Андрей СПИРИДОНОВ
З А В Е С А
Стихи
МЕРЦАНИЕ
Копья мерцание в ночи
Узреть не каждому дано,
Как огонёк чужой свечи
Угаданный через окно,
Забудь, что значит тетивы
Ещё вчера тугой изгиб,
Все стрелы сломаны твои,
Стрельцов отряд опять погиб.
Уходят в бой все старики,
Ведь не родили молодёжь,
Пусть были хороши клинки,
Про это гимн ещё споёшь.
Пусть жало не целит змеи
И златом не сочится мёд,
Знать, был и в этом житии
Всей правды собственный извод.
ХВАЛЕНИЕ
(Ирмологий)
Один всю ведаешь человеческого существа немощь.
И милостивно в неё воизобразился,
Препояшь и меня с высоты силою,
Дабы и мне изобразиться
В святой одушевленный храм
Неизреченной Твоей славы,
И всё это из Твоего человеколюбия,
Врага смирив превознесенную гордыню,
И всё нося непоколебимо и превыше греха,
И всех искупил от основания земли,
Утверди и моё сердце на камне заповедей,
Да не буду только земным стяжанием
И среди чуждых Тебе брашен,
Ибо исполнена может быть земля Твоего хваления.
ПОСТАМЕНТ
Кавалергарды век столь долог
И нестерпимо длится он,
И жить осталось лет так сорок
В уме от канонады звон.
А может, сорок не задастся,
Во времена Бородина,
И это очень может статься
Совсем не худшая вина
Пред вышним правом и судьбою,
А то к сенату повлекут
Всей участию роковою
Петлёй, назначавшею суд,
Пусть крест хотелось бы чугунный,
А то и даже постамент,
Но цвет светила так же лунный
Не столь надёжный инструмент.
ВАЛ
Что загорелые матросы
И что кильватер всех колонн,
Судьбы проклятые вопросы,
И в прошлом колокольный звон.
Ищи заветную пылинку
На лезвии стальных ножей,
Трёхгранный штык тебе в новинку
И слава белых лебедей.
Спустя столетие-другое
Весь этот мир бездумно пал,
И беспилотник-рептилоид
Фиксирует девятый вал.
ШУТКИ
Как всё смеялись и шутили,
Элегиий скорбных не браня,
И вьюги снежные любили
И то же злато октября,
И омута бездонна воду,
Чернил густеющих извод,
Всю эту русскую свободу,
Никем не ведомый народ...
ЛЕБЕДА
О, кровь багряная и зеркало!
Сюда бы рифмою любовь,
О, скольких это исковеркало,
Вся эта чушь, вся эта новь
Не повзрослевших ныне Вертеров,
Культуры сладостной плоды,
Кумач повапленный и мертвенный,
И пироги из лебеды.
ПЕСНИ
Шар ледяной, увы, прекрасен,
Но образ этот сущий бред,
Болото славно своей ряской,
Орудья - перечнем побед.
Сей мартиролог нескончаем
Для всех, вперяющихся в тьму,
Заутра всех коней седлаем
И песни вспомним про войну.
ПЫЛЬ
Вся кровь давно уже пролита,
У колесниц потёртый вид,
Царей знамения Египта
И очертанье пирамид
Легко сплетаются в блокбастер,
И древних пыль библиотек
Не ищет современный мастер -
Сетей нейронных человек.
УДЕЛ
(триодь)
Цена ценённого есть истиная мера всех вещей,
А оцет и желчь теперь истинные снедь и питие,
О, людие, что сделал вам Тот,
Чьи Тело и Кровь отныне животворят всё творение,
А участок скудельный явился центром всей вселенной.
И что Тебе принесу и что воздам,
Когда не в силах коснуться перстами сухой пыли
Земли Твоего настоящего удела?
КРАСОТА
Что там с этой красотою,
Страшной силой иль слепою,
С Аристотелем, Платоном,
Самым бешеным нейроном,
С нейросетью, с интеллектом,
Светлым западным проектом,
С синтетическое шалью,
Нержавеющую сталью,
С Достоевским, Кьеркегором
И не бьющимся прибором,
Ведь не стыдно быть поэтом
Во всём белом свете этом.
АНТУРАЖ
От Москвы до Вологды
Расстоянья ноль,
Мором или голодом
На покой уволь.
