Старый Сергей В. : другие произведения.

Иван Никодимович

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ***Фрагмент***

   Иван Никодимович Сергей СТАРЫЙ
   (Увертюра в трех действиях)
   Бывают моменты, когда слова уже ничего не значат, когда впереди оказывается стена и остается либо разбиться об нее, либо отступить и обойти. Я обошел. Впереди будет много стен... Это Вам...
  
  
   Действие первое (вступительное)

Сегодня утром таял снег. А с ним таяло будущее.

Можно жить и без снега, а будущее взять новое...

Можно и не жить даже... Только дышать и смотреть

этот длинный, длинный, длинный сон...

I

  
   Иван Никодимович считал себя художником. Прогуливаясь вечером в парке, он рисовал в своем богатом воображении замысловатые пейзажи. Разговаривая с кем-нибудь, он любил пририсовывать своему собеседнику рожки, уши и другие части тел нашей многообразной флоры. Даже во сне ему виделись диковинные картины неведомых земель.
   Однажды он получил по роже. Спрашивается, за что? А просто так, для профилактики. После этого он часто получал по роже, от чего рожа его стала кругла††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††, по роже ему не давали. И даже не давали еще некоторое время после того, как он замолкал. Заметив такую парадоксальную тенденцию, Иван Никодимович начинал пятиться, незадолго до конца последней фразы. Но и собеседники его были далеко не дураками, так что начали давать ему по роже во время разговора, так, на всякий случай. Ведь они не знали, когда Иван Никодимович закончит разговор.
   Постепенно Иван Никодимович стал замкнутым, неразговорчивым и настороженным. Если доводилось ему идти по улице, то шел он исключительно боком, спиной к стене, прикрывая свои тылы, перебегая от дома к дому, пригнувшись и виляя по сторонам. Это редко помогало, но было лучше бездействия. Со временем Иван Никодимович научился менять цвет кожи, это помогало, если рядом были, допустим, кусты. А потом и вовсе научился быть невидимым. Сразу же отпала необходимость бегать и можно было просто прогуливаться, смотреть на прохожих и мечтать о других мирах.
   Поэтому, нет ничего удивительного, что как-то раз он, находясь в одном из этих миров, причем не в самом лучшем, вдруг понял, что по каким то непонятным причинам не может вернуться обратно. В этом мире не было деревьев, не было воздуха. Поэтому там нечем было дышать и приходилось не дышать. Там не было земли и приходилось не ходить. Но и воды там не было, поэтому плавать тоже было нельзя. Оставалось летать, ведь летать можно где угодно. Вокруг изредка пролетали другие невозвращенцы. Несколько раз пролетали дворники. Еще летали домработницы и домохозяйки. Пролетая, они громко кричали. Ведь в этом мире не было телефонов, а привычка осталась. Вообще, они с успехом заменяли в этом мире птиц. Когда пролетали милиционеры все отворачивались. Они говорили всем встречным "Стоять! Сука!" и пытались оштрафовать за превышение скорости. Хотя ни денег, ни самой скорости в этом мире и в помине не было.

* * *

   Иван Никодимович плавно парил в безвоздушном пространстве, любуясь цветастой стайкой домработниц, которые пролетали метрах в двадцати от него. На его часах упорно оставалось десять минут первого. Веселый щебет домработниц напоминал ему один неприятный вечер, когда он, проходя мимо магазина, а точнее урны рядом с магазином, заметил там (в урне) бумажник. Он, как нормальный человек, сразу остановился и решил, не откладывая в долгий ящик, взять его себе. Но откуда ни возьмись, появилась какая-то вредная женщина и начала громко кричать.
  -- Такой порядочный мужчина, а в урнах побирается!
  -- Да я про...- пытался, было, возразить Иван Никодимович.
  -- Да ты на себя посмотри! - еще громче закричала она, бочком приближаясь к урне - работать надо!
  -- Да у меня ... - не сдавался тот.
  -- Что-о-о-о??! - женщина надулась, покраснела и сунула руку в урну. - Да как Вам не стыдно - перешла она на вы и переложила бумажник себе в карман.
   Иван Никодимович побыстрее ушел, провожаемый непрерывной бранью. После этого он никогда не заглядывал в урны, что пошло ему на пользу, так как повысило его культурный уровень.
   Отмахнув правой рукой столь грустные воспоминания и даже всплакнув, Иван Никодимович остановился и решил просто повисеть и понаблюдать за окружающим его отсутствием чего-либо. Давалось это достаточно трудно, так как все непрерывно двигалось в одном направлении. Чтобы остановиться, необходимо было приложить некоторые усилия. Наконец Иван Никодимович справился с течением и завис в несколько уравновешенном положении. Чувствовалось какое-то умиротворение. Если бы в этом мире были сигареты, то, наверное, он даже закурил бы.
  -- Стоять! Бля! - пролетал какой то взъерошенный милиционер.
  -- Да иди ты! - Иван Н уступил дорогу и предусмотрительно отвернулся. Милиционеры в этом мире могли с успехом заменить комаров, а некоторые и слепней.
  -- Что! Бля! - вот ведь какой назойливый.
  -- Ничего бля! - Иван Никодимович решил общаться на понятном тому языке и, к удивлению, это подействовало.
  -- Ну тогда ладно! Бля! - размахивая фуражкой, милиционер удалился.
   А Иван Никодимович парил и думал, какими одинаковыми люди появляются на свет и какими разными они становятся, покидая его.
  

