Ссср-2061 : другие произведения.

9. Зарянка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:


  
   Автор: Александр Горбов
  
   Зарянка
  
   Кто бросил клич: "Марс -- дело общее"? Этот вопрос долго интересовал часть работников Звездного городка. Очень уж хотелось поймать этого умника в темной подворотне и применить к нему "непарламентские аргументы".
   Вторая Марсианская экспедиция с самого начала подготовки ажиотажа не вызывала. Один раз были? Ну, и хорошо, гнаться за третьей американской экспедицией или четвертой китайской смысла нет -- лучше лунную базу до ума доведите. Но экспедиция потихоньку набиралась, модули корабля строились, финансирование приходило. Космонавты начали тренировки, утверждалась научная программа, выбирали место высадки.
   Пока тот самый умник не спросил: "Марс -- дело общее?" Нестройный хор голосов энтузиастов подтвердил: "Общее!" А умник спросил снова: "А что же тогда обычных людей в экспедиции нет? Хоть пять мест могли бы выделить!" Кто-то на скорую руку слепил видеоролик с красивой нарезкой о космосе и со скабрезным вопросом в конце. Через неделю лозунг "Марс дело общее! Даешь Марс для всех!" облетел страну. Вопрос, к великому удивлению, замять или спустить на тормозах не удалось. Волна требований докатилась до Верховного Совета и не успокоилась, пока в экспедицию не включили два места для людей "с улицы". Любой мог подать заявку на открытый конкурс в надежде стать участником марсианской экспедиции. С условием: хорошее здоровье и наличие личной исследовательской программы. После первичного отсева, одного должно было выбрать жюри из участников Первой Марсианской, а второго -- народное голосование. Тысячи людей вспомнили о мечте стать космонавтом, удивленно воскликнули "О!" и встали в очередь к приемной комиссии в Звездном городке.
  
