Сталин тихо радовался. Нет. Сталин ликовал до искорок с шерсти у рогов. Удивительную новость нёс он домой. Собственно, какой, спрашивается, школяр-недоросль, не будет ликовать и веселиться, если ему отменят не только выпускные экзамены, но и всю последнюю четверть учёбы? А уж если назначат не учеником, как полагалась бы, а на самостоятельную рабочую должность... Может кому-нибудь, должность младшего смотрителя за грешниками у прожарочных решёток и покажется не престижной. Но для Сталина, на данный момент, она звучала гордо. И неприятностям, обрушившимся на исламский отдел преисподней, он ни капельки не сочувствовал.* Честно говоря, он им радовался. Не будь этого исламского вала грешников, ой не скоро ему досталась бы самостоятельная работа. С размножением у православных, там, на поверхности, какой-то сбой. А, нет притока грешников, нет и новых рабочих мест для молодого бесовского племени.
С большим удовольствием, можно сказать, энтузиазмом, встретили известие о направление на самостоятельную работу и у него дома. Папаша, уже успевший где-то принять пару черпаков слезогонки, выпятил свою впалую грудь и задрал рыло вверх.
- Молодец, сынок! Сразу видно, моя кровь сказывается! Мы, Котлогреевы завсегда не из последних были.
- Тьфу, на тебя, хвастун! Мы-ы, Котлогреевы... а сам, два века почти, у простых работяг в подсобниках пробегал. Да и сейчас-то, велика шишка - смотритель за грешниками у котлов. - Отозвалась Сталинова мамаша.
- Так образования ж не хватает. Сама знаешь, какие времена были, когда у меня рожки начали прорезаться. После правления на Руси нашего адского ставленника, во всех смыслах великого государя, пошло сначала увеличение притока грешников, а потом, как он помер, их стало сильно меньше. Повымерли, значит, они при нём. Во какой был государь! Эх-ма, жаль, что нельзя было назвать сына его именем. У нас именам из святцев не место. Да... жаль. Так о чём это я?
- Ты папа о недостатке у тебя образования говорил. - Со вздохом подсказал потерявшему нить повествования отцу Сталин. Рассуждения о пользе учения он слышал, сколько себя помнил. А запахи из кухни доносились умопомрачительные.
- Да, вспомнил. Был, значит, даже слушок, что нас, молодых и необученных бесенят, могут совсем в распыл пустить. За ненадобностью. Слава великому Вельзевулу, передумали. Однак, и учить-то, ничему не учили. Вот и промаялся в учениках невесть сколько... Зато когда наверху наши опять к власти пришли, большевики, меня сразу в младшие смотрители произвели. И, не то, что эти тупорылые шайтаны, однак, мы с наплывом грешников справились сами. Помощи ни у кого не просили. Да-а, работать тогда пришлось как настоящим чертям. Без продыху. Но мои таланты начальство так и не оценило.
- Всё ему кто-то другой в его бедах виноват. А может, тебе самому надо было подсуетиться и подучиться? И не пришлось бы ждать двести лет. Ладно, хватит на пустой желудок языком молоть. Сегодня ведь у нас большой праздник. Садитесь к столу.
Мамаша выставила на праздничный обед карачуповки, настоянной на скорпионьих хвостах, посуетившись, достала дефицитных паучьих брюшек и испекла свой фирменный пирог. Знаменитый на всю округу, невероятно пахучий (ради праздничка, сунула в тесто двойную порцию скунсьих выделений) и покрытый полежавшими в жаре рыбьими глазиками. Можно было не сомневаться, что скоро, как мухи на падаль, появятся желающие что-то прояснить, занять уксуса или соли. Самые тупые и наглые, явятся клянчить без всяких затей. Понадеявшись на доброту суровой, но щедрой Сталиновой мамаши. И все они сегодня уйдут от двери обиталища семьи Котлогреев несолоно хлебавши. На предварительном семейном совете было решено заблокировать любое проникновение чужих на время обеда и его переваривания. И не откликаться ни на какой стук. Торжество в семье было хоть и немалое, но никак не обязывающее кормить-поить прожорливых соседей и родичей. Таких вкусностей и самим мало будет. Решили - сделали.