* * *

  
   Самым трудным было отсутствие времени. Иван Никодимович с ужасом осознавал, что никогда больше не увидеть ему оранжевых рассветов и лилово-желтых закатов. Еще одно открытие, которое скорее обрадовало его, это полное отсутствие тела и всего, что было связано с ним. Никаких неудобств, болей и ломок. Сначала этого даже не было заметно, он мог видеть свои руки, ноги и все прочее. Так же и окружающие его были достаточно материальны. Но по мере продвижения вперед он все чаще начал замечать абсолютно неожиданные предметы, пролетающие мимо. Так же и материальность своего тела постепенно исчезла. Стали доступны невообразимые вариации сознания. Это была полная свобода. Исчезла клетка, держащая в себе все то, что люди называют душой. Иван Никодимович подумал, что люди никогда не имели тел. Просто кто-то выдумал себе тело. Другим это понравилось, все приняли предложенную форму и находились в ней до тех пор, пока не разучились искусству перевоплощения. Удивившись своему новому открытию, он мгновенно избавился от своей бренной оболочки, но, не имея никаких приоритетов, принял для начала аморфную форму. Переливаясь многообразием форм амебы, Иван Никодимович наткнулся на розу, которая превратилась в невзрачного старичка, затем энергично помолодела, весело улыбнулась, и представилась:
  -- Неклюд...
   - Ваня...
   Собеседник приподнял брови:
   - Иван значит...
   - Не меньше, - Ивану Никодимовичу стало интересно.
   - Слушай! Не знаешь, где это я ?
   Иван Никодимович немного задумался и произнес:
   - Я сам рассуждал над этим вопросом и, после долгих раздумий, пришел к выводу, что мы попали в никуда и находимся в данный момент, если можно так сказать, нигде и будем....
  -- А-а...вот как значит - оборвал его Неклюд и перестал улыбаться - со мной почему то никто не разговаривал. А ... Вы как здесь оказались?
  -- Взял да и оказался. Даже и не помню как.
  -- А я помню - и Неклюд поведал Ивану Никодимовичу свою историю.
  

II

  

ПЯТНИЦА (история Неклюда странника)

  

Через веру в бога

человек верит в себя...

