпение Такеши достигло своего предела.
- И чего тебе надо, а?! - Возопил тренер, когда Гото провожал его до дома, как повелось в последнее время. И разумеется, Такеши прекрасно знал, чего нужно его бывшему приятелю, да вот незадача: на носу была серьезная игра, битва за Кубок, финал, в котором его команда должна была играть против сборной Англии, и отвлекаться - а тем более уехать, Такеши не мог. Он был тренером, и этим было сказано абсолютно все.
А Гото тоже остановился, и согнулся пополам традиционным поклоном, и Тацуми ощутил, как скрипят чьи-то зубы - и с удивлением осознал, что это - его собственные сжатые зубы. Как же он ненавидел эти склоненные головы, эти поклоны, эту гребанную вежливость и церемонность, за которой так часто прячутся острейшие кинжалы, и люди, готовые всадить их тебе в спину в любое время... Не то, чтобы он считал этого конкретного человека опасным, но и подобным церемониям он тоже не верил ни на грош.
- Тацуми-сан, пожалуйста, станьте тренером ИТЮ!
И головы не поднимает, зараза такая.
- И не подумаю, - Такеши отвернулся и отправился дальше. Морда предсказуемо разогнулась и отправилась следом. - Слушай, отстань от меня!
- Не отстану! - Тихий и спокойный голос. Интересно, как сильно они все изменились за прошедшие годы. Невольно вспоминались лица и имена, этот Гото вызывал их к жизни одним своим присутствием, и это было еще одним поводом для сегодняшнего раздражения. Да, ему определенно не хотелось ехать в Японию.
- Да что они мне сделали хорошего, чтобы я их спасал?!
- Прошу вас!
- Нет! Нет и еще раз нет! Отвали!
- Тацуми-сан!
- Агррррх!
Так продолжалось еще несколько дней.
Игра прошла почти предсказуемо. Разумеется, они проиграли - в их победу не верил никто, но какой футбол они показали миру! Трибуны ревели, уже не разделяясь на фанатов какого-то конкретного. В этой игре все были звездами, и каждая звезда сверкала невероятно ярко, заставляя и другие светиться сильнее.
Они проиграли. Со счетом 3:2 - любительская команда, состоящая из аптекарей, пекарей, продавцов, менеджеров среднего звена и рыбаков. И бог знает кого еще. И два блистательных гола лучшему голкиперу Англии. Так тоже бывает, и этот футбол был завораживающе прекрасным, и Гото смотрел и не мог оторваться от происходящего на поле. Также, как когда-то давно не мог отвести взгляда от лица Тацуми. В этом футболе, в этой игре он видел Такеши - его душу, его порывистую, волевую натуру, его жесткость и мягкость одновременно. Его умение точно выбрать момент и нанести удар в самое уязвимое место противника. Его волю к победе. Его дух. И его любовь - к футболу.
Это не могло не восхищать. И Гото смотрел, заново переживая каждый опасный момент, каждую минуту этого напряженного матча. Девяносто минут, когда вокруг команды и тренера вращается целый мир. Нет, весь остальной мир перестает существовать, когда ведешь мяч к воротам - и лишь потом, после гола, в уши врывается рев трибун и радостные крики товарищей по команде. Гото помнил это, хотя иногда ему отчаянно хотелось забыть. Потому что после ухода Тацуми команда развалилась буквально на глазах. Да, Муракоши стал капитаном, сумев сохранить костяк команды, но не было ни азарта, ни огня. Их всех сломал уход Такеши, словно вместе с ним ушло живое и горящее сердце ИТЮ. Команда стала проигрывать, потому что ни у кого из них не осталось боевого духа. Его место занял долг. Они должны были играть, должны были стоять насмерть - за и вопреки. За болельщиков и тех, кто помогал и поддерживал их угасающий футбол. Вопреки уходу игроков и потере спонсоров, отсутствию нормальных тренеров и достаточной материальной базы. Они зубами держались за место в первом легионе, и постепенно у них стало получаться. Хотя тогда уже Гото был совсем не игроком. Он ушел с поля, просто не мог играть в футбол, в котором не было Тацуми. Не было жизни.
Теперь он был генеральным директором - и в его силах было все изменить.
И главным было вернуть Такеши. Без него ИТЮ не сможет победить. Да и не выживет. Команда уже умирает, потому что то, что происходит с ними сейчас - это окоченение усталого воина, умирающего, но не покидающего боевого поста. Гото хотел это изменить, отчаянно хотел - и почти безнадежно. А еще он хотел, чтобы Тацуми вернулся домой.