Сталинов папаша, старый, с тусклой шерстью и потухшими глазами, чёрт Коготь Котлогреев, само собой, в полной мере воспользовался благоприятным случаем. Он быстро набрался карачуповки по самые кончики рогов и захмелел. Причём, так, что, расчувствовавшись, прослезился. В первый раз налили за семейным столом и Сталину. Как взрослому! Ну, почти как взрослому. Два раза по полрюмочки. С мамой не очень-то поспоришь. Её даже квартальный надзиратель побаивается. Очень уважительно разговаривает. Не то, что с папашей. Не говоря уж о самом Сталине.
- Молодец, сынок! В правильном нак.... ннарп... нап-рав-лении движисси. Так держать! Я ик... после обучалища почитай... ик... почти два века в подмастерьях у котлов ходил. А ты... ик, молодец! Давай-ка ещё по рюмашечке выпьем.
- Хватит! - Будто ледяным холодом повеяло за столом. Нет. Пожалуй, мамино слово свалилось на развеселившихся мужиков целой снежной лавиной, о которой недавно поведал папаше грешник из обслуживаемого им котла. Мучимый признался, что сдуру, желая показать свою лихость, завёл под лавину пять человек, из которых двое были детьми. За что и попал в адский котёл.
Сталин долго пытался представить такое невообразимое количество замёрзшей воды. Не привычно грязной, или, даже, прозрачной, а белой. Однако перед глазами вставали только огромные клубы пара. Как в котельном отделении, куда к отцу он бегал ещё безрогим, только больше.
- Вряд ли лёд и снег похожи на пар. Надо будет как-нибудь напроситься на командировку в ледяной ад и посмотреть всё в натуре.
Между тем, отец сделал слабую попытку уговорить супругу продолжить банкет.
- Ну, нет, так нет. Тебе, козочка, видней. Хотя...
- Я сказала - хватит!
- Ладно, ладно, раз хватит, значит хватит. - Сталину показалось, что его папаша от маминого рявканья даже протрезвел немного. У самого него, весёлого шума в голове точно убавилось и в туалет почему-то захотелось.
- Ох, сильная она чертиха! Жаль только, в старые времена бабам в начальство ходу не было. А то бы она точно в высоких чинах ходила. - Размышлял парень, глядя на суровую мамашу. Коренастую, основательную, объёмистую. Надёжную. Как бы не вдвое шире щупловатого папаши. Сам Сталин был, пока, тощим как отец, но уже на голову превосходил ростом невысоких родителей, но надеялся заматереть.
- А всё-таки жаль, что тебя сынок приставили к этой новомодной прожарочным решёткам, а не к котлу. Мы, Котлогреевы, завсегда у котлов служили. Поэтому, значит, и фамилию такую носим... Дык, посему, там тебе и место. По династической, значит, линии.
- Сиди уж, аристократ хренов. Династию ему подавай. Может, скажешь ещё, что ему тоже, как тебе сотни лет в прислужниках бегать?
- Ну, сотни - это ты хватила лишку. Их-то и учат теперяча много лучше, чем нас учили. Однак, от десятка-другого только польза была б. В нашем котлогрейном отделении, начальником, сама знаешь, Хват Услужкин. Так и он, пока начальственного ока самого Силы Люцеферита не привлёк, в учениках при котлах числился. Любой услугой нам, работягам, не брезговал. Зато теперь, вон какой важный начальник.
- Тьфу, на тебя! Знаю я, чем он норовил вам, охальникам услужить и каким местом тому развратнику Силе понравился. Нет уж, своему сыну я такой доли не желаю. Он у меня умницей вырос, рассудком и старанием высоких чинов добьётся. Давайте лучше попоём перед сном.