  
   В пятницу вечером Неклюд принес домой большой, выше человеческого роста, деревянный крест. Крест был новый, переливался лаком и источал запах свежего дерева. Неклюд с любовью посмотрел на крест и прибил его в зале к стене, противоположной окну, через которое был виден парк и часть дома напротив.
   Вечерами в окнах этого дома можно было видеть чужие жизни. Они текли своим чередом, иногда размеренно, иногда непредсказуемо. Разглядывая эти жизни, Неклюд часто задумывался над смыслом своей жизни. Она ему представлялась большим колесом, которое катится само по себе и, встречая препятствия, виляет из стороны в сторону. Но теперь напротив окна, напротив парка, напротив чужих жизней противоположного дома возвышался большой деревянный крест. Неклюд проверил, прочно ли крест приколочен к стене и пошел на кухню ставить чайник.
   На кухне тоже было окно. Неклюд увидел в окне второго этажа противоположного дома мальчика. Его веснушчатое лицо источало глубину еще неисполненной мечты. Озорные глаза светились радостью задуманных проделок. Неклюд вдруг вспомнил свое детство, свои мечты, от которых уже ничего не осталось. Ему стало ужасно жалко себя. И когда чайник закипел, Неклюд уже знал, что будет делать дальше.
   Первым делом он нашел в шкафу два старых ремня. Один он носил еще в институте, а второй одевал последний раз еще на 25-летие. Это он точно помнил, потому, что тогда ему подарили новый ремень. Неклюд встал на табуретку, и прибил ремни к горизонтальной планке креста на уровне запястий. После чего, не слезая с табуретки, привязал свою левую руку прибитым ремнем к кресту. Чтобы проделать то же самое с правой рукой, пришлось изрядно повозиться, пользоваться зубами. Наконец, все было готово. Подергав руки, проверяя, прочно ли держат ремни, он посмотрел в окно, вдохнул полные легкие воздуха и оттолкнул табуретку.
   В следующее мгновение на него обрушился целый шквал ощущений, среди которых не было ни одного приятного. Во-первых, руки неестественно вывернуло. Во-вторых, ремни врезались в кожу. В-третьих, Неклюд не мог самостоятельно выйти и создавшийся ситуации. Собрав все эти факторы воедино, он обнаружил, что кричит. Причем кричит тихо, почти шепотом. Громче не получалось. Неклюд и дышать то мог с трудом. Бедолага попытался подтянуться, но дикая боль пронзила руки. Видимо, их серьезно вывихнуло. В конце концов ему удалось закричать. Кричал он долго, пока не надоело. Неклюд уже начал привыкать к боли, даже перестал ее чувствовать. И когда уже казалось, что все кончено, он почувствовал, что крест начинает медленно, медленно падать. Хорошо, что плохо прибил, - подумал Неклюд и зажмурился, приготовившись своим измученным телом встретить твердый, давно не крашенный пол. Он жмурился все сильнее и сильнее, стиснув зубы и, предвкушая неизбежный удар, но ничего не происходило.
   Неклюд осторожно приоткрыл один глаз и увидел пол, который находился в метре от приоткрытого органа зрения. Он открыл второй глаз, картина не изменилась. Неклюд, распятый, горизонтально па†††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††††† взлететь.
   Как ни странно его желание тот час же исполнилось и он, с невообразимым грохотом ударился в люстру, которая, весело звеня, переместилась на пол почти всем своим содержимым. Сделав нужные выводы Неклюд начал думать плавно, стараясь не нервничать. Он тихонько подлетел к окну и, не останавливаясь, пролетел сквозь него, осыпав стекла на тротуар. Так же медленно, как во сне, выплыл на улицу.
   С высоты 6 этажа парк казался игрушечным. Он увидел глаза мальчика, с завистью глядящему ему вслед. Больше никто его не замечал. Увидел чужие жизни, пустые и неуклюжие. Еще разок вспомнил свое непутевое детство и стремительно взмыл ввысь, прочь от непонятного ему мира.
   Он наслаждался скоростью.
   Вдруг крест размяк, ремни опали, а поперечная планка начала нежно обнимать его. Это уже была не деревяшка, а белые грациозные руки, держащие его за грудь. Повернув голову, Неклюд увидел, что держит его ангел с голубыми бездонными глазами. От этих глаз невозможно было оторваться. Он уходил в них все глубже и глубже, приближаясь к абсолютно черным зрачкам. Наверное, так должна выглядеть пустота. Скорость уже не имела значения. Зрачки слились в один черный манящий шар. И вот миллиардом оргазмов он вошел в эту черную пустоту.
   Дальше один в темноте и ничего вокруг....
  