   ***
  
   Лихнецкому не повезло. Когда в очередной раз запороли тесты четвертого блока, он попался Старику под горячую руку.
   -- Сережа, вы мне опять корчите клоунаду. Вам наверняка надо сходить и помочь нашему цирку.
   Так Старик называл приемную комиссию для добровольцев, куда и командировал Лихнецкого в помощь. Через три дня Сергей чуть ли не в ногах валялся у Старика, с просьбой вернуть его обратно, но тот был непреклонен. Так и пришлось долгих два месяца сидеть на собеседованиях, принимать документы и мечтать вернуться к нормальной работе.
   Сегодня первыми кандидатами оказались двое студентов и модель, Сергей с чистой совестью завернул их за отсутствие научной программы. Следующим оказался длинноволосый поэт, высокий, нескладный, с тоской в больших серых глазах, готовый долететь до Марса в поисках своей музы. Его он тоже отправил вслед за остальными.
   Образовалась пауза и уже, раздумывая об обеде, Лихнецкий расслабился, не ожидая подвоха. И получил его: следующим кандидатом оказалась пожилая женщина. Кудрявые седые, как снег, волосы, мягкое лицо, прочерченное морщинами, яркие голубые глаза, похожие на летнее небо, и популярный среди добровольцев синий комбинезон на лямках.
   -- Добрый день. Добро пожаловать в звездный городок. -- Сергей заученно улыбнулся, заранее готовясь отказать. -- Меня зовут Лихнецкий Сергей. Могу я увидеть ваши документы?
   -- Здравствуйте, Сергей, вот, пожалуйста, -- голос гостьи оказался на удивление мелодичный. И вся она производила успокаивающее впечатление. Такой Сергей мог представить бабушку. Не свою, а среднестатистическую, пекущую блины и пирожки, подкармливающую голубей в парке, к которой ездят внуки на каникулы. Что она делает здесь? Что ей нужно в космосе?
   К удивлению Сергея у нее оказалось все в порядке со здоровьем, естественно, с поправкой на возраст. Но полет в космос это не прогулка в парке, и уже на этом стоило бы отказать. Но Лихнецкий, не желая сразу расстраивать такую милую женщину, листал документы дальше, обнаружив неплохую научную программу: немного биологии, немного астрономии, немного физики. Не для фундаментальных исследований, нет. Упор делался на трансляцию образовательного курса для школьников на Землю. Вполне увлекательно и полезно. Ах, если бы не возраст, ей, пожалуй, в команде были бы рады. Но увы, увы. Сергей с сожалением закрыл папку с документами.
   -- Екатерина Ивановна, я посмотрел ваши документы. У вас чудесная научная программа. Действительно интересно.
   -- Спасибо, -- от улыбки, вокруг её глаз побежали морщинки, -- несколько моих знакомых педагогов удалось уговорить помочь в её составлении. Если у вас будут замечания, мы их быстро устраним.
   -- Да нет, замечаний не будет. Мы не корректируем программы кандидатов. Только в случае попадания в экипаж могут вноситься корректировки для совмещения графика с остальным экипажем. Проблема в другом.
   Сергей потер переносицу, подбирая слова, чтобы не обидеть собеседницу.
   -- При всех наших технических возможностях, экспедиция на Марс остается очень сложным и дорогостоящим предприятием. Ограничения в тоннаже отправляемых на орбиту грузов лимитируют нас  в оборудовании, -- Лихнецкий засыпал её словами, чтобы отказ не прозвучал слишком резко. Ему оказалась симпатична эта женщина, и отказать в лоб казалось слишком грубым. -- Увы, но экспедиция в течение всех месяцев полета должна будет обходиться минимумом медицинского оборудования. Только самое необходимое, рассчитанное на возможные несчастные случаи. Помните вторую американскую? С такими авариями мы справимся. Есть даже реанимационный блок и возможность провести экстренную операцию.
   Женщина удивленно смотрела на него, не понимая, зачем он ей это рассказывает.
   -- Но мы не можем обеспечить длительного лечения и проведения процедур, -- непроизвольно Сергей отвел взгляд, -- тем более, постоянного плотного контроля в процессе высадки экспедиции. Размер экипажа ограничен, и выделение отдельного врача для контроля здоровья во время непосредственной работы на Марсе для нас непозволительная роскошь.
   -- Но у меня же все хорошо со здоровьем.
   -- Да, конечно, текущее состояние у вас удовлетворительное. Однако в экспедиции предполагаются существенные нагрузки, тяжелые даже для совершенно здоровых молодых людей.
   -- Вы хотите сказать, что я слишком старая, чтобы лететь в космос? -- в её голосе прорезались нотки обреченности, -- так? Но ведь у вас нет ограничения по возрасту. Нигде не указан предельный возраст для кандидатов. Я специально смотрела.
   -- Да, конечно, предельного возраста нет. Мы опираемся на разумную оценку здоровья и возможностей кандидата.
   -- Но у меня все в порядке с этим. К тому же на орбитальную станцию летали люди старше меня. Я смотрела в сети, все было хорошо, никаких ограничений для них не было.
   -- Я помню эти случаи. Но, фактически, это были туристы. С кратким пребыванием на орбитальной. Никаких долгих полетов, ограниченные нагрузки. А с Земли их постоянно вели врачи.
   Сергей развел руками,
   -- Но ведь это не наш случай. Почти два года в космосе -- это не шутка. Случись что -- необходимого лечения экипаж обеспечить не сможет. Упомянутые вами туристы по возвращении на Землю, проходили курс реабилитации. А миссии предстоит высадка на поверхность, затем взлет. Серьезные перегрузки после длительной невесомости. Даже если вы останетесь в орбитальном модуле -- кто даст гарантии, что экипажу не придется прерывать программу для помощи вам?
   На посетительницу больно было взглянуть.С потухшим взглядом, вся сникшая, они сидела на краю кресла.
   -- Простите, -- Сергей чувствовал себя палачом, -- я не могу принять у вас документы.
   -- Не извиняйтесь. Я все понимаю. Вы ни в чем не виноваты.
   -- Если вы так интересуетесь космосом, я знаю, у нас есть несколько вакансий на станциях слежения. Это, конечно, даже не взлет на орбиту, но тоже очень нужная работа, -- это звучало, как будто он оправдывается, Лихнецкий сам не ожидал от себя такого.
   -- Спасибо, -- она внезапно тепло улыбнулась и пожала его руку, которой он протягивал документы, -- в любом случае спасибо. Если совсем ничего не получится, я посмотрю ваши вакансии.
   ***
   Расстроенная Екатерина Ивановна вышла из дверей приемной комиссии. Яркое весеннее солнце резануло по глазам, заставляя зажмуриться. Опустив голову и прикрывая от света рукой лицо, она спустилась по широким ступеням и повернула на аллею, обсаженную с двух сторон елями.
   Недалеко от кованых ажурных ворот, где металл причудливо сплетался в контур посадочного лунного модуля, на скамейке между зеленых еловых лап сидел юноша. Низко наклонившись, закрыв лицо ладонями, с подрагивающими, будто от рыданий, плечами. Екатерина Ивановна остановилась, удивленно рассматривая фигуру на скамейке, а затем решительно двинулась к ней.
   -- Вам плохо?
   Юноша отнял лицо от ладоней и непонимающе посмотрел на женщину. Будь здесь Лихнецкий, он бы узнал в нем поэта, отправленного восвояси.
   -- Вам плохо, молодой человек?
   Тот что-то неразборчиво буркнул и снова опустил голову к ладоням.
   Екатерина Ивановна присела на скамейку рядом с юношей и положила руку ему на плечо.
   -- У вас не приняли документы? Не переживайте, через неделю можете подать еще раз.
   Поэт нерешительно дернул плечом, словно пытаясь сбросить чужую руку.
   -- Бесполезно.
   -- Ну, почему же? Ведь вам сказали, в чем причина отказа?
   Наконец, оторвавшись от ладоней, юноша выпрямился и с обреченностью вздохнул.
   -- У меня нет научной программы. Да и откуда она у меня? Я поэт, -- в голосе юноши удивительно сплелась гордость за себя, почти самолюбование, и отчаяние, -- я не придумаю программу и за год. А она там ждет меня. Только я не прилечу к ней.
   -- Кто ждет?
   -- Муза, -- юноша покраснел и отвернулся, словно сказал что-то неприличное.
   Екатерина Ивановна улыбнулась и стала искать что-то у себя в сумке.
   -- Держите, -- она протянула ему визитную карточку.
   -- Что это?
   -- Скорее, кто, -- Екатерина Ивановна рассмеялась, -- это мой старый знакомый, Петр Алексеевич. В прошлом неплохой биолог, но сейчас на пенсии.
   -- Зачем он мне? -- раздраженно отозвался поэт, -- он может написать программу на заказ? Так денег у меня все равно нет.
   -- Нет, он не станет ничего делать за вас. Что он может -- это подсказать, к кому обратиться в своем институте. Там много хороших студентов, они смогут вам помочь, придумать что-то такое, что вы сможете в космосе делать вместе с ними. Что-то, что будет интересно для них. Будет ли интересно вам, я не знаю. Но свою программу вы получите.
   Поэт поджал губы, всем видом выражая, что ни за что не пойдет к кому-то на поклон.
   -- Никто за вас работать не будет. Если хотите чего-то добиться, работайте, -- Екатерина Ивановна улыбнулась и потрепала его по голове, -- делайте, и у вас все получится. Старайтесь. Это же ваша мечта. Если она вас там ждет -- вы должны сделать все, чтобы её достичь. Так?
   Она поднялась, собираясь уйти.
   -- Удачи вам. И подстригитесь. Вряд ли такая прическа уместна в космосе.
   Юноша еще долго сидел на скамейке, смотря вслед ушедшей женщине. И в его глазах загорались маленькие искры надежды.
  
