Аннотация: Рассказ на конкурс "турнир авантюристов".
Маркс Тихонов. Пилот и инженер.
Транспортный модуль падал в пространство.
Орбитальные транспортные модули не умеют летать. Они всегда падают.
Спуск - падение на скачком увеличивающийся диск планеты. Сквозь грозовой фронт. Сквозь пылевые бури. Мимо связывающих землю и небо столбов исполинских ураганов. Прямо к научной станции расположенной в основании гор Решетникова. В двух километрах от рабочей площадки четвёртого климатического генератора - места, где рождаются бури, создаются грозы и конструируются ураганы.
В запрятанной глубоко под горами научной станции ждут прилёта транспортного модуля творцы бури, демиурги ураганов и повитухи гроз - всего шесть человек учёных. Шесть демиургов и одна из них Анна Решетникова, девушка в жёлтом вязаном свитере.
Транспортные модули единственная связь научной станции с Базой, а через неё с Землёй.
Взлёт - очередное падение в кружащееся небо, сквозь сито грозы. Рядом с рабочей площадкой четвёртого климатического генератора только сформированные грозы ещё слабы. Их молнии тонки и ветвисты, а порывы ураганного ветра похожи на мягкое покачивание. Взлетающий транспортный модуль проваливается сквозь юную грозу. Выше, выше, пока не пробивает небо насквозь и не выпадает в пространство. Космос - бездонный затягивающий колодец. Крохотная серебряная иголка теряется в бесконечном чёрном одеяле с далёкими проплешинами звёзд и подпалиной солнца. Цель управляемого падения вверх - База.
Она одна единственная на орбите красной планеты, поэтому просто База, без названия и без номера. Почти родной дом для полутора десятков пилотов и ещё двух сотен человек живущих мечтой о зелёных садах, голубых водоёмах и красивых городах на месте ржавых пустынь и безлюдных каменистых равнин дикого Марса. Смешно!
Смешно то, что они оставили всё это на Земле: и сады и города и водоёмы и пришли туда, где нет ничего кроме пустынь и скал.
Но именно здесь сегодня идёт самый жаркий бой между человеком и природой. Здесь граница возможностей, постепенно отодвигается всё дальше и дальше. Позавчера невозможное. Вчера невероятное. Сегодня выплавляется в рабочем процессе.
Школьники на Земле в красивых городах знают их всех поимённо и на уроках литературы пишут сочинения о проекте Решетникова и их мечте сделать Марс зелёным. Какой-нибудь школьник наверняка получит пару за небрежно составленное сочинение. И поделом! Маркс не готов говорить за других, но за себя может сказать тому двоечнику совершенно точно - больше всего на свете он любил летать. Тихонову снились не рукотворные зелёные долины, а ревущие ветра над безжизненными каменными склонами. Не молодые леса и белоснежный песок пляжей, а километровые молнии и догоняющие транспортный модуль столбы ураганов. Что Тихонову будущие города? Лучше придайте модулю больше манёвренности и установите ещё более мощные двигатели.
Больше всего на свете Маркс любил летать. Нет. Больше всего на свете он любил не летать, а падать. Вверх или вниз. По вектору гравитации или против него. Управляемое падение - практически полёт.
Самые лучшие пилоты на Марсе. Их имена известны всем школьникам: и отличникам и двоечникам, хватающим пары на сочинениях по литературе. Особенно двоечникам. Полтора десятка человек действующего состава, запомнить очень легко. Как именовать их? Философами падения? Вознёсшимися ангелами? Много раз они спускались в развернувшийся на поверхности Марса, согласно первой стадии проекта глобального изменения климата, ад и возвращались из него. Такая работа. Разумеется - любимая. И не нужна никакая иная.
Тихо и неспешно скользят по Землё тени самолётов. Длинные крылья разрезают воздух, словно ножи кремовый торт.
С невообразимой скоростью мчаться по энергозатратным траекториям пилотируемые космические корабли, яростно пылая сгорающими в топке реактора атомными сердцами.
Степенно и с достоинством плывут в пространстве грузовые корабли-роботы, им торопиться некуда, в отличие от их хозяев-людей, чья жизнь коротка для свершений и дел.