III

  
   Неклюд вздохнул, вновь превратился в розу, которая к тому же начала энергично менять цвет. Очень неплохой способ самовыражения - подумалось Ивану. Лучше слов.
  -- Неплохо - вслух сказал он.
  -- Ну, - вместо бутона на стебле появилась голова. - Я еще подумал, что уж точно умер, ан нет, вот он я. Хотя может и умер? - в подтверждение этой мысли на стебле на мгновение вместо головы оказался симпатичный крестик с распятым Неклюдом.
  -- Да какая собственно разница. Давай парить вместе. Я до сих пор не могу разобраться, куда нас тянет.
   Иван только сейчас заметил, что на время разговора он принял свой человеческий облик и решил побыстрее превратится во что-нибудь более романтическое. Ничего не придумав, попытался стать птицей, но вместо этого получилась какая то взъерошенная курица с копчеными окороками вместо ног. Иван предпочел остаться пока в своем привычном, человеческом облике.
   Так человек с розой продолжили свой путь вместе.
   Вдвоем стало намного веселей. Изредка путники перебрасывались короткими фразами, да и то лишь для того, чтобы по старой, старой привычке справиться о состоянии друг друга. Они сближались друг с другом. Это неизбежный процесс, неизбежно постигающий нескольких людей, оказавшихся вместе. А если учесть, что путники оказались не просто вместе в каком ни будь пространстве, они находились в пустоте, вдвоем с собой и со своими суждениями, которые, кстати, совпадали. Если есть судьба, то в данном случае это было оптимальным проявлением ее наличия. Эта судьба свела двух симпатичных друг другу людей в абсолютном "ничто". То есть кроме них не существовало ничего... В крайнем случае, ничего значимого. Не было границ, условностей, обстоятельств, короче, всего того, что ограничивает человека разумного в его генетически заложенном стремлении к общению. И в этих "тепличных" условиях они сблизились настолько, что представляли собой практически один единый организм. А может, это и был всегда один организм, разделенный реальностью надвое. И сколько таких осколков бродит по миру, представить трудно. Но раз они есть, значит это для чего-то нужно, думали Иван с Неклюдом. А Иван даже предположил, что некоторым нравиться быть осколками.. Им это необходимо, чтобы пребывать в состоянии невосполненности и жить в постоянном поиске чего-то. Ведь человек не знает, что он осколок, он даже предположить такого не может. Просто ему чего-то не хватает. И он ищет, ищет, но ищет все не то. И кажется, что вот вот все образуется, восполниться, да не тут то было. Но некоторые находят, - вставил Неклюд. Особенно часто это происходит, если осколки разнополые. Им вдруг ужасно захотелось женского общества. Они прибились к стайке домработниц, которые, к сожалению, уже почти утратили форму, преобразившись преимущественно в бабочек. Они шутили, веселились, рассказывали анекдоты. В хорошем настроении они расстались. Было хорошо. Хорошее у нас состояние - заметил Неклюд. Неплохое, - согласился Иван. По правде говоря, состояние у обоих было аморфное, то есть превосходное, и другим быть не могло, и вообще никаким быть не могло, не было состояния. К такому выводу пришел Иван Никодимович вскоре и окончательно успокоился. Лететь становилось все привычнее и привычнее, в конце концов, Иван Никодимович шутки ради, стал блестящей серебряной дорогой, а Неклюд преобразовался в колесо, достигнув, наконец, собственного понятия жизни.
  -- А не кажется ли тебе друг мой неотъемлемый, что это несколько эгоистично, катиться вот так, ничего не делая. - вдруг задумчиво произнес Иван.
  -- Как это ничего? Ты стелешься, я качусь, очень полезное и плодотворное занятие.
  -- Нет, друг мой Неклюдушка, мы совершить чего-нибудь должны. Или не высшие мы с тобой существа.
   Незаметно возник между путниками горячий спор по поводу предназначения обоих в этой пустоте. Причем, оба, одновременно, пришли к выводу, что раз уж нет ничего в этой пустоте, необходимо, как можно быстрее что-нибудь создать. Мгновенно Иван Никодимович вспыхнул сверхновой звездой небывалой яркости, а Никонор спешно присоединился к нему, отчего сверхновая потемнела, от перенасыщения чувств, став всепоглощающей, черной дырой и начала засасывать все вокруг и саму себя. Когда все это безобразие сжалось до точки, все затихло и не осталось ничего. Но продолжалось это недолго. Всего несколько миллиардов лет. Потом наполнилась пустота невыносимым напряжением и взорвалась миллиардами миров и галактик, осветив бесконечность триллионами новых солнц и заново создав бытие. Все это завертелось, закружилось в единой сбалансированной системе под названием ХАОС...
  
  
   Действие второе (апокалиптическое)
  

I

"Все хорошо, что хорошо кончается"

Мир 1

  
   А-Я-Я-А образовался в этот раз на большом сером холме, поросшим прекрасными желтыми сталактитами. Эта позиция была наиболее удобная и приятная, потому, что не возникало большой необходимости забрасывать далеко глаза. И так большая часть кратера открывалась взору. Мимо, еще не спеша, пролетали жители надоблачной столицы. Но это временно. Сегодня особый день. Всехотящий получает свое последнее, девятое тело. И не более, чем через треть периода все начнут торопиться и переливаться от волнения неприличными цветами. От волнения, потому, что образ всехотящего никому не известен, даже ему самому. Но когда он, наконец, образуется, миллионы горожан устремятся к нему, образуя одно большое всеобъемлющее, получив долгожданное всепонимание. А в ожидании всепонимания всегда все волнуются. Ведь прошлое исчезнет. А-Я-Я-А испытывал это уже третий раз. Третий, конечно, не девятый, но все же... Он представлял себе свой новый образ, который получится. когда всехотящий умрет и станет частицей каждого. Больше всего ему хотелось стать многоугольным, чтобы иметь большие привилегии. Их всегда без очереди пропускают к свелотокам, кроме того, всем известно, что катиться намного удобнее, чем перетекать. Навстречу вытек У-У-О-У. А-Я-Я-А слился с ним впечатлениями. Друг испытывал то же самое, но ему было проще. Это его восьмое преобразование и в пятом или шестом он уже был многоугольным. Он с гордостью катился, выставляя напоказ все свои семь зарубок, свидетельства преддыдущих всепониманий.
   Вдруг в кратере вспыхнул яркий лиловый свет. Ручейки жителей устремились в центр свечения, шипя и булькая. В самом центре начал образовываться шар. Его ровная поверхность играла под лучами взошедшего светила и все больше и больше наполнялась сознанием. Послышался нарастающий гул всеобщего взаимопонимания. Шар начал дрожать и вибрировать, пока не разлетелся фейерверком разноцветных брызг, которые бросились утекать и укатываться в расщелины. На месте шара осталась большая, дымящееся воронка.
  