Старый Котлогреев открыл, было, рот для возражения. Содомитский грех в аду грехом не считался и был, особенно для молодых чертей, скорее правилом, чем не исключением. Но и после двойной дозы карачуповки, он вовремя вспомнил, с КЕМ собирается спорить, и пасть со стуком захлопнул. В этой семье авторитет хозяйки был на недосягаемой высоте.
Вместо опасных пререканий, он присоединился к сыну, в поддержке предложения семейной повелительницы. Не пытаясь даже договориться о том, что будут петь первым, папаша своим тонким, немного дребезжащим тенорком затянул любимую песню. Гимн Франции, Марсельезу с поправкой на местные условия. Очень почитаемый в аду.
Отречёмся от божьего мира,
Отряхнём его прах с наших ног!
Нам не нужно тупого владыки,
Ненавистен нам божий чертог.
И супруга с сыном ему дружно подпели. Густым сопрано и ломким баритоном. С душой пели, хотя вряд ли какая-нибудь из религий согласится с наличием души у служителей ада. Им, разумеется, видней.
* * *
Первую свою рабочую смену Сталин запомнил плохо. Какими-то рваными урывками. Будто напился карачуповки или нанюхался сожжённых поповских риз. Хотя, конечно же, ничем в этот знаменательный день свои мозги не туманил. Неожиданно для Сталина сильное волнение оказалось не менее головокружительным средством, чем все одурманиватели, которые он успел попробовать до этого тайком от матери. Врезался в память, разве что эпизод, встречи с начальником. У Сталина в этот момент, по закону подлости (он и в аду действует), жутко зачесался пятачок. До слёз. Наверное, от волнения. Поэтому содержание начальственного напутствия прошло мимо его сознания. Все силы Сталина были направлены на то, чтобы не сморщиться и не чихнуть. Чихать на начальство, особенно в его присутствии, это и аду... чревато совсем не радостными последствиями. Позже он узнал, что руководителю, застывший статуей при его словах новичок понравился. Особенно ему польстила слезинки, появившиеся у Сталина в уголках глаз. "Мудрый начальник" посчитал их появление, откликом на свою речь.
Зато второй день прошёл у Котлогреева-младшего на редкость удачно. Что, в общем-то, не удивительно, так как он очень старался и хорошо помнил все наставления и директивы. Поэтому процедуры по наказанию грешников Сталин провёл строго по инструкции и вовремя. Не отвлекался, как другие, более опытные черти, на пустопорожнюю болтовню. Не пытался смаковать муки грешников, увеличивая их более положенного по соответствующему параграфу. Его старательность и исполнительность заметил, (на второй день работы!) начальник их тринадцатого-бис прожарочного отделения. Высокопоставленный, хоть ещё совсем не старый бес, опять обратил на него внимание и не поленился похвалить, поставив в пример старослужащим.
Так вот, в этот второй, а фактически - первый рабочий день, Сталин обратил внимание на странное поведение небольшой группы из мучимых им грешников. В отличие от большинства, их призрачные тела (эх, были б грешницы материальными...) вертелись на адском огне не сумасшедшем рваном ритме, а неспешно переворачивались. Ему вдруг показалось, что эти грешники от назначенных им пыток не испытывают страдания. Скорее, ощущают от адского огня лишь мелкие неудобства. Если вообще не получают удовольствие.
Естественно, он не поверил своим глазам. Такого просто не могло быть! Зачем, спрашивается, направлять грешников на наказание, от которого они удовольствие получают? Сталин выбросил, точнее, попытался выбросить примеченное из головы. Благо хлопот у новичка, с работой ещё не освоившегося, и без странных грешников хватает.
Но работал он старательно. За своими подопечными, согласно инструкции, присматривал внимательно. И каждый день убеждался в правильности своего первоначального впечатления. Определённо в поведении замеченной им группы, есть аномалия. Через неделю Сталин не выдержал и вечером спросил отца о такой возможности, грешникам получать удовольствие от наказания.