   ***
  
   На следующий день Лихнецкого прямо с порога вызвал к себе начальник приемной комиссии. Подмигнув секретарше, Сергей нырнул в кабинет Мусабаева.
   -- Вызывали, Юрий Талгатович?
   -- А, Сереженька, заходи, садись, дорогой. Чай не предлагаю, видишь, некогда, к Старику бежать надо, да.
   Сергей, встав у края длинного стола, смотрел, как хозяин кабинета собирает в папку какие-то бумаги.
   -- Я чего тебя вызывал, не помнишь? -- бывший космонавт потер переносицу.
   -- Нет, Юрий Талгатович, мне Леночка не говорила.
   Хмыкнув, тот продолжил собирать документы.
   -- Ах, да. Точно. Ты же вчера на приеме сидел?
   -- Да, там.
   -- У тебя была старушка? Приносила документы?
   -- Была такая. Помню.
   -- А чего документы не принял?
   -- Так ведь возраст, Юрий Талгатович. Куда ей в космос? Мы молодых через одного допускаем.
   -- Знаю, знаю. А документы зря не принял.
   Сергей удивленно поднял брови.
   -- Жалуются мне на вас. Говорят, нет уважения к пожилым людям. Кому, как не опытным аксакалам, помогать в нелегком деле освоения других планет, -- хозяин кабинета иронично покачал головой. -- Из лиги пожилых людей мне звонили. Говорят, обижаем. И энпе у нее есть, и здоровье без болячек, а мы не принимаем. Нехорошо.
   Мусабаев направился к выходу, махнув Сергею рукой следовать за собой. Выйдя в приемную, глава комиссии, остановившись, развернулся к Лихнецкому.
   -- Так что будь добр, найди эту старушку и возьми её документы. Сам к ней съезди, уважь. А там на комиссии посмотрим, уважительно откажем.
   Сергей кивнул и отправился в центр приема искать телефон неугомонной старушки.
    
   ***
  
   Через неделю Старик сменил гнев на милость и забрал Лихнецкого из приемной комиссии. На радостях Сергей клещом вцепился в работу, месяц нещадно гонял монтажников и сдал четвертый блок приемке без замечаний. Старик по такому случаю без возражений отпустил Сергея в отпуск, и тот на две недели улетел на море. Отдыхал, отсыпался, не интересуясь ничем, кроме курортной жизни.
   В конце июня загоревший и свежий Лихнецкий вернулся на работу, и с порога был вызван Стариком.
   -- Сережа, вы в курсе, что вчера было итоговое заседание приемной комиссии по "народным космонавтам"?
   Старик беспокойно вышагивал взад и вперед по своему кабинету.
   -- Отобрали двадцать финалистов. Тех, что пойдут на общий курс обучения. На мое удивление, там есть человек десять толковых. Посмотрим, как они себя проявят, но я человек пять из них взял бы работать на орбитальную. Так что, возможно, из этой затеи будет хоть какой-то толк.
   Остановившись у окна, Старик долго стоял молча, о чем-то размышляя. Лихнецкий, замерший на стуле, в недоумении пялился в монументальную спину начальства, не понимая, зачем он понадобился.
   -- Так вот, Сережа, -- не поворачиваясь, Старик закончил паузу, -- среди финалистов оказалась и ваша протеже.
   Лихнецкий судорожно пытался вспомнить, кого может иметь в виду Старик.
   -- Екатерина Ивановна, милейшей души женщина. Будь она лет на тридцать моложе, у меня бы не было возражений.  Но сейчас!? Риск в такой дальней экспедиции слишком велик. Впрочем вы сами прекрасно знаете, -- старик невесело усмехнулся, -- комиссия не пропустила бы её. Однако у нее нашелся защитник -- целый директор института геронтологии Тоцкий. Даже на совещание в министерство пролез, устроил мне знатный скандал.
   Старик снова зашагал из угла в угол. Зная шефа достаточно долго, Лихнецкий чувствовал, в каком он бешенстве.
   -- В любом случае, сейчас этот доброхот будет таскаться тут у нас, пробивая себе новое поле для исследований. Будет капать мне на мозги, требовать, упрашивать и всячески действовать на нервы. Мне с ним нянькаться -- ни времени ни сил. Поэтому я попрошу вас, Сергей, взять это на себя. Прикроете старика от этого клеща, хорошо? Я вас назначу куратором "бабушки Кати" и по всем вопросом буду направлять Тоцкого к вам. Вы уж побегайте от него, устройте ему цирк, как умеете. Пусть погоняется за вами, может, не будет лишний раз мешать работе. А если сумеете выбить из него что-то полезное, можете рассчитывать на премию. Договорились?
   -- Хорошо, Михаил Григорьевич, -- удивленный до предела от таких новостей, Сергей кивнул, -- сделаем все в лучшем виде.
    