* * *

   В это время в пространстве произошло какое-то волнение, что-то сгустилось, а в ответ в другом конце вселенной произошло ответное шевеление.
  -- Что-то ты Иванушка, друг мой единопространственный, переборщил. Видимо плохо на тебя большой взрыв подействовал. По что существ на такие муки создал?
  -- Да Неклюдушка. Вижу, хреново как то получилось, переоценил я себя. Но ведь и не мучаются они вовсе. Вон как суетятся.
  -- Тебе бы так суетиться. Пусти-ка!
  
   Содрогнулось небо, ударила молния, подул ураган и полил ужасный ливень. Не долго лил. Всего миллион лет...
  

Мир 2

  
   На дне было холодно и неуютно. Все это от того, что холодные течения особенно разбушевались. А бывало, растянешься на иле, подставишь лицо теплым струям и ничего больше не нужно. Вокруг была тьма и ничего больше, если не считать воды. И нельзя было ничего видеть сквозь эту тьму.
  -- Неужели так будет всегда? - думало серое вещество на белом песке.
  -- Да! Так было, есть и будет - отвечала тьма.
  -- Нет!!! - кричало серое вещество , растворяясь в грязной соленой воде...
  
  
   * * *
  
   Вновь зашевелилось пространство, завибрировало. В ответ, в другом конце вселенной загорелась десяток сверхновых и образовалось около сотни белых карликов.
  -- На себя посмотри, брат мой энергетический. Неужто ты думаешь, что счастливы они?
  -- Да уж, Иванушка! Оплошал и я в этом нелегком деле. Не пора ли нам объединить усилия в этом нелегком созидательном труде.
  -- Ой, пора Неклюдушка!
  
   И вновь содрогнулось небо. Засверкала ночь серпантином ниспадающих комет. Закипел океан, покрылось небо паром, а когда стихло все, нежно падал белый, белый снег. Недолго падал. Всего сто тысяч лет...
  