- Ну, ты и хватил, сынок. - Засмеялся старый чёрт. - Дык, ежели они могли б получать, значит, удовольствие от назначенных им мук, кто ж их сюда направлял бы? Тогда, значит, им бы была прямая дорога в рай, что там, у ангелов все перья из крыльев повылазили.
Слова отца звучали логично. Однако, что-то мешало Сталину выбросить из головы это наблюдение. И в следующие рабочие дни, младший Котлогреев тайком начал присматривать за этими грешниками особо внимательно. Потом, завёл разговор с одним, другим, третьим из них. Выяснилось, что все спрошенные, были на поверхности спортсменами. Да не простыми, знаменитыми. Самым горделивым был штангист.
- Я чемпион Олимпийских игр, олимпионик. А этот титул, как известно, бывшим не бывает!
- Положим, олимпионик ты липовый. В одном только упражнении, во втором-то, помнится, еле-еле начальный вес взял. Да и то, с третьей попытки. - Отозвался жарившийся на огне рядом биатлонист.
- Кто бы говорил! Сам-то, кроме никчемушных побрякушек на никому, кроме вас мазилы, не нужном чемпионате Европы только-то и добыл, а на олимпийскую медаль тявкаешь!
Сталин перебранку, ставшую ему непонятной, прекратил. Новости спорта в аду особым успехом не пользуются, и оценить аргументы спорщиков он не мог. Но интересоваться странной группой не перестал. К его великому сожалению, собеседниками эти грешники были плохими. Связно выражать свои мысли их, в отличии от самого Сталина, явно не учили. Даже о том, за что, большей частью сюда попали, блуде с чужими жёнами и обманах доверившихся им людей, рассказывали не занимательно. А то, о чём они говорили охотно и много, их спортивные успехи, ему было неинтересно. Тем не менее, юный дознаватель не унывал и продолжал поиски подходов к этой тайне.
Повезло ему где-то через месяц. На вопрос: - А ты, каким спортом занимался? - спрошенный грешник, явно не впавший в отчаянье на адском огне, ответил:
- Никаким.
- Как никаким? - Удивился Сталин. - Все ранее опрошенные из странной группы были спортсменами. О наличии в ней музыкантов и балерин он узнал позже.
- А я не занимался. Некогда мне было.
- Чем же ты, грешник, так был занят?
- Господи ты...
- Цыц! - Высоко подскочил от не принятого ЗДЕСЬ слова Сталин. - Ты кого и где призываешь? Соображать надо.
- Прошу прощения, господин смотритель. Больше не повторится. Вы не поверете, но там, на поверхности, я частым ЕГО поминанием не грешил. Я ведь сюда, среди прочего, и за антирелигиозную пропаганду попал. Её мне как богоборство зачли. Слава... тьфу! - Попытался было сплюнуть грешник, но так как он пребывал в виде своеобразного барбекю, у него это, естественно не получилось. - То есть, хорошо, хоть пассивное и со смягчающими обстоятельствами.
Сочетание слов: "Пассивное богоборство" Сталина весьма заинтриговало. Такого в обучалище они не проходили. Поначалу, почесав озадаченно затылок, он решил прояснить этот вопрос потом. Уж если начал, какое дело, как вдалбливала ему в голову мама, не отвлекайся на другие заботы. Однако, подумав немного, посчитал правильным расспросить грешника немедленно. Для установления контакта. Как рекомендовал преподаватель по психологии грешников. Не стал младший Котлогреев поправлять грешника и в ошибке обращения к себе. В конце концов, возможно не так уж и долго он прослужит младшим смотрителем.
- Как это понимать, богоборство, но пассивное?