   ***
  
   Неделю Лихнецкий успешно бегал от Тоцкого. Особенно подошли под роль убежища отдел кадров и бухгалтерия. Болтая о пустяках с девчонками в отделах, он перебегал из одного в другой, мороча голову незваному гостю. Но враг был хитер и тоже не лыком шит. Первой перед конфетами и обаянием Тоцкого пала бухгалтерия, а спустя пару дней и кадровики. Сергей вовремя заметил это и отступил в тренировочный комплекс на занятия группы своей подопечной, там, где его заведомо не  будут искать.
   На этой неделе шел цикл гидроневесомости. В громадном бассейне, в толще прозрачной, как стекло, голубоватой воды, на глубине восьми метров плавала копия корабля экспедиции. Где, кстати, был и тот самый злосчастный четвертый блок. Лихнецкий устроился на балконе и с высоты наблюдал за группой: пять человек в громоздких желтых скафандрах, неспешное погружение, черные костюмы сопровождающих водолазов. На своем планшете Сергей зашел в сеть и подключился к камерам на костюмах и модели станции. Ему всегда нравилось это неспешное действо, похожее на танец. Почти четыре часа он наблюдал за отработкой ручного раскрытия солнечных батарей. Четыре раза, уткнувшись в экран планшета, ходил за кофе, чуть не врезавшись в коридоре в лаборанта в белом халате. Шея от такого обращения затекла и ныла.
   Наконец, всех пятерых подняли на берег и стали вытаскивать из скафандров. Лихнецкий специально не смотрел списки, кто работает под каким номером, пытаясь угадать, где его подопечная. Даже поспорил сам с собой, но, увы, проиграл. Восьмой номер отработал всю программу на пять, второй результат в группе по времени. А когда под шлемом обнаружились короткие седые кудри, Сергей мысленно дал себе подзатыльник. Не дожидаясь, пока группа разоблачится из "доспехов", он отправился к лестнице, собираясь отловить свою протеже на выходе из комплекса.
    
   ***
  
   Тренировка далась Екатерине Ивановне тяжело. Четыре часа в тесной "скорлупе", давящая глубина, накатывающая тошнота от чувства невесомости. Когда шлем сняли, ей захотелось кричать от облегчения. Пока снимали скафандр, она с трудом сдерживалась, чтобы не выдать усталость, улыбалась, неуклюже шутила, вызывая взрывы хохота у помогавших ей парней. А когда наконец оказалась свободна, стала успокаивать запаниковавшую при всплытии девушку, чтобы никто не видел, как у нее самой дрожат руки. Ей было странно видеть, как плачущей девушке, молодой, сильной, начальник погружения ставит в карточку "негоден", а ей, улыбаясь, пишет "сдано" и, пожимая руку, наклоняясь, шепчет: "Не подведите, мы за вас болеем".
   Выходя из зала, их группа столкнулась с другой пятеркой кандидатов. После выбора двадцатки финалистов, разбитые по пять человек, они ни разу не собирались вместе, и теперь оценивающе и настороженно оглядывали друг друга. Когда они почти разминулись, к Екатерине Ивановне шагнул парень с колючим ежиком коротко стриженных волос.
   -- Здравствуйте! Вы, наверное, меня не помните? Весной еще, около приемной комиссии вы мне дали телефон Петра Алексеевича.
   Екатерина Ивановна всматривалась в лицо юноши, пытаясь вспомнить.
   -- Ну, поэт, помните? Вы меня тогда утешали еще.
   -- Да, я помню, -- женщина улыбнулась и пожала протянутую ей руку, -- я вижу, у  вас все получилось. Не сразу вспомнила, вы так поменялись, -- она жестом обрисовала его прическу.
   -- Спасибо, спасибо вам огромное! Если бы не вы, я не смог бы. Ваши слова что-то перевернули у меня в мозгах. Щелк, и все стало как надо. Спасибо.
   -- Пожалуйста. Я рада за вас.
   -- Я Лёша, Лёша Савицкий. Я так рад, что они вас тоже взяли. Удачи вам, и спасибо огромное еще раз.
   Парень неожиданно обнял её, смутился и бегом бросился догонять свою группу.
    