Мир 3

  
   Тайга открылась ему всем своим зеленым многообразием. Солнце только только всходило, освещая Священную Гору ..... Невдалеке журчал ручей, напоминая путникам о неумолимой жажде после трехдневного плавания по соленым водам. Иван пнул кедр, вызвав глухой гул, поправил мешок с рыбой и пошел в сторону восходящего солнца.
  -- Доброго пути - послышалось сзади.
  -- Доброго, доброго - пробубнил Иван, лишь махнув, не оборачиваясь, на прощание рукой.
   Нет ничего скучнее проводов. Да и команда знакомая, не первый год по рыбу вместе ходили. Что, спрашивается прощаться, когда не позже чем через два дня встретятся все. Живем порознь, да продать рыбу только в одном на всю округу месте можно.
   Нет ничего лучше дикого дремучего леса. Все здесь на своем месте, все к делу приспособлено, ничего нет лишнего. Вот прошлым летом вырубили рощу молодую под пашни деревенские, а через некоторое время поели всю пшеницу жуки неведомые. Кобзарь потом говорил, что жили в той роще птички-невелички, что жуками теми питались. Не стало рощи, улетели птицы. Вот и весь сказ. Прав Кобзарь. Не тронь лес. А если приперло, поклонись хозяину лесному, укажет дедушка место ладное. Кобзарю верить можно. Он сам, что леший, с детства в лесу. Знает лес лучше тела своего и любит так же.
   Подгоняемый такими думами, шел Иван быстро и надеялся дома быть скоро уже. Только увидел в кустах человека. Лежал, не двигался. Мертвяк, подумалось Ивану. Он подошел поближе, склонился над телом. Седой уже. Наверное, срок его вышел, забрала человека Морена в царство свое. Похоронить надобно, тризну справить. Дойду домой, думал Иван, отправлю мужиков, пусть позаботятся о нем. Он на всякий случай перевернул тело на спину, вдруг свой кто. Нет, не свой. Да и одежда на нем чужая, черная, поношенная, крест на шее. Чудной он какой-то. Уж не дух ли? Иван уже содрался уходить, когда старик открыл глаза. Произошло это так внезапно, что Иван отскочил, не удержался, упал. Старик попытался засмеяться, но вместо этого закашлялся.
  -- Поделом тебе - обиделся Иван - людей пугаешь и смеешься еще.
  -- Прости, коли обидел, добрый человек - голос у него был мягкий, тягучий, а речь чужая, не местная.
  -- Издалека путь держишь - спросил Иван.
   А про себя подумал, уж не дух ли это лесной за человечинкой пожаловал, хотя на лешего не похож вроде. Может чужой какой забрел. С чего бы это человеку то, к тому же не местному в лесу чужом шататься. Как видно он здесь всю ночь пролежал. Все тот же Кобзарь говорил, что духам да нежитям раз в год надо человека убить, чтобы жизнь свою продолжить. Это конечно, в основном к оборотням да перевертышам всяким относится. А они не стареют. Вот колдуном он может быть. Колдун, даже плохой, вреда человеку не приносит без повода. Но ведь был случай, пошел как то на охоту мужик из соседней деревни, Лисом, кажется кличут. Шел он шел, вдруг видит дедок навстречу идет. Поругались они с дедком этим, Лис этот со всеми ругался. Дед тот и говорит Лису "Ходить тебе, пока уму разуму не научишься". Лис послал его куда подальше, а сам потом неделю кругами по лесу ходил в двух шагах от своей деревни. Так и ходил бы всю жизнь, кабы не девки по ягоды шедшие. Вывели Лиса на дорогу. Лис тот, говорят после этого еще и говорить перестал. Вот тебе и дедок. Говорят это сам хозяин лесной был.
  -- Издалека - между тем отвечал старик, - весь мир протопал, вот к вам зашел. Только люди у вас плохие. Взялись провести до селения и пропали, оставили старика на съедение зверю лесному.
   Вот и повод есть, подумал Иван, его значит обманул кто то, а мне расплачивайся.
  -- Ты дедушка обо всех то не суди. Люди, что деревья, разные бывают. - сказал, а про себя подумал, уходить надо. Да не по людски как то бросать человека. Его уже обманули. Теперь и я получается обману. - Хочешь, за мной иди. Приведу тебя в селение. Сам туда путь держу.
  -- Большое селение то.
  -- Обычное. Деревня моя. Холмы, зовется. - вот ведь какой любопытный, выспрашивает все.
  -- А звать тебя как.
   Нельзя ему имя говорить. Рано еще. Сначала узнать надо, что за человек, и человек ли вообще.
  -- А твое как - вопросом на вопрос...
  -- Вот ведь много стран обошел, а имя свое все люди берегут, в тайне держут, будто стыдятся его. - сказал, а в глазах искорки играют. Решил хитростью имя выведать.
  -- Да не стыдятся, дедушка. Назовусь я тебе, а ты колдун какой или еще кто. Имя мое узнаешь и в рабство к себе заберешь.
  -- Вот ведь глупость народная. Да как же в рабство человека супротив воли его взять. - он покачал головой - ну да ладно не хочешь, не говори. А меня Никонором зови.
  -- Что за имя такое иноземное.
  -- Не иноземное, а богом данное. Когда крещение принимаешь и имя свое настоящее узнаешь. Такое имя, которого не стыдно и скрывать не надобно.
  -- Каким это богом. Стрый имен не дает.
  -- Бог один для всех. А сын его Иисус жизнь отдал ради всех людей.
  -- Иисус? Что за бог такой. Не слышал.