Потому что по прошествии стольких лет без него, Гото ничего не забыл. Чувства и мысли, желания и надежды - все это лишь ушло в самую глубину, не мешая жить, но оставаясь где-то в сердце постоянным фоном печали и нежности. В свои тридцать два Гото успел смириться, и его чувства из лесного пожара превратились в ровное, спокойное пламя свечи в окне. Он просто хотел быть рядом - как раньше. Помогать и поддерживать, и верить в то, что Тацуми Такеши сможет вернуть их команде жизнь и желание сражаться. Сражаться - и побеждать.
И ради этого он готов был просить. Умолять столько, сколько будет необходимо. Он готов был вытерпеть что угодно. Ради команды - и ради себя самого.
Именно поэтому он вновь и вновь продолжал уговаривать, убеждать и умолять этого невозможного человека. Такеши изменился за прошедшее время так сильно, что казался совершенно другим. Более жестким, но одновременно легче идущим на незначительные компромиссы. Словно сталь закалили в пламени, сделав гибкой и прочной. Выковали клинок, и клинок этот стал превосходным оружием. Тот меч, что никогда не сломается. Но появилось в нем и нечто другое, темное и почти пугающее. То, что обычно пряталось за пофигизмом и раздолбайством. Словно Тацуми видел что-то, что заставило его перестать верить и надеяться. Боевой дух у него остался, но за ним больше не стояла уверенность в собственных силах. Гото видел это, и думал о том, что же произошло с его другом за прошедшие годы. И сердце щемило от грусти - и от безумного желания помочь.
Сцена в баре вызывала стойкое чувство дежа-вю. Перепившийся, счастливый народ, море пива и герой дня - Тацуми, с кружкой в руках и намотанным на голову шарфом с логотипом команды. Создавалось впечатление, что эти ребята победили, а не проиграли. Впрочем, так оно и было - интересная, захватывающая игра стала лучшей наградой, чем все кубки этого мира. Скорее всего, победители были сейчас не менее пьяны, чем побежденные. Гото не совсем понимал эту черту здешних жителей, но принимал мир таким, каковым он был в данный момент.
Наверное, потому он сидел рядом с изрядно наклюкавшимся Такеши, тянул пиво, щедро налитое не менее пьяным хозяином заведения, и просто наслаждался моментом. Ему не хотелось забирать отсюда Тацуми - впервые Гото захотелось самому остаться в Лондоне. Хоть кем, просто остаться, чтобы каждый день видеть счастливое лицо друга. Гото думал о ом, что Такеши здесь действительно счастлив, и даже пережитое не мешает ему получать от этой жизни удовольствие.
И впервые же, наверное, Гото задумался о том, что ждет его друга на родине. Презрение, ненависть, недоверие и непринятие - и это было самым меньшим из возможного. Тацуми придется завоевывать доверие команды и болельщиков, а, возможно, создавать все с нуля. Но сколько же можно проходить через подобное? Сколько еще сможет выдержать этот сильный человек? И насколько у него хватит этой самой силы?
- Эй, не парься! Лучше выпей с нами!
Да, местное население было настроено более чем дружелюбно. В принципе, как только местные узнали, что приехавшие японцы - друзья их героя, они стали настолько дружелюбны, что порой это утомляло. Дружелюбие это легко было принять за навязчивость, если бы не понимание, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, а учить жить жителей другой страны - бесполезная трата сил и времени. Так и получилось, что в баре они сидели вместе со всеми и с той же самой скидкой на выпивку, а Юрико жена хозяина и ее дочь утащили на женские посиделки. Гото даже было любопытно посмотреть, как они будут общаться, учитывая, мягко говоря, посредственное знание языков друг друга. Ну да выкрутятся как-нибудь, выкрутился же Гото... По крайней мере, предложение выпить он уже угадывал без всякого знания языка.
- Нет, благодарю вас. У меня достаточно...
Ну конечно, кто б его послушал. Ох уж эти гайдзины...
- Гото, слушай, - Такеши был прям и откровенен, что в сочетании с косящими глазами и заплетающимся языком производило совсем не тот эффект, на который, видимо, рассчитывал тренер. - Давай так: ты от меня отцепишься, а я как-нибудь приеду и дам пару уроков...
- Тацуми-сан, я хотел бы видеть вас постоянным тренером ИТЮ, - Гото тоже умел стоять на своем. Здесь и сейчас не было толку от сомнений и колебаний. Долг был прежде всего, а долгом генерального директора было заполучить для команды лучшего из возможных тренеров. В целом мире не было никого лучше Тацуми Такеши.