   ***
  
   Улица дохнула в лицо теплым августовским ветром. После прохлады бассейна он показался горячим, почти обжигающим. На скамейке, между кустами давно отцветшего жасмина, группу ждал Лихнецкий, длинным прутиком чертивший видимые ему одному рисунки на асфальте. Услышав гомон выходящей из дверей группы, он поднял голову и, найдя взглядом Екатерину Ивановну, кивнув, улыбнулся.
   -- Здравствуйте, Сережа.
   -- Добрый день, Екатерина Ивановна. У вас еще час до следующего занятия? Посидите со мной пять минут?
   -- Конечно, -- женщина махнула рукой группе, чтобы не ждали её, и опустилась на скамейку, -- вы что-то хотите обсудить?
   -- Да нет, просто хотел узнать, как у вас идут дела. Можно посмотреть вашу карту?
   Лихнецкий полистал пластиковые листы, заглянул в свой планшет, что-то уточняя, и, кивнув самому себе, вернул карту хозяйке.
   -- Все в порядке?
   -- Да, все хорошо, Екатерина Ивановна. Не вижу у вас никаких проблем.
   -- А у вас?
   -- Вы же знаете, что наша проблема -- это вы, -- Лихнецкий вздохнул, -- это слишком большой риск для вас. Слишком долгий и слишком напряженный полет.
   Сергей вздохнул еще раз.
   -- Может быть, откажетесь? А мы вам организуем смену на орбитальной, а?
   -- Вы же знаете, что нет. Я ни за что не откажусь от своего маленького, но шанса.
   -- Зачем вам это, Екатерина Ивановна? Это ведь очень рискованно...
   -- Не надо, Сережа. Я это слышала уже тысячу раз, и от вас, и от вашего начальства. Но, выбирая между старостью "на лавочке в парке" и полетом на Марс, что бы выбрали вы? Смогли бы отказаться?
   Она по-матерински похлопала его по руке.
   -- Когда вам будет столько же, сколько мне, вы поймете. А пока я еще только кандидат, даже не в дублирующем составе. Давайте дождемся итогов, хорошо?
   -- Простите, я не должен был опять вам это говорить.
   -- Ничего, я знаю, это ваша работа.
   Лихнецкий потер ладони о брюки, словно не зная куда себя деть.
   -- Вот еще что, завтра будет объявлено, что отсеиваются пять кандидатов. Двое сами решили уйти, остальные срезались на занятиях. Оставшимся в качестве небольшого поощрения решили разрешить выбрать себе позывные. В любом случае, даже те, кто не войдет в экспедицию, может претендовать хотя бы на полет к орбитальной. Мы не разбрасываемся хорошими кадрами.
   Лихнецкий ободряюще улыбнулся, извиняясь за прошлую неловкость.
   -- Я как куратор, разрешаю вам выбрать позывной не из списка. Можете сейчас, можете подумать и сказать мне позже.  
   -- Спасибо! У вас получился хороший сюрприз.
   Женщина заговорщицки подмигнула и, наклонившись, шепотом продолжила.
   -- Я, честно говоря, уже давно думаю над ним. Хочется что-нибудь красивое.
   Сергей непроизвольно, вслед за собеседницей, тоже перешел на шепот.
   -- Есть какие нибудь идеи?
   -- Да. Мне очень нравится "Малиновка".
   -- Длинновато. Надо двух или трех сложное, чтобы было удобно произносить.
   Екатерина Ивановна задумалась, смешно наморщив лоб и теребя кончик носа. Но первым нашелся Лихнецкий.
   -- Может, "Зарянка"? Это другое название малиновки. Тоже птичье, а звучит очень хорошо.
   -- Согласна, -- женщина улыбнулась, сжав его руку.
   -- Давайте вашу карту, -- Лихнецкий выпрямился и, достав из кармана маркер, записал на обложке в квадрате "позывной". И уже в полный голос продолжил.
   -- Поздравляю, "Зарянка".
   -- Спасибо, товарищ куратор.
   Лукаво прищурясь, женщина подняла руку к воображаемому козырьку фуражки.
   -- Пойдемте, у вас еще сегодня занятия. Я вас провожу.
    