Орбитальные транспортные модули не умеют летать. Только падать.
Маркс упал во второй приёмный ангар Базы тяжело и глухо, словно перекормленный в зоопарке бегемот. Челнок смертельно устало застонал. Тихонов знал, что получит разнос, но не ожидал, что тот будет настолько внушительным. В конце концов: не первый раз и не последний. Чем наказать пилота орбитального транспортного модуля служащего на Базе?
Отослать домой? Отшлёпать по попе? Поставить в угол?
-Отстранили от полётов,- сочувственно кивнул профессор Решетников. -Но согласитесь молодой человек, вы сами виноваты. Уже давно ходили по краю. А теперь, когда прибыл новый пилот... Впрочем, это всего лишь на двадцать восемь дней. Скорее последнее предупреждение, чем настоящее наказание.
Профессор имел полное право называть Маркса "молодым человеком". Единственный старик, как остров среди океана безудержной молодости. Командор Базы, идущий вторым по возрасту, был чуть ли не вдвое младше Решетникова.
Коротко остриженная, согласно правилам, голова профессора походила на одуванчик: много волос и все седые. Морщинистое лицо напоминало Марксу солнышко, каким его рисуют в детских книжках. Профессор стар. Вероятно, он является самым старым космонавтом. Страшно подумать, сколько правил професор нарушал одним своим присутствием в дальнем космосе. Единственное известное Марксу исключение из строжайших правил ГлавКосм-а. Но кому ещё быть исключением из правил, как не самому Решетникову, чей проект по глобальному изменению климата соседней планеты выполняла вся страна. Это человек заразил своей мечтой, как бациллой, целое поколение. Его, Маркса, поколение. И вот пряом сейчас пилот говорил с великим Решетниковым. Думал, о том, что голова профессора похожа на одуванчик и жаловался тому на решение командора отстранить его от полётов. Кто бы рассказал молодому Тихонову десять лет назад - не поверил бы. Дикая штука жизнь.
Почти такая же дикая, как падение сквозь грозовой фронт и проход по самому краю урагана.
-Похоже, я вправду виноват,- подумал Маркс. Пилот помотал головой. Мысль об определяющей доли своей вины Тихонову не нравилась, и он хотел чтобы она скорее ушла.
Маркс вспомнил слова Командора: -За полуторное превышение допустимых на машину нагрузок объявляю тебе выговор. На завод-производитель и в разработавшее машину конструкторское бюро отправлю благодарность - за качество.
-А за что выговор?- осмелился подать голос Маркс.
-За напрасный риск.
-Да не было никакого ри...- начал оправдываться Маркс скиснув под взглядом Командора. Вздохнул и подтвердил: -Есть отстранение от полётов на двадцать восемь дней, товарищ Командор.
Профессор сочувственно похлопал Тихонова по плечу, выказывая поддержку пилоту переживающего полосу неудач. Марксу неожиданно и ни к месту пришло в голову: насколько Решетников стар. Пусть и не скоро, но пилот Тихонов, другие пилоты и сотрудники Базы и находящиеся на красной планете учёные, вернутся домой. Вернутся на тихо цветущую Землю. А профессор может не успеть. Понимаете? Конечно, он сам выбрал, когда падал с Земли до лунных причальных верфей, на почти таком же, как у Маркса, транспортном челноке.
Знать, что больше никогда не увидишь ни леса, ни моря, ни прекрасные города нигде... кроме своего воображения. Знать и всё равно лететь. Ради того, чтобы всё это, на Марсе, однажды увидели другие. Ещё очень не скоро.
Маркс не любил грустные мысли, поэтому торопливо сказал: -Я привёз отчёт со станции под горами Решетникова.
Услышав свою фамилию в виде названия объекта местности, профессор поморщился. Как однажды он высказался: -Я ещё не умер, чтобы моим именем именовали горы!
Только всё равно название утвердили. Ученики и благодарные последователи, чтоб их всех через дюзы перебросило.
-Извините, что спрашиваю о личном,- начал профессор: -Как дела у Анечки?
Маркс пожал плечами: -Прислала вам письмо. Информационные архивы с модуля уже должны были перелить в общее вирт-пространство Базы. Проверьте входящую корреспонденцию.