- Как же ты меня достал, а... Ну вот какого черта ты сюда приперся? Какого черта, я спрашиваю? Чего тебе в твоей Японии не сиделось?
- Это и ваша страна, Тацуми-сан...
- Нифига. Я теперь к ней никакого отношения не имею. И не желаю иметь. никогда. Чертовы выродки...
- Тацуми-сан...
- Думаешь, я не помню? - Такеши вздохнул и хлебнул еще пива. Лицо его сделалось каким-то очень горьким и жестким одновременно. - Я вообще тут с тобой разговариваю только потому, что хорошо помню. но я изменился, Гото. Не знаю, кого ты хотел найти, но тот Тацуми Такеши давно покинул этот мир. А я другой. Я ненавижу эту гребаную команду.Не-на-ви-жу, понимаешь?
- Понимаю. Но Тацуми...
- Нихера ты не понимаешь. Иначе давно бы уже свалил обратно. - Тацуми стукнул кружкой по столу и вдруг вскочил, залихвацки свистнув.- Ребята, харе нажираться. Даешь наш гимн!
Шум, поднявшийся следом за этим выкриком, совершенно немузыкальные вопли пьяных в стельку мужиков, реки пива и смех. И морозный воздух, обжигающий щеки сильнее, чем любое пламя. Гото провожал это чудо домой, скорее даже просто тащил - благо, бар был не так уж далеко от небольшой квартирки, которую арендовал Такеши, и думал о сказанных в баре словах. И о несказанных тоже думал. Он вообще этой ночью думал о многом, сидя рядом с дрыхнущем Тацуми и легонько перебирая его волосы. все равно друг был слишком пьян для того, чтобы заметить подобную легкую ласку.
Гото думал, а над Лондоном плыла ночь.
Утро застало их врасплох - обоих сразу. Как-то ненавязчиво и незаметно подкралось это утро, в котором воздух звенел морозной свежестью, и снег легкими белыми хлопьями опускался на серый город. У Тацуми было похмелье, у Гото тоже - только от другого. От счастья тоже можно опьянеть, и похмельем мучиться не меньше. А это но и было ночью - счастье. Не обладания, но близости. Такой, о которой раньше и помыслить было невозможно. Он ведь так и уснул, запутав пальцы в растрепанных волосах друга, головой на матрасе. Такеши, конечно, удивился бы, если б у самого так башка не раскалывалась. А может, он и удивился, но предпочел не заметить неловкость ситуации. Странный он был, этот новый Тацуми. Гото он нравился еще больше, чем прежний. Он вообще Гото любым нравился.
Подавать обезболивающие. Готовить завтрак из чудом сохранившихся продуктов - и выбрасывать испортившиеся. Такеши жил один, а продуктов покупал явно больше. Вот и не успевал все съесть. А может, ему просто лень было готовить. Но вообще в этой стране сложно было приготовить приличный завтрак, так что Гото пришлось сделать омлет, поджарить несколько тостов с помидорами, заварить чай. Нарезать сыр и зелень. Что смог, но Тацуми и это встретил горящими глазами и привычным "итадакемас!"
Еще один кусочек солнечного счастья. Персонального. Тацуми всегда любил хорошо поесть.
Хоть это не изменилось.
- Ты классно готовишь, старик! Спасибо!
- Не за что, Тацуми. Приятного аппетита.
- Ахха, шпасибо, - словно ребенок, стремящийся попробовать все и сразу. Улыбка не желала сходить с губ, и безумное желание потрепать вихрастую макушку буквально распирало изнутри. Гото сдерживался. Он все-таки был взрослым мужчиной. Ну, он точно хотел таковым казаться. Иначе кто будет доверять директору?! - А ты чего не ешь?
- Я не завтракаю обычно, но чай выпью, спасибо.
ночь словно что-то сломала. По крайней мере, они снова были на "ты" и общались достаточно легко. И словно исчезла невидимая стена между ними, и Гото был таким счастливым, что мог бы лететь к этим голубым небесам. Да вот только куда лететь, если сердце его здесь, в этой небольшой квартирке, уплетает за обе щеки приготовленный завтрак и слегка морщится от так и не прошедшей до конца головной боли? Никуда не улететь, не уехать. И время словно бы замерло ненадолго.
Простое счастье.
- Гото, ты обратно когда собираешься?
...просто разлетелось на маленькие острейшие осколки.
