(1)И вновь, прежде, чем мы окончательно простимся с Вильнюсом, вернемся в него ненадолго еще раз.
Между 1987-м и 1988-м годами пролегли расстроенные свадьбы, разбитые надежды и вероломство женских измен. Расстояние в 700 км оказалось непреодолимой преградой для первых ростков романтических отношений, только еще начинавших нарождаться между нами и теми, кого мы оставили в Вильнюсе. Мы приехали в этот город в августе 88-го, чтобы он залечил наши сердечные раны, которые сам же и нанес, и это ему почти удалось!
(2)...Мы снова пошли по проторенному пути в ближайший пивной ресторан, где и свели знакомство с одним из местных аборигенов (его имя, к сожалению история не донесла до нас), чтобы вновь окунуться в водоворот ночной Вильнюской жизни.
Он привез нас в общагу, стоящую где-то на окраине города. В большой комнате, куда мы попали, за столом сидело несколько мужиков, а на одной из кроватей спала некая девица весьма помятой наружности. Общество было занято обсуждением важного вопроса: кто будет сегодня ночью делить ложе с единственной из присутствующих здесь дам. Хотя, судя по количеству стоящей под столом пустой посуды, спор носил сугубо теоретический характер.
Мы дипломатично молчали, сидя в сторонке, отдавая дань принесенному с собою пиву.
В самый разгар спора в комнату вошел некий цыган - представитель рядом стоявшего табора - и тоже заявил свои права на спящую, точнее, не лично свои, но всего табора, от лица которого он выступал. От нашей комнаты была послана делегация во главе с Димой, членом нашей команды, прибывшей из Москвы. Он принял самое горячее участие в дебатах. От лица нашей смешанной компании, состоявшей из литовцев и русских, Дима заявил, что девица останется у нас, т.е. у тех, на чьей территории она находится в данный момент (говоря проще, спит).
Как последний аргумент спора, Дима сообщил, что он из Москвы, каковая новость, очевидно, должна была доказать противной стороне все беспочвенность ее притязаний. В ответ цыган попытался угрожать нам физической расправой, но добился лишь того, что под всеобщий смех был выдворен из помещения.
Вообще, непонятно, из-за чего разгорелись такие баталии вокруг этой девицы (на редкость неухоженного и невзрачного создания) - то ли потому, что во всей округе больше не было ни одного мало-мальски симпатичного женского лица, то ли просто потому, что у людей не оказалось никакого серьезного повода для спора, однако, остается несомненным факт: страсти вокруг нее кипели нешуточные. Сама же она мирно спала, ничего не ведая о бурных спорах, ведущихся за обладание ею.
Проснувшись, она первым делом обратила внимание на самого молодого и молчаливого участника нашей компании, Ваню. Всю нашу поездку он мало принимал участия в разговорах и большей частью молчал. Как говорится, слово - серебро, а молчание - золото. Среди множества поклонников, спорящих о ней, девица обратила внимание именного на него.
- Какой красивый мальчик! - воскликнула она, глядя на мир только что проснувшимися, младенчески лишенными какой бы то ни было мысли глазами, и тот час обняв его, начала нежно целовать. Ваня сидел, никак не реагируя на различные проявления ласки со стороны своей новой знакомой, серьезно и чинно глядя перед собой. Поскольку на следующий день он ничего не помнил из того, что происходило накануне, можно заключить, что он уже дошел до нужной кондиции, подобной трансу йога, когда внешние возмущения уже никак не могут вывести человека из состояния внутреннего самосозерцания.
В общем, это был достойный дуэт - ветреная дама, вся охваченная первым порывом чувств, только что вышедшая из небытия, и не интересующийся ни чем происходящим вокруг кавалер, только что в это самое небытие ушедший.
Отдав предпочтение Ване, менее всего этого ожидавшему, девица сама решила все споры, возникшие вокруг нее. Лишившись, таким образом, темы для разговоров, наши хозяева почувствовали необходимость восполнить запас пива, изрядно отощавший за ночь.