-Я спрашиваю немного о другом...
-Крепость по-прежнему в осаде,- характеризовал свои отношения с родственницей великого учёного Тихонов. Хотя, правильнее было бы сказать: свои отсутствующие отношения. -Атака лёгкими пехотными частями не удалась. Придётся вводить в бой тяжёлую артиллерию.
-Может быть вам попробовать завязать отношения с другой моей правнучкой?- неловко пошутил Решетников. Сам же смутился, откашлялся и как-то виновато сказал: -Анечка всегда была однолюбом. И пока она влюблена в свою работу, боюсь, у вас мало шансов.
Что-то подобное Маркс услышал в управляющем отсеке научной станции под горами имени великого прадеда самой красивой девушки на расстоянии в десятки миллионов километров.
А услышал он следующее.
Барахлил кондиционер. Из соседнего помещения серверной, с рядами инфо-кристалов в охлаждающих стойках, тянуло противным, промозглым сквозняком как будто там, за дверью, стояла поздняя осень со слякотью и мокрым снегом. Самая красивая девушка на Марсе застыла спиной к Тихонову и смотрела в большое, панорамное окно-экран распахнутое во всю видеостену. Там, в окне, где-то за двойным бронекуполом станции, хлестали молнии. Рождалась сильнейшая гроза, какой на Земле не было, наверное, уже миллионы лет. А, может быть, и вообще никогда не было.
-Вы говорите о любви?- тихо спросила Аня Решетникова.
Бронекупол намертво отрезал родовые стоны создающейся на рабочей площадке четвёртого климатического генератора грозы. Информационные архивы станции перекачивались на накопители транспортного модуля. Остальные учёные разбирали доставленные Марксом грузы. Он выбрал момент для очередной попытки растопить сердце ледяной королевы научной станции огнём огромного букета роз выращенных на гидропонной ферме Базы. Розы в дальнем космосе ценнее золота и даже ценнее урана. Сколько трудов и нервов стоило ему добыть этот букет. Можно сказать, Маркс чуть ли не лично вырастил их, вступив в сговор с гидропониками. Уберёг от бдительного ока начальства и многочисленных проверок, вступив в сговор с системным администратором Базы. Тайно пронёс на борт транспортного модуля.
Этот букет дался ему совсем не просто.
Недавно срезанные, с дрожащими на лепестках каплями влаги, красные, словно звёзды Кремля, розы бездарно лежат на заблокированном резервном пульте управления связью. Небрежно брошенные рукой ледяной королевы. Самый большой и самый красивый, Маркс мог бы в этом поклясться, букет, который кто-либо, дарил кому-либо, на Марсе.
На губах у Анечки Решетниковой играет улыбка: -Говорите мне о любви, но это всего лишь слова. Посмотрите на эту грозу. Вот где энергия. Где настоящая страсть. Подумайте о том, насколько повысится уровень ионизации атмосферы. Скоро закончится первая стадия проекта профессора Решетникова. Половина пути уже позади.
Неожиданно Аня обернулась и Маркс чуть было не отшатнулся увидев каким яростным огнём горят глаза девушки: -Сможете ли вы любить меня хотя бы вполовину так сильно, как сверкала прошлая молния?
Словно в такт её словам, за окном, в землю вонзилась новая гигантская молния. Ослепительный росчерк, приглушённый фильтрами видеостены до воспринимаемых глазом величин.
-Сможете?!
-Нет, она не ледяная королева- подумал Маркс -Скорее фурия. Нацеленная в цель ракета. Яростный элементаль. Разве можно любить часть стихии? Ею можно только лишь восхищаться.
-Так я и думала,- произнесла правнучка профессора Решетникова, не дождавшись ответа. Почему-то её слова прозвучали не презрительно, а сочувственно и печально. Как будто Аня снова и в который уже раз разочаровалась в слабосильных, не дотягивающих по мощности до рукотворного буйства стихий, обычных человеческих чувствах.
-Очень красивые розы,- оценила она рассыпавшиеся по отключенному запасному пульту управления цветы: -Мне никогда не дарили столько цветов, даже на Земле.
-Пожалуйста,- ответил Маркс: -Вы их вполне заслуживаете.