Никуда не деться от реальности, да?
- Пока ты не согласишься вернуться со мной, я не уеду.
Убирать со стола, тщательно мыть посуду и радоваться, что стоишь спиной, что не видно, за закушена губа в попытке справиться с вдруг нахлынувшей болью. Какой же он дурак... Он, Гото - придурок. Поддался чувствам, которых нет. Впрочем, есть хотя бы дружба, и этого ведь вполне достаточно.
- Агрх! - Такеши взъерошил волосы и подпер ладонью щеку. - Может, передумаешь? Я не такой уж хороший тренер, на самом деле. Да и не самый известный. Единственная работа, какую я смог найти: в этой любительской команде...
- ...которую ты вывел в финал кубка Англии. Не стоит вешать мне на уши лапшу, Тацуми. ты лучший тренер из возможных. Да и потом, - Гото поставил в сушилку последнюю тарелку и повернулся, серьезно глядя в лицо друга. В лице самого директора уже не осталось ни следа тех чувств, что разрывали его еще минуту назад. - Сколько можно бегать от самого себя? Сам ведь понимаешь, что так не может продолжаться долго. Рано или поздно тебе придется выйти на поле - и победить. Бегство - не выход.
- Вот только у тебя совета не спросил! - Такеши взорвался, и это было в его характере, Гото знал. И нельзя было отступать, потому что здесь и сейчас это была его персональная битва. Битва за будущее не только команды, но и за будущее самого Тацуми. Нельзя вечно бежать от себя и своих проблем. Нельзя. И никто, кроме самого Такеши, не сможет решить их.
- Тацуми, ты знаешь, что я прав. Ты ведь уже принял решение. но если тебе так проще, если ты так хочешь...
Гото опустился на колени, склоняя голову. Он не просил - он умолял, об этом кричала его фигура, его склоненная голова, его опущенный взгляд. Тацуми протестующе вскрикнул, но замер, услышав этот тихий, полный уверенности и покорности голос. Сочетание не сочетаемого - в этом был весь Гото.
- Тацуми, поедем со мной. Умоляю. Только ты можешь спасти команду. Ты нужен нам. Ты нужен мне. Прошу тебя. Прошу.
- Я не хочу спасать эту команду, Гото. ты понимаешь это?
- Да. Но я все равно умоляю тебя, - голова склонилась еще ниже. Тацуми было...странно. Неприятно. Почему? Он всегда считал, что ему доставит удовольствие видеть кого-то из ИТЮ на коленях, умоляющим его, Такеши, вернуться. А сейчас было чертовски неприятно и...обидно.
- Кончай эту комедию, Гото. Хватит. Поднимайся.
- Нет. Я умоляю тебя, вернись в Японию. Спаси ИТЮ.
Каждое слово давалось с трудом. Это был долг. Это был только долг, и ничего кроме долга. Это не должно, не имело права быть чем-то иным, но внутри все криком кричало от желания объяснить, что прежде всего нужен - ему, Гото. Что неважно все остальное. Что...
- Они не примут меня, ты же знаешь...
- Я всегда буду с тобой. Я поддержу тебя. Вместе у нас получится.
- Гото...
- Ты сможешь. Только ты и сможешь сделать это.
- Гото... - и боль в голосе такая настоящая, что у коленопреклоненного мужчины перехватывает дыхание. Он вскидывает голову и долго смотрит в карие глаза друга и любимого, и тот отвечает пронзительным, испытующим взглядом, а затем резко отворачивается. И говорит тихо, глядя в окно. - Я вернусь в Японию и стану тренером ИТЮ. А теперь встань, наконец, и исчезни с глаз моих. Видеть тебя не могу...
- Хорошо. Я оставлю номер телефона на столе.
Идя по утренним улицам в отель, Гото думал о том, что он сумел добиться своего. И это было самым главным, а в ушах звучал тихий голос Такеши - "видеть тебя не могу"... И отчего-то было больно в груди, там, где о клетку ребер птицей билось сердце.
Тацуми было паршиво. на душе скребли даже не кошки - целые тигры. Наверное, это называлось совестью. но Тацума мужественно игнорировал ее потуги, как игнорировал он и белый листок с номером телефона отеля, где остановился этот странный человек. У него вообще замечательно получалось игнорировать реальность, да и собственные чувства тоже.