   ***
  
   Тоцкий поймал Сергея, как хороший охотник, устроив засаду на выходе из столовой. Расслабленный после еды, Лихнецкий был пойман, взят под руку и съеден без соли. Не ему было тягаться в прятках с маститым академиком.
   -- Сергей, как вы не понимаете, это же великолепная возможность. У нас есть великолепный кандидат, отлично мотивированный, что немаловажно. А вы хотите пустить это дело на самотек! Нет, я решительно не понимаю ваше руководство. Ведь за космосом будущее. И, рано или поздно, вам придется посылать туда далеко не молодых специалистов. А медицинской базы -- нет! Нужно использовать эту возможность, чтобы создать задел на будущее. Нужно хвататься за нее руками и ногами.
   Низенький, круглый, как колобок, лысый Тоцкий, буквально повис на руке Сергея, обволакивая его словами, внимательно следя, чтобы он не отвлекался ни на что постороннее.
   -- Кроме того, вы подумали, какие возможности для социальной работы у нас открываются? Когда Верховный Совет борется за вовлечение пожилого населения в активную социальную и трудовую жизнь, мы можем самым прямым образом включиться в этот тренд и своими действиями усилить его, развить и, можно даже сказать, возглавить. Дорогой мой, посмотрите на этот аспект, ведь отправив её в экспедицию, мы не просто даем толчок, мы задаем новый вектор, новое дыхание этому движению. Не побоюсь этого слова, мы становимся лидерами движения.
   Тоцкого несло, слова лились из него потоком, угрожавшим смыть Лихнецкого. Но у Сергея тоже была припрятана пара тузов в рукаве.
   -- Все так, Михаил Аристархович, все так. Я с вами полностью согласен.
   Вспоминая свою бытность студентом, Сергей знал по опыту общения с профессорским составом, что надо соглашаться со всем, а потом гнуть свою линию.
   -- Но и вы нас поймите. Это огромный риск. А дополнительного финансирования для купирования этих рисков нам никто не даст.
   -- Так надо объяснить. Показать всю важность этого проекта, дать ответственным почувствовать всю глубину и важность нашего с вами предприятия.
   -- Совершенно с вами согласен. Но ведь это время. А подготовка экспедиции не потерпит таких задержек. Вы согласны со мной?
   -- Конечно! Именно поэтому я и говорю, что надо действовать решительно, напирать...
   -- Тогда, конечно, вы не откажитесь посодействовать напрямую?
   -- Как можно? Разве вы сомневаетесь во мне?
   --  Я, собственно, к этому и веду, дорогой Михаил Аристархович, ведь именно ваш институт получил финансирование по проекту медицинских микроботов? Почему бы вам не предоставить для экспедиции мобильную установку? Ведь это бы решило сразу множество проблем с оперативным диагностированием и лечением.
   Тоцкий при упоминании микроботов сразу скис. Очень модная, перспективная тема. Но отдавать своё, да еще и с неясными перспективами в чужую епархию, это было для него слишком болезненно.
   -- При наличии установки микроботов в экспедиции, мы можем обеспечить должный медицинский уровень контроля. И тогда утвердить кандидатуру нашей Екатерины Ивановны будет гораздо легче.
   -- Вы знаете, это очень сложный вопрос. Установка еще не прошла цикл испытаний, мы не обкатывали её в условиях невесомости. Тем более, нужно будет кого-то готовить для работы с ней. Нет, я не думаю, что это возможно в столь короткий срок.
   -- Ну, что же вы, Михаил Аристархович. Разве вы не понимаете, как это важно? Ведь от этого зависит успешность такого важно проекта! Вы ведь сами говорили, как важно разъяснить глубину и  ответственность за наш проект.
   -- Да, да, вы правы, Сергей. Но это требует дополнительного обсуждения. Я боюсь, мне необходимо провести консультации с лабораторией, проверить бюджетные возможности.
   -- Понимаю. Поэтому предлагаю на следующей неделе провести встречу и обсудить участие вашего института в экспедиции по этой линии.
   Тоцкий ретировался, пообещав держать Сергея в курсе. Но у Лихнецкого были большие сомнения, что этот интриган решится столь крупно вложиться в экспедицию.
    
   ***
  
   В начале зимы Лихнецкий в очередной раз пришел к начальству с докладом. Старик, мрачный и насупившийся, выслушал доклад по добровольцам и долго молчал, листая отчет.
   -- А что там с прогнозом по народному голосованию? Есть предварительные результаты?
   -- Есть, -- Лихнецкий протянул еще пару листов, -- как и раньше с большим отрывом лидирует Зарянка. Это если её не выберут старички из Первой, а они её выберут, без сомнений.
   Старик нахмурился еще больше и уставился в потолок, вертя длинный карандаш в пальцах. Сергей ждал, привыкший за эти месяцы к мрачному настроению Старика, когда речь заходила о добровольцах.
   -- Слышал, наверное, Тоцкий придушил свою жабу и решил дать нам установку микроботов. Месяц пороги в министерстве оббивал, требовал гарантии, что мы его допустим к медконтролю полета. Пришлось подписать с ним договор о сотрудничестве.
   Лихнецкий лишь покачал головой. Чтобы интриган Тоцкий добровольно отдал установку?
   -- После того, как я официально при министре его спросил об этом, он мог либо отойти и не лезть совсем или должен был её дать. Но он на Зарянку уже сделал большую ставку, если бы отступил, его бы свои с потрохами съели.
   Старик невесело усмехнулся.
   -- Нам это, конечно, плюс, но разрешить Зарянке лететь... Не верю я, что она выдержит полет. Не верю, пусть хоть Тоцкий у меня голый в кабинете спляшет. А если с ней что-то случится -- это будет такой удар по нам, что мы лет двадцать не отмоемся. Ни о какой третьей экспедиции, а тем более о постоянной базе с нами никто разговаривать не будет. Те, кто сейчас будет кричать "возьмите Зарянку", будут вспоминать нам её и поливать помоями.
   Михаил Григорьевич поднялся во весь немалый рост и подошел к окну.
   -- Выбирая между вселенским скандалом сейчас и риском нашему делу потом, что бы ты выбрал, Сергей? Нет, не отвечай. Это я начальник, и выбирать мне. Будь добр, на послезавтра собери пресс-конференцию, на два часа дня. А на двенадцать пригласи ко мне Зарянку.
   Глядя на темный силуэт Старика на фоне заснеженного парка за окном, Лихнецкий был благодарен судьбе, что это не ему делать выбор. Если Старик не сможет убедить Зарянку, то этот кабинет скорее всего сменит хозяина.
   -- И еще, постарайся, чтобы Тоцкий на пресс-конференцию не попал. Как хочешь, хоть на КПП шины ему прокалывай, но чтобы духу его тут не было.
   -- Хорошо, Михаил Григорьевич, я все сделаю.
    