По свидетельству наших новых друзей, сделать это можно было только в таборе, который, собственно, и существовал, по их словам, за счет доходов с ночной торговли спиртным (не стоит забывать, что на дворе стоял 88-ой год, разгар борьбы с пьянством и алкоголизмом). Откомандировать туда было решено Диму, безграничная активность которого с каждой выпитой бутылкой все возрастала.
По рассказам Димы, въехав в табор на пойманной машине, его буквально принялись разрывать на куски маленькие цыганята, зазывающие покупателей к себе в дом. Его провели в одну из комнат, в которой стояли, как в хорошем баре, три холодильника: маленький - с водкой, и два больших - с вином и пивом. (Это в 88-м году то! После московских, почти военных штурмов винных прилавков!) У Димы от такого изобилия просто полезли глаза на лоб.
- А хорошее ли у тебя пиво, хозяйка? - спросил он у цыганки, показывавшей ему товар.
- Да ты попробуй, соколик! - и Дима залпом оглушил бутылку пива.
В углу на циновке спал цыган, быть может, хозяин дома. Каким-то чутьем он уловил ответственность момента: мгновенно проснувшись, он схватил гитару, висевшую рядом на стене, и запел дорогому гостю:
- Пей до дна, пей до дна!..
(3)На следующий день наш новый знакомый с которым мы договорились встретиться в том же кабаке, что и накануне, и который тем сильнее проникался к нам симпатией, чем меньше у него оставалось денег в собственных карманах, привел нас в гости к хозяйке на улице Соду. Там он, сидя за столом по соседству с Леней, воспылал к последнему самыми нежными чувствами. Узнав, что Леня учится в Автодорожном институте, наш гид время от времени вскидывал опущенную на стол голову, и не в силах сдерживать переполнявших его эмоций, протягивая к Лене руки, словно грозясь задушить его в своих объятьях, восклицал:
- Уте-оный! Дра-аугас!
Впоследствии он чем-то не угодил хозяйке и был ею с позором выгнан, а мы оставлены. Больше, мы его, к сожалению, не видели.
(4)У хозяйки была 16-летняя дочь, а у нее, в свою очередь, жила какая-то дальняя родственница. Родственница, как водится, влюбилась в нашего молчаливого красавца Ваню, который не ударил для этого палец о палец.
У нее была дача где-то за городом, и мы, переночевав у хозяйки, отправились туда на следующее утро всей компанией, как примерные детки, собирать грибы (старшая хозяйка даже любезно приготовила нам бутерброды в дорогу).
На дачу нас вез таксист-камикадзе, разгоняющийся по проселку, по которому мы ехали, до 120-ти км в час. Дима, сидевший на переднем сиденье, спросил, вытирая пот со лба, не боится ли он врезаться, на что тот ответил небрежно, что когда едет, просто не думает об этом. Быть может, услышав русскую речь и вспомнив сакраментальное "какой же русский не любит быстрой езды?", он решил сразить нас своим виртуозным, сногсшибательным вождением?
Дачи под Вильнюсом поразили нас отсутствием ограждений, все-таки, Прибалтика всегда оставалась по отношению к России заграницей! На фоне обязательных заборов, которыми у нас в Средней полосе любят окружать каждый, наполовину развалившийся дачный сортир, это выглядело по европейски (особенно это актуально в наше время, в сравнении с крепостными стенами с колючей проволокой, окружающими дворцы новых русских).
По дороге на дачу, Ваня, все время молча обнимавший ее хозяйку, счел своим долгом, наконец, нарушить молчание и показать своей девушке, что и он тоже не лишен некоторой широты кругозора. Он откашлялся, и задумчиво нахмурив свой гладкий лоб, спросил:
- Дим, послушай! Кхе, кхе... У тебя ноги в ботинках не потеют? У меня что-то потеют.
После чего уже замолчал и хранил значительное молчание всю оставшуюся дорогу. Как видим, молчание его было от полноты, а не от скудности. Оно, такое молчание, как правило, исходит от вполне уверенных в себе, самодостаточных людей.