Сколько себя помнил, Такеши всегда был порывистым и резким, совсем не подходящим размеренному японскому обществу. Он всегда выделялся, выбивался и нарушал, и в итоге оставался вне коллектива. В одиночестве. Но когда он увлекся футболом, все изменилось. Его характер - он стал прекрасным дополнением к таланту. Все всегда говорили ему о таланте, но мало кто знал, сколько ему пришлось работать, чтобы развить его в достаточной степени. Чтобы окружающие заметили этот талант. Зато потом...
...потом было только хуже. Он всегда был одиноким волком, он даже смеялся над этим иногда, и все было хорошо до той поры, пока не пришло время вступать в команду. Он пошел в ИТЮ - команду восточного Токио, самую слабую в первом дивизионе. Он пошел туда - и там встретил Гото. И там встретил многих других, которые приняли его таким, каким он был. Или думали, что приняли. Людям так свойственно создавать себе героев и поклоняться им, но если герой не соответствует придуманному образу, его свергают. Его растаптывают без жалости и сомнений, а затем создают себе нового героя. Люди непостоянны и глупы, а герои заменяются по необходимости. Свято место пусто не бывает.
Такеши даже и не думал никогда, что может быть на этом свете кто-то, кто все еще относится к нему - вот так. Ну не был Тацуми дураком или слепцом, хотя зачастую именно так он себя и вел. Но все же - он не был ни тем, ни другим, и не заметить все эти мелочи, все эти взгляды, попытки позаботиться и помочь он просто не мог. Последние сомнения рассеялись сегодня подобно утреннему туману. И этого было достаточно - знать, что кто-то все равно оидет следом, вопреки всему остальному миру.
Вот только сможет ли он, Тацуми, хотя бы принять эти чувства. Судя по сегодняшнему утру - нет.
До тех пор, пока не сможет нормально смотреть на соотечественников, не испытывая боли воспоминаний. Хотя, наверное, для кого-то это может показаться смешным. Ну что такого страшного в обычном отъезде из своей страны и в работе в другой? Да не смешите!
Может быть, Тацуми и в этом отношении нормальным не был. Он по-другому воспринимал этот мир и тогда, в двадцать, и сейчас. Для него события двенадцатилетней давности были тем самым ножом, что прятала за пазухой жизнь. И он ничего не забыл и не простил. Никому из них.
Как же он ненавидел всех тех, кто клеймил его как предателя! Хотя настоящими предателями были они - те, кто так легко и просто возводит и разрушает пьедесталы, обычные люди, серые и убеждающие себя в том, что серость и есть норма жизни. Что выделяться - это грех, самый тяжкий из возможных. Тот самый грех, за который предают анафеме.
И ведь ничего-то страшного и не произошло. Никто не пострадал, ни болезни, ни войны - ничего. Просто разбилось вдребезги одно сердце. Просто замерзла одна душа под пронизывающим потоком ледяных и презрительных слов. Просто...обыденно и небрежно случился небольшой апокалипсис.
Сколько таких на планете Земля? Миллиарды. Они происходят каждый день, они стали обыденными и привычными до зубовного скрежета. Их и не замечает уже никто.
Что тут такого? Да ничего.
Просто в итоге кто-то остается, а кто-то - уезжает без права вернуться. Не к кому и незачем. Так тоже бывает.
Тацуми сидел в своей маленькой пустой квартирке и смотрел на белый листок с номером телефона, лежащий на столе. И ему было очень, очень паршиво.
Как хотелось перестать существовать в этом мире. Чужом.
Гото отдавал себе отчет, что пребывает в депрессии, что для нее нет особых причин, что это просто его собственное воображение, но все же эта страна, и эта зима, и это серо-белое небо давило на него так сильно, что хотелось, как в далеком детстве, свернуться клубочком под одеялом и забыть обо всем в темноте. И чтобы остальные о нем забыли. Детское, эгоистичное желание. Невыполнимое, как и большинство детских желаний.
Вместо того, чтобы заниматься подобной ерундой, тратя свое и чужое время, Гото занялся подготовкой к возвращению. Нужно было так много сделать! Потому что когда они прилетят, у Такеши должно быть место, где он сможет жить, и многое другое тоже, необходимое его другу. Другу - он не имел права забыть об этом. Даже если сам Тацуми забудет или захочет забыть - все равно. Тацуми во многом был прав, ненавидя своих бывших товарищей по команде, но Гото не собирался мириться с этим. ненависть не подходила Такеши, ненавистью нельзя было прожить - и Гото собирался сделать все, чтобы изменить отношение обеих сторон друг к другу и к ситуации в целом. А для этого требовалась подготовка. И теперь, убедившись в согласии Тацуми, Косей ей и занялся. Подготовкой.