  -- Я пришел, чтобы рассказать вам, темным про веру истинную. Но не готовы люди лесные правду услышать. Верят во что попало.
  -- Ты поосторожней. А то это что попало так тебя взгреет, забудешь и Иисуса своего и себя.
   Никонор промолчал....
  -- Ну будет дуться то. Пошли со мной. Ты на нашей земле. Вижу, с добром пришел, добром тебе люди и отплатят - Афанасий подал руку Никонору.
   Он поднял Никонора с земли.
  -- Экий ты легкий. Давно видно не ел.
  -- С божьей помощью - смиренно ответил тот.
   Только продолжать путь они не смогли. Сделав шаг, священник застонал и, если бы Афанасий не продолжал держать его за руку, снова оказался бы на земле. Афанасий обхватил его и они вприпрыжку пошли по тропе. Так шли они несколько часов.
  -- Ежели так дальше идти придется, до ночи не доберемся. Здесь зверя дикого много бродит. - вслух рассуждал Афанасий - Постой, а ты же ночевал уже... Без огня... Не одолевали тебя звери?
  -- Какие звери
  -- Ясно какие, волки да духи лесные. Еще мертвяки бывает захаживают.
  -- С божьей помощью, с божьей - как заклинание твердил Никонор.
  -- Да что ты заладил. - не помнил он, чтобы ночью вот так запросто, один, в лесу. В чужом лесу, - я про зверей спрашиваю.
  -- Да не знаю я, как споткнулся, так и не помню ничего - Никонор задумался - только старик этот с цветком.
  -- Старик...
  -- Ну да. Луна взошла. Я от воя проснулся. Испугался шибко помню. Потом смотрю, старик идет и цветок в руке, красный, большой. Я такие в Валанде видел, только названия не упомню.
  -- Так то наверное хозяин лесной тебя оберегал. Ежели седой был...
  -- Седой, точно помню...
  -- И одет в белое.
  -- Вроде в белое. Я все на цветок смотрел.
  -- Что в цветке то такого, что смотрел ты на него.
  -- А то, что говорил он человеческим голосом. Слов не разобрать было. Но говорил он, а старик отвечал ему. Я затаился как мог. Дышать боялся.
  -- И вправду дивный цветок. - привиделось ему поди с перепугу, подумал Афанасий, а вслух спросил, - А что за Валад такой?
  -- Валланд - поправил его Никонор - страна такая. Там, где солнце заходит.
  -- Валланнд. Так ты на краю света был значит.
  -- Почему на краю. Страна такая. Там лесов поменьше. Людей много. Они в роскоши живут. А зовутся люди те Вальхами.
  -- Ишь ты, - удивился Афанасий, - завидую я тебе. Мир повидал. Я вот решил тоже по странам походить. А то ведь кроме льдин да леса дремучего не видел ничего. Что детям сказывать буду.
  -- Всего не увидеть. А чтобы было чего детям сказывать, люди книги придумали. В книгах опыт предков наших храниться. Ходят люди по миру и записывают, что видели, - он порылся в своем мешке и достал пачку грубых листов, - вот и я пишу, что видел, чтобы другим, которые придут сюда, ведомо было, что за страна такая.
  -- И про меня расскажешь.
  -- И про тебя расскажу.
   Афанасий представил, как неведомые ему люди будут о нем вспоминать.
  -- А можешь ты меня с собой взять. Слаб ты. Буду охранять тебя, а ты меня хитростям своим выучишь.
  -- Давай уж сначала домой доберемся - усмехнулся Никонор.
  -- Ты вот что, посиди здесь, а я бегом туда и обратно с кем-нибудь. Дотащим тебя, - увидев, как нахмурился тот, Афанасий засмеялся, - да не бойся ты, не брошу. А тех, кто бросил найдем и накажем. Кто гостя обидел, того сам Перун невзлюбит.
   Убедившись, что Никонор успокоился, Афанасий бросился бегом до дома. Налегке он рассчитывал добраться еще до полудня. Он бежал и представлял, как пойдет мир смотреть. Как повстречает он людей новых, интересных. Фантазии далеко занесли его. Вот он уже с самим князем Владимиров разговаривает. А тот зовет его в дружину свою. Великая честь для воя князю служить. Но Афанасий решил отказаться пока. Сначала мир повидать, премудростям научиться, а уж потом хоробором верой и правдой отчизну защищать. Вдруг вспомнил он про старика, что Никонор видел. Верно и вправду хозяин лесной был. Поэтому и зверье не тронула путника. Какое там зверье, да нежить, когда сам хозяин лесной путника оберегает. Закон гостеприимства одинаков для всех. Даже духи гостя жалуют. А нашлись же нерадивые, бросили человека, словно вещь ненужную.
   Так, подгоняемый мыслями добрыми, добрался, наконец, он до деревни. Ее издали видать. И как не увидеть. Деревня то немалая. Дворов будет дюжин, что пальцев на пяти руках. Эх, плохо без премудрости то. Вот даже дома толком сосчитать не могу, сокрушался Афанасий. Между тем уже появились первые дома из за кустарника. А навстречу, весело тявкая, Рыжий бежит. Верная псина. Издали знакомый запах чует.
  -- Рыжий, псина ты тупоголовая - ласково потрепал собаку Афанасий.
   Вслед за собакой появилась и ее хозяйка.
  -- Привет, Аленка!
  -- Доброго здоровья и тебе Афоня, - ее большие голубые глаза игриво светились.
   Она звонко засмеялась, выхватила из-за пояса Афанасия топор и бросилась наутек. Вот ведь проказница. Человеку помочь надо, а ей все одно на уме. Однако он принял игру и шутливо ругаясь бросился вдогонку.
  