Что будет делать девушка, управляющей созданием гроз и рождением бурь, с медленно умирающими цветами? Да пусть что хочет, то и делает!
Он развернулся, собираясь поднятья в ангар. Сесть за штурвал транспортного модуля. И упасть, упасть как можно быстрее отсюда.
-Маркс,- позвала Аня заставляя его обернуться: -Ничего не получится. Не сейчас. Вот-вот должен начаться второй этап. Второй и последний базовый.
Рукав жёлтого вязаного свитера указал на окно в видеостене. Рукотворная гроза уходила прочь, молнии сверкали далеко и редко. Самое время было взлетать, иначе придётся пережидать, пока закончится создаваться следующая гроза.
Свитер у Ани канареечно жёлтый, словно бы карманное солнышко застыло за его спиной.
-Пилоты так просто не сдаются,- соврал Маркс: -До скорой встречи, товарищ Решетникова.
До встречи! Получите пилот Тихонов двадцать восемь дней без крыльев. Получите и распишитесь. Нельзя влюблённым доверять управление сложной техникой. Особенно нельзя доверять технику тем, кто влюблён трагически и безответно.
Сколько ещё правнучек профессора работают на Марсе? Маркс запросил информацию и узнал, что кроме Ани, ещё целых две. Точнее одна внучка и одна правнучка. Не родные мать и дочь, а по разным линиям. Действительно, выбор есть...
Не выходя из общей вирт-сети, Маркс написал письмо, где тщательно описал впечатления от управления транспортным модулем в особенно трудных условиях и присоединил к письму запись полёта. После чего послал письмо ведущему конструктору транспортного модуля. По-совместительству, его школьному другу.
Они сдружились, в третьем классе, на почве влепленных обоим пар по литературе и природоведению. Школьная дружба часто бывает самой крепкой. В особенности, если начинается с общих двоек.
Генка-молот ответил через девять минут. Задержка в передаче информации - крайне неприятная и абсолютно неизбежная особенность межпланетного интернета.
-Ты что такой злой?- написал Генка-молот.
Генка, потому, что Геннадий. Прозвище "молот" получил после успешной починки задурившего инфо-кристалла обыкновенным молотком. Сколько не объяснял будущий конструктор орбитальных транспортных модулей, что там всего лишь контакт отошёл, прозвище "молот" прилепилось к нему намертво.
Не самое плохое прозвище. Лучше, чем было, в своё время, у Тихонова.
Маркс написал школьному другу: -Баста. Никаких больше тестов техники. Хочешь дополнительных экспериментальных данных - присылай официальный запрос на испытания через инстанции. Больше не стану. Завязал.
-Карл, ты меня убиваешь,- ещё через девять минут пришёл ответ от Генки-молота. Вернее, Геннадия Андреевича Самохина - известного и заслуженного конструктора.
-Не паясничай, Молот. С меня достаточно одного выговора и одного отстранения от полётов. А с тебя довольно одной дополнительной благодарности. Сколько их там уже набралось.
-Благодарностей много не бывает,- жизнерадостно отписал школьный друг: -Слушай, осталась ещё пара простых тестов-испытаний. Ничего криминального. Да погоди отказываться. Не ради тщеславия прошу, а для новой модели модуля. Пока конкурирующее КБ нас не обошло. Испытания нужны как воздух. Благодарное человечество тебе потом памятник поставит. Возможно даже не посмертно.
Тонкий конструкторский юмор.
-Карл, ну пожалуйста. Честно надо. Сам знаешь, как востребована новая модель транспортного модуля. И я, клянусь, сделаю из неё настоящую конфетку. Ласточку сделаю. Ястреба! Только пара тестов осталась. Официальный запрос та ещё волокита. Сделают поздно и неправильно. Мне КБ Лапова буквально в спину дышит. Но моя модель лучше, точно лучше. Карл, если приёмка возьмёт худшую модель орбитального транспортного модуля, это будет на твоей совести.
-Меня отстранили от полётов, Молот.
-Попробую что-нибудь сделать.
Маркс немного повеселел. Прямых рычагов влияния на Командора у Генки, разумеется, нет. Но, возможно, найдутся косвенные?