Над тишайшим плёсом
Снова журавли,
Листопада весом
Всё смело вдали.
Знамо, у пейзажа
Это сущий клад,
Нужен антуража
Белоснежный сад.
Кострома так близко,
Рыбинск под рукой,
Без мороза склизко
Серою порой.
ЧЕРТЫ
Черты недвижны, что с того,
Не перепутай смысл точный,
Хотя экзамен был заочный,
Там, у порога самого,
Да, всех границ не превзойти,
И эта канула эпоха,
Ваяй портреты Антиоха,
Поэмы будущей зари.
Оставь надежды позади,
Градирней перст стихосложения,
Всей доменной печи нетленье,
Стальные правды всей дожди.
Вы ж эти чаяли черты,
Слагали их посконной долью,
И растворяли святой болью,
Всё ради вещей красоты.
Так отчего ж коряв наказ,
Нелепы на портретах лики,
Всей этой вашей страшной клики
Стать вурдалаков напоказ...
ЗАМОК
Одинокой незримой тропою
След утрачен в далёком лесу,
Серым волком, тяжёлой судьбою,
Облечённой в сырую кирзу.
Там для сказок потеряно место,
Обесцвечен и красочный жанр,
Ожиданьем сакральным ареста
Обессилен царевич Иван.
Даже с каждой лягушкою плохо,
Маломерят и стрелы и лук,
Но доставку крупы и гороха
Обещает контроль, ведь испуг
Проявленье великого страха,
Пусть пока это краткий итог,
Цвет исчислен, крупицами сахар,
На амбаре - священный замок.
ПОЛКА
Это всё лишь с книжной полки
Да посыпались иголки,
Может, ёлки, может боли,
Тёмной маски или воли,
Так всё было ещё с детства,
С утаеннго наследства,
Там, где стаи, там, где волки,
Может быть, полки и полки,
Лоэнгрин и Карацупа
С остриём сапёра щупа,
С именем святым Гастелло,
Всё, что мимо просвистело...
УМ
Ума прозревшего изгибы,
Душы столь двойственна стезя,
Стихии огненной приливы -
Рифмуй: без этого нельзя!
Ну почему всегда, как вечность,
Сей выбор в сущности огонь,
Опять рифмуй про человечность
И этим грех свой узаконь.
ГЛАДЬ
Опять же зеркальную гладь
Ты правишь искусством как вызов,
Для транспорта вещая кладь
Вселенной великих эскизов,
И славны для чёрной дыры
И млечной всей пыли пространства
Свершенья великой поры
Всей радости протуберанца.
ЭТАЛОН
Так и что там про куст про ракитовый,
Про волчка и про мокрый кусток,
Приговор даже и не зачитывай,
Прострелить очень просто висок,
Можно, впрочем, вершить с экономией,
Сберегая заветный патрон,
Штык трехгранный знаком с анатомией -
Палачам золотой эталон.
УЧЁТ
Как-то там да на Гороховой
Русской сказки потолок,
Командора кожи с блохами
Разница лишь в получок.
Кто с "Апассио"-донатами,
Чьих валькирий был полёт,
С именами вполне знатными,
Как Максима пулемёт.
А потом весь век донашивай
Вшивой куртки лоскуты,
Не шагреневой, да, нашей же
Всей лубянской лепоты.
Так и вышло: между башнями
Не велик аршин и срок,
Словно ссора меж домашними,
Не всленский вовсе рок.
Только крови больно много,
Всем сосудам суд и честь
Сообщающимся строго,
Чтоб в архивах всё учесть.
ПОВОДОК
Уплывают дни как будто щепки
В мутном половодия потоке.
И огни средь них всё так же цепки
Как заката пламя на Востоке.
И с последним этим основаньем
В этой самой едкой полутьме
Тренируем самоосознаньем
Зверя на коротком поводке.
ЦВЕТ
Обманчива и полынья,
Когда и лёд не бел,
Невыносим для бытия
Весь этот свет, и мел
С чернеющей сойдёт доски
Как будто древний снег,
И средством верным от тоски
Очаг или ночлег
Пребудет как чужой сонет
Под лютню этих дней,
Всё это не учёл поэт,
Как тёплый свет свечей
Не растопивших вовсе лёд,
Но изменивших цвет
Движенья вкось или вперёд
Загадочных планет.