   ***
  
   -- Чай, кофе? -- Старик был сегодня обаятелен как никогда, -- Сливки? Берите печенье, свежайшее, сегодня утром взял прямо в пекарне.
   Екатерина Ивановна вежливо кивнула и улыбнулась с хитринкой, глядя на большое начальство, старающееся быть галантным.
   -- Пожалуйста, оставьте это. Лучше переходите сразу к делу, а то я подумаю, что вы решили за мной приударить.
   -- Обижаете, Екатерина Ивановна. Разве я не могу поухаживать за симпатичной мне женщиной? К тому же, я даже постарше вас буду, так что, не будь вы формально моей подчиненной, мог бы и приударить.
   -- Нехорошо, Михаил Григорьевич, напоминать женщине о её возрасте. Тем более, ваши подчиненные делают это по десять раз на день.
   Она отпила из чашки, с насмешкой глядя поверх нее на Старика.
   -- Вы ведь не за этим меня сюда пригласили. Переходите к делу, покончим с ним быстрее, чтобы я не мучила вас.
   Лихнецкий, затаившийся в углу дивана, с особенным удовольствием наблюдал разворачивающуюся сцену. Обычно прущий напролом Старик, сметающий любое сопротивление, вот уже пятнадцать минут изображал из себя соловья, поющего серенаду. Получалось плохо.
   -- Хорошо. Зарянка, -- голос Старика стал вдруг уставший и хриплый, -- я хочу, чтобы вы выслушали меня не как доброволец, не как женщина с улицы, а как член нашей команды, всех тех, кто делает нашу космическую программу. Вы видели нашу работу, жили рядом с нами, делали наше общее дело. Я хочу, чтобы вы выслушали меня с полным пониманием ситуации. Будем предельно откровенными -- да, вы можете получить место в экспедиции. Но вы просто не вернетесь из нее. Вы уже далеко не молоды, вы просто не выдержите этих колоссальных нагрузок. Да, вы долетите до Марса, возможно даже осилите высадку. Но обратно вы не прилетите, чтобы вам не говорили.
   Старик поднял руку, призывая не перебивать его.
   -- Возможно, вы не считаете это потерей. И вне зависимости от того, чем это закончится, хотите использовать этот шанс. Но послушайте, чем это обернется для всех нас. Это станет трагедией. Все те, кто сейчас поддерживает вас, оплюют нашу космонавтику с ног до головы. Никто не вспомнит наших предупреждений. Нас будут винить в вашей смерти, всех тех, кто помогал вам здесь, всех тех мальчишек и девчонок, что только готовятся к полетам, не разбирая, обольют грязью. И на долгие годы полеты дальше Луны будут нам закрыты. Нам просто не дадут финансирование после такого фиаско. А теперь ответьте мне -- хотите ли вы для всех тех, кто помогал вам все эти месяцы, такого будущего? Отблагодарите ли вы их за доброту таким образом?
   Устало опустив руки, Старик продолжил.
   -- Я не предлагаю вам отказаться от экспедиции просто так. Мы готовы предоставить вам хорошую альтернативу -- полноценную, полугодовую работу на лунной базе. Через семь месяцев, через одну смену. Мы выделим вам время и средства для реализации вашей программы. Дадим столько часов эфира с Землей, сколько нужно, поможем по всем направлениям. Это хорошее предложение. Большего я вам не могу дать. Если вы не согласитесь, я официально сниму вас с программы добровольцев по состоянию здоровья, под свою ответственность. Я не могу рисковать будущим космонавтики ради одной вас.
   Екатерина Ивановна, внезапно ставшая предельно серьезной, повернулась к Лихнецкому.
   -- Сережа, вы не могли бы нас оставить? Я хочу поговорить с Михаилом Григорьевичем с глазу на глаз.
   Лихнецкий кивнул вышел за дверь. Сел в приемной и стал ждать.
   Минуты текли медленно, как тягучий и приторный кисель. Тишина раздражала. Хотелось подкрасться к двери и, припав к замочной скважине ухом, подслушать, что там происходит. Что Зарянка вдруг решила сказать Старику? Что такого секретного? Чем она будет убеждать его, чтобы он оставил её в программе экспедиции?
   Когда дверь наконец открылась, Старик позвал Сергея и попросил его провести пресс-конференцию.
   -- Зарянка будет выполнять свою научную программу на лунной базе. Вылет согласно плану с ближайшей сменой. Красивые формулировки придумай сам. Ну, и Екатерину Ивановну подключи, пусть тоже скажет пару слов, обоснует свое решение. Если Тоцкий появится, шли его ко мне.
   На лице Старика блуждало странное задумчивое выражение человека, который не понимает, выиграл он или проиграл.
    