Двадцать восемь дней это слишком долго для влюблённого пилота. Влюблённого не в правнучку профессора Решетникова, а в полёты-падения. Может быть, поэтому между ними ничего и не получается? Два влюблённых в свою работу человека - как одинаково заряженные частицы - всегда отталкиваются.
Нет, естественно, эти двадцать восемь дней отстранения от полётов Маркс не скучал бы и не бездельничал. Рабочие руки на вес золота. Или очищенного и обогащённого урана. Уран ценнее золота. Только вот Маркс Тихонов не обычный заводской работяга, чтобы довольствоваться знанием, что и твоя крохотная частичка труда, через цепочку дел, дойдёт до Марса, помогая озеленить его. Маркс это Маркс. Передавать труд через цепочку дел не для него. Исключительно напрямую.
Да, эгоистично. Да, не по-советски. Но Маркс Тихонов никогда не был идеалом молодого коммуниста. Он даже историю КПСС в первой половине двадцать первого века сдал только с третьего раза. Хорошо, что вторая половина двадцать первого века ещё не прошла до конца. Иначе пришлось бы и её сдавать, а это уже перебор.
Так себе коммунист Маркс Тихонов. Вот пилот он неплохой. Прямо сказать: один из лучших в Союзе, а значит и во всём мире. Всё равно никто кроме Союза глубже Луны не летает!
Только всё одно - отстранили от крыльев.
Двадцать восемь дней это почти бесконечность.
Тихонов по опыту знал - можно хандрить целый день, если не найти подходящего занятия. А раз так, попробуем найти нового пилота, о котором рассказывал профессор. Всё равно знакомиться надо. Как-никак новый товарищ...
Заглянув в комнату отдыха, Маркс поинтересовался: -Где новенький пилот?
-Я?
-Вы?
-Ну да,- миниатюрная девушка с ёжиком волос, носом-пуговицей и чудесными ямочками на обеих щеках виновато улыбнулась, будто извиняясь за то, что она это она, а не кто-нибудь другой: -Стажёр Казанцева Виктория! Рада знакомству! Я столько о вас слышала!
Кто-то из пилотов засмеялся. Другой неприлично громко добавил: -Причём исключительно плохое.
-Да нет же,- попыталась оправдаться стажёр Казанцева Виктория: -И хорошего было достаточно!
-Ага!- обрадовался штатный весельчак и балагур: -Значит плохое тоже было!
-Ну да... немного,- ямочки на Викиных щеках запылали ярче, чем подаренные Тихоновым Анне красные розы. А ведь это было всего лишь несколько часов назад. Какой ужасающе долгий день!
-Добро пожаловать, Вика,- поприветствовал нового товарища Маркс.
-Тихонов, ты чего такой кислый. Лимонов объелся?
-Ребята!- рявкнул кто-то, уже знавший про отстранение от полётов.
-Да чего уж там!- Маркс махнул рукой и вздохнул: -Сам виноват.
Вместо ответа сочувственное молчание. Пилоты понимали, что двадцать восемь дней это практически целая вечность. Только новый пилот, стажёр Казанцева Вика сидела красная, слово цветущий мак. Хлопала своими большими, как раскрытые ладони, глазами. И ничего не понимала.
Глубоко под горами Решетникова. Минимум в полусотни метров под поверхностью. Под слоями двойного бронекупола. Влюблённая в свою работу девушка выводила на считалке уравнения изменения климата. А рядом с кроватью стояло блистательно красное озеро цветов, составленное в отмытую канистру из-под реактивов со срезанным горлышком.
На секунду девушка оторвалась от расчётов. Губы чуть шевелились, продолжая шептать формулы и константы. Взгляд наткнулся на цветочный букет, приобрёл осмысленность. Формулы забыты и константы перепутаны. Придётся начинать заново. Впрочем, достаточно на сегодня.
Она закрыла глаза. Уснула так быстро, будто скользнула под одеяло. И снились правнучке великого Решетникова не только привычные, пусть пока ещё и не существующие, марсианские леса и чистые, голубые реки. Ей снилось огромное поле диких роз. И пилот орбитального транспортного модуля, Тихонов Маркс, который шёл по этому полю, собирая в букет самые лучшие, самые красивые цветы.