После уже за всю поездку ни в какие беседы он не вступал.
Мы насобирали кучу грибов (в основном - сыроежек), которые на следующий день и отвезли в город.
Под конец нашего пребывания в Вильнюсе хозяйка дачи куда-то пропала, очевидно, Ваня не оправдал ее надежд, но это уже не могло омрачить впечатления от нашей поездки. Мы обжились у нашей гостеприимной хозяйки, которая доверяла нам даже ключи от квартиры, и стала нам за те 5 дней, что мы провели у нее, почти как мать.
(5)В один из вечеров, когда ни в какое заведение, где продавалось спиртное, было уже не попасть, мы подошли к одной из дверей, у которой стояла огромная толпа. Наш главный казначей Дима вознамерился войти туда во что бы то ни стало. Спросив у сопровождавшей нас дочери хозяйки, как будет по-литовски "добрый день!", он нахально прошел мимо вышибалы, поприветствовав его, как своего:
- Лаба дена!
Вышибала, не зная, как реагировать на подобную фамильярность, молча открыл рот вместе с дверью и Дима, не видя больше серьезных препятствий на своем пути, поспешил за нее проникнуть, сказав, что он только на 1 секундочку выпить единственный коктейль. Как выяснилось впоследствии, коктейль оказался не единственным, а скорее, восьмикратным. То время, пока Дима неторопливо накачивался спиртным, ища пути прохода нашей компании через неприступные двери, мы терпеливо толкались вместе со всеми в общей очереди.
В конце концов, Дима, все-таки, провел нас всех по одному внутрь. В то время был очень востребован талант пробиваться всюду без очереди. Сейчас это искусство забыто, как некий пережиток старины.
Рецепт прохода без очереди оказался прост: Дима договорился с официантом насчет пустого столика и начал, как уже было сказано, понемногу - по 1-му, по 2 человека - тягать нас с улицы.
Очередь, состоявшая вся из невозмутимых литовцев, не роптала.
Но Диме было мало нас четверых, ведь мы-то ему за свой проход не платили ни гроша. Другое дело - люди посторонние - с них можно было взять по рублю - по два. Таким образом, Дима решил наладить свой небольшой бизнес. Но поскольку проводить-то он их проводил, а мест свободных внутри зала не было, - ресторан был переполнен, - то сажал он всех вновь пришедших за наш столик, и когда число сидевших за ним достигло уже критической отметки - десяти, - нам пришлось срочно ретироваться, иначе нам грозила бы неминуемая физическая расправа как со стороны официантов, так и со стороны обманутых посетителей, ибо заплатив свои кровные, они все равно, оказывались в результате без места.
Прежде, чем покинуть зал, мы перебазировались за другой столик, с хозяйками которого Леня свел знакомство, представившись гитаристом несуществующей группы. Записав мысленно всех нас в члены пресловутой группы, Леня поочередно представлял каждого из нас своим новым знакомым, как клавишника, вокалиста и бас-гитариста. Когда к столику подошел Дима, Леня представил и его:
- А это Дима, наш ударник.
Дима не удивился. Он лишь утвердительно тряхнул кудрями и залпом опрокинул бокал шампанского, явно не ему предназначавшийся.
Надо сказать, что перед выходом Диму ждала одна неожиданная встреча. Дело в том, что в соседнем банкетном зале отмечалась чья-то свадьба, в одной из гостей которой Дима узнал свою бывшую невесту, свадьба с которой у них разладилась около года назад. Прежние чувства нахлынули на него с новой силой. Дима дал им выход, правда, в несколько необычной форме. Увидев Галю (так звали его бывшую невесту) танцующей с молодым человеком, Дима весь задохнулся от негодования (на нее ему показал, глупо хихикая, кто-то из нашей компании). Он в задумчивости подошел к ближайшему столику, машинально налил себе стакан шампанского и нечувствительно его выпил. Тут же к нему подошел возмущенный хозяин бутылки с возгласом:
- Эй, ты что тут делаешь?