- Да это я из-за фантастики залетел. С детства её любил, участвовал в работе Клуба Любителей фантастики. Когда же наша наука накрылась медным тазом из-за прекращения финансирования, окунулся в дела фантастики с головой. Писательского дара мне Г... э-э... у меня не было, вот я и затеял организацию конвентов, ну, то есть встреч, любителей фантастики. А эти писатели, наверное, вы господин смотритель знаете, чего только не измышляли. В том числе и совершенно богопротивное. Вот мне и пришили богоборство. А пассивное потому, что я-то сам ничего не выдумывал, только способствовал распространению вымышленных другими. Как соучастнику.
- И чего там они навыдумывали? - Заинтересовался не проходивший в обучалище этот вид литературы Сталин.
- О, много чего. Очень долго перечислять придётся. Всего и не упомню.
- Тогда хоть в принципе расскажи, как это они измышляли богоборство?
- Да проще простого. Ну, представьте себе мир, где Люцифер победил во время своего восстания и сбросил ...эээ... ЕГО вниз. И живёте вы в том мире наверху, в раю, а ОН со своими верными ангелами здесь, внизу обретается. Или, мир, где грешники попадают в ад в телесном виде.
Сталин представил, как снимает с решётки аппетитную, соблазнительную грешницу... и пропал. Появился у фантастики ещё один фанат. Но это совсем другая история. А в этот раз, попускав пару минут, слюни в сладких мечтах, он с неохотой вернулся в реальный мир и продолжил опрос подозрительного грешника.
- Так чем же ты в своей жизни занимался?
- Физикой. Наука есть такая.
- Не наглей. Уж об основных науках у нас даже бесы-малыши знают. А вашего брата, физиков, у нас тут полные котлы и сковородки. Всё вы что-то богопротивное норовите измыслить. Можно сказать, наш контингент. Конкретизируй ответ. - С желанием показать умным словом грешнику, что не только он учился мудрым вещам, попросил Сталин.
- Исследованиями по некоторым свойствам твёдых материалов, точнее...
- Не надо точнее.
- Как пожелаете. Так.., а ещё в университете студентам учил. И, как заместитель декана за теми самыми студентами с нашего факультета присматривал.
- И что же богопротивное ты там измыслил?
- Я, собственно, сюда не совсем из-за работы попал. Большей частью из-за фантастики. Хотя, куда мне было деться, среди обвинений было и то, что вы, господин смотритель, сейчас вспомнили. В СССР любое открытие могло быть использовано властями для создания оружия массового уничтожения.
- Наверное, в отчаянье впал, когда вместо рая, после суда сюда попал?
Но, выслушать ответ на свой вопрос в эту смену, ему было не суждено. Расспрашивая грешника, Сталин внимательно посматривал за вверенным ему контингентом. В отличии от заинтересовавшей его группы, были среди порученных ему грешников и отъявленные скандалисты, жаждущие от положенных им мук избавиться. Хоть на минутку спрыгнуть с решётки. И вот, краем глаза он заметил, что с соседней решётки, почему-то оставленной без пригляда, грешники таки слазят.
- Тревога! Тревога! - Согласно инструкции по эксплуатации прожарочных решёток заорал во весь голос Сталин и кинулся загонять неудачливых беглецов обратно. Что и легко сделал. Когда на его вопли прибежали другие работники отделения, во главе со случившимся неподалёку начальником, все грешники были водворены на место, а колдовская преграда вокруг их решётки наспех подновлена.
Затем последовал грандиозный, куда там привычным Сталину, обущалищным, разнос провинившегося беса. Некоторых слов, из употреблённых разъяренным руководителем, младший Котлогреев просто не знал. Неожиданно для него, заслуженные похвалы в его адрес, при этом звучали как-то нерадостно для хвалимого. И среди других работников отделения его поступок восторга почему-то не вызвал.