ТЬМА
Свет и тьма на лестнице воспеты,
Неподвижность штор, оскалы стен,
Монолитны окна как поэты
Вздувшихся от напряженья вен.
Может не блокадным быть сей морок
И унылой роковая страсть,
Из истории уже лет сорок
Украдёт себе же злая власть.
Но окажется, что ночь живая,
Даже сумрак этот всем хорош,
Словно Эрмитажа кладовая
И швейцарский настоящий нож.
Им вскрывать не вены, но сардины,
Поджигать не хлевы, но свечу,
Ведь оптимистической картины
Нам же будут дали по плечу.
Ну, а что на самом деле с нами,
Какова на вкус чужая тьма,
Можно скрыть - наверно, и стихами
Вместо покаянного псалма.
ПАШНЯ
В зарослях крапивы и малины
Отражения искать нелепо,
Созиданью тоже для картины
Не хватает ныне человека,
Здесь прошли эпохи злые вехи,
Нейросети, дроны-камикадзе,
Распахали и моря и реки
От Мадрида даже до Кавказа.
Созидатель бодро озирает
Окуляром, нет ли где железа,
В переплавку резво направляет
Для грядущего времён разреза.
Будет пашня круче сталевара
Из былого прошлого посева,
Где для продолженья нужна пара
Из белка живого материала.
МЫСЛЬ
А что ещё сгорело поутру,
Насколько бледен этот уже всадник,
Джон Донн опишет на былом пиру,
Как будто это новый виноградник.
Но пепелища избранный проект
Не даст плода, туман себе густеет,
И речь, как позабытый диалект,
За мыслию однажды не успеет.
ЛОМ
Белеет, словно череп, холм,
Сверкает льдинами река,
И города, как новый лом,
Восходят на века.
В движеньи суть и даже жизнь,
Об этом не забудь,
Когда имееет власть каприз
И не подкупен суд.
БЕРЕГА
Здесь будут грязные снега,
Ведь оскудение легло
На эти суши берега
Как небеленно полотно.
Не осознав последний цвет,
Как истины пути,
Ищи, что скажет интернет,
Куда ещё не грести.
ЗАВЕСА
(триодь)
Ведомому Тебе к архиерею на оплевание и заушение,
Что принесу, кроме не знаю сего человека.
Ведомому Тебе к Понтию Пилату за терновым венцом,
Что скажу, кроме распни Его!
Восшедшему Тебе на сам Крест, что востребую, как не сойди с Креста!
Куда же бежать тогда, какой смятесь пылью?
Быть может, хотя бы храмовой завесой, раздираясь точно надвое...
ДРАМА
Ну, здравствуй, здравствуй, Антон Павлыч!
Осталась лишь такая малость,
Как вырубить вишнёвый сад,
Ведь, впрочем, сам тому не рад
Лопахин будущей эпохи,
И трех сестёр столичных вздохи,
Белеющие чайки перья,
Чиновников высокомерье,
Непросветленность дяди Вани,
Париж взыскующие сани,
Как убивали Тузенбаха,
Всё так же, целый век без страха,
Осталась только заковыка,
Что нет ни выстрела, ни крика,
А эхо сбывшейся дуэли,
Всё разошлось, как коростели
Стремглав бежали эти годы,
Рифмуя слово "непогоды",
Что навалились на Россию
Сквозь эту же драматургию.
СЧЁТ
Мудрый Царь не считает страстей,
Не подкупен он должен здесь быть,
Сосчитай всех царей, сосчитай,
Не тиранов и не бездарей,
С тайной вечною, лучше без тайн,
Без лукавства, ковров и дверей
В потаённую кровию суть...
Если встретишь при счёте зверей,
Не пугайся и не обессудь.
РИСК
Давно воспетой бороздою
Мужик за плугом не бредёт,
За принтером с 3D весною
И с нейросетью ум цветёт,
Распахнут мир всей поднебесной
Структуры прежде родовой,
И лишь солдат уже известный
Ещё рискует головой.
ДНО
Хозяйкой дома можно быть,
Когда есть дом,
Вопрос, куда ж теперь нам плыть,
Услышит ли Харон,
Нет вовсе лилий полевых
Для стража-судии,
Что при дверях сейчас твоих,
Ведь избраны пути
Давным-давно во свете дней,
Где чаша та полна,
И от неё всю суть испей
До истинного дна.