Святая умирала, и весь городок N погрузился в траур. Не было слышно веселого пения птиц, извечного переругивания мясника и булочника и даже шалопаи мальчишки в этот день не оглашали своими криками близлежащие улицы. Казалось, что вместе с мадам Франциской из городка уходит что-то светлое и доброе, без чего жизнь уже никогда не будет прежней.
Никто не знал, откуда она прибыла в N. Ее речь была безупречной, а прямая спина и гордая осанка восхищали окружающих. Седые волосы, уложенные в высокую прическу, наглухо застегнутый воротник, надушенный кружевной платочек и драгоценности, неизменно украшавшие эту царственную женщину, указывали на ее аристократическое происхождение.
Моряк Свенсон, один из немногих жителей N, повидавших мир, авторитетно утверждал, что мадам Франциска должно быть по меньше мере графиня, а не какая-то там фрейлина и даже не княгиня. Матери ставили в пример непутевым дочерям ее сдержанность и аскетизм, а набожные кумушки, почитавшие мадам Франциску больше чем память родных матерей, утверждали, что не иначе как ангел Господень был послан им в утешение. Ведь Святая, как называли таинственную женщину в N, буквально вдохнула новую жизнь в городок.
Она была сказочно богата, но вместо того, чтобы копить и преумножать свои деньги, она безудержно раздавала их на благие дела. Именно она дала Свенсону денег на протез. Бедняга потерял ногу, как он утверждал в бою с акулой, но вездесущие кумушки N были уверены, что причиной увечий послужила пьяная драка. Святая не только заказала новую ногу для моряка, но и оплачивала ее ремонт и усовершенствование каждый год. Ведь протез, как и башмаки часто выходил из строя. Она дала денег мамаше Фергюсон, воспитывавшей десятерых сыновей в одиночку. Святая каждый месяц лично наведывалась к ней, неизменно принося еще золотых на содержание маленьких сорванцов.
Благодаря ее ежемесячным пожертвованиям работала единственная больница N, сохранившая здоровье не одному местному жителю. Дом престарелых, построенный на деньги мадам Франциски, стал настоящим спасением, как для стариков, так и для их детей. Функционировала местная газета, а в церкви стало возможно проводить регулярные богослужения - сквозняки больше не пугали верующих. Даже скорые поезда стали делать в N коротенькие остановки, о чем раньше местные жители и мечтать не могли.
Единственная, к кому Святая не имела жалости, была веселая Люси, которую дружно ненавидели все жены города, ведь именно к ней бежали их мужья искать пристанища от семейных неурядиц. А частенько и сама разбитная Люси становилась яблоком раздора. Но разве кто-то посмел бы упрекнуть мадам Франциску в нелюбви к падшему созданию? Ведь она была святой и вместе с ней из N уходила жизнь.
***
Маленькая Фаня Шварц была девятым ребенком в одесской семье. Уже в 14 лет она обладала яркой красотой, которая заставляла мужчин замирать на улицах, а женщин злостно перешептываться ей в след. Не знающая отбоя в кавалерах, она достаточно быстро постигла все азы любовного мастерства, отчего стала еще более желанной гостьей во всех веселых и азартных компаниях Одессы. Похвастаться близким знакомством с красоткой могли многие влиятельные мужчины города. В семнадцать она была уверена, что весь мир у ее ног и, лишь стоить взмахнуть длинными ресницами, и она получит все, что пожелает. В восемнадцать после увлекательной морской прогулки Фаня попала в больницу с воспалением легких. Лежа в палате с десятками бедных стариков, среди вони и гнили, она по-настоящему испугалась. Она умирала, и никого из ее веселых друзей не оказалось рядом. И даже если бы кто-то из них и захотел, он бы все равно не смог ей помочь. Она уходила, и не было никого, кто по настоящему сожалел бы о ней. Кто бы заплакал только потому, что ее больше не будет в этом мире. Ее могила зарастет травой, и через несколько месяцев никто и не вспомнит о Фане Шварц. Это чувство было просто невыносимо. Оно было сильнее смерти.
***
Все московское светское общество скорбело вместе с Фаиной Рублевской. Бедняжка потеряла уже третьего супруга. Молодой князь Андрей Рублевский умер во цвете лет, его врач сообщил, что причиной скоропостижной кончины стало сердце. Его смерть была полной неожиданностью, как для российского бомонда, так и для многочисленной родни князя, которой после его кончины не досталось ни копейки. Все колоссальное состояние перешло к молодой супруге, Фаине, женщине и так достаточно небедной. Двоюродные сестры князя злобно шептались и роптали на судьбу, а цвет Москвы сдержанно радовался, ведь все знали, что деньги князя пойдут во благо, ведь за те несколько лет, которые Фаина провела в Москве со своим мужем, она успела прославиться своими добрыми делами. К княгине тянулись сирые и убогие со всех концов столицы, и она помогала всем в меру своих возможностей. Многие из них существовали на свете благодаря ее доброте. А после кончины князя возможностей у нее станет намного больше.
Княгиня скорбела, поэтому никто не осудил ее, когда она скоропостижно покинула столицу и отправилась в Европу, дабы смиренно служить Господу и помогать нуждающимся, как она пояснила своим немногим близким подругам. Общество вскоре забыло о Фаине Рублевской, но еще очень долго помнило ее московское дно, ведь многие убогие умерли, лишившись ее покровительства, а остальные молили об ее возвращении Бога, превращая ее имя в легенду.
***
Святая улыбнулась, вспомнив своего третьего мужа. Андрей был дурак, все хотел строить железные дорогие и лесопилки. Жаждал богатства, как будто мог унести его с собою на тот свет! Его могила обветшала и затерялась, а в Москве о нем уже, должно быть, и не вспоминают. Как не вспоминают в разных концах света и об остальных ее шести мужьях. Все они тихо умирали, делая ее еще богаче, и приближая к настоящему бессмертию.
Святая знала, что если бы доктора, лечившие всех ее мужей, собрались вместе, у них нашлась бы как минимум одна общая тема для разговора - богатырское здоровье ее супругов и их внезапные скоропостижные кончины. Она тихонько улыбнулась - в окно заглянуло солнце и внезапно ей захотелось смеяться. Она так и встретила свою смерть улыбкой.
***
Ровно через год после смерти мадам Франциски по единогласному решению жителей N ее канонизировали. Ведь только сан Святой мог стать наивысшим венцом такой добродетели.