Всю неделю он не слезал с телефона. Он поднял на уши все и вся, он уговаривал, просил и умолял - и он добился своего. Тацуми Такеши не только приняли ан постоянную работу с достаточно приличной для подобной заштатной команды зарплатой, но и согласны были выделить ему жилье на первое время, а также давали аванс, которого, по прикидкам Гото, должно было хватить на первое время и на обустройство на новом месте. Все было готово, и Гото, взяв себя в руки, отправился к Тацуми. Юри-тян увязалась было следом, но была отправлена в аэропорт за билетами. Косей не хотел, чтобы при этом разговоре присутствовал хоть кто-нибудь посторонний. не касалось это больше никого, кроме них двоих. Хотя, вероятно, Тацуми это тоже не слишком-то касалось.
Такеши встретил его на пороге, молча отошел в сторону, приглашая войти. Также молча заварил чая. Молчаливый, странный и какой-то разбитый, полный той усталости, что пряталась за обычным жизнерадостным пофигизмом. Усталости не телесной, но душевной. Гото хотелось помочь, но он не знал, примет ли Тацуми помощь. Да и чем тут можно было помочь? Такеши предстояла битва, пусть лишь битва воли и разума. Но такая битва может быть гораздо более изматывающей, особенно когда при этом приходится сражаться и с самим собой.
- Я все уладил. Мы можем вылетать в любое время, как ты будешь готов.
Чай был вкусным: горячим, ароматным и слегка горьковатым. Он напоминал Гото его чувство к сидевшему напротив мужчине, и это вызывало усмешку. Было ли что-нибудь такое, что не напоминало бы ему о его глупой любви? Косей сомневался. А Тацуми молчал, и грел ладони о чашку, смотрел в окно, на припорошенный снегом город.
- Знаешь, я тоже все уладил. Кроме одного дела.
- Я могу помочь? - А Гото был рад. С одной стороны. А с другой, он отчаянно не хотел увозить отсюда Тацуми. Из города, в котором Такеши мог так безрассудно-весело улыбаться. Теперь и следа этой улыбки не было видно. Косей испытывал вину перед другом за то, что вынужден так поступать с ним.
Тацуми хмыкнул в ответ на его вопрос и снова замолчал. Молчал и Гото. И за окном кружился снег, прекрасный и холодный. Зима, просто зима.
- Гото, знаешь, я ведь заметил, - тихий голос Такеши кажется столь же нереальным, как и снежный мир за окном. настолько нереальным, что смысл слов не сразу доходит, а когда все же доходит, Косей делает глоток и мягко улыбается. Грустно и немного цинично. так он тоже умеет. Этот цинизм направлен прежде всего на себя самого, как и ирония, звучащая в его словах:
- Трудно было бы не заметить. Ты всегда был проницательным.
И Тацуми снова ничего не отвечает. Не потому, что ему нечего сказать, а потому, что ему не хочется причинять боль единственному человеку, которому, как оказалось, был действительно нужен все эти проклятые двенадцать лет. Единственному человеку, которому было плевать на пьедесталы и героев. Так смешно - и так поздно. Они оба повзрослели слишком сильно чтобы иметь возможность хоть что-то изменить.
- И что теперь?
- Мы вернемся в Японию, полагаю. Ты решишь, наконец, свои проблемы. И поверь, в этот раз я не позволю тебе сбежать от них.
Чай, настоявшись, стал горчить еще больше. Но ни у одного из них не возникло даже мысли о том, чтобы добавить в него сахара или молока. Горечь перекатывалась на языке, связывая его прочнее самых крепких кляпов. Они просто пили чай этим зимним днем. И разговаривали. Просто старые друзья.
- Расскажи о нынешней ИТЮ...
- Хорошо...
Неспешный, обстоятельный рассказ. Подробный - это работа. Это только работа, не больше - но и не меньше. И Гото, наверное, даже стало чуть легче, потому что теперь у него не осталось даже надежды. Осталась просто любовь в самой глубине сердца. Такая глупая, такая никому не нужная любовь. Такая хрупкая, такая теплая, она согревала его изнутри, и любимый человек сидел рядом и слушал его рассказ о трудностях, с которыми придется столкнуться. И пил горячий крепкий чай. И иногда даже смотрел в его сторону. И в светлых глазах Тацуми не было ни презрения, ни отвращения, ни недоверия. Такеши верил ему, и это было самым замечательным.
Потому что позволяло оставаться рядом, не смотря ни на что.