   ***
  
   Лихнецкий примчался на дачу к Старику, отгуливавшему очередной отпуск. Развалившись в кресле-качалке на веранде, шеф пил чай из огромной кружки и, увидев Сергея, жестом запретил что-либо говорить.
   -- Зарянке опять запретили вылет на Землю по состоянию здоровья?
   Сергей кивнул.
   -- Она вместе с врачами настаивает на еще одном полугодии на станции?
   Не дожидаясь еще одного кивка, Старик ухмыльнулся.
   -- И ты приехал ко мне за санкцией вернуть её приказом. Так? А я не дам. Пойди на кухню, налей себе чаю. И печенье возьми, сам сегодня испек.
   Пока Лихнецкий гремел в доме посудой, Старик щурился на солнце и грустно улыбался, словно вспоминая что-то. Вернувшийся Сергей присел рядом на табурет и молча принялся ждать.
   -- Ты спросишь, почему? Это была часть сделки по экспедиции. Я обещал не возвращать её приказом, если будут причины, чтобы ей задержаться еще. И я сдержу обещание, пока меня не отправили на пенсию. А дальше пусть преемничек разбирается с этой оторвой. Не бойся, она там нас всех переживет. Ты еще успеешь в мое кресло взгромоздиться, а она будет там делать свои передачи для детей. Эта сволочь Тоцкий в нее столько микроботов закачивает, что на полк пенсионеров хватило бы. И будет над её здоровьем трястись почище курицы над яйцами. Он уже раз сто пожалел, что связался с ней.
   Старик довольно рассмеялся.
   -- Говорил я ему, не влазь, нельзя в такие игры с космосом играть. Не послушался -- пусть расхлебывает.
   Лихнецкий тоже улыбнулся, представив взбешенного новостью об очередных шести месяцах Тоцкого.
   -- И ведь что удивительно. Тоцкого рано или поздно забудут. Нас с тобой еще раньше забудут. А её будут помнить. Потому что мы делали для сегодняшнего дня, а она -- для завтра. Ну, кто мог подумать, что шоу "Космическая бабушка" наберет такую популярность? Кто знал, что мы тридцать килограмм груза будем выделять для детских писем? И еще столько будем везти обратно, потому что она на каждое отвечает. Хоть кто-нибудь смог ей объяснить, что электронные письма будут гораздо дешевле? Нет, она считает, что бумажные письма гораздо важнее для детей. Как она смогла убедить главного инженера станции делать значки, чтобы отсылать с письмами? Убедила, уговорила, и он делает, не спрашивая разрешения у нас. Потому что знает -- мы бы разрешили.
   Старик долго молчал, глядя вдаль. Лихнецкий глотал остывающий чай, грелся на солнце и радовался, что приказ о возвращении отдавать не придется.
   -- Поразительная женщина. Она мне тогда сказала, что ей не к кому возвращаться на Землю. И умудрилась стать бабушкой миллионам детей. Да её половина планеты знает, одинокую нашу. И знаешь, я ей благодарен. Эти дети вырастут и не спросят -- "зачем нам космос?". Он для них будет как дальняя деревня, в которой живет их бабушка. Далеко, непонятно, но своё, родное. Она этим сделала больше, чем вся наша вторая марсианская. Налей-ка мне еще чаю, Сережа.
   Они долго еще сидели на веранде, обсуждая другие дела и стараясь не касаться темы Зарянки. Но перед самым уходом Сергея Старик сказал.
   -- Когда мы с ней тогда договорились, она мне сказала, что ей лучше умереть там, -- Старик ткнул пальцем вверх, --  она считала, что когда человечество приходит куда-то навсегда, там обязательно появляется кладбище. Ей казалось, что, появись оно в результате катастрофы, это будет трагедия. А если она будет первой, то это будет печально, но закономерно. И там будет только грусть, а не страдание по погибшим. Чем старше я становлюсь, тем больше её понимаю. Не могу согласиться, но понимаю.
    
   ***
  
   Из предисловия к сборнику стихов космонавта Алексея Савицкого:
   "...почти тридцать лет назад она сумела круто изменить мою судьбу. Я искал музу и вдохновения, а нашел дело всей жизни. И нет большего, что она могла бы для меня сделать. Это было для нее естественно, как дышать. Она вдохновляла нас всех. Пилоты считали прибытие в смену, когда она дежурила, знаком удачи. И правда -- в её дежурство не было ни одной аварии. Её шоу положило начало детскому движению. Мальчики и девочки бредящие космосом, назло едким критикам называвшие себя "Зарянцы", пока смешное слово не стало официальным названием.  Восемь из десяти космонавтов носят на груди значки в форме маленькой птички, а оставшиеся двое стесняются, что потеряли свои. До сих пор смена на Лунной-2 отвечает на все детские письма, вручную, на бумаге. И писем не становится меньше. Она вернула детям великую мечту стать космонавтами. Потому и везет каждый рейс на Лунную-2 букет её любимых ландышей, никогда не увядающих под стеклянным колпаком. Для этого поколения Зарянка сделала космос не чужим опасным местом, а домом. Куда стоит лететь, и где стоит жить. Где рядом с космопортом Лунной-2 стоит скульптура -- на скамейке сидят трое, парень Юра с открытой светлой улыбкой, немного задумчивый Нил и бабушка Катя. Сидят и встречают каждый рейс с Земли. Один полет, один шаг и одна жизнь, подарившие людям космос.
   Эта книга посвящается светлой памяти твоей, Зарянка."
  
  
  

Проголосовать за рассказ можно ТУТ


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"