- Ну ладно, допустивший промашку Крюк Ручкин на меня злится, что его из-за меня накажут. Хотя, кстати, не из-за меня, а из-за его же собственной безответственности. - Размышлял по дороге домой Сталин. - Но почему так зло смотрели на меня, спасшего их всех от грандиозной начальственной выволочки, остальные? По идее, радоваться бы должны, что обошлось без визита надзирателей за исполнением приговоров. А на деле, глядят так, будто готовы на куски порвать. Почему?! Позавидовали начальственной похвале? Может, показалось? Или, сгоряча обозлились за подставу друга, а завтра всё одумаются, успокоятся и их злость на меня пройдёт?
Не показалось и не прошло. На следующий день, придя в свой отдел, Сталин всей своей шерстистой шкурой почувствовал сгущающуюся вокруг него атмосферу недоброжелательности. Не такую сильную как вчера, но весьма заметную. Решив, что ничего ему с завистью к начальственному любимчику сейчас не сделать, он тем более внимательно углубился в собственную работу. В любимчики он не просился, а что соседа по рабочему месту подвёл, напрасно тревогу поднял, так должны ж, черти рогатые, учесть, что он новичок. Проходя к своему рабочему месту, кинул мимолётный взгляд на соседнюю решётку, легко вычленив странную группу грешников и на ней. И тут же получил отпор от проштрафившегося вчера чёрта. Толстого, с редкой шерстью, свороченным на бок рылом и сбитой верхушкой правого рога. Видимо большого любителя подраться.
- Ты чего на мою решётку свои буркалы вытаращил!? На свою смотри, малолетняя утеха начальницкой похоти.
За такие слова, по понятиям, следовало бы дать произнёсшему их в рыло. Благо оно к такому обращению, судя по всему, привыкло. Но ввязываться в драку Сталин не решился. Побоялся не столько хулиганистого недоумка, хотя и не без этого, нашёл идиот, где драку затевать, сколько вокруг того самого начальства. Потом доказывай, что ты не райский засланец. Задира-то уже давно здесь свой, а на него, новичка, многие взъелись. Мигом так оговорят, что хоть в рай высылай. А что, спрашивается, в раю чёрту делать?
Подновив, согласно инструкции, колдовскую ограду вокруг решётки, он начал высматривать заинтриговавшую его группу грешников. Никуда они не делись. По-прежнему медленно, будто не очень-то адский огонь их и жёг, вращались и вели между собой беседы. Никакого скрежета зубовного или плача безнадёжного!
Увидев Сталина, грешник, с которым они вчера не договорили, будто и не жгло ему пятки, подошёл к тому месту колдовской ограды, возле которого он остановился.
- Так бишь, на чём мы вчера остановились? Не могу не отметить вашей ловкости при водворении беглецов обратно.
- Да ничего сложного в этом не было. И бежать им некуда было. А остановились мы на твоём отношении к твоему попаданию к нам. - Ответил Сталин, обрадованный лёгким налаживанием контакта.
- Поначалу, конечно, огорчился, но пожив... то есть, побыв здесь после смерти, быстро приспособился.
- Как, приспособился?! Разве к адским мукам можно приспособиться?!!
- Человек к чему угодно может приспособиться. Если, конечно, рук не опустит, и не будет впадать в отчаянье.
- А муки-то?!! Как ты муки выносишь?!!!
- Да разве это муки? Так, мелкие неудобства. Вот помучились бы с вбиванием в пустые дырявые головы научных знаний, тогда б узнали, что такое настоящие муки. Или, например, попробовали бы вы вытащить из ментовского отделения загулявшего писателя, устроившего дебош в кафе после ведра выпитого им пива. Думаете легко доказать, что проштрафившийся - выдающийся творец, надежда нашей фантастики, а не пьяная скотина, которой он в данный момент выглядит. А слушать, ради альма-матер, с пару часов подряд пьяного в дым, заблёванного высокого начальника. Чьи достоинства, кстати, ограничиваются только внезапно появившейся у него национальной сознательностью, да умением лизать зад начальству, вы не пробовали? Или, вот, составить расписание хоть условно удовлетворяющее преподавателей, вынужденных подрабатывать кто где устроился, и студентов? Преподаватели норовят вычитать положенные им на неделю часы в один день. Чтобы со спокойной совестью поехать в Соломонов университет, а то и в Белгород. Но у студентов-то от двух пар подряд по математике мозги закипят! Вот то - муки. Так бывало намучаешься, что удовольствие от решения этих задач начинаешь получать. А здесь...