Дима ответил:
- Ты понимаешь..., - и загнул фразу, содержания которой он, хоть убей, впоследствии не мог вспомнить.
На это его собеседник ответил только, разведя руками:
- А-а, ну понятно! - и отошел, по-видимому вполне удовлетворенный данными объяснениями.
Дима стоял и соображал, как ему отреагировать на столь вызывающее поведение своей бывшей невесты - девушка, с которой он не виделся уже почти год, представлялась ему теперь почти женой. Правда, они перед этим перекинулись несколькими ничего не значащими фразами, но это ее, конечно, ни к чему не обязывало.
По окончании музыки девушка подошла к Диме, извиняясь за то, что танцевала не с ним - еще одна загадка, почему она должна была в чем-то оправдываться перед человеком, с которым ее больше года уже ничего не связывало?
Дима слушал, а мозг его, сверлила единственная мысль:
- Как же я ей сейчас врежу!
И даже появление милиционера, дежурившего в вестибюле, не смогли остановить его в своем намерении. Одним глазом следя за милиционером, Дима дал Гале звонкую пощечину, мстя ей за все свои порванные чувства, которые ему пришлось пережить в связи с ее уходом (на самом деле, не такие уж и большие), и тут же без всякого перехода подхватив приближающегося милиционера под локоток, начал на ходу проникновенно объяснять ему свои действия, взывая к мужской солидарности:
- Да ты не обращай внимания. Это же моя невеста. Пожениться-то мы с ней все равно поженимся, но чтобы не увлекалась, нужно ведь как-то и воздействовать!
Милиционер понимающе кивнул, но, все же посоветовал Диме выяснять отношения на улице. И мы увели нашего разошедшегося не на шутку буяна из стен заведения, где наше присутствие становилось явно лишним.
Дабы освежиться, Дима изъявил желание искупаться в реке Вильне, глубина которой в том месте, где он вознамерился это сделать, едва достигала 30-ти см. Дима постоял по щиколотку в воде, привыкая к вечерней прохладе, а потом нырнул. Но глубины ему явно не хватило. Он лежал животом на дне, раздвигая руками стремительно бежавшие ему навстречу струи. Спина его при этом оставалась сухой. Дима выглядел, как кит, выброшенный на мелководье. Мы посоветовали ему не валять дурака и снова стать сухопутным млекопитающим. Дима послушался. Так закончился наш последний день перед отъездом.
(6)Уезжали мы, как водится, без гроша и провожавшие нас хозяева - мама с дочкой - плакали, словно мы прожили с ними вместе много лет.
Мы увозили из Вильнюса чувство благодарности за прожитые 5 дней, светлым пятном оставшиеся в памяти на фоне серых московских будней.
Мы поехали привычным маршрутом (который сейчас уже неосуществим, по причине границ с Литвой и Белоруссией, а потому могущий многим показаться в диковинку), на перекладных, т.е. с электрички на электричку, в сторону Москвы. На первой же станции нам всем выписали штраф, который предстояло оплатить по почте. Но это не могло испортить настроения. И даже найденный на вокзале Минска кошелек со ста рублями, которых вполне хватило бы на билеты до Москвы, не смог поколебать наших планов путешествовать диким способом. Гуляя по Смоленску, мы шли впятером по пустынной улице, когда нам навстречу попался одинокий подросток. Завидя нас, он тут же начал наматывать ремень на правую руку, готовясь к самообороне, что весьма красноречиво говорило о нравах, царящих в тех местах. Но видя наш мирный характер, проследовал мимо, поглядывая на нас уже вполне дружелюбно.
Ну, вот, собственно, и все. Это была последняя наша стоящая поездка в Прибалтику, которая оставила после себя добрые воспоминания. Не следовало больше и ездить туда, ибо ничего, кроме разочарований, нас там ждать уже не могло. Как это ни банально, но своими последующими поездками мы подтвердили 2 старые, как мир, истины: нельзя войти в одну реку дважды, и - туда, где был счастлив, не возвращайся!