  
   [рукописи]
  
  
   Афанасий жил один. Родители умерли, когда ему не было и 7 лет. Но дом остался. Содержать его в хорошем состоянии не составляло особого труда. Даже, наоборот, приносило удовольствие. Аленка сидела напротив и смотрела, как он ест гущу. Гуща получилась наваристая и вкусная. Афанасий не сразу и заметил ее взгляд. Зато кат только увидел, уже не мог не обращать на это внимание. Достаточно трудно принимать пищу, когда каждую ложку провожает заботливый взгляд.
  -- Не смотри ты так, - не выдержал, наконец он.
  -- А вдруг, не понравится.
  -- Как же не понравится. Очень вкусно. Но ты все равно не смотри. Или ешь со мной.
  -- Я не хочу, - Аленка отвела взгляд куда-то на пол, - не любишь ты меня, - обиженно произнесла она.
  -- Это почему же?
  -- Мне так кажется.
  -- Милая. Да как же я могу не любить тебя. Да я кроме тебя никого и знать не желаю.
   Он заметил, что Аленка чуть заметно, краем губ улыбнулась. Он хотел обнять ее, приласкать. Даже встал, чтобы подойти к ней, когда за окном послышались крики чей-то плачь.
  -- Никак стряслось чего, - встревожено сказала Аленка и выбежала на улицу.
   Афанасий подошел к окну. По улице шло человек десять. Впереди, громко причитая и плача шла бабка Васса. Своим видом она не оставляла никаких сомнений, что случилось что-то очень плохое. Афанасий поспешил ан улицу.
   Из соседних домов тоже выходили люди. Он нашел Аленку.
  -- У нее сын да внук исчезли, - взволнованно прошептала Аленка.
  -- Эх бабы, стоило из этого шум подымать. Вернутся.
  -- Как вернутся, ежели они прямо из дома исчезли. Легли спать. А утром просыпаются, а ни Глобы, ни Славена нет. Ночью уйти не могли. Куда им ночью идти.
   К обеду вся деревня собралась около судного дерева. Никто не видел пропавших. Мужики ходили по лесу. Ничего не нашли. Все ждали Кобзаря. Тот накануне ушел в соседнюю деревню хворово исцелять и вот, вот вернутся должен был. Нескольких человек отправили ему навстречу.
   Кобзарь, вернувшись, не стал никого расспрашивать. Посмотрел на убитую горем мать. Помолчал. Затем сказал коротко: - Нет их больше, - и быстрым шагом направился в лес. Несколько человек бросились за ним, порасспросить. Но их остановили сердитыми окриками. Когда волхв смерть чует, нельзя обычным людям рядом находится. Афанасию это сам Кобзарь говорил. Морена на границе людского мира находится и может захватить любопытного вместе с умершими.
   Уже вечером, когда все разошлись, появился Кобзарь у Афанасия дома. Он был серъезен и сосредоточен.
  -- Чую неладное, - с порога сказал он.
  -- Помогу, - просто ответил Афанасий.
  -- Тот стари, что давеча с тобой пришел, по ночам ходит куда-то. Приходит под утро, весь грязный. Никак на болото ходит.
  -- Нечего человеку на болоте ночью делать. - вслух подумал Афанасий.
  -- Человеку нечего, - перешел Кобзарь на шепот.
  -- Как же так, - с ужасом подумал Афоня, - ведь мы проверяли. Папоротником, осиной. Надо мужиков поднимать, раз такое дело, - Афанасий снял со стены топор.
  -- Подожди, я тебе главного не сказал, - Кобзарь придвинулся к самому уху и заговорил быстро, быстро, - Не ведает он сам, что делает. Ходит как во сне. Я один раз попробовал его окликнуть. Он обернулся. Глаза закрыты были. Спал он. Видно нечистая сила в теле его сидит. Настанет время, убьет она Никонора, а тело к рукам приберет.
  -- Как же так. Где подхватил он напасть такую.
  -- Где подхватил, неведомо. А вот изгнать нечисть надо.
  -- Как
  -- Когда нечисть властвует над телом, мы видеть ее можем. И бороться с ней. Только вот беда. Нечисть чужая. Не наша Чудская. Как изгонять ее не знаю. Я в Патоки ходил, совета просить. Наврал про ворожбу тамошнюю. Живет там волхв сильный. И ответил волхв, что сила та бессмертна. Изгнать ее можно, переманив в другое тело. И тело это затем сжечь надобно.
  -- В какое такое другое.
  -- Не знаю Афоня, Ой не знаю.
  -- Слушай, Кобзарь, надобно нам узнать, что он на болоте делает.
  -- Это верно. Собирайся.
   Они спрятались возле Никонорова дома. Ждать пришлось недолго. Как только луна появилаясь, вышел священник. Шел он строго по прямой линии, странно подергивая руками.
  -- Люди так не ходят - прошептал Кобзарь.
  --
   1
  
  
   8
  
  
  
  --
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"