В последнем, незаконченном предложении явственно послышалось пренебрежение местными услугами грешникам. Простояв несколько минут в шоковом состоянии (адские муки - не слишком мучительны!), Сталин, наконец, смог запустить свои мозги.
- А почему не мучаются другие твои друзья?
- Вообще-то, они мне не друзья, а сокамерники. На Земле в термин друзья принято вкладывать определённый смысл, к ним никак не подходящий. Они входят в число людей, которые для достижения желанной цели не просто терпели боль и дискомфорт, но научились извлекать из них удовольствие. Особая форма мазохизма. Не такая, как вон у того сексуально сдвинутого урода. А своеобразное умение использовать всё для достижения цели. Не боль для удовольствия, а удовольствие через боль и унижения. Не подвела эта особенность нас и здесь.
- И ты, грешник, не боишься, что мы после таких слов не сменим наказание более мучительным?
- Хе-хе, начальник, не бери меня на понт. Наказание мне дано Высшим судьёй и здесь никто, даже Люцифер или Вельзевул, не в праве его изменить. Да и не будут они с таким делом связываться. Оно им надо, признаваться в несовершенстве адской кары? Если вздумаешь писать докладную, тебе же и достанется.
Сталин призадумался. У него вдруг появилось и стало крепнуть нехорошее предчувствие, что грешник, может быть, прав.
* - Исламский отдел ада практически захлебнулся в гигантском поступлении душ. Хуже, много хуже, чем буддийский, во время последней большой войны. Тогда похожая проблема была у японцев. Благодаря новомодным человеческим изобретениям, радио и телевидению, почти все мусульмане имели возможность узнавать о массовых убийствах, совершаемых их единоверцами-самоубийцами. Узнавать и одобрять и радоваться смерти проклятых евреев (шиитов, русских, американцев...). Зачастую, усугубляя проступок, делая это публично и напоказ. А законы Аллаха, данные им через пророка Магомеда, суровы и однозначны: самоубийство - непрощаемый грех. Вне зависимости от целей самоубийцы. Одобрение самоубийства, к тому же отягощённого массовым убийством невиновных, также грех не из лёгких. Скорее, из самых тяжёлых. Вот и стали вполне благочестивые, истово соблюдавшие шариат мусульмане, отправляться после смерти в ад. Вследствие чего, движение исламских душ, поднимающихся в рай, ранее сравнимое с полноценной рекой, превратилось в тонюсенький ручеёк. В ад же из стран ислама, души низвергались могучим потоком. Настолько могучим, что шайтаны с иблисами перестали справляться со своим делом и запросили помощи. Прирост их поголовья безнадёжно отстал от увеличения поголовья нахлынувших на них грешников. Затеянная ими авантюра с внушением грешных мыслей исламским проповедникам, которой они так поначалу гордились и хвастались, дала слишком обильные плоды. И никого уже не утешало, что вместе с совращёнными ими душами, в ад попадают и неправедные проповедники.
Пришлось, в виде оказания помощи, и в христианском с буддийским пеклах открывать временные отделы, для проживающих рядом с христианами и буддистами мусульман. Что бы хоть немного разгрузить ад исламский. В конце концов, Бог один, как его не называй. Расширение полномочий владык христианской и буддийской преисподень никак не огорчило. А так как людишки на поверхности сильно перемешались, то и в православном аду дел сильно прибавилось. Вот и призвали на работу в самые тихие участки школяров. Сначала, блатных, родичей начальства. Немного погодя - всех учащихся выпускных классов. Сталин Котлогреев попал во второй набор.